Текст книги "Ричард Глостер, король английский (СИ)"

Автор книги: Виктория Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Вор, который вместо того, чтобы красть, разделся, и чуть ли не догола? И откуда леди Стэнли могла знать, что ночью к королеве заберется вор? – недоверчиво спросил лорд Невилл, и Ричард снова нахмурился в ответ на его обоснованное недоумение. Некоторое время король молчал, затем взорвался целым потоком слов:

– Нет, я не верю вам, кузен, не верю. Я немедленно отправляюсь в Англию, там я докопаюсь до истины. Я поверю только своей жене, слышите вы?! – и Ричард стремительно вышел из своего шатра, чтобы отдать приказ о немедленном отъезде. Лорд Невилл сокрушенно вздохнул, видя подобную преданность Ричарда своей жене. Похоже, королева Екатерина выйдет сухой из воды. Ричард поверит любому ее оправданию.

Король поручил завершить поимку беглых мятежников лорду Томасу Фитцжеральду, графу Килдеру, назначенного им помощником своего племянника Эдуарда, и больше ничто в Ирландии его не удерживало. Он добрался до Англии быстрее, чем его кузен Невилл до Ирландии, и через четыре неполных дня уже был в Чизвелл Грин, приехав туда как раз перед закатом солнца.

Увидев из окна приезжих, Екатерина поспешила выйти из своих покоев, думая встретиться с гонцом от своего мужа, но перед ней на лестнице предстал сам Ричард, который никого не счел нужным предупредить о своем приезде. Он окинул жену беглым взглядом, и не найдя в ней перемен, быстро и облегченно проговорил:

– Я приехал раньше времени, Кэти, поскольку больше не мог оставаться вдали от тебя. Наша разлука оказалась настоящим чудовищем, не только измучив нас, но и породив в близких нам людях стремление еще больше нас разлучить. Мой кузен Невилл рассказал мне невероятные вещи, вроде того, что в твоих комнатах поймали полуодетого наглеца, которого ты якобы сама добровольно к себе впустила. Но я не поверил этой лжи, Кэти! Знаю, что ты сейчас скажешь мне слова, вновь убеждающие меня в твоей душевной чистоте и неизменной любви ко мне.

Тон Ричарда стал умоляющим, будто исключительно от Екатерины зависело, будет ли их дальнейшая жизнь безоблачно счастливой или будет отравлена непростительной обидой. И Екатерина осознала, что это действительно так, только от ее слов зависело сейчас ее оправдание. Ей легко было найти необходимые слова любви, когда любовью к Ричарду дышало все ее естество, и 'постоянное пребывание с ним составляло главное блаженство ее жизни. Но королева даже ради своего семейного счастья не могла пожертвовать миром и спокойствием Англии, которой как воздух была нужна передышка от бесконечных войн. Много дней Екатерина думала над тем, какое объяснение она представит Ричарду по поводу обвинений лорда Невилла, но невозможно было оправдаться, не подставляя леди Стэнли. Ей приходилось брать вину на себя, – она знала вспыльчивость Ричарда и понимала, что за эту клевету он не пощадит графиню, которая и так была виновата перед ним своими многочисленными заговорами. Екатерина надеялась на безграничную любовь к ней своего мужа; на то, что она совершит чудо и Ричард простит ее, не смотря на то, что она не сможет оправдаться перед ним. Она залилась невольными слезами и умоляюще произнесла:

– Ричард, прошу тебя, забудь об этом прискорбном случае, будто его никогда не было, и ничто больше не разлучит нас с тобой. Пожалуйста, прости меня!

Но Ричард отшатнулся, словно внезапно увидел на ее месте безобразное чудовище, и даже закрыл свои глаза. Но гнев позволил ему быстро овладеть собой, и он громко крикнул, призывая командира своей охраны:

– Шелтон!

Сэр Роберт Шелтон, суровый рыцарь из северного Йоркшира, немедленно явился на зов своего повелителя, громко гремя шпорами.

– Слушаю ваш повеления, государь, – бесстрастно сказал он, делая вид, что не замечает прискорбного зрелища уличенной в измене жены.

