Текст книги "Колдовские чары"
Автор книги: Вирджиния Нильсэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Но эта церемония не завершила вереницу следовавших один за другим вечеров и балов, так как папе очень понравился Париж, и он хотел подольше оставаться в таком прекрасном городе! Это была такая восхитительная зима, поверь мне, Клотильда. Здесь требуется немало сил, большое нервное напряжение, чтобы пережить местную суровую зиму. Как я скучаю по таким прекрасным теплым денькам в своем "Колдовстве", где я каждое утро отправлялась верхом на плантации, а тихими, мирными вечерами прислушивалась к пению рабов в их невольничьем квартале. Как я хочу тебя увидеть, Клотильда, увидеть твою маленькую дочку Мелодию, а также тетушку Астрид и дядюшку Этьена. И Мими. Боже, как я без вас всех скучаю!"
Отложив в сторону перо, Анжела посыпала листок мелким песком. Письма из Луизианы приходили очень редко, так как теперь Франция снова вступила в войну, – на сей раз почти со всеми европейскими странами, так как большинство монархов, опасаясь далеко идущих амбиций Наполеона, вступили в военный союз с Англией. В последнем, полученном от Клотильды письме, было столько теплых слов о ее очаровательном ребенке, о ее милой детской красоте, что, прочитав его, Анжела вконец расстроилась.
Она не сообщила Клотильде, что в течение долгих месяцев, выезжая из дома, постоянно искала глазами Минетт. Когда она ехала в карете по главным улицам Парижа, то непременно внимательно изучала всех попадавшихся ей навстречу женщин: чья-то голова с копной спутавшихся волос под дырявой шалью привлекала к себе ее внимание, но, разглядев лицо, она замечала, что оно слишком старое, слишком изнеможденное, и никак не могло быть личиком Минетт. Или она принималась, вся трясясь от отвращения, разглядывать миловидную, отчаянно накрашенную юную красотку, но когда ее карета подъехала поближе, она видела, что у нее либо слишком широкий нос, либо слишком толстые губы, либо слишком худосочная шея, – нет, это никак не могла быть Минетт.
Взяв снова в руки перо, она приписала постскриптум: "Мы так и не нашли Минетт".
11
Даже если бы Филипп и захотел вернуться в Луизиану, он этого не смог бы сделать, – в это время Наполеон конфисковывал любое французское судно, направлявшееся через Ла-Манш в Англию. Страхи Филиппа оказались не напрасными, – перемирие Наполеона с Англией длилось чуть больше года. После того как он был признан императором почти всеми европейскими правительствами, за исключением Англии, Швеции и России, Наполеон предложил королю Георгу III заключить с ним мир, но предложение было презрительно отвергнуто. Впав в ярость, новый император выработал сложный план с целью отвлечения британского флота в район Вест-Индии, что, несомненно, сделало бы Англию уязвимой для нападения его Великой армии. Было безрассудно гнать суда из испанских портов, так как британские рейдеры [9]9
Рейдер – военный корабль, выполняющий самостоятельные боевые действия на морях и океанах с целью уничтожения военных и торговых судов неприятеля (англ.). – Прим. перев.
[Закрыть]сразу же нападали на корабли союзника Франции. При сложившихся обстоятельствах не вызывало удивления, что несколько писем от дядюшки Этьена с вложенными в них банковскими чеками пересекли Атлантику. К счастью, благодаря тесным связям Филиппа с императорским двором, кредиты его не иссякали.
Когда бушевала война, вопрос о будущем поместий Филиппа волновал только его одного. Кроме того, Наполеона не было в Париже, за Великой армией последовала и чета де Ремюза, которой было поручено заботиться о Жозефине. Филиппу ничего не оставалось делать, лишь как ждать окончания войны.
