Текст книги "Король живет в интернате"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Владимир Андреевич Добряков

Король живет в интернате

Инструктор спорта

Однажды утром на просторном дворе одного из домов по улице Гастелло появился человек с блестящей кожаной папкой в руке. Если бы мальчишки, игравшие возле турника в жоску, обратили на него внимание, они бы сразу поняли, что незнакомец никогда раньше здесь не бывал. Ну кому не ясно – раз человек то и дело оглядывается по сторонам, значит, это место для него неизвестное и, наверное, он кого-то разыскивает.

Но увлеченные игрой мальчишки ничего вокруг не замечали. Пооткрыв рты, они с восторгом взирали на голенастого, черноглазого парнишку – тот ловко подбрасывал согнутой ногой мохнатую тряпицу с завязанным в ней песком и хрипло выкрикивал: «Пятьдесят семь! Пятьдесят восемь!..» Где уж тут хлопцам что-то замечать! А напрасно: человек с папкой вполне стоил того, чтобы бросить игру в жоску и поспешить к нему.

Он был совсем молод. Даже серый широкий спортивный пиджак с покатыми плечами не мог скрыть его возраста – лет пятнадцать парню, а может, и того нет. Лицо у него крупное, смуглое. Особенно бросалась в глаза прическа: каштановые волосы, недавно примоченные водой, косо и низко – едва не до темных, крутых бровей – зачесаны на лоб. Но самыми замечательными были не прическа, не блестящая папка, а спортивные значки на сером пиджаке. Значков было четыре. На правой стороне – три круглых значка разрядника, а на левом отвороте пиджака – сверкающий, как зеркало, металлический силуэт футболиста с мячом.

Паренек с минуту наблюдал за ребятишками, игравшими у турника, потом еще раз осмотрелся и сел на крайнюю лавочку, недалеко от выхода на улицу. Казалось, он чего-то выжидал: все поглядывал на ребятишек, задумчиво покусывал губы, барабанил пальцами по кожаной папке. Наконец, когда на дорожке показался худенький, загорелый мальчуган в синих трусиках, парень закинул ногу на ногу, развалился на лавочке и лениво-небрежным тоном позвал:

– Эй, приятель! Заверни-ка сюда.

Мальчуган остановился, с любопытством посмотрел на незнакомца и направился к нему.

– Ты в этих домах живешь?

С уважением разглядывая значки, мальчуган ответил:

– В этих.

– Ну, присаживайся, если не торопишься… Как звать-то?

– Юра.

– В четвертый перешел?

– В четвертый.

– Ясно… Вот скажи, Юрий, отчего у вас так: дворище здоровый, три корпуса, а тишина, скука? Ни в волейбол, ни в футбол никто не играет.

– Почему? – возразил Юра. – Мы вчера играли в футбол. Да только всю покрышку расколотили. Расползлась по швам. Если Котька зашьет, то к вечеру сразимся. А завтра, может, ребята с Песчаной придут. У них хороший мяч. У наших ребят, у Генки и Щуки, тоже есть мячи, только они в лагерь уехали…

– Кто уехали? Мячи?

И они оба весело рассмеялись.

– Значит, говоришь, ребята в футбол любят играть? – все еще улыбаясь, спросил парень.

– Ого! – воскликнул Юра таким тоном, словно удивляясь, как можно не любить футбол. – Еще как! У нас во дворе все играют.

– Так, так! Это хорошо… Слушай, Юрий, ну-ка топай к тем ребятам, видишь – у турника? Зови сюда. И поскорей. В темпе! Задача ясна?

– Так точно! – козырнул Юра и пустился к ребятам.

Паренек усмехнулся, глядя ему вслед, потер рукавом фигурку футболиста, чтобы лучше сверкала, и важно раскинул руки по спинке лавочки.

Не прошло и двух минут, как его обступили ребята. Дав им вдоволь налюбоваться спортивными значками, он сказал:

– Ну, хлопцы, усаживайтесь. Будем знакомиться. Меня зовут Василий Коршунов. Я из городского комитета физкультуры. Внештатный инструктор спорта среди юношей и подростков. Так вот, городской комитет физкультуры поручил мне… это… Как его? Ах да, поручил сформировать несколько детских футбольных команд. Мне тут Юра сказал, что у вас много любителей футбола. Что ж, если желаете, могу записать вас в футбольную секцию. Будете по три раза в неделю заниматься с настоящими тренерами, а года через два-три начнете участвовать в состязаниях, по другим городам будете ездить.

