Текст книги "Методом исключения"

Автор книги: Владимир Турунтаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

4

На другой день Шаров с таинственным видом сообщил следователю, что вспомнил «то слово».

– Что за слово? – не понял Орехов.

Шаров смущенно улыбнулся:

– Когда мы с Павлом вышли из подъезда его дома, я забежал за гаражи, чтобы, значит, отлить. Ну и там было написано такое слово: «ПИМ». Крупно, белой краской…

– Где – там?

– На задней стенке гаража. А тот гараж – как раз напротив подъезда.

Вместе съездили на улицу Гурзуфскую, нашли магазин-стекляшку, а чуть подальше увидели еще один точно такой же. Пришлось обходить все дворы по обе стороны улицы, осматривать все попадавшиеся на глаза гаражи, пока, наконец, чуть ли не в самом начале ее наткнулись на это загадочное слово «ПИМ».

Женщина, открывшая им дверь, признала на фотокарточке соседа:

– Павел Петрович! Прохоренко Павел Петрович, – и вдруг, вглядевшись в его лицо, запричитала: – Господи, да никак?.. Господи!.. А Анна-то Николаевна по больницам его разыскивает… Мало ей одной беды… – И соседка поведала о ночном грабеже, случившемся в ту же ночь, когда погиб Павел.

В третьем часу ночи в дверь квартиры Прохоренко позвонили, и на вопрос Анны Николаевна «Кто там?» какой-то мужчина ответил, что он врач «скорой помощи» и что Павел Петрович только что доставлен в больницу с инфарктом. При этом «врач» сказал, что проживает в соседнем доме и потому после дежурства решил сообщить родственникам Павла Петровича, где им его искать.

В дверной глазок Анна Николаевна видела круглое, широконосое и губастое, показавшееся ей добродушным лицо. А когда, повозившись с замками, открыла дверь, то в квартиру ворвался грабитель в натянутом на лицо черном капроновом чулке. Он связал Анну Николаевну и запер в ванной комнате.

Был похищен цветной телевизор, видеомагнитофон, две шубы из натурального меха, две пары новых дамских сапог и все золото, которое лежало в ящичках серванта.

Напрашивалась мысль о том, что убийство Прохоренко и ограбление его квартиры как-то связаны между собой.

Из акта судебно-медицинской экспертизы:

При судмедисследовании трупа Прохоренко обнаружены следующие повреждения: одна непроникающая колото-резаная рана в левой подключичной области, одна проникающая колото-резаная рана на правой боковой стенке живота с повреждением брыжейки тонкого кишечника.

Проникающая колото-резаная рана живота прижизненна и обычно относится к разряду тяжких, опасных для жизни. Другая рана также прижизненна и обычно относится к разряду легких.

Нельзя исключить, что при оказании пострадавшему своевременной медицинской помощи его жизнь могла быть спасена.

Из показаний матери Шарова:

Я проживаю вместе с сыном Эдуардом и своей матерью. Сын женат не был. Не могу сказать, были ли у него связи с женщинами, он всегда ночевал дома. Характер у него вспыльчивый и очень ранимый, не терпит, когда на него повышают голос. Мне кажется, что в компаниях его недолюбливают. С друзьями – я даже не знаю, есть ли у него друзья, – почти не встречается. Во всяком случае, домой он их никогда не приводил. Любит уединение, дома в своей комнате всегда плотно сдвигает шторы на окнах. Его раздражает любой шум, доносящийся из другой комнаты или с улицы. Не любит, когда в квартиру приходят гости.

Мне кажется, что у моего сына что-то не в порядке с нервами. У него бывают странности в поведении, особенно когда он находится в нетрезвом состоянии. Выпивать он начал лет десять назад. Были случаи, когда он сильно напивался, и тогда у него случались галлюцинации. Например, ему начинало казаться, что кто-то стоит за дверью. А то вдруг начинает осматривать все углы в доме. В таких случаях я даю ему успокоительное или снотворное.

