Текст книги "Методом исключения"

Автор книги: Владимир Турунтаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

2

Алексей Иванович Севастьянов, моложавый пенсионер («…пока что бегаю трусцой, слава Богу, да мяском не злоупотребляю, больше на фрукты-овощи налегаю») рассказал, как семнадцатого ноября, около трех часов дня, позвонила ему по телефону соседка Зверевой по этажу Ольга Ивановна Белова и, крайне волнуясь, сообщила, что двое каких-то незнакомых мужчин выносят вещи из квартиры Зверевой. На вопросы Беловой они ответили, что хозяйка наняла их пособить с переездом в другую квартиру. Беловой показалось странным, что самой хозяйки в квартире нет. Она на всякий случай спросила, как Звереву звать по имени-отчеству, и один из мужчин ответил, что Раисой Алексеевной, однако глаза у него при этом бегали.

Квартира Севастьянова на втором этаже. Он быстренько оделся, выскочил из дому и одного мужчину сумел догнать. Того, который тащил ковер.

– Я ему: «Ну-ка, стой!» Так он еще поднажал. А ковер-то большой, неловко с ним. Я раз – подножку. Парень хоть и удержался на ногах, но ковер выронил. И наутек! Тут я маленько промешкал: ковер прямо в ногах у меня развернулся… Гляжу, а парень уже через ограду деткомбината перемахнул и за бугром скрылся. У нас во дворе, если видели, бугры насыпаны, частные гаражи под ними. Ничего на той стороне за ними не видать. Но мне сдается, что вор либо к сто двадцать восьмому дому, по Бебеля, рванул, либо к соседнему…

Дежурный оперативник в рапорте отметил, что один из жильцов пустил по следу свою овчарку. Собака привела к подъезду сто двадцать восьмого дома. Поднялась по лестнице до четвертого этажа и там закрутилась, потеряла след.

– Вы смогли бы узнать этого мужчину, если бы опять увидели? – спросил Бородин.

– Какой разговор! – не задумываясь ответил Севастьянов. – Высокий такой, смуглый…

– Сколько лет вы ему дадите?

– Ну тридцать! Может, чуть меньше.

– Глаза какого цвета?

– Вот этого не скажу! – расстроился ветеран. – Где там было вглядываться в глаза?..

Ольга Ивановна Белова заверила Бородина, что очень хорошо запомнила лицо одного из воров:

– Глаза голубые, а нос немного помятый и щеки в светлой щетине…

Третья свидетельница, наблюдавшая описанную Севастьяновым сцену из окна своей квартиры, утверждала, что, возможно, смогла бы опознать вора, если бы увидела его вблизи. Четвертый очевидец встретил спешившего к подъезду сто двадцать восьмого дома молодого коренастого мужчину с двумя большими сумками в руках. Одна сумка синего цвета, другая не то бежевая, не то светло-коричневая. Глаза у мужчины были какие-то шалые, потому очевидец и обратил на него внимание.

Затем Бородин пригласил свидетелей в компьютерный класс и устроил просмотр видеофильмов, запечатлевших физиономии квартирных воров и грабителей: однако никто не увидел среди этой публики знакомых лиц.

Что ж, еще вся оперативная работа еще впереди. А пока сами собой напрашивались три версии:

1. Кражу могли совершить лица, проживающие в соседних домах.

2. Либо сюда пожаловали гастролеры из какого-то другого района, воспользовавшись услугами местного наводчика.

3. Одним из участников кражи мог быть Агарков.

В пользу последней версии свидетельствовал способ проникновения воров в квартиру: похоже, что они воспользовались ключами-дубликатами, которые мог изготовить Агарков по слепкам.

С Агаркова Бородин и решил начать.

3

Продавцы Художественного салона сказали ему, что резчик по дереву с фамилией Агарков им не известен, и посоветовали обратиться в Союз художников.

В Союзе художников, когда Бородин туда зашел, оказался человек, приятель которого увлекался резьбой по дереву и участвовал в недавней зональной выставке деревянной скульптуры.

Созвониться с резчиком оказалось делом одной минуты. И вот:

– Записывайте адрес!..