– Немедленно арестуйте сэра Хью Ридгрейва и доставьте его ко мне! – приказал ему король, и рыцарь Шелтон поспешил уйти, выполняя это приказание.

Оставшись наедине с женой, Ричард принялся пристально рассматривать ее, не упускал ни одной подробности ее смущенного вида, и наконец удивленно прошептал:

– Поразительно, Екатерина, ты изменила мне, но сама, ничуть не изменилась, осталась прекрасной, как всегда, – и угрожающе добавил: – Но можешь оставить всякие мысли о любовниках. У тебя больше не будет другого мужчины, кроме меня, я об этом позабочусь!

– Я этого желаю всей душой, Ричард, – робко проговорила Екатерина, осмелившись, наконец, посмотреть на мужа, но ее обращение вместо того, чтобы успокоить его, рассердило его с новой силой, – он не поверил ей. В Ричарде боролись гнев оскорбленного мужа и нежность любящего любовника, в нем стремительно росло желание своими поцелуями стереть в Екатерине всякое воспоминание о постыдных объятиях любовника, укравшего у него верность его жены. Тогда юная королева впервые узнала грубость супруга: теперь в нем начисто отсутствовало стремление своими ласками доставить ей как можно больше удовольствия, он желал только вернуть себе утраченное сознание принадлежности ему любимой женщины. Их былое душевное единство было разрушено, их переполняли разные чувства и переживания.

Но даже в этот тяжелый для себя час Ричард Третий не желал смешивать небесный дар любви с ненавистью, совершать насилие, и он нашел в себе силы подняться выше своего гнева и отчаяния. Король резко оттолкнул от себя Екатерину и, круто повернувшись, поспешил к выходу, опасаясь снова задеть жену своим гневом. Екатерина побежала за ним, – она боялась не грубости Ричарда, а того, что он ее бросит. Резкая боль заставила ее остановиться и схватиться за живот в невольном желании уберечь от следующих потрясений своего будущего ребенка. Страх за него сделал ее недвижимой, и она в отчаянии следила взглядом за мужем, который удалялся от нее все дальше. Розы во дворе цеплялись за одежду Ричарда, но и они были слишком слабы для того, чтобы остановить его и вернуть к Екатерине.

Ричард быстро направился в Тауэр, желая расправиться с соблазнителем жены, но Шелтон на следующий день виновато доложил:

– Государь, я не могу выполнить вашего приказа. Выяснилось, что Ридгрейв сбежал из страны.

Ричард, больше не сдерживая своей ярости, ударил его кулаком по лицу и озлобленно проговорил:

– А может, выполнить мой приказ вам помешал недостаток преданности мне, Шелтон? Неужели весь мир состоит из предателей и изменников?! Я уже никому не верю и не хочу верить... – но его несправедливость по отношению к верному слуге немного привела его в чувство, и Ричард пробормотал: – Впрочем, сэр Роберт, если вы измените мне, я не буду на вас в обиде. Я заслужил ваше предательство, так недостойно с вами обойдясь.

– Мой король, я не изменил к вам своего отношения, ведь ваш удар предназначался вовсе не мне, а людям, причинившим вам нестерпимую обиду, – преданно ответил Ричарду Роберт Шелтон, мужественно воздерживаясь от того, чтобы не ухватиться рукой за горящую щеку. – Я готов на все, лишь бы доказать вам свою верность.

Ричард поверил искреннему тону своего испытанного рыцаря, и задумался. Потом он сказал:

– Сэр Шелтон, вы мне окажете неоценимую услугу на всю жизнь, если вы возьмете на себя охрану моей жены. Зная, что она находится под вашим присмотром, я буду спокоен и за ее безопасность, и за ее пристойное поведение.

– Я готов, – без колебаний ответил Роберт Шелтон, и Ричард, простившись с ним, уехал в Вестминстер. Там он прихватил своего кузена лорда Невилла, и отправился вместе с ним в графство Йоркшир, стараясь всецело погрузиться в дела и отвлечься от мыслей о своем личном несчастье.

