Текст книги "ЭХО. Предания, сказания, легенды, сказки"

Автор книги: Владимир Муравьев

Соавторы: Людмила Чудова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Расказы из русской летописи

I. Смерть Игоря и месть Ольги

После смерти князя Олега стал на Руси княжить сын Рюрика Игорь.

Непомерная жадность погубила Игоря. Случилось это так. Сказала ему дружина:

– Что ж мы в бедности и скудости пребываем? Вон отроки воеводы Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы вовсе обносились. Пойдем, князь, к древлянам за данью. Вместе с нами и сам ты изрядно разживешься.

Послушал их князь, и пошли они к древлянам. Много жестокостей творили они в Древлянской земле, богатую дань собрали.

Взяв дань, пошли обратно в Киев. Но на полпути, поразмыслив и решив, что мало взял, Игорь сказал дружине:

– Вы отправляйтесь с данью домой, пируйте там, а я еще похожу.

И, отпустив почти всю дружину, сам с малой частью возвратился к древлянам.

Собрались древляне на совет.

– Если повадится волк к овцам, – сказали они, – то уж не успокоится, пока все стадо не перережет иль покуда его самого не убьют. Если мы не убьем Игоря, он всех нас погубит.

Древлянские послы добром предупредили Игоря, что дани больше не дадут, но он и слушать их не захотел.

Тогда древляне ополчились на Игоря, на его малую дружину и возле города Искоростеня всех перебили до единого.

Так погиб Игорь в Древлянской земле и погребен был без славы.

Вдова Игоря Ольга, оставшаяся в Киеве, не могла простить древлянам убийства своего супруга. Решила она им отомстить.

И вот на следующий год Ольга собрала много воинов, посадила на боевого коня малолетнего своего сына Святослава и пошла походом на Древлянскую землю. Сошлись войско киевское и войско древлянское. Изготовились к бою. Святослав метнул копье, упало оно вблизи, ибо Святослав был еще отрок малосильный, а Свенельд-воевода сказал:

– Князь уже начал. Ударим, дружина, за князем!

Началась сеча. Древляне были разбиты. Побежали они с поля боя и затворились в городах своих.

Ольга же с сыном устремилась к Искоростеню, чтобы покарать его жителей, виновников гибели мужа. Но те не сдавались, понимая, что пощады не будет.

Минул год, а Ольга так и не взяла город. Тогда она решила пойти на хитрость. Ее послы сказали древлянам:

– До чего хотите досидеться? Все другие ваши города сдались, обещали платить дань, мужики уже возделывают свои нивы, а вы, отказываясь платить дань, умрете с голоду. Дадите дань – я сниму осаду и уйду с миром.

Древляне ответили:

– Мы рады заплатить, да мести за Игоря боимся.

Ольга на это:

– Не буду я вам больше мстить. Возьму дань и уйду.

– Чего же ты хочешь? Возьми меду и мехов.

– Не надо мне вашего меду и мехов. А дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья.

Древляне обрадовались несказанно, наловили птиц и послали их Ольге с поклоном. Она приняла дар и сказала:

– Вот вы уже и покорились мне и моему дитяти. Идите в город, а завтра я отступлю и уйду к себе.

Древляне поведали своим, что все так хорошо кончилось. Горожане даже песни запели: дешево, мол, откупились.

А Ольга раздала своим воинам кому по голубю, кому по воробью и повелела к каждой птице привязать горящий трут и выпустить их на свободу. В синем вечернем небе по явилось множество падучих звезд: то птицы опускались в свои гнезда, в голубятни, в застрехи. Скоро весь город вспыхнул, как стог сухого сена. Со всех концов занялся пожар.

Побежали люди из города куда глаза глядят. Но всюду их настигали воины Ольги.

Так Ольга отомстила древлянам за убийство Игоря.

II. Князь-воин Святослав и его походы

Двадцать восемь лет княжил в Киеве Святослав. Да мало он в своем стольном граде сидел, все больше в боях да походах был. И тем завоевал себе великую славу. Его имя гремело от Царьграда до варяжской земли.

