Текст книги "Ричард Глостер, король английский (СИ)"
Автор книги: Виктория Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– Такой душевной чистоты я достиг долгими днями раскаяния, покаяния и взыванием о помощи к Пресвятой богородице, дитя мое, – ответил Пьер Ланже, ласково погладив по голове девочку. – И я надеюсь, что тебе никогда не придется испытать моих прежних мучений.
– Так и будет, отец Ланже, ведь я решила остаться здесь и принять постриг, – горячо воскликнула Екатерина Ланкастер, выдавая свое самое заветное желание. Аббатство де Сенанк казалось ей надежным убежищем от мира, безумного своей жестокостью, цветущим садом любви посреди пустыни ненависти. Много раз Екатерина становилась свидетельницей того, как люди, потерпевшие жизненное крушение за стенами монастыря, возрождались к жизни благодаря стойкой вере монахов в милосердие бога. Особенно хорошо в старинном аббатстве становилось летом, когда зацветала лаванда, и ее запах смешивался с чистым горным воздухом. Тогда даже звездное небо становилось ярче, и весь мир казался подлинным совершенством.
Малолетняя принцесса скучала только по своему дедушке Рене и королеве-матери, которые отнюдь не были любителями посещения монастырей. И все же Екатерине Ланкастер довелось увидеться с Маргаритой Анжуйской, когда королева неизлечимо заболела язвой желудка. В надежде облегчить ее страдания королеву привезли в аббатство де Сенанк. Принцесса ожидала, что теперь мать призовет ее к себе, но напрасно. Тогда девочка потихоньку приблизилась к келье, отведенной Маргарите Анжуйской и увидела, что льстивые придворные ее матери теперь совершенно открыто показывают свое к ней равнодушие. Они были разочарованы тем, что их госпожа не могла вернуть себе прежнее величие, и считали зря потерянными годы, отданные службе королеве Маргарите.
Пользуясь безразличием придворных, Екатерина проскользнула в келью матери. Королева находилась совершенно одна и тщетно пыталась привстать с постели, чтобы позвать на помощь. Увидев дочь, Маргарита замерла, и неподвижно уставилась на нее. Екатерина в невольном порыве бросилась к ней, и, обняв ее, прошептала:
– Матушка, пожалуйста, не отталкивайте меня. Простите меня, матушка.
Она просила прощения у матери за то, что не оправдала ее надежд, за то, что ни разу не доставила ей никакой радости. Маргарита молчала, но слезы побежали по ее исхудавшим щекам, она прижала дочь к своей груди, и Екатерина в первый раз почувствовала ее материнскую любовь.
С их последней встречи прошло четыре года, но Екатерина не передумала принять постриг. Особенно она укрепилась в своем намерении, когда ее духовный отец Пьер Ланже стал аббатом де Сенанк. Дни Екатерины проходили в самых разнообразных занятиях: в молитвах, в переписывании старинных рукописей, в уходе за больными и раненными, обратившимися за помощью в аббатство де Сенанк. Для нее не было большей радости на свете, чем видеть как выздоравливающие люди все больше проникаются к обитателям монастыря теплыми чувствами. Постриг Екатерины немного отложился из-за того, что она пожелала собственноручно ухаживать за двумя итальянскими путешественниками, сильно пострадавшими от горных разбойников.
Спускаясь во двор, чтобы переменить в тазу воду, Екатерина вдруг заметила возле ворот аббатства крупный конный отряд воинов, да еще под знаменем с изображениями английских львов. "Что делают в нашем аббатстве англичане? " – испуганно подумала Екатерина, и ее сердце заныло от тревожного предчувствия. Особенно всполошилась принцесса, когда она узнала в одном из всадников графа Оксфорда. Девочке сразу захотелось уйти от него подальше, но спрятаться ей не удалось. Граф Оксфорд заметил ее, и, подойдя к ней с остальными рыцарями, неожиданно со своими спутниками преклонил перед ней колено, что заставило ее испуганно вскрикнуть.
