Текст книги "Золотое яблоко Фрейи"

Автор книги: Владимир Таганцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Да, объясниться мне очень трудно. Что вы скажете насчет того, что газета, та, со скандальным заголовком, уже успела пожелтеть, а замок слишком средневековый?

– Полнейший кретинизм!

– Так я и думал, – покачал головой Томас. – Знаете, чувство мое настолько назойливо-неприятное, что я хотел бы попросить вас…

– Посетить Хеллингтон еще раз. А работа! Или она нас больше не интересует? И что, в конце концов, я там позабыл?

– Вы позабыли показать мне письмо, которое пол-учила леди Эдсон, и. наверное, еще кое-что.

– К дьяволу, все! Позвоните миссис Липтон, Что мы не вернемся к ужину. Вперёд, мой мучитель!

Летопись

Почтовая ошибка и ее последствия. История двух блудных братьев-бенедиктинцев. Затворники поневоле. Шутка первая, но не последняя. Ужас библиотеки.

– НА СЕЙ РАЗ НИКАКОЙ ЭКЗОТИКИ, – сказал Дэвис, щелкая выключателем.

Хрустальная люстра залила ярким светом пиршественную залу, уже знакомую Арчеру. Стены ее украшали гобелены и картины, расходящиеся в обе стороны от огромного тусклого зеркала, – в основном фамильные портреты разных времен и эпох. Бородатые мужчины, в собольих мехах, с массивными золотыми цепями на груди, обменивались взглядами с чопорными дамами в черном, бледность лиц которых оттеняли белоснежные брыжи. Суровые и властные взоры, под-жатые высокомерно губы – казалось, со всех стен ни-сходит волна недовольства от бесцеремонного вторжения суматошных людей двадцатого столетия в вековые тайны старинного рода.

– Садитесь, Пинкертон, садитесь, – буркнул профессор, указывая на кресло около журнального столика розового мрамора. – Так вот, письмо, – сказал он, расставляя бутылки на столике. – Письмо получил я.

– Вы? – изумленно спросил Арчер.

– Ну да. Произошла почтовая ошибка. Хотя письмо было адресовано фрау Эдсон, оно пришло в Бултон, ну и оказалось в моем почтовом ящике, а не здесь. – Профессор пригубил бокал. – Тут я должен сказать, что поступил не очень честно – я его вскрыл и прочитал. Но после истории с завещанием старуха крепко сидела у меня в печенках. И вдруг ей приходит письмо из Мюнхена, от какого-то доктора Шрайдера. И на немецком языке! Старуха ни разу не говорила мне, что знает немецкий. Да его и необязательно знать нашим лордам. Когда я прочитал письмо, то через своих немецких коллег навел справки: кто такой этот Шрайдер, если таковой вообще живет в Мюнхене. Мой друг, доктор Остеркампф, – вы с ним знакомы, – сообщил мне, что профессор Отто Шрайдер – довольно известный историк, действительно проживающий в Мюнхене.

– А сами вы не пытались связаться с этим Шрайдером? – спросил Арчер, закуривая.

– Нет, и на то были причины. Шрайдер прислал мне, то есть не мне, а мачехе, не просто письмо, а ответ на запрос. Этот немец – специалист по религиозным течениям средневековья, и в письме его я не обнаружил запоздалого объяснения в любви до гроба, там лежала официально заверенная копия одного пергамента четырнадцатого века с некоторыми комментариями самого Шрайдера.

– Почему вы не показали мне его сразу? Оно уничтожено?

– Отнюдь. Письмо здесь, в этой зале, спрятано в тайнике. А тогда я просто забыл про него – мы увлеклись историей с завещанием. – Профессор встал, пересек залу, открыл бюро черного дерева, поколдовал внутри его и вытащил синюю пластиковую папку. – Вот оно. Здесь же и мой перевод на английский.

Арчер с нескрываемым любопытством взял папку в руки. Из нее он извлек обычный почтовый конверт с маркой и адресами на немецком языке, а также несколько листов машинописного текста на родном. Осмотрев конверт и вложенное туда послание, ассистент Дэвиса не нашел ничего интересного – немецкий Арчер знал весьма слабо. Отложив письмо в сторону, он принялся за перевод, сделанный в свое время Дэвисом.

