Текст книги "Первая кровь"

Автор книги: Виталий Держапольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Тот же, – ответил Вовка. – Поэтому, Семка, борись и побеждай свой страх! А боятся пусть нас наши враги…

– Тихо! Слышите? – привлек внимание товарищей Поспелов. – Кажись, Ланге чего-то орет!

– Точно, Ланге, – узнал трубный голос кантиненляйтера Вовка.

– Случилось чего, что ли? – озадачился Вахромеев.

– Побежали! – скомандовал Путилов, рванув на рассерженный рев немца.

Выбежав из-за угла, Вовка едва не врезался в стоявшего возле распахнутых настежь складских ворот Ланге. В руках кантиненляйтер держал картонную коробку с надписью, выполненной вычурным готическим шрифтом: «Scho-ka-kola» «Die starkende Schokolade». [47]47
  Die starkende Schokolade (Нем.) – укрепляющий шоколад.


[Закрыть]Сквозь неровную дыру в коробке, пробитую каким-то любителем сладостей, были видны круглые жестяные упаковки шоколада с оранжевым ярлычком на крышке. Таких шоколадок Вовке довелось повидать да и покушать преизрядно. Были в его жизни такие моменты, когда он от шоколада морду воротил, натрескавшись трофейных сладостей до тошноты. Когда партизанскому отряду удавалось уничтожать довольно-таки большие соединения врага, все лакомства, найденные в ранцах мертвяков, доставались единственному ребенку в отряде – Вовке. И каких только разновидностей шоколада он не пробовал: треугольные дольки «Шо-ка-колы» в кругленькой жестяной банке и плитки «Нестле», обернутые серебристой фольгой в красочной упаковке. Довелось ему попробовать даже «Panzer-schokolade» – танковый шоколад, от которого у мальчишки едва глаза на лоб не вылезли и спать несколько ночей подряд не хотелось. Командир тогда сказал, что в этот шоколад немцы какую-то дрянь добавляют – лекарство, чтобы фрицы меньше уставали и злее в бою были. После того случая Вовка опасался прикасаться к такому лакомству, если даже и оказия выпадала.

– Герр Ланге, что случилось? – с ходу спросил мальчишка, вытянувшись по струнке перед разъяренным немцем.

– Dass?.. [48]48
  Dass? (Нем.) – Что?


[Закрыть]– Ланге выпучил свои маленькие глазки, словно не понял с первого раза, о чем его спрашивает Вовка.

– Что произошло, герр кантиненляйтер? – повторил Путилов.

– Scheiße! [49]49
  Scheiße! (Нем.) – Дерьмо!


[Закрыть]– прошипел Ланге. – Я спрашивайт, кто есть это mache… Сделайт? – Он так сильно тряхнул разорванной коробкой перед самым носом Путилова, что из нее вывалилось на землю несколько упаковочек шоколада.

– Ищете, кто коробку испортил? – осторожно уточнил Вовка, подбирая с земли оранжевые жестянки.

– Nein, der Dummkopf! [50]50
  Nein, der Dummkopf! (Нем.) – Нет, дурак!


[Закрыть]Я искать, кто есть вор! – злобно ощерившись, заявил кантиненляйтер.

Вовка с трудом сдержал брезгливую гримасу, едва не появившуюся на лице, – изо рта фрица нестерпимо воняло полупереваренными котлетами с чесноком, застарелым перегаром и какой-то гнилью. Вместо этого он глупо улыбнулся и невинно поинтересовался:

– А разве что-то пропало?

– Ja! – проревел Ланге. – Пропадайт цвай упаковка шоколаде!

– Может, их сразу не было? – выдал свою версию Вовка. – Через дыру по дороге вывались.

– Nein! Он есть быть целый! – Кантиненляйтер вновь встряхнул испорченную коробку. – Кто-то делайт дыра и брать шоколад! – Ланге бросил ящик на землю. От удара тот лопнул, и шоколадные кругляки раскатились по всему двору. Кантиненляйтер вытащил из кармана пустую баночку. – Вот, – победно закричал он. – Кто-то съесть! Я найти вор! Если не найти – плохо будет всем!

– Семка, командуй построение, – тут же сориентировался в ситуации Путилов.

– Отделение, стройся! – во всю глотку завопил Вахромеев по-русски, забыв с перепугу все немецкие команды.

