Текст книги "Будущий год"

Автор книги: Владимир Микушевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Исцеление вампира

На этот раз доктор Арефьев сам поехал в Мочаловку к Аверьяну. Аверьян жил в маленькой клетушке при церкви. Там же квартировал теперь слепой Вавила. Он-то и открыл доктору Арефьеву дверь, когда тот постучал. Дверь, впрочем, не была заперта.

«Отец Аверьян сейчас придет», – сказал Вавила, предлагая гостю стул. И действительно, Аверьян вошел в келью через несколько минут. «Не предлагаю вам чаю, – сказал он, здороваясь с доктором Арефьевым. – Дело в том, что мы на сегодняшний вечер приглашены». «Далеко ли?» «Да нет, недалеко. Десять минут ходьбы отсюда. Улица Лонгина, дом 7. Ничего не слышали об этом доме? Словом, мы приглашены к Софье Смарагдовне». «А кто она такая, эта дама?» «Актриса театра „Красная горка“. Но говорить мы будем не о театре. Просто нам без нее не разобраться в наших проблемах. Софья Смарагдовна – мудрая женщина, я бы сказал, сама Мудрость».

К дому № 7 на улице Лонгина вела старинная липовая аллея. Липы уже облетали. Доктора Арефьева поразило, что в сумрачном воздухе все еще явственно пахнет липовым цветом, слышалось даже жужжание пчел, хотя была осень и уже вечерело. И тем же липовым цветом были, казалось, обсыпаны светло-каштановые волосы хозяйки, встретившей их на пороге, а на столе был сервирован чай с липовым сотом.

– Вы звонили мне по поводу неожиданного выздоровления вашей пациентки Зои Лапушкиной, – сказал Аверьян. – Если я правильно понял вас, вы продолжаете интересоваться этим случаем.

– Да, – подтвердил доктор Арефьев, – выздоровление неожиданное и, признаюсь, необъяснимое для меня. Я бы хотел услышать от вас, отец Аверьян, что вы о нем думаете, тем более что вы сыграли в ее выздоровлении некоторую роль…

– Не будем говорить о моей роли. Я сам да и Софья Смарагдовна, если не ошибаюсь, хотели бы выслушать сначала вашу версию произошедшего.

