Текст книги "Гость из будущего. Том 1 (СИ)"
Автор книги: Влад Порошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– А когда отдохнём, потанцуем, – добавил, кажется, Татарский.
– Какие у нас оказываются шустрые и молоденькие помощники главного режиссёра? – усмехнулся низкий женский грудной голос. – Что сказать, Люда? А поехали. Тем более «Парус» находится в гостинице Европейской, а от неё и до нашей гостиницы всего два шага.
– Правильно, девочки, нечего киснуть в гостинице, – сказала Елена Добронравова.
Поэтому я попытался оглянуться, чтобы рассмотреть новеньких «девочек» нашей компании, но лучше бы этого не делал, так как моментально всё завертелось и закружилось перед моим затуманенным взором. Однако ноги прочно удержали тело в вертикальном положении, что было уже неплохо, а сильные руки Татарского и Германа подтолкнули меня в нужном направлении.
– Какой-то странный у вас товарищ, что с ним? – спросил звонкий женский голос.
– Это наш ленфильмовский Феллини, немного перебрал, сейчас продышится и будет порядок, – ответил, кажется, шутник Женя Татарский.
– Я его незаконный сын, – удалось пробурчать и мне, пока мы спускались на выход из главного корпуса киностудии.
И только я обрадовался, что начинаю трезветь, как в моей памяти наступил внезапный кратковременный провал. Коридоры «Ленфильма» – я отчётливо помнил, а как оказался на дорожке Александровского парка на пути к станции метро «Горьковская», которая внешне напоминала летающую тарелку – уже нет. Солнце постепенно клонилось к закату. Хотя ночь сегодня предполагалась светлой и короткой. А вот людей перед станцией метро и в самом парке было как-то немного.
– Феллини, вы как себя чувствуете? – спросила артистка Добронравова, которое всё это время, оказывается, вела меня под руку. – У вас взгляд какой-то стеклянный.
– Уже лучше, – пролепетал я, оглянувшись по сторонам.
«Ё-моё!» – вскрикнул я про себя, разглядев сквозь вибрирующее пространство, из каких «девочек» состоит наша компания. Женю Татарского держала под руку Татьяна Доронина, а Алексея Германа Людмила Гурченко. Количество звёзд отечественного кино на нескольких квадратных метрах просто зашкаливало. И неожиданно, мне показалось, что всё это уже было. «Сейчас Татарский предложит всем: сесть и покурить, так как в подземке нельзя», – подумал я.
– Товарищи, а давайте покурим, – сказал Женя Татарский. – В подземке ведь нельзя.
– Правильно, – кивнула головой Люда Гурченко. – И ваш Феллини пусть немного свежим воздухом подышит, а то он какой-то не такой, как про него рассказывают. Вон и скамейка свободная.
И вся компания тут же двинулась в направлении скамеечки. «Дежавю, – догадался я, почти автоматически передвигая ноги, – психологическое состояние, что когда-то уже был в подобной ситуации. Учёные утверждают, что в основе дежавю лежит одно из свойств человеческого мозга, который постоянно ищет закономерности. Однако одну закономерность мой мозг давным-давно уже отыскал – если учёные что-то утверждают, то это 100% ложь. Товарищи учёные, доценты с кандидатами, запутались вы с иксами, и с игреком, и с зет».
– Интересно, а что про меня ещё рассказывают? – спросил я уже более уверенным голосом.
– Говорят, что вы в карты у бандитов одну местную ленинградскую актрису отыграли, это правда? – поинтересовалась Татьяна Доронина.
– Конечно же ерунда, Татьяна Васильевна, точно такая же, как и три тополя на Плющихе, – хмыкнул я. – Потому что кафе-стекляшка «Три тополя» стоит на Шаболовке.
– Ну, причём здесь тополя? – фыркнул Герман. – Не обращайте внимания, девушки, сейчас он продышится и расскажет, как выиграл в карты Иринку Губанову.
«Уже старушке Лизе подключили интернет, а Германа всё нет и нет, – проворчал я про себя. – И я тоже хорош, зачем с тополями высунулся? Этот же фильм ещё не сняли, его даже пока и в проекте нет! Проклятый алкоголь». И только я проклял алкоголь, как мир перед моими глазами снова завибрировал и покрылся помехами, словно сбоившая компьютерная игрушка. «А сейчас Герман скажет, что не все люди созданы по образу и подобию Бога, а только режиссёры», – откуда-то вспомнил я.
