Текст книги "Гость из будущего. Том 1 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Я медленно опустил котофея на деревянный пол сцены. И Чарли Василич, который в этот момент уже усиленно колошматил ногами по воздуху, так как я чуть-чуть помазал валерьянкой в нужном месте подсвеченный фонарём черный занавес, рванул как на пожар. А в луче света, нализавшись пятью каплями валерьянки кот прямо перед камерой буквально стал чудить: кувыркаться, фыркать, мяукать и даже шипеть. В целом получалось очень кинематографично. Такая актёрская работа хвостатого Чаплина будущую картину должна была неизменно украсить. И вдруг Шевчуков со всей дури бабахнул тарелкой о металлический штатив кинокамеры. Чарли Василич мигом позабыл про волшебные капли, подпрыгнул вверх на полтора метра и рванул спасаться от неведомого врага в зрительный зал. Народ на секунду напряжённо замер.
– Ну, Шевчуков, ну погоди! – прорычал я на паренька, который перепугался сильнее животного. – Кто бьёт тарелки без команды режиссёра⁈ Ты хоть понимаешь, что здесь 400 мест? Как теперь прикажешь брать котофея?
– Да уж это не фунт изюма, – мяукнул Георгий Вицин, озираясь по сторонам.
– Правильно, товарищ Вицин, – обрадовался я, – нужны дефицитные продукты для подкормки, в том смысле, что для приманки. У кого с собой случайно завалялась чёрная икра? Устрицы? Королевские креветки?
– У меня есть кусочек колбасы, – несмело пролепетала Ирина Губанова.
– Докторская? – поморщился я. – Докторскую он не есть.
– А чем вы его у себя в коммуналке кормите? – пробасил Филиппов младший.
– Спокойно, не надо так волноваться, – замахал я руками, про себя потешаясь над изумлёнными лицами собравшейся здесь творческой интеллигенции. – Мы Чарли Василича медленно приучаем к коммунизму, чтобы 1980-ый год не стал для него шоком. – Затем я незаметно макнул подушечку указательного пальца в валерьянку и принялся подзывать кота, который тут же вынырнул из-за кресел и бросился в мои объятья. – Вот видите, как только услышал про коммунизм, так сразу же и прибежал. Ничего лучше не греет душу, чем вера в светлое будущее! Спасибо за внимание! – откланялся я, хохочущей съёмочной группе.
Глава 14
Банкет в зрительском буфете БДТ шёл уже второй час. Что-что, а погулять наши советские артисты всегда любили, умели и обязательно это делали с песнями, плясками, анекдотами и розыгрышами. Сегодня конечно было не до розыгрышей, народ за день умаялся, но Леонид Быков буквально сыпал разными смешными историями из жизни:
– Сняли мы «Алёшкину любовь», и как это полагается, показали фильм на худсовете. Финальные титры закончились, свет в кинозале зажёгся, и тут встаёт один чиновник, не буду называть его имя, и говорит: «Что за ху, то есть за ерунду вы наснимали? Подумаешь, ходит какой-то парень на свидание 20 километров каждый день. Вот если бы он строил Сибирскую магистраль, то это было бы другое дело». А режиссёр Егор Щукин его и спрашивает: «Я правильно вас понял, что ночью в полной темноте наш геологоразведчик без надлежащей техники и квалификации должен укладывать шпалы и рельсы? Как вы вообще это видите?».
– Ха-ха-ха! – моментально прыснула вся съёмочная группа, разливая вино по бокалам.
– Точно! – засмеялся я. – Вы только представьте, насколько Ермолова играла бы лучше вечером, если бы она днем отработала у шлифовального станка?
– Нет предела человеческой глупости, – высказался Георгий Вицин.
– Но это ещё не вся история, – замахал руками Быков. – Этот чиновник, которого прилюдно ткнули носом в коричневую субстанцию, через день побежал в журнал «Искусство кино», где подло спрятавшись за псевдонимом, накропал статью следующего содержания: «Киностудия, снявшая данный суррогат, должна сделать для себя серьезные выводы, и повернуться лицом к жизни». И это большая удача, что фильм собрал в прокате больше 20 миллионов человек и в Госкино стали приходить целые мешки писем от благодарных зрителей. Кстати, и от геологов в том числе. А так эта сволочь поломала бы судьбы двух замечательных режиссёров: Щукина и Туманова. И за клевету этот деятель, которого мы кормим своим трудом, не понёс никакого наказания.