Как легконогий гепард, ходил он, не зная устали. И дружина у него такой же была – храбрые, сильные воины. Собирались они мигом, шли вперед смело. Они не знали неги и роскоши. Поклажей в походах себя не обременяли – брали лишь то, без чего уж никак обойтись нельзя, а остальное, если надо, в бою добывали. Святослав им примером был: он сам не возил с собою ни воза, ни котла, мясо, как всем воинам, ему жарили на угольях в костре, не было у него ни перины, ни койки походной, ни шатра. Спал он на войлоке, положив в головах седло, умывался из реки.

Святослав был зорок, как сокол, и так же отважен. Прост и прям. Обидчикам пощады не давал. С врагами расправлялся быстро, не церемонился, но, прежде чем напасть, гордо и решительно извещал:

– Иду на вы!

В лето 968 печенеги впервые пришли на Русскую землю. Святослав тогда был в Переяславце на Дунае – он облюбовал этот город, что стоял посреди всех его земель. Мать его Ольга со своими внуками затворилась в Киеве, терпя голод и жажду. Со всех сторон обступили город печенеги, в Лыбеди-реке они своих коней купали.

На другом берегу Днепра собрались русские люди, подогнали ладьи, да, видя несметную силу врагов, не решались плыть на помощь осажденным. А те к ним пробиться не могут. Совсем затужили горожане:

– Пропали мы! Если нас без промедления не выручат свои, будем сдаваться печенегам, все равно помрем…

Но один юноша сказал:

– Я проберусь через вражий стан и переплыву Днепр.

Вечером выбрался из города, держа в руках уздечку.

У встречных печенегов, которые сидели у костров, варили ужин или так бродили, лишь спрашивал скороговоркой:

– Не видели тут моего коня?

Эти слова он, пожалуй, только и знал по-печенежски как следует.

Однако печенеги, предвкушая скорую победу, были очень беспечны, просто отмахивались от разини, проворонившего своего коня, или смеялись над ним. Юноша беспрепятственно приблизился к реке, быстро скинул одежду и поплыл. Тут печенеги заподозрили неладное: стали ему кричать, чтоб вернулся, а потом принялись стрелять в него из луков.

На том берегу заметили это, подплыли к юноше в ладье, вытащили.

Как только сошли на берег, он сказал дружинникам, что были тут:

– Если завтра не подступите к городу, плохо придется Киеву.

Тогда воевода, по имени Претич, сказал:

– Подойдем завтра в ладьях и княгиню с княжичами умчим на эту сторону. Не то нам от Святослава с лихвой достанется!

Наутро, чуть рассветать стало, сели в ладьи и поплыли, трубя в трубы. Горожане, услышав то, закричали изо всей мочи. Печенегам же спросонья показалось, что сам князь Святослав объявился, и бросились они от города врассыпную. И тогда Ольга с внуками и своими приближенными людьми, челядью вышла к ладьям. Печенежский князь, который не успел далеко отбежать, заметил, что вроде бы Святослава тут нет, вернулся и спросил воеводу Претича:

– Кто это пришел?

Воевода прямодушно ответил:

– Это люди с той стороны Днепра.

Видимо, не совсем ему поверил печенежский князь и еще спросил:

– А ты не Святослав ли?

Засмеялся Претич:

– Разве похож? Нет, я князем с малым отрядом вперед выслан, а сам он с несметным войском следом идет.

Печенег напугался: если малый отряд такой переполох учинил, что дальше будет? И сказал он Претичу:

– Давай заключим мир и дружбу.

И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы. А тот одарил печенега кольчугой, щитом и мечом. Обменялись подарками, довольные друг другом. И отступили печенеги от города.

А киевляне, не теряя времени, послали гонца к Святославу со словами:

– Ты, князь, о чужой земле больше заботишься, а свою покинул. А нас чуть в полон не взяли печенеги, и твою мать, и детей твоих. Если ты быстро не придешь и не защитишь нас, возьмут нас. Неужели тебе не жалко своей отчины, ни старой матери, ни детей своих?

Услышав это, Святослав, не мешкая, сел на коня и пришел в Киев со своею дружиной. Он расцеловал мать и детей и очень сокрушался о том, что с ними случилось. Вскоре он собрал воинов и прогнал печенегов в поле. И был потом долгий мир.

В 971 году пошел Святослав к Переяславцу, а в том городе затворились болгары. И вышли они на сечу против Святослава. Сражались они храбро и стали одолевать. И тогда Святослав зычным голосом вскричал:

– Неужто мы побиты будем, о братья и дружина? Постоим же мужественно!

