Текст книги "Гость из будущего. Том 1 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 11
Весь следующий пятничный день я из принципа на работу, с которой меня в «прекрасное далёко» несправедливо турнули, не пошёл. А что я там забыл? Трудовую книжку – начхать, заявление по собственному желанию – два раз начхать, пусть сами его сочиняют, хоть в трёх томах. А может быть, я на киностудии забыл сдать завхозу подотчётные халат, тапки и противогаз, на случай химической войны? Так мне их никто и не выдавал.
Вторые сутки подряд на душе скребли коты и кошки, зато я вдоволь валялся в кровати и строил планы на будущее. Ну, например, почему бы мне не сделать карьеру великого кочегара? Научусь бросать в печь уголёк с двух рук, и весь Ленинград будет ездить в мою кочегарку как в театр. Заодно там и на гитаре можно будет попеть. А ещё буквально по соседству пропадала карьера великого дворника. Почему бы не приделать веник к велосипеду и на такой колеснице объезжать весь Петроградский остров? Сразу стану местной знаменитостью.
Как бы сказал Маяковский: «У меня растут года, скоро будет двадцать пять, где работать мне тогда, где до воскресенья пропадать?». Кстати, вспомнив это поэтическое произведение: «Кем быть?», я впервые после худсовета улыбнулся. И мне сразу же захотелось есть. Живот недовольно заурчал, зато в голове наступила полная ясность: «Выперли с „Ленфильма“, поеду на „Таллинфильм“. Попрут оттуда есть ещё Свердловск и Пермь. Широка страна моя родная, а идей в моей голове ещё больше. Срочно надо писать заявку на „Следствие ведут знатоки“. Затраты копеечные, зато выхлоп колоссальный».
– Даешь Павла Знаменского, Сашу Томина и Зину Кибрит на кино и телеэкраны! – выдохнул я, подскочив с кровати.
На подоконнике у меня ещё с четверга прохлаждалась без дела банка тушёнки, полбуханки хлеба, немного гречки и две упаковки длинных макарон, самого высшего сорта. Почему-то эти изделия продавались в таких продолговатых бумажных коробочках и назывались макароны-соломка. Я взял на всякий случай две. И вот этот случай настал.
Правда, к тому моменту, когда я вылез из своей «берлоги», на кухне уже толкались почти все жители нашей коммуналки. Из комнаты напротив чистил картошку декоратор Юрий Иваныч, а из комнаты, которая была по диагонали, варила манную кашу Галина Васильевна из реквизиторского цеха. Кроме них за кухонным столом, что-то читала 11-классница Анюта и носились из кухни в коридор и обратно ещё два «мелких разбойника» из начальной школы. А на подоконнике, лениво дёргая хвостом, следил за процессом приготовления пищи чёрно-белый кот Чарли Василич Чаплин.
– Добрый вечер, соседи, – пробурчал я, набирая в кастрюлю воды.
– Здравствуй, привет, – почти синхронно кивнули дядя Юра и тётя Галя.
– Слышал, что уволили тебя, – немного скрипучим голосом произнёс Юрий Иваныч, – так ты не переживай, у нас в СССР безработных нет.
– Безработных нет, а статья за тунеядство есть, парадокс, – усмехнулся я, поставив кастрюлю на плиту.
– Почему? Всё логично, – возмутилась старшеклассница Анька. – Тех, кто работать не желает, нужно заставлять!
– Во-во, вести среди них воспитательную работу, – захохотал я. – Рассказывать лодырям о том, как космические корабли бороздят большой театр, чтобы они росли над собой.
– Точно, – усмехнулся дядя Юра, – бездельников перевоспитывать бессмысленное дело. Сколько я таких учеников перевидал – море. Придёт такой остолоп на работу, сначала газетку почитает, потом чай попьёт, потом идёт курить на полчаса. Где бы ни работать, только бы не работать.
– А что вы предлагаете? – пустилась в полемику тётя Галя, помешивая манную кашу.
– Как при Сталине? – буркнул он.
– К стенке что ли? – удивился я. – Нет тунеядцев – нет проблемы?
– Почему сразу к стенке? – обиделся Юрий Иваныч. – Артели обратно разрешить. Пусть такой бездельник хотя бы на себя работает. Пуговицы мастерит, пряжки для ремней, значки клепает.