Коршунов сделал небольшую паузу, оглядывая застывших в изумлении ребят, и скучным тоном добавил:

– Но я не настаиваю. Если охотников заниматься у вас нет, я поищу в другом месте.

Ребятишки возбужденно загудели:

– Зачем в другом? Мы сами охотники! Конечно!

– Ну, хорошо, хорошо, – улыбнулся Коршунов. – Начну с вас.

– А где будем тренироваться?

– С каких лет принимают?

– Нам что, и бутсы дадут?

Коршунов отвечал обстоятельно, по порядку. Тренироваться будут на Стадионе пионеров, а зимой в специальном зале общества «Динамо». В футбольную секцию принимают ребят с третьего класса по шестой.

Насчет спортивной формы пусть не беспокоятся. На базе есть майки, трусы, гетры, бутсы. Каждый записавшийся в команду все это получит.

– Бесплатно?

– Да считайте, что бесплатно, – сказал Коршунов, – На вашу долю остается пустяк – по два рубля двадцать шесть копеек. Основные расходы берет на себя спортивное общество.

– У-у… – разочарованно протянул черноглазый мальчишка, тот самый, что так здорово, играл в жоску. – Столько денег!

И другие ребята притихли. Хотя внештатный инструктор спорта и говорит, что такие деньги – пустяк, но попробуй-ка – достань их! Если когда и появится гривенник на мороженое, то и минуты не залежится в кармане.

– А деньги обязательно нужно сегодня? – жалобно спросил Юра.

– Сегодня, хлопцы, – печально произнес Коршунов. – Бутс тридцать шестого размера всего четырнадцать пар осталось, а тридцать седьмого – еще меньше. Если получать – так сегодня.

Человек в шелковой рубахе

Возле ребят остановился худощавый парень лет двадцати в белой шелковой рубашке с короткими рукавами. Он громко спросил:

– Молодые люди, где тут корпус номер три?

Никто из ребят даже не взглянул на него. Парень повторил вопрос. Тогда один из мальчиков махнул рукой в направлении крайнего дома: «Вон тот».

– Благодарю, – сказал парень, но уходить как будто не спешил. – Что это у вас за собрание такое? – спросил он.

– Да вот, – сказал Коршунов, – агитирую хлопцев записываться в футбольную команду. Но что-то упрямятся.

– Вовсе не упрямимся, – заметил Юра, сидевший на правах старого знакомого рядом с инструктором. – Обязательно запишемся!

– Таких-то сопляков в футбольную команду? – удивился парень.

Ребятишки с презрением посмотрели на него. Коршунову это тоже не понравилось. Он неодобрительно сказал:

– Вы, пожалуйста, так не выражайтесь. С этими хлопцами позаниматься несколько лет – еще какие замечательные футболисты выйдут. Я же пока в детскую команду записываю.

– Это что за детская команда? – Заинтересовавшись, парень присел на свободный конец лавочки.

Коршунов стал подробно объяснять все то, о чем перед этим толковал ребятишкам. Парень слушал со вниманием. Однако по его длинному, костистому лицу с узкими щелочками глаз было видно, что не очень-то он верит этим рассказам.

– А скажи, – совсем прикрыв один глаз, с сомнением спросил он, – как это получилось: такой молодой ты и уже инструктор?

Коршунов не обиделся.

– Пожалуйста, вот удостоверение. – Он достал сложенную вдвое бумажку и протянул ее недоверчивому гражданину. Тот внимательно осмотрел бумажку и уже с явным одобрением проговорил, читая вслух:

– Коршунов Василий Николаевич. Внештатный инструктор спорта. Печать, подпись. Все правильно. Молодец!

Возвращая удостоверение, он вдруг с живостью сказал:

– Товарищ инструктор, а не можешь моего братишку записать в команду? Страсть до чего любит гонять мяч. Во сне видит себя футболистом. Запиши, пожалуйста. Парнишка исправный, в четвертый класс пойдет, учится хорошо. Вот бы ему удовольствие.

– Что ж, можно записать, – важно сказал Коршунов и расстегнул молнию блестящей кожаной папки. Он вынул тетрадь, авторучку. На чистой странице, сверху, аккуратно вывел: «Детская футбольная команда №». – Как фамилия вашего брата?

