Текст книги "Первая кровь"

Автор книги: Виталий Держапольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Серьезно? – не поверил санитар. – Этот мальчишка? Вас?

– Да, этот самый мальчишка, – кивнул мастер-наставник. – Тебя, кстати, как зовут?

– Сергей Рагимов, – представился санитар.

– Вот что, Сережа, позаботься о пацане. У меня на него большие планы.

– Да я бы… Если бы доктор не мешал…

– Об этом не беспокойся! Делай что должно. А с Бугом я сам разберусь.

– Так я это…

– Давай, Сергей, поспеши!

Покинув медпункт, Сандлер проверил, как курсанты занимаются строевой подготовкой на плацу, дал указания помощникам и направился в класс. Усевшись за стол, Михаэль достал из ящика стола чистый лист бумаги и ручку.

«Начальнику детской военизированной школы „Хундюгендс“ оберстлёйтнанту Бургарту Нойману, – тщательно выписывая буквы, вывел Сандлер. – Рапорт».

Он корпел над текстом минут двадцать, стараясь как можно четче сформулировать свои мысли, описать клокотавшую внутри ярость скупым канцелярским языком.

– О! Михаэль, вот ты где? – оторвал его от работы возглас Роберта Франца, заглянувшего в учебное помещение. – Что пишешь? Письмо любимой девушке в стихах? – подмигнул Сандлеру старший мастер-наставник.

– Нет, Роберт, – мотнул головой Михаэль, подписывая документ, – скорее оду господину начальнику… Прочти, чтобы между нами не было никаких недоразумений, – он протянул листок Роберту. – Я не действую «через голову» непосредственного начальника.

– Интересно-интересно! – Франц взял рапорт Сандлера и пробежался по нему глазами. – Ого! Халатное отношение доктора Буга к своим обязанностям ставит под угрозу реализацию как всего проекта в целом, так и… Ты что, действительно так считаешь? Что если врач-ариец не оказал медицинскую помощь какому-то там унтерменшу – значит, вся система летит к чертям собачьим?

– Совершенно верно! – отчеканил как на плацу Сандлер.

– Поясни.

– Изволь: в процессе обучения нашим курсантам неоднократно придется попадать в медпункт. Будут спарринги, будут полосы препятствий…

– Я понял твою мысль. Продолжай.

– На первых порах этот момент не столь важен – процент отсева будет большим.

– Согласен.

– Но со временем, когда останутся самые-самые… Да, черт возьми, пускай они унтерменши, но они являются имуществом Рейха… А со временем они станут ценным имуществом, боевым… Тому же танку нужно регулярное техническое обслуживание и ремонт. Если механик не будет заботиться о вверенном ему имуществе, не будет чинить технику вовремя, она выйдет из строя! Не так ли? – Дождавшись утвердительного кивка старшего мастера-наставника, Михаэль продолжил: – Каждый должен заниматься своим делом: механик – чинить технику, доктор – лечить больных, а золотарь – чистить выгребные ямы, даже если ему не нравится запах дерьма!

– Не перестаю удивляться тебе, Михаэль, – заявил Франц. – И если по-честному, даже завидую. Никогда не думал об унтерменшах как о ценном имуществе… А ведь за годы обучения каждый курсант встанет нам в копеечку! Значит, ты настаиваешь на отстранении доктора Буга от занимаемой должности?

– Настаиваю, – упрямо повторил Сандлер.

– Хорошо, я передам твой рапорт начальнику школы. Но если он согласится с тобой и отстранит Буга, мы останемся без доктора. У нас нет замены…

– Есть, – возразил Михаэль. – Санитар медпункта Сергей дипломированный врач.

– Унтерменш?

– И что из того?

– Ты знаешь, а так даже лучше, – обрадовался Роберт. – Пусть унтерменш и пользует унтерменшей. По крайней мере он не будет морщить нос при виде очередного курсанта школы.

– Как раз это я и имел в виду.

– Слушай, а кто у тебя загремел в больничку с сотрясением мозга?

– Курсант Путилов, – ответил Сандлер.

– Путилофф? Опять этот говнюк? Как умудрился?

– Да это я его…

– Учил уму-разуму? – подмигнул Михаэлю Роберт.

– Не совсем, – возразил Сандлер. – Прививал курсантам боевой дух.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересованно протянул старший мастер-наставник, – поделись опытом.