«Да, с таким характером, долго не живут, – подумал я, покосившись по сторонам. – Ну, ладно мы тут все свои. Хотя я бы исключать наличие в нашей съёмочной бригаде стукача не стал. Вот, к примеру, приглашённые барышни гримерши, да мало ли кто ещё».
– Лёня, давай не будем о грустном! – вовремя заголосил дядя Йося. – Предлагаю выпить за нашу дружную компанию и будем танцевать!
– Правильно! – пискнула ассистентка Любочка и, вскочив с места, побыстрее включила магнитофон, из которого зазвучали какие-то французские мелодии.
Кажется, голос принадлежал Жаку Монти, хотя полной уверенности не было. Но под очень необычную песню, сочетавшую в себе рок-н-рольный ритм и лиричную мелодичность, из-за стола выбежали танцевать многие участники банкета. В большинстве своём народ у нас в творческой бригаде подобрался молодой, энергичный и интригами, творящимися в среде киношных чиновников, не интересующийся. Наших молодых техников и осветителей сейчас больше занимала гримёрша блондинка Лидочка, хохотушка с очень соблазнительной фигурой. Шевчуков первым попытался к ней подкатить, но его тут же более опытные товарищи отодвинули в сторону. А два ассистента главного оператора, тоже молодые парни, уговорили выйти на танцпол Ирину Губанову. И теперь, словно два павлина, прыгали перед ней, распушив воображаемые хвост. Кстати, ассистентка Любочка тоже не растерялась, она ухватила самого главного режиссёра Леонида Быкова, который, немного смущаясь, выделывал под музыки простенькие кренделя. А вот Нонна всех желающих потанцевать решительно отшила. Она сидела от меня по диагонали рядом с Георгием Вициным и о чём-то перешёптывалась со старшим коллегой по актёрскому цеху.
«Пора идти и извиняться за всё, в чём я не виноват», – подумал я, но дядя Йося Шурухт присел рядом и от решения моих сердечных дел отвлёк.
– Значит, послушай меня внимательно, – зашептал он. – Вывезти всю творческую группу в дом отдыха не получится. Начался сезон отпусков, и побережье Финского залива давно уже занято. Да и смысла особого нет. Вот считай, у нас в гостинице проживают всего три иногородних актёра. Вицин – йог, человек не пьющий, хоть и играет выпивох, дай Бог ему здоровья, золотой наш человек. Нонна твоя – тоже не любительница этого дела. Остаётся только Филиппов младший. Не думаю, что он без компании пустится в загул.
– И чем вы в коммуналке кормите кота? – пробасил Роман Филиппов, почувствовав, что мы говорим про него. – Чёрная икра, ха-ха? А я чуть не поверил, ха-ха.
На этих словах наш Никола Датский взял со стола кружок Любительской колбасы и подсунул его коту Чарли Василичу, которого за время банкета успела покормить почти вся съёмочная бригада. Однако наш коммунальный кот терпел и иногда, лениво помахивая хвостом, упрямо продолжал жевать. Наверно, планировал наесться на месяц вперёд.
– Роман Сергеевич, ну пожалейте животное, – взмолился я. – Он ведь скоро лопнет, а ему завтра ещё в кадре работать.
– Кто сказал, что актёр должен быть голодным? – недовольно проревел Филиппов младший и подсунул коту ещё один кусочек колбасы.
– Согласен, но актёр зажравшийся, а в нашем случае: объевшийся – это ещё хуже, – пробурчал я и вернулся к разговору с Шурухтом. – Да, в доме отдыха надобность отпадает. А вот автобус и пару автомобилей, чтобы возить актёров и технических работников из дома на съёмочную площадку и развозить их обратно, нам требуется. И ещё завтра в обязательном порядке сюда в БДТ нужно привезти жену Филиппова старшего. Пусть Антонина Георгиевна сама за мужем следит. – Я кивнул в сторону Сергея Николаевича, который уже клевал носом в стол.
– Дааа, это проблема, – пролепетал дядя Йося, а я тем временем, выскользнув из общества нудного и делового дяди, переместился на другую сторону стола, где сидела красавица Нонна.
