Текст книги "Клуб Мертвых"

Автор книги: Вильям Кобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

6
ЗАГАДОЧНЫЙ КАСТИНЬО

Мы оставили Марсиаля в ту минуту, когда он, чудесно спасенный от неминуемой смерти двумя незнакомыми людьми, был перенесен ими в карету, которая быстро помчалась в сторону Елисейских полей.

По земле, покрытой толстым слоем снега, колеса экипажа скользили быстро и бесшумно.

Эта мрачная траурная карета, безумно мчавшаяся среди ночного мрака, представляла какое-то фантастическое зрелище.

В то время Елисейские поля были почти оставлены аристократией и богатыми капиталистами. Роскошь эмигрировала в предместье Сент-Оноре, оставляя Елисейские поля среднему классу. Мрачная репутация Аллеи Вдов немало содействовала уходу оттуда богатых и осторожных.

Париж наших отцов имел еще тот странный образ, который зовут романтичным те из нас, кто никогда не видал ничего, кроме широких, прямых и монотонных улиц. Именно к Аллее Вдов и мчался этот романтически-траурный экипаж, уносящий безжизненного Марсиаля и незнакомку.

Она положила свою руку под голову молодого человека и осторожно поддерживала ее. Видимо, она была в глубочайшем волнении. Слезы,катившиеся из ее глаз, падали на лоб Марсиаля. Но он ничего не чувствовал.

– Вот, – прошептала незнакомка,– ещеодно создание, перед которым, быть может, жизнь открывалась лучезарной и прекрасной… и которое постепенно дошло до предела отчаяния.

В двадцать лет он уже хотел бежать из этой темницы, которая называется жизнью, и искать свободы, имя которой – смерть!…

– Бедный Марсиаль! Двадцать лет! А он? Он? – продолжала она дрогнувшим голосом, как будто бы ей пришла в голову еще более печальная мысль. – Разве ему тоже не двадцать лет? Не выбивается ли он теперь из сил в бездне горя, куда толкнули его ненависть и преступление?

Карета остановилась перед маленькой дверью, едва заметной в высокой стене, через которую обнаженные деревья протягивали свои ветви, отягощенные снегом.

Перед экипажем возникла какая-то тень. Дверца отворилась.

– Неси этого молодого человека в свою комнату, – сказала незнакомка. – Он без чувств. Пусть сейчас же предупредят господина де Бернэ… но главное, Пьер, ты знаешь, ни одного слова… Этот несчастный не должен знать, где он и кто его спас.

– Да, госпожа маркиза, – ответил человек, отворивший дверцы кареты.

Ом был невысокого роста, широкоплечий. Его седые волосы указывали на то, что он был далеко не молод.

– Но вы сами, что вы теперь будете делать? – спросил он.

– Я вернусь к себе. Завтра рано утром я буду здесь… Пусть Мертвые ждут меня.

Человек поклонился и с силой, которая не соответствовала его возрасту, поднял Марсиаля, как ребенка.

Вскоре дверь закрылась за ним, и черные лошади умчали мрачную карету незнакомки.

Старик направился к дому, скрытому среди вязов и дубов, последних остатков густых лесов, некогда покрывавших берега Сены.

Скажем несколько слов относительно таинственного дома, куда мы должны вскоре проникнуть.

Эта усадьба, принадлежавшая некогда одной из богатейших фамилий Юга, уже угасшей, была в течение многих лет покинута и необитаема. Вокруг нее завязался целый ряд процессов, тянувшихся до тех пор, пока адвокаты и судьи не перестали находить в них выгоду.

Итак, все кончилось. Судебные издержки, доходившие до громадной цифры, были распределены между противными сторонами и, таинственное наследие было получено… Кем? Вот что мечтали узнать любопытные. Но даже самые рьяные из них должны были удовольствоваться следующим…

Пять или шесть лет тому назад перед оградой заброшенного дома остановилась почтовая карета. Соседи, кабатчики, угольщики и прочие, конечно же, высыпали на улицу.

Из кареты вышел седовласый старик. Выходя, он поскользнулся и при этом обронил крепкое восклицание, по которому знаток легко определил бы происхождение старика.