И он с новой силой кинулся в бой, увлекая за собой своих воинов. К вечеру победил Святослав, взяв город приступом. Чуть передохнув, он послал гонца теперь уже к грекам со словами:

– Иду на вы! Возьму столицу вашу Царьград, как взял Переяславец.

Хитрые греки ответили:

– Мы не выстоим против тебя, князь, возьми с нас дань на всю свою дружину, скажи только, сколько вас, мы дадим на каждого.

Так греки хотели выведать, какова численность войска Святослава. Он же разгадал их замысел.

– Нас двадцать тысяч, – сказал князь, вдвое увеличив на словах свою рать.

Греки решили: не велика напасть, и выставили против Святослава сто тысяч, не дав ни гроша дани. Воины Святослава, хоть и были храбрые, дрогнули, увидев такую силищу. Тогда Святослав обратился к ним с речью:

– Братья и дружина! Нам некуда уже уходить, здесь мы должны сразиться. Так не посрамим земли Русской! Ляжем костьми, ибо мертвые срама не имут. Если же побежим, срам нам будет. Я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о себе сами позаботьтесь.

И ответили воины дружно:

– Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим.

И исполчились русичи, и была сеча великая, шумная, земля словно ходуном пошла. На каждого русского десять греков досталось, но воины Святослава так мощно ринулись на них, что греки не выдержали яростного натиска и побежали.

Пошел Святослав дальше к Царьграду беспрепятственно, воюя и разбивая на пути другие города.

Византийский царь созвал во дворец полководцев, мудрецов, всех своих приближенных и скорбно сказал им:

– Как думаете, что же нам делать теперь? Войско разбито, разбежалось, биться мы не можем. Святослав вот-вот будет у стен Царьграда…

Задумались царедворцы. Потом один мудрец сказал:

– Вот что я надумал, великий царь: пошлем ему дары, испытаем Святослава, любит ли он золото или паволоки. Перед ними никто не устоит.

Царь приказал снарядить возы с подарками роскошными и наказал послу-мудрецу:

– Следи за его взором, и лицом, и мыслями.

Святославу сказали, что пришли греки с поклоном, и он сказал:

– Пускай войдут.

Те вошли и, низко поклонившись, положили к его ногам золото и паволоки. Святослав и бровью не повел, только коротко бросил отрокам:

– Унесите это добро!

Вернулись греки к царю своему ни с чем. Еще больше опечалился царь. Тогда другой мудрец подал совет:

– Испытаем князя Святослава еще раз, пошлем ему оружие.

Пришли к Святославу новые послы, положили перед ним мечи, щиты, кольчуги. Он довольно улыбнулся, стал внимательно рассматривать оружие, хвалить тонкую работу. Греческому царю велел передать свою благодарность. Вернулись послы и сказали:

– Лют будет этот князь, ибо богатством пренебрегает, а оружие берет с радостью. Надо платить ему дань.

Тогда направил царь новое посольство к Святославу с просьбой:

– Не ходи к столице нашей, возьми дани, сколько сможешь увезти. И больше не будем воевать.

Немного Святослав не дошел до Царьграда. Откупились греки оружием.

Со многими дарами и великою славою возвратился Святослав в Переяславец. Одна дума печалила его: поредела его дружина, многие соратники в боях пали. А враги коварны. «Как бы не напали невзначай, не перебили остальных», – думал князь. И тогда он решил: «Пойду на Русь, пополню дружину». На ладьях двинулся он к днепровским порогам. Осторожный, опытный седой воевода отца его, Свенельд, посоветовал ему:

– Обойди, князь, пороги на конях, ибо там затаились печенеги.

Но гордый князь не послушал его.

Наступила зима. Замерз Днепр. Святославу пришлось тут и зазимовать, терпя беды лютые. Начался голод, люди умирали, здоровые еще держались на ногах, по полугривне платили за конскую голову. Сам Святослав страдал так же, как и его люди, ничем не выделялся. Печенеги нападать опасались: слишком они боялись Святослава, решили взять его измором.

Когда пришла весна, Святослав с остатками своей дружины пошел через пороги. И тут напал на него Куря, князь печенежский. Силы были не равны, из русичей мало кто спасся, выбравшись из сечи раненым. Сам Святослав был убит. Из его черепа Куря приказал сделать чашу, оправив ее золотом.

