Текст книги "Камбрийская сноровка"
Автор книги: Владимир Коваленко (Кузнецов)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Такие и лезут в любое пекло первыми – на почтовые линии, например… Так и есть: в Хранилище принята за доблесть: уши обвязаны ленточками. Ходила в зимний поход! А вот и замок – такой же, как на фронтоне. Значок маленький, железный. Значит и служба такая же.
Друзьям республики кланяется в пояс. Конечно, она все расскажет! Для того она и есть – рассказывать. Дело новое, приходится многое объяснять. Ей даже сырые яйца положены за счет учреждения – горло смазывать. Заодно и завтрак! Но мерсийские гости, наверное, все сами знают, и только спросят что–нибудь?
Увы ей. Король желает слышать все и с начала – словно горец из Сноудонии. Даже интересно, с чего растрепа начнет?
С того, что Кер–Сиди – город. Место, где много соблазнов потратить денежку! Пройдешь по рынку с полным кошелем – выйдешь с пустым, и еще с кучей вещей, которые непонятно зачем нужны! Конечно, можно не носить с собой денег. Все нужное для жизни можно получить по значку клана или гильдии – за взнос или вычет из дохода. Чтобы остаться голодным, голым, босым, бездомным надо этого хотеть и добиваться. В городе за товары дают хорошую цену. Любое ремесло оставит кое–что поверх! А куда девать денежку, что медяк, что золотой? В кошеле или за щекой, даже в земле они не в безопасности. И не от воров, от самого владельца: всегда можно достать или откопать! Вот и уйдет на глупости! А здесь, в Хранилище, будет ждать превращения – в дом, в мастерскую, в корабль… Не республиканский – свой. Или, хотя бы, арендованный. Называется – целевой вклад.
Вот что такое Хранилище! Большая глиняная копилка – всех горожан! У сиды тут тоже что–то лежит: не все же держать в Башне? В собственную казну так легко запустить руку!
Защита тут хорошая, люди надежные. Ее работа называется «говорунья» – молоть языком, просто мечта девчонки… но присягу принесла. Случись нападение – должна биться и живой достояние горожан грабителям не отдать. Пользуется ли Хранилищем сама? Да! Вот, на броню уже набралось. Не Бог весть что – тонкая стеганая куртка с зашитыми внутри стальными пластинами, доспех и поддоспешник разом. Пока предел мечтаний – дом! На выкупленной у хранительницы земле, каменный, в три этажа. Пусть кормление клерку положено небольшое, так должность, может, еще подрастет! И целиком копить не обязательно. Довольно половины… Краснеет. Ясно – кто–то уже копит на вторую.
Плата? Нет, с полноправных граждан плату за услуги не берут. Больше того – расписки Немайн, положенные в Хранилище, не потеряют в цене! Она их все на следующий год перепишет, без платы за охрану серебра и чернильную работу.
Чем учреждение кормится? Купцами, детьми, мужниными женами и жениными мужьями. Что до купцов, тут все просто: серебро и золото штука тяжелая, возить трудно и опасно. На дорогах разбойники случаются! Расписке же торгового человека поверят не всегда. Любой может проторговаться… или попросту остаться без наличных. Другое дело, Хранилище, за него сида отвечает. Значит, приходит негоциант и деньги в обеспечение расписки закладывает. Заодно за хранение платит – не за срок, за количество переводов! Все! Теперь он и сам забрать блестящий металл не может – если вексель на руках не сохранил… Что такое перевод? Это так: заверенная старшим клерком Хранилища кожа отправится, скажем, в твой, сиятельный посол, Кер–Гурикон. Там на нее купят железную руду… Ее возьмут: это не просто долг, это право получить настоящее золото, которое лежит в хранилище и которое никто и ни по какой причине тронуть не смеет. Потом невесомый вексель поедет обратно в Кер–Сиди с мерсийским купцом. Здесь он может либо получить все вложенное золото, либо заплатить за новый перевод и уплатить местному купцу векселем. Местный перевод очень дешев, многие пользуются. Город есть город. Бывает, кошели срезают. А на векселе имя написано и палец приложен… Кто украдет – не воспользуется.
