Текст книги "Гость из будущего. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5

После трудного трудового съёмочного дня в кабинете главного режиссёра Быкова дымились мозги и сигареты разных марок: начиная от бюджетных болгарских «ВТ» и «Опал» и заканчивая дефицитным «Мальборо», 5 рублей за одну пачку. Безбожно дымил сам Леонид Фёдорович, оператор Сергей Иванов, директор картины Иосиф Шурухт, ассистентка Любочка и художница Белла Маневич-Каплан. Я же, устроившись на подоконнике, взирал на мыслительно-курительный процесс издалека, стараясь почаще вдыхать свежий весенний ленинградский воздух. А тем временем на режиссёрском столе лежали и ждали своей участи пять фотографий в целом симпатичных отечественных актрис.

– Слушаю ваше мнение, – произнёс диктатор-демократ Леонид Быков, который наверняка уже решил, кому отдаст главную женскую роль, но исключительно формально хотел выслушать и нашу точку зрения.

– В целом мне выбор нравится, – первым высказался Шурухт. – Самое главное, что все эти барышни проходят у нас как первая категория и вполне вписываются в бюджет.

– Кто именно из пяти вписывается больше всего? – задал вопрос на уточнение главный режиссёр.

– Все, – буркнул директор. – Вот крайняя фотокарточка, я думаю, хороша.

– Вот её как раз снимать не и не будем, – проворчал главный оператор. – Склочная, капризная, да и лицо у неё для освещения не самое лучшее. Вы мне ответьте: чем я, по-вашему, должен подсвечивать такой сложный нос? Куда девать этот выпирающий шнобель⁈ Вот с кем надо работать.

Василич ткнул пальцем в центральную фотографию, словно в козырную карту. Лично я, к своему стыду, вспомнить кто в «Зайчике» сыграл роль Наташи, не мог. На фоне очень яркого комедийного актёрского ансамбля главная героиня «Зайчика» растворилась в небытие. Кажется, у неё были чёрные волосы, и она чем-то смутно напоминала актрису Ирину Печерникову из кинофильма «Доживём до понедельника».

– Что скажут девушки? – Быков посмотрел на Любочку и Беллу Семёновну.

– Мы согласны с Сергеем Васильевичем, – ответила за себя и за Любочку художница Маневич-Каплан. – Хорошая актриса, исполнительная, не конфликтная. Соберём её волосы в пук, и будет просто замечательно.

– Да, у неё такое интеллигентное и дворянское лицо, прямо очень хорошенькая, – кивнула ассистентка.

– А ты, стажёр, чего притих? – вывел меня из задумчивости Леонид Фёдорович.

– Пфффф, – выдохнул я и, отмахнувшись от клубов сигаретного дыма, подошёл к столу. – А давайте зайдём с другой стороны.

– Ну, началось в колхозе первое мая! – рявкнул оператор Василич. – Запомни, Феллини, заходить, прежде всего, надо с лица.

– И потом это очень опытная девочка, – поддакнула художница. – Она сделает всё, что нужно, без лишних истерик и капризов.

– Нет, кое в чём конечно стажёр прав, – неожиданно встал на мою сторону главный режиссёр. – Заходить нужно с разных сторон.

– А я говорю, с лица! – разнервничался главный оператор.

– Просите, а мы что сейчас обсуждаем? – пролепетал я, после чего наши барышни немного покраснели, а Леонид Быков выразительно прокашлялся.

– Девочку мы сейчас обсуждаем, пошляк, – отчитал меня директор Шурухт. – Давайте ближе к телу, то есть к делу. Время уже позднее. Кого берём?