Тем временем, как неоднократно Филипп напоминал Анжеле, они не могли сидеть дома сложа руки. Они очень скучали по супругам де Ремюза, этому единственному звену, связывавшему их с Тюильри, а отсутствие в городе Жозефины приглушило блеск у всей общественной жизни. Но жизнь в Париже все же была далека от скуки. Поток приглашений маркизу и молодой маркизе не прерывался. Высокая мода по-прежнему увлекала всех в опере, во Французском театре или в новых ресторанах Пале-Рояля, открытых после революции знаменитыми шеф-поварами для развлечения аристократов, многие из которых утратили свое положение после того, как их прежние работодатели сложили головы на плахе.
"У Вери", в этом одном из четырех самых изысканных ресторанов в городе и самом модном, всегда можно было застать в то или иное время кого-нибудь из важных персон. Кроме того, в столице процветало пользовавшееся большой популярностью "Кафе-де-Миль колонн" [10]10
«Кафе тысячи колонн» (фр.).
[Закрыть], со своим роскошным Тронным залом, с зелеными мраморными колоннами; с бронзовыми, отражавшимися в зеркальных панелях украшениями и этим необыкновенно шумным весельем. Всем этим тонким разгулом руководила статная белокурая жена владельца. Ее называли «королевой продавщиц прохладительных напитков», так как она обычно восседала в старинном кресле за батареями бутылок с серебряными и хрустальными кубками, а на голове у нее сияла диадема из драгоценных камней.
– Кто мог предположить, что Франция снова вступит в войну? – вопрошал Филипп, любуясь роскошью зала.
– И поразительно успешно проведет эту кампанию? – подхватил виконт Рулад.
В июне Наполеон присоединил к империи несколько итальянских государств, и это наделало такого переполоху в Австрии, что она тут же приняла решение присоединиться к Третьей коалиции союзников, направленной против Наполеона. Он тут же отказался от плана высадки в Англии и, поручив адмиралу Вильневу заняться поиском и уничтожением британских судов, направил свою Великую армию через всю территорию Франции. До Страсбурга его сопровождала Жозефина, где он передал ее заботам четы Ремюза, а сам стал готовиться к походу в Австрию.
– Почему он постоянно ведет войны? – раздраженно спросила Анжела. – Они с небольшой компанией друзей перебрались пообедать в "Фрер Провансо", еще один популярный ресторан, славившийся своим коронным блюдом "брандаль де морю" из восхитительно приготовленной под соусом трески.
Такое предложение сделал виконт Рулад, который сидел теперь слева от Анжелы.
– Чтобы подтвердить свой титул, – пояснил он с сардонической улыбкой. Ему мало быть только императором Франции, он хочет стать императором всей Европы.
– Мой дядюшка отзывался о нем, как о человеке с большими амбициями уже тогда, когда он после революции еще начал приобретать популярность, – сказала Анжела.
– Ваш дядюшка, должно быть, весьма проницательный человек, если он смог так рано об этом догадаться, находясь от него на столь значительном расстоянии.
– Может, именно это и позволяет ему быть проницательным, – улыбаясь, заметила мадам Сутард. – Наш император обладает неотразимым шармом.
– Известно ли вам, – пожал плечами Филипп, – что в Англии, где его все ненавидят, его называют "глупцом".
– Вы были воспитаны в Англии, не так ли? – лениво сказал виконт, но от Анжелы не ускользнули вспыхнувшие в его глазах злобные искорки.
– И во Франции. Мне было десять лет, когда мы с отцом бежали в Англию.
– Ну, и каково ваше мнение о "глупце"?
– Это – временщик, это именно тот сильный человек, лев, в котором нуждается Франция для восстановления порядка после десятилетия террора и разрухи. Я уже неоднократно высказывал на сей счет свое мнение.
– Но это именно тот человек, который может вернуть вам ваши поместья, но ведь он до сих пор этого не сделал, разве не так?
Глаза у Филиппа заблестели от внезапно охватившего его приступа гнева.
– Не хотите ли вы сказать, что я симпатизирую англичанам?
Виконт побледнел.
