Текст книги "Колдовские чары"
Автор книги: Вирджиния Нильсэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Часть вторая
13
«Колдовство», 1816 год
Когда Анжела впервые увидела Чарлза Аркера, он ехал верхом на гнедой, которую рысцой направлял по дорожке к ее дому; он ехал посредине между мальчиком, точной его, но более нежной, копией, восседающим на чалой кобылке, и дядюшкой Этьеном, который важно сидел на жеребце серой масти.
– Добрый день, Анжела! – поздоровался дядюшка.
Анжела, встав со стула на галерее, – она вынесла свою работу сюда, чтобы проследить за занятиями Жана-Филиппа и Мелодии, которые сидели рядом за небольшим столиком, – и подошла к перилам.
Визитеры привязали своих лошадей.
– Месье, разрешите представить вам свою племянницу, маркизу де ля Эглиз.
– Добро пожаловать в мое "Колдовство", – с улыбкой ответила Анжела, подумав: "Что это еще за сосед? Откуда он взялся?" Ведь она знала всех своих соседей-плантаторов.
– К вашим услугам, мадам, – сказал Арчер на сносном французском. Приподняв над головой шляпу, он добавил: – Это мой сын Джеффри.
Мелодия с Жаном-Филиппом при этих словах переглянулись и, отложив учебники в сторону, подбежали к перилам и свесились с них.
– Добрый день, дети мои, – поздоровался Этьен.
– Позвольте вам представить сына мадам, Жана-Филиппа, и мою внучку Мелодию Беллами.
– Дети! – с упреком сквозь зубы пробормотала Мелодия, делая книксен. Двенадцатилетний Жан-Филипп, который был на год ее младше, хотя уже был высок ростом, выглядел гораздо моложе своих лет. Он широко улыбался ей, склонив голову в легком поклоне.
По брошенному на нее взгляду месье Арчера Анжела сразу поняла, что он оценил ее по достоинству, хотя ей было абсолютно все равно после смерти Филиппа, что любой мужчина подумает о ее внешности.
Он говорил на французском с заметным английским акцентом; по сути дела, он многим напоминал Анжеле вражеских офицеров, которые попали в плен во время британского вторжения во Францию; некоторые из них развлекались на соседних плантациях, находясь под домашним арестом. Он был одним из тех подтянутых американцев, которые теперь толпами прибывали в Новый Орлеан; они были совсем не похожи на тех американских речников, которые гоняли плоскодонки по Миссисипи и которые казались местным жителям-креолам такими неотесанными, но, тем не менее, они сумели завоевать их уважение во время защиты города от неприятеля.
– Добро пожаловать, Джеффри, – улыбнулась Анжела его сыну. – Как приятно снова увидеть вас, дорогой дядюшка Этьен. Может, гости хотят выпить что-нибудь из прохладительного?
Мелодия перехватила взгляд голубых глаз ярко-рыжего мальчика, который беззастенчиво, с большим интересом разглядывал ее, и с вызовом уставилась прямо на него своими темными блестящими глазами.
Из-за угла дома выскочил Жюль с одним из помощников, чтобы отвести лошадей на конюшню. Когда гости поднялись к ней на галерею, она увидела, что американец был высоким мужчиной. Он держался весьма самоуверенно, что было, по ее мнению, типично для всех его дерзких соотечественников.
– А вот и ты, Муха, – обратился ее дядя к подходившему к ним лакею в ливрее. – Ну-ка, принеси нам по бокалу доброго бренди.
Они сели за стол, а Джеффри тут же подошел к своим сверстникам. Стоя рядом с Жаном-Филиппом, Мелодия отважно посмотрела на Джеффри Арчера, заглянув прямо в его бездонные голубые глаза. Ей захотелось сразу произвести на него должное впечатление.
– Где ты живешь?
Джеффри показалось, что он никогда прежде не видел ни таких темных кудрявых волос, которые так нежно оттеняли кожу ее лица, напоминающую ему лепесток розы кремового цвета, ни таких темных глаз, которые были похожи на две мерцающие звездочки и которые, казалось, смеялись над ним. "Мелодия, – подумал он. – Какое восхитительное имя!" Он отвернулся и обратился прямо к Жану-Филиппу, который хотя и был явно младше его, отличался таким же высоким ростом, как и он сам, да и глаза у него были очень похожи на глаза этой девочки.