– Собирайтесь, моя королева, мы приехали за вами, – сказал граф Оксфорд, делая вид, что не заметил ее испуга. – Настало вам время занять ваше законное место.
– Что вы такое говорите, граф? Моя мать назначила наследником Ланкастеров кузена Генриха Тюдора, – протестующим тоном произнесла Екатерина.
– Ваш благородный кузен убит вашими врагами и теперь никто, кроме вас, не может законно претендовать на корону Англии, – веско проговорил граф Оксфорд.
– Вы хотите сказать, что теперь пришла моя очередь погибнуть в вашей бесконечной войне? – запальчиво воскликнула Екатерина. – Умоляю вас, граф, уезжайте и оставьте меня в покое. Ни на что я не собираюсь претендовать. Мне предстоит принять постриг, я должна предаваться благочестивым размышлениям, а вы своими разговорами о мирском величии смущаете меня.
– Я бы повиновался вам, королева, если бы вы признали себя моей повелительницей, и пока вы этого не сделаете, я от вас не отстану, – упрямо заявил граф Оксфорд. – Я никогда не поверю, что дочь благородного Генриха Шестого и отважной Маргариты Анжуйской решится оставить верных слуг своих родителей на произвол судьбы. Мы клялись в вечной верности царственным Ланкастерам и надеялись на их ответное к себе участие.
– Ах, я ничего не хочу слышать. Я не разбираюсь в ваших распрях! – Екатерина зажала свои уши руками и кинулась бежать прочь от опасного собеседника.
Убежав в монастырский сад, юная принцесса заплакала навзрыд. Не о борьбе за власть мечтала Екатерина. Она была уверена, что больше никогда в жизни не услышит о междоусобице в Англии, которая больше никоим образом ее не будет касаться, и вот появление мрачного графа Оксфорда, который вцепился в нее мертвой хваткой бульдога, разбило ее надежды на мирную жизнь и ее простые радости. Екатерина надеялась, что настоятель Пьер Ланже выполнит свое обещание взять ее с собой в поездку в столицу Ренессанса – чудесную Флоренцию, и главное, – в конце октября в Прованс должен был вернуться ее любимый менестрель Робер Верль из Сицилии, и спеть свои новые песни.
Вспомнив о настоятеле Ланже, Екатерина повеселела. Его ум обязательно поможет ей выбраться из затруднительной ситуации, он найдет способ избавиться от англичан, приехавших за нею. Принцесса была уверена – ее духовный отец любит ее и не захочет с нею расстаться. Надеясь услышать подтверждение этому, Екатерина поспешила к настоятелю.
Очевидно, граф Оксфорд успел побывать у Пьера Ланже раньше ее, поскольку из его комнаты явно говорили о состоянии дел в Англии. Но беседовал с настоятелем не граф, а аббатиса Беренгария. Екатерина невольно остановилась и прислушалась к разговору.
– Явное безумие посылать на этот остров ребенка, отец де Сеннанк, – возмущалась аббатиса. – Как может малолетняя Екатерина уцелеть в ожесточенной борьбе, в которой погибли могучие рыцари, гораздо более ее сведущие в искусстве воины. А ей исполнилось всего четырнадцать лет, она не выживет в атмосфере постоянных заговоров и интриг. Согласиться выполнить требование графа Оксфорда все равно, что согласиться отдать ягненка стае кровожадных волков.
– Вы забываете о божьей воле, что вам вовсе не к лицу, матушка, – проговорил Пьер Ланже с такой суровостью, что Екатерина с трудом узнала его голос. – Я тоже не менее вас надеялся, что молодой граф Тюдор останется единственным претендентом от Ланкастеров на корону Англии и Екатерину минует опасная участь быть вовлеченной в войну Алой и Белой роз. Если этого не произошло, значит, мы не правильно понимали волю бога. Екатерине следует отправиться в Англию с графом Оксфордом. Она родилась на английском троне, с первых минут ее существования на белом свете ей было предназначено быть владычицей своей страны и ее судьба быть королевой Англии вне наших взглядов и желаний. Я тоже ничего хорошего не жду от этого предприятия для нашей принцессы кроме возможного пленения и ранней смерти, – ее враги слишком могущественны, – но каждый должен нести свой крест!