Он был с Юга, из Марселя или из его окрестностей. Это было очевидно. Старик был женат, и его жена, такая же старая и седая, сопровождала его. Наконец, с ними был молодой человек, с виду мастеровой, лет двадцати пяти, относившийся к старикам с любовью и уважением. Следовательно, их сын.

Почтовая карета уехала, и калитка дома снова закрылась. Вот и все, что было известно о таинственных новоселах. Шло время, но любопытные так и остались неудовлетворенными и раздосадованными.

Имя старика было, по крайней мере он так звал себя, Кастиньо. Разве это было христианское имя?

Наконец однажды в одном из кабаков Шальо, один из посетителей, немного хромавший, услышав слово «Кастиньо», заметил:

– Я знаю его!

Судите сами, стали ли его расспрашивать! Но сначала, казалось, молодец был недоволен своей болтливостью, и его понадобилось сильно умасливать, чтобы убедить высказаться поподробнее. Кастиньо – оказывается – не имя человека, а название одного из кварталов Тулона! Кабатчик внимательно посмотрел на своего клиента. Вслед за тем в его мозгу родилась некая мысль… Он подошел к посетителю и тихо сказал ему:

– Ты хорошо знаешь Тулон?

– Да… Потом! Оставьте меня в покое!

Тон ответа был далеко не дружелюбен.

– Ба! – заметил кабатчик, дружески ударив по плечу собеседника. – К чему скрытничать со своими!… Ты был там! Даю голову на отсечение!

Вопрос был поставлен довольно прямо. На этот раз ответ был менее категоричен.

– А если бы и так?…

– О! Ты всегда был бы здесь, как у себя дома, тем более, что ты можешь оказать мне одну услугу.

Мальгаше, так звали кабатчика, которого мы еще будем иметь честь встречать в течение этого рассказа, сам имел за плечами немало грехов и несколько лет созерцания южного неба через железные прутья. Поэтому он быстро сговорился с Бридуаном (таково было имя каторжника).

Скоро уних возник план разведать, не был ли Кастиньо просто беглым каторжником.

Но одно дело – разработать план и совсем другое – его воплотить. Кастиньо редко выходил. Его сын работал в одной из городских мастерских, что казалось довольно странным ввиду того, что его отец был обладателем значительной недвижимости.

Жена Кастиньо ходила только на рынок и, по наблюдениям кумушек, она тратила едва ли несколько франков на содержание дома.

Мальгаше и Бридуан решили, что проще всего будет явиться днем, выбрав время, когда Кастиньо будет один. Без сомнения, наедине он скорее выложит свое прошлое, особенно если оно действительно не без пятен. Надо было только ловко взяться за дело…

Бридуан при помощи почтенного Мальгаше облекся в теплое пальто и широкую круглую шляпу, придавшую ему респектабельный вид, вооружился палкой в качестве опоры и защиты и, увидя вышедшую из дома жену Кастиньо, подошел к калитке и позвонил.

Его заставили ждать так долго, что он вынужден был звонить еще и еще. Каторжник тоже человек, и потому Бридуан, начав терять терпение, пробормотал сквозь зубы восклицание, содержавшее мало поучительного и на несколько лье вокруг дававшее возможность почувствовать расположение его духа.

По-видимому, это восклицание было своего рода: «Сезам, отворись!», так как в ту же минуту ворота отворились, и Бридуан оказался лицом к лицу с тем, кого он так страстно желал видеть. Сцена была короткой.

– Чего вам надо? – спросил Кастиньо.

– Я имею честь говорить с господином Кастиньо?

– С ним самым. Дальше!

– Можно поговорить с вами немного?

– Нет.

Этот странный ответ слегка обескуражил Бридуана. Он поднял глаза на Кастиньо. Недоверчиво и насмешливо смотревший на него старик имел далеко не добродушный вид.

Но в общем это был старик, без сомнения, не опасный, и Бридуан решился войти и завязать с ним разговор во что бы то ни стало.

– Убирайтесь вон! – сказал ему холодно Кастиньо, делая шаг вперед.

– Что?… Вон?… Как? Я прихожу… вежливо…

– Вежливо! Так сними тогда шляпу…

И быстрым взмахом руки Кастиньо сбил шляпу с головы Бридуана. Тот яростно вскрикнул.