Неграждане и за хранение платят. Не только иноземцы. Дети, мужнины жены и женины мужья… Да, можно попросить опекуна сделать вклад. Так это опекун копить и будет! А хочется – самим. Но – нет оружия на поясе, нет присяги – десятую часть суммы за год хранения вынь да положь! С такими больше всего хлопот: иное дите каждый день ходит, требует показать: на месте ли отложенная на стеклянного лебедя медь? Отпираем двери, ведем. Конечно, на месте! Хранилище – не логово ростовщика. Мы денег в долг не выдаем, вклады от сборов различаем. Вот поэтому оплачивать сбор нужно в другую кассу, не для того, чтобы люди побегали – а чтобы не путались… Нет, вру. Чтобы не было самой возможности перепутать!
Ровное течение речи оборвалось на полуслове. Рука говоруньи метнулась к оружию, сама резко повернулась, но на шум не бросилась. Закрыла собой гостей. Все верно: чужая драка – самая опасная, а ей поручены мерсийцы, их и защищает! Окта прикрыл короля слева, принц справа. Позади стена. Можно стоять…
Впереди, у одного из окошек с клерками громоздятся спины служащих Хранилища. Против них – пятеро в пледах клановой расцветки. Двое цветущих крепышей, воин постарше, две женщины – какого возраста, не поймешь, укутаны от дождя плотной шерстью. Мечи, топоры, клевцы, булавы – еще не выхвачены, но до крови – мгновения. Оценивающие взгляды – не людские, волчьи. Две стаи, привыкшие работать вместе, готовы сцепиться. Клетчатые, пожалуй, друг к другу привычней… Зато у служащих оружие короче, удобней для свалки в тесноте здания. Люди, минуту назад исполненные вежливой предупредительности, пылают готовностью к смертельной схватке. Кто нанесет первый удар? Нет, сначала слова.
– Эй, Тармоны! Оставьте в покое Марвина!
– Ваш ведьмак пытается сглазить мои расписки! Колдует прилюдно!
Говорунья–охранница – лицо каменное, выкрик веселый… Фальшивое веселье!
– Марвин, ты правда способен к сглазу? Это женское колдовство!
– Нет, – доносится из деревянной крепости. – Я вообще не ведьмак. В отличие от некоторых, в Университетах не обучаюсь! Меня вообще счету и письму мама учила… Я Монтови, у нас много грамотных.
Голос ровный, мягкий. Кажется, бой откладывается. Двое расспрашивают друг друга о том, что и так знают – ради того, чтобы их разговор услышали горцы – и не бросились! Умно. Больше того – хитрость заготовлена заранее. Кем? Гадать незачем, а тыкать пальцем в хозяйку холма невежливо, даже если у нее уши треугольные.
– А чего непонятными словами бросаешься?
– Ну не колдую же! Так, слово уронил… ремесленное. Как у кузнецов, скажем. Сейчас объясню… Деривативом называется особая расписка. Точно как та, что почтенные Тармоны желают положить на хранение: в ней обещается вернуть не серебро или золото, а другие расписки. Такие мне приказано не брать. Так что я не вредный, я хороший… Сейчас придет начальство, объяснит понятней, я сам тут новенький…
А вот новое явление: серебряный замок на шее, пластинчатый доспех, меч. Пусть в Кер–Сиди оружие дешево – все равно человек не маленький!
– Я начальник над этой сменой. Приветствую вас, почтенные. Чем мы вам не угодили?
– Иниры – клан честный! Всегда платят долги. А твой мальчишка не берет их расписки.
– Ясно… Поверьте, я уважаю и клан Иниров, и ваш клан. Горцы блюдут честь… Но мы – тоже. Присягу дали – должны выполнить приказ. А он гласит: не брать кожу, которая обещает другую кожу… Вот и все. Никаких обид и сглазов. За корявые слова городскую молодежь простите: набрались иноземных слов. Латинских, греческих…
– Холмовых да аннонских, – прибавляет один из клетчатых. Но – уже не зло.