Екатерина замерев, впитывала в себя каждое слово аббата Ланже. Его духовный авторитет был так велик, что она не усомнилась в верности ни одного его слова. Подслушанный разговор произвел полный переворот в душе Екатерины, и она с бесчувственной покорностью дала согласие графу Оксфорду на свой отъезд.
Проживающие в аббатстве дамы благородного дворянского происхождения почтительно сняли с наследницы английского престола грубое монастырское одеяние из простого холста, надели на нее парчовое платье с золотой вышивкой, и заплели ей косы с жемчужными нитями. Екатерина Ланкастер приобрела облик особы королевского происхождения, за которой приехал отряд знатных англичан, и они с немалым чувством удовлетворения увезли ее из стен аббатства де Сенанк.
Екатерина тайком проплакала всю дорогу до Парижа, оплакивая гибель кузена Тюдора и свою участь. Принцесса была уверена, что едет в Англию за своей гибелью, а она была очень молода, и ей хотелось жить всем своим существом. Грубое веселье окружавших ее английских баронов навевало на нее еще большую тоску. Но перед встречей с Карлом Восьмым Екатерина постаралась взять себя в руки, и с полным самообладанием говорила с французским королем, обещая ему от своего имени быть ему верным союзником и никогда не начинать войны с Францией.
Вступив на берег Англии, Екатерина окончательно распрощалась со своей жизнью. Она решила посвятить себя усилиям, которые способствовали бы увеличению благосостояния ее королевства и согласию с ее совестью. Сначала Екатерина направилась в военный лагерь Тюдоров, встретилась со своим дядей лордом Джаспером и познакомилась со многими своими сторонниками из английской знати, затем поехала в хорошо укрепленный город Лестер, где содержались главные пленники, взятые после Босвортской битвы.
Узнав, что в тюрьме содержится сам король Ричард Третий, Екатерина Ланкастер выразила желание встретиться с ним и с его людьми. Сами пленники не горели желанием встречи с дочерью своих заклятых врагов, которая сама стала их главной противницей. Но неповиновение грозило им еще большим унижением, поскольку Джаспер Тюдор отдал их под надзор одного из самых больших ненавистников Ричарда Третьего – лорда Томаса Леукнора, чей замок Бодиам король захватил и его семью пленил. Лорд Леукнор не упустил бы случая поиздеваться над пленниками, если только они подали к тому повод.
Изнуренные долгим плохим содержанием в цепях, пленники медленно поднимались по ступенькам вверх в наиболее благоустроенную часть башни. Екатерина в то время находилась возле горящего камина, тщетно пытаясь согреться: она не привыкла к суровому английскому климату, и от преждевременно наступивших холодов ее не спасало даже теплое платье из плотного зеленого бархата.
Появление группы людей в оковах, одетых в изодранную в клочки одежду, заставило ее забыть о холоде. Екатерину обдало жаром волнения, – от этой первой встречи многое зависело и в жизни этих людей, и в ее судьбе.
Принцесса Ланкастер подошла к пленникам, и они увидели подростка, который только что стал девушкой. Екатерина находилась в том возрасте, когда люди больше всего похожи на ангелов. Ее черты лица окончательно сформировались, сменив их детскую неопределенность, но чистота их линий еще не была потревожена неумолимым временем. Свежесть красок подчеркивала прелесть ее облика, и делало его незабываемым отпечатком особой душевной ясности. Строгий ценитель мог найти кое-какие изъяны ее внешности, но большинство зрителей сочли бы, что более совершенные линии лица не нужны такому обаятельному облику, прекрасному своим соответствием душевной чистоты и оригинальной внешности. На свою мать, Маргариту Анжуйскую, чего сильно опасались товарищи Ричарда Третьего, разделявшие с ним его пленение, Екатерина мало была похожа, она напоминала ее разве что гибкой фигурой и темными глазами. Овал лица и светлые каштановые волосы Екатерина унаследовала от своего отца.