– В настоящий момент в гостинице в Новом Орлеане, но мы переезжаем в Беллемонт.
– Как в Беллемонт? – взвизгнули одновременно Мелодия и Жан-Филипп, перепутав юного гостя.
– Это мой дом! – воскликнула Мелодия, а Джеффри не отрывал от нее своих восторженных глаз.
Они перепугали Анжелу.
– Вы, дядюшка Этьен, берете квартирантов? – полушутя, полусерьезно спросила Анжела.
Месье Арчер рассмеялся, и ей понравился его смех.
– Я сдаю дом мистеру Арчеру, Анжела, а сам переезжаю в небольшой дом в городском квартале.
– Понятно, – сказала как можно бесстрастней Анжела.
Дядюшка, как и Мелодия, старался позабыть о своих бедах. Отец Мелодии, Эктор Беллами, пал на поле боя в битве при Шалметте, решившей судьбу Нового Орлеана полтора года назад. Это был тяжелый удар для девочки, но он оказался не единственной потерей, так как ее бабушка, тетушка Астрид, которая занималась ее воспитанием с двухлетнего возраста, заболела в эпидемию желтой лихорадкой и умерла сразу же после окончания войны.
Мелодия осталась одна со своим горюющим дедушкой, а та тяжкая ответственность, которая ложилась на него в связи с девочкой, быстро подходившей к порогу юности, просто приводила Этьена в ужас. Он был так благодарен Анжеле, когда она пригласила Мелодию жить у нее в поместье "Колдовство", которое теперь стало ее вторым родным домом. Анжела испытывала большую привязанность к девочке, так напоминающей ей Клотильду. Она обладала таким же мягким шармом и красотой, как и ее мать. Анжела подозревала, что та обладает и точно таким же чувством собственного достоинства, как и она сама.
– Мы все будем так скучать без вас, и Мелодия, и Жан-Филипп, и я, – сказала она дядюшке.
– Мне было там так одиноко, когда уехала Мелодия, а Астрид умерла, – сказал дядюшка Этьен. – Я передаю все свои плантации под опеку ради Мелодии и хочу, чтобы ты стала моей опекуншей, Анжела. Раз ты управляешь своим имением точно так же, как это делал твой отец, то мне, кажется, тебе можно доверить и Беллемонт.
– Конечно, конечно. – Месье Арчер, вероятно, понял, что дядя ей ничего раньше не говорил о принятом решении.
Перегнувшись через перила галереи, Жан-Филипп окликнул помощника грума, который уводил под уздцы чалую кобылку Джеффри, и попросил его остановиться, чтобы полюбоваться грациозным животным.
– У меня тоже есть молодая кобыла, – сказал он Джеффри. – Если хочешь, можем как-нибудь вместе покататься, – предложил он.
– С большим удовольствием, – ответил Джеффри на своем неважном французском с явным английским акцентом.
– У меня тоже есть лошадь, – вмешалась в разговор Мелодия.
Стараясь не обращать на нее внимания, Джеффри спросил Жана-Филиппа, ходит ли он в школу.
– А я на следующий год пойду в монастырскую школу, – торжественно объявила Мелодия.
Они подошли к столу, словно позабыв о Мелодии. И Джеффри принялся разглядывать учебники Жана-Филиппа.
Мелодия слышала, как ее дедушка сказал:
– Как хорошо, что у Жана-Филиппа появился друг.
Но Анжела нахмурилась. Разве он не знал, что они с Жаном-Филиппом неразлучны и все делают вместе?
Когда же месье Арчер подхватил его мысль, что Джеффри тоже нуждается в друге, она вдруг почувствовала, что сразу же превратилась в ничто. Ведь они с Жаном-Филиппом всегда были неразлучны, и вот тебе на! Теперь он отказался от нее ради своего нового друга.
– Не хочешь ли взглянуть на мою лошадь? – спросил его Жан-Филипп.
– С большим удовольствием, – вежливо ответил Джеффри.
– Тогда пошли на конюшню. – Извинившись перед Анжелой, они пошли, а Мелодия, не дожидаясь приглашения, поспешила следом за ними.