Содержание его гласило:

«Уважаемая фрау Эдсон!

В ответ на Ваш давний запрос рад сообщить Вам, что, наконец мои скромные поиски увенчались успехом.

В муниципальном архиве города Дальцига, Северный Рейн, я обнаружил подлинник документа, несомненно представляющего для Вас определенный интерес. Это летопись некоего аббатства ордена Св. Бенедикта близ Дальцига, разрушенного во время Реформации. В ней (летописи) последовательно описываются все дела и со-бытия, происходившие в стенах аббатства и за его пределами, на земле, принадлежащей монастырю, начиная с основания последнего в Х веке от Р.Х. Среди событий 1321 года безвестный монастырский летописец отмечает следующее (цитирую рукопись):

«В лето одна тысяча триста двадцать первого года от Рождества Спасителя, да святится имя Его, покой нашей обители нарушен был двумя событиями, сильно испугавшими нас, недостойных служителей господа нашего Иисуса Христа. Из дальней дубовой рощи, что за северными холмами земли аббатства, крестьяне наши привели брата Симона, почитаемого братией как старейшего и твердого духом в умерщвлении плоти во славу Господа, И показалось нам, что разум покинул бедного брата, коий чудовищным образом богохульствовал, вырывался из рук самых сильных иноков и беспрестанно твердил, – да простит Господь пишущего эти строки, – что, дескать, видел то, как явился ему сам Сатана, да чудным образом в двух ликах сразу. Ни отвары успокоительные, ни кровопускания, в коих доселе преуспевал брат Иаков, не могли успокоить бедного брата Симона. И зашепталась братия, что вселился-де в него Нечистый и ни отвары, ни бдения наши полуночные не помогут брату, но навредит он поведением своим братии и грех тяжкий слушать речи непотребные в обители Духа. И повелел отец настоятель заточить брата Симона в темницу, кою заперли на ключ и отдали отцу настоятелю ключ этот на хранение, да послали гонцов верных к епископу Рейнскому с просьбой покорнейшей выслать к нам инквизицию святую, дабы на месте следствие учинить. А поутру нашли брата Симона бездыханного пред папертью церкви монастырской, а, как вышел он из темницы, один Сатана ведает. А отчего умер брат Симон, на то у братии и сомнения не было – прибрал его душу к себе Господь на суд праведный, да простит Он грехи наши. Похоронили мы брата Симона, вознося три дня и три ночи молитвы о спасении души грешника, на то уповая, что вся жизнь старца примером добрым была для молодых братьев. Не знали мы, грешные, по ком молимся! А на пятый день гонец явился да сказал, что сами отец епископ прибудут следствие учинять. И успокоились братья, бо знали, что снискал отец епископ славу в народе немалую как гроза еретиков и защитник Веры истинной неутомимый. Да через три недели явился сам отец епископ со свитою немалой, да остановился в аббатства нашем, и ходили братья к нему исповедоваться да радовались, что суд праведный учинен будет, а слава аббатства Дальцигского не оскудеет, но приумножится. И учинил отец епископ следствие, да узнал, что покойный брат Симон немалую славу снискал как искусный резчик по дереву и во многих храмах его работы стоят. Да оставил он после себя ученика, послушника Уильяма из Адерсвальда, тоже резчика доброго и искусного, хотя и послушника еще. А отец епископ повелел келью Уильяма осмотреть, отчего тот на колени пал да стал отца епископа отговаривать. Взяли тогда Уильяма под стражу да двух добрых лучников к нему приставили, а отец епископ келью ту посетил. Вышел он челом нахмуренный, да и весь вид неудобство выдавал, словно увидел чего, на что и смотреть нельзя. Да нес он в руке сверток, да передал отцу настоятелю, наказавши хранить пуще глаза, но открывать не велел, на что отец настоятель перстень отца епископа трижды целовал. Да учинил отец епископ допрос с пристрастием с глазу на глаз послушнику Уильяму, обвинив того в ереси великой. А как предстал он перед судом да услышали братья, в чем тот Уильям признался, так опять промеж нас трепет сильный прошел. Ибо сказал Уильям, что, когда брат Симон ходил с ним в рощу, чтобы древо сухое для резки подыскать, а ходили они не раз, так занимались там содомией. Велики грехи наши! Да сказал сей Уильям непотребный, что и в деревне у него есть девка да что она и понесла от него. Возмутились тут братья да потребовали наказать сурово еретика поганого. А еретик Уильям стал тогда говорить, что вырезал он недавно фигуру одну, которую просил братии показать, ибо понимает, дескать, что велик грех его и фигура та хоть и не спасет его, но часть грехов снимет. Но вмешался тут сам отец епископ да сказал, что негоже служителям Господа проповеди еретика слушать, и повелел ему замолчать. Да встал отец епископ и огласил приговор справедливый инквизиции святой: предать тело брата Симона, как грешника да развратника, сожжению да развеять прах его на четыре стороны, дабы и следа Лукавого не осталось, а еретика Уильяма предать огню на площади ратушной славного города Дальцига, вырвав спервоначалу у него язык за проповеди поганые. И свершилось это. Но долго еще братия грехи замаливала за сии дела аббатские, тем паче сверток, что у отца настоятеля лежал, украл кто-то, на что отец епископ гневался да еще раз братьев на сей предмет исповедовал. Лучники же отца епископа привели ему девку Уильяма, которая, как ведьмам и пристало быть, собой была не-дурна весьма. Допросил ее отец епископ, да видно не зря, ибо чело его просветлело после того. Забрал он девку на суд дальнейший к себе в епископство, ибо пора ему возвращаться было, да всю нашу братию благословил на дела смиренные и молитвы во славу Господа».