Мальчишки побросали все, что до этого держали в руках, и, толкаясь, принялись выстраиваться в одну линию.

– Нам нужно самим найти того, кто слопал шоколад, – зашептал на ухо Вахромееву Вовка. – Иначе этот кровопивец, – он едва заметно кивнул в сторону Ланге, – действительно всему отделению житья не даст!

– Попробуем, – согласился Семка, краем глаза наблюдая за построением. Когда шеренга сформировалась, Вахромеев вышел из строя.

– Герр обергефрайтер! – отрапортовал он Вовке. – Отделение построено!

Мельком взглянув на Ланге, «играющего» жвалами на костистом лице, Вовка неторопливо прошелся вдоль строя, гадая, кто из ребят мог подложить всем такую свинью.

– Курсанты… – хрипло произнес он, не зная, как начать. – Да какое, на хрен… – ругнулся Вовка. – Пацаны! – громко крикнул он. – Пусть тот, кто это все сделал, выйдет вперед! Да, его накажут… Но зато не накажут всех остальных! Пусть он подумает о том, как будет после всего этого с нами бок о бок… Я все сказал. Кто виноват – выходи вперед!

Над строем повисла тягостная тишина ожидания. Прошла минута, вторая, третья. Никто вперед так и не вышел. Мальчишки затихли, уткнувшись в землю. Казалось, что они даже дышать перестали, чтобы ненароком никто их не заподозрил в воровстве.

– Значит, никто так и не признается? – еще раз крикнул Вовка. – Значит, все получат…

Неожиданно Ланге сильно пихнул Вовку в спину, мальчишка едва сумел удержаться на ногах. Разъяренный немец подскочил к Вахромееву, возглавляющему шеренгу, и, вцепившись рукой в гимнастерку в области груди, рявкнул по-немецки:

– Den Mund offne! [51]51
  Den Mund offne! (Нем.) – Рот открой!


[Закрыть]

– Н-н-нихт ферштеен, – проблеял Вахромеев, так и не поняв, что от него хочет немец.

Тогда Ланге обхватил своей чудовищной волосатой клешней бритую макушку курсанта, а второй рукой дернул за нижнюю Семкину челюсть, едва не вывихнув её.

Семен вскрикнул от боли и открыл рот. Немец внимательно взглянул на язык курсанта, недовольно дернул щекой:

– Rein! [52]52
  Rein! (Нем.) – Чистый!


[Закрыть]

Отпихнув Семена в сторону, Ланге навис над следующим курсантом:

– Du! [53]53
  Du! (Нем.) – Ты.


[Закрыть]

Емельян Поспелов, стоявший следующим в ряду за Семкой, послушно открыл рот, не дожидаясь, пока его схватит своими лапами страшный фриц.

– Rein! Folgender! [54]54
  Folgender! (Нем.) – Следующий!


[Закрыть]

Мальчишки послушно раскрывали рты, а Ланге скрупулезно осматривал состояние языков:

– Rein! Folgender! Rein! Folgender!

Наконец кантиненляйтер остановился перед испуганно-притихшим Буханкиным. Вовка заметил, что отрядного толстячка бьет мелкая дрожь, а по бледному лицу стекают крупные капли пота. Гимнастерка под мышками намокла и потемнела.

– Du! – хищно выдохнул в лицо Караваю Ланге. – Бистро! Бистро!

Буханкин сдавленно пискнул и отшатнулся от нависшего над ним фрица. Штанины Каравая в районе ширинки стремительно темнели, напитываясь влагой.

– Der Mund, schnell!!! [55]55
  Der Mund, schnell!!! (Нем.) – Рот, быстро!!!


[Закрыть] – заорал еще громче Ланге, потрясая кулаками. Заметив мокрое пятно на штанах Буханкина, немец негодующе прошипел:

– Harnen? [56]56
  Harnen? (Нем.) – Мочиться, ссать?


[Закрыть]

Буханкин хрюкнул и кулем осел на землю.

«Буханкину капец, – подумал Вовка, – теперь уже точно!»

– Scheiße! – выругался Ланге, однако, не поленившись нагнуться и заглянуть Буханкину в рот. – Rein! – произнес он, брезгливо сплевывая на землю.