– Разрешить частную собственность на средства производства – это не наш метод, – улыбнулся я и, погладив кота, догадался, что с этой манной каши, которую тётя Галя готовит на трёх взрослых человек, ему перепадёт совсем чуть-чуть.
– Правильно, не наш метод, – поддержала меня Галина Васильевна.
– А что тогда делать? – всплеснул руками Юрий Иваныч.
– А ничего, это родимое пятно капитализма потом само рассосётся, лет через двадцать, – хохотнул я и тут же обратился к соседке, – тётя Галь, а давайте я вашего Чарли Василича покормлю? У меня немного гречки осталось, её всё равно девать некуда.
– Ты сам-то, что будешь есть через неделю? – недовольно заворчал дядя Юра. – Что будешь жевать, когда деньги закончатся?
И вдруг меня как током шибануло. Я бросил короткий взгляд на настенный отрывной календарь, где уже значилось, что сегодня пятница 29 мая и вспомнил, что ещё два дня назад сборная СССР одолела сборную Швеции – 3: 1. И в той игре два мяча забил Виктор Понедельник и один шар загнал в сетку Валерий Воронин. А это значит, что «подпольный букмекер» Сан Саныч мне уже задолжал круглую сумму в 300 рублей новыми. Оставалось только Сан Саныча «взять за жабры», «потрогать за вымя» и причитающееся вознаграждение сунуть в бумажник.
– Что вы сказали? – пролепетал я. – Еда? С едой у меня порядок, ха-ха. На днях получу от Свердловской киностудии аванс за киносценарий, поэтому и с работой, и с деньгами – всё хорошо прекрасная маркиза, ха-ха. Кстати, Галина Васильевна, а я могу задействовать в съёмках вашего кота? 50 рублей выплачу хоть послезавтра.
– Я и сам за 50 рублей поснимаюсь, – пробурчал Юрий Иваныч.
– У вас дядя Юра нет такого шикарного хвоста, ушей и усов, – хмыкнул я, погладив Чарли Василича, который одобрительно мяукнул.
– Такие деньжищи, – смутилась соседка, а старшеклассница Анюта покраснела, словно рак, значит, на хорошее платье для выпускного вечера всё ещё не хватало некоторой денежной суммы. – Снимай Ваську так, задаром. Чего уж.
– Не-не, за бесплатно нельзя, деньги уже заложены в смету, – возразил я. – В нашей плановой экономике финансового бардака быть не должно. И именно об этом со страниц всех советских газет неустанно напоминает сам товарищ Хрущёв, – я многозначительно поднял указательный палец вверх.
* * *
Трогать за вымя букмекера Сан Саныча в кафе «Ровесник» я пришёл на следующий день примерно к 17.00. Трудящаяся молодёжь, отпахав сегодняшнюю субботнюю смену на фабриках и заводах, ещё не определилась, где провести досуг, поэтому свободных столиков в заведении пока хватало. Но я занял тот самый стол, за которым хулиган Сизый и познакомил меня со странным деловым мужичком, с Сан Санычем.
Далее я заказал сто грамм мороженого, кружечку кофе и, разложив перед собой свежий номер «Советского спорта», который купил в доказательство своей проницательности, принялся ждать. В зале негромко зазвучала приятная инструментальная музыка. А в «Советском спорте» львиная доля материалов была посвящена прошедшему матчу. Кстати, на первой странице красовался большой портрет Льва Яшина, которому редактор «Франс футбола» прямо перед игрой вручил приз лучшего футболиста Европы – легендарный «Золотой мяч».
«Н-да, были времена, – подумал я о сегодняшнем 1964 году в прошедшем времени, – и на Олимпиадах побеждали, и на чемпионатах Европы и получали на долгую счастливую память „Золотые мячи“. Тогда, то есть сейчас ещё никто не заикался о том, что мы – не футбольная страна».
– Что вы сказали? – спросил меня с соседнего столика мужчина интеллигентного вида примерно 60-ти лет.
– Я говорю, что Яшин – большой талант и большой спортсмен, но всё равно – мы не футбольная страна.
– Это из чего же следует? – мужчина от возмущения даже затрясся.
– Чтобы стать в авангарде мирового футбола нам не хватает трёх важнейших компонентов, – я показал три оттопыренных пальца.