Микула Селянинович

Ранним утром, ранним солнышком собрался Вольга брать дани-подати с городов торговых Гурчевца да Ореховца.

Села дружина на добрых коней, на каурых жеребчиков и в путь отправилась. Выехали молодцы в чистое поле, в широкое раздолье и услышали в поле пахаря. Пашет пахарь, посвистывает, лемехи по камешкам почиркивают. Будто пахарь где-то рядышком соху ведет.

Едут молодцы к пахарю, едут день до вечера, а не могут до него доскакать. Слышно, как пахарь посвистывает, слышно, как сошка поскрипывает, как лемешки почиркивают, а самого пахаря и глазом не видать.

Едут молодцы другой день до вечера, так же все пахарь посвистывает, сошенька поскрипывает, лемешки почиркивают, а пахаря нет как нет.

Третий день идет к вечеру, тут только молодцы до пахаря доехали. Пашет пахарь, понукивает, на кобылку свою погукивает. Борозды кладет, как рвы, глубокие, из земли дубы вывертывает, камни-валуны в сторону отбрасывает. Только кудри у пахаря качаются, шелком по плечам рассыпаются.

А кобылка у пахаря немудрая, а соха у него кленовая, гужи шелковые. Подивился на него Вольга, поклонился учтиво:

– Здравствуй, добрый человек, в поле трудничек!

– Здоров будь, Вольга Всеславьевич. Куда путь держишь?

– Еду в города Гурчевец да Ореховец, собирать с торговых людей дани-подати.

– Эх, Вольга Всеславьевич, в тех городах живут всё разбойники, дерут шкуру с бедного пахаря, собирают за проезд по дорогам пошлины. Я поехал туда соли купить, закупил соли три мешка, каждый мешок сто пудов, положил на кобылку cepyю и домой к себе направился. Окружили меня люди торговые, стали брать с меня подорожные денежки. Чем я больше даю, тем им больше хочется. Рассердился я, разгневался, заплатил им шелковою плеткою. Ну, который стоял, тот сидит, а который сидел, тот лежит.

Удивился Вольга, поклонился пахарю:

– Ай же ты, славный пахарь, могучий богатырь, поезжай ты со мной за товарища.

– Что ж, поеду, Вольга Всеславьевич, надо им наказ дать – других мужиков не обижать.

Снял пахарь с сохи гужи шелковые, распряг кобылку серую, сел на нее верхом и в путь отправился.

Проскакали молодцы полпути. Говорит пахарь Вольге Всеславьевичу:

– Ох, неладное дело мы сделали, в борозде соху оставили. Ты пошли молодцов-дружинников, чтобы сошку из борозды выдернули, землю бы с нее вытряхнули, положили бы соху под ракитовый куст.

Послал Вольга трех дружинников.

Вертят сошку они и так и сяк, а не могут сошку от земли поднять.

Послал Вольга десять витязей. Вертят сошку они в двадцать рук, а не могут с места содрать.

Тут поехал Вольга со всей дружиной. Тридцать человек без единого облепили сошку со всех сторон, понатужились, по колена в землю ушли, а сошку и на волос не сдвинули.

Слез с кобылки тут пахарь сам, взялся за сошку одной рукой, из земли ее выдернул, из лемешков землю вытряхнул. Лемехи травой вычистил.

Дело сделали и поехали богатыри дальше путем-дорогою.

Вот подъехали они под Гурчевец да Ореховец. А там люди торговые хитрые: как увидели пахаря, подсекли бревна дубовые на мосту через речку Ореховец.

Чуть взошла дружина на мост, подломились бревна дубовые, стали молодцы в реке тонуть, стала гибнуть дружина храбрая, стали кони, люди на дно идти.

Рассердились Вольга с Микулой, разгневались, хлестнули своих добрых коней, в один скок реку перепрыгнули. Соскочили на тот бережок да и начали злодеев чествовать.

Пахарь плетью бьет, приговаривает:

– Эх вы, жадные люди торговые! Мужики города хлебом кормят, медом поят, а вы соли им жалеете!

Вольга палицей жалует за дружинников, за богатырских коней.

Стали люди гурчевецкие каяться:

– Вы простите нас за злодейство, за хитрости. Берите с нас дани-подати, и пускай едут пахари за солью, никто с них гроша не потребует.