Вдруг стоявший рядом с упавшим Караваем Славка Федькин (наверное, самый неприметный в отделении мальчишка, вроде бы и ростом вышел, и статью, но как-то умудрявшийся до сей поры не обращать на себя внимания), резко рванул в сторону – подальше от «метающего молнии» кантиненляйтера. Как Ланге успел среагировать на этот прыжок, Вовка так и не понял – настолько быстро все произошло – но немец взмахнул рукой, и убегающий мальчишка покатился по траве. Победно рыча, Ланге кинулся на свою жертву, придавив пацана коленом к земле. Ударив беглеца тыльной стороной ладони по лицу так, что голова Федькина едва не оторвалась от шеи, Немец залез пальцами ему в рот.

– Wurde geraten, der Bastard! [57]57
  Wurde geraten, der Bastard! (Нем.) – Попался, ублюдок!


[Закрыть]– победно захохотал Ланге, заметив на языке Славки коричневые остатки шоколада. – Это есть вор! – во всеуслышание заявил он, поднимаясь на ноги. – Встать, Hundedreck! – приказал немец, с силой саданув мальчишку по ребрам ногой.

– Дяденька… герр Ланге… – заплакал Славка, схватившись за ушибленное место. – Не бейте меня! Я не хотел… Я просто никогда не пробовал… Я больше не буду!

– Affenbaby! [58]58
  Affenbaby! (Нем.) – Угрёбище (дословно: ребенок обезьяны)!


[Закрыть]– процедил сквозь сжатые зубы Ланге, пиная грязным армейским сапогом мальчишку в живот.

Славка задохнулся от боли и скорчился на земле, подтянув колени к груди. Удары посыпались на него с пугающей периодичностью. По спине, по ногам, по голове… Ланге крутился вокруг мальчишки, как умалишенный, остервенело избивая распростертое тело. Мальчишки круглыми от страха глазами глядели на бесновавшегося кантиненляйтера. Сейчас он как никогда был похож на озверевшего бабуина, втаптывающего в землю соперника. Хотя соперником был всего лишь маленький испуганный мальчишка.

– Хватит! – надсадно закричал Вовка. – Пацаны, ведь он Славку до смерти забьет!

Но никто из мальчишек не пошевелился, чтобы помочь бедолаге. Курсанты отводили глаза – никто не хотел попасть под горячую руку взбешенного кантиненляйтера.

– Эх, вы-и! – опустошенно выдохнул Путилов. – Так и забьют вас всех за кусок шоколадки… – Отпусти его, козел! – выкрикнул Вовка, толкнув с разбега немца головой в живот.

Ланге пошатнулся, но не упал, вцепившись пальцами в ткань Вовкиной гимнастерки.

– Ich werde den Bastard toten! [59]59
  Ich werde den Bastard toten! (Нем.) – Убью ублюдка!


[Закрыть]– злобно просипел, задохнувшись, Ланге, – видимо Вовке удалось попасть в нужное место.

Сделав глубокий вдох, фриц оторвал мальчишку от земли и отбросил в сторону.

– Nur werde ich zuerst beenden… [60]60
  Nur werde ich zuerst beenden… (Нем.) – Только сначала закончу…


[Закрыть]– Немец с размаху ударил ногой в голову переставшего трепыхаться Славки.

Вовка перекатился по земле и вновь вскочил на ноги. Немного побаливал ушибленный о землю бок, но мальчишка не обратил на это внимания. Подобрав из кучи строительного мусора кусок застывшего бетона, Вовка с криком: «Получи, сука» – изо всех сил зашвырнул его в немца. Тяжелый обломок бетона смачно впечатался Ланге промеж лопаток. Фриц вздрогнул, прекратил истязать Славку и медленно развернулся к наглецу, осмелившемуся поднять на него руку.

– Du – der Tote! [61]61
  Du – der Tote! (Нем.) – Ты – мертвец!


[Закрыть]– скрежетнул зубами Ланге, неумолимо приближаясь к мальчишке.

– Че ты там гавкаешь, тварь? – ощерился Вовка, потихоньку пятясь назад, – фриц надвигался словно танк, готовый снести все препятствия на своем пути.

Наконец мальчишка уперся спиной в стену склада – отступать дальше некуда.

– Wurde geraten, der Drecksack! [62]62
  Wurde geraten, der Drecksack! (Нем.) – Попался, кусок дерьма!