К прилагаемому отрывку из летописи вышеупомянутого аббатства добавлю, уважаемая фрау Эдсон, что, как показывают архивы, некий Уильям был действительно сожжен на медленном огне на городской (в то время – ратушной) площади г. Дальцига 5 августа 1321 года. Тогдашний епископ Рейнский, о. Марк фон Розенштад, проводивший от имени инквизиции следствие, скончался 7 февраля 1322 года поутру в своей постели в возрасте 71 года. Среди перечней вещей покойного значился некий ящик из дерева, с замком, но без содержимого (если таковым не считать горстку пепла, обнаруженную душе-приказчиками). По имеющимся у меня данным, объем ящика не превышал полутора кубических футов[2]2
  Фут – около 0,3 метра.


[Закрыть], т. е., если условно принять ящик за куб, длина стороны его составляла 30–40 сантиметров. Являясь исследователям католицизма в Германии и действий инквизиции в XIII–XVI вв., я имел возможность тщательно изучить архив о. Марка, епископа Рейнского. В нем имеется дело о следствии в аббатстве, однако ни о каком свертке, отданном на хранение настоятелю, как и о взятии под стражу монастырской девушки, не сказано ни слова.

У меня лично сложилось впечатление, что вышеупомянутые дело о следствии было переписано наново, ибо почерк личного писца епископа несколько отличается от почерка, которым описывается монастырское дело. Ни-каких упоминаний о фигуре, изготовленной послушником Уильямом в аббатстве и впоследствии у него, очевидно, изъятой (если, конечно, таковая вообще существовала), в исторических архивах Германии не имеется, за это я могу ручаться.

Добавлю, что епископ о. Марк был весьма состоя-тельным человеком и, что примечательно, в своем завещании, написанном в декабре 1321 года, отказал почти половину своего состояния некой Эльзе из Дальцига. Весной 1322 года (предположительно в апреля) упомянутая Эльза покинула пределы княжества, передав унаследованные земли церкви и получив при этом 20 % отступных.

Вот, собственно, и все, что мне удалось выяснить. Надеюсь, эти сведения хотя бы частично удовлетворят Ваш интерес.

Искренне Ваш,

Отто фон Шрайдер».

Арчер закурил, переваривая прочитанное. Прошло не меньше десяти минут, когда он заговорил:

– И как вы поступили с письмом?

У профессора от удивления округлились глаза.

– Хо-хо! Вот уж чего не ожидал, так такого вопроса.

– Ну, остальные вы и сформулировали, и разложили по полочкам давно и без моей помощи. Так что, профессор, к тайнам аббатства вернемся чуть позже, если вы не против.

– Ничуть, Томас. Вы очень проницательный человек. Впрочем, это не первый мой комплимент, – ответил Дэвис, наливая себе виски. – Ваше здоровье, друг мой. Черт бы побрал эти рожи на картинах!.. Выходя из этой залы, я порой буквально чувствую десяток ненавидящих взоров в затылок.