Спустя еще полчаса Бородин подходил к одиноко стоявшему среди заснеженных развалин двухэтажному бревенчатому бараку, который казался необитаемым. Почти все оконные стекла были выбиты. Однако приглядевшись, Бородин приметил в одном из окон второго этажа кое-какие признаки жизни: занавесочки, стакан, большой китайский термос и даже растение в горшке на подоконнике.

Через разверстый дверной проем Бородин вошел в густой сумрак подъезда. Пригляделся. Нетренированному человеку нелегко было бы подняться по хлипкой лестнице без перил, с выбитыми через одну и через две ступеньки. Но Бородин легко одолел это препятствие. Очутившись на площадке второго этажа, он постучал в единственную дверь. У остальных бывших квартир двери отсутствовали, и даже полы были разобраны, остались одни лаги.

Кто-то крикнул из глубины единственной обитаемой квартиры:

– Открыто!

Бородин дернул на себя дверь и очутился в тесной прихожей, одна стена которой была сплошь увешана одеждой, а другая заставлена натянутыми на рамы холстами. Из дверей комнаты высунулась голова: длинные нечесаные лохмы, жиденькая козлиная бородка и приветливо посверкивающие маленькие глазки – «разночинец».

– Проходи! – и никаких вопросов.

В прокуренной комнате, вся меблировка которой состояла из обшарпанного продавленного дивана, стола, двух табуреток, задвинутого в дальний угол мольберта и стеллажей с книгами, альбомами, иконами, глиняными и резными деревянными фигурами на полках, находились пять человек разного возраста, пола и обличья. Стены комнаты были плотно увешаны картинами, изображавшими что-то непонятное.

Бородин сразу положил глаз на смуглого синеглазого брюнета в изрядно потертом джинсовом костюме. Он примостился на корточках у ног полулежавшей на диване женщины лет двадцати пяти, одетой в мужскую рубашку и широкие штаны с цветными вставками. Мужчина держал в руке стакан с густым дымящимся чаем. У женщины в тонких, без маникюра пальцах дымилась сигарета.

– Ростислав Антонович? – обратился Бородин к брюнету, предварительно поздоровавшись во всеми присутствующими.

Мужчина легко поднялся, поставил на край стола стакан с чаем и спросил:

– Чем обязан?

– Просили вам привет передать, – сказал Бородин.

– Что ж, передавайте, коли просили, – разрешил Агарков и в свою очередь поинтересовался: – Сами-то кто будете?

– Старший оперуполномоченный уголовного розыска, – представился Бородин. – Мы можем поговорить наедине?

– Ого-о!.. – протянул кто-то.

А кто-то даже присвистнул. И только Агарков не изменился в лице, невозмутимо спокойном и слегка ироничном.

– Такого гостя у нас еще не было! – радостно воскликнул «разночинец» и, подойдя вплотную к Бородину, спросил с неподдельным радушием: – Хотите чаю?

– Спасибо, не надо, – Бородин выжидательно и требовательно смотрел на Агаркова.

– Уважьте хозяина! – не трогаясь с места, попросил тот Бородина. – Чай превосходный, цейлонский. Участковому очень нравится, он сюда частенько заглядывает.

– По какому поводу? – спросил Бородин, принимая стакан с чаем.

– Дом надо сносить, а я не выселяюсь! – словоохотливо пояснил «разночинец». Электричество уже отключили, воду, канализацию. А теперь участковый за меня взялся. Но я тут законно живу, у меня ордер. Хотите, покажу?

– Ладно, Витя, успокойся. Разговор этот бесполезный, – сказал Агарков и спросил у Бородина: – Кухня устроит?

В кухне не на что было присесть. Агарков вернулся в комнату и принес оттуда табуретки.

– От кого привет? – поинтересовался он.

– От Зверевой Раисы Алексеевны, – сказал Бородин.

– Вот как!.. – озадаченно произнес Агарков. Вытянув из пачки сигарету, он предложил закурить и Бородину, но тот помотал головой. – Чего это она к вам обратилась? На розыск, что ли, подала?

– Вы не могли бы сказать, где были днем семнадцатого ноября? – спросил Бородин.

Агарков нахмурился.

– Что-то случилось?

Бородин молча, со значением кивнул.

– Надеюсь, жива-здорова? – снова спросил Агарков.

– Жива-здорова, – сказал Бородин. – Но вы мне не ответили, а уже столько вопросов задали.

