Текст книги "ЭХО. Предания, сказания, легенды, сказки"

Автор книги: Владимир Муравьев

Соавторы: Людмила Чудова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Сказание о славной Куликовской битве

Однажды хан Мамай, повелитель Золотой Орды, призвал к себе стариков и стал их расспрашивать про прежние времена, про безбожного царя Батыя.

Стали старики рассказывать ему, как тот царь Батый воевал Русскую землю, как полонил Киев и Владимир и иные русские города, как убил великого князя Юрия и многих других русских князей, как разграбил златоверхие православные церкви и взял богатую добычу.

От тех рассказов хан Мамай потерял покой, обуяла его гордыня, и показалась ему дань, которую платил Орде нынешний великий князь московский Дмитрий Иванович, слишком малой. Помрачившись умом, объявил он:

– Я, хан Мамай, пойду на Русь с великой силой, как ходил в прежние времена Батый, великого князя московского убью, веру русскую посрамлю, золотом русским обогащусь. Эй, сотники, тысячники, темники, объявите по всем улусам, чтобы нынче никто в Орде не пахал и не сеял, нынче все будут сыты русским хлебом!

И повелел хан Мамай своим ордынцам не мешкая готовиться к походу на Русь.

Князь рязанский Олег, прослышав, что Мамай гневается на великого московского князя и хочет идти войною на него, собрал богатые дары и послал в Орду быстрого посла с такою грамотой: «Восточному царю вольному Мамаю пишет твой ханский верный слуга, посаженный тобою на княжеский престол Олег Рязанский. Спеши, господин всесветлый царь, на Москву: в ней сейчас много злата и иного богатства. Князь Дмитрий не воин против тебя; он только услышит, что ты идешь, убежит либо в Новгород, либо на Двину. А бессчетное московское богатство все достанется тебе. Меня же, раба твоего, пощади, потому что правлю я твоим именем, и не забудь своими милостями: отдай мне в удел Коломну и под мою руку Владимир град и Муром».

Второго гонца Олег послал литовскому князю Ольгерду. Ольгерду Олег написал так: «Ведомо мне, князь Ольгерд, что давно хочешь ты изгнать князя Дмитрия Ивановича и владеть Москвой. Так вот настало наше время: идет на князя московского с великою силой хан Мамай, присоединимся же к нему. Тогда хан даст тебе Москву, а мне Коломну, Владимир и Муром. Я уже отправил к хану посла со многими дарами, пошли и ты, не поскупись, потом мы вернем свое с лихвой».

Получив письмо Олега, князь Ольгерд в тот же час снарядил послов в Орду.

Радовались Олег Рязанский и Ольгерд Литовский, предвкушая, как они поделят меж собою московские земли.

Послы Олега Рязанского и Ольгерда Литовского прискакали в Орду.

Хан Мамай принял дары и грамоты и сказал в гордыне своей послам:

– Передайте князьям вашим: не велика мне честь их поклон и в помощи их не нуждаюсь – без них силен. Однако если они присягнут мне на верность и выйдут в поход против князя московского со своими дружинами, то так уж и быть: дам им те русские вотчины, которые они просят.

Вернулись послы в Рязань и к Ольгерду, но не решились передать своим князьям ханские слова в точности и сказали только, что князь Мамай желает им здравствовать, благодарит, восхваляет великими хвалами и обещает даровать вотчины.

Князья Олег и Ольгерд своим зеленым умом поверили послам и обрадовались привету хана. Шлет Олег Рязанский к Мамаю новых послов: «Приходи, царь, скорее на Русь!»

Князь же великий московский Дмитрий Иванович ничего про то не ведал. И вдруг прискакал в Москву с пограничной окраинной сторожи гонец, привез недобрую весть: хан Мамай с несметными своими полчищами, рыкая, как лев, идет на Русь, хочет разорить великое княжество Московское.

Князь Дмитрий обратился за советом к митрополиту Киприану, что предпринять ему в такой беде.

– Скажи мне, княже, в чем виновен ты перед неверным ордынцем?

– Нет никакой моей вины перед ханом, – отвечал князь Дмитрий. – Платил я ему дани в два раза больше, чем платил мой отец.

– Заплати вчетверо. Может, тогда утолится его алчность и злоба.

Послушал князь Дмитрий совета, послал в Орду боярина Захария Тютчева со многим златом. А вскоре от Тютчева прибыл в Москву гонец. Боярин сообщал, что, дойдя до Рязанской земли, узнал он, что Олег Рязанский и Ольгерд Литовский вступили в тайный сговор с ханом Мамаем против великого князя.