[Закрыть]– Маленькие глазки Ланге полыхнули багровым огнем преисподней, когда он понял, что загнал мальчишку в угол.

– А-а-а! – закричал Вовка, оттолкнувшись от стены.

Он проскользнул под занесенной для удара рукой немца, и прыгнул, стараясь схватить его за шею. Ланге, вложивший в удар всю силу, слегка пригнулся, чтобы не потерять равновесия. Это и позволило мальчишке зацепиться. Он прижался к немцу всем телом и впился зубами в ухо кантиненляйтера.

Немец взвизгнул тонко, по-бабьи, и принялся отдирать от себя мальчишку. Стряхнув Путилова, Ланге схватился рукой за кровоточащее ухо, что-то рыча сквозь зубы. Но Вовка, вместо того чтобы бежать со всех ног куда подальше, атаковал фрица еще раз. На этот раз ему не повезло – подстегнутый болью в прокушенном ухе, немец действовал быстрее: он сшиб мальчишку в прыжке жестоким ударом кулака в корпус. Вовка отлетел в сторону и распластался по земле, не в силах сделать ни одного вдоха. Перед глазами крутились разноцветные круги. Он почувствовал, как сильная рука немца схватила его за шиворот и поставила на ноги. Он даже не успел почувствовать чудовищного удара по голове – мир просто потух для Вовки, свернувшись в одну маленькую яркую точку. Затем исчезла и она.

* * *

– Итак, господа, я жду объяснений! – Оберстлёйтнант Бургарт Нойман обвел тяжелым взглядом, не сулящим ничего хорошего, стоявших перед ним навытяжку мастеров-наставников Роберта Франца и Михаэля Сандлера и кантиненляйтера Альберта Ланге. В большом кабинете начальника школы воцарилась первозданная тишина, нарушаемая лишь недовольным сопением перевязанного Ланге. – По вашим рожам видно, что вы себя виноватыми ни в чем не считаете, – помолчав минуту, произнес начальник «Псарни».

– Так точно, герр оберстлёйтнант! – в один голос гаркнули Франц и Сандлер, лишь Ланге по какой-то причине промолчал.

Это обстоятельство не осталось без внимания Ноймана:

– А что же у нас Ланге помалкивает в тряпочку? – вопросил Бургарт. – Насколько мне известно, все началось именно с тебя. Не так ли, Альберт?

– Их не учить надо, а в топку, герр оберстлёйтнант! – прорвало хозяйственника. – В Аушвиц, в Натцвайлер, в Дахау! Я бы с удовольствием подбрасывал уголёк в топки, в которых спалят всех этих, – он, сморщился, словно от зубной боли, – ублюдков! Я бы каленым железом…

– Хватит ныть! – хлопнул рукой по столу Нойман. – Думаешь, мне приятно работать с этим отребьем? Со славянскими недоносками, тупым собачьим дерьмом? Но таков приказ фюрера! Ты же прекрасно знаешь, кто курирует этот проект! И если мы завалим его, мало никому не покажется! Сибирское направление покажется нам всем раем! Поэтому закрой пасть и не вякай! А если не можешь справиться даже с такой простой работой – на твое место желающих хоть пруд пруди! Понял?

– Понял, герр оберстлёйтнант, – с трудом выдавил из себя Ланге, поигрывая желваками.

– Садитесь, – холодно бросил Нойман. – Итак, что произошло? Почему один из курсантов мертв, а второй взбесился и тоже вот-вот отойдет?

– Потому что они – звери, герр оберстлёйтнант! – Ланге так и не сумел успокоиться.

– Значит, станьте дрессировщиками, укротителями, да кем угодно, черт побери! – взорвался Нойман. – Они у вас должны по струнке ходить! И в рот заглядывать! А они кусают… руку кормящую!

– Даже дикие звери умнее славян, – недовольно буркнул Альберт, ущемленный напоминанием о прокушенном ухе.

– Молчать! – Нойман вновь саданул рукой по столу. Попавшее под руку пресс-папье отлетело и опрокинуло чернильницу. – Черт! – прорычал Бургарт, суетливо сгребая пачку документов в сторону, чтобы их не испачкало черной жидкостью, стремительно растекающейся по столу. – Анхельм! Сюда! С тряпкой! Быстро!