– Извольте. Речь идет, как я вам уже говорил, все о той же Зое Лапушкиной. Вы, наверное, знаете, что она прожила несколько лет со своим мужем очень счастливо. Да, брак был счастливый, хотя бездетный. И вдруг здоровье ее мужа начало стремительно ухудшаться. Однажды под утро скорая помощь увезла его в глубоком обмороке. Был поставлен диагноз: малокровие при крайнем истощении организма. И тогда развитие событий приняло странный оборот. Зоя кинулась не к врачам, а в уголовный розыск. Она заявила, что пыталась убить своего мужа и должна понести наказание, должна быть изолирована от него, поскольку от этого якобы зависит его дальнейшая жизнь. К счастью, она попала в кабинет Анатолия Валерьяновича Зайцева, вашего сослуживца, кажется, даже друга (Аверьян кивнул). Другой следователь мог бы дать ход делу, и неизвестно, чем оно кончилось бы. Но Анатолий Валерьянович, как мог, успокоил женщину и только тогда углубился в подробности. Сначала Зоя настаивала, что в течение некоторого времени давала мужу медленно действующий яд. Анатолий Валерьянович осведомился о мотивах предполагаемого преступления. Женщина ответила, что мотивы были исключительно корыстные: завладеть квартирой мужа, его машиной и банковским счетом. Но при этом Зоя Лапушкина так отчаянно рыдала, в ее словах чувствовалось столько любви к мужу и такая тревога о нем, что следователь усомнился в достоверности ее показаний. Анатолий Валерьянович позвонил в больницу, где лежал Андрей Лапушкин, и лечащий врач категорически опроверг малейшую возможность отравления, о чем следователь тут же сообщил Зое. Рыдая, она закричала в ответ, что не может сказать, каким ужасным способом пыталась убить мужа, но, в конце концов, призналась: она сосала у мужа кровь. Это признание до некоторой степени совпадало с диагнозом, поставленным Андрею Лапушкину: малокровие. Анатолий Валерьянович направил женщину ко мне в клинику на экспертизу. Признаться, сначала я счел ее показания навязчивым бредом или манией, вызванной запойным чтением низкопробной оккультной литературы, а также фильмами ужасов. Но, побеседовав с ее мужем в больнице, я насторожился. Андрей подтвердил: Зоя действительно имела обыкновение кусать его, что свойственно многим женщинам в порыве страсти, и Андрей наслаждался ее укусами, хотя она кусала его до крови. Иногда, проснувшись ночью, Андрей видел, что его жена заснула, прильнув губами к укушенному месту. При свете ночника на ее щеках был виден яркий румянец, а губы ее были как бы только что накрашены какой-то особенной помадой. Я сам осмотрел Андрея и у него на шее обнаружил явные следы укусов. Конечно, трудно было предположить, что поцелуи-укусы любящей страстной женщины могли приводить к потере крови, вызвавшей малокровие, но факт был налицо: укусы жены – малокровие мужа. Вообразите мое положение: современным законодательством не предусмотрено никакого наказания за вампиризм, а современная медицина не знает средства от этой болезни, если это болезнь. К тому же врач сам рискует попасть в разряд душевнобольных, если он поставит диагноз: вампиризм. Мне ничего другого не оставалось, кроме как снова позвонить вам, отец Аверьян. Вы посетили больную, долго беседовали с ней, ничего не сказали мне (понимаю: тайна исповеди), только просили пока не выписывать ее. Вот и пришлось мне держать ее в клинике с предварительным диагнозом: комплекс вины, осложненный навязчивым бредом. Она оставалась в клинике полтора месяца. За это время состояние Андрея улучшилось. Он выписался из больницы, пытался увидеться со своей женой, но я не согласился допустить его к ней, боясь, как бы ей не стало хуже. И тут новое несчастье: Андрей попадает в автомобильную катастрофу, у меня даже мелькнула мысль, не по моей ли вине. Комплекс вины заразителен. Андрей так рвался к своей жене, что мог быть недостаточно осторожен за рулем. Он был способен даже на самоубийство, тоскуя по ней. Тут мне позвонили вы. Муж при смерти, он должен увидеться с женой. Жестоко отказывать ему в этом. И я отпустил Зою с вами… под вашу ответственность. Потом я узнал: Зоя сдала свою кровь, чтобы спасти его. Недоставало именно такой дозы для переливания, теперь это часто бывает. Конечно, я никогда не позволил бы моей больной сдавать кровь, но результат был самый неожиданный: ей стало лучше. Поневоле вспомнишь старинную медицинскую практику кровопусканий. Я уж не говорю о том, что муж был спасен. Вы это знаете лучше меня. Теперь Зоя Лапушкина выписалась из больницы. Оба они живут-поживают вместе, а я не понимаю, как она выздоровела. Была она вампиром или нет? Или это действие ваших пастырских увещеваний? Буду очень признателен, если вы мне что-нибудь объясните.

– Слово предоставляется Софье Смарагдовне, – торжественно произнес Аверьян.