Другой – не поймешь, то ли возмущается, то ли уговаривает:
– Они же безымянные! Вдруг кто украдет! Возьми. На неделю. Плачу вдвое против обычного… Двадцать расписок клана Инир, каждая обещает серебряный милиарисий! Вот палец старейшины, вот палец казначея! Никакого обмана.
Рука начальника над Хранилищем сжимает рукоять оружия чуть сильней.
– У меня приказ. Извините. У вас есть здесь иные дела?
Горцы ответом не удостаивают, тянутся к выходу. На лицах недоумение, обида. Последней идет женщина. На выходе поворачивается. Совсем девчонка, и на ушах ленточки – точно, как у говоруньи! Резкий жест, указующий и обвиняющий.
– Если кожу украдут, виновны вы!
– Нет.
– Да!
Шагнула наружу. Высокая дверь тихо затворилась следом – сама. Тихо… Лучше бы скрипнула. Воин с серебряным замком на шее хлопает кулаком о ладонь.
– Ну что за день! Сегодня – пятая компания. И у этих – четвертый этаж! Расписка, обеспеченная распиской третьего уровня, обеспеченной распиской второго уровня, обеспеченной распиской, обеспеченной… Нет, не серебром – еще одной распиской. Немайновой. Каково? Правда, двадцать милиарисиев… Откуда у простых горцев такие деньги? У Тармонов только старшина жирует…
Откуда – выяснилось чуть позже, на второй половине форумной подковы. Лавка, не хуже и не лучше других. И что выкрикивает зазывала?
– Купите расписки клана Инир! Сейчас отдаете медь – через год получаете…
– Золото? – встрял принц Пеада. Известно, золото нечистой силе родней.
– Нет! Серебро, сэр. И никакого мошенничества! Просто у клана закончилось серебро… А расписок сиды много!
– Продали бы. За серебро.
– Так и хотели. Потом подумали… Решили – можно сделать лучше. Советчик нашелся. Хороший! Понял, почему у сиды денег на все хватает… Секрет раскрыт! Мы открыли денежное колдовство, и предлагаем его вам!
– Колдовства нам не надо… Мы христиане.
– Немайн тоже христианка! И ничего тут черного нет, только логика и математика! Смотрите: у клана есть расписка хранительницы. Немайн ее оплатит… куда денется! Значит, расписка – все равно, что серебро. Так?
– Пусть так.
– Значит, расписка клана, обещающая на ближайшей ярмарке расписку Немайн – столь же надежна! Тогда ты принесешь ее казначею клана, он тебе дает расписку сиды. Ты идешь в контору Немайн – и вот оно, серебро. За такую расписку я прошу пять медяков! Но можно сделать хитрей! Четыре медяка или половина милиарисия – и ты получаешь расписку, обеспеченную распиской клана – той, что я предлагаю за полдесятка монет… Смотри: ты на ярмарке приходишь к казначею, ждешь, пока ему отдадут расписку за пять медяков. Меняешь четверную на пятерную… А как получить из пятерной расписки серебряную монету, известно! А еще у меня есть расписки за три, две, одну медяшку! Разница – сколько придется на ярмарке перед палаткой казначея отстоять! Понимаешь?
Пеада задумался. Окта тоже попытался мысленно пробежать схему. Места в голове сразу стало мало. Как будто все верно… Но подвох есть! Причина проста – таких расписок можно написать много. Хоть четыре уровня, хоть пять, хоть восемь! [3]Значит, и людей за серебром может явиться сколько угодно.
Значит… Или колдовство сиды, или чужое мошенничество!
– И в чем секрет?
– Ни в чем. Просто это плата – за ожидание и хлопоты. Побегать придется. Но и доход не плох, а? Покупай…
– Я погожу…
– А я беру! – мимо принца протолкался бедно одетый молодец… рубаха конопляная, штаны залатаны, на ногах – деревянные сабо. Таких в городе много. Бедняк, которого собственный клан выдавил с плодородных земель, теперь предпочтет не пасти скот богатого соседа, а податься в город. В Кер–Сиди сыто и весело! Да и монетка–другая в кармане звенит.