– Понимаешь, Роберт, мы уже частично касались с тобой этого вопроса… Мы должны вырастить в нашей школе настоящих бойцов из того сброда, что нам сюда привезли. Скажу честно, как на духу, я не вижу в своем взводе иных бойцов, кроме Путилова. Слишком уж их запугали в своих интернатах. Мы здесь сейчас имеем в наличии лишь трусливую аморфную массу, из которой должны вылепить… Ну ты сам знаешь, что мы должны.

– Ага, сделать из говна конфетку, – согласился Франц.

– А это, Роберт, гиблое дело! Мы можем научить их пользоваться оружием, мы можем довести их физическую форму до нужной кондиции, но ведь это, на мой взгляд, не самое главное! Главное – преданность Рейху и боевой дух!

– Тут ты прав, – не стал спорить Франц, – какой смысл в боевом подразделении, бойцы которого в самый ответственный момент побросают оружие или, не дай бог, повернут его в нашу сторону?

– Вот-вот, именно об этом я и веду речь. А вырастить из наших подопечных настоящих псов – очень сложная задача. У нас в школе собрали отставных военных, комиссованных по ранению… Никто из них не знает, как работать с детьми… Пусть даже и с детьми унтерменшей – суть от этого не меняется! Метод кнута и палочной дисциплины, который насаждают здесь большинство наставников, может не сработать…

– Ну ты прям как Макаренко, Михаэль! – усмехнулся Франц. – Хотя… Не понимаю я, зачем ты тогда Путилоффа на больничную койку отправил?

– Я же говорил – так вышло. Сам спровоцировал. Но недооценил я парня. А с ним явно кто-то раньше работал… Я думаю, что он на этот прием не только меня поймал. Если бы не случайность, этот сопляк мне кровь бы пустил. Мог и нос сломать… Это в лучшем случае!

– Серьезно? А в худшем?

– А в худшем – я бы сейчас на больничке лежал и надеялся бы, что доктор Буг меня спьяну не залечит. Такие дела, Роберт.

– Да, озадачил ты меня, Михаэль.

– Да я и сам озадачился. Но если поправится Путилов, быть ему моим заместителем. Однозначно!

– Ну смотри, Михаэль, решать тебе. Я мешать не собираюсь. Мне просто интересно, что у тебя в конечном счете получится.

– И на этом спасибо, – произнес Сандлер.

– Ладно, я отнесу твой рапорт Нойману. Если потребуются дополнительные пояснения, он тебя вызовет. Хайль!

– Хайль Гитлер!

После ухода старшего мастера-наставника Михаэль убрал ручку в ящик стола и покинул класс.

* * *

На счастье Сандлера, оберстлёйтнант Нойман оказался дельным начальником: едва получив рапорт из рук Роберта Франца, он тут же устроил инспекцию в интернатском медпункте. В ходе проверки выяснилось, что доктор Буг, как говорится, «ни петь, ни рисовать». Чего-чего, а пьянства Бургарт Нойман на дух не переносил. Был у начальника школы на этот случай особый пунктик: когда-то, еще в самом начале войны, два взвода роты, которой тогда командовал Нойман, захватили небольшой обоз отступающей Красной армии. В числе прочего в обозе нашлось несколько ящиков чистейшего медицинского спирта. Перепились все – от унтеров до рядовых и, как результат – красноармейцы обоз отбили, а из двух взводов выжили от силы пятеро. Самого Ноймана чуть было не пустили в расход, но пожалели за прежние заслуги – просто разжаловали на два чина. Выслушав нечленораздельное блеяние «ужаленного» зеленым змием доктора, Нойман рявкнул командным голосом «нах…», едва сдержавшись, чтобы не дать Бугу в морду. Затем приказом по спецшколе на должность заведующего медпунктом был назначен бывший санитар Рагимов. Доктор Буг, страдающий похмельем, был выдворен с территории школы утром следующего дня. Разжалованный доктор обещал Нойману большие проблемы, но оберстлёйтнанту было чихать на угрозы спившегося медика с высокой колокольни – хватало других проблем. Высокое начальство в лице рейхсляйтера Брауна требовало отчетов о текущем положении дел в «Псарне». И отчетов положительных… А из положительного Нойман мог сообщить только то, что контингент малолетних унтерменшей отобран. Но сей факт он уже отмечал в предыдущем рапорте. А на данном этапе – одни проблемы: учителей нет, наставников-воспитателей не хватает, да и те, что есть, – ни ухом ни рылом, матчасть ни к черту, продовольствие приходится выбивать, выгрызать чуть не зубами… Да еще и этот пьяница Буг! Не писать же об этом? Начальство-то оно совсем других известий ждет! Сам фюрер проявляет интерес к этому эксперименту. Как хочешь, так и крутись! А в грязь лицом – ни-ни! Не хочется, чтобы о тебе говорили, что не оправдал высокого доверия…

– Анхельм! – зычно крикнул начальник школы.