Муха вернулась с подносом, на котором стоял небольшой кофейник с очень крепким черным напитком и бренди для дядюшки Этьена. За столом Анжела узнала, что Чарлз Арчер – вдовец из Вашингтона, который недавно приехал в Новый Орлеан, чтобы заняться своим бизнесом по оптовой торговле. Он намеревался покупать и переправлять на судах партии сахара, а также меха, кожи, строевой лес, которые прибывали по Миссисипи в Новый Орлеан на плоскодонках.
– В Новом Орлеане я обнаружил кучу возможностей, – сказал Арчер. – Он уже превратился в важный перевалочный пункт по пути к приграничным территориям, и его значение будет постоянно расти по мере дальнейшего продвижения переселенцев на Запад.
Он уже нанял помещение для склада неподалеку от дамбы, а также офис на Бурбон-стрит. Вскоре ему должны были доставить мебель, вместе с которой должны были прибыть и несколько слуг.
– Ну, а как быть с мебелью тетушки Астрид? – спросила Анжела. – Когда-нибудь она понадобится Мелодии.
– Само собой разумеется, – ответил дядюшка Этьен. – Она тоже включена в опись на наследование имущества.
– Но в Беллемонте с лихвой хватит места и для мебели, которую доставит грузовое судно, – сказал месье Арчер. – Прошу вас, приезжайте и забирайте все, что пригодится вашей племяннице до того, как мы туда переселимся. Я еще не приобрел ни кареты, ни лошадей, но…
– В таком случае, может, взглянете на мою конюшню, – предложил дядюшка Этьен. – Я намерен продать нескольких лошадей. – Мне придется сделать кое-какую перестановку в комнатах, – сказал он. – Мне бы пришелся весьма кстати ваш совет, когда я начну подбирать материал для обивки мебели, – обратился он к Анжеле.
– Отличная идея, – согласился с ним дядюшка Этьен. – То, что одобряет Анжела, всегда устраивает и меня.
Когда они увлеченно беседовали о лошадях, Анжела внимательно изучала Чарлза. Вероятно, он был одним из тех процветающих американцев, которые все в большем числе оседали в городе. Хотя креольское общество все еще пребывало в самоизоляции, но со времен войны с Англией оно стало гораздо менее предосудительным по отношению к гражданам их новой страны.
"Вероятно, когда-то родители Чарлза Арчера поменяли английское подданство на американское", – подумала Анжела.
У него была светлая кожа, на которой попадались бледные веснушки, волосы у него были песочного цвета и были довольно красивы. Его глаза, несомненно, могли привлечь к нему внимание в стране, где голубые глаза были скорее исключением, а карие обычным явлением.
Не без чувства неловкости она поняла, что он заметил ее пристальный, изучающий взгляд.
– Вы ездите верхом, мадам?
– Ежедневно.
– Я тоже. Джеффри ни за что не желал расставаться со своей чалой кобылкой, поэтому мы привезли сюда своих лошадей в загонах, сооруженных для этой цели прямо на палубе.
Между ними возникло молчаливое согласие о том, что однажды они отправятся на прогулку верхом вместе, и это вызвало у Анжелы искреннее удивление и радость.
Джеффри и Жан-Филипп, сидя верхом на своих кобылах, выехали из-за угла дома и, помахав им рукой, направили их по дорожке.
– У нас нет времени для прогулок, – напомнил ему Чарлз.
– Мы лишь покатаемся по дорожке, папа! – крикнул ему Джеффри.
Перейдя на галоп, они помчались к большой дороге, пролегавшей вдоль ручья. Джеффри был соответственно одет – даже слишком основательно для такой погоды, – и он был в сапогах. На Жане-Филиппе была расстегнутая на шее рубашка и простые брюки.
Когда они начали свою гонку, Мелодия медленно выехала из-за угла дома на своей маленькой черной кобыле. Анжела, все понимая, испытывала к ней жалость.
Она была наставницей и близким товарищем Жана-Филиппа с того времени, как Анжела привезла его из Парижа в трехлетнем возрасте. Мелодии тогда было четыре года, и, с тех пор, как она поселилась в поместье "Колдовство", они стали друзьями. И вот теперь ее покидал ее первый, самый близкий друг.