– Мне вот какая интересная сейчас пришла мысль, друзья мои, – затянувшись сигаретой, произнёс Алексей Юрьевич, – в Библии сказано, что Бог сотворил человека по образу Своему. Но разве это так?
– Точно, не так, – захихикал Женя Татарский, – человек сотворён наподобие обезьяны, только без шерсти.
– Ха-ха-ха! – разом захохотали актрисы.
– Грубо, Женюра, очень грубо, – обиделся Герман. – Бог, как бы это сказать, знает наперёд, что будет с каждым из нас. И кто как не мы, сценаристы, режиссёры, писатели, знаем, что будет дальше с нашими героями?
– Ты, Лёша, хочешь сказать, что вы, режиссёры, созданы по подобию Бога, а остальные нет? – догадалась Людмила Гурченко.
– Верно, Людочка, – обрадовался Герман.
– Ну, старик, тебя и занесло, – отмахнулся Татарский. – Всё гораздо проще, в ком-то образ Бога проявлен больше, а в ком-то меньше.
– Очень интересно, но ничего не понятно, – засмеялась Татьяна Доронина.
– Не знаю, как насчёт Бога, – сказал я, вновь увидев перед глазами компьютерные помехи, – но мне иногда кажется, что наш мир – это иллюзорная игра. А в каждой игре есть такая функция, как автосохранение. К примеру, серьёзные шахматисты всегда записывают свои ходы.
– Ну, и к чему ты клонишь? – опять почему-то занервничал Алексей Герман.
– А к тому, Алексей Юрьевич, – с нажимом проговорил я, – что если мы живём в симуляции, то Бог в любой момент может всю игру отмотать назад и её переиграть. Как режиссёр, которому не понравился сыгранный дубль, берёт и переснимает его.
– А как же мы? – неожиданно спросила Елена Добронравова, – мы разве ничего не заметим?
– Кто-то ничего не почувствует, а кто-то испытает дежавю, – буркнул я. – Вот у меня сейчас именно такое ощущение, что всё это уже было. Вы впятером курили, я стоял напротив вас, чтобы не дышать сигаретным дымом, мы говорили про Бога, и сейчас что-то нехорошее должно произойти.
– Закусывать надо больше, а пить надо меньше, – хмыкнул Женя Татарский.
– Вы будете смеяться, но у меня тоже есть такой ощущение, похожее на дежавю, – призналась Гурченко. – И я предлагаю побыстрее отсюда пойти.
– Опачки! – гаркнул чей-то мерзкий голосок, и раздалось дикое ржанье. – Вы смотрите, пацаны, какие у нас тута люди отдыхают? На нашей скамейке, между прочим.
Я резко обернулся и увидел компанию из пяти человек. Уж не знаю, по какому образу и подобию создавал их Бог, но настругал он этих хулиганов из одного материала, замешенного на наглости, тупости и мерзости. Вихляющие походки, сутулые спины, широкие штаны и кепочки натянутые на глаза, и в дополнение ко всему непременная борзая распальцовка.
– Бааа, да это Гурченко? – присвистнул другой паренёк и пропел, – пять минут, пять минут.
– Мальчики, мы вас не трогаем, идите своей дорогой, – испугано пробубнила Людмила Марковна.
– Да не проблема, но за нашу скамеечку придётся заплатить, – сказал лидер этой кодлы. – И кстати, к девушкам у нас претензий нет. Я правильно сказал, пацаны?
– Точняк! Пусть мужички платят за нашу скамеечку, по трёшке с носа, ха-ха, – добавил «певец» и тут же загорланил воровскую песню, – а на черной скамье, на скамье подсудимых, сидит дочка красотка и молоденький вор.
Я краем глаза заметил, что наши актрисы не на шутку перепугались, а Лёша Герман и Женя Татарский, тяжело вздохнув, полезли в карманы за деньгами. По сути, решение откупиться – было верным, у этих «божьих созданий» наверняка имелись и заточки, и ножи. Но вдруг внутренний голос мне шепнул: «Бей первым, если хочешь жить». К этому моменту я практически уже протрезвел, поэтому папку с бумагами бросил на асфальт вполне осознано. И как только хулиганы опустили глаза вниз, я выдал такую мощную и стремительную комбинацию, которую начал левым прямым, а продолжил правым, что сегодня наверняка бы сдал на КМС.