– Вы знаете, я имею обыкновение начинать издалека, – улыбнулась Софья Смарагдовна. – Вы, вероятно, слышали, что у Адама была первая жена Лилит. О том, что их разлучило, говорят разное: они якобы расстались потому, что не сошлись характерами или темпераментами. Между тем Лилит не представляла себе близость с Адамом иначе как возможность сосать у него кровь. Лилит полагала: если Адам сотворен по образу и подобию Божию, значит, у него кровь Богочеловека, а как же такую кровь не пить. Дальнейшее легко себе представить. Очевидно, рода человеческого не было бы, если бы Лилит выпила кровь Адама. Вот почему пришлось разлучить их. Но Лилит свое взяла. Она сблизилась со старшим сыном Адама Каином и поцеловала его или укусила (для нее это одно и то же). И тут проявилось главное свойство такого укуса. Укушенный вампиром становится вампиром сам. Каин в свою очередь возжаждал человеческой крови, принимая ее втайне за кровь Божию. Каин убил своего брата, думая принести Богу в жертву самое драгоценное, кровь Богочеловека. Вот почему говорят, что Авель – прообраз Христа. И сакральное намерение Каина было ему зачтено. Разве не сказано: «…всякому кто убьет Каина, отмстится всемеро»? (Быт. 4, 15). Разве не о преемственности того же укуса-поцелуя говорит потомок Каина Ламех: «…я убил мужа в язву мне и отрока в рану мне. Если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро» (Быт. 4, 23–24)? Каином были наверняка укушены его жены, и через них поцелуй Лилит передался их потомству. Этот же поцелуй распознается и в поцелуе Иуды, рассчитанном на то, чтобы пролилась, наконец, истинная кровь Богочеловека. Чего и жаждал Иуда, как не этой крови? Разве не говорит он перед тем, как удавиться: «Согрешил я, предав кровь неповинную» (Матф. 27, 4)? В этом слове «предав» – ключ ко всей истории человечества, От него и предание, и предательство Божьей крови. Таково же двойственное значение латинского глагола «trado». Судите сами, что означает столь популярное ныне слово «традиция». Это традиция поцелуя-укуса в прямом и переносном смысле (понимаете, что при этом переносится?). Основоположница традиции – Лилит, а величайший традиционалист – Иуда. Но вампирами традиция тоже переносится или распространяется.

– К этому я бы добавил кое-что, – заговорил Аверьян. – Очевидно, кровь Богочеловека была запретным плодом для Лилит, и она пала, пытаясь вкусить эту кровь. Адам и Ева в раю не слишком-то различали древо познания и древо жизни. Для того чтобы различать их, надо было вкусить плод с древа познания, а, по-видимому, сам змий не очень-то различал эти два дерева. Но не может быть дерева жизни без крови Богочеловека. Говорит же Христос: «…если не будете есть Плоти Сына человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Иоанн, 6, 53). Следовательно, вкушая запретный плод, Адам и Ева тоже покушались на плоть и кровь Богочеловека. Но ведь им было заповедано: «…и будут одна плоть» (Быт. 2, 24). Им было заповедано познать друг друга, а они пожелали познать добро и зло, еще не составив единой плоти. Кто знает, если бы они были одной плотью, не могли бы они вкусить и этот плод себе на благо? Сказано же о грядущем Граде Божием: «Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой, и листья дерева – для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого» (Откр, 22, 2–3). Опаснейшая загадка современности – разница между любовью и так называемым сексом или попросту блудом. В любви два составляют одну плоть, а в сексе партнеры остаются порознь, делая то, что позволяет делать одна любовь. Отсюда проклятие секса, мучительное разочарование, которое он за собой влечет и в котором партнеры обвиняют друг друга. Секс – вечный источник ненависти, разлада, смертоубийства. Это истинное царство вампиров, не желающих или не способных образовать с любимым единую плоть, как не желала или не могла Лилит образовать единую плоть с Адамом. Вампиры – отпрыски Лилит, и защита от них – единая плоть супругов. Супруги вампирами не бывают, и вампиры не могут подступиться ни к одному из них, когда они одна плоть.

– Но разве Андрей и Зоя не были супругами? – спросил доктор Арефьев.

– Долгое время их соединяли только комфорт и корысть, вернее, один голый секс. Это называется, партнеры подходят друг другу; сплошь и рядом тогда один сосет у другого кровь, доставляя ему при этом особое наслаждение. Вот в чем коренятся садизм и мазохизм. Когда Андрей попал в автомобильную катастрофу, его могло спасти только переливание крови, а крови не хватало. К тому же в ТРАНСЦЕДОСе, в небезызвестном центре доктора Сапса с нетерпением ждали его смерти. Им нужна была здоровая почка для пересадки. К счастью, Андрей потребовал священника и назвал мой телефон. Я успел заехать к вам, доктор, и, слава Богу, вы согласились отпустить со мной Зою. Она без колебаний согласилась сдать кровь для Андрея, ее кровь совершенно подошла для переливания, и теперь они оба спасены.

– Но откуда у нее… этот вампиризм? Кто ее укусил? Не Андрей же?

