Текст книги "Гость из будущего. Том 1 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 22
Проблема, с которой столкнулся мой армейский друг Геннадий, была стара как мир, и имя у неё имелось ёмкое и короткое – гопники. Как это не прискорбно сознавать гопники, лихие людишки, шпана, хулиганы и уголовники были во все времена, начиная от царя Гороха и заканчивая генсеками и президентами. И воровство, вымогательство, грабёж, насилие происходили подчас не потому, что есть нечего или жизнь вокруг не та, а из-за глубинной человеческой природы, которая несовершенна и до сих пор полна загадок.
Случалось такое, что гопников перевоспитывала сама жизнь? Да сплошь и рядом. Допустим, собралась кодла для вылазки в чужой район, чтобы других посмотреть и себя показать, а тут раз и внезапный перелом челюсти, нескольких рёбер и сломанный нос. И на следующий день в голове гопника происходит неизбежная работа ума. В черепной коробке появляются разные странные мысли: кто виноват, что делать, а меня-то за что? А потом глядишь, и через каких-то два или три года вместо обычного уличного мерзавца государство вдруг получает передовика производства, каменщика или слесаря высшего разряда. Ибо сложна человеческая натура.
– Рассказывай, – пробурчал я, когда мы с Генкой шагали в сторону Сытного рынка.
– Да особенно и нечего рассказывать, – промямлил мой друг, – две недели назад познакомился я с хорошенькой девушкой. В кино сходили, в кафе посидели. На киностудии я для неё экскурсию устроил. Она с мамой и младшим братишкой живёт там, за рынком.
– Ближе к делу, – проворчал я.
– Не было у нас с ней ничего такого, – смутился он. – Так, целовались несколько раз.
– А меня не эти подробности интересуют, – прорычал я, когда мы поравнялись с прилавками местного рыночка, где бойка шла торговля овощами и почему-то цветами.
– В общем, так, – опять замямлил Генка. – К её младшему брату, который учится в школе напротив нашей общаги, на Мира 4, прицепились местные хулиганы. Каждый день парня поколачивают и трясут с него деньги. Сам понимаешь, милиция такой мелочёвкой заниматься не будет. Участковый один раз с хулиганами провёл беседу, да всё без толку.
– Ну, правильно, хулиганы ведь пока никого не прирезали, что с них взять с невинных шалунов? – кивнул я. – А заступится за паренька некому, так?
– Да, – тяжело вздохнул мой друг. – Только у меня к тебе большая просьба – ты, пожалуйста, никого не убей. Тогда ведь уже нас посадят.
– Логично, – согласился я.
И тут нам помахала рукой какая-то невысокая девушка, чем-то смутно похожая на актрису Надежду Румянцеву. Я рассмотрел короткие русые волосы, большие серые глаза, цветастое платье в форме колокола и чёрные туфельки на невысоком каблуке. Никаких других отличительных особенностей у подруги Геннадия замечено не было. Кстати, в этих старомодных колоколах сейчас ходили почти все молоденькие барышни Ленинграда. Однако я всегда больше примечал наряды, которые подчёркивали женскую фигуру, а не придавали ей лишний объём.
– Это Лида, студентка медицинского института, – шепнул мой армейский дружок, когда мы перешли улицу и девушка, протянув мне руку, представилась сама:
– Лида.
– Феллини, – пробурчал я, аккуратно пожав изящную ладонь. – Учитесь в институте имени академика Павлова?
– Да, – опешила девушка.
– Йод, бинты, обезболивающие препараты с собой захватили? – поинтересовался я.
– Это зачем? – Лида подозрительно покосилась на Генку.
– Затем, что с каждым индивидуумом нужно всегда разговаривать на понятном ему языке, иначе получится пустая трата времени, – ухмыльнулся я. – И насколько я знаю подобную публику, воспринимает она только язык силы. Нос сломаешь, сразу зауважают. Выбьешь ещё пару зубов – тут же начнут прислушиваться.
– Феллини шутит, – пролепетал мой друг.