– Ну-ну? – недовольно крякнул он.
– Климат у нас для футбола не подходящий, поэтому нам нужны крытые футбольные арены с настоящим травяным покрытием, чтобы играть круглогодично – это раз, – я зажал один палец. – Требуется профессиональный статус футболиста и соответствующий этому статусу образ жизни – это два. И иная методика подготовки юных футболистов – это три.
– Что вас, молодой человек, не устраивает в методике? – прорычал мужчина. – Я, между прочим, сам детский тренер. В нашей стране рождаются такие таланты, как Яшин, как Воронин, как Понедельник. Что вас не устраивает?
– Вопрос понят, – невозмутимо хмыкнул я. – Объясняю популярно. Я когда сам ходил на футбольную секцию, то на каждом занятии от тренера только и слышал: «Куда тащишь мяч? Отдай пас, я тебе говорю! Куда пошёл на третьего? Пасуй, не водись!».
– Правильно, нечего таскать мяч, он летит быстрее, чем человек бегает, – криво усмехнулся сосед.
– Вот по этой причине, даже игроки сборной страны у нас не владеют уверенным дриблингом. А даже если и владеют, то у них подсознательный страх его применять в реальной игре, когда над командой довлеет результат. А в Бразилии, Аргентине, в Италии, Испании, Голландии учат с точностью до наоборот. Сначала от детей требуют, чтобы они много возились с мячом, учились обводить, а уже к 14-и, 15-и годам прививают игру в пас.
– Бред, – рыкнул мужчина и уже хотел было броситься в спор, чтобы доказать мою некомпетентность, как вдруг к столику подошёл Сан Саныч в обществе двух симпатичных женщин лет 30-ти и в компании ещё одного представительного на вид гражданина.
– Вот, Эдуард Палыч, познакомься, – букмекер кивнул на меня, – это тот самый молодой человек, который угадал счёт матча СССР – Швеция и назвал тех футболистов, которые забьют мячи. Уникальный случай на моей памяти.
– Интересно, – пролепетал гражданин в дорогом костюме.
А мужчина с соседнего столика поклонился Сан Санычу, из чего можно было сделать вывод, что детский тренер здесь сидел не просто так, а по поводу. «Тоже видать, азартный знаток футбола», – усмехнулся я про себя, когда мужчина подскочил со своего места и кинулся извиняющимся тоном что-то нашёптывать на ухо Сан Санычу. Нужно было видеть, какое надменное и барское лицо скорчил в эти секунды букмекер.
– Чем занимаетесь в свободное от посещения кафе «Ровесник» время? – поинтересовался у меня Эдуард Палыч, услужливо помогая дамам присесть за мой стол, разговора, дозволяю ли я это сделать, даже не заводилось.
– Пишу сценарий для одной известной мировой кинокомпании, – официальным тоном ответил я и представился, – Ян Игоревич Нахамчук, писатель-сценарист, к вашим услугам.
– Ооо, писатель, это такая для нас честь, – улыбнулась одна из женщин с ярко-накрашенными полными губами. – Может быть, раскроете секрет, как вы угадали конечный результат?
– Ларчик открывается элементарно, – шепнул я и, чуть-чуть наклонившись, добавил, – гадаю на пивной пене. Но сразу оговорюсь, что «Жигулёвское» пиво для больших дел не годится. Из-за него возникает высокий процент непозволительного брака. Советую для гадания брать пиво «Рижское» не прогадаете.
– Ха-ха! – дружно захохотали обе женщины.
– Шутить изволите? – буркнул гражданин в дорогом костюме. – Ну, хорошо, завтра матч Олимпийского отборочного турнира между СССР и объединённой командой Германии. Какой, по-вашему, будет счёт?
– Счёт не скажу, но со 100% уверенностью заявляю, что на Олимпийские игры в Токио сборная СССР по футболу не попадёт, – улыбнулся я.
– Это любопытно, – задумчиво пролепетала вторая барышня с не менее броским боевым раскрасом на лице.
И тут, словно по заказу на маленькой эстраде «Ровесника» появились музыканты, и началась танцевальная программа. Рядом со мной на стул плюхнулся довольный Сан Саныч, порешав все вопросы с детским тренером, и прошептал:
– Хочешь получить деньги или есть желание сыграть ещё?