– Георгий Михайлович, можно я украду вашу прелестную собеседницу? – обратился я к Вицину.
– Я не танцую, – недовольно проворчала Нонна.
– А я поговорить, расставить все точки над буквой – ё, – улыбнулся я.
– Я смотрю, вам действительно нужно поговорить, – мяукнул Георгий Вицин. – Только вы, молодой человек присядьте-ка сюда. Скажите, а это правда, что все диалоги в сценарии переписали вы?
– Не все. Те куски, где главный герой воюет с бюрократом Шабашниковым, ломает забор и в качестве дружинника дежурит на улице, я трогать не стал, – кивнул я, усевшись со стороны Вицина, чтобы видеть кукольное личико Нонны.
– И правда, что вы тут работаете на птичьих правах, этим, курьером? – удивился Георгий Михайлович.
– Есть такое, – я снова кивнул головой. – После худсовета моя кинокарьера стремительно полетела под откос. Зато удалось отстоять кандидатуру главного режиссёра. Ничего, мою песню не задушишь, не убьёшь. Кстати, вас новая роль устраивает? Может, есть какие-то замечания, идеи, пожелания?
– Какие могут замечания? Я ведь актёр, – хитро усмехнулся Вицин. – Но между нами говоря, если бы не Лёня Быков, то я бы в этом сниматься не стал. А тут приезжаю в Ленинград, здрасте, пожалуйста, новый текст, новый сценарий. И вроде как хорошо. Есть юмор, есть что играть. А хотите я про вас Гайдаю расскажу. Дескать, появился в Ленинграде один талант, рвёт подмётки, то есть переписывает неудачные диалоги прямо на ходу. Между нами говоря, Леонид Иович новый фильм собрался снимать.
– Знаю, знаю, – хохотнул я, – «Операция „Ы“». Внедряйте культурку! Вешайте коврики на сухую штукатурку! Ха-ха.
– Замечательно сказано, – пролепетал Вицин. – Ладно, идите, разговаривайте, молодёжь.
В просторном фойе театра, в том месте, где не так сильно гремела музыка, и загулявшая творческая бригада своими папиросами и сигаретами ещё не успела хорошенько надымить, я и Нонна остановились. И столько всякого разного сразу же захотелось сказать, что внезапно у меня исчерпался словарный запас. Я что-то неопределённое замычал, поэтому актриса первая взяла слово:
– А может тебе и в правду переехать в Москву? «Мосфильм» ничем не хуже «Ленфильма».
– Не думаю, что это удачная идея, – наконец пробормотал я. – Москва – город большой город и всё большое киношное начальство под боком. Там работать нормально не дадут, а здесь на некоторые эксперименты могут посмотреть свозь пальцы. Слышала, наверное, как фильм «Мне двадцать лет» зарезали?
– Кончено, – пожала плечами Нонна, – там моя однокурсница, Марианна Вертинская снялась. Марлен Хуциев до сих пор отдельные эпизоды переснимает.
– А ведь он снял «Весну на Заречной улице», – буркнул я, взяв девушку за руку, чтобы признаться в своих чувствах.
Но тут из буфета вышла актриса Ирина Губанова и прямиком направилась в нашу сторону. Нонна моментально переменилась в лице и свою изящную ручку из моих ладоней выдернула.
– Что у тебя с ней было? – одними губами прошипела она.
– А вы почему отрываетесь от народа? – хитро улыбнулась Губанова, встав рядом с нами и вынув сигаретку из сумочки. – Сейчас Леонид Фёдорович петь будет. Или у вас есть какие-то секреты, ха-ха.
«Ну, Ирина Игоревна, погоди, – подумал я, – я тебя выведу на чистую воду. Сейчас ты мне всю правду-матку выложишь, что было между нами в ночь с субботы на воскресенье».
– Девчонки, – прошептал я, – буквально в эту секунду появилась замечательная идея. Как только съёмки «Зайчика» закончатся, и начнётся монтажный период, я подам новую заявку нашему Илье Николаевичу. Детективный сериал, два фильма в год. Есть у меня кое-какие задумки, как ускорить производство. Всю картину можно снять на ручной «Конвас-автомат», без декораций, в реальных интерьерах и на наших живописных городских улицах. Драки, погони, расследования. Название пока не скажу, сюжет тоже, такие вещи раскрывать раньше времени – это плохая примета. А ещё в фильме будет пару больших женских ролей. Намёк понят?