– Нет, нет, месье, что вы! – комично воскликнул он. – Если я оскорбил вас, то вздуйте меня, только ради Бога не вызывайте на дуэль. У меня непреодолимое отвращение к пистолетам!
Анжела поняла, что Рулад хотел вызвать у гостей смех. Это ему удалось. Рассмеялся и Филипп, но при этом проворчал:
– В таком случае вам следовало бы попридержать язык.
В карете по пути домой он сказал:
– Не принимай больше никаких приглашений, если там будет фигурировать имя этого виконта… С меня достаточно этого хлыща и фигляра!
Будучи раздраженным, он взял такой диктаторский тон, что Анжела сказала:
– Но он меня развлекает. Ты ведь часто отъезжаешь в "Сан-Суси", но меня с собой не берешь.
– Только потому, что замок непригоден для жилья, – огрызнулся он. Я требую, чтобы ты прекратила встречаться с этим Руладом.
– А я все же буду встречаться с тем, с кем захочу!
Филипп, все еще гневаясь на нее, вдруг привлек ее к себе, крепко обнял и стал целовать. Они были настолько этим увлечены, что кучеру пришлось несколько раз кашлянуть, прежде чем до них дошло, что карета уже давно остановилась перед их домом. Анжела поспешно стала оправлять платье.
Позже, когда они занялись любовью, их страсть была густо замешена на гневе. Хотя Анжела и получила физическое удовлетворение, она все еще испытывала острую тоску по тем сладостным, ненасытным дням их медового месяца в "Колдовстве". После приезда в Париж они спали врозь, и ее это очень расстраивало. И хотя Анжела чувствовала, что в этом случае была неправа, ведь она тоже недолюбливала молодого виконта точно так же, как и Филипп, она даже и не подумала перед ним извиниться.
Однажды вскоре после их ссоры вечером Анжела, решив надеть элегантное ожерелье из бриллиантов и сапфиров, – то самое, которое Филипп подарил ей на свадьбу, – открыла атласную коробочку, но там его не обнаружила.
В это время в комнату вошел Филипп. Он сразу увидел пустую коробочку в ее руках, и по выражению ого глаз она сразу же поняла, что ему было известно о пропаже.
– Ты продал его?! – воскликнула Анжела. Она вся побледнела. – Как ты посмел продать мое ожерелье, даже не спросив у меня разрешения?
– Ваше ожерелье, мадам? – спросил Филипп ледяным тоном, который всегда выводил ее из себя.
– Да, я знала, что окажусь в таком положении, когда выходила за тебя замуж! – воскликнула она. – Что, по-твоему, я должна испытывать, после того как ты, даже не спросив меня, продаешь мои драгоценности. Ведь и у меня нет никаких средств, чтобы воспрепятствовать тебе!
Она быстро подошла к своей шкатулке с драгоценностями и открыла ее. В этот момент его глаза заблестели от гнева.
– Успокойтесь, мадам, ваши драгоценности в полной сохранности. Что же касается ожерелья де ля Эглизов, то оно вскоре снова появится у вас на шее. Не впервые оно выручает меня из затруднительного положения.
Она, не веря своим ушам, подняла на него глаза.
– Ты его заложил?
– Кажется, уже в одиннадцатый раз. Право, даже потерял счет. – Он вздохнул. – Оно мне принадлежит только при жизни, а после моей смерти перейдет к моему наследнику.
Эта идея, которую он никогда раньше не высказывал, больно ранила ее. Она стала рассматривать свои гранаты, бриллианты и аквамарины, – все, что ей досталось от отца, хотя часть фамильных драгоценностей он потратил на постройку поместья.
– Я хотел поправить свои дела за игорным столом, – сказал он упавшим голосом, – но мне не повезло.
– Филипп, я… прости меня. Если бы только ты мне сказал…
Обняв Анжелу, он ее поцеловал.
– Деньги, полученные под залог, помогут нам продержаться на плаву до твоего очередного банковского чека.