– Я бы сыграл ещё, но деньги сейчас нужнее, – так же тихо ответил я и букмекер, на удивление спокойно, отсчитал 300 рублей и положил передо мной несколько смятых купюр.
Увидев в моих руках двухмесячный заработок какого-нибудь честного работяги с завода, первая женщина с полными губами тут же заканючила:
– Эдичка, можно я потанцую с писателем? Ну, пожалуйста, пожалуйста.
– Валяй, – недовольно буркнул Эдуард Палыч.
И эта мадам, игриво хихикнув, буквально подпрыгнула со стула и, схватив меня за руку, потащила на танцпол. Кстати, моим мнением и желанием опять пренебрегли. Наверное, события последних дней нанесли моему мозгу некоторый размягчающий и распрямляющий извилины эффект. Поэтому я почему-то послушно поплёлся за полными виляющими бёдрами этой незнакомки. Оркестр «Ровесника» играл какую-то медленную приятную мелодию, и барышня с пухлыми губами, как только мы оказались в гуще танцующих, беззастенчиво прижалась ко мне своим пышным натуральным бюстом.
– Кстати, меня зовут Мила, – низким грудным голосом представилась она.
– Очень мило, – хмыкнул я и только теперь стал медленно соображать, что надо быстрее сделать ноги.
– А ты известный писатель или начинающий? – шепнула она прямо в ухо и как бы ненароком коснулась его губами.
– Да, я известный начинающий писатель. Работаю в Больших и Малых драматических театрах.
– Да обними меня как следует, я не кусаюсь, ха-ха, – Мила прижалась ещё сильнее. – А давай сбежим? Ну их к лешему, с их скучными разговорами. Можем взять бутылочку вина и поехать ко мне. Ведь завтра выходной.
– Не-не, меня дома жена с детьми ждёт, – помотал я головой и добавил, – благодарю за вальс. Это было не забываемо.
И только я сделал шаг на выход из кафе, как настырная подруга Сан Саныча и Эдуарда Палыча упрямо потянула меня обратно к столику. «Ладно, попрощаюсь и домой, – подумал я, – мне тут делать нечего. Не грели бы мой карман сейчас эти 300 целковых, то эта мадам на меня бы и не взглянула. Бежать, срочно бежать».
– Спасибо за компанию, – пролепетал я, когда Мила чуть ли не силой безуспешно попыталась усадить меня за столик, который уже был полностью заставлен выпивкой и закуской.
– А граммульку на посошок? – улыбнулся Сан Саныч, протянув мне рюмку с коньком. – За удачу на поприще спортивного прогнозирования.
– Играйте люди в спортлото, за это не осудит вас никто, – улыбнулся я. – До свиданья. Спасибо я не пью, – я отринул коньяк.
– Выпей хоть сок за компанию, – протянул мне фужер с томатным соком Эдуард Палыч. – Кстати, я твой сценарий могу показать кое-кому из деятелей культуры. Между прочим, имею полезные и хорошие связи.
– Ладно, за полезные связи, – пробурчал я и сделал большой глоток сока.
«Мать твою», – выругался я про себя, так как в фужере кроме жидкости, изготовленной из томатов, оказался ещё и коньяк, а возможно ещё что-то химическое. В голове моментально зашумело и праздник жизни, который только-только разгорался в этом увеселительном заведении, перед глазами стал медленно раскачиваться, словно гулянка шла на корабле.
– Янчик, тебе нехорошо? – потянула меня за руку Мила.
«Если сейчас сяду, то мне каюк, проснусь в чужой кровати без копейки денег, ещё и должен останусь за что-нибудь, как пить дать», – пронеслось в моей голове и я, криво усмехнувшись, махнул рукой и нагло заявил:
– Сейчас спою.
После чего быстро посеменил к эстраде, вспомнив похожий эпизод из «Бриллиантовой руки». Как-то же за счёт песни Семён Горбунков выскользнул из рук бандитов, чем я хуже? Кстати, музыканты закончили очередной фокстрот, поэтому я в возникшей паузе успел попросить:
– Мужики, можно песню про зайцев? Слова народные, музыка тоже родом из народа.
– Спеть, что ли хочешь? – хохотнул руководитель ансамбля и, подмигнув своим товарищам, сказал, – давай смелее, парень. Между прочим, можем и подыграть за отдельную плату.