Екатерина не могла заснуть всю ночь, надеясь, что муж одумается и вернется к ней, и только перед рассветом она забылась беспокойным сном. Утро принесло ей новую тревогу. К ней пришел начальник ее охраны лорд Чарльз Трентон, любезный пожилой мужчина, с которым она любила по вечерам играть в шахматы, с жалобой на то, что люди короля Ричарда выгоняют его солдат с их постов, а их командир, сэр Шелтон вообще приказывает им покинуть Чизвелл Грин.

– Увы, милорд, я пока ничем не могу вам помочь. Я прогневила своего супруга, теперь и вы должны страдать за это. Нам остается только подчиниться, – печально ответила ему Екатерина. – Но, не беспокойтесь, как только представится возможность, я вознагражу вас за пережитые лишения.

Лорд Чарльз со слезами простился со своей любимой королевой, и со своим отрядом покинул ее резиденцию. Екатерина осталась с сэром Робертом Шелтоном, который не слишком церемонился с нею за ее вину перед королем Ричардом. Оплеуху, полученную им от короля, он относил на ее счет, поэтому не испытывал к королеве никакого сочувствия. Придворные дамы Екатерины тоже жаловались ей на бесцеремонность воинов с севера, больше привыкших к кровопролитным сражениям, чем к придворному обхождению. Солдаты при попустительстве Шелтона чувствовали себя в резиденции королевы как в захваченной крепости, и не стеснялись без спроса заходить в любые комнаты, если считали это нужным. Видя, как тяжело приходится ее прислужницам от непривычного им грубого солдатского обращения, Екатерина отпустила их до лучших времен по домам, хотя и нуждалась в женской поддержке в последние месяцы беременности. Королева оставила при себе только двух пожилых дам, наиболее привязанных к ней, и Скай Эббот. Скай оказалась единственным человеком, который не тушевался перед произволом сэра Шелтона и его солдат: мало того, она своей твердостью и упреками заставила смущаться Роберта Шелтона, и благодаря ее усилиям солдаты стали вести себя более пристойно.

Екатерина все ждала, что Ричард простит ее и вернется к ней: она молилась и надеялась на это, но неделя проходила за неделей, а муж за все ее долгое томительное ожидание не написал ей даже короткого письма, и никак не давал о себе знать. Для Ричарда их разлука была не менее мучительна, чем для нее, он много бы дал за то, чтобы без ущерба для своей чести вернуться к жене, но твердо усвоенные им моральные принципы твердили ему, что потакание и легкомысленное отношение к измене есть не меньшее зло. Да и мать его герцогиня Йоркская открыто возмущалась тем, что ее сын никак не наказал свою неверную жену.

– Стал жить отдельно от нее, что это, скажи на милость, за кара такая?! – негодовала герцогиня в разговоре с Ричардом. – Нужно устроить над опозорившей тебя Ланкастер открытый и нелицеприятный суд, развестись с ней, осудить на тюремное заключение. Она заслуживает, по меньшей мере, ссылки в монастырь Бермондси.

– Екатерина еще очень молода, матушка, почти ребенок – она ровесница моей дочери Кэтрин. Нужно принять это во внимание и проявить к ней снисхождение, хотя она и допустила непростительную слабость, – Ричард все же нерешительно пытался защитить жену.

– У королевы нет возраста и не должно быть человеческих слабостей, Ричард, иначе какой пример для подражания она подает своим подданным, – сурово сказала ему мать, и в сердцах добавила:

– То, что ты оставил жену на свободе, весьма тревожит меня. Как бы нам не пришлось краснеть за нее еще раз.

– Я оставил ее под надзором сэра Шелтона, матушка. Думаю, он справится с возложенной на него задачей, – мрачно сказал, опустив голову Ричард. Разговор с матерью разбередил его не успевшие затянуться душевные раны.

– А вот это правильно! Сэр Шелтон известен как честный и неподкупный человек, – обрадовалась герцогиня Сесилия, и вновь начала уговаривать сына принять по отношению к изменщице самые суровые меры наказания. Гибель мужа и сына Эдмунда до сих пор отдавалась мучительной болью в сердце герцогини Йоркской, и она не желала проявлять ни малейшего милосердия к дочери Маргариты Анжуйской, обрекшей их на смерть.