Она склонила голову на его плечо, пытаясь скрыть тревогу на лице. К ее глубокому раскаянию за свою выходку примешивалось еще озлобление на закон, который принудил ее, совсем еще молодую женщину, сначала поклясться никогда не выходить замуж. Когда же она решила соединить себя брачными узами с Филиппом, то заставила его подписать унизительный документ, который сделал его целиком зависимым от ее воли. Это состояние угнетало их обоих…
Филипп не рассчитывал, что ему придется жить за ее счет после приезда во Францию. Он ожидал, что к этому времени получит арендную плату за свои земли. "В каком унизительном положении он оказался!" – размышляла она, дав себе твердое обещание больше никогда не подвергать сомнениям его поступки. Она крепче прижалась к нему. Он, застонав, начал снимать с нее лифчик.
– Пардон! – прерывисто дыша, сказала мадемуазель Оре. Она, вернувшись из гардеробной, стояла в дверях с нарядом для Анжелы.
– Ступайте вниз и задержите для нас карету! – резко приказал Филипп.
Мадемуазель, на щеках которой вспыхнул румянец, повиновалась. Филипп прижал свои губы к устам Анжелы. Через несколько мгновений они окончательно освободились от одежды. Филипп откинул одеяло на кровати.
Анжела лежала, глядя вверх, на длинный, прекрасный, сужающийся к бедрам торс Филиппа, который спустился на нее, весь дрожа от ее нетерпеливого желания поскорее принять его в свое лоно. Женщина, испытывающая любовь, не подчиняется никаким сдерживающим ее порыв законам. Сама любовь, с ее всепоглощающим желанием, сделала ее своей рабыней. Оказавшись перед выбором любви или свободы, какая из женщин не избрала бы то, что избрала она? Разве это не касается и мужчин, если только он по-настоящему любит женщину? Сделав глубокий, сладострастный вздох, она протянула руки, обхватила ладонями ягодицы Филиппа и принялась помогать ему глубже вгонять свое естество в свое тело.
Когда они, сильно опоздав, все же появились на вечере у мадам Сутард, все гости говорили только о войне. Накануне было получено сообщение о том, что Наполеон одержал сокрушительную победу над австрийцами при Ульме и с триумфом въехал в Вену.
– Он направил сюда двадцать тысяч военнопленных. Остальные бежали к русской границе.
– Туда, где царь Александр уже выстроил свои полки, чтобы остановить Наполеона, – уточнил один из молодых людей.
Анжела в отдалении от гостей беседовала с мадам Сутард. Ее муж, полковник Сутард, в это время находился в армии Наполеона. Хотя они и разговаривали, но все же внимательно прислушивались к беседе мужчин.
– Известия не столь уж и хороши, джентльмены, – тихо сказал высокий, сгорбленный человек с ярко выраженным лицом бюрократа. – Вскоре об этом узнают все, так что могу сообщить вам об этом сейчас. Когда я выезжал из Тюильри, туда из Испании прибыла депеша. Наш флот вступил в сражение с флотом адмирала Нельсона возле мыса Трафальгар.
В салоне постепенно установилась тишина.
Все присутствующие насторожились.
– Наполеон преследует австрийцев по направлению к русской границе. Русская армия спешит ему навстречу. Мне пришлось исполнить печальную обязанность и сообщить ему депешей о поражении адмирала Вильнева. Мы потеряли двадцать кораблей.
Послышались ахи и вздохи. Не может быть!
– Лорд Нельсон ранен, а Вильнев покончил жизнь самоубийством.
Опять наступила тишина. Все были поражены этим известием.
– Это – конец французского флота, – наконец проговорил седовласый человек. – Больше мы не в состоянии противостоять британскому владычеству на морях.