– Не вертись, – продолжал Кастиньо, – ты так потеряешь парик.

Невольным движением Бридуан поднес руку ко лбу, но его фальшивые кудри уже были в руке старика, обнажив бритую голову каторжника.

В одно мгновение Кастиньо оказался между калиткой и своим непрошеным гостем. Тот рассвирепел и, сжав кулаки, двинулся к старику.

– Зачем ты пришел сюда? – спросил Кастиньо.

– Это тебя не касается!

– А! Ну, тогда…

И кулак Кастиньо, сила которого не соответствовала его годам, опустился на грудь Бридуана. Каторжник пошатнулся.

– Будешь ты отвечать? – спросил невозмутимо спокойный Кастиньо.

– Я тебя!… – вскричал Бридуан, в руке которого сверкнул нож.

Кастиньо усмехнулся. Слегка пожав широкими плечами, он шагнул к Бридуану. Каторжник вскинул руку… Дальнейшие события развивались непредвиденно и скоротечно. Так и не поняв, почему это произошло, Бридуан ощутил себя лежащим на песке лицом вниз. Мирный буржуа поставил колени ему на грудь и держал за горло.

– Теперь, – произнес Кастиньо, – мы поговорим. Кто ты? Зачем сюда пришел?

Бридуан задергался, как пойманная щука, но старик держал его мертвой хваткой.

– Говори!

– Я Бридуан.

– Откуда ты?

– Из Тулона.

– Ясно. Кто тебя послал сюда?

– Мальгаше!

– Кто этот Мальгаше?

– Кабатчик, здесь недалеко…

– Зачем ты пришел сюда?

– Чтобы узнать, кто вы.

– Ты знаешь это?

– Нет!

– Хорошо! Я тебе расскажу.

Говоря это, Кастиньо продолжал сжимать горло Бридуана, который уже не предпринимал попыток освободиться.

– Ты скажешь Мальгаше, – продолжал Кастиньо, – что Кастиньо – человек, который никому не обязан отдавать отчета и который не любит, чтобы за ним подсматривали. Ты добавишь, что если ему вздумается интересоваться мной, я обломаю ему бока, а так как он может не поверить этому, то ты расскажешь, что я проводил тебя так, как ты это сейчас увидишь… Я взял тебя за шиворот и за пояс, вот так…

Кастиньо в то же время наглядно демонстрировал сказанное.

– Я тебя поднял, как зайца, затем я вынес тебя к калитке, в которую ты вошел, и, раз, два, три, бросил тебя на улицу! Привет друзьям!

И Бридуан вылетел на улицу, как узел с грязным бельем.

Сказать, что возвращение Бридуана к Мальгаше имело триумфальный характер, значило бы погрешить против истины. Нос его был в крови, колени и прочие части тела требовали усиленной заботы. В ответ на расспросы Мальгаше Бридуан рассказал свою историю и, надо отдать ему справедливость, его откровенность была выше всех похвал. Мальгаше задумался.

– Однако, надо будет еще посмотреть, – заметил он.

– В таком случае, ты посмотришь сам.

– Ба! Какая-то жалкая потасовка!

– Я хотел бы тебя там видеть!

– Значит, ты – на попятный?

– Еще бы!

Мальгаше пожал плечами с видом высокомерного презрения и про себя решил удовлетворить свое любопытство более безопасными средствами.

Признав себя побежденным, Бридуан тем неменее сохранил в глубине сердца (если предположить, что у него имелся этот важный орган) свирепую ненависть к Кастиньо. Покидая кабак, он решил не обходить своим вниманием дом, где ему был оказан такой трогательный прием. Но он воздержался сообщать об этом своему другу Мальгаше, который со своей стороны пришел к выводу, что лучше всего жить в мире с соседом, у которого такие солидные кулаки.

Одним словом, или Бридуан отложил свои планы, или Мальгаше действительно решился умерить свое любопытство, но только Кастиньо больше никто не беспокоил, и он мирно продолжал свою патриархальную жизнь.

Ворота были постоянно заперты, а маленькая дверь в стене не привлекала ничьего внимания, так как днем она никогда не отворялась.