Окта не выдержал, вмешался. Его дело – сторона, но уж больно крепок душок от проделки! Пахнет кровью… до которой пока не дошло, но дойти может. Вспомнилась стычка в Хранилище. А что, неплохой совет!
– Добрый человек, дошел бы ты до Хранилища.
– Так там надо медяк к медяку откладывать! Мне, сэр, каждый пОтом дается. А тут… Дождаться лета, и к ярмарке – серебро!
О прилавок звякнула монетка.
– Давай кожицу… Невелик труд, подпереть палатку казначейскую!
Мозолистая рука загребает вожделенное обещание веселой ярмарки. Но вдруг – бьет по ушам медь колоколов. Фальшивая! Колокола – не горшки, вдруг лить не научишься… Впрочем, громко. Достаточно, чтобы наступила тревожная тишина. В которой над городом разнесся крик. Далекий, но четкий. Хранительница говорит!
– Граждане Республики! Берите только расписки, что обеспеченны золотом и серебром! Не послушаете – на себя пеняйте! Немайн сказала.
Снова тишина. Потом – надвинувшаяся на торговца расписками толпа.
– Мошенник! Колдун!
Человек за стойкой не теряется. Выставил перед собой ладони, словно в лист совершенно прозрачного стекла уперся.
– Нет! Честное, белое волховство. Только сида не желает выдавать секрет! Я думал, добрей она… Все секреты людям открывала. Оказывается, лучшее для себя держит. Ладно, раз такой оборот – готов выкупить расписки. По той цене, что продал. Так – честно, граждане Кер–Сиди?
В ответ – гул одобрения. Снова стук монет по прилавку, только теперь они возвращаются к хозяевам. Вот и давешние Тармоны отдают расписки: написано – серебрушка, получают два медяка. Суровая горянка недовольна. Говорит:
– Может, пусть по–настоящему платит? Сколько обещал к лету. Или подождем… Честь в горах дороже серебра. Заплатят. А нет… Саксы теперь далеко, можно и на домашнюю распрю отвлечься.
– Так они не виноваты, – сказал старший из воинов, – Слышала же… Клану серебро на какое–то дело понадобилось. А продолжат расписки продавать – Немайн их, как есть, сглазит! Так что успокойся, дочь. Вот продадим полотно… найдется для тебя немного серебра.
– Да уж, – буря прошла, но тучи остались, – только и тут городские впереди: на них ветер и речка работают, и продавать только через них… Может, и мне податься в городские? Ополчение от хорошей лучницы не откажется. Я – из лучших! Ну, а после присяги и дело завести станет проще.
– Душно внизу, – откликается один из молодых воинов. – А вот ветер… Уж чего в горах много! Может, и у нас можно поставить башню с крыльями и лежачие станки?
Семья – теперь ясно, что семья! – отправляется дальше, обсуждая животрепещущий вопрос: согласится ли ветровая башня работать в горах, хватит ли простого мастера или нужно просить Ушастую, где можно взять денег в обход старшины…
Печальный продавец обещаний между тем ворчит под нос:
– Твоя земля, великая сида – твое право. Только кто клану расходы на пергамент возместит?
Обедали в особом заведении, не просто рекомендованном гостям и друзьям Республики – только для них. Снаружи – обычная для Кер–Сиди острая крыша, узкий фасад. Окна смотрят во двор, и правильно: нечего прохожим рассматривать посетителей. Можно ведь и камнем кинуть, и ножом… За дверью короткий коридор, слишком широкий для обороны, зато с охраной и стойкой для оружия. Дальше – пиршественная зала.
Хозяин местный, но повар – беженец из Александрии, тот самый, что желал открыть собственное заведение. Потому, хотя кухня тут римская, доброе пиво – на месте. В Египте пенный напиток почитают простонародным, но к некоторым блюдам советуют именно пиво! Вот, пожалуй, только пиво здесь действительно хорошо. Остальные греческие изыски… Дома, в Кер–Гуриконе, кормят лучше, но здесь и сейчас надлежит ублажать не желудок – уши. Нужно поймать разговоры римлян, и если не слова, то настроение.