– А может, лишь один? – закурил Арчер.

– Один? Да вы, собственно, о чем? – встревожился Дэвис.

– Ну за что же вас ненавидеть всему роду Эдсонов, право, – улыбнулся Томас.

– Так? Да, конечно. А письмо… Письмо я заклеил и не поленился лично подкинуть мачехе в Хеллингтон. А буквально через пару дней покупаю газеты и читаю: «Последняя из древнего рода скончалась B фамильном архиве. В чем тайна Хеллингтона?» Ну, и прочая ерунда. Скончалась-то она в своей постели, просто накануне просидела весь вечер в библиотеке – Берт Норман, он был здесь за дворецкого, видел свет в окнах. Да, она делала какие-то выписки. Причем откуда – неизвестно, все книги стояли на своих местах. А книг там… Это. пожалуй, единственное, что приобрел мой отец вместе с развалинами. Специалисты оценивают здешнюю коллекцию очень высоко. И – как вы думаете, на каком языке она писала?

– Думаю, на немецком.

– Точно Вы меня просто поражаете, Том,

– Но это же так просто. Да, а ее записи? Они целы? – встревожился вдруг Арчер.

– Конечно, целы. Сейчас я их вам покажу. – Профессор встал и направился к тому же бюро черного дерева. Открывая его, а затем сейф, искусно вмонтированный между полками, он заметил: – А леди Эдсон звали, кстати говоря, Элис.

– Ну и что? При чем тут ее имя, доктор?

– Ничего. Просто Элис по-немецки звучит как Эльза, понимаете?

– Как не понять! Но мало ли какие бывают совпадения! Это имя отнюдь не редкое… – Арчер внезапно замолчал и, не отрывая глаз от строгого господина в фиолетовом камзоле при шпаге с изящным золотым эфесом, произнес: – Насчет совпадений, док. А как скончался сэр Роберт, узнав о предстоящем замужестве дочери?

Дэвис, роясь в бумагах, буркнул:

– Обыкновенно. Когда ему вечером об этом объявили, он аж побелел от злости – так мне говорил отец. Ну и к утру загнулся, старый сыч.

Арчер оторвал взгляд от портрета и сказал с расстановкой:

– То есть скончался в собственной постели? Мне кажется, я где-то уже слышал эти слова.

Профессор, потирая ладони, испуганно посмотрел на помощника:

– Записи… Записи Эдсон… Они исчезли, Арчер!

МИНУТ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ, успокоив себя изрядной дозой «Шиваса», Дэвис заговорил;

– Глупее положение трудно придумать. Не вызывать же полицию из-за пропажи какой-то папки со старушечьими каракулями. Черт меня побери, если б я хоть что-нибудь понимал! Ее записи мирно пролежали без малого семь лет, чтобы исчезнуть через два дня после вашего появления в Хеллингтоне. Слушайте, может, вы знаете, чья эта работа? – И профессор уставился на Арчера.

Тот ответил:

– Здорово же вы напуганы, ежели всерьез говорите такое.

– Но записи спустя много лет со дня их появления кому-то так срочно понадобились, что электронный сейф с двойной блокировкой открыли, словно коробок спичек?

– А вы уверены, что записи и вообще кому-то нужны?

– Не нужны?

Ну да. То есть настолько, что их посчитали целесообразным уничтожить.

– А! Но тогда почему не сразу после смерти старухи?

– Не знаю. Впрочем, возможно, вам общаться с фамильными тайнами дома не запрещено.

– Как прикажете вас понимать?

– Ну, вы ж как бы наследник леди по мужской линии.

– Мой бог! Сейчас мы пойдем в склеп и по кабалистическим знакам на могилах установим истину.

– Можно и так. А если серьезно, все упирается в появление по этом замке новой фигуры, с вашего позволения, моей, и некая третья сторона посчитала целесообразным укоротить мое любопытство, изъяв из вашего сейфа записи леди Эдсон. – Арчер взглянул на плотный сумрак в оконном проеме. – Для меня сейчас ясно одно: семилетней давности сплетня вокруг вас – на деле нечто весьма серьезное. Впрочем, возможно, вы и случайный персонаж, статист в этом неясном действии… Дай Бог, чтобы вы оказались статистом!