Теперь возвратимся в сад, где Кастиньо (так как, без сомнения, это был он) уносил на плечах безжизненное тело Марсиаля.

В ту минуту, как он подошел к дому, дверь его отворилась и показалась женщина со свечой, пламя которой она тщательно закрывала рукой от ветра.

– Ну что, Пьер? – спросила она вполголоса. – Что там?

– Разбуди Пьерро и приготовь комнату на первом этаже. У нас больной.

– Боже мой! Бедный!

– Ба!.Мы немало их видели! Через два часа он совсем оправится. Ну же, Мишелина, приготовь постель. Где Пьерро?

– Здесь, отец, – отвечал молодой звучный голос.

– Ты, Пьерро, – быстрее ветра к номеру пять!

– Понял, отец!

– Не через ворота! Перелезай через стену. Кто знает, может быть, есть любопытные. Отдашь это письмо ему. Если его нет дома, вели слуге немедленно отыскать его.

Пьерро взял у отца конверт из траурной бумаги и, цепляясь за неровности стены, перемахнул ее и помчался по улице.

Марсиаль был перенесен в дом. Мишелина хлопотала около него, стараясь устроить как можно удобнее.

Погружение в воду было так непродолжительно, что симптомов удушья не наблюдалось. Был просто обморок, вызванный, вероятно, ударом о воду.

Кроме того, Кастиньо, засучив рукава, усердно занимался растиранием, которое воскресило бы и мертвого. Через четверть часа Марсиаль вздохнул, потом открыл глаза и огляделся вокруг

– Где я? – прошептал он.

– У друзей, – ответил Кастиньо.

– У меня нет друзей, – вздохнул молодой человек.

– Не надо говорить такое. Честные и мужественные сердца есть повсюду, и часто там, где их менее всего ожидают найти.

Марсиаль попытался было приподняться, но силы его оставили, и он тяжело упал на постель.

– Да, я припоминаю теперь, – сказал он, проводя рукой по лбу. – Я хотел умереть.

– И не умерли! Ба! Это часто случается!

– Значит, вы меня спасли?

– Я? И не думал!

– Однако, я уверен…

– Что попробовали холодной воды? Это точно.

– Но кто же спас меня?

– Вероятно, водолаз. На набережной бегает уйма собак! заметил со смехом Кастиньо.

Марсиаль взглянул на старика. Глубоко запавшие глаза и худое лицо светились добротой и честностью. Марсиаль понял, что имеет дело не с врагом.

– Расскажите мне, что случилось, прошу вас, – сказал он.

– Милостивый государь, – ответил с чувством собственного достоинства Кастиньо, – солдат не может изменить своей присяге.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я солдат в том смысле, что у меня есть начальники. Мне сказали:«Вот молодой человек, который хотел напиться бульону. Позаботьтесь о нем и возвратите его нам в добром здравии». Я позабочусь о вас. Это все. Больше я ничего не знаю. Да и не желаю знать. Довольствуйтесь этим.

– Разве вам здесь плохо? – спросила жена Кастиньо.

Марсиаль печально улыбнулся.

– Я не имею права жаловаться… Меня спасли… хотели оказать мне услугу… Поэтому я должен только благодарить вас и тех начальников, о которых вы говорите…

– Добавлю,– сказал поспешно Кастиньо, – что от вас требуют только одного: отдохнуть, уснуть, если можете…

– Будьте уверены, что как только мне позволят силы, я тут же избавлю вас от своего присутствия.

– Вот как!… Впрочем, это меня не касается. Если пожелаете уйдете, но пока речь не об этом… Ваши глаза сами закрываются. Спите же… Спокойной ночи!…

И Марсиаль, истощенный и измученный, немедленно уснул. Кастиньо и его жена оставались еше некоторое время возле него.

– Э! Мой старый Ламалу, – сказала жена вполголоса. – Тут опять скрывается какое-нибудь таинственное дело.

– Ах, если бы знать! – отвечал так же тихо старый Пьер (да-да, под именем Кастиньо скрывался бывший тюремщик Большой Башни)… Когда она мне сказала: «Возьми этого молодого человека»… Боже мой! Я все еще надеюсь, что увижу малютку…

– А ты уверен, что это не он?