– Никого, – случайно вырвалось у меня, поэтому я тут же продолжил, – давайте взглянем на наш выбор с другой стороны. В следующем году на экраны страны выйдет фильм Эльдара Рязанова «Дайте жалобную книгу», где в главной роли будет Лариса Голубкина с огромными глазищами. Потом Гайдай выпустит «Операцию 'Ы»«, и в ней сыграет красавица Наталья Селезнёва с длинными ногами от бедра. А Иван Пырьев покажет свой 'Свет далёкой звезды», в которой блеснёт Лионелла Пырьева с чувственным порочным ртом. И вы хотите этими фотокарточками перебить тех кинокрасоток? Утопия.

– А в «Государственном преступнике» у нашего Розанцева снимаются красавицы Алина Покровская и Клара Лучко, – поддержала меня ассистентка Любочка.

– Вот, – закончил я.

– Ну, допустим. Что ты конкретно предлагаешь? – спросил главный режиссёр.

– Завтра у нас среда и будет кинопроба с Сергеем Филипповым, – задумчиво произнёс я. – Дайте мне один день и к пятнице я привезу для нашей кинокомедии из Москвы кинозвезду мирового уровня.

– Болтун, – проворчал главный оператор. – Лёня, гони его в шею! А то я за себя не ручаюсь.

– Спокойно, Василич, – хитро усмехнулся Леонид Быков. – Пару дней нам погоды не сделают. Мы в четверг проявим плёночку, соорудим небольшой черновой монтаж для худсовета. Пущай везёт свою кинозвезду. Я почему-то Феллини верю.

– А может, дешевле дать телеграмму? – вмешался директор Шурухт. – Диктуй адрес, обалдуй.

– Адрес? – хмыкнул я. – Хорошо. Записывайте или запоминайте: Лос-Анджелес, Калифорния, актрисе Шэрон Тейт до востребования. С уважением, дата, подпись, отзывайтесь нам, а то мы напишем в Госкино.

– Клоун! – рявкнул Шурухт, когда вся компания весело загоготала.

– Всё верно, – кивнул головой главный режиссёр, – за звездой нужно ехать самому, персонально. Звёзды на телеграммы не отвечают.

* * *

Чтобы встретить, приезжающего из Москвы фирменным поездом «Аврора», актёра Сергея Николаевича Филиппова, на Московский вокзал я прибыл загодя. Тем более совершив небольшое путешествие на метро это было сделать не так уж и сложно, главное не проспать пересадку на «Невском проспекте» с одной линии на другую. Поэтому, заказав в привокзальном буфете пирожок с чаем, и вытащив из внутреннего кармана пиджака сценарий кинокомедии, я принялся читать и ждать.

Вообще в сценарии «Зайчика» были неплохие моменты, и даже имелась одна очень любопытная замаскированная идея, а именно – снос забора, который мешал детям играть на улице. Ведь что такое забор в широком смысле слова? Это же берлинская стена, это железный занавес, огораживающий страну «процветающего» социализма от «загнивающего» капитализма, чтобы народ массово не побежал загнивать на запад. Умышленно внесли этот эпизод авторы в сценарий или нет, мне было неведомо. Но самые лучшие места в «Зайчике» как раз и получились, когда главный герой конфликтует с бюрократом Шабашниковым, который разрешает красить забор в синий цвет, но никак не сносить.

А вот эпизоды, в которых участвовали такие мастера комедийного жанра как Вицин, Смирнов и Филиппов требовали творческой переработки. Например, Алексей Смирнов, хулиган Федя из «Операции 'Ы»«, здесь играл роль почти бессловесного шумовика в театре, а гениальный Георгий Вицин, Трус из той же 'операции», в «Зайчике» вообще был каким-то помощником режиссёра с тремя фразами. Вицина обязательно требовалось повысить до главного режиссёра и добавить ему текста.

Поэтому посмотрев на настенные часы, которые показывали, что до прибытия «Авроры» осталось двадцать минут, я начал сочинять новую сцену кинокомедии, где перед премьерой спектакля директор театра Филиппов, лучший в истории Киса Воробьянинов из «Двенадцати стульев», а так же режиссёр Вицин учат по системе Станиславского гавкать шумовика Смирнова.