– Годится, – согласился я и, еле-еле дойдя до микрофона, обратил внимание, что грудастая и губастая Мила и её гад-дружок Эдуард Палыч тут как тут, ждут моего фиаско, как и все собравшиеся на танцполе люди.
«Что, захотелось над пьяным дураком покуражиться? Окей, сейчас я вам покажу настоящий твист!» – подумал я и взял в руки гитару, затем помотал головой, чтобы успокоить, раскачивающийся перед глазами пол, но сделал только хуже. К тому же слова песни про зайцев напрочь вылетели из памяти. «Значит, петь буду на автомате», – решил я и, ударив по струнам, буквально захрипел одну любимую с детства вещицу, которую мог исполнять в любом состоянии тела и рассудка:
Я бегу по выжженной земле,
Гермошлем, захлопнув на ходу,
Мой фантом стрелою белой на распластанном крыле,
С ревом набирает высоту.
Я эту песню впервые услышал в середине 70-х годов. У нас тогда почти весь двор учился играть на гитаре именно «Фантом». Уже значительно позже сочинение неизвестного автора, который, наверное, повоевал во Вьетнаме, стал петь с экрана телевизора «Чиж». А сейчас эта с бешенным темпом вещь вызвала настоящую оторопь у зрителей, слушателей и музыкантов.
– Давай, родимые! – заорал я. – Барабаны, контрабас, давай, давай не спим! Ееее!
Вижу в небе белую черту,
Мой фантом теряет высоту.
Катапульта – вот спасенье, и на стропах натяженья,
Сердце в пятки – в штопор я иду!
Наконец, народ в зале расшевелился и энергично задёргался, а местный оркестрик очень ловко подхватил простоватую мелодию «Фантома» и я рубанул в микрофон во всю силу своих лёгких:
Вновь иду по проклятой земле!
Гермошлема нет на голове!
Сзади, дула автоматов в спину тычут мне солдаты,
Жизнь моя висит на волоске.
И вдруг пол, который раскачивался перед глазами, стал качаться и под ногами. Поэтому допев куплет, гитару я быстро вернул музыканту из оркестра и решил, что реветь слова песни буду до тех пор, пока не лягу плашмя. Кстати, на звук ураганной мелодии среди танцующих показался наряд милиции, и мои отравители заметно приуныли. Однако это ещё был вопрос – где мне лучше оказаться, в отделении за решёткой, на жёсткой лавке или в мягкой кровати отравительницы Милы? Ведь что в милиции, что у этих жуликов денег своих я больше не увижу.
Кто же тот пилот, что меня сбил? —
Одного вьетнамца я спросил.
Отвечал мне тот раскосый, что командовал допросом:
Сбил тебя наш летчик Ли Си Цын!
– Еееее! – выкрикнул я в последний раз и, практически теряя сознание, еле-еле захрипел в микрофон:
Это вы, вьетнамцы, врете зря,
В шлемофоне четко слышал я:
Коля, жми, а я накрою, Ваня, бей, а я прикрою,
Русский ас Иван подбил меня…
* * *
Солнечный свет из-за неплотно задёрнутых штор внезапно упал на мои закрытые глаза. «Деньги? Где деньги?» – тут же подумалось мне, и я автоматически сунул руку в карман брюк. «Неужели не обшмонали? – была вторая мысль, когда пальцы нащупали нетронутые денежные купюры, – фантастика! Стоп! А что же я в одежде-то лежу и самое главное где?». Я приоткрыл один глаз и увидел женщину, которая сидя за столом, пила кофе и читала книгу. Образ женщины с книгой никак не вязался с вульгарной подружкой Эдуарда Палыча, которая, прежде всего, лишила бы меня всей наличности. «Неужели я в милиции? Не может такого быть! Раскладушки в милиции не выдают. Скорее всего, это чья-то комната или квартира», – подумал я и, чуть-чуть приподнявшись, аккуратно кашлянул:
– Кхе.
– Доброе утро, Феллини, – улыбнулась подозрительно знакомая женщина с приятным голосом и с очень приятным лицом, – кофе будете?
– Кофе в раскладушку, это очень романтично, – виновато улыбнулся я. – А я кажется, вас знаю. Я вас как-то видел на «Ленфильме» и в кино «Последний троллейбус».