– Карасев Игорь Петрович. 1950 года рождения… Вот сразу и деньги, – сказал парень. – Два тридцать.

– Одну минуточку, получите сдачу. Четыре копейки.

– Да зачем, не надо. И так почти задаром…

– Нет-нет, товарищ. Все должно быть точно. – Коршунов порылся в карманах. – Вот возьмите, пожалуйста, сдачу и распишитесь здесь.

– Ишь ты, как в бухгалтерии! – поставив кудрявую подпись, восхитился парень.

– А как же – деньги! Все до копеечки учитывается… Да, – вспомнил Коршунов, – а каким номером его записать? В защиту, нападение?

– Игорешку-то? Пиши в нападение! Страсть до чего любит голы забивать. Вчера пришел и хвастается: семь штук заколотил!

– Ого! Под номером «9» тогда запишем. Центр нападения. Гроза ворот, ломатель штанги!

– Во-во! – засмеялся парень. А за формой сегодня приходить?

– Обязательно. Прямо на базу. Улица Короленко, 7. До трех часов постарайтесь. А завтра пусть к десяти приходит на Стадион пионеров. И пусть захватит спортивную форму.

– Ну, ясное дело, как же без формы! Без формы – не футболист! – Помахав на прощание рукой, парень зашагал к третьему корпусу.

Ребятишки стояли совершенно обалдевшие. Вот только что на их глазах произошло великое таинство: какой-то обыкновенный, как и они сами, мальчишка по имени Игорешка Карасев вдруг превратился в замечательного футболиста, грозу нападения известной команды. Вот он, маленький, быстрый, в новеньких желтых бутсах и голубой майке с номером «9» на спине, прорывается к штрафной площадке противника, ловко обводит одного защитника, обманывает другого, прицеливается и пушечным ударом посылает неотразимый мяч в верхний угол ворот. На переполненных трибунах – ликование. Тысячи болельщиков приветствуют знаменитого форварда Игоря Карасева.

Первым опомнился Юра, вскочил с лавочки.

– Товарищ инструктор! Вы здесь будете? Никуда не уйдете?

– Да посижу пока. – Коршунов отдернул рукав пиджака, взглянул на часы. – Пока посижу.

– Я за деньгами сбегаю. Мама обещала на самокат, а зачем мне теперь самокат! Я быстро!

Это послужило как бы сигналом для всех. Ребятишки кинулись по домам. Только и было слышно: «Сережка, к Зайцу забеги!» – «А ты Котьке и Мишке скажи!»

Возле инструктора остался лишь черноглазый мальчишка. Уронив голову, он сидел на лавочке и мял в пальцах тряпочную жоску.

– А ты чего? – спросил Коршунов.

– Мамка на работе. Да и все равно денег у нее нет.

– А разве отец не дает тебе?

– Отца у меня нет, – угрюмо насупился мальчуган и зачем-то потер курносый веснушчатый нос.

– Н-да… Ну, с этим, брат, ничего не попишешь. Сочувствую, но, как говорится, помочь не могу.

– Знаю! – неожиданно сверкнул черными глазами мальчишка. – Достану! – И, не разбирая дороги, прямо по газонам помчался к дому.

За массивной дверью

Из парадного выскочил Юра. Подбежав к инструктору, радостно выпалил:

– Принес!

Пока Коршунов прятал деньги в папку и записывал Юрины фамилию, имя и возраст, прибежал второй мальчишка.

– И меня запишите! Вот деньги! У бабушки выпросил! Она вчера пенсию получила. Тоже запишите в нападение. Одиннадцатым номером.

– И меня в нападение, – попросил Юра.

Вслед за ними примчался еще парнишка. Размахивая узелком, радостно закричал:

– Вот! Из копилки! С нового года складывал! Как треснул молотком!..

– Ну, для чего мне такая, куча медяков! – недовольно сказал Коршунов. – До вечера надо считать. Беги в магазин, обменяй.

Спустя полчаса инструктор полностью укомплектовал первую команду и приступил ко второй. Почти все требовали записать их нападающими. Инструктор не возражал.

– Ладно, тренер поработает – сам увидит, кого куда ставить.