– Да… Где же это я был в тот день? – задумался Агарков и громко позвал: – Витя! – а когда тот нарисовался в проеме кухонной двери, спросил у него: – Вить, не помнишь, где я был и что делал семнадцатого ноября?

– Ну, сразу-то… – хозяин квартиры почесал затылок. – Это какой день был?

– Среда, – подсказал Бородин.

– Так-так… Постойте… – И вдруг встрепенулся: – Презентация ж была! Новую экспозицию открывали!

– А, ну да! – вспомнил и Агарков. – Презентация, – и пояснил Бородину: – Это мы так, между собой называем. Просто состоялось открытие выставки наших молодых художников. В фойе Дома работников культуры. Там у нас постоянно действующая, так сказать, картинная галерея…

– В котором часу открылась выставка? – спросил Бородин.

– В пять вечера.

– А где вы были в три часа дня?

– Да там же! – сказал Витя. – Надо ж было все подготовить, каждой картине найти подходящее место.

– Кто-нибудь еще мог бы подтвердить, что вы были там в это время? – спросил Бородин у Агаркова.

– Ну, там постоянно находится Лида. – Так сказать, хозяйка галереи. – Можете у нее спросить. Еще были художники… – Агарков назвал несколько фамилий.

– Хорошо, – кивнул Бородин и, записав фамилию Лиды и художников, а также телефон Дома работников культуры, сказал Агаркову: – Больше к вам нет вопросов.

– А что все-таки случилось? – спросил тот.

Бородин прищурился на него одним глазом:

– Лучше спросите у нее сами. Или больше не намерены встречаться?

– Вообще-то нет… – Агарков вдохнул. – Не по пути нам, – он кивнул в сторону комнаты: – Вы ж видите, как я живу. Все имущество в одном чемодане. Ну еще работы.

Витя по-свойски похлопал его по плечу и сказал Бородину:

– Жаль, здесь нет его работ. Но можно съездить посмотреть, – и он вопросительно глянул на Агаркова: – Как ты на это смотришь, Слава?

Тот покачал головой:

– Они же упакованы.

– Да и я спешу, – сказал Бородин. – Давайте уж в другой раз?

– Это будет нескоро, – сказал Витя. – Он ведь на днях в Париж улетает!

– В Париж? – не поверил Бородин.

– На международную выставку, – пояснил Витя. – У него в кармане заграничный паспорт! Слава, покажи!

– Да будет тебе! – смущенно отмахнулся Агарков.

– Это правда? – спросил Бородин у Агаркова.

– Да, пригласили, – нехотя ответил тот и достал из кармана куртки заграничный паспорт.

Бородин с интересом полистал его, посмотрел на фотографию. Возвращая паспорт, поинтересовался:

– Вы кто по специальности?

– Свободный художник, – улыбнулся Агарков. – А вообще-то по образованию юрист. И папа был юристом.

Бородин понятливо улыбнулся на шутку.

– Сейчас не работаете по специальности?

– Смотря что понимать под работой, – Агарков едва заметно передернул плечами. – Но это долгий разговор, а вы торопитесь.

– Да, к сожалению, надо бежать, – покивал Бородин и спросил, со значением поглядев Агаркову в глаза: – Нашей общей знакомой привет не передавать?

– Полагаюсь на вашу проницательность, – улыбнулся Агарков.

– Все понял! А вы, Витя, держитесь до упора, вам обязаны предоставить взамен жилплощадь, – и, пожав им на прощание руки, Бородин покинул гостеприимный дом.

Итак, одна версия отпала.

4

Улица Каляева по своей конфигурации напоминает клюшку хоккеиста, длинная часть которой тянется параллельно улице Бебеля, а загнутый конец врезается в нее почти перпендикулярно. На завороте, широко раскинув корпуса-крылья, стоит девятиэтажный дом под номером 27. А следующий, тоже девятиэтажный и тоже угловой, одним крылом значится по Каляева, 31, а другим по Бебеля, 128. У этих двух больших домов общий, замкнутый с трех сторон корпусами-крыльями двор, довольно просторный, вмещающий два подземных гаража и детский комбинат с игровой площадкой, обнесенной высокой металлической оградой.

Так вот, квартира Зверевой находится в доме по Каляева, 27. А похищенные вещи были занесены в один из подъездов на Бебеля, 128. Предположительно, в одну из квартир на третьем, четвертом или пятом этажах.