– Ну, во-первых, не последний, а «Первый троллейбус», – хихикнула актриса Ирина Губанова. – А во-вторых, за то, что я вас вчера спасла, можно сказать – отбила у наряда милиции, с вас роль в кино. Скажите, зачем же так пить?
– Это меня отравили враги советской власти, – простонал я, встав с раскладушки. – Подсыпали что-то в томатный сок. Хотели выведать военную тайну, но я им ничего не сказал. И к огромному сожалению, роль пообещать не смогу. Меня ведь с киностудии Илья Николаевич на днях уволил.
– Подумаешь, – снова хихикнула актриса, – через неделю попросите у него прощение, он мужчина вспыльчивый, но отходчивый. Помилует.
– Ну, тогда считайте, что роль у вас уже в кармане, – буркнул я, и мне нестерпимо захотелось кофе.
Глава 12
От актрисы Ирины Игоревны Губановой я приехал домой сразу после того, как выслушал часовую лекцию о вреде пьянства и алкоголизма в современном обществе. На все мои возражения, что я не употребляю ничего крепче, чем индийский чай с обломками кораблекрушения, Ирина Игоревна возражала: «Только не надо врать. Я всех вас знаю». Далее она несколько минут рассказывала о неудачном замужестве с актёром Сергеем Гурзо, который сам всё погубил из-за пристрастия к бутылке, и снова переходила на мою подозрительную личность. По её мнению – я и пою хорошо, и танцую нормально. (Оказывается я вчера ещё и танцевал). И судя по разговорам на «Ленфильме» от меня в будущем, возможно, будет толк, но при одном условии, что я должен пообещать прекратить прикладываться к рюмке и снять её, актрису Губанову, в кино. Естественно пришлось поклясться собственным здоровьем.
А дома, заварив чаёк покрепче, я уселся за написание сценарной заявки на многосерийный фильм «Следствие ведут знатоки». Главные герои: следователь по особо важным делам, мозговой центр всей тройки сыщиков, майор Павел Знаменский – актёр Георгий Мартынюк, которому лично я усы сбривать не позволю. Далее старший инспектор уголовного розыска Александр Томин – балагур, артистичный импровизатор и хороший боксёр, желательно без огромного и прекрасно запоминающегося носа. Кто сыграет Томина, вопрос пока открыт. И третий главный персонаж – капитан милиции, эксперт-криминалист широкого профиля, Зинаида Кибрит – актриса Нонна Новосядлова. Кончено, Нонна на капитана милиции не тянет, но зато у неё будет своя интересная предыстория. Она непростая сотрудница милиции, её дед – потомственный дворянин, служил в Сыскной части ещё при Николае Втором, однако после 1917 года он не сбежал на ПМЖ в Париж, а пошёл в ВЧК, где трудился под началом железного Феликса Дзержинского. Моя Нонна своей аристократической внешностью будет олицетворять на экране интеллигентку в седьмом колене, которая стоит на страже общественного закона и порядка.
«Дело первое, – написал я в тетради крупными буквами. – Возвращение „Святого Луки“».
Итак, в Эрмитаже неизвестными злоумышленниками похищена ценнейшая картина Франса Халса «Святой Лука». Весь город стоит на ушах. В Ленинградском обкоме КПСС разрывается телефон, поэтому сам начальник областного УВД приказывает: «Внимание всем постам! Перекрыть шоссе, вокзалы, судоходные порты и аэропорт. Особые приметы преступников – один большой, другой маленький и оба в масках». И тут же на место преступления, в Эрмитаж, срочно вылетает на вертолёте группа майора Знаменского. А уже по прибытию Зина Кибрит моментально делает первое предположение, что преступников было не двое, а трое.
– Из чего это следует, Зиночка? – хитро прищурившись, спрашивает её инспектор Томин.
– Это элементарно, Шурик, – улыбается Зинаида. – Потому что кто-то третий должен был встречать похитителей за рулём автомобиля. Вот, кстати, и след от протектора.
– Теперь всё ясно, где два, там и три, – бурчит майор Знаменский, сделав загадочное лицо…
– Наша служба и опасна и трудна, – запел я, развалившись на стуле и перечёркивая написанную мной ерунду.
И на первый взгляд как будто не видна.
Не видна она как будто на второй
И на третий тоже.
