Текст книги "Первая кровь"

Автор книги: Виталий Держапольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Порву… уб-люд-ки… – сипел, задыхаясь, Кабанов. Даже упав на пол, Вовка не разжал руки, продолжая душить обидчика.

– Прекратить! – неожиданно раздалась команда. – Aufstehen!

Повинуясь вбитым на «Псарне» рефлексам, Вовка разжал руки. Мальчишки тоже отпустили полицая и вскочили на ноги. Кабанов остался лежать на полу, со свистом хватая раскрытым ртом воздух: видимо, Вовка его основательно придушил.

– Герр Сандлер? – с отдышкой произнес Вовка, узнав мастера-наставника. Ухватившись за стул, Вовка тоже поднялся на ноги.

– И почему я опять не удивлен? А, Путилофф? Ты что, специально ввязываешься во все переделки? Или я чего-то не понимаю? Будь так любезен, объясни мне…

– Ну все, щенки, молитесь! – Немного отлежавшись, Кабанов, видимо, решил взять реванш. Поднявшись на карачки, он выхватил из кобуры пистолет. Руки полицая ходили ходуном, он никак не мог прицелиться.

– Как меня все это достало! – с тоской в голосе произнес Михаэль, выбивая носком хромового сапога пистолет из руки Кабанова.

– Ты кто такой, мать твою? – промычал полицай, поднимая невидящие, застланные слезами ярости глаза на немца.

– Ну нет, – устало вздохнул Сандлер, – сегодня явно не мой день! – Коротко размахнувшись, Сандлер резко пнул полицая сапогом в лицо. Голова Кабанова мотнулась в сторону и, хрюкнув что-то нечленораздельное, мужик завалился на бок, после чего затих. – Может, я что-то не понимаю? – Сандлер обвел тяжелым взглядом посетителей «Пацюка». – С каких это пор каждая ублюдочная и пьяная свинья будет требовать отчета у чистокровного немца? Пристрелить его, что ли? – словно советуясь сам с собой, произнес Михаэль, поднимая с пола выбитый у полицая пистолет. – Чтобы не отравляло больше это говно чистый воздух…

– Не треба стриляты, пан офицер! – кинулся на защиту неподвижно лежащего полицая хозяин забегаловки.

Сандлер зыркнул исподлобья на Волосюка.

– Родственник? Чего ты за него так печешься? А то и тебя могу… за компанию… – мрачно пообещал немец.

Толстого корчмаря от таких слов в жар бросило. Отерев выступившие на лысине крупные капли пота, он просипел неожиданно тонким голоском:

– Вынен… герр офицер… вынен… Не стриляйте… Христом Богом прошу… У мене диточок четверо…

– Диточок, говоришь? – неожиданно ухмыльнулся Сандлер. – А ты тут при чем? Детишек твоих сейчас в интернатах за казенный счет растят. Правда, орлы?

– Яволь, герр Сандлер! – как на плацу, прокричали мальчишки.

– Вот видишь, не соврал… Или ты их дома, в подвале растишь?

– Так це… Герр начальник… Герр офицер… Ми все згидно з законом… По директиви… Етой… Генетичной… Двое в интернати, а двое що з нами. Младшенький, так грудничек ще… А дочечци три роки лише-лише… Пощадите, герр офицер! – Толстяк бухнулся на колени и облобызал Сандлеру сапоги.

Немец брезгливо сморщился и оттолкнул Волосюка ногой:

– Встань, быдло, – жить будешь!

– Дай вам Бог здоровья, герр офицер! Я за вас всих святих благати буду… – Волосюк тараторил, не переставая: – Всим знайомим и родичам закажу! У храми Божому…

– Да заткнись ты уже! – повысил голос немец. – Я же сказал – живи! А этого я все-таки пристрелю… Мне сегодня нужно кого-нибудь убить… Че молчишь? – Он вновь взглянул на Волосюка, мясистые щеки которого тряслись мелкой дрожью, а с кончика толстого носа-картошки струйкой стекал пот. – Родственник?

– Ни-и-и! – проблеял хозяин харчевни, мотая головой.

– Тогда я ничего не понимаю! Какого лешего ты тогда встревал?

– Герр Сандлер, – вмешался Вовка, решивший выручить Волосюка – мало ли, может, и вернется когда-нибудь сторицей эта услуга, – это начальник местных полицаев.