Однажды он закрыл изнутри на ключ дверь комнаты, где мы сидели втроем, и сказал: «Теперь вы никуда отсюда не уйдете!» – и положил ключ в карман. Я решила отвлечь его и сказала: «Мы ведь потеряем ключ, потому что ты обязательно забудешь, куда его положил». Тогда он достал из кармана ключ и, вставив в замочную скважину, сказал с серьезным и даже несколько таинственным видом: «Не бойтесь, я этого не сделаю!» Не знаю, что он имел в виду.

Несколько раз за последние годы, будучи в нетрезвом состоянии, Эдик терял ориентировку. Однажды, думая, что идет домой, направился пешком по тракту в сторону Первоуральска, и уже довольно далеко за окраиной Екатеринбурга его остановил работник ГАИ. В другой раз Эдик забрел в какой-то коллективный сад и там уснул.

Мне кажется, он и сам понимает, что у него не в порядке с психикой, но моих советов не слушает и обращаться к врачам категорически отказывается.

Из показаний Сергея Каменева, мужа сестры:

Эдик бывает у нас в доме редко. Характер у него вздорный, тяжелый, но мне как-то удается не ссориться с ним.

9 января он заходил к нам, по словам жены, около восьми часов вечера со своим собутыльником, и они какое-то время выпивали на кухне. Оба были сильно пьяны, и жена в конце концов выпроводила их.

Второй раз Эдик пришел уже один, около полуночи. Жена спала. Открыв ему, я увидел, что на руках у него кровь, пальто было тоже выпачкано кровью. Я подумал, что, может быть, кто-то ударил его по носу. Когда я спросил, что случилось, он раздраженно ответил:

«Ну что ты меня пытаешь!» И тут же стал что-то бессвязно объяснять. Но я мало что понял:

«Такое было… Ты не представляешь, что это за люди!.. Не люди, а звери… Когда вернулся, ни того, ни этих. Потом нашел его… Убил…»

Я спросил: «Эдька, кого ты убил, опомнись?» – «Друга, – ответил он. – Они напали на нас…» Я спросил: «Как это: на вас напали, а ты друга убил?» Тогда он вовсе психанул: «Ну что ты меня пытаешь!»

Я велел ему идти в ванную и там умыться, а сам пошел будить жену. Пока ходил, Эдика уже и след простыл.

5

Перечитав показания матери и зятя Шарова, Владислав подчеркнул двумя чертами слова: «Ты не представляешь, что это за люди!.. Ни того, ни этих… Они напали на нас…» А также упоминания о странностях в поведении Шарова: о галлюцинациях и потере ориентировки в нетрезвом состоянии.

В начале следующего допроса он попросил Эдика рассказать еще раз все с самого начала.

– Да ведь я уже два раза все это рассказывал! – недовольно возразил тот.

– Если потребуется, то расскажете и в четвертый, и в пятый раз, – не допускающим возражения тоном разъяснил Орехов.

– Я ж ни от чего не отпираюсь! – продолжал бубнить Эдик, потирая ладонью небритую щеку.

– Я слушаю, – сухо, выжидательно обронил Орехов.

Капризно дернув углом рта, Эдик с видимой неохотой стал повторять свою одиссею, опуская при этом кое-какие подробности, и Орехов не прерывал его до того момента, когда они с Павлом упали в снег, и в руке у Эдика оказался раскрытый нож.

– В какой руке он у вас был? – спросил Владислав.

– В правой, – ответил Эдик.

– Вы не левша?

– Нет.

Владислав подал ему шариковую ручку:

– Покажите, как держали нож.

Эдик зажал ручку в кулаке шариком вниз:

– Вроде бы так.

– Теперь покажите, как наносили удар.

Эдик взмахнул рукой, чиркнул перед собою ручкой сверху вниз.

– В какой именно момент вы ударили Прохоренко ножом?

– Он лежал на мне и давил на шею и лицо, а я отталкивал его снизу руками. И коленом ему в живот упирался.

– И нож был у вас в руке все это время?

– Выходит, что так.