А ребятишки все подходили и подходили. Толпясь возле инструктора, они так радостно и возбужденно галдели, обсуждая предстоящие сражения на футбольных полях, что Коршунов, оглядываясь по сторонам, время от времени сердито покрикивал:

– Да тише вы! Работать мешаете.

Наконец возвратился и черноглазый мальчуган.

– Ну, достал, Сенька? – спросили его ребята.

– Только рубль сорок, – хмуро ответил тот. – У соседки одолжил рубль да мать на хлеб и молоко оставила. А больше нет. – Сенька вздохнул и так жалобно посмотрел на Коршунова, что тот махнул рукой:

– Так и быть, запишу. В порядке исключения… Ну, выкладывай свои данные да расписывайся. А завтра принесешь остальные. Ясно?

– Ясно! – обрадовался мальчуган. – Только запишите меня вратарем. Я, как Лев Яшин, любые мячи беру! Не верите?..

В тетради уже было записано двадцать четыре человека, когда пришел Петька – тощий, белобрысый парнишка. Лицо его было хмурое, сердитое.

– Не дал отец денег. Испугался! Сам, говорит, принесу. Сейчас выйдет.

Коршунов взглянул на часы, захлопнул тетрадь.

– Ну, ждать, ребята, больше некогда.

– А как же я? – плаксиво протянул Петька. – Посидите минуточку, отец сейчас выйдет.

– Вот прямо в комитет физкультуры и придешь с ним, – пряча тетрадь в папку, поспешно сказал Коршунов. – Времени, понимаешь, в обрез. Надо деньги сдать, заявку на форму выписать. И так засиделся с вами. Не опоздать бы. – Он быстро поднялся и спросил: – Ну, кто со мной? Сейчас в комитет зайдем, а оттуда – на базу. Там и получим, что полагается.

Идти с инструктором пожелали все. На улице будущие знаменитые мастера кожаного мяча снова было расшумелись, но Коршунов потребовал тишины и железной дисциплины.

Миновав несколько кварталов, юные футболисты подошли к высокому, внушительного вида зданию со множеством вывесок у входа.

– Итак, хлопцы, – деловито распорядился Коршунов, – трое пойдут со мной, остальным ожидать здесь… Впрочем, лучше пойду один. Чтобы без толчеи. Вернусь минут через десять. Только заявку получу. Смотрите, не шуметь, вести себя спокойно! – И, легко взбежав по гранитным ступеням, Коршунов скрылся за массивной дубовой дверью.

Расположившись в скверике, ребята стали с нетерпением поджидать инструктора. Десять минут, пятнадцать. Коршунов не показывался. Время шло. Ребята забеспокоились, но, помня строгий наказ вести себя спокойно, продолжали терпеливо ждать. А инструктор все не возвращался.

– Так и на базу опоздаем…

– Эх, неужели сегодня не получим форму…

– Наверно, народу много.

– Факт! Это же деньги. Пока посчитают, выпишут…

Но вскоре беспокойство ребят достигло предела. Было решено послать трех человек на розыски Коршунова. В делегацию вошли Котька, Юра и черноглазый Сенька.

Скрылась делегация за массивной дверью и тоже пропала, будто кто проглотил ее там.

Когда у ребят окончательно лопнуло терпение, и они всей толпой направились к подъезду, дверь медленно отворилась и оттуда вышли совершенно растерянные, взволнованные делегаты. Разведя руками, Котька убитым голосом проговорил:

– Никакого Коршунова там не знают.

А Сенька сердито добавил:

– Там еще выход есть… на другую улицу.

Я тебя человеком сделаю

В это самое время на другом конце города, в глухой и безлюдной стороне приречного парка, сидел на крутом берегу тот самый парень в шелковой рубахе, братишку которого Коршунов первым записал в свою футбольную команду. Он сидел и, нервно покусывая травинку, смотрел то на бегущую воду, то оглядывался назад, на аллею парка.

Неожиданно из-за деревьев вышел человек. Ба! Да это же Коршунов! Инструктор! Вон и блестящая папка, и значки на пиджаке, и косая челка на лбу. Вот так встреча! То-то удивится худощавый парень! И верно, он узнал Коршунова, быстро поднялся навстречу. Подойдя к нему, выхватил кожаную папку и ткнул пальцем в значки:

– Идиот! Не мог зайти в подъезд и снять? С такой вывеской через весь город шел! И где пропадал столько времени? Я уж думал – засыпался.