«Как вы гавкаете, товарищ Смирнов? – завозмущался директор Филиппов. – Разве нам так завещал работать за сценой старик Станиславский⁈ Вы хоть представляете, чьи седины вы теперь позорите в нашем театре⁈». «Где глубина проникновения? – насел на шумовика режиссёр Вицин. – В чём правда жизненных переживаний?». «Глубины – нет, переживания, как класс, отсутствуют!» – поддакнул директор. И тут же вступил режиссёр: «Вот о чём вы, товарищ Смирнов, сейчас должны думать, о чём мечтать?». «Ха-ха. О колбасе, ха-ха, – хохотнул шумовик Смирнов, – которая пока ещё сырое мясо, ха-ха. Значит так: я сейчас загоняю рысака, ээээ, русака. Ав! Ав! Ав! Ав!». «Халтура. Цените искусство в себе, а не колбасу! – проревел директор Филиппов. – Бесполезно». «Тяжёлый случай», – согласился режиссёр Вицин.

– Внимание, на первый путь из Москвы прибывает фирменный поезд «Аврора», – вдруг прозвучал малоразборчивый голос диктора, который заставил меня оторваться от сочинения диалогов, от недопитого остывшего чая и недоеденного пирожка.

И я тут же, сунув бумаги в карман, а кусок пирога в рот, ринулся на перрон искать третий вагон, в котором должен был приехать великолепный актёр с непростой судьбой и непростым характером Сергей Николаевич Филиппов. Каких только негодяев он не переиграл за свою длинную киношную жизнь. Другому за такие роли жуликов, спекулянтов, хамов, анархистов, немцев и прочих антагонистов обычные зрители, которые простодушно приравнивают характер выдуманного персонажа к подлинной личности, жизни бы не дали. А Филиппова уважали. Правда, к нему часто цеплялись и предлагали выпить реальные невоспитанные и хамоватые граждане.

А между тем вагон №3 практически полностью опустел. Я немого потолкался в толпе прибывших и встречающих людей, которые радовались друг другу. Затем протиснулся к проводнику, женщине крепкого телосложения в синей фуражке и спросил:

– Простите, скажите – актёр Филиппов ехал в вашем вагоне?

– Это дрессировщик что ли знаменитый? Казимир Алмазов? – недовольно скривила своё полное и румяное лицо проводница вагона. – А что он не вышел что ли? Вроде где-то тут был.

– Не вышел, – буркнул я. – Можно пройду в вагон?

– Ну, пройдите. Но учтите, что через пять минут состав перегонят на запасные пути.

«Вот тебе и уважение», – подумал я, резво пробежав вверх по высоким ступеням. И мне сразу вспомнился забавный случай из прошлой жизни, когда я сам, хорошо выпив в дороге, уснул на второй полке, а проснулся, когда вагон уже стоял в каком-то загоне. Кстати, меня разбудили голоса пьяных проводников, которые под водочку и гитару отмечали удачный рейс.

Предчувствуя неладное, я за считанные секунды пробежал весь вагон. Однако полки нижних и верхних мест были либо пусты, либо заняты скрученными матрасами. Обратную дорогу к выходу из вагона я проделал гораздо медленней, заглядывая в каждом плацкартном купе на третьи, самые высокие, полки. И вдруг около самого выхода, спрятавшись на боковом сиденье за распахнутой дверью, передо мной предстала скрюченная фигура знаменитого актёра-комика. К счастью у Сергея Николаевича пульс был, а вот желания идти собственными ногами не было.

– Молодой человек, вагон скоро тронется! – крикнула проводница.

– Вагончик тронется, перрон останется, – проворчал я, вытаскивая на улицу расслабленное алкоголем тело актёра Филиппова. – Стена кирпичная, часы вокзальные, платочки белые, глаза печальные.

– Стихи что ли? – заулыбалась женщина. – Чьи?