Четыре резких и хлёстких удара – двое лежат, двое держаться за лицо, из которого капает кровь. К сожалению, моя левая более слабая рука чуть-чуть подвела. Но и без того молниеносный выпад произвёл на противника ошеломляющее впечатление. Плюс на помощь вовремя пришли наши замечательные актрисы, которые так звонко и громко заорали: «Милиция! Помогите!», что пятый хулиган бросился бежать.
Только вожак кодлы, которого я первым зацепил слабой левой рукой, успел вытащить заточку и ткнул ей меня в живот. Как я ушёл с линии атаки, как выполнил правый апперкот, сам не разобрал, настолько всё быстро произошло. Хулиган хряпнулся на попу и удивлённо захлопал глазами, так как его заточка застряла во внутреннем кармане моего расстёгнутого пиджака. И лишь тогда он бросился бежать, тем более остальные его подельники уже мелькали пятками вдоль аллеи Александровского парка.
– Лихо, – потрясённо пролепетал Женя Татарский.
– Во-во, не буди лихо пока оно тихо, – буркнул я и, вытащив воровскую заточку, спрятал её ручкой вниз в пробитый внутренний карман. – Товарищи, ко всем одна большая просьба, никому на киностудии об этом инциденте не рассказывать. И так уже про меня сочиняют чёрт-те что.
– А я теперь думаю, что про карты – это была правда, – высказалась Татьяна Доронина. – Вы же сами всё видели, девочки.
– Не знаю, не знаю, – помотала головой Елена Добронравова, – возможно про карты – это была сплетня.
– Хватит спорить о пустяках, поехали в ресторан, – проворчала Людмила Гурченко, – пока сюда ещё кто-нибудь не нагрянул.
* * *
Домой, в родную коммуналку, я вернулся примерно к девяти часам вечера. У меня после конфликта с хулиганами вообще не было никакого настроения, чтобы ехать в «Парус». Единственный пиджак порван, к старым пятнышкам крови на нём, добавились новые пятна той же самой красной субстанции. Левый кулак опух из-за того, что в пылу драки произошёл самый обычный ушиб костяшек. Поэтому до ресторана, который располагался на Невском проспекте в гостинице «Европейская» я проехался скорее в качестве охраны.
А там, выпив кофе и посмотрев, как мои коллеги заливают стресс коньяком, я быстро откланялся, сославшись на то, что надо работать над сценарием. Правда, ещё полчаса меня уговаривали остаться, особенно настаивал актриса Елена Добронравова. Но когда я выложил последний козырь, что меня дома ждёт невеста, Елена Борисовна отступилась и произнесла слова Фаины Раневской: «Хороших мужиков разбирают ещё щенками». Я же заметил, что не из каждого хорошего щенка вырастает хорошая собака, и потом мужчины – это тоже люди, а не бессловесные друзья человека.
Хотя надо признать, что про невесту я соврал. Во-первых, подобного разговора между мной и Нонной пока ещё не состоялось. А во-вторых, Нонна Николаевна сегодня работала допоздна и должна была со съёмки поехать в гостиницу, чтобы как следует выспаться и отдохнуть. Однако когда я переступил порог коммуналки, дверь в мою комнатушку была подозрительно чуть-чуть приоткрыта. На моём лице мгновенно нарисовалась хитрая улыбка, ведь один ключ собственноручно был торжественно вручён Нонне. Поэтому я распахнул дверь и громко продекламировал:
– Кто лежал на моей кровати и помял её⁈ Или завтра разберёмся? – пролепетал я в следующий момент, потому что за письменным столом кроме Нонны сидел и дядя Йося Шурухт, нежданные гости пили кофе с пончиками и о чём-то мило общались. – Это как следует понимать? – пробурчал я.
– А так и понимай, – всплеснул руками дядя Йося, – завтра рано утром тебе нужно быть на съёмочной площадке, иначе беда.
– И не подумаю, – хмыкнул я в ответ.