– А как вы сами-то думаете: вы могли с силой ударить его ножом в живот?

– Трудно сказать… Я тогда не помнил себя, а он еще вот так зажал мне рот и нос, – Эдик показал, как это делал Павел. – Может, я его и ударил…

– Покажите еще раз, как вы могли его правой рукой ударить слева. Ведь он, говорите, лежал на вас. Значит, если вы завели правую руку вот сюда, налево, она оказалась бы зажатой между вашими телами.

– Наверное, так…

– Каким же образом вы нанесли Прохоренко удар слева да еще и снизу вверх?

– Не помню.

– Но вы помните, как ударили Прохоренко ножом в область шеи?

– Помню, но очень смутно. Как во сне.

– Значит, отчетливо не помните?

– Нет.

– Почему же тогда вы берете на себя всю вину? Может, вы не наносили Прохоренко вообще никаких ударов ножом?

– А кто же тогда?.. – спросил Эдик, вопросительно-выжидательно глядя на следователя.

– Вот я и собираюсь это выяснить: кто? – сказал Орехов и добавил: – С вашей помощью.

Эдик усмехнулся:

– Плохой я вам помощник, если ничего не могу вспомнить!

– Как можете, так и помогайте, – попросил его Владислав. – А я вам тоже буду помогать по мере возможности. Глядишь, общими усилиями и докапаемся до чего-нибудь.

– Вряд ли, – упрямо отмахнулся Эдик.

– А вы не настраивайте себя на такой лад! – Владислав бросил на него сердитый взгляд. Знаете, память такая штука: сегодня пусто, а завтра что-то вдруг мелькнет, засветится. И тут главное успеть ухватить это «что-то» за хвостик, не дать снова ему спрятаться в темный уголок.

– Попробовать, конечно, можно, – опять скептически усмехнулся Эдик. – У меня в голове много чего мелькает, особенно по ночам. И вы весь этот бред будете записывать?

– Там видно будет, – сказал Орехов. – Что-то запишу, а что-то, может, и так послушаю.

– Попробовать можно, – уже без усмешки повторил Эдик. – Только зачем это вам?

И тут Орехов неожиданно повернул разговор совсем на другое:

– У вас были женщины?

В глазах Эдика сверкнули недобрые огоньки. Он мгновенно ощетинился и ушел в себя.

– Вам и это надо знать? – обреченно спросил он.

– Хотелось бы, – кивнул Орехов.

После долгого томительного молчания Эдик признался:

– Ну была девушка…

– Была? А сейчас где она?

– Замужем.

– Давно?

– Лет десять.

«Десять лет, как начал выпивать» – припомнились Орехову слова матери Эдика.

– А с тех пор… других у вас не было?

– Другие меня не интересуют.

– Одна-единственная любовь? На всю жизнь?

– Считайте, что так. Но я не понимаю…

Приходилось вторгаться в святая святых человеческой души. Туда, куда не имеют доступа даже родные. Кто дал ему, следователю, такое право? И тем не менее… Тем не менее надо продолжать…

– Эта женщина знает, что вы ее любите?

– Это неважно, – Эдик по-прежнему смотрел в сторону.

– Встречаетесь? Ну случайно, на улице?

– Иногда.

– Разговариваете?

– Так…

– У нее дети?

– Двое.

– С мужем хорошо живут?

– Кто теперь хорошо живет…

– Где она работает?

– В школе.

– А муж?

– На заводе у нас работал. Вроде как под увольнение попал. Недавно видел у пивного ларька, – губы Эдика скривились в усмешке. – Все ясно?

Владислав понимающе кивнул и выдержал небольшую паузу.

– А что у Прохоренко случилось? – спросил он чуть погодя. – Почему жена его домой не пустила?

Эдик бросил на следователя быстрый диковатый взгляд. Владислав заметил, как у него сжались кулаки. Но тут же, словно опомнившись, Эдик снова отвернул лицо в сторону и безвольно свесил руки.

– Чего теперь… Все уж…

– Он говорил о своих отношениях с женой?