– Кхе, – актрисы разом кашлянули. – Ну, допустим, – сказали они также почти хором, покосившись друг на друга.
– Тогда, – усмехнулся я, – чтобы между нами не было кривотолков, Ирина Игоревна поведайте Нонне Николаевне о том, что стряслось со мной в субботу вечером?
– Да особенно и нечего рассказывать, – недовольно пробурчала Ирина, посмотрев на Нонну. – Отравили твоего Феллини, его хотела забрать милиция, а его, можно сказать, спасла.
– Я же со своей стороны пообещал написать для Ирины Игоревны роль, – закончил я. – Что и требовалось доказать. Теперь пойдёмте слушать товарища Быкова.
– Куда? – Губанова схватила меня за руку. – А где торжественное обещание, что в новом детективе будет роль и для меня?
– Я разве ничего не сказал? – захлопал я «наивными» глазами. – Обещаю, но при условии, что вы, Ирина Игоревна, и вы, Нонна Николаевна, завяжете с курением, которое портит голос, цвет лица, зубы, раньше времени вызывает старение организма и рак лёгких. Не слышу торжественных обещаний?
– Ну, Феллини, ну ты даешь! – скомкала Ирина Губанова только что вынутую сигаретку.
– Я согласна, – пролепетала и Нонна Новосядлова.
– Сработаемся, – удовлетворённо кивнул я и пропел, – наша служба и опасна и трудна. И на первый взгляд как будто не видна. Та-та-та-та.
* * *
Следующий день, суббота 6-ое июня, начался с несчастного случая. Хотя сначала всё было очень даже хорошо: в распоряжение съёмочной группы прибыла дефицитная американская плёнка «Кодак», гримёры и костюмеры буквально за час преобразили наших актёров в своих экранных персонажей, затем осветители зажгли на площадке осветительные приборы, как вдруг главный режиссёр Леонид Быков почувствовал острую режущую боль в животе. Леониду Фёдоровичу в кадр входить, эпизод, где он переучивает директора Могильного громко выражаться, а он стонет, и разогнуться не в состоянии.
– Вот тебе стресс, вот тебе постоянное курение, – пробормотал я, когда к нам приехала бригада скорой помощи и срочно увезла Быкова в больницу.
– Это уже не смешно, – проворчал директор Шурухт. – Что делать, Феллини? Может быть, сегодня отснимем те эпизоды, в которых нет главного героя?
– Отснять-то мы можем, – кивнул я головой, – но тут дело принципа. За конечный результат у нас отвечает Леонид Фёдорович, поэтому если его что-то не устроит, после проявки плёнки, то он вправе потребовать переснять весь материал. А дефицитного «Кодака» у нас впритык. Вот если бы имелась расписочка от главного режиссёра, это другое дело. Как считаешь, Сергей Василич? – спросил я у главного оператора.
– Что тут считать? – хмыкнул оператор. – Прав стажёр, то есть курьер. Объявляй, Иосиф Фёдорович, на сегодня выходной день. А завтра либо Лёня появится, либо расписка от него, и тогда начнём с чистой совестью работать от зари и до зари. Эх, не нравится мне это всё, не нравится.
* * *
Миниатюрный речной трамвайчик медленно полз по ленинградским рекам и каналам. Погода стояла пасмурная, зато экскурсовод более чем бодрым и весёлым голосом рассказывал, как здесь создавались каменные здания, как затем в них болели и умирали бедные люди, которые населяли бесчисленные доходные дома нашего города-героя на Неве. Меня же изнутри грызла одна неприятная мысль, что я, вмешавшись в историю, невольно навредил хорошему человеку. А вдруг Леонид Быков серьёзно заболеет и не сможет снять свою первую картину, своего «Зайчика»? Тогда ему точно не дадут сделать легендарное кино про военных лётчиков, и возможно с режиссёрской профессией Леонид Фёдорович покончит навсегда. Конечно, это событие в мировом масштабе не такое уж значимое, но кто дал мне право играть чужой судьбой?