– Твоя слабость вредит твоей репутации, Ричард, – убеждала Сесилия Йоркская. – Люди не понимают опалы королевы и винят в ней твою тиранию.

Но Ричард не смог ни простить жену, ни проявить к ней жестокость, и не менял неопределенное положение развода, в котором они оба находились.

Однако даже милосердная сдержанность Ричарда оказалась губительной для его юной жены, отсутствие поддержки с его стороны и постоянные тревоги подорвали ее здоровье, отняли у нее силы, и Екатерина оказалась неспособной родить самостоятельно, когда в начале мая пришло время появиться на свет ее ребенку. Вдобавок слишком узкий таз роженицы мешал благополучному разрешению ее от бремени. Роды у Екатерины превратились в настоящую схватку жизни и смерти. Испуганная акушерка призналась сэру Шелтону, что можно спасти либо мать, либо дитя, но грозный рыцарь непреклонно заявил ей:

– Спасайте обоих, достойная женщина, в ином случае король отнимет головы у нас двоих.

Подавленная повитуха поспешила обратно, кляня про себя человеческое невежество, заставляющее требовать от нее невозможного. Роберт Шелтон в волнении расхаживал в приемной королевы, ожидая новостей, но роды длились уже сутки, а Екатерине не становилось лучше. На него налетела Скай Эббот, – ее все больше тревожило тяжелое состояние королевы. И она закричала:

– Не стойте как пень, сэр Роберт, сделайте что-нибудь! Найдите более искусных повитух. Еще немного, и королева с ребенком погибнут.

Тут на рыцаря Шелтона снизошло нечто похожее на озарение: он вспомнил, как в одном из военных походов ему довелось стать свидетелем трудных родов у крестьянки, которая тоже долго не могла родить. И только нечаянное известие о том, что в доме начался пожар, совершило чудо. От страха женщина поднатужилась и родила долгожданного ребенка.

Сэр Роберт больше не медлил ни минуты, он поспешил к мучающейся Екатерине, схватил ее за плечи и грозно закричал:

– Готовьтесь к смерти, мадам. Только что от короля мне поступило распоряжение предать вас немедленной казни за вашу супружескую измену.

Видя прямо перед собой свирепое лицо рыцаря, и слыша его страшные слова, Екатерина пришла в ужас, и вдруг у нее откуда-то появились силы сопротивляться ему и неминуемой смерти. На мгновение она забыла об изнуряющей ее боли, и этого мгновения младенцу оказалось достаточно, чтобы с громким криком вырваться на свет. Екатерина содрогнулась всем телом и впала в беспамятство.

Она очнулась солнечным майским утром, когда нежный ветерок, долетавший к ней из окна, стал ласково шевелить ее волосы. Увидев, что королева пришла в себя, служанки радостно бросились к ней и наперебой старались выполнить любое ее желание. Екатерина попросила принести ей ребенка, и одна из служанок дала ей в руки ее дочь. Это крошечное существо показалось Екатерине подлинным чудом, и она преисполнилась благодарности всему миру за испытываемое ею счастье материнства. Девочка сделалась еще дороже ей, когда королева заметила, как плохо окружающие скрывают свое разочарование от того, что она родила дочь, а не сына. Екатерина вспомнила как ей самой приходилось страдать в детстве от жалоб матери, что она оказалась не мальчиком, и еще теснее прижала крошку к себе оберегающим жестом, ничуть не жалея о том, что из-за трудных родов у нее больше никогда не будет детей. Ее счастье было полным, безграничным и бесконечным.

Когда Екатерина окрепла, она позвала сэра Шелтона, чтобы лично поблагодарить его за спасение дочери и свое собственное. Притихший Роберт Шелтон вошел в ее спальню в то время, когда королева кормила ребенка – она не пожелала отдать свою дочь в чужие руки кормилицы, хотя этого требовал обычай. Присутствие малышки дарило Екатерине такое счастье, которое она не согласилась променять на самые желанные блага в мире. В своем материнстве юная королева желала уподобиться пресвятой Деве Марии, питавшей своим молоком своего сына. Сочетание материнской любви и религиозного благоговения приносило Екатерине во время кормления дочери безграничную отраду, отчего ее лицо светилось невидимым светом неземной радости.