– Ты, Зубей, не кричи. Я же хотел, чтобы побольше…

Усевшись на траву, Зубей торопливо расстегнул папку.

– Глянем, какой улов… – Раскрыв тетрадь, он довольно осклабился, показывая прокуренные зубы. – О, рыбешки порядком набилось! Не считая Карасева Игоря Петровича, – двадцать три человека. Будет детишкам на винишко… А у этого почему рубль сорок?

– Не было больше. Уж очень просил. Забавный такой парнишка…

– Умолкни! – оборвал Зубей. Вывалив на газету целую гору мелочи и мятых рублевок, он, шевеля губами, принялся их считать.

Тем временем Коршунов (впрочем, фамилия его была вовсе не Коршунов, а Королев, Андрей Королев, или просто Король, как звали его в школе и во дворе) снял пиджак и начал не спеша свинчивать разрядные значки, отколол и фигурку футболиста. Затем отстегнул наручные часы.

Кончив считать деньги и удовлетворенно сказав: «Точно, как в аптеке!», Зубей засунул деньги в карман. Потом посмотрел на список будущих футбольных звезд и усмехнулся:

– Ишь, козявки! Еще и порасписывались! – Вырвав листок, он чиркнул спичкой и поджег бумагу. Подождав, когда она догорит, строго спросил, почти совсем спрятав в щелочках глаза: – Ушел тихо?

– Порядок, – ответил Король.

Зубей опять сел, подумал и полез в карман.

– Отвалить, что ли, за труды? – Отсчитав несколько серебряных монет, сунул их Королю. – Возьми, за старание.

По лицу его напарника не было заметно, что тот ожидал большей доли, однако Зубей почему-то раздраженно сказал:

– Что кривишься! А я не рисковал? Пиджак, часы – чьи? И главное что? Главное – идея. Соображаешь?.. Ну, ладно, рубль добавлю. К тому ж я угощаю.

– Да я ничего, – сконфузился Андрей. – Хватит и этого.

– Ну, раз хватит – порядок! – Зубей набросил на плечи пиджак, подмигнул Андрею и подал расческу. – Маскировку убери.

Когда тот зачесал волосы со лба назад, к затылку, Зубей сказал:

– Совсем другой человек. Родная мать бы не узнала.

– Ух! – улыбаясь своим мыслям, сокрушенно помотал головой Андрей. – И сердитые, наверно, хлопцы! Вот попал бы им сейчас в руки – дали бы жару! Еще бы, так радовались: форму получат, знаменитыми футболистами станут, а тут… Даже жалко их, честное слово…

– Да ты что! – прикрикнул Зубей. – Черт знает, откуда у тебя это слюнтяйство? Эх, Король, когда я эту дурь из тебя вышибу! Парень как парень, а слюни распускать любишь.

Зубей достал портсигар. Одну папиросу взял сам, другую сунул Андрею в губы. Закурили. Зубей посмотрел в синее, знойное небо, подумал вслух:

– Искупаться, что ли?..

Берег был крутой и высокий, не меньше трех метров. Почти сразу же начиналась темная глубь воды.

– А ну, давай прямо с берега! – хлопнув Андрея по загорелому плечу, подзадорил Зубей. – Не испугаешься?

Андрей еще никогда не нырял с такой высоты, и, сказать по правде, ему было страшновато. Однако он и виду не показал, что трусит. Разбежавшись, пружинисто оттолкнулся ногами и ласточкой полетел с обрыва. Зубей одобрительно посмотрел ему вслед, но сам прыгать не стал. Спустился по тропинке вниз, поплескал себе на грудь, на сильные, жилистые руки и только после этого полез в воду.

Андрей блаженствовал. Вода теплая, ласковая, прозрачная. А если нырнуть и открыть глаза, то все вокруг – зеленовато-голубое, радужное. А забраться поглубже – уже немного таинственное, холодное. Андрей плавал, смеялся, поднимал фонтаны брызг. Вот он нырнул, дошел до прохладного слоя воды и быстро, словно взбираясь по лестнице, начал всплывать к свету. Неожиданно что-то упругое коснулось головы, и он почувствовал, что снова погружается вниз. Андрей рванулся, неясно увидел над собой человеческое тело, протянутую к нему руку, и снова – толчок. Опять он опускается в прохладную жуткую темень. Андрей в ужасе открыл рот, и в горло ему хлынула вода. Он сделал отчаянное движение и тотчас с облегчением увидел над собой голубое небо, солнце, рыжий глинистый обрыв. Выпучив глаза, задыхаясь, поплыл к берегу. В ушах раздражающе звенел смех Зубея.