– И почему же, интересно?

– Статистов не убивают, – ответил Арчер и бросился и окну: – Док вы слышите?!

За окном, в наступившей темноте, уменьшались и тускнели красные габаритные фонари автомобиля, и было слышно, как сквозь шелест листвы прорывается еле различимое урчание двигателя. Дэвису был знаком этот звук – так шумел двигатель его «шевроле» на первой передаче.

– ЭГЕ, ДА НАС ПРОСТО ОТРЕЗАЛИ OT ВНЕШНЕГО МИРА, черт бы их всех побрал! – выругался профессор, проверив третий по счету телефонный аппарат, молчавший, как и два предыдущих его собрата, расположенные в разных залах второго этажа замка, недалеко от трапезной.

– Я уже боюсь заблудиться, – с опаской сказал Арчер.

– Ерунда! Вы же со мной, Томас. Придется нам пойти навстречу, однако. – Дэвис, в раздумье почесал подбородок.

– Кому?

– Тому, кто хочет, чтобы мы провели эту ночь в Хеллингтоне.

– Я вас не понимаю. Кто мешает нам выйти из замка.

– Не знаю. До шоссе ровно две мили. Но мы не найдем ни одной попутной машин в этот час, а гулять среди ночи по аллеям парка…

– Да, все рассчитано верно. И оставаться и выходить одинаково страшновато. Но я бы предпочел выйти на шоссе.

– Почему? В конце концов, можно скоротать эту ночь в здании, как бы нас ни пугали привидениями.

– Я в них не верю. Но не все, увы, так просто, – заметил Арчер.

– О чем это вы? – резко спросил Дэвис.

– О чем? – переспросил Арчер. – Неужели вы не видите, что этой ночью что-то должно произойти?

– Ну, это зависит и от нас тоже. Пройдемте-ка, в охотничью комнату.

…Профессор открыл ружейный шкаф и воскликнул с облегчением.

– Слава Бог, здесь все на месте. – Вид маслянисто-черных стволов ружей и карабинов, стоящих лакированными ложами на красном сукне, вселил в него уверенность: – Подбирайтс себе игрушку, Том. Привидения не угоняют машин, а людьми мы поговорим на равных.

– Привидения… – эхом отозвался Арчер. – А вы видели человека, который угнал машину? Или мимо вас прошмыгнул тот, кто ковырялся в телефонах?

– Не видел, – ответил Дэвис, набивая магазин полуавтоматической «дианы» патронами. – Что, так и будете стоять, мистер Пацифист?

– Выберите мне сами, если это вас успокоит. Как же все скверно! – Арчер удрученно покачал головой. – Слушайте, неужели нас во всем замке двое? Этакая громадина!

– Если не считать перечисленных вами невидимок, то да, мы одни. – Дэвис стал подбирать оружие Арчеру. – В самом здании уже давно никто постоянно не живет. Да и кому? После смерти Эдсон здесь остался лишь один Берт Норман, но и он перебрался в домик на краю поместья.

– Может, прогуляемся до него? – нерешительно спросил Арчер. – Мне очень хочется выбраться из этого склепа.

– А что? Это мысль! Из библиотеки мы увидим, горит ли у него свет. – Профессор протянул Арчеру армейский карабин. – Пошли, Том. Это этажом выше, в другом крыле.

По залу пронесся мелодичный звон – огромные часы в человеческий рост пробили десять. Затворники тронулись в путь.

…Миновав последнюю ступень лестницы и выйдя в длинный коридор, ведущий к цели, Арчер забормотал:

– Плохо. Мне кажется… Ho почему, так навязчиво?

– Да что именно, Томас! Говорите нормально! – потребовал профессор.

– Разве вы не видите, что нам буквально навязывают неизвестные нам правила неясной игры?

– Вижу. Но мы выбираем свои правила.

– И все же… Да. Мы словно играем роли по какому-то сценарию. Добровольно, но не отклоняясь от него. Хотим выйти, а забираемся в чрево замка. Бьюсь об заклад, сейчас что-то произойдет.

– Но почему, черт возьми. – Дэвис зачем-то обернулся.

– Да потому, что я знаю наверняка: домик этого Берта Нориса…

– Нормана.