Екатерина Ланкастер рассматривала пленников не менее внимательно, чем они ее. Она тоже опасалась этой встречи, боясь, что все ее детские страхи, в которых фигурировали беспощадные к ней Йорки, окажутся правдой. Но вместо чудовищного горбуна, чья кровожадность сразу бросалась бы в глаза, Екатерина увидела молодого мужчину с приятным, хотя и изнеможенным от многих лишений лицом, имеющим чуть непропорциональную фигуру. Его спутники тоже ничем не отличались от обычных людей, если не считать крайней изнуренности, напомнивших ей многочисленных страдальцев, искавших приюта в ее родном аббатстве. Над ними черной тенью висело присутствие лорда Томаса Леукнора, которого даже присутствие принцессы не могло заставить отвести от них взгляд, полный открытой ненависти.
Ричард Третий острее всех переживал униженное положение пленника и, не выдержав, он первый прервал затянувшееся молчание.
– Если вы вдоволь насмотрелись на нас, госпожа Ланкастер, то проявите христианское милосердие, отпустите нас назад в темницу, – резко проговорил бывший король. – Многие из нас получили столь тяжелые раны, что теперь недолго могут стоять на ногах.
Лорд Леукнор как коршун, кинулся к нему, и гневно заявил:
– Хотя бы вы все и подохли, как паршивые собаки, мир бы ничего от этого не потерял. Многие совестливые люди сочтут, что способствовать гибели мятежников это благое дело!
– Я считал по правилам рыцарской чести – врагов можно изводить только в открытом и честном бою, а не морить беззащитных пленников. Вы не благородный человек, лорд Леукнор, – сжал свои тонкие губы Ричард.
– Тебе ли толковать о благородстве, узурпатор Йорк?! Благодаря твоим стараниям и стараниям твоих подлых родичей, наша королева Екатерина долгое время была лишена своих законных прав. От этого в нашем королевстве следовала одна беда за другой – принялся было горячо доказывать лорд Леукнор, но Екатерина, видя, что словесная перепалка между ним и королем Ричардом приобретает опасный оборот, поспешно прервала своего защитника следующими словами:
– Лорд Томас, прошу вас, успокойтесь, от вашей запальчивости может быть больше зла, чем пользы. Избегайте употреблять по отношению к королю Ричарду слово "узурпатор" пока парламентский суд не докажет этого.
– Разве нас еще не осудили? – изумленно спросил Ричард Третий, вспомнив указ Генриха Тюдора.
– Я намереваюсь пригласить как можно больше известных европейских юристов, чтобы они раз и навсегда прояснили вопрос по поводу наследования английской короны, – твердо заявила Екатерина. – Я встретилась с вами только затем, чтобы сообщить вам об этом и избавить вас от неизвестности по поводу вашей дальнейшей участи. В следующий раз, король Ричард, мы увидимся с вами в Вестминстере, на парламентском суде, где кроме нас будут присутствовать другие особы, имеющие основания претендовать на английский престол, – сыновья вашего брата Эдуарда Четвертого, дети покойного герцога Бекингэма, граф Уорик, и Джон де Поль – сын вашей сестры герцогини Суффолкской. Если решение суда будет не в мою пользу, я удовольствуюсь герцогством Ланкастерским на что, как мне кажется, я имею полное право.
– Парламент уже собирался по этому вопросу, и высказался недвусмысленно и ясно. Только Йорки имеют право на английскую корону, а мой господин Ричард имел первоочередное право наследования в момент смерти короля Эдуарда Четвертого, поскольку граф Уорик был восстановлен в правах парламентом только год спустя по настоянию короля, – не сдержавшись, сказал граф Суррей. Но его гневная отповедь не смутила душевной безмятежности Екатерины Ланкастер.
– Как ваше имя, милорд? – терпеливо спросила она.