Кое-как взобравшись на берег, Андрей сел на траву, долго выплевывал воду, кашлял. Вышел наверх и Зубей. Сказал, посмеиваясь:

– Чего расплевался-то?

Не глядя на него, Андрей хмуро спросил:

– Утопить, что ли, хотел?

– Ой, дурила! – захохотал Зубей. – Это с какой радости стал бы топить? Ты еще пригодишься мне. Мы еще с тобой такие дела обтяпаем – только ахнешь.

Потом, раздетые, они валялись на траве – загорали. Оба молчали. Каждый думал о своем. Зубей лениво обстругивал перочинным ножом деревянный колышек. Косясь на нож – с большим и толстым, как финка, лезвием, – Андрей с обидой думал: «Старался. На такой риск шел. Ради него мальчишек обобрал. А он чуть не утопил. Неужели хотел утопить меня? Или просто шутил?» Не выдержав, Андрей спросил об этом.

– Если бы собирался топить, будь уверен – не выплыл бы. Это я так, посмеяться. А ты, вижу, хлебнул водицы и нюни распустил. – Зубей криво усмехнулся и со всего размаху глубоко в землю всадил острый колышек. – Ничего, парень, злей будешь! – Потом, застегнув на руке ремешок часов, распорядился: – Одевайся! Правильный режим питания – залог здоровья.

В летнем открытом ресторанчике они заняли столик, и Зубей велел официанту принести обед, а также «два по сто и три пива».

– Минуточку, – возвращая официанта, попросил он. – Еще коробку «Казбека», будьте любезны. Впрочем, лучше две.

Когда все было принесено, Зубей изящным щелчком мизинца подтолкнул коробку папирос Андрею.

– Привыкай к красивой жизни, малыш! Дарю!

Подняли рюмки с водкой. Хотя по этой части у Короля почти не было практики, но под взглядом Зубея выпил, почти не морщась. Зубей был доволен.

Прошло около часа.

Зубей, взявший для себя еще водки, осоловел. Шея его покраснела, а длинное, словно лошадиное, лицо как будто еще более вытянулось. У Андрея голова сделалась тяжелой, непослушной. Он с трудом удерживал веки, чтобы не закрыть глаза и не уснуть. Будто откуда-то издали доносился голос Зубея:

– Ты меня держись, малыш. Не пропадешь. Ну, кому ты, сирота, нужен? Отца нет, мать неродная. Только мне одному и нужен. А со мной не пропадешь, я тебя человеком сделаю. Токарь, слесарь – к черту! Это для дураков. Настоящим жиганом сделаю. На золотой посуде будешь кушать, в лучшие рестораны ходить. Не жизнь – сказка! Я это сделаю. Потому что в этом вот шарике (Зубей постучал себя по голове) помещаются мозги высокого качества. Ясно? Высокого качества! – И уже у самого своего уха Андрей услышал свистящий шепот: – Я такое, малыш, разнюхал дельце, что если мы его обтяпаем, то при большущих деньгах будем. Только об этом – молчок! Ни звука! А то… – Зубей растопырил костлявые пальцы, медленно сжал их в кулак и угрожающе добавил: – И все! Спета твоя песенка. А как же, мы теперь одной веревочкой связаны. Понял?.. Слышишь меня?.. Да ты что, спишь?

Зубей сильно толкнул Андрея в плечо.

– Я нет… не сплю, – встрепенулся Андрей.

– Раскис! Теленок! А ну, убирайся к дьяволу!

Андрей испуганно сжался.

– Проваливай! – приказал Зубей. Потом посмотрел на часы и более миролюбивым тоном добавил: – Иди. Мне еще кое с кем встретиться надо… Когда понадобишься – позову.