Екатерина сначала не заметила рыцаря, все ее внимание было обращено на ребенка, и сэр Шелтон посмотрел на нее с новым чувством уважения и преклонения. Теперь для него не имела значения ее прошлая вина, он чувствовал, что чистая самоотверженная материнская любовь смывает с женщины все ее грехи. На девчушку сэр Шелтон тоже смотрел потеплевшими глазами: он столько заботился о ее благополучном рождении, что теперь испытывал к ней отеческие чувства.

Когда Екатерина увидела Роберта Шелтона, то ничуть не смутилась того, что он застал ее за интимным занятием кормления дочери, – он теперь казался ей неотъемлемой частью ее мира. Королева ласково пригласила рыцаря сесть, и сказала:

– Теперь я думаю, что вас послал мне бог, сэр Роберт, без вас моя дочь, и я погибли бы. Если я что-нибудь в свою очередь могу для вас сделать, скажите мне, и я постараюсь это сделать.

– Лично мне ничего не нужно, государыня, я счастлив уже тем, что смог выполнить возложенную на меня задачу спасения вашей жизни, – откровенно сказал ей Роберт Шелтон. – А просить вас я хотел бы только о том, чтобы вы больше не причиняли горя моему королю Ричарду. Видит бог, он и так перенес в своей жизни немало незаслуженных страданий.

– Я постараюсь оправдать ваше доверие, сэр Роберт, – тихо пообещала королева Екатерина, но у нее не было возможности выполнить свое обещание. Даже рождение дочери не заставило Ричарда Третьего приехать к своей жене, он ограничился холодным письменным поздравлением ей по этому случаю. Герцогиня Йоркская вообще не считала нужным признавать новорожденную принцессу своей внучкой. Знатные лица английского королевства не осмеливались навещать опальную королеву, и только Елизавета Вудвилл, зная по себе каково быть нелюбимой невесткой герцогини Сесилии и искренне благодарная Екатерине за ее содействие в деле возвышения ее детей, тайно навестила молодую мать вместе со своим вторым сыном Ричардом, герцогом Йоркским. Она очень поддержала молодую мать своими утешительными речами о переменчивости судьбы. Вслед за матерью Екатерину навестила ее дочь Сесиль со своим мужем Джоном Глостером, – она издавна питала к Екатерине самую искреннюю симпатию.

Но ощущение отверженности и заброшенности не могло нарушить полноты материнского счастья Екатерины, более того, она ощущала потребность делать счастливыми других людей. Все чаще Екатерина задумывалась о своей родственнице леди Маргарите Бифорт, ее ужасало состояние души леди Стэнли, которая могла найти себе отраду только тем, что причиняла зло другим людям. Королева Екатерина позвала к себе сэра Шелтона и спросила его:

– Могу ли я принять у себя леди Стэнли? Какие у вас указания от моего супруга на этот счет?

– Ваше величество, вы вольны делать все, что не выходит за рамки пристойного поведения, но я не советовал вам встречаться с леди Стэнли, которая весьма враждебно к вам настроена, – ответил рыцарь.

– Вы правы сэр Роберт, но я хочу помириться с леди Стэнли, ведь она моя единственная родственница, – сказала королева.

Сэр Шелтон, исполняя ее волю, послал гонца с приглашением к графине Стэнли. Леди Маргарет явилась в Чизвелл Грин с высоко поднятой головой, всем своим видом показывая, что не покорится ничьей воле. По ее твердому и удовлетворенному взгляду Екатерина поняла – леди Стэнли ничуть не раскаивается в том зле, что ей причинила, и упорствует в своей враждебности к 0x08 graphic

ней. Но юная королева не собиралась спорить, и тем более ссориться со своей высокомерной и гордой родственницей, наоборот, Екатерина стремилась искупить свою собственную вину перед леди Стэнли.