– Да, герр оберстлёйтнант! – В кабинет Ноймана заглянул молодой женоподобный гауптманн, состоящий при штабе школы за секретаря-адъютанта.

Лицезрея слащавое личико адъютанта, Нойман мысленно сплюнул – этого напомаженного молодчика, с откровенными замашками Schwul, [27]27
  Schwul (Нем.) – гей.


[Закрыть]начальнику школы навязали в украинской рейхсканцелярии. Видимо, нравился он кому-то из высокого местного начальства: и по службе его успешно продвигали (лет-то всего ничего, а уже гауптманн!), и на теплое место пристроили, подальше от линии фронта. Будь его, Ноймана, воля, уж он бы его, да и всех остальных таких же, с наманикюренными ногтями и причесочками-каре, в самое пекло, где кровища, пот, гной и дерьмо… А еще лучше – в топку, за компанию с евреями, цыганами и прочим отребьем, чтобы не портил кристально чистый арийский генофонд… Кулаки старого вояки непроизвольно сжались так, что суставы хрустнули.

– Герр оберстлёйтнант… – испуганно проблеял адъютант, взглянув в перекосившееся лицо непосредственного начальника. – Господин Нойман… – Он попятился, но, натолкнувшись спиной на край приоткрытой двери, вздрогнул и замер.

– Еще раз увижу стриженным не по уставу – сам обстригу! – заревел Нойман. – Нет! Обрею! Личным «Золингеном»! Понял?!

– По-по-понял…

– Исполняй! Через час проверю! Стоять! – притормозил Нойман перепуганного адъютанта, готового задать стрекача. – Ты говорил, что прибыл новый учитель?

– Я-я-я, натюрлих…

– Давай его ко мне, – распорядился оберстлёйтнант. – Дело позже занесешь. Свободен.

Анхельм метнулся из кабинета, только каблуки дробно стукнули по старому рассохшемуся паркету. Через минуту в кабинет начальника школы зашел мужчина лет сорока – сорока пяти в слегка помятом и запыленном цивильном костюме. Поглядев на Ноймана сквозь толстые линзы круглых очков, незнакомец потер заросший недельной щетиной подбородок и спросил, бросив цепкий взгляд на погоны:

– Разрешите войти, герр оберстлёйтнант?

– Заходи, – кивнул Бургарт. – Садись. – Он указал на стул.

Посетитель прошел, четко впечатывая каблуки ботинок в пол.

– Служил? – ради проформы спросил Нойман, хотя по походке незнакомца это и так было ясно.

– Так точно, господин оберстлёйтнант! – вытянувшись во фрунт, по-военному четко ответил посетитель.

– Унтер-офицером? – уточнил Бургарт, мысленно прикинув чин нового учителя. В этом вопросе Нойман чувствовал себя как рыба в воде – как-никак сам начинал с низов.

– Так точно! – Унтер с уважением посмотрел на начальника школы. – Разрешите представиться: Вильгельм Грабб – гауптфельдфебель девяносто седьмого пехотного полка!

– Ротный?

– Батальонный.

– Почему дальше не пошел? Унтер для образованного немца – это не пик возможностей. Не задумывался об офицерском чине?

– Не до того было, – признался Грабб. – Нас на Байкальском направлении так русские с китайцами прижали… И если б не япошки…

– Слышал. Это от безысходности комиссары так огрызаются. Сам давно с передовой?

– Комиссован два месяца назад, герр оберстлёйтнант.

– Ранение?

– Контузия, – пояснил Вильгельм. – Зрение сильно после контузии упало. Признан негодным к военной службе.

– Это нормально, – добродушно кивнул Нойман – новый учитель ему определенно нравился, невзирая даже на слегка запущенный внешний вид. – У нас почти все наставники такие же ветераны.

– А этот, который убежал, – Грабб указал глазами на дверь, за которой скрылся Анхельм, – тоже отставник?

– А что, похож? – прищурил один глаз Нойман.