Бородин вошел в подъезд около семи часов вечера. В нескольких квартирах никого не оказалось дома (впрочем, не исключено, что кто-то, поглядев в глазок, не захотел или побоялся обнаружить свое присутствие).

И тем не менее уже в самом начале обхода, в квартире на третьем этаже он получил интересную информацию от пятнадцатилетней девчушки, которая именно семнадцатого ноября встретила на лестнице незнакомого мужчину с двумя большими сумками в руках.

Девчушка бежала вниз, а он поднимался навстречу. К сожалению, она не обратила внимания на его лицо. Зато посмотрела на сумки. Одна была синего цвета, другая коричневая. Обе сумки были чем-то туго набиты и застегнуты на «молнии».

– Лифт, что ли, не работал? – спросил Бородин.

– Нет, почему? Наверное, работал.

– Тогда почему ты спускалась по лестнице?

– Потому что быстрее! Пока этот лифт придет… – ответила девчушка, задрав кверху обсыпанный конопушками нос и с нескрываемым любопытством разглядывая сыщика золотисто-карими, по-взрослому серьезными и умными глазами.

Глаза у девчушки были взрослые, а ростом и комплекцией сошла бы за двенадцати-тринадцатилетнюю. Густые огненно-рыжие волосы были подстрижены коротко, под мальчика. Люба Пермякова. Матери нет, умерла. Живет со старшим братом, который работает шофером на междугородних перевозках. Сейчас он в рейсе.

– На какой этаж поднялся тот мужчина, не обратила внимания? – спросил Бородин.

Люба помотала головой, подумала и сказала:

– Когда я выходила из подъезда, он еще топал.

– А встретились на каком этаже?

– Между третьим и вторым.

– Быстро он шел или медленно?

– Торопился. Через две ступеньки шагал.

«Мог и до шестого этажа дойти, если не выше», – подумал Бородин.

– Ты точно помнишь, что это было семнадцатого ноября?

– Точно! – уверенно ответила Люба.

Это был ее день рождения, и брат дал ей десять тысяч на подарок. Вот она и побежала в «комок».

К половине десятого он добрался до девятого этажа. Никто из опрошенных, кроме Любы, мужчину с сумками не видел.

Но тут, на девятом этаже, одна интеллигентная старушка с выкрашенными в лиловый цвет волосами вспомнила, как в один из дней – недели три с тех пор, пожалуй, прошли – сидела она после завтрака на скамеечке возле подъезда, и в это время подъехала легковая машина. А немного погодя из подъезда вышли двое молодых мужчин с большими дорожными сумками. Погрузились в машину и уехали.

Внешность мужчин старушка смогла описать лишь приблизительно: «простые рабочие лица». Цвета сумок – синий и коричневый. Вернее, не совсем коричневый, а ближе к бежевому. Машина же была красного «пожарного» цвета. В марках старушка не разбирается. На номер тоже не посмотрела. Да если бы и посмотрела, то навряд ли бы запомнила.

– Память стала совсем никуда, – пожаловалась она. – Иной раз на почтовом конверте свой адрес надо написать, так не поверите: за дверь выглядываю, чтобы на номер квартиры посмотреть… Постойте-ка!.. – Она задумалась, приложив ко лбу растопыренные пальцы. Ее маленькие руки с наманикюренными ногтями походили на птичьи лапки.

Немного погодя старушка подняла на сыщика выцветшие глаза и, заговорщически понизив голос, сообщила:

– Там ведь еще мальчик стоял и смотрел на машину. Он в нашем подъезде живет. Хорошо бы вам его найти: у его отца точно такая же машина, только другого цвета.

– Не вспомните, в какой квартире живет этот мальчик? – спросил Бородин, чувствуя, как внутри все напряглось.

Старушка махнула на него обеими руками, словно отгоняла наваждение:

– Бог с вами! Я ж говорю: свою квартиру забываю, какой у нее номер! – Помолчав, добавила: – Красивый мальчик такой. И мать у него красивая, в каракулевой шубке ходит. Шубка черная, а берет белый, из меха нутрии, очень ей идет…

– На каком они этаже – тоже не вспомните?

Старушка ласково улыбнулась:

– Нет, миленький, не вспомню!

– Мальчику приблизительно сколько лет?