На следующий день давно ожидаемое письмо с вложенным в него банковским чеком было получено в доме по улице Невер. Его доставил корабль, которому удалось прорваться через установленную англичанами блокаду. Несколько недель спустя, к концу декабря в Париж было доставлено сообщение о победе, одержанной Наполеоном над русскими и австрийцами при Аустерлице, и эта весть сразу же заставила забыть о своем плохом настроении парижан, которые лихорадочно включились в торжества по этому поводу.
– Бонапарт перекраивает карту Европы, – горько заметил Филипп, обращаясь к Анжеле, – а Англия тем временем контролирует все наши морские пути.
Анжела какое-то время не думала о Минетт, но в эту зиму мысль о ней вернулась самым неожиданным образом.
Однажды в серый, неприятный день после полудня она поехала в карете на Пале-Рояль, чтобы встретиться с мадам Сутард. Их свидание состоялось в славившемся своим чаем, кофе и шоколадом кафе "Вамблер". Мадам Сутард часто получала вести от своего мужа, и, так как у четы де Ремюза не было времени на письма, эта дама стала для нее первоисточником всех сообщений, получаемых с театра военных действий.
Ее в Париже знали многие, и она была постоянно предметом всевозможных сплетен. От нее Анжела узнала еще кое-что о своей новой эксцентричной знакомой, мадам де Сталь. По словам мадам Сутард, она написала несколько книг. Она вызывала яростную ненависть Наполеона из-за своей политической активности и суровой критики в его адрес за его все крепнущий деспотизм. Он выслал ее из Парижа, заставив отправиться в родовое поместье ее отца под Женевой, которое он считал рассадником политических заговоров, направленных против его персоны.
– Неудивительно, что Филипп пришел в ужас, когда я ему об этом сказала!
– Вы на самом деле с ней встречались? – сказала мадам Сутард. – Здесь, в Париже? Когда это было?
Анжела была встревожена напористостью своей приятельницы.
– Может, мне не стоило говорить вам об этом. Она меня принимала не в Париже, а в доме, расположенном в нескольких лье от столицы. Она сказала мне, что приехала, чтобы уладить свои дела, имеющие какое-то отношение к инвестициям в Америке. Прошу вас, никому об этом не рассказывайте.
Мадам Сутард, прищурив глаза, несколько мгновений ее внимательно изучала.
– Вы видите вон ту женщину с длинными ресницами, в голубой бархатной шляпке? – Она указала на красивую, изящно одетую женщину, которая пила кофе в компании двух джентльменов. – Это знаменитая куртизанка. Тот джентльмен, слева, в настоящий момент является ее любовником.
– Неужели они встречаются так открыто? – спросила Анжела.
– Боже, да ее принимают повсюду, даже при дворе. У нее есть свои апартаменты в Пале-Рояле.
– Да? – с тревогой в голосе спросила Анжела.
– Разве вы этого не знали? – рассмеялась ее приятельница. – У многих куртизанок есть свои комнаты, расположенные наверху, над этими кафе и ресторанами.
– Но разве Пале-Рояль не является самым респектабельным кварталом?
– Конечно, – согласилась мадам Сутард. – Но ведь их ремесло приносит им большие доходы, а за деньги можно получить что угодно.
Анжела рассмеялась вслед за своей приятельницей, почувствовав при этом слабую боль в сердце, – это был червячок сомнения, присутствие которого она уже какое-то время ощущала, но старалась не обращать на него внимания.
Может, из-за того, что слова мадам Сутард заставили ее задуматься по этому поводу, но по дороге домой Анжела думала о пользовавшихся дурной славой балов октарунок в Новом Орлеане, о которых никогда не упоминали в культурном обществе.
Дурные мысли стали овладевать ею после встречи с красивым фаэтоном, в котором сидела единственная пассажирка. Когда Анжела ехала в карете на улицу Невер, она вновь и вновь вспоминала Минетт, хотя уже давно перестала надеяться увидеть на парижских улицах лицо Минетт.