– Пожалуйста, присядьте напротив меня, леди Маргарет, – мягко произнесла Екатерина, обращаясь к своей гостье. – Я очень рада, что вы откликнулись на мое приглашение, ведь вы были вправе обижаться на меня за мое невнимание к вам.

– Этого и следовало ожидать, – сухо отозвалась Маргарет Бифорт. Ее взгляд стал напряженным, она заподозрила, что королева своей приветливостью хочет усыпить ее бдительность и завлечь ее в тайную ловушку.

– Кому интересно горе матери, потерявшей свою единственную надежду и опору? Мне остается только до конца своих дней оплакивать свою утрату, а вам наслаждаться своим высоким положением, купленным ценой жизни моего сына.

– Бог свидетель, леди Маргарет, я не хотела занимать это положение, да еще за счет жизни моего брата, – горячо заговорила Екатерина. – Так распорядилась судьба, и тут нет моей вины. Я всегда буду помнить, что семья Тюдоров была главной опорой моей матери, и всегда буду помнить эту преданность, на которую не повлияли тяжелые испытания убийственного изгнания. Не уделяла я вам должного внимания вовсе не из-за отсутствия уважения к вам, а из-за ограниченности моих слабых сил.

– Как не обстоят дела, меня больше не тронут ничьи уверения, – резко произнесла Маргарет Бифорт. – Мое сердце окаменело от моего несчастья, мне больше нет дела до вас.

– Вы оклеветали меня перед моим супругом, лишили меня мужа и доброго имени, а мою дочь ее отца. Стали ли вы счастливее от этого, леди Маргарет? – тихо спросила Екатерина. – А мое сердце все же тянется к вам так, что для меня не будет большей радости, нежели примирение с вами.

–Трудно поверить в искренность ваших слов, Екатерина, – не веря ей, произнесла Маргарет Бифорт. – Вы же должны возненавидеть меня до конца жизни.

– Вы были близкой и верной подругой моей матери, утешали и поддерживали ее в самые трудные моменты ее жизни, как же я могу возненавидеть вас, – простодушно сказала Екатерина. – Для меня вы являетесь ее подобием, живой памятью о ней,

– Да, мы с покойной королевой пережили настоящий ад из-за мятежа Йорков, – глухо подтвердила леди Стэнли, погружаясь в воспоминания. В это время няня поднесла плачущую принцессу, говоря, что без матери девочка не желает засыпать. Екатерина безропотно взяла дочь на руки, и стала тешиться ею. Ребенок успокоился и затих. Маргарет Бифорт неотрывно смотрела на принцессу, и в ее глазах появилась безграничная тоска, – ей нестерпимо захотелось, чтобы эта маленькая незнакомка, о которой она прежде не думала, стала ее дочерью. Догадавшись о ее чувствах, Екатерина мягко предложила ей:

– Если пожелаете, леди Маргарет, то вы можете крестить принцессу.

– Вы предлагаете мне стать крестной матерью вашей дочери? – изумилась леди Стэнли.

– Да, я оказываю вам эту честь, и прошу вас разделить со мной материнское попечение об этой крошке, – сказала Екатерина, с радостью замечая изменившееся настроение леди Стэнли.

Разумеется, графиня Стэнли не смогла отказаться от столь бесценного дара, и на следующий день она вместе со своим супругом стали крестными родителями будущей королевы Англии. Новорожденную принцессу назвали Маргаритой, и леди Стэнли заново возродилась к жизни.

Обстоятельства крестин новорожденной принцессы, имя, которое ей дали, очень не понравились герцогине Йоркской, и она не замедлила пожаловаться на это Ричарду.

– Твоя жена из рода Ланкастеров снова обнаружила к нам свою враждебность. Мало того, что она не посоветовалась с нами насчет крестин, так еще дала вашей дочери имя своей зловредной матушки, – негодующе высказалась герцогиня Сесилия. – И крестные это твои прямые враги, Ричард.

– Моя сестра и ваша дочь, герцогиня Бургундская, также носит имя Маргариты, – напомнил ей сын.