Дверь в кабинет открылась, и внутрь просочился женоподобный адъютант Ноймана – Анхельм Рох. Вместо причесочки-каре на его белобрысой голове красовалась стрижка а-ля фюрер с бритым затылком и непомерно длинным чубом, закрывающим один глаз. Встретившись глазами с адъютантом, Нойман грязно выругался, отчего розовые ушки Анхельма запылали.

– Тащи быстрее сюда свою задницу! – поторопил адъютанта Бургарт.

Глазки Роха масляно заблестели, он томно облизнул напомаженные пухлые губы и вихляющей походкой направился к столу. Франц и Сандлер переглянулись, с трудом сдерживая ехидные улыбки, догадавшись, о чем подумал Анхельм. Видимо, эта же мысль пришла в голову и Нойману. Его губы шевельнулись, создавая впечатление, как будто он брезгливо отплевывается.

– Быстрее! – поторопил Бургарт адъютанта, старательно вытирающего чернила со стола, но еще старательнее выгибающего спину и стреляющего глазками в сторону крепких наставников-воспитателей.

Один лишь Ланге остался невозмутимым при виде гомосячих выкрутасов Анхельма.

– Все? – спросил Нойман, когда пролитые чернила были вытерты.

– Может, принести чаю господам воспитателям? – с придыханием произнес Анхельм, закатывая накрашенные глазки.

– Пшел вон! – рявкнул оберстлёйтнант. – Надо будет – вызову!

Рох втянул голову в плечи и быстро выскочил из кабинета. О суровом нраве начальника школы он знал не понаслышке – может и в ухо дать.

– Мужлан невоспитанный! – обиженно прошептал Анхельм, плотно закрыв дверь в кабинет Ноймана.

– Итак, продолжим, – едва за гауптманном захлопнулась дверь, произнес Нойман. – Что произошло?

– Пришиб пару ворюг – делов-то! – Ланге с хрустом сжал кулаки, словно собирался продолжить экзекуцию.

– Альберт, помолчи! – приказал оберстлёйтнант. – Сандлер, твои подопечные отличились?

– Так точно, герр оберстлёйтнант!

– Вот с тебя и начнем. Что можешь сказать?

– Сегодня первое отделение моего взвода было назначено дежурным по кухне, – начал издалека Сандлер. – Примерно в десять часов двадцать минут, когда я занимался с остальным взводом утренней физподготовкой, ко мне подбежал курсант Вахромеефф – заместитель гефрайтера первого отделения…

– А с каких это пор у командиров отделений появились заместители? – удивленно приподнял брови Нойман.

– Поясню, герр Нойман, курсант Вахромеефф замещает гефрайтера Незнанского, поскольку тот отбывает дисциплинарное наказание в карцере…

– Еще лучше! – нахмурился начальник школы. – Гефрайтер, насколько я понимаю, должен быть примером для остальных курсантов? А он у вас в кутузке! Да еще за нарушение дисциплины. Что у нас творится с личным составом, герр Франц? Насколько я понимаю, отвечаешь за это ты, как старший мастер-наставник?

– Мне еще не докладывали об этом, герр оберстлёйтнант!

– Так ты даже не в курсе? Господа, вы все тут расслабились, как я погляжу! – Нойман побагровел и нервно дернул щекой. – Превратили военизированную школу в богадельню! Обрадовались, что больше не надо идти под пули! Забыли, что вы все еще на службе! И неважно, что в тылу, а не на передовой! Я вас всех под трибунал отдам!

– Герр оберстлёйтнант, пожалуйста, не делайте поспешных выводов, – дождавшись, пока Нойман начнет набирать в грудь воздуха для новых проклятий, вставил Сандлер. – Все не так уж плохо, как вам сейчас представляется. Я не успел доложить Роберту об аресте Незнанского, потому что это случилось всего лишь пару часов назад. После утреннего развода мы еще не пересекались.

– Это так, герр оберстлёйтнант, – подтвердил Франц.

– Насчет нарушения дисциплины гефрайтером первого отделения, – продолжил Михаэль, – изначально, как мне доложили сразу после инцидента, дисциплина была нарушена курсантом Кузьминым. Он отказался подчиняться приказам гефрайтера Вахромееффа и устроил с ним драку. Вот за эту драку Вахромеефф и попал в карцер, невзирая на то, что невиновен.