Мелодия, спешившись, довела лошадь под уздцы до дорожки, стараясь удержать ее, когда мальчики шумно проносились мимо в оспариваемом друг у друга почти равном гите.
– Ну, кто из нас выиграл, Мелодия? – закричал Жан-Филипп.
– Джеффри, – вяло произнесла она.
– Ну, давай повторим забег, Джеффри! – предложил Жан-Филипп.
Они вновь умчались прочь, оставив Мелодию в одиночестве. Но когда она, ослабив поводья, вывела свою лошадь на дорожку, чтобы принять участие в следующем забеге, они вернулись. Когда она во второй раз провозгласила Джеффри победителем, он сказал:
– Теперь нужно немного поводить лошадей шагом.
Вдруг Мелодия неожиданно спросила:
– А сколько тебе лет, Джеффри?
Он сразу покраснел, не ожидая такого прямого вопроса.
– Четырнадцать.
На два года старше Жана-Филиппа. И на год старше ее.
– Но у меня такой же рост, как и у тебя, – похвастал Жан-Филипп. – Ну-ка посмотри, посмотри на меня, Джеффри. – Освободившись от стремян, он, согнув длинные ноги, оперся на луку седла, и поставил босые ступни на задний край седла. Медленно, медленно, когда его уставшая кобыла шла шагом круг по лужайке, он выпрямился во весь рост.
Наблюдая за ними с галереи, Анжела подумала, как это похоже на Жана-Филиппа. Подверженный инстинкту, внезапной перемене настроения, он был таким очаровательным, что требовал к себе повышенного внимания. Встав на седло, он без всякого напряжения ловко ехал вперед, удерживая абсолютное равновесие, сохраняя при этом грациозную осанку и явно наслаждаясь производимым им на зрителей эффектом.
Заметив в глазах Джеффри Арчера выражение благоговейного страха и зависти, Мелодия, глубоко вздохнув, оторвала одно свое колено от седла и, освобождая ступню левой ноги из стремени, сбросила на землю туфли. Подтянув колени под платье и ухватившись руками за луку, она приподнялась, пытаясь нащупать голыми пятками упор на задней части седла. "Не дрейфь, – успокаивала она себя, – ведь ты способна удерживать равновесие даже в пироге". Протянув руки вперед, она, покачиваясь, поднялась и стала на седле во весь рост. Ее беспокойная кобыла хотя и не участвовала в гонке, как лошадь Жана-Филиппа, все же еще не могла преодолеть охватившего ее беспокойства от заездов и вдруг перешла на бег.
– Мелодия! – завопил Жан-Филипп. – Боже мой, ты разобьешься!
Взрослые на галерее повскакивали со стульев.
Мелодия чуть наклонилась вперед, предвосхищая взлеты и падения из-за несущейся галопом Нолы и пытаясь удержать равновесие. Она переминалась с ноги на ногу. Ликуя, она поняла, что не упадет, и счастливая улыбка озарила ее лицо.
– Боже праведный! – воскликнул дядюшка Этьен.
Анжела с упавшим сердцем подбежала к лестнице.
– Не нужно на нее кричать, – тихо посоветовал стоявший у нее за спиной Чарлз Арчер. – Вы лишь еще больше напугаете лошадь.
Мелодия стояла, широко расставив ноги, откинув голову назад, словно деревянная фигура на бушприте корабля. Волосы у нее развевались, юбки топорщились, надуваясь сзади, как пузыри, открывая взору ее стройные ноги. Но, несмотря на все ее усилия, ноги ее соскальзывали с седла. Она согнула большие пальцы, пытаясь притормозить таким образом скольжение, но не было никакой зацепки, и ничто не могло предотвратить ее постепенное сползание вниз. Она, туго натянув поводья, постепенно начала отпускать их, покуда Нола не замедлила ход и не перешла на резвую рысцу. Теперь уж было совсем трудно устоять, и она, больше не сопротивляясь, сползла на круп лошади. Но промахнулась и опустилась за седлом. Она крепко ухватилась за луку, чтобы не соскользнуть со своей кобылы Нолы.
– Браво! – закричали взрослые с галереи.
Жан-Филипп с Джеффри подъехали к ней мелкой трусцой и стали по обе стороны ее кобылы. На лице Джеффри застыло недоверчивое обожание, а Мелодия тем временем спешила насладиться всеобщим вниманием.