– Да, Нормана. Домик Нормана видно только из библиотеки! – выпалил Арчер.

– Я сам об, том сказал, – возразил профессор и остановился.

– Heт, есть и другая причина, – настаивал Арчер. – из одного помещения замка, кроме библиотеки, его не видно.

– Откуда… Кто это вам сказал? – спросил изумленно Дэвис.

– Но ведь это правда? – упорствовал Арчер.

– Да правда, – ответил Дэвис подумав секунду-другую.

– Я так и знал, – с отчаянием в голосе подытожил Арчер.

– Что вы знали, прах вас побери! – закричал Дэвис. – Вы, Умник! Говорите по-человечески… – Профессор неожиданно сник. – Мне страшно, Том.

– И мне, доктор, – прижимая карабин к груди, ответил Арчер. – Слушайте. Домик Нормана видно только из библиотеки потому…

– Что мы туда идем? По этому… сценарию?

– Да. Но не только. Домик видно из библиотеки потому что там что-то искала леди Элис Эдсон перед смертью.

– Боже!

– Успокойтесь, док. Я неправильно выразился. По неизвестным нам причинам нас упорно толкают именно в это место. Но кто? Кто затеял эту адскую комедию?

– Черт с ним, Том, – ответил профессор, приходя в себя. – Лучше скажите, куда теперь идти.

– Туда. Неизвестность все равно нас туда загонит.

– Да вы просто рехнулись! – закричал Дэвис и добавил: – Тогда входи первым, Умник. Вот эта дверь. Он показал стволом на две массивные створки красного дерева.

Дверь неожиданно легко открылась, Арчер спокойно вошел внутрь. Библиотека представляла собой обширную пятиугольную залу зеленоватого цвета, в которой только на одной из пяти сторон чернели два небольших окна. Все остальное пространство занимали книги. Их было огромное количество. Стеллажи с ними веером уходили в глубину. Ближе к окнам стоял массивный стол, кресла. Каждому из стеллажей была приставлена стремянка.

– В этой непонятной истории есть, пожалуй, наиболее неясный момент, – сказал Арчер, изучая черное пятно на столешнице. – Кто режиссер? Кому все это нужно! Судя по вашему рассказу, все известные мне претенденты – покойники.

– Покойники… – согласился Дэвис. – Слушайте, Том мне как-то не по себе. Того, кого вы назвали, режиссером, просто нс может быть на этом свете.

– Я не шучу, – возразил Томас. – Вы меня неправильно поняли. – Он, казалось, что-то искал, обходя один отсек книгохранилища за другим. Вдруг Томас воскликнул радостно: – Ага, ясно! Лихо придумано ничего не скажешь. Я не вижу в библиотеке свечей. Их здесь и нет, так?

Дэвис кивнул:

– Да, в этой комнате пользоваться огнем запрещено: слишком много ценных и редких рукописей. Но я вас не понимаю.

– Скоро погаснет свет, доктор.

– Да зачем же, Томас?

– Не знаю. Я его лучше выключу сам, вы немного нервничаете. – Арчер шагнул к выключателю, расположенному слева от входной двери. Но он не успел поднести к нему руку, как большая хрустальная люстра в центре залы и неоновые трубки вдоль стеллажей погасли.

– Огонь, Арчер! – раздался голос профессора. – Горит! Огонь! Горит дом Берта Нормана.

– Я подозревал подобное, доктор, – спокойно сказал Томас.

– СКАЖИТЕ СПАСИБО, док, что я еще не отказался от никотина. То, что вредно лишь мне, полезно нам обоим. Ну и костер! Не думал, что в этом имении есть деревянные постройки, – заметил Томас.

– А их и нет в Хеллингтоне, кроме пустых конюшен с другой стороны здания.

– Ага! Еще сюрприз – камень вместо дерева. Безупречная логика пьесы.

– Логика? Если нас хотят убить, то зачем это дикое нагромождение непонятных явлений!

– Однако выходить из комнаты вы почему-то не спешите.

– Так же, как и вы, Том. Мне вовсе не светит перспектива быть придушенным в коридоре.

– Да, вы правы – света наверняка нет во всем здании… Логика наоборот? – размышлял Арчер вслух. – Точно, антилогика. Слушайте, а этот отрывок из летописи про двух блудных братьев – прекрасный образчик такого мышления. Да-да, здесь налицо прямая связь.