– Она не помнит. Может быть, какая-нибудь экзальтированная чувственная подруга в юности, может быть, сама Лилит в образе этой подруги.

– Скажите… а муж не укусит ее? В свою очередь? Ведь он же укушен вампиром, а традиция Лилит передается?

– На днях я обвенчал их. Теперь они воистину единая плоть, Вампир же не составляет единой плоти ни с кем, как его праматерь Лилит.

Когда Софья Смарагдовна провожала своих гостей через сад, на улице Лонгина накрапывал мелкий, холодный осенний дождик, но в саду все еще пахло липовым цветом.

Толк

Оставшись один в своем кабинете, Анатолий Зайцев огорченно развел руками. Аверьяну явно изменяло чутье. Трудно было поверить, будто Неуловимый Оле, за которым тщетно охотился Интерпол, так-таки явится в Мочаловку на крестины этого мальчонки. Да и не брать же его прямо в церкви, во время богослужения! Непривычно, что не говори! А тут еще Аверьян уверяет: «Не беспокойся, без тебя он из церкви не уйдет».

Вот уже года три Оле наводил ужас не только на частных лиц, но и на полицию разных стран, Оле был убийца-профессионал. Сначала он орудовал преимущественно в банановых республиках, но потом блеснул своим искусством и в столицах, задающих тон в постиндустриальной цивилизации. В действиях Оле не прослеживалось никакой определенной политической линии, так что его трудно было связать, скажем, с международным терроризмом. Для начала Оле пристрелил нескольких министров, потом ни с того ни с сего ухлопал знаменитую киноактрису, а иногда просто открывал беспорядочную стрельбу по толпе не иначе как с целью вызвать панику. По даже в этих беспорядочных выстрелах прослеживался прицел снайпера, В газете писали, что стреляет несомненный чемпион мира по стрельбе. Именно уникальная меткость выстрела позволила полиции прийти к выводу, что стреляет один и тот же снайпер. Чаще всего Оле стрелял из окна в жертву, проходящую мимо по улице, проезжающую в машине или даже прогуливающуюся в собственном саду. Помещение для снайпера предварительно нанималось, причем у самых разных людей, в разных уголках мира. Вне всякого сомнения, эти люди не только не были связаны между собой, но и не имели представления друг о друге. Среди них были домовладельцы, обитатели отдельных квартир и комнатушек, как правило, на верхних этажах, иногда прислуга или домоправительница виллы, куда должна была приехать очередная жертва. Во всех случаях осуществлялась одна и та же схема: сперва звонок по телефону, потом почтовым переводом крупная сумма денег, такая крупная, что перед ней не могли устоять самые богатые. Да и с какой стати было отказываться: условия ни к чему не обязывали. Предлагалось освободить квартиру на сутки (иногда на несколько часов) и не встречаться с краткосрочным жильцом. Ключ в условленном месте оставался сплошь и рядом нетронутым. Постоялец отпирал и запирал квартиру собственным ключом, а вернее, проникал в нее и покидал ее неизвестно как.

Но при этом были другие, еще более странные обстоятельства. Однажды убийцу схватили на месте преступления, надели на него наручники, посадили в полицейскую машину Тогда он и пробормотал свое имя, что-то вроде «Оле», и оно за ним закрепилось. Полицейские пришли к выводу, что Оле скандинав, высокого роста, белокурый. Но далее произошло нечто невероятное, Оле открыл дверь полицейской машины, выпрыгнул на улицу и бросился бежать. В него стреляли, и один из полицейских клялся, что попал в него. Однако следов крови не оказалось. В нескольких шагах от машины валялись наручники, от которых преступник освободился опять-таки неизвестно как. С тех пор преступления Оле сделались еще более дерзкими, Иногда он стрелял просто в упор, а потом исчезал. Как сквозь землю проваливался, по словам полицейских. Два или три раза Оле уходил из следственного изолятора, тщательно охраняемого, причем, кроме почти нечленораздельного бормотания «Оле, Оле», от него никто не слышал ни слова.