– Она бы мне это сказала… Боже мой! Что-то теперь с ним? Не найдем ли мы его, как и этого, готового к самоубийству?…

– Не говори так, Пьер!… Я уверена, что госпожа маркиза найдет своего Жака.

– Дай-то Бог!

В эту минуту снаружи послышался слабый продолжительный свист.

– Это, должно быть, номер пятый, – заметил Ламалу.

Он поспешно вышел и, подойдя к знакомой нам маленькой двери, ударил в нее три раза с расстановкой, а затем два раза подряд. Снаружи ему отвечали одним ударом.

Тогда дверь отворилась, и на пороге показался Арман де Бернэ.

– Что случилось? – спросил он тихо.

– Есть утопленник.

– Ведите меня к нему.

Вслед за Пьером Арман осторожно вошел в комнату, где спал Марсиаль, и склонился над ним.

Вдруг он вздрогнул и выпрямился.

– Кто это? – спросил он.

– Я не знаю, госпожа маркиза привезла его сегодня в своей карете.

– Как его зовут?

– Не знаю.

Арман снова склонился над Марсиалем.

– Какое странное сходство! – прошептал он. – Пусть он спит! Когда проснется, дайте ему немного поесть.

– Вам известно, что на утро назначено собрание?

– Я остаюсь здесь.

Арман еще раз взглянул на Марсиаля и прошептал:

– Нет, подобное чудо невозможно. Эту тайну нужно раскрыть.

Дав Ламалу и его жене последние наставления, он вышел в соседнюю комнату и бросился на постель.

7
ТРАУРНЫЙ ЗАЛ

Солнце только что взошло. В воздухе стало теплее, ветер утих и наступила оттепель. Елисейские поля были еще совершенно пусты. Вдруг со стороны площади показался быстро мчавшийся кабриолет, которым правил мужчина, закутанный в шубу. Экипаж вдруг остановился на Аллее Вдов. Человек в шубе вышел из него, бросил вожжи груму и зашагал по лабиринту аллей, о которых мы говорили. Он подошел к дому, где жил Ламалу, обогнул садовую стену, остановился у калитки и громко, протяжно свистнул. Он ждал недолго и, постучавшись известным образом, вошел вовнутрь. В ту минуту, как он исчез, от стены медленно отделилась тень, бывшая до сих пор незаметной.

– Эге! Старина Бридуан! – прошептала тень. – Кажется, ты накрыл птичку в гнезде! – Он зло рассмеялся.

– То-то Волки порадуются!

Затем он осторожно подобрался к таинственной двери.

– Да, – продолжал он. – Вот что значит иметь терпение!

В то время, как он говорил это, новый стук колес заставил его насторожить уши. Экипаж остановился почти в том же месте, где и первый. Бридуан, одетый в дрянную блузу, казалось, не особенно заботился о своем костюме. Он растянулся на земле и прижался к стене так, что его скрывала падавшая от нее тень. Второй посетитель исполнил те же формальности, что и первый. Дверь отворилась, и он исчез.

– Двое! – пробормотал Бридуан,отползая прочь от двери.

Потом он встал на ноги.

– Ну, – продолжал он свой монолог, – посмотрим, надо ли пытаться узнать побольше…

Пока он обдумывал этот вопрос, стук колес раздался снова. На этот раз приехало двое.

– М-да, – проговорил Бридуан, – я совсем не прочь свернуть шею старику, но теперь там слишком много народу, и меня могут принять еще хуже, чем в первый раз. Что же, подождем!

Приняв это благоразумное решение, Бридуан поправил шапку и поплелся по унылой дороге. Оставим его с его планами и, не подвергаясь той опасности, которой он боялся, войдем снова в дом Ламалу-Кастиньо.