– Так наши, проводниковские. Мы ведь с вами коллеги. Я ведь тоже люблю поезда, – соврал я и, подмигнув проводнице, торжественно продекламировал:

Откроет душу мне матрос в тельняшечке,

Как тяжело на свете жить, бедняжечке!

Сойдет на станции и распрощается!

Вагончик тронется, а он останется.

– Здорово, – обрадовалась женщина. – А ещё?

– В следующий раз, – снова соврал я. – Вызовите мне носильщика, а то товарища актёра в пути укачало. Будить его не охота, а домой доставить надо. Завтра ответственная правительственная съёмка.

– Чего же он тогда всю дорогу пил-то? Ладно, стой здесь, – сжалилась проводница, остро чувствующая красоту стихотворных строк Михаила Львовского.

* * *

– Товарищ Филиппов, вы помните свой домашний адрес? – спросил я в сотый раз, безуспешно пытаясь достучаться до сознания киноактёра, когда спустя полтора часа привёз его на такси к главному корпусу «Ленфильма» и усадил на скамеечку.

– Помню, набережная, там, – произнёс он и, не открывая глаз, махнул рукой в неопределённом направлении.

– Набережная, набережная? – покрутился я вокруг своей оси. – Это же Ленинград, здесь кругом одни набережные. Товарищ Филиппов, а какие-то особые приметы у вашей набережной есть?

– Есть. Вода, качается туда и сюда.

– А кроме воды, что-то ещё имеется? Номер дома? Номер квартиры? Адрес какой, чёрт возьми? Я спать хочу! – выкрикнул я, потеряв самообладание.

– Вспомнил, – Филиппов посмотрел на меня одним глазом. – Сейчас берём такси и едем на Невский в рюмочную. Всё.

И это действительно были последние слова актёра, так как он сполз по спинке скамьи и, согнувшись калачиком, захрапел прямо здесь на уличной скамейке.

– Кончено, всё, – пробормотал я, беспомощно всплеснув руками. – Через минуту закроется метро, и разведут мосты. И как вообще люди сейчас живут без сотовой связи?

«Ладно, – подумал я. – Как сказал директор Шурухт, я могу делать с товарищем Филипповы всё что угодно, лишь бы он завтра был в форме. Ну, что ж, так тому и быть». После этих шальных мыслей, я схватил тело киноактёра под руки и потащил прямо на студию «Ленфильма», чтобы он до завтрашней кинопробы никуда не делся. Однако в вестибюле дорогу мне преградил дедушка охранник:

– Куда несёшь? Стоять! Не положено!

Судя по его выпученным и испуганным глазам, работал он здесь от силы несколько дней, поэтому я решил пойти на маленькую хитрость.

– Как фамилия? – уверенно спросил я, выдохнув и прислонив актёра к стене.

– Товарищ Земляков, – перепугался охранник.

– Вот что товарищ Земляков, сам директор киностудии мне приказал доставить этот реквизит для завтрашней съёмки в павильон №1. Поэтому выдайте мне ключи и отметьте мою фамилию в журнале. Всё ясно?

– Какой же это реквизит? – пролепетал он. – Это же человек.

– Какой же это человек? Ха-ха-ха! – громко и заразительно заржал я. – Это же восковая фигура из музея мадам Тюссо, другими словами – манекен. Ха-ха! Мы его во время съёмки будем сбрасывать с пятиэтажного дома на асфальт. Стоит бешеных денег, 10 тысяч рублей. Поэтому я сам за ним до завтра буду присматривать. Мало ли что.

– Манекен? А выглядит как живой, похож чем-то на артиста Филиппова, – пробормотал дедушка, подойдя поближе к актёру. – А чё это от него пахнет перегаром? – вдруг насторожился он.