Взял Вольга с них дани-подати за двенадцать лет, и поехали богатыри домой.

Спрашивает пахаря Вольга Всеславьевич:

– Ты скажи мне, русский богатырь, как зовут тебя, величают по отчеству?

– Поезжай ко мне, Вольга Всеславьевич, на мой крестьянский двор, так узнаешь, как меня люди чествуют.

Подъехали богатыри к полю. Вытащил пахарь сошеньку, распахал широкое полюшко, засеял золотым зерном.

Еще заря горит, а у пахаря поле колосом шумит.

Темная ночь идет – пахарь хлеб жнет. Утром вымолотил, к полудню вывеял, к обеду муки намолол, пироги завел. К вечеру созвал народ на почестей пир. Стали люди пироги есть, брагу пить да пахаря похваливать:

– Ай спасибо тебе, Микула Селянинович!

Илья Муромец

1. На заставе богатырской

Под городом Киевом, в широкой степи Цицарской, стояла богатырская застава. Атаманом на заставе старый Илья Муромец, податаманом Добрыня Никитич, есаулом Алеша Попович. И дружинники у них храбрые: Гришка – боярский сын, Василий Долгополый да и все хороши.

Три года стоят богатыри на заставе, не пропускают к Киеву ни пешего, ни конного. Мимо них и зверь не проскользнет, и птица не пролетит. Раз пробегал мимо заставы горностайка, да и тот шубу свою оставил. Пролетал сокол – перо выронил.

Вот раз в недобрый час разбрелись богатыри-караульщики: Алеша в Киев ускакал, Добрыня на охоту уехал, а Илья Муромец заснул в своем белом шатре…

Едет Добрыня с охоты и вдруг видит: в поле, позади заставы, ближе к Киеву, след от копыта конского, да не малый след, а в полпечи. Стал Добрыня след рассматривать:

– Это след коня богатырского. Богатырского коня, да не русского: проехал мимо нашей заставы могучий богатырь из казарской земли – по-ихнему копыта подкованы.

Прискакал Добрыня на заставу, собрал товарищей:

– Что же это мы наделали? Что же у нас за застава, коль проехал мимо чужой богатырь? Как это мы, братцы, не углядели? Надо теперь ехать в погоню за ним, чтобы он чего не натворил на Руси.

Стали богатыри судить-рядить, кому ехать за чужим богатырем. Думали послать Ваську Долгополого, а Илья Муромец не велит Ваську слать:

– У Васьки полы долгие, по земле ходит Васька заплетается, в бою заплетется и погибнет зря.

Думали послать Гришку боярского.

Говорит атаман Илья Муромец:

– Неладно, ребятушки, надумали. Гришка рода боярского, боярского рода, хвастливого. Начнет в бою хвастаться и погибнет понапрасну.

Ну, хотят послать Алешу Поповича. И его не пускает Илья Муромец:

– Не в обиду будь ему сказано, Алеша роду поповского, поповские глаза завидущие, руки загребущие. Увидит Алеша на чуженине много серебра да золота, позавидует и погибнет зря. А пошлем мы, братцы, лучше Добрыню Никитича.

Так и решили: ехать Добрынюшке, побить чуженина, срубить ему голову и привезти на заставу молодецкую.

Добрыня от работы не отлынивал, заседлал коня, брал палицу, опоясался саблей острой, взял плеть шелковую, въехал на гору Сорочинскую. Посмотрел Добрыня в трубочку серебряную – видит: в поле что-то чернеется. Поскакал Добрыня прямо на богатыря, закричал ему громким голосом:

– Ты зачем нашу заставу проезжаешь, атаману Илье Муромцу челом не бьешь, есаулу Алеше пошлины в казну не кладешь?!

Услышал богатырь Добрыню, повернул коня, поскакал к нему. От его скоку земля заколебалась, из рек, озер вода выплеснулась, конь Добрыни на колени упал. Испугался Добрыня, повернул коня, поскакал обратно на заставу. Приезжает он ни жив, ни мертв, рассказывает все товарищам.

– Видно, мне, старому, самому в чистое поле ехать придется, раз даже Добрыня не справился, – говорит Илья Муромец.

Снарядился он, оседлал Бурушку и поехал на гору Сорочинскую.