Глава 19
Есть у некоторых людей одна плохая привычка, не разобравшись, сразу кричать и скандалить. Ведь ясное же дело, что если человек припозднился, то он был на работе! А иначе как построить социализм в одной отдельно взятой стране, если не перевыполнять выполнять план, и если не думать о яблонях на Марсе? Освоение космоса опять-таки требует максимального мысленного напряжения и полёта фантазии. И хоть летит один Юрий Гагарин или допустим, Герман Титов, но мысленно-то напрягаются все, замерев у репродуктора или читая свежую прессу. Нет, в наше современное прорывное время нас, мечтателей-шестидесятников, ругать за рабочий перегар и поздний час никак нельзя. Потому что мы все как один устремлены в счастливое будущее, а счастливые часов не наблюдают. Вот так.
– Я спрашиваю, где ты был? – топнула своей прелестной ножкой Нонна.
– А я спрашиваю, почему ты отказываешься работать с «Зайчиком»? – прикрикнул дядя Йося.
– А меня интересует, мы будем строить коммунизм в ближайшем будущем или нет? – я попытался перевести разговор на более глобальные и значимые вопросы мироздания.
– Я как дура прибежала раньше времени, сварила кашу, накормила вашего коммунального кота, сижу тебя жду, а ты где-то шатаешься? – выпалила актриса.
– Прежде всего, надо думать не о коммунизме, а о «Зайчике»! – продолжил голосить Иосиф Фёдорович. – Не будет «Зайчика», не будет денег!
– Аполитично рассуждаешь, дядя Йося! – вскипел я. – И, кстати, при коммунизме денег и так не будет. Посадил картошку, выкопал, съел, и всё абсолютно бесплатно.
– Я сегодня услышу ответ на мой вопрос или нет? – Нонна вновь топнула ножкой.
– Меня тоже это интересует, – поддакнул дядя Йося.
– А мне интересно, что мы будем есть, когда слопаем свежий урожай? – сделала я обиженное лицо. – Сядем, обсудим?
– Пока ты не ответишь на мой вопрос, я никуда не сяду! – актриса категорично скрестила руки на груди.
– А я никуда не уйду, пока ты не согласишься работать на картине! – дядя Йося Шурухт стукнул кулаком по столу.
На шум в мою комнату заглянул сосед Юрий Иваныч. Наши двери находились в непосредственной близости друг от друга, поэтому дискуссия на повышенных тонах долетала до его домочадцев почти дословно.
– Ян, ну что за шум? У меня дети не спят.
– Уже закругляемся, – кивнул я. – Вы представляете, дядя Юр, до чего докатились на загнивающем западе? Только вчера на Бродвее открыли общественный туалет, а сегодня уже всю кафельную плитку загадили. Как прикажете нам, простым советским людям, на это реагировать?
– Ты всё шутишь, а у меня дети, – обиженно пробормотал сосед.
– Всё, сигнал услышан, – я ещё раз покивал головой. – Кстати, Юрий Иваныч, у меня к вам будет деловой разговор по поводу одной «халтурки», завтра пообщаемся.
– Какой ещё разговор? – подскочил дядя Йося, когда сосед закрыл дверь. – Уходишь на другой проект?
– Не знаю, куда уходит наш гениальный Феллини, а вот я точно ухожу, – Нонна бросилась к вешалке, на которой висел её серый плащ.
– Никто никуда не уходит, – я сгрёб актрису в объятья. – Мне разрешили снять свою короткометражку, поэтому я и сходил с коллегами в ресторан. Они, кстати, до сих пор ещё там гуляют. Ну, что сегодня случилось? Рассказывайте уже, самому интересно.
Почти полчаса дядя Йося Шурухт и Нонна Новосядлова живописали, как на съёмочной площадке поругались режиссёр Леонид Фёдорович Быков и главный оператор Сергей Васильевич Иванов. С их слов выходило, что отсняли они всего два эпизода из запланированных семи. Первый эпизод из начала фильма: выезд на сцену графа Нулина в повозке, запряжённой ослом. Вышло очень смешно из-за упрямого животного, который не желал уходить со сцены, и его по-настоящему выталкивали за кулисы практически все актёры. Хохотал даже наш суровый главный оператор.