– Потому что манекен заграничный со специальным ароматизатором, мать твою, – выругался я. – Проклятые буржуи уверяли, что будет пахнуть лавандой, а от него несёт как от какого-то алкаша. Давай, отец, поступим так: я сейчас напишу заявление на имя директора товарища Киселёва, что манекен прибыл из Лондона с неуставным запахом, а ты подпишешь и подтвердишь это дело.

Услышав, что надо что-то подписать охранник ещё сильнее перепугался, наверное, вспомнив сталинские исправительно-трудовые лагеря, вспотел, пробормотал что-то бессвязное себе под нос и заявил:

– Нет уж, паря. Я тебе сейчас ключи дам, но подписывать ничего не стану. Давай сделаем вид, что мы друг друга не видели, что мы незнакомые. Как будто ты в павильоне с вечера остался. Доски там эти прикручивать. Договорились?

– А может, всё-таки бумагу напишем, а то как-то…

– Нет! – отмахнулся дедушка от меня как от чумы. – И не проси! Вот тебе ключ, уйди, Христа ради.

– А с другой стороны, мы всё равно его с крыши сбросим, какая разница как от него пахнет. Правильно? – подмигнул я товарищу охраннику. – Но такую халатность я допускаю в последний раз!

Я погрозил дедушке пальцем и потащил тело актёра комедийного жанра Сергея Филиппова на съёмочную площадку, сразу же в гримёрку на мягкую кушетку.

* * *

Утром следующего дня в среду 20-го мая, перед тем как скомандовать: «камера, мотор», главный режиссёр Леонид Быков созвал небольшое совещание в узком кругу. Он отозвал в сторону оператора Сергея Иванова, меня и директора кинокартины Иосифа Шурухта. Вопрос на повестке дня стоял такой: «снимать или не снимать?». Дело в том, что актёр Филиппов, отлежавшись ночью в гримёрке, в принципе был в приемлемой форме, но выпив утром чаю, снова немного окосел. А по замыслу режиссёра он должен был перед сценой в директорском кабинете ходить из угла в угол, словно разъярённый лев. Однако в реальности уверенно передвигаться по площадке Сергей Николаевич был не в состоянии. И вообще было неясно сможет ли он под светом жарких осветительных приборов отыграть два или более дубля, не развезёт ли его на такой жаре ещё сильнее.

– Что скажете товарищи? – посмотрел на нас главный режиссёр.

– У меня в кассете плёнки максимум на полтора дубля, – задумчиво произнёс оператор Василич. – И осталась последняя катушка для кинопробы с главной героиней. А на худсовете, поверьте моему опыту, главную героиню будут обсуждать посильнее, чем нашего Филиппова. Чё его, ёкас накось, обсуждать-то? Филиппов – это имя, афиша, публика и касса.

– Бюджета на новую плёнку нет, – категорически заявил директор Шурухт.

– А ты, стажёр, что молчишь? – пихнул меня в бок Леонид Быков.

«Аха, я сейчас вам насоветую, и я же буду во всём виноват», – подумалось мне, но из-за вредности собственного характера, я всё же сказал:

– Предлагаю выставить камеру на сидящего за столом Филиппова, и снять всю сцену одним дублем, как получится. А реплики Зайчика затем на крупных планах переснять на новую плёнку. Кстати, вместо Филиппова спиной в кадр можно посадить и дублёра.

– И откуда ты только такой выискался, Феллини? – пробормотал главный оператор. – Но в принципе сказал дело. Давайте работать.

– Добро, – согласился главный режиссёр, незаметно подмигнув мне.

Кстати, сегодня утром на студию приехала взволнованная жена Сергея Филиппова, маленькая миниатюрная женщина детская писательница Антонина Голубева. Она нежно называла актёра Долгоносиком, а тот её Барабулькой. И достаточно было полувзгляда, чтобы догадаться – кто в этой странной и немного нелепой паре, лидер, тренер и главный авторитет, который всё держит в железных руках – это, конечно же, была Барабулька. И в данный момент, пока Сергей Николаевич запоминал, переписанные мной реплики, Антонина нежно расчёсывала его густые волосы.