– Совсем наоборот, – ухмыльнулся Вильгельм. – По виду – настоящий «пидрила». Как только таких служить призывают?

– Погоди, он еще и меня в чинах обгонит, – поиграл желваками Бургарт.

– Понял. Протекция и связи? – Грабб указал пальцем в потолок.

– Штабисты, – презрительно скривил губы начальник школы. – Гадючник еще тот!

– На передовую их надо…

– Тут у нас с тобой руки коротки. Сам-то как к нам попал?

– Получил направление через департамент оккупированных территорий… Я ведь до войны преподавал историю… Правда, в советской школе… И недолго… Но кое-какой опыт все же имеется.

– Тоже при красных комиссарах вырос? Из поволжских немцев?

– Из прибалтийских, – ответил Вильгельм.

– Это здорово! – обрадовался Нойман. – Значит, с языком проблем не будет.

– Так точно. Русским владею в совершенстве.

– Еще бы! – фыркнул Бургарт. – Ты вот что, поговори с Робертом Францем и Михаэлем Сандлером. Они тоже при Советах выросли. Думаю, что общий язык найдете. Наставники они толковые, получше некоторых… Зайдешь к коменданту, получишь обмундирование и все, что там причитается. И на постой он тебя определит. Ты, кстати, семейный? – полюбопытствовал Нойман.

– Никак нет, в свободном полете, – ответил Вильгельм.

– Тогда тебе попроще будет – можешь поселиться на территории школы. У нас для наставников и учителей комнаты есть. Для семейных – маловато, но для одиноких в самый раз. Франц и Сандлер, кстати, там обитают. В общем, держи направление, – он протянул Граббу листок бумаги, – и давай к коменданту. Получай все необходимое, – вновь повторил он.

– Есть!

– С завтрашнего дня можешь начать обучение? Сотрудников не хватает, сам понимаешь, много времени на обустройство быта дать не могу.

– Я готов прямо сейчас…

– Сейчас не нужно! А вот завтра жду. Все, свободен.

– Зиг хайль! – щелкнул каблуками Грабб, затем он развернулся и покинул кабинет начальника школы.

– Хайль! – запоздало отозвался Нойман, переключившись на другие проблемы, ждущие его немедленного решения.

Грабб вышел на улицу, вдохнул полной грудью теплый летний воздух, пропитанный ароматом молодой листвы, и направился к большому, слегка покосившемуся от времени старому бараку, украшенному вывеской «Хозчасть». Возле открытых нараспашку ворот барака суетились обритые наголо мальчишки-курсанты, вытаскивающие из склада матрасы, которые комендант, видимо, решил просушить. Вильгельм зашел в темный барак, внутри явственно тянуло плесенью и, оглядевшись, заметил пожилого плешивого мужичка, командовавшего малолетними унтерменшами.

– Куда ты тянешь, Dussel? [28]28
  Dussel (Нем.) – болван.


[Закрыть]– взвизгнул мужичок, когда один из мальчишек неловко обрушил на пол целую пирамиду сложенных друг на друга матрасов. – Was glotzest du, Hundesohn? [29]29
  Was glotzest du, Hundesohn? (Нем.) – Чего вылупился, сукин сын?


[Закрыть]– прошипел он, отвешивая пацаненку тяжелую затрещину.

Пацан ойкнул и схватился за ушибленное место.

– Hundedreck! [30]30
  Hundedreck! (Нем.) – Дерьмо собачье.


[Закрыть]– Мужичонка сплюнул на пол, после чего наградил подзатыльниками всех мальчишек, кто на свою беду оказался с ним рядом. – Работать, ублюдки!

Мальчишки сноровисто подхватывали матрасы и быстро убегали с ними на улицу. За суетой мужичок не заметил подошедшего к нему Грабба.

– Hallo! [31]31
  Hallo! (Нем.) – Привет.


[Закрыть]– дружелюбно улыбнувшись, поздоровался Вильгельм.

– Grüß Gott! [32]32
  Grüß Gott! (Нем.) – баварское приветствие (дословно «приветствуй Бога!»).


[Закрыть]– так же дружелюбно ответил мужичок, признав в Граббе немца.

– О! – воскликнул Вильгельм в ответ на не слишком распространенное приветствие. – Вы родом из Австрии?

– Нет, Швабия, Гогенцоллерн. Слышал о таком?