– Девятый, – сказал Дэвис, высыпая из гильзы порох в кучку. – Крепко засажены, черт бы их побрал.

– Кто?

– Не кто, а что, господин Декарт. Пули. Пули в патронах. Да, и какая же связь? – спросил профессор, потирая руки, – извлечение пороха из винтовочных патронов в темноте было делом нелегким.

– А такая. Этот… брат Симон был посажен под замок. А поутру лежит – черт возьми, опять поутру! – мертвый на паперти без признаков насильственной смерти. И нет проблем – выпустил дьявол, и точка. Кстати, паперть и постель можно логически объединить – и там и здесь человек умирает естественной смертью.

– Десятый. Точнее, которая выглядит как естественная, – поправил Дэвис.

– Да, возможно. А Уильяма охраняли лучники, и никакой дьявол не спас его от костра. Вот уж где надо искать лукавого… Медленный огонь. Мрак и огонь. Прямо и переносно. Тогда и сейчас.

– Двенадцатый. И семь лет назад, Томас. Старуха перед смертью не только делала записи, но и жгла что-то – на этом самом столе лежала горстка пепла.

– Пепел и огонь. Мрак и огонь. А может быть… нет. Но разгадка рядом, помяните мое слово, док.

– Разгадка чего, Томас? Загадок в этом деле много.

– Да. Даже, пожалуй, слишком. Но должен быть ключевой вопрос, ответ на который объяснит все остальное… Сколько уже пороха?

– С твоими – из двадцати семи патронов. Костер будет что надо! Но ты уверен, что мы на верном пути?

– Ни в чем я сейчас не уверен. Но сценарий надо срывать – пьеса идет с размахом, и два трупа достойно увенчают ее. Нам надо поторопиться – дом или что полыхает, бензин наверное, скоро сгорит, – ответил Арчер, посмотрев в окно.

– Бензин бы давно сгорел. Это что-то вроде напалма.

– Но мы все равно не знаем, когда он погаснет. А если его просто затушат?

– Возможно и это. Но я не понимаю связи между этим костром у Нормана и нами. Костер – условный сигнал? Тому, кто потушил свет, он не нужен. А так до домика миля, не меньше, – заметил Дэвис.

– А что, если… Представим себе другую связь – причинно-следственную. Догорает домик, гаснет последняя искра и…

– В полном мраке свершается черное дело!.

– Да. Убийство светлым делом не назовешь. А у нашего режиссера прямо-таки тяга к сотворению зла.

– В точку, Том. Зло в готическом стиле. Или в демоническом. Все. Все тридцать штук. Где книги?

– Вот они. Обложки я отодрал Зажигаю!

– Стой! Куда же ты лезешь, несчастный? – Дэвис остановил помощника, сделал из пороха тоненький ручеек, – ведущий к кучке, обложенной книгами. – А теперь с богом, Томас.

ИСКРЫ НЕ БЫЛО. Зажигалка тихонько пощелкивала в трясущихся руках Арчера, и вместе с выходящим газом уходила и надежда на спасение двух человек от неведомой, но от этого еще более жуткой и неотвратимой гибели. Богохульство и мольба смешались в словах Томаса:

– Дьявол! За что, Господи? Будь ты проклята электронная тварь! Что это?!

Арчер внезапно замолчал – к его выкрикам стал примешиваться другой звук, и он услышал его. В наступившей тишине было отчетливо слышно, как медленно открывается входная дверь, скрежещущим звуком шарниров разрывая сердце от ужаса.

– Боже!

И тут вспыхнул огонек зажигалки, порох рванул с резким хлопком, опалив своим горячим дыханием лица людей. Пламя ослепило их – несколько секунд они не видели ничего. Когда же занялась бумага маленьким костерком, внезапно раздался царапающий звук под потолком. Но это, к великой радости людей, загорались одна за другой неоновые трубки. Люстра над столом плавно наливалась долгожданным светом. Оба, не сговариваясь, смотрели на дверь – она была плотно закрыта. Все происшедшее казалось горячечным бредом, если б не одна деталь – разгорающиеся книги на столе в желтом хороводе гильз.