Значит нам опять вести незримый бой
Наливай, давай быстрее по второй
После службы можно.
«Какая чушь, – подумал я и, взяв чайник, пошёл на кухню. – В реальности эту бедую картину „Святого Луку“ из музея Пушкина похитил, точнее приблизительно через год похитит свой же реставратор. Уж не знаю, как велось следствие, но только спустя полгода, когда этот чудак на букву эм, наклюкавшись до чёртиков, пойдёт продавать „Луку“ за 100 тысяч рублей случайным интуристам, его и возьмут под белы рученьки. А потом утомлённые пивом сценаристы будут высасывать из пальца сюжет про то, как доблестная милиция нас бережёт. Вот такой он незримый бой на улице разбитых фонарей».
– Привет, – буркнул я старшекласснице Анюте, которая на кухне читала школьный учебник. – К экзаменам готовишься?
– Не твоё дело, – проворчала девчонка. – Ты где всю ночь шлялся?
– Вопрос поставлен в некорректной форме и с некорректным содержанием, – улыбнулся я, водрузив чайник на плиту. – Во-первых, не шлялся, а корпел над сценарием, поэтому и задержался у друзей. Во-вторых, я получил перевод из Свердловска, вот 50 рублей за вашего черно-белого кота. Отдашь матери.
Анюта вдруг что-то маловразумительное залепетала, попыталась отказаться от денег, но тут из прихожей раздался двойной звонок, а это значило, что незваный посетитель пришёл именно ко мне. Поэтому, не вняв возражениям соседки, я направился навстречу неизвестности открывать входную дверь.
* * *
– Хороший у тебя чай, – крякнул директор фильма Шурухт, сидя уже 10 минут в моей комнате за моим же письменным столом.
– Рецепт прост, Иосиф Фёдорович, нужно больше класть заварки, – криво усмехнулся я. – Ну, дядя Йося, что ты на меня смотришь искоса, низко голову наклоня? Баранок с пряниками к чаю не припасено. Слушаю тебя очень внимательно, а то у меня со временем напряжёнка, нужно срочно заканчивать сценарную заявку для одной крупной и центральной киностудии.
– Да? – удивлённо вскинул брови Шурухт и потянулся к тетради, однако моя боксёрская реакция не позволила дяде Йосе даже пальчиком прикоснуться к священным письменам, которые моментально оказались в моих руках. – Интересно, – снова крякнул он, – тут дело такое, как бы это лучше сказать… в общем, дело дрянь.
– Дело дрянь – это когда третья мировая война, – возразил я. – Короче, Иосиф Фёдорович, к чему вы клоните, я что-то не догоняю?
– Выходи завтра на работу, без тебя завал, – наконец выдавил из себя директор фильма. – У Лёни Быкова после худсовета на нервной почве какие-то проблемы с желудком начались, и он сейчас в больнице. Нужно план съёмок и смету составлять, а Любочка в этих вопросах некомпетентна. Главный оператор Василич тоже самоустранился, говорит, что согласовывать разные актёрские съёмочные графики не намерен. Не его это, видите ли, прерогатива! Я сам было попытался разобраться, но всё мимо, я эти вопросы не тяну. Выйди на работу, прошу как родного.
– В качестве кого? – заинтересовался я.
– В качестве кого? – пожал плечами дядя Йося. – Пока никого. Я попытался тебя впихнуть простым техником или осветителем, но в отделе кадров заупрямились. Тебе, кстати, за трудовой книжкой надо зайти.
– Хрен с ней с книжкой. Вы мне лучше ответьте, гражданин Шурухт, а мироед Ротшильд случайно не ваш дальний родственник по материнской линии? – от возмущения я просто подскочил со стула. – Приблизительный бюджет «Зайчика» – 200 тысяч рублей, предполагаемый минимальный доход – 10 миллионов. Почему при рентабельности больше тысячи процентов я должен вкалывать за бесплатно? Если невпихуемое не впихивается, то не надо мучить сами знаете что! – рявкнул я.
– А ты на меня не очень-то ругайся, – дядя Йося тоже встал со стула. – Я и сам разные слова знаю. Значит так, завтра я тебе сделаю временный пропуск, как курьеру газеты «Ленинградская правда». Если встретит тебя в коридоре директор, скажешь, что принёс письма от любителей кино. А через месяц я тебя восстановлю обратно в должности ассистента режиссёра. Илья Николаевич – мужик отходчивый. Но это ещё не всё. Я общею, что твоё имя появится в списках сценаристов нашей кинокомедии, а это очень хорошие деньги, так как сценаристы получают роялти с продаж.