– Мне шутить некогда, мне сценарий надо до ума доводить, – буркнул я. – Показывай, Лида, где ваши гопники проводят свой досуг.
– Там за гаражом у них столик, и они там в карты играют, – неуверенно махнула рукой в сторону двора подруга моего товарища. – Послушайте, может быть, мы как-нибудь обойдёмся без драки?
– Если им лет по 13 – 14, то ограничимся парой оттянутых ушей, – улыбнулся я и, кивнув девушке, произнёс, – пошли.
После чего я решительно пошагал к нужному нам гаражу. Генка и Лида тут же посеменили следом. И вдруг Генкина барышня заявила, что невинным хулиганам-ребятишкам по 17 – 18 лет.
– А этот их главарь, кажется Калёный, недавно отсидел в тюрьме для малолетних преступников, – добавила она. – Его даже мужчины боятся.
– Значит «оттрубил по малолетке», – пробормотал я себе под нос и решил, что перевоспитывать подобную человеческую особь бессмысленно, в лучшем случае парень умрёт в рассвете лет от какого-нибудь туберкулёза, подхваченного в тюрьме, или получит заточку в бок на бандитских разборках.
– Феллини, – неожиданно попытался меня остановить Геннадий, но было поздно, так как я мысленно уже настроился на хорошую драку.
За несколько секунд я преодолел с десяток метров до гаража, заскочил в проём между каким-то кирпичным строением и увидел всю шайку-лейку в полном составе. Пятеро старых знакомых хулиганов сидели на деревянных пеньках и раскладывали картишки на столе, сделанном из ящиков из-под стеклотары. Ещё на самопальной столешнице была бережно расстелена свежая газетка, а рядом стояла початая бутылка «Агдама». Кто из гопников Калёный, я догадался сразу, узнав хулигана, который несколько дней назад тыкал в меня заточкой. Кстати, он меня тоже признал.
– Что, суки, не ждали? – рявкнул я и прямым ударом с ноги врезал ближайшему ко мне малолетнему бандиту.
А так как этот недотёпа сидел на пне, то падая, он снёс своим телом самодельный стол и разлил бутылку дешёвого советского портвейна. Дальнейшие же события развивались не менее стремительно. Потому что пока враг не опомнился, его следует бить жёстко, быстро и безжалостно, но не выход за рамки закона. Второй гопник, кстати, тоже удостоился от меня удара ногой в грудь. И также временно выбыл из схватки.
Однако Калёный, который сидел на противоположной стороне стола, не растерялся, он тут же вскочил и выхватил из кармана нож, сказалась лагерная закалка. Зато двое других пареньков, видя, что дело приобретает слишком крутой оборот, бросились наутёк. «Двое лежат, двое бегут, один пока ещё стоит», – мысленно отсчитал я про себя и, схватив самодельный стол, запустил его в Калёного, целя, прежде всего, в нож.
Хулиган как-то неудачно дернулся, и лезвие его ножа вошло в столешницу. Из-за чего на мой резкий прыжок навстречу гопник среагировать не успел. А когда я вышел на расстояние удара, быстрая двоечка в голову выбила из Калёного любое желание к сопротивлению. Кстати, рухнув на задницу, хулиган потерял и своё холодное оружие – единственный козырь в драке.
– Ты чё к нам привязался⁈ – заголосил он, размазывая кровавые сопли. – Мы сидим здесь никого не трогаем. Захотел пятнадцать суток? У меня свидетели есть, да, пацаны?
– Лида, сколько этот мудак выбил денег из твоего младшего брата? – спросил я у девушки, которая вместе с Генкой появилась за моей спиной.
– Десть рублей и ещё рубашку порвал, гад, – прошипела девчонка.
– Ничего не докажете, кто это видел-то, ха-ха? – криво усмехнулся Калёный.
И я мгновенно пробил пяткой в колено гопника. А так как у моих ботиночек имелся хороший каблук, то временная хромота хулигану была обеспечена.
– Сукаааа! – заорал он.