Посмотрел Илья из кулака молодецкого и видит: разъезжает богатырь, тешится. Он кидает в небо палицу железную весом в девяносто пудов, на лету ловит палицу одной рукой, вертит ею словно перышком.

Удивился Илья, призадумался. Обнял он Бурушку-косматушку:

– Ох ты, Бурушко мой косматенький, послужи ты мне верой-правдой, чтоб не срубил мне чуженин голову.

Заржал Бурушка, поскакал на нахвалыцика.

Подъехал Илья и закричал:

– Эй ты, вор, нахвальщик! Зачем хвастаешь?! Зачем ты заставу миновал, есаулу нашему пошлины не клал, мне, атаману, челом не бил?!

Услыхал его нахвальщик, повернул коня, поскакал на Илью Муромца. Земля под ним содрогнулась, реки, озера выплеснулись.

Не испугался Илья Муромец. Бурушка стоит как вкопанный, Илья в седле не шелохнется.

Съехались богатыри, ударились палицами – у палиц рукоятки отвалились, а друг друга богатыри не ранили. Саблями ударились – переломились сабли булатные, а оба целы. Острыми копьями кололись – переломили копья по маковки.

– Знать, уж надо биться нам врукопашную!

Сошли они с коней, схватились грудь с грудью. Бьются весь день до вечера, бьются с вечера до полночи, бьются с полночи до ясной зари – ни один верх не берет.

Вдруг взмахнул Илья правой рукой, поскользнулся левой ногой и упал на сырую землю. Наскочил нахвальщик, сел ему на грудь, вынул острый нож, насмехается:

– Старый ты старик, зачем воевать пошел? Разве нет у вас богатырей на Руси? Тебе на покой пора. Ты бы выстроил себе избушку сосновую, собирал бы милостыню, тем бы жил-поживал до скорой смерти.

Так нахвалыцик насмехается, а Илья от русской земли сил набирается. Прибыло Илье силы вдвое, – он как вскочит, как подбросит нахвальщика! Полетел тот выше леса стоячего, выше облака ходячего, упал и ушел в землю по пояс.

Говорит ему Илья:

– Ну и славный ты богатырь! Отпущу я тебя на все четыре стороны, только ты с Руси прочь уезжай да другой раз заставу не минуй, бей челом атаману, плати пошлины. Не броди по Руси нахвалыциком.

И не стал Илья ему рубить голову.

Воротился Илья на заставу к богатырям.

– Ну, – говорит, – братцы мои милые, тридцать лет я езжу по полю, с богатырями бьюсь, силу пробую, а такого богатыря не видывал!

2. Как Илья поссорился с князем Владимиром

Ездил Илья в чистом поле много времени, постарел, бородой оброс. Цветное платье на нем поистаскалось, золотой казны у него не осталось; захотел Илья отдохнуть, в Киеве пожить.

– Побывал я во всех Литвах, побывал я во всех Ордах, не бывал давно в одном Киеве. Поеду-ка я в Киев да проведаю, как живут люди в стольном городе.

Прискакал Илья в Киев, заехал на княжеский двор.

У князя Владимира идет веселый пир. За столом сидят бояре, гости богатые, русские могучие богатыри.

Зашел Илья в гридню княжескую, стал у двери, поклонился по-ученому, князю Солнышку с княгиней – особенно.

– Здравствуй, Владимир стольно-киевский! Поишь ли, кормишь ли заезжих богатырей?

Не узнал его Владимир Солнышко и спрашивает:

– Ты откуда, старик, каким тебя зовут именем?

– Я Никита Заолешанин.

– Ну, садись, Никита, с нами хлеба кушать. Есть еще местечко на дальнем конце стола, ты садись там на край скамеечки. Все другие места заняты. У меня сегодня гости именитые, не тебе, мужику, чета – князья, бояре, богатыри русские.

Усадили слуги Илью на худом конце стола. Загремел тут Илья на всю горницу:

– Не родом богатырь славен, а подвигом. Не по делам мне место, не по силе честь! Сам ты, князь, сидишь с воронами, а меня садишь с неумными воронятами.