Соседка

Солнца было два. Одно – в небе, жаркое и ослепительное, клонившееся к закату, другое – полыхало огнем в окне четвертого этажа. А рядом, как раз возле этого отраженного солнца, было окно квартиры, где жил Андрей. По распахнутым рамам он понял: мать уже пришла с работы. Домой идти не хотелось. Но и во дворе – ничего интересного. В ящике с песком копошатся детишки – строят крепости и туннели, делают песочные пироги. Андрей приоткрыл рот, собираясь зевнуть, как вдруг за длинными, низко опущенными ветвями ивы заметил желтое платье. Андрей сделал несколько робких шагов вперед. Да, под ивой, на скамейке, с книгой в руках сидела Евгения Константиновна.

Странное, какое-то благоговейное чувство испытывал Андрей, когда видел Евгению Константиновну. Живут они по соседству. На лестничной площадке четвертого этажа дверь его квартиры – прямо, а слева – дверь квартиры Евгении Константиновны с белой пуговкой электрического звонка и тусклой медной пластинкой с надписью: «П. К. Роговин». И окна рядом. Только у Евгении Константиновны не два окна, а три, и еще маленький балкон, где стоит потемневшее от пыли и дождей плетеное кресло и в длинных узких ящиках растут голубые анютины глазки, красная гвоздика и душистые белые левкои.

По утрам Евгения Константиновна, в шелковом халатике, с распущенными до плеч золотистыми волосами, выходит на балкон и поливает из эмалированного чайника цветы. Андрей любит смотреть, как она поливает цветы. Чтобы не пропустить этой минуты, он то и дело высовывается в окно. На его робкое «Здравствуйте!» она отвечает белозубой улыбкой и приятным голосом говорит:

– Доброе утро, Андрюша!

Евгении Константиновне – двадцать семь лет. Она живет вдвоем с мужем, Роговиным, – ведущим инженером какого-то завода. Кажется, они не очень ладят. Однажды, сидя у окошка, Андрей слышал, как она разозлилась на что-то и крикнула мужу:

– Я отдала тебе пять лучших лет жизни! Ты запер меня в этих стенах!

Андрей удивился: никто ее не запирает. Пожалуйста, ходи куда угодно. Делай что хочешь. Целый день одна. И хотя он тогда не поверил ей, но с тех пор почему-то жалеет Евгению Константиновну, а ее мужа почти ненавидит.

Между прочим, это от Евгении Константиновны три года назад он впервые узнал, что его мать Ирина Федоровна – не родная ему.

Неизвестно, зачем она тогда сказала об этом. Лучше бы он ничего не знал. Как раз с тех пор начались всякие неприятности, и он, как часто говорит мать, «совсем отбился от рук». В пятом классе остался на второй год… Да, не надо было Евгении Константиновне говорить об этом. А она сказала. Это в воскресенье было. Он спускался по лестнице злющий-презлющий. Накануне получил двойку по русскому языку, и мать потребовала: если он самостоятельно, без нее, ленится готовить уроки, то пусть сидит и делает домашнее задание в выходной день. Он пообещал сделать. Да только пообещал: как завалился с интересной книжкой на диван, так до обеда и не оторвался. В обед мать попросила показать, как выполнил задание. Он махнул рукой: дескать, не успел приготовить, вечером сделает. А сейчас ему некогда пойдет в кино, потому что договорился с ребятами идти смотреть новый фильм. Ирина Федоровна рассердилась:

– Денег не получишь! Сиди и делай уроки!

Он стал уговаривать ее. Она – на своем: садись за уроки! Ну и он рассердился – схватил шапку и хлопнул дверью. Спускается по лестнице, а навстречу – Евгения Константиновна. Остановила его и спрашивает:

– Ты чего такой бука?

Андрей хотел пройти мимо, а она – опять, ласково так, участливо:

– Обидел кто-нибудь?

Тогда и сказал, что собрался идти с ребятами в кино, а мать денег не дает. Она раскрыла черную замшевую сумочку и вынула две монетки.

– Хватит?

Он начал было отнекиваться, а она улыбнулась, подморгнула большими своими глазами с бархатными ресницами и сунула деньги в его карман.

– Глупышка. От денег не надо отказываться.

– Спасибо, – покраснев, пробормотал Андрей.

Она потрепала надушенными пальцами его по щеке и добавила:

– А на мать не обижайся. Что от нее требовать! Если бы родная была…

Андрей глаза вытаращил.