– Не грусти, – толкнула меня в бок Нонна Новосядлова, которой сегодняшняя внезапная субботняя водная прогулка скорее нравилась. – Поверь, всё устроится в лучшем виде. И «Зайчика» мы снимем и ты потом своё детективное кино. Всё будет хорошо.
– Да, возможно, – грустно улыбнулся я.
И только я намеревался было прочитать небольшую лекцию о вреде курения, как к нам подошёл очень подозрительный тип в кепочке четырёхклинке и в широких штанах. Поломанный нос, сбитые костяшки пальцев и бритый затылок не оставляли сомнений в том, кто передо мной.
– Извиняйте, гражданочка, – козырнул он кепкой, обратившись к Нонне, – у меня к вашему кавалеру имеется маленький разговор.
– Короче, Склифосовский, – пробурчал я, выразительно прохрустев костяшками пальцев.
– Ты ведь Феллини? Правильно? – усмехнулся представитель уличной шпаны, которой были нашпигованы не только отдалённые регионы нашей Родины, но и культурная столица. – Я ничего против тебя не имею, но с тобой хотит поговорить один очень серьёзный человек.
«Как хотит, так и перехотит», – зло подумал я, готовый тут же выбросить наглеца за борт в набежавшую волну, но заметив, как перепугалась моя Нонночка, решил на прямой конфликт не нарываться, и спросил:
– А я стесняюсь полюбопытствовать, это серьёзный человек, так серьёзен, что стесняется подойти сам? Я думаю, это будет вежливо с его серьёзной стороны, если он серьёзный человек, или мы не серьёзные люди?
– Ну, ты и борзый, – сплюнул на металлический пол трамвайчика этот мутный тип в кепке и отвалил куда-то на нос нашего небольшого прогулочного судна.
– Давай сойдём на ближайшей пристани, – зашептала мне Нонна.
«Куда тут сойдешь с плавучей лодки?» – подумал я, когда с носовой части трамвайчика показался в шляпе и в сером плаще интеллигентный человек возраста Христа. На руки незнакомца не по погоде были надеты чёрные перчатки. И хоть длинный нос, проницательные глаза и худое лицо больше подошли бы какому-нибудь художнику, перед нами был самый настоящий бандит и скорее всего отсидевший уже не один год. Незнакомец присел на соседнюю скамейку и представился:
– Здравствуйте, меня зовут Юрий Алексеевич.
– Добрый день, Феллини Игоревич, – кивнул я. – Это ваш мальчишка не даёт моей гостье из Москвы любоваться нашим замечательным городом?
– Что поделаешь, приходится работать с тем, кто есть, – пожал плечами этот странный Юрий. – Я не отниму много вашего времени. Скажите, Феллини, это вы угадали счёт матча СССР – Швеция, а так же назвали авторов забитых мячей?
– Нонна, – шепнул я перепуганной актрисе, – я с дядей поговорю пять минут. Ты главное ничего не бойся, я с тобой. Пройдёмте в хвост трамвайчика, – сказал я, встав с места и тут же подумал, что должен был заранее просчитать последствия игры на тотализаторе, и теперь нужно было как-то выкарабкиваться, бандиты просто так не отвяжутся.
«Может, дать в челюсть и концы в воду, сам упал, поскользнулся, очнулся – винт», – пронеслось в моей голове, однако я сейчас был не в кино, где люди умирают понарошку до команды режиссёра: «стоп, снято». «Никакого криминала, только мирные переговоры», – решил я, пока мы с незнакомцем шли между скамеек в направлении гудящего винта прогулочного трамвайчика.
– Что вы от меня хотите? – буркнул я, когда мы остались с Юрием Алексеевичем тет-а-тет.
– Я хочу сделать большую ставку на финал Кубка Европы, который скоро пройдёт в Мадриде и Барселоне, – не стал юлить незнакомец. – Продайте мне результаты матчей, не буду спрашивать, где вы их берёте, какую используете систему, какое гадание, ради Бога, это ваша тайна. Однако я вам верю, у меня чуйка.
– Спасибо, мне ваше предложение не интересно, – кивнул я и подумал, что чем дальше от криминала, тем свободней дышится и спокойней живётся. – Всего хорошего, разговор окончен.