Захотел Илья поудобнее сесть – поломал скамьи дубовые, погнул сваи железные, прижал всех гостей в угол… Это князю Владимиру не понравилось. Потемнел князь, как осенняя ночь, закричал, заревел, как лютый зверь:

– Что же ты, Никита Заолешанин, перемешал мне все места почетные, погнул сваи железные! У меня между богатырских мест проложены не зря были сваи крепкие. Чтобы богатыри на пиру не толкались, ссор не заводили! А ты что тут за порядки навел?! Ай вы, русские богатыри, вы чего терпите, что лесной мужик назвал вас воронами? Вы берите его под руки, выкиньте из гридни на улицу!

Выскочили тут три богатыря, стали Илью подталкивать, подергивать, а он стоит, не шатается, на голове колпак не сдвинется.

– Коли хочешь, Владимир-князь, позабавиться, подавай мне еще трех богатырей!

Вышли еще три богатыря, ухватились вшестером за Илью, а он с места не сдвинулся.

– Мало, князь, даешь, дай еще троих!

Да и девять богатырей ничего с Ильей не сделали: стоит старый, как столетний дуб, с места не сдвинется.

Распалился богатырь:

– Ну, теперь, князь, пришел мой черед потешиться!

Стал он богатырей поталкивать, попинывать, с ног валить. Расползлись богатыри по горнице, ни один на ноги не может встать. Сам князь забился в запечник, закрылся шубкой куньей и дрожмя дрожит…

А Илья вышел из гридни, хлопнул дверьми – двери вылетели, воротами хлопнул – ворота рассыпались…

Вышел он на широкий двор, вынул тугой лук и стрелы острые, стал стрелам приговаривать:

– Вы летите, стрелы, к высоким кровлям, сшибайте с теремов золотые маковки!

Тут посыпались золотые маковки с княжеского терема.

Закричал Илья во весь богатырский крик:

– Собирайтесь, люди нищие, голые, подбирайте золотые маковки, несите в кабак, пейте вино, ешьте калачей досыта!

Набежали голи нищие, подобрали маковки, стали с Ильей пировать, гулять.

А Илья их угощает, приговаривает:

– Пей-ешь, братия нищая, князя Владимира не бойся: может, завтра я сам буду княжить в Киеве, а вас сделаю помощниками!

Донесли обо всем Владимиру:

– Сбил Никита твои, князь, маковки, поит-кормит нищую братию, похваляется сесть князем в Киеве.

Испугался князь, задумался.

Встал тут Добрыня Никитич:

– Князь ты наш, Владимир Красное Солнышко! Это ведь не Никита Заолешанин, это ведь сам Илья Муромец, надо его назад вернуть, перед ним покаяться, а то как бы худо не было.

Стали думать, кого за Ильей послать.

Послать Алешу Поповича – тот не сумеет позвать Илью. Послать Чурилу Пленковича – тот только наряжаться умен. Порешили послать Добрыню Никитича – его Илья Муромец братом зовет.

Улицей идет Добрыня и думает:

«Грозен в гневе Илья Муромец. Не за смертью ли своей идешь, Добрынюшка?»

Пришел Добрыня, поглядел, как Илья пьет-гуляет, стал раздумывать:

«Спереди зайти, так сразу убьет, а потом опомнится. Лучше я к нему сзади подойду».

Подошел Добрыня сзади к Илье, обнял его за могучие плечи:

– Ай ты, братец мой, Илья Иванович! Ты сдержи свои руки могучие, ты скрепи свое гневное сердце, ведь послов не бьют, не вешают. Послал меня Владимир-князь перед тобой покаяться. Не узнал он тебя, Илья Иванович, потому и посадил на место не почетное. А теперь он просит тебя назад прийти. Примет тебя с честью, со славою.

Обернулся Илья:

– Ну и счастлив ты, Добрынюшка, что сзади зашел! Если бы ты зашел спереди, только косточки от тебя остались бы. А теперь я тебя не трону, братец мой. Коли просишь ты, я пойду обратно, к князю Владимиру, да не один пойду, а всех моих гостей захвачу, пусть уж князь Владимир не прогневается!

И созвал Илья всех своих собутыльников, всю нищую братию голую и пошел с ними на княжеский двор.

Встретил его князь Владимир, за руки брал, целовал в уста сахарные:

– Гой еси, ты старый Илья Муромец, ты садись повыше всех, на место почетное!

Не сел Илья на место почетное, сел на место среднее и посадил рядом с собой всех нищих гостей.