На лице Жана-Филиппа беспокойство сменилось чувством гордости.
– Ну как тебе моя маленькая кузина? – похвастал он перед новым товарищем.
На галерее Анжела, улыбаясь, вздохнула с облегчением. Она была уверена, что мальчики теперь не станут исключать Мелодию из своих игр.
Чуть позже гости попросили привести своих лошадей. На пути к Беллемонту Чарлз Арчер начал поддразнивать своего сына.
– Ну, что ты скажешь по поводу искусства верховой езды дочери мадам маркизы, Джеффри? Ты когда-нибудь видел такую отчаянную девчонку?
– Нет, папа, – покраснев признался он. – Она была… – Он не мог найти нужное французское слово, – просто потрясающа! Но это же очень опасно, ты не находишь? Мне казалось, что лошадь могла ее сбросить.
– Это ребенок моей дочери, – вмешался Этьен. – Но сегодня она напомнила мне скорее мою племянницу. Раньше Анжела имела обыкновение гонять свою одноколку с такой скоростью, словно ее преследовал сам дьявол, причем она сломя голову неслась прямо на мои закрытые чугунные ворота, ожидая, что их отворят для нее как раз вовремя.
Заинтригованный его рассказом, Чарлз спросил:
– Ну, и их вовремя открывали?
– Всегда. Чернокожие ребятишки знали иноходь ее лошади. Заслышав стук копыт, они сломя голову неслись к воротам и успевали открыть их за несколько мгновений до того, как она на бешеной скорости вырывалась на дорожку, и они всегда выигрывали это состязание. Нам всем нравилась эта игра.
– Мадам – замечательная женщина, – задумчиво сказал Чарлз.
Десять дней спустя Анжела получила от Чарлза записку, в которой он приглашал ее к себе на чашечку кофе. «Джеффри жаждет увидеть снова мадемуазель Мелодию и месье Жана-Филиппа в своей компании, а мне необходим ваш совет в отношении выбора обивочных тканей», – упоминалось в конце записки. Она была подписана: «Ваш Чарлз Арчер».
Мелодия с Жаном-Филиппом пришли в восторг.
Анжела приказала приготовить экипаж после обычного утреннего объезда своих плантаций. Она, сняв юбку и блузку для верховой езды, переоделась в муслиновое платье с вызывающе глубоким декольте. Она испытывала неподдельное удовольствие от того, что одевалась, чтобы понравиться мужчине, чего она не делала уже давным-давно.
Если бы дети не были так сильно возбуждены, они наверняка бы заметили и ее волнение, которое заставляло ее сердце сильно биться.
В Беллемонте Чарлз с Джеффри, стоя на галерее рядом, радостно приветствовали их. На обоих были костюмы, предназначенные для торжественных случаев: белые бриджи и темно-голубые камзолы. Беллемонт внешне ничуть не изменился, но внутри дома переезд дядюшки Этьена сразу бросался в глаза. Большой, висевший над камином портрет Клотильды исчез. Анжела помнила, когда он был заказан. Дядюшка Этьен также хотел, чтобы и тетушка Астрид попозировала художнику-портретисту, который должен был заменить тот, который они оставили во Франции, но она наотрез отказалась, оправдываясь тем, что уже давно утратила свою прежнюю красоту.
Чарлз сделал комплимент Мелодии, отметив, как она похожа на мать.
– Джеффри, будь любезен, покажи мадемуазель и ее кузену комнаты, чтобы они могли выбрать что им нужно из мебели, а мы тем временем обсудим с мадам образцы тканей.
– Сейчас, папа.
Когда троица удалилась, Чарлз с улыбкой повернулся к Анжеле.
– Вам очень идет это платье, мадам.
– Вы очень любезны, месье, – улыбнулась Анжела.
Она озиралась вокруг, останавливая свой взор на резных с мраморной крышкой столах, на сундучках, которые были добавлены к этой комнате к прежней мебели.
– Ну, что скажете? Боюсь, что все это английская мебель, или же она сделана по английскому образцу. Может, она здесь не к месту? Вот эти маленькие столики вполне сочетаются, но некоторые предметы мне кажутся излишне тяжеловесными. Ну, например, сервант. Я бы его немедленно отправила на чердак.