– Не окончен, – криво усмехнулся бандит, не дав мне пройти. – Вас ведь недавно уволили с «Ленфильма»? Давайте баш на баш. Вы мне результаты, а я сделаю так, что вас вернут обратно в штат. Вижу на лице недоумение. Поэтому объясняю, ваш директор товарищ Киселёв сидел до 1954 года в Каргопольлаге, где руководил самодеятельностью. И мне этот вопрос решить, проще, чем высморкаться.
– Век воли не видать, вы, наверное, забыли добавить? – улыбнулся я. – Предложение, конечно, интересное, но не более. А вот, к примеру, имеете ли вы возможность сделать так, чтобы мне, человеку без ВГИКовского образования, позволили снять бы своё кино? Вот она – задачка со звёздочкой. Вижу по лицу, не договорились. Всего доброго.
«Топай дядя с миром, пока челюсть цела, а на киностудию я и так устроюсь», – подумал я и решительно двинулся к Нонне, которая уже несколько раз тревожно оглянулась в хвостовую часть нашего прогулочного трамвайчика.
Глава 15
Если верить советской прессе, то наш народ имел самое лучшее медицинское обслуживание в мире. Про ржавые иголки многоразового использования, про стоматологов, запросто выдёргивающих с больным зубом зубы здоровые, про тараканов, клопов и муравьёв, которые в больничном стационаре чувствовали себя лучше всех, пресса скромно умалчивала. Зато мне запомнилась одна статья про нашего советского доктора, который сам себе вырезал аппендицит. «Гвозди бы делать из этих людей», – как сказал поэт Николай Тихонов. В общем, медицина была лучшая, как область балета, но ещё лучше было не болеть или проходить лечение в стационарах для партийных, советских и хозяйственных руководителей. Кстати, нашего Леонида Быкова положили именно в такое заведение, которое располагалось на Крестовском острове и в простонародье называлось «Свердловка».
И именно сюда я и директор фильма Шурухт примчались в воскресенье рано утром, и после небольшой традиционной перебранки с вежливым медперсоналом вытащили Леонида Фёдоровича на разговор в небольшую зелёную зону берега реки Крестовка. Выглядел наш режиссёр бодрячком, а шляпа и мешковатый не по размеру пиджак, надетый поверх полосатой пижамы, сразу говорил всем окружающим, что Леонид Фёдорович артист комедийного жанра.
– Как идут съёмки? – поинтересовался он первым делом.
– Замечательно, – буркнул я, – осталось только финальные титры пришпандорить. На главную роль срочно вызвали из Москвы Леонида Харитонова. Был Ваня Бровкин солдатом на целине, а стал по комсомольскому призыву в театре гримёром Зайчиком. Я думаю, роль удалась.
– Ты чего несёшь? – опешил Леонид Быков. – Я ведь только вчера из БДТ на скорой помощи уехал.
– А время вообще пролетает стремительно, не успеешь оглянуться, как уже здравствуй пенсия, – грустно улыбнулся я, вспомнив прежнюю жизнь. – Леонид Фёдорович, нужна ваша расписочка, чтобы мы спокойно начали съёмочный процесс.
– Какая расписка? – Быков покосился на дядю Йосю.
– Стандартная, претензий не имею, всецело доверяю, вот, – затараторил Шурухт, вытащив из папки готовый документ, который требовалось только подписать. – А то у нас плёнки впритык. Переснимать отснятые эпизоды – возможностей не имеем.
– Ловко придумано, – прокашлялся Леонид Фёдорович, но ставить собственную закорючку на официальную бумагу почему-то не стал.
– Напоминаю, в пятницу утром нас покидают: Вицин и дядя Лёша Смирнов, – сказал я главному режиссёру. – А нам кроме эпизодов в театре, нужно отснять финал всей кинокомедии.
– Чего? – присвистнул Быков, присев от неожиданности на скамейку.
– Это гениально! – улыбнулся я. – Понимаете, в чём дело, мы используем в фильме три великолепные песни. Три хита.
– Ну-ну, – недовольно проворчал Леонид Фёдорович.
– В начале кинокомедии идёт модный показ, где сам Эдуард Хиль исполняет «Королеву красоты». По переулкам бродит лето, солнце льется прямо с крыш, – пропел я в воображаемый микрофон. – А в середине картины, когда сломан забор и вы с Наташей гуляете по ночному Ленинграду, звучит уже песня «Любовь настала».