Этот двухэтажный особняк с мансардой, бывший ранее частью роскошной усадьбы, еще хранил печать былого величия. Поднявшись на несколько ступенек, вы входите в довольно большую переднюю. Конечно, для жилища бывшего тюремщика, каким был Ламалу, этот дом имел слишком удобный и роскошный вид, который невольно вызывал удивление. Дубовые резные двери из передней ведут в комнаты, меблированные в строгом стиле. Стены задрапированы плотными обоями. Дорогие картины французской и итальянской школы, тяжелые люстры. Но меблировка одной из них повергла бы в удивление непосвященного. Мы уже сказали, что начало рассветать и, несмотря на туман, первые лучи света проникали в окна. Но в эту комнату свету неоткуда было проникнуть. Все стены от потолка до пола были обтянуты черной траурной материей, украшенной серебром. Потолок был также черного цвета, и с него спускались серебряные лампы, слабо освещая комнату. Казалось, что эта комната была громадной гробницей, и из темных углов ее каждую минуту могли появиться какие-нибудь фантастические видения.

В конце комнаты стоял длинный стол, покрытый черным сукном с серебряной бахромой, а над столом висела картина…

Молодой, высокого роста человек, казалось, готов был выскочить из черной рамы. Его бледное лицо было озарено ужасным и в то же время прекрасным сиянием. На груди, к которой он прижимал руку, виднелись пятна крови… Сверкающие глаза, казалось, умоляли и приказывали что-то. Кто это был? Мы сейчас узнаем это… Вокруг стола, освещенного серебряным канделябром, сидели четверо. Два кресла были пусты. Одно из них было более высокое, чем другие, другое, пониже, стояло по правую руку от него. Кто были эти люди? И для чего собрались они в этом странном месте? Прежде всего представим их читателю.

Один, сидевший по левую руку от председательского кресла, был человек, возраст которого трудно было определить. В свете его звали Арчибальд Соммервиль. Знатное имя. Громадное состояние. Он был известен в Париже своей страстью к лошадям, говорили, что его конюшни были самые лучшие.

У него был крючковатый нос, маленькие, но живые и проницательные глаза, но главной отличительной чертой его наружности была необычайная бледность, так что при взгляде на его гладко выбритое лицо можно было подумать, что оно принадлежит статуе, а не живому человеку.

Человек, сидевший напротив Арчибальда Соммервиля, был, очевидно, англичанин, так как его верхняя челюсть имела типичную форму, которую карикатуристы на все лады преувеличивают. Но если глаз прежде всего останавливался на этой особенности, то главным образом потому, что над верхней губой виден был след ужасной раны. Часть правой щеки была оторвана каким-то снарядом, и, несмотря на то, что мясо было снова приращено, на щеке остался неизгладимый зловещий след.

Сэр Лионель Сторригэн был рыжеватым блондином. Его бакенбарды, того же цвета и необычайной длины, еще более усиливали почти отталкивающую странность его наружности, но большие голубые глаза, открытые и добрые, с лихвой искупали недостатки остальных частей лица.

Сэр Лионель считался лучшим стрелком в Париже и великолепным фехтовальщиком.

Двое других, очевидно, не принадлежали к одному классу с Соммервилем и сэром Лионелем.

При первом же взгляде на них можно было сказать, что это, разумеется, братья и даже больше – близнецы. Сходство между ними было поразительным. Одинаковые черные, коротко остриженные волосы, крупные, но красивые черты лица. По возрасту они были еще почти дети. Едва ли им было более чем по двадцать. Но их глаза выражали волю и доброту, а сильно развитые мускулы говорили о незаурядной силе.

Мы уже сказали, что сходство было между ними поразительным, но одно обстоятельство давало возможность самым надежным образом различить их.

Оба они были однорукими.

Но по странной случайности у одного не было правой руки, у другого – левой. Было ли это игрой природы или результатом несчастного случая, во всяком случае это выглядело очень странно. Руки были ампутированы почти от самых плеч, и пустые рукава были прикреплены к сюртукам лентами. Все звали их не иначе как Правый и Левый. Это были, конечно, прозвища, но они позволяли со всей определенностью различать братьев.

Читатель поймет, что каждый из людей, собравшихся в этом таинственном месте, должен был иметь не совсем обычное прошлое, о котором мы расскажем в течение этого повествования. Все четверо были погружены в свои мысли. Казалось, что мрачная торжественность окружающей обстановки располагала их к глубоким раздумьям.

Вдруг Арчибальд поднял голову.

– Должно быть, уже рассвело, – сказал он.