– Хм, – задумался Нойман. – Интересная дилемма: пресек нарушение дисциплины… Но драка…

– Да они хуже зверей, – вновь завел свою шарманку Альберт.

– Ланге, заткнись! – одернул его Бургарт. – Тебе слова не давали!

– Слушаюсь, – невнятно буркнул кантиненляйтер.

– Михаэль, ты приказал посадить в карцер гефрайтера? – вернулся к предыдущей теме начальник «Псарни».

– Никак нет, герр оберстлёйтнант, – ответил Михаэль. – Приказ об аресте отдал обергефрайтер Путилофф, мой заместитель.

– Сученыш! – едва слышно прошипел Ланге.

– Я посчитал его приказ э-э-э… справедливым и не стал отменять, – закончил фразу Сандлер.

– Путилофф… Путилофф… Я уже не в первый раз слышу эту фамилию, – произнес Нойман.

– Это второй из пострадавших от герра Ланге курсантов, – подсказал Сандлер. – Который и нанес нашему уважаемому кантиненляйтеру, – он усмехнулся, – незаживающую душевную травму…

– Я попрошу! – взвился Ланге. – Это оскорбление…

– Да, …, сядь ты уже! – чертыхнулся Нойман. – И ты, Михаэль, не передергивай!

– Слушаюсь, – Сандлер слегка наклонил голову.

– Теперь рассказывай, что случилось у продовольственного склада, – распорядился Бургарт.

– Как я уже говорил, во время занятий физподготовкой ко мне подбежал курсант Вахромеефф и сообщил, что возле продовольственного склада уважаемый герр Ланге, – кивок в сторону кантиненляйтера, – жестоко избивает курсантов Путилоффа и Федькина.

– Я лишь наказал вора! – возмутился Ланге. – Этот грязный ублюдок осмелился…

– Речь идет о Федькине? – уточнил Сандлер. – А как же Путилофф? Он что, тоже воровал?

– Нет, – угрюмо отозвался заведующий столовой, – но он поднял на меня руку!

– Защищая своего подчиненного, – ввинтил Сандлер. – Которого вы, уважаемый, забили до смерти.

– Туда ему и дорога! – выдохнул Ланге. – Я бы с удовольствием забил его до смерти еще раз! – с каким-то садистским удовольствием добавил кантиненляйтер.

– Так что стащил этот мальчишка? – поинтересовался Нойман.

– Всего лишь две шоколадки, – ответил Михаэль, – которые тут же и съел…

– Неважно! – возразил Ланге. – Он вор, и этим все сказано! Никто не имеет права обворовывать немецких солдат! Тем более унтерменш! Только так и надо учить этих животных послушанию!

– Две шоколадки… Такая малость? – Нойман покачал головой и выдвинул ящик стола. Достал тоненькую брошюру в мягком переплете. – Мы, немцы, – прочел он вслух, – единственные в мире, кто хорошо относится к животным. Мы будем прилично относиться и к этим людям-зверям… Знаете, Ланге, чьи это слова?

– Нет.

– Это цитата из речи рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Надеюсь, ты не подвергаешь сомнению его позицию в отношении генетически неполноценных народов?

– Никак нет, герр оберстлёйтнант! – не понимая, куда клонит Нойман, ответил Ланге. – Горячо поддерживаю эту позицию…

– Так какого черта, Альберт, ты портишь ценный материал? Ты знаешь, в какую цифру обходиться казне содержание этих ублюдков?

– Никак нет!

– Вот то-то же! Мы должны воспитать и вырастить как можно больше бойцов! Учтите еще естественную убыль: по здоровью, гибель от несчастных случаев и прочего дерьма… Хорошо, если через год у нас останется половина личного состава! А там, – директор указал пальцем в потолок, – с меня спросят за каждую потраченную марку! Значит, так, уясните и передайте другим: за необоснованную жестокость к курсантам, если это не касается непосредственно учебного процесса… Понятно, о чем я говорю?

Мастера-наставники дружно кивнули.