Зал не создан ни для подсматривания, ни для подслушивания. Общего трапезного стола нет – ни по–камбрийски круглого, ни по–английски длинного. Столики круглые, но маленькие – за такими втроем неплохо, вчетвером терпимо, впятером тесно. Ни выгородок, ни занавесей, они только облегчают шпионство. Кому нужно надежней – может выйти во дворик, побеседовать там. И никто не спрячется за кустом: украшение двора – бассейн, и прогуливаться следует по перекинутым через сонную воду деревянным мостикам. Заодно можно выбрать рыбину потолще – ее выловят сачком и подадут под фруктовым соусом. Есть рыбу с рыбным гарумом способны, пожалуй, только истинные римляне…
Внимательный глаз заметит, что заведение скороспело: доски мостиков еще не потеряли запах, кое–где видно не до конца ободранное машиной корье. Бассейн вообще не выкладывали, а отлили – много раствора, и камни не укладывал старательный человек – их просто навалили. Со временем стенки и дно наверняка схватит вездесущая в Кер–Сиди сланцевая плитка… вот ее делают руками. Спрос велик, и мастера–сланцерезы набрали немало учеников.
Сейчас в зале царит некоторое оживление: обсуждают утреннее событие. Мол, к хранительнице на улице подскочила варварка, назвала сестрой – потом обнялись, и ну плакать! Окта сразу припомнил виденную в Жилой башне непривычно одетую девушку. Себя называла Анастасией… не слишком варварское имя! Немайн называла сестрой. А еще они похожи! Но что тут странного? Еще один кусочек прошлого, только и всего. Сиде, по ирландским записям, никак не меньше трех тысяч лет. Прошлое должно не то, что изредка проявляться – валиться бурным потоком, как река через пороги. Только Анастасия – человек, а значит, это прошлое – недавнее.
Зато торговлю почти не обсуждают, и это значит, что корабли приходят и уходят в заранее оговоренные сроки, несут согласованный груз. Разве что слышатся мнения:
– Кер–Мирддин? Ярмарка? Один корабль в год! Это, по нынешним меркам, мелочная торговлишка! Да и то, есть гильдия торговцев вразнос: скупит трюм оптом, раздаст меж своих, разложит по коробам – и в холмы. У горцев деньги есть: шерсть, кожи, сыр не слишком дороги, зато нужны всегда… Короли? А королям что, если гильдия платит за привилегию?
Но подобные тирады редки. Обычно звучит простое:
– Почтеннейший, зачем брать телячьи мозги, когда есть суп из кролика? Да, не хуже чем на Сицилии!
– Привет тебе! Что задержался?
– Этот соус. С ним пробовал? А листья боярышника пока кладут сушеные, с прошлой весны…
– А для меня что–нибудь есть?
– Посмотрим…
Среди чаш и тарелок появляются дощечки – вощеные и нет. По вощеным царапают палочки деревянные, по простым деревянным сланцевые.
– Мой трюм полон, друзья, но есть место в офицерской каюте. Небольшой тюк возьму… Что? Сланцевые палочки? Думаешь, купят?
– Надеюсь… В дороге пишущая палочка лучше, чем перо и чернила. Не брызгает. Но – не уверен. Потому и небольшой тюк.
– Восковая табличка тоже не брызгает.
– Зато воск слишком легко затирается… Шансы есть!
Тюк с несколькими сотнями сланцевых палочек нашел место на борту уходящего на Карфаген дромона. А рядом обсуждают виденное с городской стены поле. Хорошие всходы! Не ячмень, не овес… И тут знаток находится.
– Это им Сикамб привез в прошлом году. Да, уже прозвали «греческим зерном»…
Хорошая, мирная суета. Таким и его, Окты, город становится, только разговоры идут вокруг руды, железных криц, угля и леса. И у короля с сыном разговор такой же. Начинается с трапезы, но понемногу сворачивает на дело.
Принцу Пеаде не нравится разведенное вино. Да еще подогретое!
Король смеется:
– Так римляне здесь мерзнут! Горячее пиво – гадость, лекарство. Вот и приходится вино едва не кипятить.