– Эта тварь – начальник вспомогательной полиции? Да уж, дал Бог помощничков… – Сандлер покачал головой. – Хотя чего там – в прошлый раз тоже весело погуляли! – произнес немец, намекая на стычку с полицаями во время предыдущей увольнительной. – К стенке бы их всех, без разбора! Ну-ка, мальцы, переверните-ка этого урода на спину, – распорядился мастер-наставник. – Погляжу хоть на рожу этого хиви, прежде чем отправить к праотцам.

Мальчишки тут же кинулись исполнять распоряжение немца.

– Путилов, сиди уж со своей ногой! – произнес Михаэль, заметив, как сморщился от боли Вовка. – Вахромеев и Мальцев без тебя справятся.

– Черт побери! Надо же, ветеран Уральской кампании! – заметив нарукавный щит со стилизованной горой, выругался Сандлер, на лацкане которого была привинчена миниатюрная копия подобной награды. – Повременю пока с отстрелом…

Волосюк облегченно вздохнул. Курсанты тем временем перевернули Кабанова на спину.

– Действительно, ветеран… – Сандлер присел перед поверженным полицаем на корточки и осмотрел его награды. – Так, понятно: серебряный знак «За борьбу с партизанами», орден «За храбрость» второй степени с мечами… Такой же как у тебя, Путилов, только позолоченный… Так это он из-за него на тебя накинулся?

– Так точно, – кивнул Вовка. – Снимай, говорит, а то прибью. И слушать ничего не хотел. Я просто защищался… Ну а пацаны помогли – один бы я не справился.

– Ну мне все ясно. – Сандлер поднялся на ноги и подсел за стол к мальчишкам. – Тебе, Путилов, хронически не везет… В следующий раз я тебя в увольнение и отпускать побоюсь. Эй, уважаемый, – окликнул он хозяина харчевни, – сообрази что-нибудь пожевать.

– Що бажатеете? – Едва не споткнувшись о Кабанова, толстяк подскочил к столу.

– Рыбное что-нибудь есть?

– Звичайно: судак в сметани с яблуками, палтус по-мюнхенськи, палтус тушкований з помидорами и перцем…

– Что рекомендуешь?

– Визьмить судака в сметани, дуже рекомендую! Його сам бургомистр обожнае!

– Тащи своего судака! – согласился Михаэль. – А после судака – «вайсвюрст» с пивом.

– Били баварськи сосиски? – переспросил толстяк.

– Они самые. Есть?

– Я… Тобто так, – закивал блестящей лысиной Волосюк. – Як тильки рибку зъисте, подам сосиски. А пиво яке бажаете? Е «Пильзеньске», «Виденьске», «Оксамитоне» и «Украинське». Ранише, до вийни ще, його «Мюнхенським» називали…

– Вот его и давай! – благодушно кивнул Сандлер.

– Вже бижу! – Толстяк галопом помчался на кухню.

– Вот дерьмо! – завозился на полу пришедший в себя полицай. – Как это меня угораздило? – просипел он, потирая налившуюся синевой скулу, в которую пришелся удар сапога.

– Смотреть нужно, на кого тявкаешь! – невозмутимо произнес Сандлер. – Считай, повезло тебе…

Тряхнув головой, Кабанов огляделся в поисках говорившего. Заметив немецкого офицера, сидевшего за столом в компании мальчишек, он глухо выругался и сплюнул на пол кровь, смешанную с осколками выбитых зубов.

– Это вы меня так приложили, герр офицер? – спросил он Сандлера, отирая ладонью окровавленные губы.

– Давай поднимайся и тащи сюда свою задницу! – миролюбиво произнес немец.

Кабанов, кряхтя, поднялся на ноги и подошел к столу.

– Ну? – недовольно скривив губы, процедил Сандлер. – Имя, звание, должность?

– Кабанов, – неохотно произнес мужик, вытягиваясь перед немцем. – Иннокентий. Начальник местного отделения Hilfspolizei.

– Где служил до полиции? Род войск? – продолжил допрос Сандлер. – В каком звании демобилизовался? По какой причине?

– Пехота. Двадцать девятая гренадерская дивизия СС «РОНА»…

– Это бригада Каминского, что ли?