– Я знал, что вы будете со мной откровенны, – улыбнулся он.
– Конечно, можно иметь французскую комнату и английскую с отличающейся по стилю мебелью.
– Нет, – поспешил он возразить. – Я предпочитаю слегка разбавить французское английским.
Глаза их встретились, и она поняла смысл его дерзкого взгляда. Сердце у нее, к ее удивлению, сильно забилось.
– Думаю, я совершенно с вами согласна, – сказала она.
Блеск его голубых глаз, казалось, обволакивал ее и как бы переносил в новый мир.
– Прошу вас, сядьте вот здесь. – Он указал на небольшой диван, а затем передал ей несколько кусков парчи и атласа различных цветов.
– Я нанял маляров. Я попрошу их подобрать краску для стен под эти тона. Мне хотелось бы получить от вас совет, какую из этих тканей предпочесть для обивки дивана, на котором вы сидите, а также довольно потертых двух-трех стульев.
– Знаете, я больше поднаторела в определении сроков рубки сахарного тростника, – сказала она, но все же взяла образцы и, сравнивая их, отбросила несколько штук в сторону, а остальные, на расстоянии вытянутой руки, прикинула к выкрашенным стенам.
Он не спускал с нее глаз, улыбаясь про себя, когда она, прищурив глаза, рассматривала образцы ткани. Приложив два куска к стене, она наконец сделала вывод:
– Нужно выбирать между этими двумя. На каком же вы намерены остановить своей выбор?
– Теперь я с большей уверенностью это сделаю. Разве можно ошибаться, получив совет от женщины, целиком несущей ответственность за такую пользующуюся заслуженной славой элегантность "Колдовства"?
– Между прочим, среди ваших потомков случайно нет ирландца? Если такового не имеется, то я готова биться об заклад, что вы настоящий француз! – Анжела все еще разглядывала образец ткани на фоне стены. Когда она, улыбаясь, повернулась к нему, то заметила, что он подошел к ней почти вплотную. Секунды, когда они пристально глядели в глаза друг другу, складывались в минуты, и Анжеле показалось, что она слышит, как бьются их сердца. Она перевела взгляд на его красивые губы, и вдруг ее губы полураскрылись в предвкушении того, что она ощутит, слившись с ним в сладостном поцелуе.
Через несколько секунд, Чарлз, казалось, прочитал ее мысли. Он поднес свои губы к ее устам, и это прикосновение показалось ей удивительно сладким. Закрыв глаза, она обняла его за шею, отдаваясь удовольствию, которое испытывала только в своих снах. Он тоже обнял ее и стал пальцами ласкать ее нежные ушки, а потом жадно прильнул к ее губам. Он, казалось, выпивал из нее сладостный нектар. Наклонив голову, он поцеловал ее в шею, а она ласкала его прямые волосы на затылке. Просто удивительно, как приятно и уютно ей было с ним, словно она знала его всю жизнь. Руки его оказались у нее на лифчике, и она только чуть-чуть удивилась, когда он, расстегнув его, освободил ее грудь и поднес свои губы к соску, который начал страстно лизать. Теплые волны непередаваемого удовольствия разлились по всему ее телу.
Из глубины дома до них донесся голос Мелодии, поздоровавшейся с одним из старых слуг своего дедушки. Она прошептала:
– Чарлз, осторожнее, дети!
– Понимаю, – ответил он, неохотно отрываясь от нее.
Она быстро застегнула лифчик и привела в порядок прическу.
– Когда я снова могу вас увидеть? – спросил он.
– Я каждое утро на рассвете выезжаю на плантации, – сказала она, – в ее улыбающихся глазах сквозил вызов. – Если вы способны так рано встать, то мы можем прогуляться верхом вместе.
В комнату вошли дети. За ними один из слуг дядюшки Этьена катил тележку, на которой стоял чайный сервиз и блюдо с пирожными.
– Это что, чай? – Анжела с удивлением вскинула брови.
– Нет, кофе. Слуга вашего дяди вовремя поправил меня.
Рассмеявшись, она разлила кофе, добавив сливок в чашки детям. Попивая темный, тягучий напиток, они прислушивались к болтовне Мелодии и двух мальчиков, позволяя себе лишь украдкой обмениваться нежными взглядами.