– Рот закрой, чертило, пока я тебя сам с ноги не заткнул, – прошипел я. – Люди пришли с работы, устали, хотят дома отдохнуть, а ты шумишь, нарушаешь общественный порядок. Гони, сучонок, пятнадцать рублей.
Калёный криво усмехнулся, глазки гопника тревожно забегали, до скудных мозговых извилин дошло, что я на многое способен, поэтому мятые денежные купюры из внутреннего кармана пиджака появились через пару секунд. Я быстро отсчитал требуемую сумму, а остальные деньги швырнул прямо в рожу гопнику, после чего добавил:
– Если мне ещё раз пожалуются на твоё поведение, не отвечающее кодексу строителя коммунизма, то я тебя, козла, поставлю в тазик, залью ноги цементом и брошу в Неву. И вас двоих гавриков это тоже касается. – В доказательство напоследок одному из гопников я отвесил смачный пендель.
– Я же говорю, что с каждым индивидуумом нужно всегда общаться на понятном ему языке, – сказал я, когда мы покинули этот укромный уголок воровской романтики.
– Мальчики, – вдруг запричитала Лида, – я даже не знаю, как вас и благодарить. Давайте я вас хоть чаем напою. Ведь эти хулиганы весь двор уже замучили.
– Можно и чаю, – крякнул мой друг. – Хотя я на чай сегодня не наработал.
Генка очень подозрительно покосился в мою сторону, хотел что-то спросить, но передумал. Наверно, в какой-то момент он догадался, что перед ним стоит не тот самый армейский дружок, с которым он нёс службу и отхватывал «звездюлей» от товарищей старослужащих. Геннадий явно что-то заподозрил, но при своей девушке с расспросами не полез.
– Мне бы руки помыть, – улыбнулся я, показав кровь на кулаках.
– Вот и замечательно, – обрадовалась она.
Надо сказать, что подруга Генки жила далеко не в царских платах. В комнате, размером с мою жилплощадь, Лида ютилась с младшим братом и матерью. Кстати, когда мы появились, её братишка пятиклассник сидел с книгой в руках и что-то увлечённо читал. Под левым глазом паренька сиял свеженький бланш. И вид у мальчишки был такой затюканный и задохлый, что если ему в ближайшие годы не заняться спортом, то отгребать от разного хулиганья придётся всю оставшуюся жизнь.
– Привет, ковбой, что читаешь? – улыбнулся я, пока Лида и Генка пошли ставить чайник.
– Собака Баскервилей, – пискнул он. – У нас есть полное собрание сочинений Артур Конан Дойля.
– Ого, – присвистнул я, рассматривая книги на полке, – Фенимор Купер, Стендаль. Хорошо живёте.
– Не жалуюсь, – буркнул мальчишка.
– И на синяк под глазом тоже не жалуешься?
– Я упал, – обиделся он.
– Книги – это хорошо, это полезно для интеллектуального развития, – сказал я, выглянув в окно. – А ты знаешь, что древнегреческий философ Сократ, кроме того, что был неглупым малым, прекрасно дрался на кулаках?
– Ну и что?
– А то, что он вывел правило «трёх да». Вот смотри, – я повернулся к пареньку и спросил, – ты согласен с тем, что девочек надо защищать?
– Да.
– Ты не будешь спорить с тем, что хулиганство – это зло?
– Не буду, – пискнул паренёк.
– А согласен ли ты с тем, что когда подрастёшь, девочек от хулиганов должен защищать именно ты?
– В принципе согласен, – понуро ответил мальчик.
– Молодец, – улыбнулся я.
И тут дверь в комнату отварилась и, кроме чайника с кипятком и заварника с чаем, Лида к столу принесла ватрушки с картошкой. Из-за спины девушки выглянул Генка, который показал в руках бутылку сухого вина «Алиготе». А за Геннадием в помещение вошли ещё две юные барышни, примерно двадцати лет отроду.
– Познакомься, Феллини, это мои подруги: Валя и Таня, – смущённо пробормотала Лида.