– Так точно! Воевал под командованием бригаденфюрера Каминского в чине лейтенанта. Прошел уральскую мясорубку…

– Вот это тебя и спасло. – Сандлер выразительно щелкнул ногтем по миниатюрной копии нарукавного знака «За Уральскую кампанию». – Я тоже там побывал. Повторю еще раз, если бы не это обстоятельство, ты бы уже валялся с простреленной башкой.

– Виноват, герр офицер! Не разглядел истинного арийца… Форма на вас странная, да и по-русски вы говорите как… – Кабанов помедлил, а затем с опаской произнес: – Как русский…

– Не тушуйся, Кеша, – покровительственно произнес Михаэль. – Я вырос в Союзе. Русский – мой второй язык. Первый, как ты понимаешь, – Deutsch, немецкий. Свободно говорю на обоих. Пацаны, ну-ка перепрыгните за другой столик, мне с этим дяденькой «за жизнь» поговорить надобно. Присаживайся, – после того как мальчишки освободили столик, предложил Кабанову немец: – Рассказывай…

– О чем? – удивленно спросил Иннокентий.

– О том, как ты дошел до жизни такой… Скотской. Ты же боевой офицер! Ветеран! Орденоносец!

– Скотской? – неожиданно озлобленно просипел Кабанов. – А я и есть скот! Унтерменш! Недочеловек! Одно желание и осталось – издохнуть поскорее… Будь другом, герр офицер, пристрели, чтобы больше не мучиться!

– О, как все запущено! – цокнул языком Сандлер. – Хозяин! – громко крикнул он. – Водки нам! И побыстрее!

Словно по мановению волшебной палочки на столе появилась запотевшая бутыль горилки, две граненые стопки, тарелка с салом, нарезанным тонкими ломтиками, миска с солеными огурчиками и хлеб. Накрыв стол, Тарас неслышно исчез, так же как до этого и появился. Сандлер щедро наполнил стеклянную тару горилкой.

– Давай. – Он подвинул одну из стопок поближе к полицаю. – Одну стопку – и хватит! Ты и без того поддатый заявился.

– Протрезвел уж после вашего… хм… приветствия… – Кабанов прикоснулся ладонью к вспухшему кровоподтеку, сморщился и отдернул руку.

– Сам виноват! – отрубил Сандлер. – Давай подлечись, а после расскажешь, в чем проблема. Будем! – Немец выдохнул и одним движением закинул внутрь содержимое стопки. – Эх, хорошо пошла, зар-р-ра-за! – чисто по-русски выдохнул он и поспешил загасить пожар во рту хрустящим огурцом.

– Ну? Рассказывай, чем это тебя так жизнь приложила? Я думал, что тому, кто через уральский котел прошел, и море по колено.

– Я тоже думал… Тогда…

– А что изменилось с тех пор?

– Тебе не понравится… Хотя плевать! – Кабанов выпил свою рюмку даже не поморщившись, как простую воду. Затем отломил от ломтика хлеба маленький кусочек, понюхал его и отложил в сторону.

– Ты закусывай, – посоветовал ему Сандлер. – А то опять развезет.

Кабанов спорить не стал и проглотил кусочек хлеба, которым до этого занюхал горилку.

– Я скажу… А после этого можешь пристрелить меня – основания будут. Только придется начать издалека.

– У-у-у, давай, очень интересно послушать. – Сандлер отправил в рот порцию сала и, усердно жуя, уставился на полицая. – Мне, в общем-то, спешить некуда. Угощайся, – он протянул Иннокентию распечатанную пачку сигарет.

Кабанов вытащил из кармана зажигалку, дал прикурить Сандлеру, после чего прикурил сам.

– Отец мой, да и дед, зажиточными были до революции, – выпустив в потолок струю сизого дыма, начал рассказывать Кабанов.

– Кулаки, значит, – кивнув, затянулся Михаэль.

– Угу, – согласился полицай, – так нас рвань кабацкая голозадая прозвала. Не кулаки мы, а настоящие хозяева землицы русской… Были… Так-то… Хлебушек сеяли, растили, всю Рассею им кормили. А как только голытьба власть ухватила – враз всего нажитого непосильным трудом и лишили!

– Знакомая песня, – вновь кивнул немец, наполняя повторно стопки горилкой.