– Так вот, – продолжил свою мысль Нойман, – за необоснованную жестокость к курсантам, если это не касается непосредственно учебного процесса, буду выгонять из школы к чертям собачьим, не считаясь с прежними заслугами, чинами и наградами! Мне нужен результат, а не груда покалеченного и дохлого материала! Не умеете – учитесь, не хотите учиться – валите на все четыре стороны. Желающих – предостаточно! Уяснили?

– Так точно!

– Свободны!

– Герр оберстлёйтнант, – обратился к начальнику школы Сандлер, – разрешите вопрос?

– Говори.

– Что будем делать с Путилоффым, если, конечно, он выживет?

– Добить, – рыкнул Ланге, непроизвольно схватившись рукой за прокушенное ухо. – Все равно не жилец!

– Ланге, я вижу, до тебя так и не дошло, о чем я сейчас тут перед всеми распинался? – Нойман навалился грудью на стол и впился взглядом в Альберта.

– Герр оберстлёйтнант, неужели вы оставите нападение на немца… Настоящего чистокровного, – при этом слове Сандлер отвернулся, чтобы Ланге не увидел его скептическую улыбку, – немца! Сопляка надо добить, чтобы другим неповадно было!

– А ты что скажешь, Михаэль? – Нойман перевел взгляд на мастера-наставника.

– Нападение на немца – это, конечно, ни в какие рамки не лезет…

Ланге довольно осклабился, дескать, и не сомневался: уж тут-то все арийцы заодно. Но следующая фраза Сандлера вогнала кантиненляйтера в ступор:

– Но я считаю, что наказывать Путилоффа не стоит.

– Ты рехнулся, Михаэль?! – не поверил своим ушам Ланге. – Да стоит только спустить такое – каждый еврейский щенок посчитает своим долгом впиться нам в глотку!

– Это славяне, – поправил хозяйственника Сандлер.

– Да какая, к чертям собачьим, разница?! – брызнул слюной Альберт.

– Да, Михаэль, по-моему, ты слишком мягок, – поддержал кантиненляйтера Роберт Франц. – Наказать все-таки стоит…

– Ты тоже считаешь, что нужно его добить? – в лоб спросил Михаэль. – По-моему, он уже и так понес заслуженное наказание: еще неизвестно, выживет ли?

– Ну… Я понимаю, Путилофф – твой лучший курсант, но, Михаэль… Мы должны пресекать подобное в зародыше! Чего ты так за него вцепился?

– В случившемся – большая доля моей вины, – мрачно произнес Сандлер.

– Поясни, – вмешался в разговор Нойман, – ты-то здесь при чем?

– Сегодня утром, беседуя с курсантом Путилоффым, я неосторожно затронул одну тему…

– Интересно, какую же? – спросил Нойман. – Если она привела к таким последствиям…

– Мы обсуждали тему взаимодействия командира и подчиненного. Я попытался донести до моего заместителя мысль, что командир всегда в ответе за своих бойцов. Что он – отец солдатам, плоть от плоти…

– Очень верная мысль! – согласился начальник школы. – Все мы прошли жесткий отбор, [63]63
  «Все мы прошли жесткий отбор и знаем, каково в солдатской шкуре!» – кандидат на офицерскую должность посылался в боевой полк (во время войны обязательно в полк, ведущий боевые действия) на год солдатом.


[Закрыть]и знаем, каково в солдатской шкуре! – В этом-то и проблема! – воскликнул Сандлер. – Я не ожидал, что мои… гхм… напутствия так подействуют на мальчишку.

– Ты думаешь, что Путилофф просто встал на защиту своего подчиненного?

– Так точно, герр оберстлёйтнант! Едва Вольф понял, что наш уважаемый, – Сандлер картинно наклонил голову, – кантиненляйтер Ланге забьет его солдата до смерти…

Ланге угрожающе приподнялся:

– Так это я, значит, во всем виноват?

– Ланге, успокойся! – прикрикнул на хозяйственника Нойман. – Никто тебя не обвиняет! Но на будущее – никакого рукоприкладства! Докладываешь обо всех нарушениях дисциплины мастерам-наставникам, а уже они будут определять наказание курсантам согласно степени их вины! Понятно?

– У-у-у… – Ланге буркнул нечто нечленораздельное.

– Не слышу ответа! – повысил голос Нойман.

– Так точно!

– Итак, – подытожил Бургарт, – Путилоффа, если оклемается, – не наказывать! С него действительно хватит. Все свободны, господа!