– Эдвард Ховард, граф Суррей, – назвал себя тот, и Екатерина продолжила свою речь:
– Вы верно говорите, граф, но упускаете из виду одно обстоятельство. В момент того заседания парламента, о котором вы упомянули, в зале суда присутствовали юристы только семейства Йорков, так что их решение трудно назвать беспристрастным. Я же пригласила в суд не только законников моей семьи и вашей стороны, но и юристов из Франции, Италии и Бургундского герцогства – союзника Йорков. Надеюсь, вы согласитесь с моим предложением, – предположила принцесса Ланкастер, посмотрев на короля из рода Йорков. Ричард встретился с ней взглядом, и тут же отвел свои глаза, словно их ослепила мощная вспышка солнечного света. Но неведомая сила заставила его снова искать ее взгляд, словно в нем содержались ответы на все его вопросы.
– Если так обстоят дела, то я согласен с вашими намерениями, принцесса, – высказался Ричард.
– Еще бы тебе не согласиться, Йорк, ведь все складывается для тебя как нельзя лучше, – возмущенно фыркнул лорд Леукнор. – Вместо казни под топором, которую ты заслужил, обрекая на эту смерть лучших людей Англии, противящихся твоей тирании, благодаря мягкосердечию моей госпожи тебя ждет лишь справедливый суд, и то касающийся не твоих злодеяний, а твоих сомнительных прав.
– Лорд Томас, окажите мне услугу, – окликнула его Екатерина.
– Да, моя госпожа.
– Возглавьте мою охрану в дороге. Я собираюсь ехать к моему дяде лорду Джасперу и поговорить с ним, – непреклонно сказала Екатерина, видя, что Леукнору не по душе ее поручение. Но он не посмел ей возразить, и, выходя из зала, бросил на пленников растерянный и возмущенный взгляд хищника, у которого отняли его добычу.
– Я вижу, лорд Леукнор плохо обращается с вами. Не можете вы назвать мне имя моего сторонника, на чьем попечении вы предпочли бы находиться, – мягко обратилась к пленникам Екатерина.
– Думаю, миледи, им бы мог стать граф Стэнли, – осторожно предположил герцог Норфолк, видя, что король не склонен отвечать на этот вопрос – для него все лорды из стана Ланкастеров-Тюдоров были одинаковы. – Он коварен, но не жесток.
– Вот уж нет, я предпочитаю иметь дело с лордом Леукнором, который, по крайней мере, открыто показывает мне свою вражду, чем с этим двуличным изменником, – резко высказался Ричард, который до сих пор не мог простить себе, что доверился мужу Маргарет Бифорт.
– В таком случае, милорды, я сама найду вам нового стража, – пообещала им Екатерина, и приказала своей охране отвести пленников в соседнее помещение, более пригодное для жилья, чем их бывший застенок.
Поразмыслив немного, Екатерина решила доверить надзор за Ричардом Третьим и его людьми капитану французских наемников Филиберу де Шанде. Его, как иностранца, мало касались перипетии войны Алой и Белой роз, у него не было ни одной причины для личной ненависти к Ричарду Третьему, он сражался на стороне Генриха Тюдора исключительно ради платы. Любезный француз согласился выполнить поручение принцессы Ланкастер, включая обязательство хорошего обращения с пленниками и заботы о них.
Екатерина с легким сердцем начала готовиться в дорогу, а капитан Шанде тут же приступил к своим новым обязанностям. Для узников была доставлена теплая вода для мытья и новая чистая одежда. Они в первый раз за много дней отведали нормальной еды, состоящей из горячего бульона и запеченной дичи, а не остатки обеда остававшегося после слуг. Все происходящее казалось пленникам нереальным сном, и они испытывали невольную благодарность к Екатерине, чье имя раньше вызывало у них только ненависть.
Ричард Третий как всегда воспринимал события глубже и острее своих приближенных. В то время как они пустились в горячее обсуждение встречи с принцессой Ланкастер, он замкнулся в себе, прислушиваясь к незримо начавшейся новой работе своей души, и даже не услышал, как к нему обращается герцог Норфолк.