– Всех попрошу на площадку! – скомандовал Быков, три раза хлопнув в ладоши.

Затем он дождался, когда Филиппов займёт место за письменным директорским столом и выдал стандартную киношную фразу:

– Тишина в студии! Камера! Мотор! Запись.

Главный оператор кивнул технику, чтобы тот медленно покатил тележку с камерой по рельсам и взял в кадр хамоватого директора театра, в котором работал гримёр Зайчик. Леонид Быков вошёл в кабинет директора и тот моментально на него зашипел:

– Вы что-то в моём кабинете забыли, товарищ Кроликов?

– Я не Кроликов, я – Зайчик, – сказал Быков, медленно продвигаясь к директорскому столу.

– Да знаю, я знаю, что вы не Кроликов, а Зайчиков! – рявкнул Филиппов. – Старик Станиславский в таких случаях говорил так: «Закройте дверь с той стороны и не мешайте работать!».

– А Немирович-Данченко учил, что играть хорошо можно только в хорошем настроении, – на этих словах главный герой в исполнении Быкова сел на стул напротив директора.

– Ты мне старика Немировича не тронь! – постучал себя в грудь директор Филиппов.

– А давайте разберёмся спокойно, почему вы на всех кричите? – с мягкой открытой улыбкой спросил наш главный герой и режиссёр.

– Что с вами, Зайчик, вы больной? – уже не так уверенно ответил директор, и в этот момент даже глаза Филиппова немного странно и испуганно забегали.

– Я – спокойный, уравновешенный и легко возбуждаюсь. Галлюцинаторно-бредовой синдром, а вы кричите, – произнёс шёпотом Зайчик.

– Просто у меня голос такой! – попытался урезонить подчинённого директор.

– У меня тоже голос! Но я же на вас не ору, – слово «голос» Быков почти выкрикнул, а остальные тихо прошептал.

– Чёрт знает что такое! – теряя уверенность, прошипел директор Филиппов.

– Вот, опять кричите. А я – министр культуры, – снова прошептал Зайчик.

– Вы – министр? Хе-хе.

– Ну, предположим. Тогда бы вы на меня не кричали?

– Ты мне нашего министра культуры не тронь, – так же шёпотом ответил подчинённому директор Филиппов, тихонечко постучав себя в грудь, и скосив глаза в потолок.

– Вот, я и говорю, что людей надо уважать независимо от их должности. Больших должностей на всех не хватает. Вам нервы лечить надо, понимаете? – эти слова главный герой произнес, немного привстав со стула и нависнув над директором театра.

И это была финальная фраза в сцене, поэтому ещё пять секунд вся съёмочная бригада сидела, затаив дыхание.

– Стоп! Снято! – устало улыбнулся главный режиссёр Быков и, словно ему не хватает воздуха, расстегнул ворот рубашки.

– Ну как, будем переснимать? – тут же спросил Сергей Филиппов.

– Гениально, Сергей Николаевич. Восхитительно! – прокричал наш режиссёр под аплодисменты всей съёмочной бригады. – Как у тебя, Василич? – спросил он у оператора.

– Уложились с плёнкой тютелька в тютельку. Сняли с одного дубля, шикарно! – захохотал главный оператор Иванов.

– Серёженька, ты у меня просто гений! – всплакнув, выбежала на съёмочную площадку жена комика Барабулька.

– Да, ладно, ерунда, – отмахнулся от подруги дней суровых Филиппов и, чмокнув её в макушку, подошёл ко мне.

– Слышь, Феллини, ты меня извини, если что, – очень тихо произнёс он.

– Считайте, что уже извинил. Только вы с выпивоном поаккуратней. Вам ещё столько ролей сыграть придётся, берегите себя, Сергей Николаевич, – устало улыбнулся я, пожав руку мастеру комедийного жанра.