– Кабы не Добрынюшка, убил бы я тебя сегодня, Владимир-князь. Ну уж на этот раз твою вину прощу.

Понесли слуги гостям угощение, да не щедро, а по чарочке, по сухому калачику.

Снова Илья в гнев вошел:

– Так-то, князь, ты моих гостей потчуешь? Чарочками маленькими!

Владимиру-князю это не понравилось:

– Есть у меня в погребе сладкое вино, найдется на каждого по бочке-сороковочке. Если это, что на столе, не понравилось, пусть сами из погребов принесут, не великие бояре.

– Эй, Владимир-князь, так ты гостей потчуешь, так их чествуешь, чтобы сами бегали за питьем да за кушаньем! Видно, мне самому придется быть за хозяина!

Вскочил Илья на ноги, побежал в погреба, взял одну бочку под одну руку, другую под другую руку, третью бочку ногой покатил. Выкатил на княжеский двор:

– Берите, гости, вино, я еще принесу!

И опять спустился Илья в погреба глубокие.

Разгневался князь Владимир, закричал громким голосом:

– Гой вы, слуги мои, слуги верные! Вы бегите поскорей, закройте двери погреба, задерните чугунной решеткой, засыпьте желтым песком, завалите столетними дубами. Пусть умрет там Илья смертью голодной!

Набежали слуги и прислужники, заперли Илью, завалили двери погреба, засыпали песком, задернули решеткой, погубили верного, старого, могучего Илью Муромца!

А голей нищих плетками со двора согнали.

Этакое дело русским богатырям не понравилось.

Они встали из-за стола не докушавши, вышли вон из княжеского терема, сели на добрых коней и уехали.

– А не будем же мы больше жить в Киеве! А не будем же служить князю Владимиру!

Так-то в ту пору у князя Владимира не осталось в Киеве богатырей.

3. Илья Муромец и Калин-царь

Тихо, скучно у князя в горнице.

Не с кем князю совет держать, не с кем пир пировать, на охоту ездить… Ни один богатырь в Киев не заглядывает.

А Илья сидит в глубоком погребе. На замки заперты решетки железные, завалены решетки дубьем, корневищами, засыпаны для крепости желтым песком. Не пробраться к Илье даже мышке серенькой.

Тут бы старому и смерть пришла, да была у князя дочка-умница. Знает она, что Илья Муромец мог бы от врагов защитить Киев-град, мог бы постоять за русских людей, уберечь от горя и матушку, и князя Владимира.

Вот она гнева княжеского не побоялась, взяла ключи у матушки, приказала верным своим служаночкам подкопать к погребу подкопы тайные и стала носить Илье Муромцу кушанья и меды сладкие.

Сидит Илья в погребе жив-здоров, а Владимир думает – его давно на свете нет.

Сидит раз князь в горнице, горькую думу думает. Вдруг слышит – по дороге скачет кто-то, копыта бьют, будто гром гремит. Повалились ворота тесовые, задрожала вся горница, половицы в сенях подпрыгнули. Сорвались двери с петель кованых, и вошел в горницу татарин – посол от самого царя татарского Калина.

Сам гонец ростом со старый дуб, голова – как пивной котел.

Подает гонец князю грамоту, а в той грамоте писано:

«Я, царь Калин, татарами правил, татар мне мало – я Русь захотел. Ты сдавайся мне, князь киевский, не то всю Русь я огнем сожгу, конями потопчу, запрягу в телеги мужиков, порублю детей и стариков, тебя, князь, заставлю коней стеречь, княгиню – на кухне лепешки печь».

Тут Владимир-князь разохался, расплакался, пошел к княгине Апраксин:

– Что мы будем делать, княгинюшка?! Рассердил я всех богатырей, и теперь нас защитить некому. Верного Илью Муромца заморил я глупой смертью, голодной. И теперь придется нам бежать из Киева.

Говорит князю его молодая дочь:

– Пошли, батюшка, поглядеть на Илью, может, он еще живой в погребе сидит.

– Эх ты, дурочка неразумная! Если снимешь с плеч голову, разве прирастет она? Может ли Илья три года без пищи сидеть? Давно уже его косточки в прах рассыпались…

А она одно твердит:

– Пошли слуг поглядеть на Илью.

Послал князь раскопать погреба глубокие, открыть решетки чугунные.