– Это не имеет значения. Любому человеку понятно, в честь кого твоя неверная супруга назвала свою дочь, – взорвалась герцогиня. – И ты продолжаешь терпеть свое супружество с ней, когда она даже сына не смогла тебе родить.

– В этом обстоятельстве, матушка, вы не можете винить Екатерину. На то была божья воля, не нам судить о его мудрости, – возразил Ричард.

– Ты должен развестись с неверной женой и взять себе новую супругу, способную родить тебе наследника-сына, – стояла на своем Сесилия Йоркская.

– Этого я не сделаю никогда, – возразил Ричард матери. – Если богу будет угодно, он исцелит Екатерину, и она родит мне сына, если же нет, то моей наследницей будет дочь Маргарет

– Ричард, ты не желаешь разделять моих переживаний, тогда как я осталась рядом с тобой, чтобы поддержать тебя в это тяжелое для тебя время и направить на путь истинный, – сердито сказала герцогиня Сесилия. – Вижу, благодарности от тебя ждать не приходится. Смотри сам как тебе дальше управляться со своей жизнью. Я возвращаюсь в свой замок.

– Матушка, скоро наступит Троица – святой праздник Воссоединения, – безрадостно напомнил ей сын. – Прошу вас, останьтесь и разделите его со мной.

– Нет, благочестивые мысли не появятся в моей голове, если я и дальше буду наблюдать, как ты находишься под влиянием своей душевной слабости, – отрезала герцогиня Йоркская. – Когда я услышу, что ты достойно наказал свою изменщицу-жену, тогда я пойму, что ты, наконец, поступаешь как мой сын, и вернусь к тебе.

Герцогиня Сесилия отличалась последовательностью в своих поступках и не замедлила выполнить свое обещание. Хлопоты по организации торжественного празднования святого праздника и следующего за ним бала легли на плечи одного Ричарда, – он не мог опереться ни на оставленную им жену, ни на уехавшую мать. Король думал обратиться за помощью к своей невестке, но Елизавета Вудвилл внезапно занемогла и неважно себя чувствовала. Ричард, впрочем, успешно справился со своей задачей организатора праздника, в чем могла убедиться его племянница Сесиль, восхищенно рассматривая разукрашенный Вестминстер, освещенный множеством огней. Сесиль не терпелось поскорее попасть во дворец и принять участие в веселых танцах, она думала, что ее муж Джон разделяет ее желания, но когда их карета подъехала к парадному входу, молодой граф Вустер заискивающе сказал, обращаясь к жене:

– Сиси, милочка, не могла ли ты посидеть в карете, пока я смотаюсь в одно место? Кузен Уорик сообщил мне, что в зверинец привезли небывалого роста медведя с непомерными клыками. Он разрывает других медведей-бойцов как котят. Мне нужно сбегать посмотреть, чтобы убедиться, правда ли это.

– Охота тебе, Джон, предаваться варварским забавам! Конечно, я не согласна скучать в карете и ждать, пока медведю не надоедят твои приставания, и он не задаст тебе хорошую трепку, – сердито отозвалась Сесиль.

– Любовь моя, я всего лишь на полчаса отлучусь, – умоляюще произнес Джон Глостер.

– Твои полчаса растянутся на полночи, я – тебя знаю, Джон, – уверенно произнесла Сесиль. – Сначала ты с кузеном Уориком будете ходить вокруг да около несчастного животного, оценивая его качества, затем вам захочется испытать его в деле, потом вам понадобится выпить за его будущие победы. А когда вы напьетесь, вас потянет самим вступить в схватку с этим мохнатым чудовищем. А я все это время должна сидеть, как приклеенная в душной карете, и гадать, вернешься ли ты до полуночи или нет. Не на ту напал, Джон.

– Пойми, Сесиль, я не могу допустить, чтобы ты в мое отсутствие флиртовала с другими кавалерами, – Джон покраснел как рак.

– Тогда выбирай, Джон, кто тебе дороже – я или медведь, – пожала плечами Сесиль. – А я хочу танцевать, и я буду танцевать.