Эдик нехотя кивнул:

– Из-за того и вышло у нас…

– Вы об этом ничего не сказали.

– Зачем? Какая теперь разница, из-за чего мы с ним схватились? Я, может, об этом жалею…

– В прежних своих показаниях вы назвали другую причину: Павел предложил купить еще спиртного, а вы отказались.

– Так и было, – не стал отрицать Эдик. – Но мы с ним еще до этого…

– Где именно?

Каждое слово из Эдика надо было вытягивать.

– На Серафимы Дерябиной. Когда вышли от моей сестры.

– И что же тогда произошло?

– Ну он стал ругать ее за то, что она выставила нас на улицу. А я сказал, что его жена не лучше… Что она, в общем, еще даже и похуже. Он ухватил меня за воротник, стал трясти. Ругался последними словами. Кто-то из жильцов через форточку закричал на нас и пригрозил милицию вызвать. А потом в парке, когда распили последнюю бутылку, Павел сказал, что ему еще надо. А я сказал, что поеду домой. Спать, мол, хочу. Ну и все…

– И из-за этого он полез в драку? – не поверил Орехов.

Эдик мотнул головой.

– Нет, не из-за этого. Не только из-за этого, – поправился он. – Сперва сказал: ты, мол, ничего не понимаешь, поэтому хочешь меня тут бросить. И вообще, начал разводить… Души, сказал, в тебе нет. И все такое. У меня, сказал, сердце сейчас, может, порвется от горя, а тебе на это наплевать. И расплакался. Ну и все… Тут я отключился. Не знаю, сколько времени прошло. Наверное, немного, потому что мы все еще с ним разговаривали. Я как из ямы какой вынырнул. А он в это время рассказывал, как изменял своей Аннушке с разными там… И все подробно. Одну даже домой приводил, когда жена была на работе. Я ему сказал: «Ну хватит, заткнись!» А он опять: ничего, мол, ты не способен понять. Потому что, говорит, ты толстокожий, и кровь у тебя холодная, как у змеи. И опять в слезы. Шапку в снег швырнул и с руганью топтать ее стал. «Убить, – сказал, – меня мало. Гад я ползучий!» Это он про себя. Я ему говорю: «Ну хватит, пошли домой!» А он мне: «У меня нет дома!» И все повторял и повторял, что его убить мало. И что Аннушка его не женщина, а святая великомученица. Ну и все… Меня тут зло взяло. Я ему сказал: «Вот ведь ножик, возьми да убей себя, чем говорить!» А когда он увидел, что я ножик-то раскрыл, то прямо по-звериному зарычал. И кинулся на меня…

– Вот вы и вспомнили, как у вас в руке нож оказался, и когда вы его раскрыли! – подытожил Орехов с чувством облегчения.

– Так оно, видно, и было, – согласился Эдик.

Орехов зачитал ему выдержки из показаний его зятя, где приводятся его, Эдика, бессвязные слова о «людях-зверях», которые будто бы напали в ту ночь на них с Павлом.

Эдик внимательно выслушал все, посидел в задумчивой позе, облокотившись о колено и подперев ладонью подбородок. Затем решительно выпрямился.

– Не помню, что я тогда говорил Сереге! Был какой-то разговор, но помню только его заспанное и недовольное лицо…

6

– Ну хорошо, – сказал Орехов. – Давайте вернемся немного назад. Когда вы встретили у магазина этих двоих, о чем все-таки вы с ними говорили?

Эдик вяло отмахнулся:

– Да так, чепуховый какой-то был разговор. Сперва они попросили сигарет. Потом тот, который постарше, в черной шапочке, спросил у Павла: «Ты меня помнишь, падло?» Павел ответил: «Ну как не помнить хорошего человека! А ты кто?» – «Твой крестник!» И так зверски оскалил зубы… Я думал, он сейчас кинется на Павла и разорвет его…

– Такой свирепый был у него вид, у этого, в черной шапочке?

– У!.. А глаза какие! Не знаю… Такие они были… И зубы оскалил. Ну прямо… – Эдик не находил слов.