– Угу, хватает нашего брата… Батяньку мово когда раскулачили, я еще сопляком был… С мамкой остался да с бабкой старой. А батька в леса убег. Долго его краснопупые споймать не могли: много он им крови пустил. Я все с ним порывался, да не брал батька с собой… Наказал, значит: перед властью сермяжной от него, отца родного, откреститься… Мол, не в ответе сын за отца… Так и сделал. Но еще пуще прежнего завещал батька мой, что, если пошатнется ненавистный режим – посильней толкнуть, чтобы рухнул… Как только война началась, призвали меня в РККА… Воюй, мол, гражданин, за счастье свое… Да просчитались: при первой же возможности я к немцам перебег. Вместе с вашими глотки коммунякам с удовольствием у Каминского рвал, разве что не зубами. Думал, рассчитаюсь с ними за все хорошее… За все обиды семейства моего. После уральского котла комиссовали меня по ранению из регулярных частей. Но я рапорт подал, чтобы меня в тыловую антипартизанскую зондеркоманду перевели. Уважили, значит… Три года я по лесам еврейских комиссаров гонял…

– Я так и понял, – Сандлер затушил сигарету о край стола и бросил окурок в пустую тарелку из-под сала.

– А-а-а, видел? – Кабанов прикоснулся к серебряному овальному знаку с изображением клубка змей, пронзенных мечом. – Чуть-чуть до золотого не дотянул… Потом в госпиталях чуть не год… А потом уж и сюда… Почитай, после всего – на синекурную должность… Здесь-то курорт, только отморозков, ну подчиненных, – пояснил он, – осаживай время от времени, чтобы не борзели…

– Так и чего тебе не хватает? – Сандлер взял со стола наполненную стопку, поднес к глазам и в течение нескольких секунд смотрел сквозь нее на Кабанова. – Служба не в тягость: сам сказал, что настоящая синекура. Пенсию небось тоже получаешь, ордена и медали имеются. Я что-то не понимаю… – Сандлер выпил и сморщился. – Уф, знатная горилка! Что не так?

– Все не так! – угрюмо произнес полицай. – Я когда с коммуняками бился, знаешь о чем думал?

– Ну просвети.

– О свободе… Думал, вот поквитаюсь, со своей земли эту погань вычищу и заживу…

– Так живи! Кто тебе мешает?

– Извини, герр офицер, но ты, наверное, не расслышал: я сказал со СВОЕЙ земли. А оказалось, что никакой своей земли нет и в помине – ВАША она. И никакой свободы нет, а уважением и не пахнет. Все: мы русские, украинцы, белорусы – славяне, одним словом, – звери и недочеловеки! Унтерменш! Выродки собачьи! А вчера у меня сына единственного отняли! Сам сколько раз по директиве вашей поганой детишек собирал… Вот и меня, иуду, эта участь постигла! Вот и задумался я: а какая разница? Что коммуняки, что фрицы – не один ли хер? Только краснопупые хоть детишек у мамки с папкой не отымали… А ваши – подлинные нехристи! Даром что на прягах «с нами Бог» писано! Нету с вами Бога… Нету! И с нами его тоже нет! – Полицай хватил бутылку и приложился к горлышку. – Ну вот, – выхлестав за несколько больших глотков почти половину бутыли, прохрипел он обожженным горилкой горлом, – теперича и помирать не страшно! Ничего у меня не осталось в этой жизни… Давай, – он рванул китель на груди, – стреляй, твое арийское величество! Стреляй уже, мочи нет терпеть все это дерьмо!!! – Из глаз Иннокентия неожиданно брызнули слезы.

– Заткнись! – рявкнул Сандлер, хлестко стеганув Иннокентия по лицу ладонью. – Раскис, как баба! Соберись! Ничего у него не осталось… А жена? Жена-то у тебя есть?

– Есть, – кивнул Кабанов, судорожно вытирая кулаками слезящиеся глаза. – Утром из петли вынул – не смогла пережить потери сына… Сейчас в госпитале… Выживет или нет – не знаю…

– Вот что я тебе скажу, Иннокентий, – произнес Сандлер, кладя руку на вздрагивающие плечи полицая, – беда имеет свойство приходить, когда её не ждешь… Дерьмо случается гораздо чаще, чем мы этого хотим. Иди домой, проспись, а после найдешь меня в «Псарне». Знаешь, где это?