Старушка подумала. Затем просветленно посмотрела на Бородина:

– Как-то я у него спросила, в каком классе он учится. Сказал – в шестом. У него такие выразительные черные глаза! И волосы тоже черные, кудрявенькие. – И уж совсем тихо: – Еврейчик…

На седьмом этаже Бородин имел разговор с красивой женщиной-еврейкой. На все его вопросы она отвечала вежливым «нет»: ничего не видела, ничего не слышала. И даже за порог своей квартиры не пустила.

Было уже около одиннадцати, когда он снова позвонил в ту квартиру. Не снимая с двери цепочки, женщина все также вежливо осведомилась, что еще могло понадобиться работнику милиции в такое позднее время. Ведь она же сказала, что ничего не видела, ничего не…

Бородин спросил про мальчика. Женщина, все так же из-за цепочки, ответила, что мальчик уже лег спать, потому что ему рано в школу. И в этот момент Бородин услышал:

– Мама, кто там?

– Я сыщик, мальчик! – представился ему через цепочку Бородин. – Мне надо у тебя спросить кое-что очень важное!

– А что? – заинтересованно спросил мальчик, подойдя к двери.

Бородин ответил таинственным шепотом:

– Об этом нельзя говорить громко…

Женщина откинула цепочку и впустила Бородина в прихожую. На ее недовольный взгляд он не обратил внимания.

– Тебя как звать? – спросил он мальчика.

– Илья, – ответил тот.

– А я Сергей Александрович, – представился ему Бородин. – Так вот, Илья, ты мне здорово поможешь, если припомнишь, как недели три назад к вашему подъезду подошла красная легковая машина, и в нее сели двое дяденек с большими сумками.

– «Шестерка», да? – спросил мальчик.

– Точно?

– Точно, если красная! – уверенно подтвердил мальчик. – Номер двадцать два семнадцать?

Бородин оторопело уставился на мальчика:

– Ты… и номер помнишь?

Мальчик скромно покивал.

– У Ильи феноменальная память на цифры, – тепло улыбнулась женщина.

– Может, и буквы помнишь? – с надеждой спросил Бородин, понимая, что хочет слишком многого.

И действительно, букв перед номером Илья не запомнил.

– Ты даже не представляешь, как мне помог! – сказал ему Бородин. – Теперь мне легче будет их искать!

– Кого искать? – спросил мальчик.

– Воров, которые садились в машину. А ты не помнишь, как они выглядели? Какие у них были лица? Как были одеты?

Нет, этого мальчик не мог сказать. Единственное, что он еще запомнил, на куртке у водителя была эмблема фирмы «Адидас».

– Куртка какая, кожаная? – спросил Бородин.

Мальчик пожал плечами.

– Цвета какого?

И этого он не помнил.

5

Ни на одном из водителей четырех красных «шестерок» с номером 22–17, зарегистрированных в городе, куртки с эмблемой фирмы «Адидас» не оказалось. И вообще никто из них не имел когда-либо такой куртки.

Либо была еще пятая красная «шестерка» из какой-нибудь соседней области, либо кто-то из тех четверых предусмотрительно снял и спрятал куртку.

Бородин проверил алиби всех четверых водителей и трое сразу отпали. А с четвертым оказалось достаточно побеседовать с «профессиональным» подходом, и через каких-нибудь полчаса ведущий инженер одного из бывших «почтовых ящиков» Леонид Федорович Цыпкин увяз по уши.

Сначала он божился, глядя на сыщика кристально чистыми голубыми глазами, что ни сном ни духом не ведает ни о каком доме по улице Бебеля и знать не знает никаких мужчин с дорожными сумками. Ему даже оскорбительно было слышать о том, что он кого-то подвозил за деньги.

Верно, в этот день он и в самом деле не был на работе, потому что его предприятие перешло на трехдневный режим. Но из дому он никуда не выходил, и это может подтвердить его жена.

Разговор происходил дома у Цыпкиных, и жена Леонида Федоровича с готовностью подтвердила его слова:

– Утром мы немножко поссорились… Ну, сами понимаете, какое сейчас нервное время, а Леонид Федорович, – она выразительно посмотрела на мужа, словно заранее извиняясь за свою излишнюю болтливость, – всегда все ужасно преувеличивает. Короче говоря, у нас случилась неприятность, и пока я переживала-плакала в спальне, он вот здесь, в этой комнате, нарезался, извините, совершенно по-свински и уснул прямо на полу. Вот здесь вот, – она кивком указала место между столом и сервантом, где ее пьяный муж улегся спать. – Разве не так было, Лёнечка?..