– Да, – отвечал Лионель, – маркиза скоро придет…

– Ждать – наша обязанность, – торжественно сказал Правый.

Едва он успел это проговорить, как позади пустого кресла появилась черная фигура. Это была женщина. Можно было подумать, что она выросла из-под земли.

Все четверо поспешно встали.

– Простите, что я заставила себя ждать, – прозвучал приятный звучный голос. – Я не спала всю ночь, а между тем знаю, что не имею права отдыхать…

Сказав это, незнакомка откинула капюшон, закрывавший ее лицо. Это была Мария Мовилье, виденная нами в хижине Бертрады, на коленях умоляющая о спасении своего ребенка, оскорбленная каторжником Бискаром, Мария Мовилье, ставшая теперь маркизой Фаверей и матерью Люси, которой угрожала страсть де Белена.

Годы испытаний пощадили ее красоту, придав ей, подобно ограненному алмазу, ореол величия.

– Господа, – сказала она. – Трое из вас не знают, для чего я назначила эту встречу. Господин Соммервиль, сэр Лионель, вы имеете право требовать объяснений…

– Мы подождем, пока это будет вам угодно, – сказал Арчибальд, наклоняя голову.

Сэр Лионель сделал отрицательный жест.

– Прежде всего, – продолжала Мария, – наш друг Арман де Бернэ, должен дать нам некоторые пояснения…

Она позвонила.

Открылась потайная дверь, и в ней появился Ламалу.

– Господин де Бернэ там?

– Да, маркиза.

– Пусть он войдет сюда.

Ламалу исчез. Через минуту появился Арман.

Он низко поклонился маркизе Фаверей.

– Господин де Бернэ, – произнесла она, – вы оказали помощь больному?

– Науке в этом случае сильно помогла природа…

– Молодой человек вне опасности?

– Совершенно…

– Он не требовал у вас объяснений?

– Никаких… Он спит.

– Скоро ли он будет в состоянии явиться сюда?

– Убежден, что в этом смысле нет теперь никакой опасности, – напротив, это произведет хорошее впечатление на его воображение…

– Хорошо. Сядьте рядом со мной, господин де Бернэ.

Арман повиновался и сел справа от маркизы.

– Господа, – продолжала Мария после минутного молчания, – вы встречали некоторое время тому назад молодого художника по имени Марсиаль?…

– Действительно, – сказал Арчибальд, – но я уже давно нигде не видел его, правда, еще совсем недавно, слышал о нем от одной особы.

– От кого?

– От презренной женщины, которая называет себя мадам де Торрес.

Мария жестом остановила его.

– Значит, этот человек для вас не незнакомец. Что касается меня, то я несколько раз встречала его в свете и почувствовала к нему странную симпатию…

Она провела рукой по лбу.

– Впрочем, почему я говорю «странную»?… Нет… Все вы, знающие мою тайну, поймете, что Марсиалю двадцать лет, возраст моего сына… оставшегося сиротой после смерти мученика, безмолвно присутствующего на наших собраниях…

Говоря это, она полуобернулась к портрету, висевшему за ее креслом.

– Да, – продолжала она голосом, в котором слышались слезы, – в каком-нибудь уголке света есть человек так же, как и Марсиаль, преследуемый судьбой, так же, как и он, может быть, тщетно пытавшийся обрести свое место в свете… Может быть, он так же плачет и в отчаянии протягивает руки к небу!

Сэр Лионель и Арчибальд встали.

– Мы поклялись его найти…

– И мы его спасем, хотя бы это стоило нам жизни, – добавили Правый и Левый.

– Благодарю!, О! Благодарю вас от всей души! – произнесла маркиза. – Не думайте, что я сомневалась в вас хоть одно мгновенье! Я убеждена в успехе!… Да, я найду его, бедное похищенное дитя… Но; увы! Каким увижу я его?

Она опустила голову.

Слова Бискара, произнесенные в ту ужасную ночь, все еще раздавались у нее в ушах…

«Настанет день, – сказал злодей, – когда негодующий народный голос! донесет до тебя имя неслыханного злодея, которого будет ждать эшафот. Тебе расскажут перечень его преступлений, который ты выслушаешь с содроганием… Тогда я, Бискар, приду к тебе и скажу:«Мария Мовилье, знаешь ли ты, кто этот человек, голова которого готова пасть на эшафоте? Этот человек – твой сын!»