На следующее утро Чарлз уже поджидал ее, сидя на своей огромной гнедой возле ее конюшни. Анжела подошла к нему.
Поздоровавшись, она вскочила в седло и поехала впереди него по тропинке между двумя рядами кирпичных домиков. Она с гордостью показала ему новую улицу, которую выстроила для своих рабов.
– Мой отец перед самой смертью разработал этот проект застройки. Они сложены из кирпича, который мы изготавливаем из местной глины.
Из полутемных комнат за открытыми настежь дверьми, из садиков возле кухонь, чернокожие женщины сопровождали их внимательными взглядами и судачили по поводу ехавшего с ней рядом мужчины. Они уже знали, что это новый хозяин Беллемонта. Даже самая мелкая деталь в его одежде не ускользнула от их любопытных глаз.
За невольничьей улицей она указала ему кнутом на сарай для переработки тростника, – в нем помещался большой жернов, а вместительные железные чаны для варки патоки стояли рядом.
– Вот здесь мы измельчаем и отжимаем тростник, когда приходит сезон уборки урожая.
– Когда же он наступает?
– Обычно он длится с сентября по декабрь.
– И вы кристаллизуете сахар здесь же, на плантации?
– Частично, но большую часть отправляем на судах для переработки в Европу.
– Может, мы с вами вместе займемся этим бизнесом, – сказал он с улыбкой.
– Возможно, – ответила она.
Они вели своих лошадей под уздцы, и Анжела рассказывала ему о своем тростнике.
– Первая плантация, которую вы увидите, занята отрастающим тростником, то есть, мы даем ему возможность вегетировать естественным путем после прошлогодней рубки.
Дальше они поехали верхом. Восходящее солнце пронизывало своими косыми лучами молодые, бледно-зеленые всходы.
– Эта плантация лишь недавно была засажена черенками, – объяснила ему Анжела. – Это очень медленный, трудоемкий метод, но его чаще всего и применяют. Конечно, здесь ничего не вырастет без больших затрат труда.
Кнутом она указала ему на редкую поросль тростника на огороженном участке.
– Время от времени у тростника вызревают семена. В таком случае мы их собираем и высеваем, используя для проведения экспериментов по перекрестному опылению. Она подвела свою лошадь с белой звездой на лбу к самому забору. Повсюду вокруг них колыхалось целое море зеленого тростника, нежные стебли которого тянулись к солнцу и чуть заметно меняли окраску под долетавшими сюда порывами бриза, дувшего сюда со стороны залива.
– Сладкая травка, – мы так его называем, – сказала она, указывая на тростник кнутом. – А вон та темная линия – это граница болота.
– Если вы хотели своим рассказом произвести на меня впечатление, то нужно признать, что вы в этом преуспели.
– Да, это входило в мои планы, – призналась она.
Он рассмеялся.
– Я захватил с собой бутылку вина, хлеб и сыр. Где можно остановиться и перекусить?
– Следуйте за мной.
Она поехала к болоту. Дом теперь был далеко от них, его скрывали высокие, как башни, дубы и магнолии. Между ними и домом протянулись сотни акров тростника, достающего взрослому человеку до плеча. Она ехала к одинокому кипарису, возвышающемуся на краю поля, где рядом с ручьем рабами была построена земляная дамба для осушения участка. Под ним, на покрытой травой дамбе они могли найти тенистое место.
Прямо перед кипарисом она свернула с дороги на узкую тропинку, извивающуюся между двумя стенами плотного тростника.
Ее кобыле не нравилось продираться сквозь стебли тростника, и когда она вдруг начинала упрямиться, отказываясь идти вперед, Анжела, теряя терпение, ее подгоняла. Потом она поняла, что так напугало лошадь. Большая тростниковая гремучая змея свернулась в клубок, изготовясь к атаке. За какое-то мгновенье она выхватила из кармана юбки пистолет и выстрелила в ее раскачивающуюся из стороны в сторону поднятую голову.
Перепуганная насмерть, кобыла резко отскочила назад, столкнувшись с лошадью Чарлза. Несколько секунд было неясно, кто же из них наконец овладеет первым своей лошадью, – она или Чарлз, а они все пятились и, стараясь избавиться от удерживающих их поводьев, колотили по земле копытами, приминая тростник.