Но обычно такая молодая девушка, – ей, казалось, было не больше шестнадцати или семнадцати лет, – обладающая такой обворожительной красотой, не могла находиться одна в карете без сопровождающего. "Может, это куртизанка?" – подумала Анжела.
Под влиянием возникшего у нее подозрения Анжела начала размышлять, испытывая неловкость от охватившего ее чувства вины о том, что могла случиться с Минетт. Она вспоминала, как однажды хотела поговорить о судьбе девочки с дядюшкой Этьеном, так как была уверена, что Минетт никогда не смирится со своим положением прислуги.
"Где же она сейчас? – думала она. – Может, она жила в одной из этих комнат, расположенных над фешенебельными кафе Пале-Рояля?"
В декабре Наполеон с Жозефиной вернулись в Париж, чтобы триумфально отпраздновать одержанные им победы. Возвратилась в столицу и чета де Ремюза, и Анжела с Филиппом провели с ними великолепный вечер, слушая их истории о проведенных императором военных кампаниях.
– Он, несомненно, факир на час, – кисло заметил Филипп. – Париж, кажется, сейчас отдал свое привередливое сердце Наполеону.
– У какого человека, скажите на милость, не пойдет голова кругом от таких непомерных восхвалений? – задумчиво произнесла мадам де Ремюза.
– Но у него достаточно забот, которые должны отвлечь его от шумных восхвалений толпы, – заметил ее муж.
– Он получил от своего заклятого врага Вильяма Питта "дружеское предостережение". Был раскрыт еще один заговор с целью покушения на императора.
– Боже мой! – воскликнул Филипп.
– Да, – кивнула мадам де Ремюза. – Какой подлинно христианский жест со стороны врага, вы не находите? Предполагаемый убийца арестован, но Питт предупредил Наполеона, что возможны и другие заговоры. Какую высокую оценку за все должен платить такой великий человек, как Бонапарт!
Разговор перешел к плану Наполеона воздвигнуть триумфальную колонну на Вандомской площади, знаменитой в прошлом площади, где стояла гильотина, на которой расстались с жизнью несчастные король с королевой и множество королевских единомышленников. Огюст де Ремюза подчеркнул, что она будет украшена литьем, полученным из металла захваченных у противника пушек.
Теперь, когда Наполеон постоянно пребывал либо в своей резиденции в Тюильри, либо в своем кабинете в Мальмезоне, Филипп возобновил свои усилия, чтобы добиться окончательного решения по поводу возврата своих земель и принадлежавшего ему шато. Но Анжела заметила, что он становится все более разочарованным из-за постоянно уменьшающихся шансов заполучить обратно собственность своего отца.
Хотя Франция все еще находилась в состоянии войны с Англией, император продолжал оставаться в Париже, занимаясь государственными делами и рассаживая своих братьев на троны различных государств, отвоеванных на Аппенинском полуострове. Он планировал этой осенью провести во Франции первую промышленную выставку; он рассматривал проекты прокладки новой дороги через Альпы, мечтая о возведении Триумфальной арки на площади Этуаль на Елисейских полях.
В августе месяце территория Франции еще расширилась за счет добровольного отделения от Священной Римской империи нескольких государств, которые образовали так называемую Рейнскую конфедерацию. Они приняли решение искать покровительства у Наполеона и после их присоединения размеры империи приблизительно стали соответствовать границам империи, установленным тысячу лет назад Карлом I, которого называли Карлом Великим. Но самым важным Анжеле показался тот факт, что правители Англии и России высказали желание приступить к мирным переговорам.
В сентябре внутренний мир Анжелы превратился в какой-то кошмар. Вначале она получила письмо из Луизианы, которое с радостью вскрыла, не будучи готовой к той трагедии, о которой в нем сообщалось. Письмо было написано рваным почерком разбитого горем человека. Дядя сообщал о кончине Клотильды, последовавшей от лихорадки, и просил Бога радушно принять у себя душу его дочери. Тетушка Астрид находилась в полной прострации, она переживала такой глубокий кризис, что не смогла добавить в письме ни одной строчки от себя, как и сам Эктор, который так любил, так обожал Клотильду.