– Гасим, быстрее. – Арчер первым пришел в себя.

Мужчины, сорвав пиджаки, быстро сбили пламя.

Дэвис подбежал к окну.

– Победа! Мы их переиграли!

Там, где еще несколько секунд назад на расстоянии мили горел мощный факел пожара, теперь, было темно. Лишь взошедший месяц заливал бледным светом верхушки деревьев около замка.

– Ну, кажется, все, док. Ух! Пива, я хочу пива.

– И выходить не боитесь? – спросил Дэвис. – За пивом надо идти в подвал, и только черт знает, какие еще ловушки нас ждут.

– А, вот ты, дрянь. – Арчер поднял с пола зажигалку. – Пойдемте отсюда, доктор. С меня лично достаточно потрясений. Я намереваюсь выпить кружку пива в кругу наших забулдыг и умирать от счастья. Да и неплохо бы выбраться из вашего милого замка побыстрее. Я теперь очень боюсь здешних темных комнат.

– Там лишняя деталь. – Дэвис указал на стал с обгоревшими книгами. – Знаете, какая?

– Знаю, – кивнул Арчер мрачно. – Гильзы. Если их убрать будет, как семь лет назад, в последнюю ночь леди Эдсон. Пепел на столе.

– АГА! И МАШИНА НА МЕСТЕ. Ну-с, наличие 10 сюрпризов в виде взрывчатки, я думаю, мало вероятно.

– Я такого же мнения, док. Декорации убраны, вещи возвращаются целыми и невредимыми – до следующего акта.

– Или его повторения. Садитесь, Том. – Профессор открыл дверцу автомобиля и выжидающе посмотрел на коллегу. Но Арчер застыл, словно в столбняке. Лицо его в лунном свете было бледно. Дэвис с перегазовкой завел двигатель, Арчер пришел наконец в себя, судорожно вздохнул и сел в машину, приговаривая:

– Повторение… Повторение… Именно! Пепел…

– Прекратите, Том, довольно. Обещаю вам, что через полтора часа в моей старой доброй и, черт возьми, современной квартире мы разопьем бутылочку королевского «Шиваса», выкурим по настоящей «гаване» и вот там-то и подведем итоги.

– А потом разойдемся по комнатам спать, так? В собственные постели?

Профессор крепко выругался и рывком тронул «шевроле». Вдоль аллеи в свете фар замелькали стволы вязов.

– Что ж, теперь прикажете не спать? Ну уж нет – мы лучше напьемся сильнее бултонских грузчиков. И умрем в постелях, да, но в наркологической клинике и от белой горячки. А случится это лет этак через пять. Так-то, Арчер.

Машина уже выбралась на шоссе, стрелка спидометра стала заваливаться вправо.

– Док, не подъехать ли нам к дому Нормана? – Арчер живо глядел на профессора.

– Не стоит, я знаю, что там. Там стоит уютный белый домик, целый и невредимый. А старина Берти Норман попивает имбирное пиво под спортивную телепередачу, если не уехал в Грилфуд, конечно. Но подъезжать я не хочу и не буду.

– Э, а у нас сходные мысли. Я тоже считаю, что дом цел и следов пожара нет и в помине. И мне тоже страшно туда соваться. Но нам надо преодолеть страх.

– Вы уверены? – Машина резко затормозила, профессор повернулся к Арчеру.

– Вот в этом-то как раз уверен, – ответил Томас.

– A я – нет. Послушайте. По всей видимости, посвящение вас, второго лица, в историю моей семьи при-вело к тому, что кто-то третий решил нас убрать, причем хочет сделать это в стиле милых сказок Гофмана. Но мы живы, мы нарушили замыслы убийцы – он парализовывал нас темнотой, а мы додумались спугнуть его вспышкой света. А горящий дом Нормана, как я сейчас понимаю, должен был заманить нас в западню, как бабочек. И снова в темноту я не сунусь – убийца рядом, и, что он еще нам приготовил, неизвестно. У него изощренная болезненная фантазия. Возможно, это какая-то патология, страсть к реализации средневековых преданий с мрачным, в прямом смысле, финалом. Я же, в меру своих скромных сил, нормальный человек с достаточно развитым чувством самосохранения. И это чувство подсказывает мне, что делать. – И профессор включил скорость.