– Очень приятно, – кивнул я, догадавшись, откуда к чаю внезапно материализовались ватрушки и вино.
– А почему – Феллини? – захохотала высокая и худощавая Татьяна, буквально влетев комнату.
– Он мой незаконнорождённый отец, – хмыкнул я.
* * *
Тем же вечером, ровно к 22 часам по Москве я вернулся на «Ленфильм». Жизнь к этому времени всё ещё бурлила в кафе и в разных кабинетах киностудии. Ибо творческая мысль нашего киношного бомонда не знала покоя ни утром, ни днём, ни вечером. Особенно бойко творчество выплёскивалось наружу под хорошую закуску, в хорошей компании и под хорошие напитки.
Мне, кстати, тоже предлагали у Лиды и напитки, и закуску, и само собой компанию. Но моё сердце влюблённого джигита требовало совсем иных впечатлений и переживаний. «Облико морале руссо туристо, он не гуляй на стороне и не пей по триста», – бурчал я себе под нос, когда спешил к телефону, чтобы позвонить в Москву и услышать голос красавицы Нонны Новосядловой.
Однако в коммунальной квартире, куда я первым делом дозвонился, актрисы не оказалось. Следовательно, на выбор мне оставалось два пути: либо срочно хватать кинжал и лететь в Москву, либо позвонить на вахту в училище имени Щукина. Так как театральные творческие искания мало чем отличались от киношных, и так же могли затянуться до глубокой ночи.
– Алло, – наконец услышал я родной голос из Щукинского училища. – Что уже ревнуешь? Хи-хи, – захихикала Нонна.
– Да, – буркнул я, – вот взял в библиотеке «Отелло» перечитываю сцену удушения Дездемоны, и ты знаешь, сразу как-то стало спокойней на душе. Вот послушай, о чём нам пишет Шекспир: «Кому неверная ты отдала сопливый мой платок? Убью, коли узнаю, что спрятан он в лоток!». Ха-ха.
– А дальше? – в трубке послышался раскатистый смех Нонны. – Что отвечает Дездемона?
– Нет-нет, Отелло, это клевета! Я твой платок в химчистку отдала, – заговорил я тонким голоском от лица Дездемоны и тут же продолжил голосом Отелло, – Ты лжёшь неверная? – И снова я перешёл на Дездемону. – Спроси хоть у кота!
– Хи-хи-хи, я надеюсь, в этом варианте Шекспира всё закончилось хорошо?
– Да, кот не пострадал, – захохотал я. – А теперь послушай меня внимательно. Завтра я закажу на вторник авиабилеты до Ленинграда, на вечерний рейс. И с тобой из Москвы полетит ещё один человек.
– Не поняла? – голос Нонны мгновенно изменился. – Ты ещё кого-то собрался пробовать на мою роль?
– Да, то есть, нет. Это не то о чём ты подумала, – затараторил я. – С тобой из Москвы полетит актёр Савелий Крамаров.
– Ладно, допустим.
– Крамаров уверен в том, что летит на кинопробы для участия в фильме про Джеймса Бонда, – хихикнул я. – Я позвонил ему от имени американского кинорежиссёра Стэнли Кубрика.
– И ты хочешь, чтобы я ему ещё больше навешала на уши лапши? – голос актрисы вновь стал игривым.
– Вот-вот, – пролепетал я, так как неожиданно в кабинет нашей киногруппы ввалились два сцепленных друг с другом тела, одно принадлежало ассистентке Любочке, а второе одному из ассистентов главного оператора.
Молодые люди так были увлечены репетицией пьесы «Ромео и Джульетта», что на меня не обратили никакого внимания. Более того они, в таком положении немного потоптавшись на пороге, медленно переместились на диван, улеглись и продолжили бессовестно целоваться.
– Что у тебя случилось? – спросила Нонна.
– Мне кажется, у нас в кабинете батарею прорвало, – пробурчал я.
– Ой! – пискнула актриса из Москвы. – Меня зовут на прогон!