– И что было дальше?

– Я, кажется, отошел от них в сторону. Не знаю… Наверное, испугался… – Эдик с трудом продирался сквозь препятствия, извлекая из памяти обрывки каких-то недавних событий. – Помню, Павел махнул мне: пошли, мол!.. А я в это время стоял за углом. Там помойка. Контейнеры. Я возле них помочился. Ага, потому и отошел!..

– А тот, в шубе, где в это время был?

– Он куда-то уходил. Вроде как домой, за спичками. Потом опять пришел, но мы с Павлом уже отваливали оттуда… Ага, вот еще: когда мы пошли, тот, в черной шапочке, выматерился нам в спину и назвал Павла вертухаем. Я у Павла еще спросил: «Чего он так тебя?» А Павел сказал: «Псих. Ну его к…» – и тоже завернул матюгом. Ну и все…

– Те двое как-нибудь называли друг друга?

– Не помню.

– Ну хорошо, – сказал Орехов. – Мы к этому еще вернемся, а сейчас хотелось бы уточнить один момент. После того, как в парке Павел на вас накинулся, и вы, как вам показалось, ударили его ножом возле шеи и куда-то побежали…

– Нет, я не сразу побежал! – помотал головой Эдик. – Сперва я, кажется, отключился. Будто кто стукнул меня по башке. Наверное, Павел своим кулачищем… Знаете, я не помню, как вскочил и побежал!..

– Раньше вы по-другому описывали эту сцену: «Я высвободился, а Павел остался лежать на снегу и сильно ругался…»

– Нет, не так было, – сказал Эдик. У меня тут провал. Я как бы на бегу стал просыпаться. Когда через сугробы перескакивал. А как улицу с домами увидел, то вспомнил про Павла. Как я его ножом…

– Потом вы вернулись, нашли Павла и попытались его поднять…

– Так, – подтвердил Эдик.

– И как он был тогда одет?

Эдик удивленно, непонимающе взглянул на следователя:

– На нем был этот… кожан! Как еще?

– Вы это хорошо помните?

Эдик посмотрел на руки, пошевелил пальцами.

– Ну да, помню. Кожан был задубелый и скользкий. Трудно было ухватиться.

– Вам не показалось, что возле Павла уже кто-то побывал, пока вы бегали?

– Да много чего мне казалось! – Эдик смотрел в одну точку. – Говорю вам, все как во сне было! – и вдруг поднял на следователя немигающие безжизненные глаза: – Вам не снятся такие сны, чтобы все было как наяву и чтобы в этих снах еще какие-то другие сны были?

– Я свои сны тут же забываю, – признался Орехов.

Эдик опять увел взгляд в сторону и раздумчиво покачал головой:

– А потом не разберешь, где был сон, а где настоящее, – и сделал неожиданный вывод: – Может, это мне только приснилось, что я вернулся к Павлу?

Владислав напряженно всматривался в худощавое бледное лицо Эдика с упрямым тонкогубым ртом, нервно подрагивающим носом и убегающим в сторону затаенно-тревожным взглядом и чувствовал нарастающее недовольство ходом допроса. Эдик явно чего-то не договаривал.

Владислав закурил, но сигарета отдавала каким-то дерьмом, и после двух-трех затяжек он пригасил ее.

– Вам нравятся эти сигареты? – спросил он у Эдика.

Эдик кивнул:

– В самый раз.

Владислав уже почти не сомневался в том, что на месте преступления находился кто-то еще, помимо Эдика. Один или двое. Но может ли быть, чтоб в памяти у Эдика совсем уж ничего не сохранилось о присутствии этих людей…

– Вы упомянули, что встретились недавно с мужем вашей любимой женщины у пивного ларька. Какого числа это было?

Эдик пожал плечами.

– Может, недели полторы назад. А может, и две…

– И с тех пор больше вы его не видели?

– Нет.

Соломинка, за которую попытался ухватиться Орехов, оказалась чересчур слабой.

На этом он прервал допрос.