Второй эпизод уже из финала кинокомедии тоже был на сцене, где в главных ролях постановки участвовали Нонна и Леонид Быков. Леонид Фёдорович, переодетый в барина-охотника, в огромный не по размеру костюм, доставшийся от Филиппова младшего, комично размахивал ружьём и арестовывал всех подряд. Эпизод также получился замечательно. Но затем режиссёр Быков потребовал сделать второй дубль, а потом сразу третий. И тут не выдержали нервы у главного оператора Василича. Он заявил, что плёнки в обрез, поэтому снимать третий дубль категорически отказывается. После чего просто взял и покинул съёмочную площадку. Леонид Фёдорович после обеда попытался Сергея Васильевича разговорить и убедить снимать ещё дубли, но ничего не добился.
– Ты пойми, – затараторил дядя Йося, – другого оператора искать некогда. Да и прав Василич, плёнки у нас в обрез, работать нужно с одного дубля, максимум с двух, иначе пролетим. Завалим картину, люди останутся без денег.
– Хорошо, – согласился я, выпив кружечку кофе. – Как вы представляете моё завтрашнее появление на площадке? Здравствуйте, я – ваша тётя? С какого бодуна я там нарисуюсь?
– Бумагу у директора киностудии я уже подписал, вот, – дядя Йося Шурухт вытащил из папки, какой-то приказ, где говорилось, что меня восстановили в штате и поэтому я обязан присутствовать на съёмочной площадке.
Другими словами Шурухт настрочил какую-то филькину грамоту, цена которой ровнялась ноль целым, ноль десятым. Хотя у самой идеи дяди Йоси имелось рациональное зерно. Во-первых, Леонид Быков с директором киностудии спорить из-за простого ассистента не решится. Во-вторых, если я буду постоянно слоняться перед камерой и мелькать перед глазами, то втроём мы легко убедим Леонида Фёдоровича экономить дефицитную американскую плёнку, а значит, киносъемочный процесс сдвинется с мёртвой точки.
– Умно, – хмыкнул я, глотнув ещё кофейку. – Так и быть не дадим превратить «Зайчика» в «Титаник». И завтра, подчиняясь приказу вышестоящего начальства, я буду храбро стоять на капитанском мостике нашего киносъемочного корабля. Отдать швартовый, командовать парадом будет здравый смысл.
Я тут же протянул руку для рукопожатия дяде Йосе, как бы намекая, что пора прощаться, тем более мне с Нонной уже не терпелось остаться тет-а-тет и обсудить некоторые законы диалектики. Однако отчего-то Шурухт замялся, закашлялся и закряхтел.
– Похлопать по спине? Или остался ещё какой-то нерешённый щекотливый вопрос? – хитро прищурившись, спросил я.
– Остался, – выдавил из себя дядя Йося. – Мне позвонили из Москвы, с фирмы «Мелодия», хотят выпустить наш миньон уже на следующей неделе. Зам. директора сказал, что материал уникальный, говорит, что такую пластинку в магазинах с руками оторвут. Я ему, конечно, ответил, что мы ерундой вообще не занимаемся, но возразил, дескать договаривались выпустить миньон в конце июня или в начале августе, когда кинокомедия будет в процессе монтажа. А он мне заявляет, что знать ничего не знаю, у них квартальный план горит.
– А я думаю, что это замечательно! – обрадовалась Нонна. – Пластинку надо выпускать, тем более, когда план горит. В «Щуке» все умрут от зависти! И вообще глупо тянуть до августа.
– Во-во, слушай, что тебе умная девушка советует, – поддакнул дядя Йося Шурухт.
– Ясненько, – хмыкнул я. – То есть убедить Леонида Фёдоровича, что выпуск пластинки нашему «Зайчику» только поможет, должен именно я?
– Вот и договорились, – он с жаром затряс мою руку. – Нам песня строить и жить помогает. Всё, я улетел!
«Аха, она скучать не даёт никогда, – усмехнулся я про себя, как только Шурухт выскочил из комнаты. – Ну, дядя Йося, ну, прохиндей. Всё продумал. Бумагу липовую у Киселёва подписал, чтобы вернуть меня на съёмки. С фирмой „Мелодия“ переговорил. А неудобные вопросы, которые могут испортить мои доверительные отношения с Быковым, разруливать придётся мне. С другой стороны, какой смысл тянуть до августа? Пусть народ танцует под „Королеву красоты“. В конце концов, искусство у нас принадлежит как раз народу. Нужно только на обложку пластинки сделать общее фото».