– Маркиза, будьте мужественны! – произнес Арман.

– Да… – сказала она. – Да, я не имею права на слабость. Простите меня, друзья мои…

Наступило минутное молчание.

– Вы не забыли, господа, – снова заговорила Мария, – что произошло после нашего последнего собрания? Несколько месяцев тому назад было совершено ужасное преступление. Убили одну несчастную женщину. Поводом к убийству было воровство. После долгих розысков полиции удалось, наконец, захватить одного из убийц. Благодаря своим связям господин Соммервиль узнал в день допроса, что убийца, сознавшийся в своем преступлении, рассказал следователю в довольно неопределенных выражениях о существовании в Париже тайного общества, совершившего множество различных преступлений, но до сих пор оставшихся безнаказанными. По настоянию следователя он, однако же, сказал наконец, что это общество называется «Парижские Волки». Когда я узнала об этом, меня вдруг осенила одна идея… Более двадцати лет тому назад, когда еще я жила в Тулоне, во время одного процесса, в котором было замешано множество каторжников, выяснилось существование этого ужасного общества, носящего столь зловещее название. «Волки» существовали уже тогда, объявив обществу беспощадную войну, и один из этих негодяев, мучимый совестью, назвал главаря и создателя этого общества. Звали его Бискар. Он исчез, но дело этого человека осталось. Да и кто знает? Может быть, он все еще руководит им из мрака. Вот что пришло мне в голову. Найти Бискара – значило найти след моего ребенка! Соммервиль получил позволение увидеться с преступником, чтобы всеми средствами постараться добиться от него более точных признаний. Увы! Богу не было угодно этого…

Волнение маркизы заставило ее замолчать.

– Когда я пришел в тюрьму, – докончил за нее Арчибальд Соммервиль, – то я узнал, что преступник был найден в то самое утро мертвым

– Это, без сомнения, было новое преступление, – сказал Лионель.

– Может быть! Эта странная смерть позволяет предположить, что «Парижские Волки» сумели найти себе сообщников даже внутри тюрьмы.

– Все возможно, но, во всяком случае, на теле несчастного не видно было никаких следов борьбы. Он был найден повесившимся на одной из полос железной решетки, и сторожа не слыхали внутри никакого шума…

– Это было для меня ужасным ударом, – продолжала маркиза, уняв свое волнение. – Чуть было появившаяся вдали надежда снова исчезла! Между тем узнали, что преступник жил некоторое время на Жеврской набережной у старьевщика, которого давно подозревали в скупке краденого… К несчастью, политические смуты отвлекали внимание префектуры в другую сторону, и, как это часто бывает, не было принято всех мер предосторожности, так что когда полиция явилась к старьевщику произвести обыск, то оказалось, что он исчез в ту ночь…

– Французская полиция чересчур рьяно занимается заговорами, – заметил Лионель.

– Тем не менее, – продолжал Арчибальд, – мы решились не оставлять этого дела. Жеврская набережная посещается большинством французских воров, которые стараются отделаться от краденого, й через некоторое время мы убедились, что в одном доме, содержимом неким Блазиазом, собирались по ночам разные таинственные личности. Очень легко могло случиться, что старьевщик просто сменил место, что мы и решили выяснить точно.

– Ваша очередь, Правый и Левый, – сказала маркиза.

Братья переглянулись, затем один из них встал. Это был Левый.

– Много ночей мы простояли на набережной, занимаясь наблюдениями, – сказал он, – и каждую ночь мы видели, как к Блазиасу являлись самые подозрительные личности. В особенности один из них обратил на себя внимание. Он приходил к Блазиасу, как господин и повелитель… У него был свой ключ от дома, и он входил, не предупреждая никого…

– Я предполагала, – перебила маркиза, – что этот человек был, если не сам Бискар, то, во всяком случае, один из главарей ужасной шайки. Тогда было решено, что Правый и Левый попытаются захватить этого человека, затем дотащить его до моей кареты, где я буду в состоянии узнать его, но случай решил иначе…