– До которого часа вы спали? – спросил Бородин у Цыпкина.

Тот вопросительно, как бы советуясь, взглянул на жену:

– Часов до четырех?

– Примерно до без четверти четыре, уточнила жена. В четыре ты включил телевизор и стал смотреть «Вести».

– А уснул во сколько?

– Ну… – и Цыпкин опять вопросительно посмотрел на жену.

– Где-то около десяти я ушла в спальню и закрыла за собой дверь. Уж не знаю, сколько времени ты уговаривал эту поллитровку. Где-то около двенадцати я вышла, извиняюсь, в туалет – ты уже дрых… – подробно все расписала жена.

– Леонид Федорович, – спокойно заговорил Бородин, выслушав супругов. – Должен вас предупредить об ответственности за ложные показания. На тот случай, если вам придется выступать на суде в качестве свидетеля. К подсудимым закон в этом отношении гораздо снисходительнее: они вправе менять показания либо вообще ничего не говорить… Ладно, я пока не буду нажимать на эту педаль. Пока что вы для меня только свидетель и, следовательно…

– Да какой я вам свидетель! – завозмущался Цыпкин. – Я вам уже сказал…

– Слышал, что вы сказали, – кивнул Бородин. – Но другой человек видел, как в тот самый день вы ставили свою машину в гараж.

– Кто такой?

– Если дойдет до очной ставки, то вы его увидите, – сказал Бородин. – А пока я хотел бы вам напомнить, что у подъезда дома по Бебеля, сто двадцать восемь, где ваша машина загружалась крадеными вещами…

– Крадеными?! – завопил Цыпкин.

– Гос-споди!.. – простонала его жена.

– …сидела в это время на лавочке старушка, которая все видела. И еще на крыльце стоял мальчик, который учится в школе с математическим уклоном и обладает удивительной памятью на цифры. И не только на цифры. Он припомнил, что на вас тогда была куртка с эмблемой фирмы «Адидас».

Супруги переглянулись.

– В жизни не было у моего мужа куртки с такой эмблемой! – проговорила Цыпкина, до ушей заливаясь краской.

Бородин вежливо разъяснил Цыпкину:

– Леонид Федорович, прежде чем вы подтвердите или опровергните слова вашей супруги, послушайте, что я вам скажу. Куртка с эмблемой фирмы «Адидас» вещь дорогая и очень заметная. И если вы ее носили, то ваши соседи по подъезду, конечно же…

Цыпкин остервенело махнул рукой.

– Ну есть у меня такая куртка! Только что это доказывает? У меня одного, что ли…

– А если ничего не доказывает, зачем же было… скрывать этот факт? – мягко спросил Бородин, обращаясь к одному Цыпкину.

– Лично я еще ничего не успел вам сказать по этому поводу! – ответил тот и сердито посмотрел на жену.

– А потому что вы обложили его со всех сторон! – с отчаянием в голосе выкрикнула Цыпкина. – Вам только б найти виноватого! Но он… Ведь Леонид Федорович живой человек!.. – последние ее слова потонули в слезах. Закрыв лицо руками, супруга убежала в другую комнату.

– Леонид Федорович! – Бородин посмотрел Цыпкину в глаза.

– Вы подъезжали на своей машине восемнадцатого ноября к подъезду дома по Бебеля, сто двадцать восемь?

– Нет! – крикнул тот в лицо Бородину. – И еще раз: – Нет!!!

Бородин выдержал его яростный взгляд.

– Должен предупредить вас, что содержимое тех сумок… Словом, хотелось бы надеяться, что вам оно неизвестно, потому что…

– И трагическим тоном протянул: – Леонид Федорович, Леонид Федорович!..

– Я в их сумки не заглядывал! – как-то вдруг сник Цыпкин.

– Это точно? – спросил Бородин.

– Да с какой стати! Я этих парней первый и последний раз в жизни видел. Попросили подвезти…

– Где они вас подцепили?