– Тогда целуемся на счёт три и завтра созваниваемся в то же время, – сказал я и, отсчитав до трёх, чмокнул трубку телефона, после чего повесил её на рычаг. – Товарищи, – обратился я к целующимся коллегам, – очень вас прошу, когда бурлят гормоны, не забывайте о технике сексуальной безопасности.
– Что? – вдруг отстранилась от своего пылкого поклонника Любочка. – Феллини, это ты?
– Нет, это тень моего отца, – хмыкнул я, покинув кабинет.
* * *
Воскресное утро 14 июня 1964 года выдалось без единого облачка на небе. И солнце светило так ярко, что на какой-то миг я почувствовал, что нахожусь в Калифорнии, в легендарной Мекке мирового кино – Голливуде. К сожалению, на этом для меня безоблачность на горизонте заканчивалась. Ибо мои личные финансовые накопления таяли, словно кусок сливочного масла на горячей сковородке. За авиабилеты я заплатил из своего кармана, за два номера в гостинице опять выложил собственные деньги, вот и сегодня на киностудии вновь пришлось раскошелиться.
Дело в том, что для моей короткометражки требовалась оригинальная музыка. Поэтому рано утром на «Ленфильм» я вызвал Эдуарда Хиля и его музыкальную группу. Парней я по-тихому провёл в студию озвучания, где и отслюнявил 25 рублей звукорежиссёру Алексею. Во-первых, звукарь работал во внеурочный день, а во-вторых, за отдельный гонорар качество работы почему-то всегда получалось выше, чем за зарплату. А меня сейчас интересовало именно качество записанных музыкальных треков.
Первые две композиции представляли собой инструментальные импровизации на песню «Гоп со смыком», которую лихо исполнял на концертах сам Леонид Утёсов, и они были записаны примерно за полчаса. Первый трек сделали в медленном темпе, второй в быстром. А когда Хиль поинтересовался: «на фига козе баян?», я популярно объяснил, что монтаж покажет, какая музыка будет уместна, быстрая или медленная.
Затем я раздал музыкантам аккорды и слова песни «Наша служба и опасна и трудна». И вот тут возникло некое недопонимание. Сначала Хиль во время репетиции без труда спел будущий гимн советской милиции, но потом музыканты посовещались, и Эдуард Анатольевич вдруг заявил:
– Извини, Феллини, я эту муру петь не буду.
– Да, шняга какая-то, – поддакнул кто-то из его музыкантов.
– Кто сказал шняга? Как это, ты не будешь петь эту муру? – опешил я. – А кто тогда, по-твоему, будет её петь?
– Пусть Кобзон надрывается, – на голубом глазу изрёк певец. – Он – член партии, ему такие песни к лицу.
– Эдик, ты стрелки на Кобзона не переводи! – вспылил я. – Я душу в эту муру вложил! Да тебя после этой муры вся советская милиция в день советской милиции будет на руках носить! Только ты на улице покажешься, тебя хвать за руки и за ноги и понесут.
– Куда? – криво усмехнулся Хиль.
– В пивную, вот куда! В рюмочную, в ресторан! – заголосил я, сжав кулаки. – Куда Макар телят не гонял, если конечно пожелаешь! И вообще, ты давай эти свои антисоветские выгибоны оставь при себе. Спрячь их до полной перестройки человеческого сознания.
– Хорошо-хорошо, – пошёл на попятную певец. – Готов пострадать за советскую милицию за скромную сумму в 300 рублей.
– А давай за 330 каждому, нормально⁈ – взревел я, так как денег в моём кармане больше не осталось.
– Вот. Это другой разговор! – захихикал Хиль.
– Это не разговор, это грабёж средь бела дня, – уже более спокойно произнёс я. – Ладно, пойте за 25 рублей, вечером отдам. Вымогатели.
– Это не серьезно, – отмахнулся певец. – Тогда гони мне кроме этой муры, новую хорошую вещь наподобие «Королевы красоты». Так договоримся.
– Узурпатор, – пролепетал я и подумал, что если хорошими песнями из будущего разбрасываться направо и налево, то в самом будущем никаких песен не останется. – Ну, допустим: жил да был крокодил за углом и его ненавидел весь дом. Годится?