Преисполнилось горести сердце великого князя Дмитрия Ивановича, и воскликнул он:

– Если враг творит зло, то это так и должно быть, потому что он враг, чужой. Ныне же восстали против меня свои. А я им никаких обид не чинил.

В тот же час князь Дмитрий послал в Боровск за братом своим князем Владимиром Андреевичем, прозванным Храбрым, разослал гонцов ко всем русским князьям, воеводам и боярам и повелел спешно собираться в Москву войску со всей Русской земли.

Вскоре приехал из Боровска Владимир Андреевич, пришли ярославские князья и князь Глеб Каргопольский.

Великий князь с братом и другими князьями тогда пошел в Троицкий монастырь и получил благословение на брань от игумена монастыря Сергия Радонежского.

Потом князь Дмитрий приступил к игумену с просьбой:

– Преподобный отче Сергий, есть у тебя в монастыре два чернеца, два брянских боярина, два брата, два опытных воина, Пересвет и Ослябя. Отпусти их из обители со мною на битву.

Отпустил Сергий Пересвета и Ослябю. Они снарядились как положено воинам и пошли с князем.

Тут получил великий князь известие о том, что хан Мамай приближается, и поспешил вернуться в Москву.

В Москве собралось войско со всей Русской земли, по всем улицам стук от оружия, гром от доспехов, по всем дворам стоят воины, по всей Москве и вокруг Москвы.

В четверток, двадцать седьмого августа, русское войско выступило из Москвы навстречу Мамаевым полчищам.

Великий князь Дмитрий Иванович поцеловал княгиню свою Евдокию прощальным целованием, сел на коня, и все князья и воеводы сели на коней. Солнце на востоке сияет, им путь указывает.

Войско выходило из Москвы тремя воротами: Фроловскими, Никольскими и Константиновскими. И далее, разделившись натрое, шло тремя дорогами, потому что по одной дороге такому великому войску не пройти. Князь Владимир Андреевич со своей силою двигался Брашевской дорогой, князья белозерские – Коломенской, а сам великий князь пошел той дорогой, что ведет на Котел.

У Коломны полки соединились и двинулись далее вместе.

Между тем Олег Рязанский узнал, что великий князь Дмитрий Иванович поднялся на брань против Мамая, и очень тому удивился.

– Я-то думал, – сказал он, – князь Дмитрий, как и прежние московские князья, не посмеет противустать восточному царю.

А когда узнал, сколько идет с великим князем русского войска, испугался.

– Горе мне, окаянному! – воскликнул он. – Не только отчину свою я потерял, но и душу погубил. И пошел бы я теперь к великому князю московскому, да не примет он меня, потому что знает про мою измену.

Литовский князь Ольгерд в это время уже подошел со своим войском к Одоеву, но, известясь о великих московских полках, встал на одном месте и не решился двинуться далее. Понял Ольгерд свое неразумие.

– Если человеку своего разума не хватает, он ищет чужой мудрости, – сказал он. – Никогда прежде Литва у Рязани ума не занимала, ныне же Олег меня ввел в соблазн, а сам совсем погиб.

Так и не дождался хан Мамай Олега Рязанского и Ольгерда Литовского; не пришли они к нему ни на границе, ни потом.

В пятый день сентября вышли русские полки к Дону и встали станом. Два воина из сторожевого полка добыли «языка» – знатного ордынца. Тот «язык» сказал, что Мамаево войско стоит уже на Кузьмине-броде, что войска у хана Мамая бессчетное множество и что будет он на Дону через три дня.

Великий князь Дмитрий Иванович стал держать совет с братом своим Владимиром Андреевичем и другими князьями: стоять ли здесь и ждать Мамая или переправиться за Дон и там встретить его.

Говорят ему князья:

– Государь великий князь Дмитрий Иванович, за Доном крепче стоять будут полки, ибо отступать некуда. Вспомни, государь: в давние годы Ярослав Днепр перешел и победил Святополка, и Александр Невский победил шведов, перейдя реку Ижору. И тебе, великому князю, так же надо поступить. Победим врага – всем будет честь, погибнем – так все, от князя и боярина до простого ратника, выпьем одну общую чашу.

Великий князь приказал переправляться за Дон и счесть русское войско.

Говорит князю большой московский боярин, князь Федор Семенович Висковатый:

– В твоем, государь, в большом полку семьдесят тысяч.

– В моем полку правой руки, – говорит князь Владимир Андреевич Боровский, – сорок тысяч.