– О! Я! – кивнул Грабб. – Моя тетя проживает в Штутгарте…

– Земляк, значит…

– Не совсем, – признался Вильгельм. – Я в Прибалтике вырос. В Эстонии…

– Понятно, довелось и при комиссарах пожить?

– Довелось, – не стал скрывать Грабб.

– И что, даже в лагеря не загнали?

– Повезло, наверное. Я даже преподавателем в школе работал.

– Хм, действительно повезло, – хмыкнул мужичок. – Постой, мы тут треплемся, а имен не знаем.

– Вильгельм Грабб, буду преподавать историю Рейха в вашей школе.

– Максимилиан Мейер, комендант «Псарни», – представился мужичок. – Если что по хозяйственной части нужно – это ко мне.

– Так я тогда к вам, – обрадовался Грабб.

– Давай по-простому, на «ты», – предложил Мейер. – Я мужик простой – две войны за плечами, да и какие между настоящими немцами могут быть счеты? Согласен?

– Конечно, о чем разговор?

– Ты женат? – спросил Мейер.

– Да как-то Бог миловал…

– Вот и здорово! Тогда я тебя в общежитии поселю. Свободных комнат хватает. А насчет этого дела – так у нас здесь недалеко есть отличный бордель! Девочки на любой вкус: хочешь – немки, хочешь – русские, украинки… Даже пару-тройку азиаток недавно завезли, – «просвещал» нового сослуживца комендант. – Экзотика! В общем, расслабиться есть где. Ты, кстати, перекусить не хочешь?

– Какой же солдат от еды откажется? – усмехнулся Вильгельм. – Слона съем!

– Тогда подожди немного, я тебя на довольствие поставлю. А после вместе сходим в столовую – я ведь тоже с утра ничего не ел. За этими охламонами, – он указал на мальчишек, таскающих матрасы, – глаз да глаз нужен!

– Понял, я тогда на улице покурю.

– Отлично! Я быстро.

Грабб вышел из склада и уселся на лавочку, пристроенную к стене барака. Распечатал последнюю пачку папирос и с наслаждением закурил, привалившись спиной к подгнившим доскам хозяйственной постройки. Непривычная тыловая тишина странно действовала на Вильгельма – ему словно чего-то не хватало. Не хватало орудийной стрельбы, трескотни автоматов, разрывов бомб и снарядов. За длительную службу он сроднился с этими звуками, перестал обращать на них внимание. И лишь теперь, лишившись привычного фона, понял, что его жизнь, возможно, изменилась к лучшему. Вместе со звуками боевых действий исчезла неопределенность: сумеешь ли ты выжить после очередной атаки или тебя зароют в общей могиле?

– Эй, солдат! Ты чего это, уснул с дороги? – оторвал Вильгельма от радужных мыслей скрипучий голос коменданта. – Давай, спать будешь после обеда. Я вот и ключи от комнаты прихватил. Держи. – Комендант всунул в руку учителя небольшой ключик. – Обитать будешь вон в том двухэтажном здании.

Отставник взглянул туда, куда указывал костистый палец коменданта: на небольшом пригорке высился старый особняк с колоннами, поддерживающими классический портик. К особняку вела широкая белокаменная лестница, по обеим сторонам которой стояли изваяния, выполненные в виде оскаленных львов. За строением расстилался обширный яблоневый сад.

– Настоящее русское поместье! – присвистнул Грабб.

– Здесь до революции усадьба помещичья была, – пояснял по ходу движения Мейер. – Комиссары развалить не успели – глубинка. Даже мебель от старых хозяев осталась…

– Райский уголок! – произнес Вильгельм.

– Еще бы! – согласился комендант. – Это ты еще весной здесь не был, когда яблони цвели… Ну ничего, успеешь еще насладиться. А климат какой! – не переставал восторгаться Максимилиан. – Рай, настоящий рай!

– Это точно – не Сибирь! – согласился Грабб. – Вот где мрак!

– Понимаю. Пять лет за Сибирь бодались. Хлебнул, наверное, через край?

– И не спрашивай, – передернул плечами Грабб, вспоминая лютые сибирские зимы, когда пальцы примерзали к спусковому крючку автомата.

– Ладно, теперь отдохнешь, – философски заметил комендант. – Заслужил. По ранению списали?

– Контузия. Зрение село. Стал слепым как крот.

– Ну это ничего. Отдохнешь, подлечишься, глядишь, и зрение восстановится… – оптимистически заявил Мейер. – Как говорят, все болезни от нервов, а у нас тут тихо, спокойно.