– Которую поёт тоже Хиль и твоя Нонна? – ещё более посмурнев, проворчал Быков.
– Да, как много лет во мне любовь спала, – снова пропел я. – А уже в финале, вы, то есть ваш Зайчик выходит из психбольницы, идёт счастливый по городу…
– Видит, как гуляет девочка по железнодорожным путям и спасет её, – продолжил Леонид Фёдорович.
– Нет, – махнул я рукой. – Девочку, железную дорогу и поезд вычёркиваем. Зайчик идёт, улыбается всем вокруг, радуется жизни, а ему навстречу выходит Наташа, то есть Нонна, ну не важно. Они встречаются, крупный план двух лиц в профиль, которые вот-вот поцелуются, но звучит голос за кадром: «роли исполняли», вы резко поворачиваетесь на камеру, и Нонна поёт: «Ты со мной дели каждый день земли, потому что я – песенка твоя». Камера отъезжает, а там все наши актёры танцуют шейк. Вицин смешно изгибается, дядя лёша Смирнов смешно шевелит ручками.
– И дети вокруг прыгают? – криво усмехнулся Быков.
– Точно! И врачи из психбольницы, и бюрократ Шабашников вместе с секретаршей дёргаются под музыку и все, все, все! – выкрикнул я. – Один большой праздник жизни. СССР, веселье, мир, молодость, дружба, любовь! Люди через сорок лет будут смотреть эту картину и плакать. Это гениально!
Леонид Фёдорович коротко простонал, схватился за живот и, сняв шляпу с головы, просипел:
– Я тебя, Феллини, сейчас убью!
В подтверждение своих слов шляпа главного режиссёра полетела в мою сторону. Однако внезапно налетевший ветерок подхватил её и понёс прямиком в речку Крестовку.
– Я же говорю, это гениальный финал! – крикнул я и бросился ловить шляпу. – Мы просто взорвём все кинотеатры страны! Билеты на нашего «Зайца» будут скупать спекулянты по 30 копеек, а затем продавать по 3 рубля!
– Убью! – вновь прохрипел Леонид Быков.
– Умолкни, Феллини! – рявкнул дядя Йося, пока я ловил шляпу по кустам, – не видишь человеку плохо? Спокойно, Леонид Фёдорович, только спокойствие. Девочку, поезд и железную дорогу возвращаем. Плевать на аншлаги и государственную премию, плевать на первую категорию. Нам и со второй хорошо? Я правильно говорю? Как язва? Уже лучше?
– Хуже, – простонал Быков, – курить хочется, спасу нет. Врачи будь они не ладны, запрещают. Давай свою бумагу.
– Вот, пришлось немного поплавать, – я прибежал обратно с мокрой шляпой, которую сам лично окунул в речку. – Ну, так как новый финальчик?
– Никак, – прорычал Леонид Фёдорович и поставил свою красивую размашистую подпись, что всецело доверяет главному оператору и мне, главному курьеру из газеты.
– А если принять решение на холодную голову? – спросил я и мокрую холодную шляпу напялил на шикарную кучерявую шевелюру нашего режиссёра.
– Вот это сейчас было не смешно, – пробормотал Быков. – Хотя что-то весёлое в этом есть. Я надеюсь, ты пиявок в мою шляпу не натолкал?
– Какой пиявка, мамой клянусь? – заголосил я с сильным грузинским акцентом. – Чистый родниковый спирт, в том смысле, что вода. Так как новый финал? Нужна кинокомедии первая прокатная категория, спекулянты по три рубля, левые копии ленты, которые будут крутить во всех домах отдыха и кишлаках советского союза?
– Ладно, я подумаю, – недовольно проворчал Леонид Фёдорович. – Только снимайте с чувством, толком и расстановкой. Ясно?
– Мамой клянёмся! – дружно хором ответили я и дядя Йося.