Заключение эксперта:

Происхождение крови на пальто Шарова и на орудии преступления, а также на марлевых тампонах (смывы с пешеходной дорожки) не исключается от потерпевшего Прохоренко.

Из акта освидетельствования:

При осмотре установлено, что на теле Шарова нет ни ножевых, ни каких-либо других ранений или следов побоев.

Из характеристики на Шарова:

За время работы в цехе в качестве слесаря по ремонту контрольно-измерительной аппаратуры показал себя хорошим специалистом своего дела. Однако были случаи нарушения трудовой дисциплины, имеет склонность к злоупотреблению спиртными напитками.

Из показаний Елены Анатольевны Шапошниковой:

С Эдуардом Шаровым мы вместе учились в школе. Отношения были чисто товарищескими. Во всяком случае, так я считала. За время моей учебы в институте у нас было несколько случайных встреч. Лишь после того, как я стала работать в школе, встречи наши приняли систематический характер, но ограничивались исключительно прогулками и посещениями кинотеатров или эстрадных концертов.

О своих чувствах ко мне Эдуард никогда не говорил и не предлагал выйти за него замуж, что я объясняю исключительно его нерешительностью, так как я видела, что он ко мне неравнодушен.

Сама я каких-либо ответных чувств к нему не испытывала. Насколько помню, я иногда давала ему это понять словами или поступками. Откровенно говоря, мне было с ним скучно, во время наших встреч он большей частью молчал.

Когда я встретила и полюбила своего будущего мужа, то откровенно сказала об этом Эдуарду. Наши встречи после этого прекратились, хотя отношения остались доброжелательными. Если случайно увидимся на улице, то рассказываем друг другу о себе. Правда Эдуард о себе говорить не любит, и я о его теперешней жизни ничего не знаю. Откровенно говоря, мне это и неинтересно.

…Мой муж действительно в прошлом году около трех месяцев не работал и не получал зарплаты из-за того, что на заводе было остановлено производство по причине нехватки запасных частей и сырья. Однако с середины декабря муж вернулся на свое рабочее место.

Систематически мой муж спиртных напитков не употребляет. Предпочитает пиво, которое покупает исключительно в дни получек и с моего согласия.

Восьмого января мой муж весь вечер находился дома, так как это был мой день рождения. У нас в гостях были супруги Леонтьевы и Морозовы, которые могут это подтвердить.

Отношения у нас с мужем хорошие, воспитанию детей он уделяет достаточно много внимания…

Из акта судебно-медицинской экспертизы:

…На основании вышеизложенного можно утверждать, что Шаров страдает серьезным расстройством нервной системы, которое возникло на почве алкоголизма несколько лет назад и проявляется в замкнутости, недоверчивости, неправильных и нелепых поступках, периодически повторяющихся страхах, тревоге, бессоннице…

Заключение эксперта:

При сравнительном исследовании волос-улик, обнаруженных в руках потерпевшего, и волос-образцов с головы обвиняемого Шарова и с головы потерпевшего Прохоренко найдены признаки различия, касающиеся основных морфологических свойств, что позволяет исключить происхождение волос, обнаруженных в руках потерпевшего, как от обвиняемого Шарова, так и от потерпевшего Прохоренко.

Последняя экспертиза была закончена только по прошествии двух недель со дня совершения преступления. Из ее результатов со всей очевидностью следовало, что в этом преступлении принимало участие, помимо Эдика, еще одно лицо. И что Прохоренко был еще жив, когда это третье лицо появилось на месте преступления.

– Как видите, мы обошлись без вашего признания, – заявил Владислав Эдику при их очередной, очень короткой встрече. – И должен сказать, что дело принимает для вас весьма серьезный оборот. Отныне вы оказываетесь участником группового разбойного нападения, учиненного с целью грабежа. Поэтому предлагаю вам еще раз все хорошо взвесить и постараться вспомнить, как все было на самом деле и кто был вместе с вами или поблизости от вас в парке на улице Ясной вечером и ночью с девятого на десятое января…