Она открыла дверь кареты и только начала спускаться по ее лесенке, как Джон вдруг схватил ее за талию и силой затащил обратно в карету. Сесиль отбивалась, как могла, но силы были не равны, вдобавок ее муж ловко стянул с ее ног туфли и, зажав их под мышкой, быстро соскочил на землю, и плотно захлопнул дверцу кареты.

– Отдай мою обувь, негодяй! – вне себя от злости закричала Сесиль, но Джон послал ей воздушный поцелуй и бросился бежать к конюшням.

Принцесса сначала заплакала от бессилия, – нечего было думать становиться босыми ногами на холодные каменные полы дворца,– но затем свойственные ей предприимчивость и решительность взяли верх. Сесиль оторвала от своей нижней рубашки две длинные полосы ткани, и обмотала ими свои ноги, обеспечив им некоторую защиту. Когда перевязка была окончена, маленькая графиня Вустер решительно встала и устремилась во дворец.

Ричард Третий радостно встретил Сесиль, он уже жаждался ее и своего сына.

– А где Джон? – спросил он после приветствия.

– Надеюсь, что там, где ему хорошо намнут бока, – сердито ответила Сесиль и передала во всех подробностях свой последний разговор с мужем.

– Джон неисправим, – вздохнул король. Бесшабашность сына немало беспокоила его, но зная его инициативность и сообразительность, он смело поручал ему непростые дела, пользуясь его помощью. Джон успешно проявил себя в качестве губернатора Кале, но Ричард скоро вернул его в Англию, не желая терпеть длительную разлуку с ним.

– И я сомневаюсь, что даже могила его исправит, – подхватила Сесиль. – Я недоумеваю, ваше величество, как такой совершенный во всех отношениях кроме некоторого телесного изъяна государь, – как вы, мог произвести на свет такого беззастенчивого, бессовестного и безответственного наглеца как Джон Глостер.

– Не поверишь, племянница, сам удивляюсь, – улыбнулся ей Ричард Третий. Он любил открытых, бесстрашных и прямодушных людей как юная Сесиль, и симпатизировал им. – Но еще больше я удивляюсь тому, что некая прекрасная, умная, наделенная многими достоинствами принцесса не успокоилась до тех пор, пока не вышла замуж за этого отвратительного малого.

– С вами не поспоришь, дядя, – надулась Сесиль. Ричард ласково коснулся ее руки, и предложил, зная ее любовь к танцам:

– Давай потанцуем вместе, Сесиль, ведь мы собрались сегодня в Вестминстере именно для этого.

Предложение дяди мигом подняло настроение принцессы, и она приняла его приглашение. Они протанцевали вдвоем несколько танцев, не разлучаясь, так как находили удовольствие в общении друг с другом. Затем Ричарда отвлекли несколько важных гостей – испанский посол с супругой и их знатные сопровождающие, которым нужно было уделить внимание. Сесиль отошла в сторону, но не выпускала своего дядю из виду, намереваясь присоединиться к нему, как только он освободится, Принцесса заметила, что дамы любили бывать в обществе Ричарда Третьего – он был одним из тех немногих мужчин, которые в разговоре с женщинами не только не подчеркивали своего превосходства над, ними, а наоборот, старались отыскать в них достоинства неведомые мужчинам. Но Сесиль почувствовала, что, несмотря на веселый вид короля Ричарда и его любезное обращение с гостями, его ничуть не радует праздник. Глаза Ричарда были пусты и мрачны, из них будто ушла жизнь.

Уверив испанцев в своем дружеском расположении к их монархам Фердинанду и Изабелле, король снова подошел к своей любимой племяннице.

– Как тебе понравился бал, Сесиль? – с улыбкой спросил Ричард. – Что-то ты без меня не танцуешь.

– Вы великолепно организовали праздник, дядя, но ему явно чего-то не хватает, – откровенно ответила ему Сесиль.

– Чего же? – нахмурившись, спросил Ричард.

– Королевы, – решилась сказать Сесиль.

– Ты же знаешь, Сесиль, у меня есть веская причина избегать ее общества, – помрачнел король. – Екатерина оказалась неверна мне, и ее присутствие было бы неуместным здесь на собрании лучших и благородных людей Англии.