– Угу. Только выходит еще хуже… Лучше уж кофе. Жаль, тут не подают: варварский напиток.
Старательно выдергивает из карпа косточки. Это блюдо, хоть и числится римским, совершенно английское: рыба, гарнир из репы, соус. Но дело ведь не только в том, что приготовят – важно, как!
– Все недоволен?
– Да! Тут рыжие–ушастые с чужеземками из дальних краев ревут друг другу в плечико, а меня невеста ждет… Я даже не знаю, насколько она похожа на портрет, что нам прислали. Художники–камбрийцы умеют льстить не хуже поэтов. Если все правда, я соглашусь, что маленькое княжество на краю моря стоит больших земель на севере и прикрытой спины. Или новой дружбы… – понизил голос, – с Кентом. Здешним–то некуда деваться: они уже воюют на нашей стороне.
Пенда вздохнул.
– Я больше не верю саксам. Тетку свою видел? То–то. Она готовится к постригу. Отказалась ехать с нами… вообще показываться людям. Хотя это была бы лучшая месть саксу, что прожил с ней много лет, а потом вдруг приказал отрезать нос и уши, да гнать взашей только оттого, что увидел, как шурин прикрыл пару бургов на границе. И я не хочу, чтобы ты однажды проснулся на супружеском ложе – от удара кинжалом под ребро. Саксы ценят только кровное родство, свойство для них ничто, даже если христианский священник объявит мужа и жену единой плотью.
Король замолк. После того, как он принял окончательное решение в пользу камбрийки, ему начал сниться сон: светловолосая женщина в коротком, по обычаю саксов, верхнем платье, безразлично смотрит, как Пеада – лишь чуть более взрослый, чем теперь, корчится у ее ног. Выглядывает в окно знакомого замка. Винчестер, резиденция Кенвалха Уэссекского! Сколько раз там доводилось пировать, а скоро придется осаждать. Женщина делает знак. Открываются ворота – в них влетают всадники в цветах Кента и рубят, рубят, рубят растерявшихся мерсийцев… Сыну не сказал, а с послом поделился. Говорил, все равно, посылают ли знак боги или уставший от беспокойных размышлений разум так изливает тревогу. Один сакс один раз ударил в спину. Один бритт один раз был верен – до смерти. Почему этого должно быть мало?
Принц Пеада пожимает плечами.
– Я не спорю. Просто хочется, чтобы у меня с женой было что–то кроме общих детей и верности…
Пенда откидывается на спинку стула и хохочет.
– Отец, ты чего?
Король смахивает с лица веселые слезы.
– Я и не знал, насколько мы переплелись с бриттами! Не думал, что тебе так запали в душу сказки, что пели сказители Кадуаллона. Знал бы, не сомневался. Это твое «что–то» для германца – болезнь, наказание, посланное богами. Для бритта – благородное безумие, дар. Счастье, даже в горе и вечной разлуке. Помнишь песню о Тристане и Изольде? По глазам вижу – да. Значит, дар богов? А где у нас ближайшая бриттская богиня? Бегает где–то в округе. То–то! Еще спрашиваешь, почему мы заехали сюда перед Кер–Мирддином?
Принц улыбается, собрался ответить… но от дверей раздается лязг шпор, бряцание оружия. Рыцарь хранительницы старается, чтобы его заметили, к стойке не идет – шествует. За ним – те самые варвары, о которых было столько разговоров. Чернявы, как римляне, странно одеты… И мечи у них кривые, как у Немайн!
Рыцарь между тем прихватил хозяина заведения за локоть, втолковывает что–то: негромко, но внушительно. Доносится:
– … личные гости хранительницы. Сам при них все время быть не могу, оставлю оруженосца, и…
«И» вошла последней: сланцевая палочка за островатым ухом, через плечо сумка с дощечками для письма, длинные пальцы сцеплены в замок. Озерная, и ее явно сорвали с занятий в Университете. Что значит – умная озерная? Верно… Аннонская ведьма.
Кто–то в зале, не больно и тихо, ляпнул:
– Поменялись!