– Государь, вы видели примету, ведь вы стояли к принцессе ближе всех? – был вынужден тот повторить свой вопрос.
– Я не смотрел на ее руки, я смотрел на ее лицо, – рассеянно ответил Ричард, совсем забывший, как он договаривался с соратниками обнаружить наличие или отсутствие родинки – доказательства происхождения Екатерины Ланкастер. Но лорд Феррерс, стоявший позади короля, утверждал, что родинка была, и Ричард был склонен с ним согласиться, – знакомство с принцессой Екатериной захватило его сердце без остатка.
Заслышав шум во дворе, предвещавший отъезд Екатерины, он бросился к окну, движимый желанием еще раз ее увидеть, и оставался стоять на месте еще долгое время после того как кортеж принцессы скрылся из вида, весь во власти противоречивых мыслей и чувств.
Пытаясь вывести своего короля из прострации, рыцарь Кэтсби спросил:
– О чем вы думаете, государь? – и к своему удивлению получил от него немного сбивчивый ответ: – Принцесса так молода, Уильям, она ровесница моей дочери и носит тоже имя, что и она... Трудно питать к ней вражду.
– Но если мы этого не будем делать, государь, Ланкастеры нас погубят – заметил герцог Норфолк.
Ричард ничего не ответил на это замечание, но, начиная с этой минуты, его приближенные явственно ощутили произошедшую в нем перемену. Исчез монарх, находившийся в постоянном гневе из-за непокорства своих подданных, исчез воин, яростно ненавидевший своих врагов. Вместо них в Ричарде вдруг проявился придворным кавалер, трепетно подвластный всем движениям своего сердца и умело придававший им форму, предписанной канонами куртуазной науки. Речь Ричарда стала мягкой, плавной, полной многих метафор и блестящих сравнений. Он стая гораздо терпимее к людям и их недостаткам, чувствовал желание творить для них благо в благодарность за тот подарок судьбы, которым стала для него встреча с Екатериной Ланкастер.
Сама Екатерина переживала не самые приятные минуты, объясняясь по его поводу с лордом Джаспером Тюдором. Когда она приехала в военный лагерь, чтобы обговорить дальнейшие действия, то обнаружила, что лорд Томас Леукнор уже успел нажаловаться ее дяде за то, что она отстранила его от надзора за пленным Ричардом Третьим. Лорд Джаспер пришел в немалое изумление, выслушав рассказ Леукнора. Разумеется, Маргарита Анжуйская рассказывала ему о странностях своей дочери, но он и предположить не мог, что необычность принцессы Екатерины дойдет до того, что она будет делать явные поблажки своему кровному врагу. Лорд Тюдор попытался сделать строгое внушение своей царственной племяннице, указывая на необходимость публичной устрашающей казни для Ричарда Третьего и его соратников, и наткнулся на не менее твердое заявление Екатерины, что она никому не собирается подписывать смертный приговор: ни о какой мести Йоркам с ее стороны и речи не может идти. Лорду Джасперу с его неприятными предчувствиями оставалось только готовиться к походу на столицу.
На пути в Лондон Екатерина заметила, что население отнюдь не радо возвращению Ланкастеров, вернувшихся в Англию при помощи французских наемников. Также неприветливо встретили ее 1 декабря 1485 года и лондонцы, – из их памяти еще не выветрилось воспоминание, как армия ее матери Маргариты Анжуйской разграбила город и сожгла половину его домов.
Вступив в столицу, Екатерина первым делом направилась в Тауэр, но не для того, чтобы захватить арсенал или забрать корону, как думали сторонники Йорков. Не обращая внимания на королевскую сокровищницу Англии, принцесса спустилась в подземную тюрьму, где уже пятнадцать лет томился верный слуга Ланкастеров Роджер Гриффитс, пострадавший за верность ее отцу Генриху Шестому. Он наконец-то дождался двойной радости – радости освобождения и радости видеть свою обожаемую принцессу. Однако потрясение оказалось слишком велико для его ослабевшего сердца, и он умер два дня спустя в Брукском замке Джаспера Тюдора, где остановилась жить принцесса Ланкастер.