Воевода полка левой руки князь Глеб Брянский говорит:

– У меня в полку войска тридцать тысяч.

Говорят воеводы сторожевого полка Микула Васильевич, да Тимофей Волуевич, да Иван Родионович Квашня-Углицкий:

– У нас, государь, в полку тридцать четыре тысячи.

А воевода передового полка князь Дмитрий Владимирович Холмский сказал:

– У меня в полку двадцать пять тысяч.

И в других полках было еще семьдесят тысяч войска, да из Великого Новгорода посадники Яков Иванов сын Зензин да Тимофей Константинович Микулин привели еще тридцать тысяч.

А с Мамаем пришло восемьсот тысяч.

С каждым часом приближались татары. Седьмого сентября подскакали их передовые отряды к самому русскому стану, а русские сторожа донесли:

– Хан Мамай у Гусиного брода, к утру будет он на Непрядве.

Великий князь повелел готовиться к битве, распорядился, где какому полку стоять, а полк брата своего Владимира Андреевича послал вверх по Дону укрыться в дубраве в засаде и поставил воеводой в нем старого, опытного воина Дмитрия Боброка-Волынского.

Потом великий князь Дмитрий Иванович помолился богу, а помолившись, обратился к войску:

– Сотоварищи, братья мои милые, от мала до велика. Ночь наступает, близится грозный день. Мужайтесь и крепитесь, стойте на местах своих, ибо утром разбираться некогда – гости близко, уже на Непрядве-реке. Заутро пить нам общую чашу и каждому свою.

Стояли русские полки, как неоглядное море, вороненые доспехи колышутся, как морские волны, шлемы на головах сияют золотом, как утренняя заря, султаны-яловцы на шлемах горят, как огненное пламя.

Все воины готовы умереть друг за друга и за Русскую землю.

Не было во веки веков еще такого войска и не слыхано было про такую отвагу. А ныне вот оно, такое войско, стоит на поле Куликовом.

Ответили воины князю Дмитрию:

Мы с тобою готовы умереть, сложить головы за твою обиду, за землю Русскую.

Наступила ночь.

Но не спит великий князь Дмитрий Иванович, не спит воевода Дмитрий Боброк-Волынский.

О полночь сели они на коней, выехали в поле и встали между русским и татарским станами.

Во вражьем войске, слышат они, крик и шум, стук и скрип колесный, будто собирается базар. Позади вражьего стана воют волки страшным воем. Справа – воронье грает и орлы клекчут. На реке же Непрядве гуси и лебеди бьют крыльями, как перед грозной непогодой.

Боброк сошел с коня, припал к земле правым ухом, долго-долго слушал, а встал – и поник головой.

– Ну, говори, какое тебе явилось знамение, – сказал князь воеводе.

Но Боброк молчал и, только после того как князь во второй раз приказал ему отвечать, со вздохом проговорил:

– Поведала мне мать сыра земля, что ждет нас и радость и скорбь. Слышал я плач великий. Плачет земля двумя голосами: с одной стороны слышно будто старуха рыдает по детям и причитает не по-нашему, с другой стороны – плачет юная девица, а голос ее, как свирель. Это предвестье ведомо мне, и сулит оно погибель язычникам, но и христиан падет великое множество.

Князь Дмитрий опечалился тем, что многие русские воины встретят завтра свой смертный час.

Утром, на восходе солнца, поднялся густой туман и скрыл от русских татарское войско.

В первый час дня, на восходе солнца, развернули свои стяги все русские полки. Затрубили боевые трубы, и, услыша их, взыграли боевые кони. Не торопясь и не мешкая, спокойно и бодро идут русские полки, каждый под своим знаменем, на битву, словно идут на пир мед пить.

Во второй час послышались татарские трубы. Все ближе и ближе трубы трубят, а самих полков за туманом не видать.

Сходятся два войска на битву. Никогда не бывало столько людей на Куликовом поле, от великой тяжести поле прогибается, реки из берегов выступают.

Великий князь Дмитрий Иванович в булатных княжеских доспехах объезжал на коне полки и держал речь к воинам:

– Воины русские, братья мои милые, бояре и воеводы, и все князья, малые и большие, встаньте за землю Русскую, за веру православную. Не пожалеем себя, и увенчает нас победный венец. Если же падем, то не смерть обретем, но жизнь и память вечную.