Да. Аварочка в Жилую башню, ведьма – чужеземцам. На деле – обычная римская практика. Неофициальные послы оставили заложника, получили сопровождение, взяты на государственный кошт. В переводе с дипломатического: ждите, вас позовут… Что–то затевается. Что?
3
Англы за порог – Немайн следом. В дверях вспомнила, оглянулась:
– Эйра, идем. Хочу тебя познакомить…
Замолчала – на самом интересном месте. В голове полыхнула короткая озорная радость: тот, чью жизнь она помнит вместо своей, никогда бы так не поступил. Он предпочитал говорить точно. Немайн любит пробуждать интерес, и только потом позволять открытию свалиться в протянутую руку спелым яблоком. Человек больше ценит знание, которого хотел сам, а не то, что ему подбросили. Про насильно вколоченное – и речи нет. Вот и Эйра попалась: таблички под мышкой, шлем в руках, подошвы бойко стучат по ступенькам винтовой лестницы. Сестре уже интересно! Вот и хорошо. На площадке ее ждет выставленный навстречу палец и вопрос:
– Видела римскую императрицу?
Сестра хихикает. Совершенно по–девчоночьи, словно шелуха последних месяцев облетела. И куда грозная воительница подевалась? В том же доспехе – ребенок, радостно–громко пищит:
– Да!
В любой хорошей игре две стороны, и у каждой есть шансы. Один–один. Озадачила! Теперь наслаждается недоумением – нет, не хранительницы правды, наставницы и древней сиды – младшей сестры. Эйра бывает такой только с Немайн, только наедине, и то не всегда, лишь когда можно. Эта грань – осколок детства, прежней дружной семьи. Крохотный, но для Эйры драгоценен. Потому и следует играть в загадки: для дела только польза, и видеть сестру счастливой – Немайн в радость.
И все–таки – почему «да»? Эйра не врет. Действительно видела! Где? Может, редкая монета? Немайн попыталась припомнить – водились ли в Восточной Римской империи императрицы, удостоенные такой почести… Чужая память молчит.
Сестра улыбается. Выдает подсказку:
– Аж трех разом!
Где же… Ой!
– Ага, полиловела. Вспомнила, значит?
Не вспомнить картину, что висит на стене в твоей собственной спальне – позор. Одно извинение – купила не сама, а тот, от кого досталась память. Он же и запустил слух о британской августе: осторожный, только для того, чтобы наладить отношения между церковью и странной ушастой девицей. Только его больше нет – есть Немайн, которой и отдуваться.
– Да, совсем древняя, выжившая из ума сида, – подтвердила Немайн, – а еще глупая: совершенная память не означает способности совершенно ею распорядиться… Ладно, сестричка, я тебя тоже порадую: сейчас у тебя будет возможность увидеть сразу четырех. Вот!
Дверь в комнату – настежь. А комната у Немайн… Ей нравится, это главное. Собственно, это отдельный этаж башни. Единственная стена отделяет жилье хранительницы от площадки лифта и винтовой лестницы. Внутри – все сразу. Спальня, кабинет, личная библиотека… Места хватает, а перегородки не так уж и нужны. Немайн позволяет себе широкую улыбку, наслаждается настороженным, но не тревожным лицом сестры, что ждет незлой каверзы. До чего жалко, что у сид нет глаз на затылке, и нельзя посмотреть, как распахнутся ее глаза, когда хранительница Республики согнется в поясном поклоне и проговорит нараспев:
– Святая и вечная августа Анастасия, позволь тебя познакомить с моей сестрой Эйрой, ригдамной Республики Глентуи, легатом колесниц и очень хорошим человеком…
Анастасия как раз портрет разглядывала, обернулась.
– Агустò, а как же я? Я тебе уже не сестра?
Бывает так, что ответить правду – солгать, но и солгать нельзя. Не ей. Приходится отвечать длинно, зная, что сейчас все равно поймет не так. Потом? Не так вспомнит. Память человеческая выделывает странные штуки…
– Я, как хранительница правды, была и остаюсь твоей, августа, младшей сестрой.