– Боже милостивый! – воскликнул Чарлз, когда ему наконец удалось успокоить лошадь и он наконец увидел, что заставило Анжелу стрелять.
– Никогда не видел такой большой змеи! – В окружности она была толще ее руки, а о ее длине можно было только догадываться. Если ее развернуть, то в ней могло оказаться никак не менее пяти футов. Он был поражен меткостью ее стрельбы.
– Вам удалось снести ей голову!
– Я не промахиваюсь на таком близком расстоянии. Эта особь живет на тростниковых плантациях и иногда достигает внушительных размеров.
По тропинке, навстречу им, галопом на лошади устремился внушительный испанец, вероятно, полукровка. Он закричал:
– Вы не пострадали, мадам? А вы, месье?
– Я убила змею, Жан-Батист. Вам она нужна?
– Да, мадам. Проехав по тростниковому полю, он остановился рядом с ними.
Она повернулась к Чарлзу. Ему показалось, что она немного побледнела.
– Это мой десятник Жан-Батист, мистер Арчер, наш новый сосед.
Десятник поприветствовал его, приложив пальцы к черной фетровой шляпе, а потом, бросив взгляд на убитую змею, широко улыбнулся.
– Я приготовлю из нее отличные отбивные.
– Хорошо. Чарлз, давайте сядем в тени.
Жан-Батист пристально поглядел на Чарлза и повернул назад.
Весь остальной путь до одиноко стоявшего кипариса они проехали в полном молчании. Чарлз, быстро выскочив из седла, протянул ей руку. Она вся дрожала.
– Что с вами? Вам плохо?
– Теперь, когда все позади, я начинаю нервничать, – призналась она.
– Никогда еще я не чувствовал себя таким беспомощным, – сердито сказал он. – Мой жеребец делал все, что было в его силах, чтобы сбросить меня, а ваша кобыла не отставала от него, намереваясь поступить с нами в любую минуту точно так же. Я даже не видел, по какой цели вы стреляли, покуда мы не успокоили лошадей.
Притянув ее поближе к себе, он нежно поцеловал ее. Чувствуя, что дрожь ее еще не унялась, он выпустил ее из объятий, развернул привязанный к седлу узел из одеяла, в котором лежали бутылка вина, две кружки и пакеты с едой.
Налив ей немного вина, он, когда она поднесла кружку к губам, обнял ее. Потом они отвели лошадей к небольшому дереву неподалеку, и там их привязали. Вернувшись к кипарису, он снял камзол, галстук и расстегнул ворот рубашки.
Он был крепким, мускулистым и красивым, с широкими прямыми плечами, с конусообразно сужающимся к талии торсом. Губы у него еще были в вине, когда он еще раз поцеловал ее.
– Я не могу заснуть с того момента вчера вечером, когда я обнимал тебя так, как сейчас.
– Я тоже, – призналась она.
Он расстелил стеганое одеяло на траве и сел на него рядом с ней и снова крепко ее обнял, осыпая ее поцелуями, а она, расстегнув платье, обнажила груди. У него перехватило дыхание, и он, склонившись над ней, принялся нежно целовать то одну, то другую. Охватившее ее возбуждение от неожиданной встречи со змеей лишь распаляло ее желание после памятного поцелуя вчера вечером. Ибис с белой мордочкой выпорхнул из ветвей кипариса, захлопав своими сильными крыльями у них над головами. Он издал пронзительный звук, и этот вопль, казалось, выражал ее собственное, требующее удовлетворения желание.
Ей казалось, что она больше никогда не сможет испытать нечто подобное.
Жан-Батист, развернув громадную змею, шагами измерил ее длину, перед тем как сунуть ее в приготовленный для этого мешок. Боже мой, она была длиной почти шесть футов! Он крепко завязал мешок и приторочил его к седельной луке.
Отец Батист, как называли его рабы, испытывавшие к нему уважение из-за его возраста и отеческой заботы о них, был крупным мужчиной, а загривок его кобылы в конюшне возвышался над всеми остальными лошадьми. Так как он стоял на дамбе, возвышавшейся над тростниковым полем, ему все было хорошо видно. Он не сразу понял, что увидел. Потом, выехав на дорогу, он галопом помчался к рабочим, которым поручил прополоть сорняки на поле.