– Хочется верить, – кивнул Грабб.

Здание школьной столовой, спрятавшееся за новенькими, недавно отстроенными школьными казармами, сверкающими свежетесаным брусом, было под стать особняку – старое каменное, выстроенное на века. Через распахнутые высокие окна на улицу вырывались чудесные ароматы, от которых у голодного Вильгельма рот мигом наполнился слюной, а в животе утробно заурчало.

– У! – принюхался Мейер. – Пахнет жареными колбасками.

– Что, эту мелюзгу колбасками жареными кормят? – не поверил Грабб.

– Ну это ты перегнул! – рассмеялся комендант. – Колбаски только для комсостава и администрации. Хотя и малолеткам кое-чего перепадает…

– Ну это ни в какие ворота не лезет! – возмутился Вильгельм, прибавляя шаг. – Нас на фронте такой иногда дрянью потчевали…

– Ну за этим проектом из самого Берлина наблюдают. У фюрера далеко идущие планы…

– Не понимаю я, – признался Грабб, – для чего ему эти славянские ублюдки? Неужели у нас не хватает своих солдат?

– Это, мой друг, не нашего ума дело! – произнес Мейер. – Им там, – он ткнул пальцем в небо, – виднее. Ты лучше радуйся, что на фронте не загнулся. Что будешь жив-здоров, сыт, одет и обут. А начальство само разберется, что, кому и как.

– Согласен, – кивнул Грабб, останавливаясь у массивных дверей столовой, так же, как и окна, распахнутых настежь.

– Проходи, что встал у дверей, как не родной! – подтолкнул Мейер учителя.

Грабб вошел внутрь и остановился на пороге. Помещение столовой было огромным, а высокие потолки и широкие стрельчатые окна добавляли объема.

– Эрмочка, золотце! – закричал комендант с порога. – Мы пришли!

– Кого это принесло? – раздался низкий грудной голос из кухни. – А? Герр комендант наконец-то соизволили покушать? – Следом за голосом в столовую вплыла необъятных размеров женщина.

– Точно так, душечка моя! – Максимилиан, похотливо ухмыльнувшись, игриво шлепнул повариху по мясистой заднице.

– Ах ты черт плешивый! – делано возмутилась повариха, но Вильгельм заметил, что ей нравится такое «внимание» коменданта. – Чего ж ты меня перед людьми позоришь? Что он о нас подумает?

– Ой-ой-ой! Какие мы нежные! – Мейер сгреб толстушку в охапку и звонко поцеловал её в щеку. – Так и съел бы сладенькую пышечку…

– Садись уж, едок! – Повариха легонько толкнула коменданта тяжелым задом – субтильный Мейер покачнулся, едва не свалившись.

– Ах, какая женщина! – с чувством произнес он.

«А наш комендант еще тот „ходок“, – понял Грабб, вспомнив, с какой страстью расписывал Максимилиан прелести местного борделя. – Значит, будет с кем наверстать упущенное на фронте!»

– Познакомься, Эрма, – произнес Мейер, – это – Вильгельм Грабб, наш новый учитель.

– Ой, какой худенький! – всплеснула руками повариха. – Недавно с фронта?

– Недавно, – ответил Грабб.

– Ничего, я вами займусь, – загадочно пообещала Эрма, тряхнув мощными телесами.

– А мной когда займешься, фрау Херманн? – усаживаясь за стол, спросил Мейер.

– На тебя только добро переводить! – прыснула в кулачок Эрма. – Кормишь тебя, кормишь – и все коту под хвост!

– Под хвост, говоришь? – Маленькие глазки коменданта маслянисто заблестели. – Тогда я зайду вечерком, моя булочка? – Он вновь игриво хлопнул кухарку по попе.

– Отстань, паразит! – по самые уши залилась краской Эрма. – Герр Грабб, вы не обращайте на него внимания. Герр Мейер у нас известный весельчак.

– Да я уже это понял, – ответил Вильгельм.

– Ой, а что же это я стою? – всплеснула руками кухарка. – Вы же голодные! Сейчас все принесут… – Она с необычной для столь грузного тела резвостью исчезла на кухне.

Через минуту она появилась, держа наперевес поднос, нагруженный парящими тарелками с супом.

– Ну вот, – едва слышно произнес Грабб, – жизнь-то налаживается.