Текст книги "Бурбон и ложь (ЛП)"
Автор книги: Виктория Уайлдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
Глава 3
Лейни
– Ты в надежных руках, Лейни, – перебивает Харпер.
Я не хочу смеяться, но смеюсь. Мысль о том, что я должна кому-то доверять, забавляет меня и нервирует. Я уже доверилась своей интуиции – и посмотрите, к чему это привело.
Я перевожу взгляд на Эйса, который пытается скрыть ответную улыбку. По крайней мере, он не воспринимает за чистую монету это дерьмо. Он тоже не планировал ничего из этого. Он точно не ожидал, что я появлюсь у него на пороге посреди ночи.
Это не убежище. Ничто здесь нельзя назвать незаметным. Я не состоятельный человек, но я знаю, как выглядят дорогие вещи. Последние несколько лет я пыталась вписаться в самые богатые семьи и круги Манхэттена. Современный стиль, без излишеств, усиленный глубокими, мужественными цветами и дополнительными деталями. От матовой золотой и черной металлической фурнитуры на дверях и светильников над ними до раскладки светлого паркета, которым выложены полы, просторный холл и впечатляющая лестница. Это место – не финансируемое правительством жилье с ограниченным бюджетом.
Агент Харпер игнорирует мою реакцию и набирает текст на своем телефоне, давая мне несколько секунд, чтобы по-настоящему осмотреться. Это место не должно казаться гостеприимным, но оно именно такое.
В то время как влажный воздух снаружи обволакивает мою кожу и пахнет шоколадными круассанами, здесь на несколько градусов холоднее, чем нужно для комфорта, и чувствуется едва уловимый запах мужского одеколона. Что-то землистое, древесное, с нотками сигарного табака вместо гвоздики Харпер. Он мне нравится больше. Я представляю себе моего настороженного хозяина с сигарой, зажатой в его пальцах, и потягивающего что-то крепкое и темное.
– Твой одноразовый телефон, – говорит Харпер, доставая его из кармана. – Держись подальше от всего, что похоже на социальные сети. Не выкладывай видео о еде или модных танцевальных движениях. Если почувствуешь что-то неладное, напиши мне. Сначала напиши мне, а потом не медли. Найди Эйса. Если будет действительно срочно, набери 911.
Пока я смотрю на телефон, я чувствую, что она ожидает моей реакции.
– Почему ты молчишь?
– У меня очень мало людей, которым я доверяю. Эйс и его семья входят в их число. И еще парочка позаботятся о том, чтобы ты оставалась в безопасности в этом городе. – Она грустно улыбается. – Ты справишься, Лейни. А я займусь тем, чтобы ты прошла через это без потерь.
Когда я снова смотрю на Эйса, его руки скрещены на груди, он молча наблюдает за нашей беседой. Интересно, как я выгляжу с его точки зрения? Это похоже на новое, но неуверенное начало.
Она тоже переводит взгляд на Эйса.
– Она умна и может принести реальную пользу твоему бренду. Держи ее подальше от публики, дай ей работу, а я сделаю все возможное, чтобы дерьмо, в которое она ввязалась, сюда не добралось.
Эйс прочищает горло.
– Любой намек на опасность – и она уйдет, Би. Здесь моя семья. Мои братья. Мои племянницы. И даже мой капризный старый дедушка.
– Пошел ты, Аттикус, – доносится из коридора громкий, низкий голос с медленным южным выговором. Это застает меня врасплох. Я не ожидала, что здесь есть кто-то еще.
Эйс чертыхается себе под нос, прежде чем ответить.
– Гриз, это не тот разговор, который стоит подслушивать.
Грозный, и одновременно забавляющийся голос отвечает:
– Это ты кричишь, будто живешь один. И ты прекрасно знаешь, что это мой дом в той же степени, что и твой.