Объехав полки, вернулся князь под свое великокняжеское черное знамя. Здесь сошел он с коня, снял с плеч красный княжеский плащ, отдал коня боярину Михаилу Андреевичу Брянскому, которого любил как брата, надел на него плащ и повелел ему быть под великокняжеским стягом.

Сам же сел на иного коня, надел простую одежду, взял копье, железную палицу и встал в ряды воинов.

Князья и бояре в один голос принялись его отговаривать:

– Не подобает тебе, великому князю, биться самому.

Тебе, государю, подобает стоять в стороне и смотреть, кто как исполняет свою службу и кого чем за его службу наградить.

– Братья мои, сыны земли Русской, хочу сам постоять за свою обиду. Если умру, так с вами; если жив останусь, так с вами же, – ответил князь Дмитрий.

Туман рассеялся, стало все видать из края в край поля.

Тронулся с места и пошел передовой русский полк князя Дмитрия Владимировича Холмского. Двинулся полк левой руки князя Глеба Брянского.

И татарская рать надвигается: идут и справа, и слева. Силы татарской нет числа.

Хан Мамай с четырьмя ордынскими князьями с высокого холма взирал на поле, в нетерпении ожидая, когда прольется кровь.

Вот из татарского войска выехал вперед огромный печенежин, силою и ростом равный древнему Голиафу.

Троицкий монах Пересвет, что был в передовом полку, сказал:

– Сей человек ищет себе противника, я готов сразиться с ним. Отцы и братья, прощайте. Ты же, брат Ослябя, помолись за меня.

С этими словами Пересвет пришпорил коня и поскакал к печенегу. Тот пустился ему навстречу. Сошлись, сшиблись, дрогнула под ними земля, и оба бойца упали с коней на землю мертвые.

– С нами бог! – вскричали воины передового полка, и полк левой руки, и сторожевой полк и пошли вперед.

Тут двинулись в битву большой полк и все другие русские полки, кроме одного-единственного, засадного.

Началась жестокая сечь.

Мечи сверкали, как солнце; от ломающихся копий стоял треск, подобный небесному грому; воины задыхались в тесноте: мало для такого войска оказалось Куликово поле, хотя было оно тридцать верст поперек, а в длину целых сорок. Так много войска сошлось здесь, что второго такого побоища уж не увидишь: в единый только час погибли великие тысячи! Потекли кровавые реки, встали озера кровавые.

На шестой час битвы татары начали одолевать. Их конница топтала русских воинов, как траву. Пал конь под великим князем Дмитрием Ивановичем, и сам он был тяжело ранен. Татарского войска на поле прибывало, ряды русских полков редели.

Князь Владимир Андреевич Храбрый, что стоял в засаде, в нетерпении сказал воеводе Дмитрию Боброку-Волынскому:

– Воевода, что пользы в нашем стоянии? Если будем и дальше медлить, кому на помощь придем, ведь всех наших побьют.

– Еще не подошло время, – ответил Боброк. – Но скоро наступит наш час, и тогда воздадим врагам всемеро.

Воины засадного полка плакали, глядя на гибель товарищей, рвались в битву, но воевода сдерживал их:

– Еще немного подождите.

В восьмой час переменился ветер и подул в спину русским, в лицо татарам.

– Князь, наступило наше время! – громко сказал воевода Дмитрий Боброк.

Князь Владимир Андреевич поднял копье, обернулся к воинам:

– Друзья, братья мои, князья и бояре, и все сыны русские, за мною на битву!

И рванулись воины засадного полка из зеленой дубравы. Как ясные соколы с золотого нашеста на журавлиное стадо, налетели русские витязи на татар, с новою силой закипела сеча. Повалились враги на землю, как полегает трава под острой косой.

– Увы, увы нам! – в ужасе закричали татары. – Перехитрили нас русские. До сего часа против нас меньшие бились, а ныне старшие бойцы идут!

Побежали татары и на бегу кричат:

– Увы, увы нам и тебе, Мамай, вознесся ты до небес, теперь пасть тебе в самый ад!

Хан Мамай принялся призывать на помощь своих богов. Но его боги не помогли ему. Русские воины истребляли Мамаевы полчища, как огонь истребляет солому, и никто не мог спастись от их мечей.

Вскочил хан на коня, ударил пятками и побежал прочь от Куликова поля, и с ним четыре ордынских князя.

Русские конники погнались за ними, но не догнали и вернулись, потому что у Мамая с князьями кони были свежие, а у русских воинов притомившиеся в бою.

На том кончилась великая битва на поле Куликовом.

…Князь Владимир Андреевич стал под великокняжеским черным знаменем и велел трубить сбор.