Обычно такое именование – дипломатическая любезность. Равными или старшими братьями–сестрами базилевсы не признают никого кроме, разве что, персидских шахиншахов. Но где те цари царей? Кто жив, пытается где–то в Бактрии собрать остатки разбитых мусульманами войск.
– Вот ты какая… – сказала августа, – Совсем не переменилась, да? Сейчас скажешь, что тебя здесь зовут Немайн. Тогда и я не буду Анастасией! Думала, переиграла? Не выйдет, Агустò. Ты–то здесь правительница, зато меня в Константинополе уже непотребной девкой объявили. А потому…
Земной поклон отвесила. Не разгибаясь, в пол, проговорила:
– Помилуй рабу свою, великая владычица!
Немайн метнулась – поднимать, а попалась в объятия.
– Надоело! – говорила Анастасия, – Еще раньше, до Родоса. Любимая песнь Агустò: «ты рождена в Большом Дворце, в Багряной палате, а я так, прижита в походе…» Помнишь, сколько ссорились? А давний уговор? Ты старше годами, я местом рождения, потому равные – и больше не считаться! Давай так же снова… Хорошо?
Плохо. Она, похоже, не понимает, что это означает политически. Увы, приходится выбирать между политическими проблемами и самозванством. Анастасия сейчас просто не в состоянии понять, что перед ней – не сестра. Ох, а ведь еще недавно казалось – хуже нет, чем объяснять, что ты и сида, и Немайн, только не та, про которую сказки сказывают. Из двух зол…
– Хорошо… Равные! И отпусти, задушишь. Да, и второй уговор: меня зовут Немайн. Можно по–домашнему: Майни. Договорились?
Договорились. Свобода! Оглянулась на Эйру. Та привалилась к стеночке, руки на груди сложены. Смотрит сверху вниз, как взрослая на детскую возню. Поймала взгляд. Пожала плечами. Хмыкнула. Мол, Майни, думала удивить? Так я–то знаю, с кем живу! Как говорят норманны: «Много странного совершили асы…»
Сестры – хорошо, война – плохо, времени – совсем нет! Минутный диск и четверти оборота не сделал, а хранительница снова бежит по городу. Сестра–гречанка поручена сестре–камбрийке, пусть знакомятся. Немайн нужно на стройку! Не то, чтобы без нее совсем не справятся, но выйдет дороже, а теперь каждый медяк на счету. Потому, например, следует контрфорсы ставить не сплошные, а с внутренними галереями. Меньше камня уйдет! И договориться с отцом Пирром, чтобы не настаивал на наружной стене – незачем контрфорсы прятать, они отлично смотрятся, а экономия почти на треть…
Взгляд назад, на Жилую. В окне ее этажа – две фигурки. Одна другой пальцем показывает… Не что–то, кого–то. Очень занятую сестру!
Действительно очень занятую. Людей мало – а будет еще меньше. Уйдут рыцари, а рыцарь республики не только воин, но и универсальный администратор. Возьмется за любое дело, которое не сочтет бесчестным или низким. Увы, две трети этих нужных людей собираются в поход. Сама отправила. Права, но от этого не легче. И ведь это не последняя потеря для городского управления!
В Рождественской битве пала глава «ирландского» клана, Этайн О`Десси. Дети ее пешком под стол ходят… Немайн поможет их выучить. Но вместо помощи с этой стороны – новая работа.
Глава «римского» клана Монтови – жив, здоров, бодр. Регулярно шлет донесения, спрашивает совета. Полгода назад всего лишь крепкий хозяин – теперь правитель земель, не уступающих по размеру иному королевству: все приобретения Республики в зимней войне под его рукой. Пока справляется, хотя работа еще та: передел земли всегда порождает обиды, и в последних письмах Ивор ап Ител, комес Востока, жалуется на ссоры между горцами и эмигрантами–десси. Те, кто почти не воевал, самые беспокойные… И все–таки край заселяется, люди притираются друг к другу. Скоро никакой враг не прорвется к римским дорогам – просто потому, что его раньше изловит местное ополчение. Ивор уверяет, что так будет меньше, чем через год… но год это почти вечность для той, что впервые осознала себя четыре месяца назад! Для Немайн и день – долго, очень долго.