– Иди в баню! – психанул Хиль. – Мужики собирай инструмент!
– Ты морячка, я моряк, ты рыбачка, я рыбак! – запрыгал я вприсядку. – Оп-оп-оп, как-как-как?
– Пошли мужики, нас здесь не уважают.
– Стоять! – заорал я, когда музыканты, не понимающие нормального русского юмора, с шумом стали подниматься со своих мест. – Зайка моя, я твой зайчик. Ручка моя, я твой пальчик. Стой-стой-стой! Чунга-Чанга лето круглый год, Чунга-Чанга песенку поёт!
– Уйди, иначе я за себя не ручаюсь, – на лице Эдуарда Хиля нарисовалось неподдельное возмущение.
«Перегнул палку, – подумалось мне. – Значит, придётся выкладывать ещё один козырный туз из рукава. „Вокализ трололо“ показать что ли? Нет, это я не спою, тем более не сыграю. Надо что-то простое, тили-тили, трали-вали».
– Ну, что? Мы уходим? – спросил Хиль, видя тоску и печаль в моих глазах.
– Дайте гитару, узурпаторы, – пробурчал я, – вымогатели и злостные похитители чужого творчества. Совести у вас нет.
– Чего нет, того нет, – ухмыльнулся один из музыкантов и протянул мне требуемый для вдохновения инструмент.
После чего я сел на стул и в полной тишине почти минуту перебирал струны. «Ну, конечно же! – осенило меня, когда неожиданно в горле пересохло и захотелось пить. – Вода-вода, кругом вода».
– Значит так, – сказал я и, проведя по струнам, запел:
Как провожают пароходы?
Совсем не так, как поезда.
Морские медленные воды —
Не то, что рельсы в два ряда.
Как ни суди, волнений больше,
Ведь ты уже не на земле.
Как ни ряди, разлука дольше,
Когда плывёшь на корабле.
– А где припев? – спросил Хиль, глаза которого буквально светились от удовольствия, да и остальные музыканты моментально догадались, что звучит самый настоящий хит.
– Вымогатели и узурпаторы, – буркнул я и затянул припев:
Вода, вода, па-па-па па-па.
Кругом вода, па-па-па па-па.
Вода, вода, па-па-па па-па.
Шумит вода. Ча-ча-ча ча-ча.
– Вот, это другое дело! – захлопал в ладоши певец. – Только эти твои па-па и ча-ча в топку. Когда будут остальные слова?
– Сейчас, настрочу, – обиженно произнёс я. – Гоните за шедевр 300 рублей, то есть 330, по 110 за каждый куплет.
– Вымогатель, узурпатор, – закряхтел Хиль. – Мужики кто деньгами богат? Я сегодня на мели.
– Давай-давай, выворачивай карманы! – прикрикнул я на музыкантов. – И только попробуйте мне теперь записать гимн советской милиции через жопу!
* * *
К средине дня моё настроение буквально взлетело вверх. Музыка для короткометражки была записана в лучшем виде, деньги вновь грели мой карман, и поэтому я решил прогуляться по набережной Невы, посидеть в уличном кафе и помечтать о планах на будущее, которых было громадьё.
«Допустим, свою дебютную десятиминутку я сделаю в среду, – думал я, пешком топая через Троицкий, точнее через Кировский мост. – Затем к директору на стол ляжет мой сценарий первого фильма про „Знатоков“, и в глазах Ильи Николаевича я выросту до размеров серьёзного и ответственного режиссёра. И тогда… и тогда…».
– Привет, Феллини, – неожиданно меня хлопнул по плечу человек в интеллигентной шляпе, про которого я уже давным-давно забыл. – Я же сказал, что в воскресенье сам тебя найду, – улыбнулся вор в законе Юрий Алексеев по кличке «Горбатый». – Ты на результаты футбольных матчей погадал по своей системе?
– Не поверишь, каждый день только этим делом и занимался, – привычно соврал я.