В мочаловской церкви иеромонах Аверьян должен был крестить мальчика-сироту пяти лет отроду Мальчику едва исполнился год, когда его отец был приговорен к исключительной мере за убийство. Николай Терехов служил в Афганистане и, демобилизовавшись, стал убийцей-профессионалом… «Что поделаешь, ничему другому не обучался, граждане судьи», – говорил он на суде со смущенной улыбкой. Суд расценил это как особый цинизм, а Николай принял смертный приговор как должное.

Его сынишка носил странное имя «Толк». Так и в метрике был записан. Говорили, будто его мать Ольга Терехова назвала его так еще до рождения, потому что он все время напоминал о себе: толк, толк… Когда он родился, отец сказал: «Из парня выйдет толк». Лучшего имени для него не нашлось. Теперь его должны были окрестить Анатолием. Аверьян даже пригласил Толю Зайцева в крестные отцы. Сделать это пришлось ему самому, так как мать относилась к предстоящему обряду без всякого энтузиазма и даже противилась ему, как могла, ссылаясь на то, что семья у них неверующая.

Толя Зайцев полюбопытствовал, на какие средства Ольга Терехова безбедно живет да еще при этом не работает. Аверьян удовлетворил его любопытство. Ольга Терехова получала внушительную пенсию от доктора Сапса. «Но за что? За что?» – удивлялся Толя. Оказалось, доктор Сапс приобрел мертвое тело расстрелянного Николая с условием, что будет выплачивать определенную сумму его вдове, вернее, сыну, разумеется, с индексацией. Интересно, что на это согласился сам Николай, а доктор Сапс, похоже, настаивал на подтверждении его согласия.

Доктор Сапс возглавлял экспериментальный центр ТРАНСЦЕДОС (Трансплантационный центр доктора Сапса). Человеческие тела были ему нужны не для вивисекции. Сотрудники доктора Сапса извлекали из этих тел органы, необходимые для пересадки. После этого тела бесследно исчезали, что входило в условия договора. Доктор Сапс называл их дальнейшую судьбу врачебной тайной.

Толя Зайцев допытывался, почему неуловимый Оле непременно должен прийти на крестины Толка. «Иначе быть не может, – загадочно улыбался в ответ Аверьян. – Таково условие». «Какое условие? С кем условие?» – вскидывался Толя. «С хозяином», – продолжал улыбаться Аверьян.

Накануне крестин в Аверьяна стреляли. Об этом сообщил Анатолию Зайцеву участковый милиционер. Выстрелы были произведены с чердака соседней дачи. Ни один из них не попал в цель. Аверьян, можно сказать, спасся чудом. Сам он даже не упомянул о выстрелах в разговоре с Толей Зайцевым, а когда тот напрямик его спросил о них, ответил: «Ты видишь, все идет как по маслу. Он здесь». «Кто здесь?» «Неуловимый Оле. Завтра он придет в церковь».

В церкви Анатолий Зайцев напряженно присматривался к присутствующим. Человек с внешностью неуловимого Оле как-то не бросался ему в глаза. Впрочем, у Анатолия как у крестного отца были другие заботы. Аверьян строго настаивал на православном крещении в три погружения, а Толк, поджарый всклокоченный волчонок, никак не хотел погружаться, как будто кто-то заранее подучил его избегать купели. Уламывать его пришлось крестному отцу, но когда мальчишка уступил авторитету дяденьки милиционера, в церкви раздались выстрелы.

Можно было подумать, что метят в мальчика, но пошатнулся иеромонах Аверьян. Его кровь капнула в купель, но он все-таки завершил обряд, крестил мальчика в три погружения и только после этого даже не упал, а поник на пол. Он был ранен в левое плечо. Какой-нибудь сантиметр, и Аверьян не остался бы в живых.

Стрелявшего схватили сразу же. Он выронил револьвер и тяжело повис на руках оперативников, заранее направленных в церковь Анатолием Зайцевым. Белокурая голова безжизненно свесилась. Он был мертв.

В ближайшие часы произошло самое невероятное. Тело разлагалось буквально на глазах. Когда в морг вызвали врача для вскрытия, он подумал, что тело подверглось эксгумации, а до этого пролежало в могиле года три. Вскрытие показало, что у покойника были удалены обе почки и, как ни странно, сердце.