– А ты разве не знал? Бедненький. Да, сиротка ты. Она взяла тебя в Доме ребенка еще совсем маленьким. Ты, разумеется, не можешь помнить…

В этой неожиданно открывшейся новости его больше всего поразило и обидело то, что он ничего не знал о своем прошлом, что мать все эти годы скрывала от него правду. Переживая и мучаясь в одиночку, он несколько дней не говорил матери об этом ни слова, ни о чем не спрашивал. Но стал груб с ней, нарочно не выполнял никаких ее просьб. Ирина Федоровна не могла понять, что с ним творится. Начинала ругать – он становился еще грубей. Пробовала подойти с лаской – он лишь пренебрежительно усмехался. А когда однажды, вконец выведенная из себя, она за что-то начала отчитывать его, он зло оборвал:

– Не кричи на меня! Не имеешь права! Ты мне вовсе не мать!

Это будто громом сразило Ирину Федоровну. На неделю слегла в постель. А он с тех пор «отбился от рук».

Зато с Евгенией Константиновной, наоборот, подружился. При встречах она улыбалась ему, а по утрам, поливая на балконе цветы, приветливо говорила: «Доброе утро!» Иногда приглашала даже к себе. У них в квартире хорошо. Красивая мебель, ковры, телевизор, радиола, много разных книг и журналов. Бывало, она угощала его фруктами, а иной раз, выходя из спальни в новом платье, говорила, словно рассуждая сама с собой:

– Вы, дети, очень непосредственны и почти никогда не кривите душой… Скажи, Андрюша, тебе нравится это платье?

Все ее платья казались Андрею чудесными.

…И вот сейчас, увидев Евгению Константиновну, сидевшую под ивой, Андрей медленно направился по дорожке к тому месту, где она могла бы его сразу же заметить. Ему очень хотелось, чтобы она взглянула на него, улыбнулась, как обычно, может быть, даже подозвала бы к себе – посидеть рядышком.

Наконец, перевертывая страницу, она подняла голову и действительно увидела Андрея. Но не улыбнулась, как он ожидал, не кивнула, не подозвала к себе. Она просто скользнула по нему равнодушным взглядом и опять склонилась над книгой.

Король постоял еще с минуту. Потом изо всей силы пнул ногой камешек на дороге и зашагал прочь.

Шахматы

Королю хотелось драться. Это он ясно понял, когда в другом конце двора, среди кустов акации, увидел Фимку Жердева. Фимка играл в шахматы с Вадиком.

Когда-то Андрей занимался в одном классе с Жердевым. Но это было когда-то. Фимка учился здорово, и не только ни разу не оставался на второй год, но еще и грамоты получал. И потому он перешел теперь уже в восьмой, а Король – только в седьмой класс. Жердев был хороший товарищ, не хвастун, не забияка. Но сейчас Андрею все было неприятно в Жердеве – и высокий рост, и тонкая, как у девочки, шея, и то, что он хороший товарищ и отлично учится.

Остановившись в двух шагах от играющих, Король сразу же увидел: хитрым ходом коня Фимка хочет захватить в вилку Вадикова ферзя и ладью. А Вадик – глупый пятиклашка. Схватил пальцами кончик носа и – все внимание на левый фланг. А там ничего опасного нет. Просто коварный Фимка для отвода глаз залез туда своим слоном прямо в середину его фигур.

Когда Вадик взялся за пешку, намереваясь сделать бесполезный ход, Король, выпятив губы, сказал:

– Разиня! Смотри направо.

Это было, конечно, не по правилам. Сам Король ни за что не потерпел бы такого вмешательства со стороны. Но у него чесались руки подраться, и он нарочно предупредил Вадика. Жердев недобро взглянул на Андрея и отчетливо произнес:

– Я попросил бы без суфлеров!

Честно говоря, в этом требовании не было ничего оскорбительного. Все же Андрей расценил слова Фимки как вызов.

Тогда он поставил свой ботинок на лавочку – между шахматной доской и худыми коленями Жердева. Ботинок был довольно старый, разлапистый, в пыли. У Фимки на скулах задвигались твердые желваки. Но у него хватило выдержки стерпеть и эту обиду. Да и не было расчета ввязываться в драку. Плечистый Король сильнее его.

А Вадик, сбитый с толку репликой Андрея, никак не мог сообразить, откуда ему грозит опасность. Наконец схватился за фигуру, но снова не за ту.

– Дурила! На коня смотри. Вилку готовит.