Внезапно, прервав ход моих мыслей, чуть-чуть приоткрылась дверь в комнату, которую я не успел закрыть на защёлку, и на мои законные жилые квадратные метры прокрался чёрно-белый соседский кот Чарли Василич. Я и Нонна, улыбнувшись, переглянулись, а котофей, только-только появившись, разразился громким мяуканьем.
– Мяу! Мяу! – заблажил он с актёрским пафосом.
– Есть что ли просит? – спросила актриса.
– Ругается, – догадался я. – Вы же сегодня на съёмки его не взяли. А он уже привык, что его куда-то везут, потом кормят до отвала, затем он спит пару часов на столе в буфете, после чего входит в кадр на пять минут и опять кормёжка и сон.
– Мяу! Мяу! – продолжал выговаривать Чарли Василич, добавляя в свой кошачий голос ноки раздражения.
– Извини, старик, – виновато пробурчал я, присев рядом с котейкой. – Такова актёрская доля. Сегодня ты – кумир миллионов, тебя возят на личном авто, кормят и поят, а завтра уже и…
Я протянул руку, чтобы погладить смышлёную кошачью голову, как вдруг из внутреннего кармана пиджака выскользнула бандитская заточка и острым тонким лезвием воткнулась в пол. И хоть расстояние до кота было около метра, Чарли Василич, моментально перестав блажить, ругаться и возмущаться, тут же пулей вылетел из комнаты.
– Это я сегодня у хулиганов отобрал, – ответил я на немой вопрос ошарашенной Нонны. – В хозяйстве вместо шила пригодится.
– А что у тебя с рукой? – испугалась девушка, заметив мою опухшую левую кисть, которую я старался всё это время держать в кармане.
– Мелочи жизни, до свадьбы заживёт, – смутился я.
– Поживём, увидим, – загадочно улыбнулась она.
* * *
На следующее утро в БДТ среди членов съёмочной группы каждый второй разговор был о моём вчерашнем пренеприятном приключении. И мой в чём-то безрассудный поступок слухи нашей киношной тусовки раздули до второго подвига Геракла, в котором он умертвил 9-головую гидру.
– Привет, старик, – первым пожал мою руку фронтовик-разведчик дядя Лёша Смирнов, – мне тут доложили, что ты семерых уложил, это правда?
– Враньё, дядь Лёш, – буркнул я, пытаясь сосредоточиться на сценарии. – В профилактических целях четверым балбесам треснул по загривку, пятый сам смылся.
– Ну-ну, – усмехнулся герой войны. – Ты это аккуратней. Сейчас не фронт.
– Да я бы и не полез, прижали, можно сказать, к стенке, – отмахнулся я.
– Здорова, герой! – выкрикнул, увидев меня, главный оператор Василич. – Макарыч, ты слышал, что наш Феллини девятерым накостылял? И правильно сделал! А то от этой уличной шпаны уже продыху нет, и куда только милиция смотрит?
– Сергей Василич, не так было дело, – взмолился я. – Четверо на меня полезли, четверо! Пятый сам убежал.
– Тоже не плохо, – хохотнул он и тихо добавил. – Молодец, что вернулся, а то у нас тут, кхе, катастрофа.
– А, вот ты где? – к нашей компании подошёл главный режиссёр Леонид Быков и, пожав мою руку, сказал, – хвалю за вчерашнее. Вы хоть знаете за кого наш Феллини заступился? Люда Гурченко, Лена Добронравова и Таня Доронина, они в «Рабочем посёлке» снимаются, поехали в ресторан, а тут ну и…
– Уже все знают, – улыбнулся дядя Лёша Смирнов.
– Кхе, – кашлянул Быков, – в общем, молодец. Василич, Феллини пошли, посоветуемся. Я всю ночь думал, размышлял, – признался Леонид Фёдорович, когда мы отошли от общей группы актёров, техников и осветителей, – и пришёл к выводу, что был не прав. Если сейчас работать без экономии, плёнку «Кодак» нам никто не даст. Если отснимем 70% материала, тогда другой разговор. А так пролетим, как фанера над Парижем.
– Мудро, очень мудро, – пробурчал я. – Давайте уже работать, а то выбиваемся из графика.
– Я готов, – улыбнулся оператор Василич. – С чего начнём?
– Для начала отработаем два эпизода в гримёрке, – я ткнул пальцем в сценарий. – Затем эпизод в директорском кабинете, и перепишем речь гримёра Зайчика на общем собрании. А дальше как пойдёт.