– В дальнейшем у них, возможно, будут удалять и мозг, – сказал пришедший в себя Аверьян. Толя Зайцев сидел у его постели.

– Но как же он двигался… как же он стрелял… как же он жил без почек и без сердца? – пролепетал Толя.

– А он, собственно говоря, и не жил. Для того чтобы убивать, жить необязательно. Кстати, его опознали?

– Отпечатки пальцев уже невозможно с точностью проверить. Но, судя по всем данным, это действительно неуловимый Оле.

– Только и всего? А кто был неуловимый Оле, тебе все еще невдомек?

Толя Зайцев недоуменно смотрел на Аверьяна.

– Он же бормотал «Оля… Оля», когда его: хватили. Любимую жену звал. Ты все еще не понял, что это Николай Терехов?

– Так его не расстреляли?

– Да нет, именно расстреляли. Вскрытие должно констатировать дырку в затылке.

– Значит, доктор Сапс его вылечил? Из мертвых воскресил?

– Ну нет, он был нужен доктору Сапсу не живой, а мертвый.

– Кто же тогда стрелял? Его дух, что ли? А на вскрытие тело подсунули?

– Как, по-твоему, вампир – дух? – спросил Аверьян. – Он же кусает живого, сосет его кровь. Потом его находят в могиле и вбивают в него осиновый кол. Как, по-твоему, можно вбить осиновый кол в духа?

Толя Зайцев не находил слов.

– Так что же, Колька Терехов – вампир, что ли?

– Нет, не вампир. По-английски это называется «lich», по-русски лярва, тело, оставленное духом. У Амброза Бирса, кажется, есть рассказ о том, как мертвое тело матери задушило любимого сына.

– Значит, он стрелял в Толка?

– Нет, он стрелял в меня. Ему, вернее, его хозяину, надо было, чтобы Толк остался некрещеным.

– А кто его хозяин?

– Ты все еще не понимаешь? Доктор Сапс, конечно. Правда, и у доктора Сапса есть хозяин.

– Но ведь тот, кажется, покупает души?

– А этот, Антихрист, покупает их тела, приводит их в движение, вооружает, подчиняет своей воле. И получается… получается то, чем должен был бы быть homo soveticus.

– Биороботы?

– Мы называем их так, чтобы не так страшно было. А вообще это человек, каким его мыслит диалектический и исторический материализм.

– Но без сердца… без мозга… без души?

– У этого-то мозг еще оставался. Что такое мозг сам по себе? Инструмент ненависти…

– А без этого инструмента?

– И с этим инструментом у них на всех один мозг – мозг доктора Сапса. Я думаю, если воскрешать покойников по Федорову, получатся такие неуловимые Оле. Пока еще это отдельный исполнитель. А ты представь себе армию таких неуловимых Оле…

– Значит, во всех преступлениях неуловимого Оле… Николая Терехова виновен доктор Сапс?

– В известной степени. Однако сам он тоже виновен. Он согласился на это.

– Ради сына…

– Сыну уготована та же участь. Ему доктор Сапс даже пенсию платит.

– Может быть, теперь перестанет.

– Посмотрим.

Ольга Терехова потребовала, чтобы разложившееся тело выдали ей. Анатолий Зайцев не видел оснований отказывать ей. Все равно эту гниющую массу невозможно было оформить как останки преступника, убитого при задержании. Никакие инстанции в мире не поверили бы, что это и есть неуловимый Оле.

– Слушай, а ты панихиду по нему не отслужишь? – спохватился Анатолий Зайцев через сорок дней.

– Отпевать его я не могу, – ответил Аверьян. – Христианское погребение для него тоже невозможно, да и ни он сам, ни вдова его не хотят этого. И все-таки я его поминаю. Есть у меня молитва такая особенная: за жертв Антихриста.

– А из могилы он снова не вылезет?

– Не вылезет. Его сын крещен. А он предался Антихристу ради сына.

– Навестил я недавно моего крестника. Вроде живет с матерью, ни в чем не нуждается.

– Похоже, доктор Сапс продолжает ему пенсию платить. Наверное, ждет, что из твоего крестника все-таки выйдет толк.