На парламентское заседание в Вестминстере Екатерина пришла в траурном платье по умершему Роджеру Гриффитсу. Скорбь ее была так велика, что она вовсе не прислушивалась к прениям законников, поглощенная собственным бессилием достойно вознаградить преданного слугу. Защиту ее интересов взял на себя Джон Мортон, епископ Илийский.
Ричарда ее безучастный вид занимал больше, чем все происходящее вокруг. Все обстояло так, как обещала ему Екатерина, – на заседании присутствовали юристы из пяти европейских стран, на чье справедливое и беспристрастное мнение можно было положиться. Были также дети герцога Бекингэма, его племянники Уорик и Джон де Поль, чьи права также досконально разбирались по каждому пункту. Несколько встревожило Ричарда отсутствие сыновей Эдуарда Четвертого, но он успокоил себя объяснением, что королеве Елизавете было бы неприятно, если бы ее дети целый день слушали бы о своей незаконнорожденности, поэтому она не пустила их в Вестминстер. Думая об этом, Ричард пропустил первую часть судебных прений, и стал прислушиваться, когда понял, что против прав Екатерины Ланкастер на английский престол имелись серьезные возражения, выдвинутые советником его сестры Маргариты Бургундской Филиппом де Коменжем. Во-первых, существовал юридический акт, по которому Генрих Шестой передавал права на английский престол Йоркам; во-вторых, род Ланкастеров происходил от незаконнорожденного сына первого герцога Ланкастера, и вообще не мог иметь прав на престол, поскольку в свое время силою сверг законного короля Ричарда Второго, прямого, наследника своего деда Эдуарда Третьего. Джон Мортон блестяще опроверг эти возражения.
– Покойный государь Генрих Шестой подписал акт под силовым принуждением Йорков, которые первые нарушили взятое в нем свое обязательстве чтить в нем своего короля, что сделало документ недействительным. Вопрос о передаче Йоркам престола возник из-за отсутствия у короля наследников, и поскольку у Генриха Шестого все же появились дети по милости божьей, этот вопрос отпадает сам собой, – говорил он. – Далее. Граф Джон Ланкастер был соответствующим образом узаконен своим отцом, чему я могу предъявить доказательства. Если игнорировать подобные документы, то тогда становится непонятным, для чего существует юриспруденция, и чем мы с вами сейчас занимаемся. И Ричард Второй указал на потомков герцога Ланкастера как на своих наследников, чтобы обеспечить прямую преемственность власти. Следовательно, пока существуют потомки герцога Ланкастера, других наследников быть не может, какими бы правами они не обладали. Что касается низложения Ричарда Второго, то если принимать подобные факты во внимание, придется признать, что никто из присутствующих здесь наследников не имеет прав на трон – все они происходят от короля Эдуарда Третьего, который силой сверг своего отца с престола с помощью своей матери Изабеллы Французской и барона Роджера Мортимера!
Желающих поспорить с умелым оратором епископом Илийским не нашлось, и представитель римского папы Лоренцо Монтини уточнив напоследок у старшего сына герцога Бекингема, может ли он представить дополнительные документы в свою пользу и, получив отрицательный ответ, торжественно объявил вердикт всех судей:
– Да здравствует Екатерина, Божьей милостью королева Англии!
Его возглас подхватили почти все присутствующие кроме самых упорных сторонников Ричарда Третьего:
– Да здравствует Екатерина, Божьей милостью королева Англии!
Этот крик вывел Екатерину из ее задумчивости. Она глубоко вздохнула, прощаясь со своей скорбью и ощущая необходимость своего участия во всем происходящем вокруг. Сперва она своим негромким, но четко поставленным голосом поблагодарила своих сторонников за поддержку, затем перевела свой взгляд на пленного Ричарда Третьего.
– Милорд, если вы сейчас отречетесь от престола и дадите мне клятву верности, то вы и ваши люди получите немедленное освобождение и полное прощение своих проступков против рода Ланкастеров, – сказала Екатерина.