Кабанов кивнул.

– Есть у меня одна идейка, как помочь твоему горю… Я постараюсь вернуть твоего сына.

– Как? – вскинулся уже потерявший всякую надежду Иннокентий.

– Завтра расскажу. На трезвую голову. А сейчас иди домой. И молись, чтобы супруга выжила.

– Да-да, иду… герр… офицер…

– Как доберешься до школы, спросишь мастера-наставника Михаэля Сандлера. Это мое имя.

– Да, я все сделаю, герр Сандлер! – В потухшем взгляде Иннокентия появился проблеск надежды.

Полицай поднялся из-за стола и направился к дверям.

– И вот еще что, Кеша, – остановил его немец, – маленький совет: держи язык за зубами! А лучше вообще забудь о том, что ты сейчас мне говорил. В гестапо тоже не дремлют: за такие разговоры я тоже головой могу поплатиться… Ну ты понял, о чем я?

– Да, понял, – послушно произнес полицай. – Герр Сандлер… Да я за вас…

– Не говори гоп, Кеша! Я сказал, что попытаюсь помочь… А вот выйдет или нет… Ладно, иди, завтра поговорим.

Когда Кабанов, накинув шинель, вышел из харчевни, Сандлер повернулся к мальчишкам:

– Ну что уши развесили?

– Да мы и не слышали ничего, герр Сандлер, – первым сообразил Вовка.

– Вот и хорошо, что не слышали, – удовлетворенно кивнул немец. – А то уши-то на раз можно отчекрыжить. Да и языки укоротить не проблема… Эй, хозяин, долго еще ждать?

– Не турбуйтесь – усе готово! – словно чертик из коробочки выскочил из кухни Волосюк, балансируя подносом, заставленным разнообразной снедью.

– Вот и здорово! – в предвкушении потер руки Сандлер. – Наконец-то поспел праздничный обед!

* * *

С утра зарядил мокрый снег. Дорога вмиг раскисла, превратив набитую машинами грунтовую колею в два канала, заполненных вязкой грязью. Кабанов аккуратно вел мотоцикл по центру дороги, стараясь не соскользнуть в колею. И все же грязью из-под колес забрызгало старую плащ-палатку, благоразумно прихваченную из дома. Иннокентий осторожно переехал глубокую лужу: не хватало еще объявиться на «Псарне» облитым грязью. Свернув на просеку, ведущую к старой барской усадьбе, в которой и располагалась военная спецшкола для неполноценных детей, Кабанов вздохнул с облегчением. Заросшая жухлой травой лесная дорога не раскисла, а лишь слегка подернулась выпавшим снегом. Иннокентий протер рукой залепленные снегом стекла мотоциклетных очков и прибавил скорость. Не обращая внимания на промозглый ветер, пробирающий до костей, Кабанов не переставал думать о поведении странного немца, вселившего в него некую надежду на будущее. Маленькую, убогую, но все-таки надежду. Заехав с утра в госпиталь, Кабанов узнал, что здоровье супруги вне опасности. «Жить будет», – сказал старый фельдшер, не первый год «пользующий» неполноценных. «Пока подержим её на снотворном, до полного выздоровления, – добавил он, принимая „само собой причитающуюся благодарность“ в виде денежных знаков, – а дальше посмотрим».

Вскоре из-за поворота показалась высокая стена, обнесенная поверху колючей проволокой. Проехав вдоль нее пару сотен метров, Кабанов уперся в покрытый ледяными потеками полосатый шлагбаум. В качестве КПП руководство школы использовало большие арочные ворота усадьбы. Обветшавшую арку, некогда оформленную вычурной, ныне обвалившейся лепниной, украшала большая вывеска с нарисованным гербом школы: оскаленная собачья морда над скрещенными метлами – «Псарня». Из пристроенной сбоку деревянной будки выскочил мальчишка-караульный.

– Курсант Пахомов! – представился он Кабанову. – К кому следуете?

– К мастеру-наставнику Сандлеру, – произнес Иннокентий.

– Как доложить?

– Начальник городского отделения вспомогательной полиции – Иннокентий Кабанов.

– Ждите здесь, герр Кабанов! Я доложу!