Начали воины, кто остался жив, сходиться каждый под знамя своего полка.

Но, сколько ни трубила труба, не пришел под великокняжеский стяг великий князь Дмитрий Иванович.

Поехал Владимир Андреевич по полкам, расспрашивая, не знает ли кто, где великий князь.

– Я видел князя Дмитрия в пятом часу, – сказал князь Борис Углицкий, – он бился железной палицей.

Подъехал князь Михайла Иванович Байков:

– Я тоже видел великого князя – он дрался сразу против четырех врагов.

– А я видел князя незадолго перед тем, как вы ударили из засады. Был он пеш и ранен, – сказал князь Степан Новосильский.

Князья и бояре и все, кто остался в живых, разошлись по полю битвы искать великого князя.

Нашли его под горою у речки, лежащего под березой.

Страдая от раны, а еще больше от сердечной скорби, потому что не знал еще о победе, князь Дмитрий Иванович не имел даже силы подняться.

– Радуйся, государь наш, новый Александр – победитель врагов, – приветствовал его князь Владимир Андреевич.

– Что ты говоришь, не разберу, – спросил князь Дмитрий Иванович.

– Говорю, что враг побежден и мы спасены!

Тут силы вернулись к князю Дмитрию, он встал на ноги и сказал:

– Коли наша победа, то возрадуемся и возвеселимся в этот день.

Слуги подвели коня. Великий князь сел на коня и поехал по полю.

Увидел он великое множество павших русских воинов, а побитых татар вчетверо более. Обернулся князь к воеводе Боброку-Волынскому:

– Воистину оправдалось твое предсказание, воевода.

Ехал великий князь Дмитрий Иванович с братом своим Владимиром Андреевичем и с остальными князьями по ужасному побоищу и, видя гибель стольких православных христиан, сердцем рыдал и лицо умывал слезами.

На поле же Куликовом не видать порожнего места, оно все покрыто телами убитых: лежат сыны русские, но всемеро больше побито татар.

Видит князь, лежат убитые восемь князей белозерских, да углицкий князь Роман Давыдович, да четыре сына его: Иван да Владимир, Святослав да Яков Романовичи. Полегли в одном бою, на едином месте.

А далее, видит великий князь Дмитрий Иванович, полегли князь Михаил Васильевич, да пять князей ярославских, да четыре князя дорогобужских, да оба инока троицких Пересвет и Ослябя, и тут же князь Глеб Иванович Брянский, да Тимофей Волуевич. Убит любимец князя боярин Михаил Андреевич Брянский, воевода Данила Белоусов да новгородские посадники Тимофей Константинович Микулин да Яков Зензин и многие иные.

Восплакал над погибшими великий князь Дмитрий Иванович.

Потом князь Дмитрий Иванович держал речь к тем, кто остался жив после грозного побоища:

– Братья мои, князья и бояре, и все люди русские, вы служите мне, великому князю, так же верно, как служили доселе, и я пожалую вас по заслугам вашим. А ныне прежде всего похороним погибших братий наших, да не будут растасканы дикими зверями.

Двенадцать дней разбирали тела убитых. Князей, бояр и дворян великий князь повелел отвезти на Русь, в их вотчины, к женам и детям. Прочих же похоронили на Куликовом поле, на высоком месте, в трехстах тридцати братских могилах, и насыпали над ними большие земляные холмы.

– Прощайте, братья, знать, суждено вам лежать на поле Куликовом, между Доном-рекой и Непрядвой, – сказал князь Дмитрий Иванович. – Сложили вы головы свои за веру христианскую, за землю Русскую. Вечная слава вам и вечная память.

Всего же пало в битве на поле Куликовом полтретья от ста тысяч и еще три тысячи русских, а осталось в живых пятьдесят тысяч.

Татар же было побито бесчисленное многое множество. Живым убежал в Орду только хан Мамай с четырьмя ордынскими князьями, да и тот в Орде был убит своими же татарами, обрел там бесславный конец.

Князь Ольгерд, услыша про Мамаево поражение и победу князя Дмитрия, с великим срамом поспешно возвратился в Литву. Олег Рязанский бежал из княжества своего и жизнь скончал на чужбине: вырывший яму, сам в нее попадет.

А великий князь московский Дмитрий Иванович с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем Храбрым, со всеми князьями и боярами вернулся с поля Куликова в стольный град Москву с великой славой.

И за ту победу над ордынским ханом Мамаем на берегах Дона получил он имя – князь Дмитрий Донской.