Ричард заколебался. Он настолько свыкся с мыслью, что является законным королем Англии, что ему было трудно отказаться от этого утверждения. С другой стороны, он не мог найти серьезного возражения против предложения Екатерины, оно не противоречило его представлениям о чести. Ее же предложение было лучшим выходом из ситуации их династического противостояния. Ричард опустился на одно колено и медленно произнес слова отречения и клятвы верности.
Екатерина облегченно вздохнула, – ей решительно не хотелось снова отправлять его в тюрьму, – и во всеуслышание объявила:
– Возвращаю вам титул герцога Глостера и связанные с ними земельные владения. Что касается герцогства Йоркского, то, учитывая ваши сложные запутанные семейные отношения, придется разобраться с этим вопросом на дополнительном судебном заседании. Благодарю вас за внимание, милорды, и надеюсь увидеть вас завтра, поскольку накопилось много имущественных споров.
Стремясь поскорее завершить этот трудный день, Екатерина спешила удалиться в свои покои в Вестминстере, но дорогу ей преградил мрачный лорд Джаспер:
– Племянница, вы сегодня подписали смертный приговор не только себе, но возможно всем нам, вашим верным слугам. Ричард Йорк, которого вы отпустили на свободу, не успокоится, пока не вернет себе и своему роду прежнее царственное положение, – жестко произнес он. – Королевское милосердие к изменникам Йоркам имеет пагубные последствия, достаточно вспомнить трагическую судьбу вашего отца Генриха Шестого, которого я до сих пор оплакиваю.
– На все воля божья, – устало произнесла Екатерина, не желая с ним спорить и не желая объяснять ему, что простилась со своей жизнью давно, при отъезде из аббатства де Сенанк.
А Ричард, герцог Глостер, наслаждался вновь обретенной свободой, быстро проезжая на коне по лондонским улицам и ласково кивая бурно приветствующим его лондонцам. Он чувствовал, что для него наступает новая жизнь, и был готов с воодушевлением принять от нее новые сюрпризы.
К его удивлению, в городском доме Йорков Бейкардз-касл его встретила невестка Елизавета Вудвилл, явно обрадованная его появлением. Она выглядела как женщина, избежавшая смертельной опасности и видевшая в нем своего единственного защитника.
– Ричард, как я счастлива, что ты, наконец, вернулся домой! – воскликнула королева Елизавета, быстро подходя и протягивая к нему свои руки.
– Что случилось, Элизабет? – с беспокойством спросил Ричард: он никогда не был дорог своей невестке настолько, чтобы ее взволновало его появление.
– Я должна покаяться перед тобой, Ричард, и попросить у тебя прощения за все мои интриги, направленные против тебя в сообщничестве с Генрихом Тюдором, – ответила, дрожа, королева. – Не смотря на все наши договоренности с тобой, я не смогла примириться с тем, что мои сыновья потеряли свое положение первых лиц в Англии. Я изыскивала способы вернуть им корону, не смотря на здравый смысл. Но когда я услышала о твоей гибели в Босвортской битве, то погрузилась в безграничную печаль, – ты за год сделал мне больше добра, чем вероломный Эдуард за двадцать лет.
– Да, я подозревал о твоем сообщничестве с Тюдором, Элизабет, но у меня не хватило решимости бороться с тобой, вдовой моего любимого брата, – грустно признался Ричард. – Я предпочел думать, что если я уничтожу Генриха Тюдора, эта проблема решится сама собой.
– Бог чуть не покарал меня за это, – на глазах Елизаветы показались слезы. – Генрих Тюдор подкупил твоего слугу сэра Джеймса Тиррела, что бы он убил моих сыновей Эдуарда и Ричарда в Тауэре. Их спасло только чудо, гибель Генриха Тюдора и воцарение Екатерины Ланкастер. Только тогда я поняла, насколько жизнь моих мальчиков важнее короны, и как ты был прав, предостерегая меня от блестящей, но опасной королевской участи.