Мальчишка убежал, а Иннокентий заглушил мотоцикл, поставил его на подножку и закурил. Ветер стих, снег разошелся, кружась в воздухе невесомыми пушистыми хлопьями. Здесь, за городской чертой, он практически не таял, засыпая землю, облетевшие деревья и кустарники рыхлой белой пеленой. Кабанов докурил, затоптал окурок заляпанными грязью сапогами и вдохнул полной грудью свежий морозный воздух. От избытка кислорода закружилась голова, Кабанов покачнулся, но устоял на ногах, ухватившись за мотоциклетный руль. Когда схлынуло головокружение, Иннокентий, опомнившись, скинул с плеч замызганную плащ-палатку и бросил её на сиденье мотоцикла. Потом нагнулся, зачерпнул добрую пригоршню снега и принялся приводить в порядок сапоги, счищая с них комья грязи. Критически оценив результаты своего труда, Кабанов хмыкнул и произнес:

– С пивом потянет! Куда же этот гонец запропастился?

Мальчишка появился минут через пятнадцать:

– Герр Кабанов, идите за мной.

Караульный довел Иннокентия до школьной канцелярии, на крыльце которой начальника полиции ждал мастер-наставник.

– Рад видеть тебя, Иннокентий! – приветливо произнес Михаэль. – Как здоровье супруги?

– Спасибо, герр Сандлер, все обошлось! Доктор сказал – жить будет.

– Отлично! – кивнул Михаэль. – Ну и молодец, что приехал.

– Вы сказали, что можете попытаться помочь… – осторожно прозондировал почву полицай.

– Обещал, что попробую, – значит, так и будет, – подтвердил Сандлер. – Я тут вчера запросил твое личное дело, – неожиданно перевел он разговор в другую колею, – что ж ты не сказал, что обучался в диверсионной школе Абвера?

– Да как-то не пришлось… – пожал плечами Кабанов. – А это важно?

– Для тебя – да. Хочу предложить тебе место наставника в нашей школе.

– А как это может мне помочь?

– Я уже говорил, есть у меня одна идейка… Главное, чтобы твою кандидатуру одобрило начальство. Пойдем, поговорим.

Они вошли в канцелярию. В приемной Сандлер остановился возле секретарского стола.

– Герр оберстлёйтнант на месте? – осведомился он.

– А вам назначено? – томно произнес женоподобный секретарь-адъютант Ноймана Анхельм.

– Да, я договаривался о встрече.

– Тогда проходите, господа, – растягивая гласные, почти пропел секретарь.

Сандлер постучал в дверь начальника школы, а затем, распахнув её, спросил:

– Герр оберстлёйтнант, разрешите?

– Заходи, Михаэль. Показывай своего протеже.

– Герр Нойман, разрешите вам представить: Иннокентий Кабанов, начальник городского отделения вспомогательной полиции…

– Знаю-знаю, личное дело проглядел. Думаешь, стоящее приобретение для нашей школы?

– Так точно, герр Нойман. Наставников у нас не хватает, а из тех, что есть, никто не обладает реальным опытом антипартизанской борьбы, диверсионными навыками…

– Да-да, я читал дело, – напомнил Нойман. – Славянин? – обратился к Кабанову Бургарт.

– Так точно, герр оберстлёйтнант! Русский.

– Женат?

– Так точно!

– Ладно, оформляй бумаги на перевод. Жилья на территории школы навалом. Перевози семью – и за работу!

– Есть, герр оберстлёйтнант! – отчеканил Кабанов, взглянув непонимающим взглядом на Сандлера.

– Иди, Иннокентий, – произнес Михаэль. Дождавшись, когда полицай покинет кабинет директора, Сандлер произнес: – Герр Нойман…

– Что еще, Михаэль?

– У меня есть одна просьба, вернее предложение…

– Я слушаю.

– У Кабанова есть сын. Поспособствуйте его переводу в нашу спецшколу.

– Сколько лет? – поинтересовался Бургарт.

– Скоро восемь.

– Объясни, для чего?

– Хочу попробовать в виде эксперимента: может быть, стоит брать в обучение детей с более раннего возраста. Если получится…

– Я понял тебя, Михаэль, – кивнул Нойман. – Что ж, попробуй…

– Спасибо, герр Нойман! – поблагодарил директора Михаэль.

– Иди уже! – махнул рукой оберстлёйтнант. – И так работать некому!