Я сделал задумчиво и одухотворённое лицо, многозначительно посмотрел куда-то вдаль и, постукивая себя ладонями по груди и коленям, запел:
Валенки, валенки – не подшиты, стареньки!
Будут роялти платить – буду в новеньких ходить!
Оп, оп, оп, оп, на-на-на-на-на!
– Клоун, – недовольно пробурчал директор фильма Шурухт.
* * *
– Люба, возьми карандаш и рисуй на листе ватмана квадраты 4 на 4 сантиметра в один длинный ряд, – скомандовал я нашей ассистентке режиссёра, разложив на столе рабочего кабинета временно заболевшего Леонида Быкова сценарий «Зайчика». – Ватман разверни по вертикали, это горизонталь, – возмутился я, когда Любочка уложила бумажный лист длинной стороной к себе.
– Сама знаю, – заворчала девушка и, перевернув ватман, стала рисовать квадраты в одну строку.
– Я всё понимаю, у нас сегодня первый день лета – понедельник 1 июня, и хочется вместо душной работы, посидеть в уличном кафе на берегу Невы, поесть мороженое и сходить в кино, – разозлился я. – Но пожалуйста, соберись! Я тебя прошу квадраты рисовать в ряд, а не в строку! Сверху вниз по самому по краю.
– Зачем это? – вдруг упёрлась моя помощница, именно так распорядился Шурухт, перед тем как исчезнуть по своим делам в неизвестном направлении.
– Сейчас в каждом квадратике напишем название сцены и то, в какой локации она снимается, – терпеливо и занудно начал объяснять я. – После чего напротив каждого квадрата обозначим какая нужна техника, какие люди задействованы и самое главное напишем фамилии проблемных актёров.
– А у нас все актёры хорошие, – ещё сильнее обиделась Любочка.
– А я не сказал плохих, – буркнул я, почувствовав, что ещё немного и взорвусь. – Проблемный актёр – это тот, у которого сложный график съёмок. Например, Георгий Вицин в этом году работает сразу в восьми картинах, дядя Лёша Смирнов в семи, Сергей Николаевич Филиппов в трёх, Игорь Борисович Дмитриев в двух, Роман Сергеевич Филиппов в двух. Ещё Эдуард Хиль должен у нас мелькнуть в эпизоде, а у него свой график гастролей.
– Какой Роман Филиппов? И зачем нам певец Хиль?
– Роман Филиппов – это здоровяк, который сыграл Васю в «Девчатах», – прошипел я. – Нам этот «Никола Питерский» понадобится для придания большей комичности пьесы про графа Нулина. А Хиль в следующем году поедет на международный фестиваль в Сопот. Его эпизод – это дополнительная реклама нашей кинокомедии. Люба, умоляю тебя, рисуй квадратики!
– Подумаешь, какой командир, – забухтела ассистентка режиссёра и, насупившись, стала молча рисовать требуемые квадраты.
А я, наконец, сам спокойно углубился в сценарий. В принципе и без разрисовки листа ватмана было очевидно, что самыми сложными в кинокомедии будут эпизоды в так называемом Среднем драматическом театре, где служит гримёром главный герой кинокартины Зайчик. И самое простое решение, которое сразу напрашивалось – это снимать ночью в БДТ, чтобы никому не мешать и не тратиться на дополнительные декорации в павильоне.
«Хотя зачем ночью? В БДТ со дня на день заканчивается театральный сезон!» – вспомнил я и, быстро набросав сроки занятости Вицина, Филиппова и Смирнова, пришёл к выводу, что нужно начинать съёмку с 5 июня, то есть уже в эту пятницу, и заканчивать её через семь дней до 12-го числа. Всё остальное кинополотно с чувством, с толком и с расстановкой спокойно досъёмывалось вплоть до августа месяца. В августе уже можно было переходить к монтажу, а в сентябре к озвучке. Главное сейчас первые семь съёмочных дней не проспать, иначе потом Вицина, Филиппова и Смирнова вместе уже не заполучить.