– Не понял? – Василич моментально переменился в лице.
– Когда главный герой Зайчик говорит на собрании, что не место красит человека, а человек место, и что главное – это хорошо выполнять свою работу – это банальщина, которая не цепляет, – сказал я. – Ну, как после такой банальной речуги Наташа полюбит Зайца?
– Куда свет ставить? – подбежал к нам один из техников.
– В гримёрку, – скомандовал главный оператор и тут же зло зашипел на меня, – ты же сам это написал! Что, появилась новая гениальная идея? Сколько можно?
– Объясни? – криво усмехнулся Леонид Быков.
– А давайте сделаем так, – пробурчал я, потерев ладони. – Зайчик выходит на трибуну и в своей нелепой манере произносит: «Вы все меня хорошо знаете, я простой гримёр, я гримирую этих, артистов». Тут раздаются разные неуместные шуточки, смех, хохот. Тогда Зайчик стучит кулаком по столу и говорит совершено серьёзно: «В этом нет ничего смешного, товарищи! Давайте лучше представим, что вам осталось жить всего пару дней. Что вы оставите после себя нашему зрителю? Один выходит на сцену текст путает, другой после похмелья невразумительное что-то бормочет, третий, выпив 50 грамм для вдохновения, пошатывается, четвёртый смотрит на часы. Какими вы останетесь в народной памяти? Подумайте об этом? Мы хотим, чтобы в театре всегда были аншлаги, тогда и играть надо так, как в последний раз». Вот после этой речи Наташа точно полюбит Зайчика.
– Что скажешь, Василич, переснимаем? – спросил Быков главного оператора.
По лицу оператора моментально пробежала судорога крайнего недовольства и возмущения, но Сергей Васильевич, взяв себя в руки, буквально простонал:
– Делайте, что хотите.
* * *
«Эх, нравится мне это дело, – думал я, когда спустя полчаса мы репетировали эпизод, в котором директор театра Могильный, в исполнении Филиппова старшего, кричит в гримёрке на актёров. – Репетиции, свет, камера, мотор, буйство эмоций, напряжение в кадре. Энергетика, бьющая через экран. А какие актёры? Звёзды, талантища! А сколько на Георгии Вицине, Алексее Смирнове, Леониде Быкове, Сергее Филиппове, Игоре Дмитриеве бездарных фильмов выехало? Не сосчитать».
– Значит, я вхожу в кадр отсюда, правильно? – спросил меня Филиппов старший, перед которым стояло четыре гримёрных столика.
За первым столом сидела барыня, 60-летняя Гликерия Богданова-Чеснокова, за вторым столиком прихорашивалась её «старенькая няня», 22-летняя Нонна Новосядлова, далее граф Нулин, он же Игорь Дмитриев, у которого и в самом деле были дворянские корни, и наконец, за четвёртым столиком сидел барин-охотник в исполнении Филиппова среднего, шикарный талантливый актёр с лицом уголовника.
– Сергей Николаевич, некогда ходить по кадру, – махнул я рукой. – Вы сразу же стоите рядом с многоуважаемой Гликерией Васильевной.
– А я где стою? – спросил меня Леонид Быков.
– А вы в кадр входите, когда наш Могильный обойдёт все столики, когда он поругается с каждым актёром, – ответил я. – Зайдёте после небольшой паузы с левой стороны. Товарищи, а где Георгий Вицин⁈
– Ну, здесь я, – ткнул меня в спину Георгий Михайлович.
– Извиняюсь, потерял, – буркнул я. – Ваш Дантесов вбежит в гримёрку с криком: «Товарищи, я его поймал!».
– Кого? – опешил Вицин.
– Зайца, то есть Зайчика, кого же ещё? – всплеснул я руками. – Вы меня, товарищ Дантесов, иногда просто убиваете. Кстати, хорошая фраза, надо запомнить, – поднял я указательный палец вверх. – Давайте репетировать!
– Я его поймал? – хмыкнул Георгий Вицин. – А если я забегу вместе с котом в руках, с Чарли Чаплином? А Могильный такой спросит: «Кого поймал? Этого с усами?». А я: «Нет, нашего с ушами, Зайчика».
– Ха-ха-ха! – рухнула от смеха вся съёмочная группа.
– Гениально! – загоготал и я, но тут же, хлопнув два раза в ладоши, крикнул, – давайте репетировать, товарищи! Время же идёт!