– На улице Белинского, у пожарки. Я перед светофором остановился, а они тут и подскочили… А что было в сумках-то?

– Я уже говорил вам: краденые вещи.

– И все?! – На лице Цыпкина отразилась целая гамма противоречивых чувств.

– Вам этого мало? – Бородин изобразил удивление.

– Я уж думал… – Цыпкин бросил на него злобный взгляд. – Послушайте, так ведь и до инфаркта можно довести!

– Вас никто не принуждал врать! – резко бросил ему Бородин.

– Да, подловили вы меня!..

– В ваших же интересах, – сказал Бородин. – Вы сами же себе вредите: ведете себя так, словно вы с теми ворами одна компания.

– Никогда прежде их не видел, правду вам говорю!

– Теперь мне это ясно, – сказал Бородин. – Ну а как дальше: будете правду говорить или опять станете изворачиваться?

– Еще-то что вам от меня надо? – осторожно спросил Цыпкин.

– У меня к вам еще куча вопросов! – признался Бородин.

Цыпкин горестно мотнул головой.

– Вот влип, так влип! Как говорится, без вины виноватый. Я что, не могу подвезти людей, если просят? На лбу ведь не написано, воры они или честные люди!

– Сколько они вам заплатили?

– Пятьдесят.

– И куда вы их отвезли?

Цыпкин вздохнул и уставился в потолок. Прошла минута, другая. Он не менял позы.

– А, Леонид Федорович? – напомнил ему о себе Бородин.

– Лёня, не вздумай сказать! – из спальни высунула голову его жена. – Нам еще жить с тобой…

– Они вам угрожали? – спросил Бородин у Цыпкина.

Тот едва заметно кивнул.

– И вы, значит, боитесь?

– А как вы думаете? – с укором проговорил Цыпкин. – Вы ж к нам охрану не приставите!

– Охрану нет, – честно признался Бородин. – Но ведь можно сделать так, что им и в голову не придет подумать на вас.

– Как это? – живо заинтересовался Цыпкин.

– Очень просто: будем считать этот разговор неофициальным. Если сейчас вы дадите мне правдивую информацию, то я не стану составлять протокол. И вызывать вас тоже никуда не будем – ни на допросы, ни на опознание преступников. И в суде вам тоже не придется выступать в качестве свидетеля. Вы как бы останетесь в стороне от этого дела. Но при условии, если назовете правильный адрес, по которому отвезли своих пассажиров.

Цыпкин подумал, обменялся с женой взглядами и спросил:

– Не обманете?

Бородин бросил на него строгий взгляд.

– У меня нет привычки обманывать людей. Как у некоторых.

– Ну ладно, – решил, наконец, Цыпкин. – Это на Белинского. Номер дома не помню, могу только нарисовать.

Бородин согласно кивнул и сказал:

– Рисуйте!

Супруга принесла Цыпкину вырванный из тетради листок, и он вычертил схему: три квадратика – дома, нужный отметил стрелкой, троллейбусную остановку крестиком, цепочку киосков кружками.

– Какой этаж? – спросил Бородин.

Цыпкин пожал плечами:

– Я с ними в квартиру не поднимался. Выгрузились, и я уехал. Пока разворачивался, успел заметить, в какой подъезд они зашли. И все.

На другой день Бородин, прихватив себе в помощь оперуполномоченного Мишу Андрейчикова, поехал на место. И впустую: не нашли нужный дом. Либо Цыпкин что-то перепутал, либо всучил сыщику липу.

Пришлось опять ехать домой к Цыпкину и брать его в оборот.

Цыпкин валялся в постели с температурой. На табурете у изголовья постели голубел больничный лист. Стопочкой лежали рецепты.

Увидев вошедшего в комнату Бородина, Цыпкин закапризничал:

– Обещали оставить меня в покое, а сами опять!..

Бородин сунул ему в руки схему:

– Сколько там домов?

Цыпкин с минуту поизучал свое творение.

– Я ж не считал…

– Который же дом тот? – с нажимом произнес Бородин. – Второй, третий или четвертый?

– Их четыре там, что ли? – спросил Цыпкин.

– Выздоровеете – съездим вместе, – отрубил Бородин. – На месте покажете.

– Сколько еще это будет продолжаться? – заканючил Цыпкин.

– Пока не получу правдивой информации! – сказал Бородин и ушел.