* * *
После посещения больницы и обнадёживающих известий, что завтра на съёмочной площадке появится сам Леонид Фёдорович Быков, работа закипела с утроенной силой. Два уже отрепетированных эпизода сняли буквально за час. Первый эпизод: в директорском кабинете Могильный, Дантесов и Громыхалов пьют чай и ругают советскую прессу, второй: Никола Датский читает стишок про Гаврилу и режиссёр Дантесов приводит новую актрису Ирину Алмазную. Иными словами – дело сдвинулось с мёртвой точки и пошло.
– Что дальше? – спросил меня главный оператор Василич и вместе с ним в меня вперились ещё два десятка глаз.
– Сейчас снимем один короткий эпизод и на обед, – буркнул я.
– Точно, обед всегда лучше усваивается, когда он по расписанию, – захохотал дядя Лёша Смирнов. – Я в эпизоде участвую?
– Есть такое дело, – кивнул я, задумчиво, так как моя Нонна маялась без работы и посматривала на меня без прежнего обожания, а этого допускать было нельзя.
– Куда ставить камеру? – толкнул меня в плечо главный оператор.
– Работаем здесь же на первом этаже напротив гардероба! – заголосил я, раздавая указания. – Граф Нулин и Наташа играют в шахматы. По переднему плану рабочие сцены тащат гипсовую статую. После чего Громыхалов подходит к шахматистам и спрашивает: «Какой счёт?».
– Какой счёт? – пробасил дядя Лёша Смирнов.
– А я в шахматы играть не умею, – обиженным голосом произнесла Нонна. – Но могу сыграть в шашки.
– Аха, – усмехнулся я, – в уголки. Значит так, Нонночка, делаешь вид, что играешь в шашки, но передвигаешь шахматные фигуры. Это легко, клетки на доске одни и те же, чёрно-белые.
– Слушай, Феллини, в театре есть статуя мыслителя, давай мы её тоже за шахматы посадим, посередине? – предложила художница Маневич-Каплан.
– Шикарная идея, Белла Семёновна, – хохотнул я.
– А что отвечаем мы, когда нас спрашивают про счёт? – поинтересовался граф Нулин, в исполнении Игоря Дмитриева.
– Хором ответите: «Ноль – ноль», – улыбнулся я. – Тогда Громыхалов заявит: «Кто ж так играет-то?». Затем он смахнёт фигуры и покажет на доске футбольную расстановку дубль-вэ. На воротах – король, на флангах – кони, а в атаке – два слона и ферзь. И скажет: «Вот теперь другое дело».
– Вот теперь другое дело, – снова пробасил Смирнов. – Ха-ха!
– А пешки? – возмутился актёр Дмитриев.
– Пешки действуют по ситуации, – буркнул я и, хлопнув два раза в ладоши, выкрикнул, – давайте снимать! Скоро обед! Затем у нас два таких же маленьких эпизода на сцене за кулисами. Сначала: режиссёр Дантесов и директор Могильный будут обучать Громыхалова гавкать по системе Станиславского, а после барин Филиппов младший клянчит у графа Нулина три рубля до зарплаты на туристический круиз по Волге-матушке реке. Я вам так скажу, товарищи артисты, всю жизнь в театре прослужить – это вам не поле перейти.
– Точно, – хохотнул дядя Лёша Смирнов и спросил, – какой счёт, граф?
– Ноль – ноль, – хором ответили Игорь Дмитриев и Нонна Новосядлова.
* * *
Ближе к четырём часам дня, когда на полдник дядя Йося доставил всей съёмочной банде свежие пончики и 5-литровую кастрюлю горячего какао, моя голова буквально разрывалась на части. Нужно сразу оговориться, что актёры – это очень своеобразный народ, для которого игра на сцене или съёмки в кино чем-то с родни наркотической зависимости. Поэтому когда красивая и молодая артистка выскакивает замуж за страшненького, плюгавенького главного режиссёра, чтобы он затем снимал её во всех своих фильмах, то это в пределах нормы, такое можно легко понять и простить. По той же причине доверять мастерам сценического перевоплощения нужно с большой оглядкой.
А ещё этих «взрослых детей» хлебом не корми, дай увеличить собственную роль, экранное время и переиграть своего партнёра по сцене. Именно это произошло у нас на съёмочной площадке. Как только, очень смешно хмуря брови, Филиппов младший вытребовал рубль у графа Нулина на круиз по Волге, абсолютно все стали требовать новые слова для своих экранных персонажей.