– Время, время, – заворчал Филиппов старший и, встав около Гликерии Богдановой-Чесноковой, произнёс текст из сценария наглым и нахрапистым тоном, – что у вас?
– У меня очень сложный грим, – с придыханием произнесла барыня Гликерия Васильевна.
– Значит надо упрощать! – рявкнул Филиппов старший и перешёл к следующему столику, – а что с вами, моя дорогая?
– У меня тоже сложный грим, я – няня, – надув губки, ответила Нонна.
– Скажи-ка няня ведь недаром, Москва французу отдана? Ха-ха, – хохотнул Филиппов-Могильный. – Ну, приклейте себе нос. Вас же должны были этому обучать в театральном училище.
– Вы – просто грубиян, – обиженно пробурчала Нонна.
– Ай, – отмахнулся директор Могильный и перешёл к графу Нулину. – Вы у нас кто?
– Граф Нулин, – Игорь Дмитриев привстал и галантно поклонился.
– Все графья давно уже в Париже, – хмыкнул Филиппов старший. – Поэтому вам грим не требуется. Что у вас? – рявкнул он на Филиппова младшего и сделал пару шагов к его столику.
– Это самое, лицо, – пробасил Никола Датский, в исполнении Филиппова младшего.
– Нет, друг мой, это не лицо, такое гримировать бесполезно, ха-ха, – снова хохотнул Филиппов старший и тут же в гримёрку влетел Георгий Вицин, прижимая к себе кота Чарли Василевича, который подозрительно зыркал по сторонам.
– Я его, я его, я его поймал! – заголосил он.
– Кого его? Этого с усами? – директор Могильный указал пальцем на кота.
– Нет, меня с ушами, – в гримёрку под общий хохот ввалился раньше времени Леонид Быков. – Разрешите представиться – гримёр Зайчик. Приехал из ателье с новым костюмом без пуговиц.
– Леонид Фёдорович! – я просто подпрыгнул на месте. – Что у вас с ушами? Я же сказал, что вы заходите в самый последний момент, после небольшой паузы.
– Да, – важно поддакнул Филиппов старший и произнёс свою финальную фразу в этой сцене, – цените искусство в себе, а не костюмчик на себе.
– Я думал, так будет смешнее, – улыбнулся Быков. – Ладно, давайте уже снимать.
– Стоооп! – заорал я, так как к съёмочной группе подошла актриса Ирина Губанова. – Где у нас костюмер⁈ Где костюмер⁈
Я схватился за голову, проклиная про себя кино, репетиции и бардак, который по теории вероятности был просто неизбежен на съёмочной площадке. На мой крик через десть секунд выбежала наша молоденькая девушка, отвечающая за сценические костюмы. И мне так захотелось на неё наорать, что я ещё десять секунд молчал, пытаясь успокоиться и не наломать дров. И всё это время на меня, словно на сумасшедшего, пялилась съёмочная группа в полном составе. Я ещё раз дважды глубоко вдохнул-выдохнул и, взяв сценарий в руки, сказал костюмерше:
– У нас сейчас снимается седьмая сцена, это почти самое начало фильма. Затем здесь же, в этой же локации мы снимаем сцену №53 из середины кинокомедии. Сцена №53 на монтаже будет стыковаться к сцене №52, которую мы уже отсняли несколько дней назад. В сцене №52 несколько дней назад актриса Ирина Губанова была у нас в синей юбке, а сейчас на ней зелёная юбка. Вы хотите, чтоб над нами потешался весь Советский союз?
– Да никто не заметит, – вступился за костюмершу главный режиссёр Леонид Быков.
– Если бы у нас было чёрно-белое кино, то конечно, – всплеснул я руками и очень спокойно спросил у девушки. – Куда пропала наша синяя юбка?
– Я её постирала, погладила, а её кто-то забрал, – зарыдала бедная костюмерша. – А я забыла, какой у неё цвет. У меня столько костюмов, а я одна.
– Подумаешь, завтра снимем сцену №53, – спокойно хмыкнул оператор Василич.
– Завтра рано утром мы выезжаем из БДТ и снимаем на улице перед главным корпусом «Ленфильма» финал кинокомедии, – я опять всплесну руками. – Потому что послезавтра, в пятницу, разъедутся все основные актёры.