"На то воля Божия, – писал ей дядя, заканчивая свое душераздирающее послание, – а необходимость заботиться о нашей внучке Мелодии, об этом ребенке, таком же чистом, таком же красивом, как и ее прекрасная мать, поможет перенести твоей тетке такое горе".
Анжела добавила много своих слез к тем, которые уже были выплаканы на этом листке бумаги. И вот ребенок оказался без матери, и она никогда больше не увидит своей дорогой Клотильды.
Филипп в этот вечер вернулся домой очень поздно. Обычно он в такой час не будил ее, но на сей раз, почувствовав, что она еще не спит, вошел к ней в комнату. Услыхав печальную новость, он сел к ней на кровать и нежно обнял. Анжела не могла сдержать слез. Потом он, раздевшись, лег рядом. Они не занимались любовью, но он не выпускал ее из своих объятий, пока она не уснула. Утром, проснувшись, Анжела увидала, что Филипп уже ушел, и вспомнила, каким немногословным он был накануне.
Мадемуазель Оре принесла ей кофе. Поставив поднос на столике возле кровати, она, широко распахнув шторы на окнах, сказала:
– Вас ждет ранняя посетительница, мадам. Она ужасно настойчива.
Анжела услышала шум на лестнице, и через несколько секунд к ней в спальню ворвалась мадам Сутард. С диким выражением глаз она подбежала к ее кровати. У нее, вероятно, не было времени, чтобы причесаться, и она накинула на голову какую-то старушечью косынку, которая ей абсолютно не шла.
– Нужно их остановить, Анжела! – закричала она. – Или один из них будет убит!
– О чем вы говорите? Кто будет убит? – спросила Анжела, поднявшись с кровати.
– Сегодня утром у них дуэль. На пистолетах! Гюстав оставил мне записку. Он убьет Филиппа! Или Филипп его! Пойдемте поскорее со мной! – Повернувшись к ошарашенной мадемуазель Оре, которая неподвижно стояла посредине комнаты, она бросила:
– Боже мой, мадемуазель, да принесите же платье для своей госпожи! Меня внизу ждет карета.
– Куда мы едем? – спросила Анжела, чувствуя, как у нее похолодели губы.
– В Сен-Клу.
Анжела окаменела от охватившего ее страха. Мадемуазель Оре набросила на нее накидку, а мадам Сутард вытолкнула ее в дверь, бросив на ходу мадемуазель:
– Принесите ей кофе туда!
Когда она села в карету, мадам Сутард мигом устроилась возле нее. Взяв из рук мадемуазель чашку с кофе, она коротко приказала:
– Вот, выпейте.
– Мне не хочется, – слабым голосом ответила Анжела. – Значит, Филиппа могут убить?
– В Сен-Клу, на площадку для дуэлей, – задыхаясь приказала она кучеру. – А теперь будем молить Бога, чтобы поспеть туда вовремя.
Было еще темно, но уже забрезжил серый зимний рассвет; улицы были покрыты легким снежком, и холодный туман висел над Сеной. Карета все сильнее раскачивалась, так как кучер, по приказу мадам Сутард, все сильнее погонял лошадей.
Только теперь она поняла, почему Филипп был так молчалив, когда накануне дуэли они лежали рядом в ее постели. Она считала, что это он переживает из-за смерти Клотильды. Вероятно, он тогда размышлял об этом гибельном свидании, но ничего ей не сказал. Он просто ее обнимал. И ушел, не сказав ей ни единого слова.
– Нет, я этого не в силах перенести! – громко произнесла она.
– Молитесь, чтобы мы поспели вовремя, – сказала Мария-Луиза.
Но они не успели. Их кучер все погонял несущихся галопом лошадей к лесной чаще, когда они услышали выстрелы. Их было два, второй сразу последовал за первым, и это не могло быть эхом.