За углом длинного коридора, в арке, стоит мужчина с седыми волосами. Высокий и худощавый, с густыми, скорее серебристыми, чем белыми усами, скрывающими его губы. Они похожи друг на друга. Хороши настолько, что заставили бы вас обернуться.
– Когда ты выкладываешь свои дела так, словно это «шведский стол», я не собираюсь себе отказывать. – Он усмехается, отчего вокруг его глаз собираются морщинки. – А теперь, – он переключает внимание на меня, – кто эта милая штучка?
Одновременно Аттикус говорит:
– Иди спать, Гриз, – а агент Харпер восклицает: – Господи!
Но я игнорирую их обоих и отвечаю:
– Я не штучка. Но спасибо, что назвал меня милой.
Он опускает голову, когда его глаза встречаются с моими.
– Я не хотел показаться неуважительным, дорогая. Я постараюсь больше не повторять этой ошибки.
Гриз идет к нам с двумя маленькими хрустальными бокалами, по одному в каждой руке, наполненными не больше, чем глотком жидкости насыщенного карамельного цвета. Он переключает свое внимание на агента Харпер.
– Я вижу, ты, как всегда, преуспеваешь в том, что похоже на неприятности, Беатрис.
Она улыбается себе под нос.
– Так и есть, Гриз, – говорит она, вздыхая.
Все тревоги, связанные с моим приездом, улетучиваются. История этих троих, о которой я, вероятно, никогда не узнаю, не только разжигает мое любопытство, но и успокаивает волнение.
Гриз протягивает мне бокал.
– Ты должна простить нас за то, что мы не поприветствовали тебя должным образом, дорогая.
Когда я принимаю его, он чокается со мной и делает глоток.
Легкий запах жженого дуба ударяет мне в нос, как только мой язык начинает гореть. Я знаю, что должна была проглотить сразу же, как только он попал мне в горло. У меня перехватывает дыхание, и я захожусь в кашле, во рту все горит. На глаза наворачиваются слезы, пока я пытаюсь прийти в себя. Для человека, который провел большую часть своей жизни, употребляя алкоголь, это поступок новичка.
– На этот раз дай ему покрыть твой язык, прежде чем глотать, – говорит Эйс. Мои щеки горят от его указаний, но я делаю, как он говорит.
– Чувствуешь, как теплеет в груди?
Я утвердительно киваю. От второго глотка приятный жар разливается внутри.
– Нам нравится называть это «объятиями Кентукки».
Гриз добавляет:
– И это – юбилейная столетняя партия, которую я распечатал сегодня утром. Ты – второй человек за все это время, который попробовал эту бочку.
– Вау. Спасибо. – Я вытираю уголок глаза, который заслезился от моего весьма неподобающего леди кашля.
Гриз разочаровано смотрит на своего внука. А затем его взгляд устремляется на агента Харпер по другую сторону от меня.
– Она не знает, кто мы такие?
Эйс отвечает:
– Ты так говоришь, будто она здесь на экскурсии или что-то в этом роде. Ты понимаешь, что это личное дело, и, опять же, на случай, если ты не надел свой слуховой аппарат, ты нас прервал.
Я опускаю взгляд на пол и смотрю на эмблему. Ну, будь я проклята. Гриз трясет кулаком перед собой.
– Заткнись, Эйс.
Эйс так сердито пыхтит, что мне трудно сдержать улыбку.
– Проводи меня, Лейни, – перебивает агент Харпер.
– Как всегда, было приятно увидеться, Беатрис, – кричит нам вслед Гриз. Она не отвечает, но бросает последний пристальный взгляд на Эйса и кивает, а затем поворачивается и выходит.
Я молча провожаю ее до машины, затем беру свои вещи из багажника.
– Они хорошие люди. Все они, – говорит она, заводя машину и опуская стекло. Она прикуривает еще одну сигарету, затягивается и на выдохе говорит: – Ты здесь в безопасности, Лейни. – Вглядываясь в мое лицо, она ищет признаки того, что я ей верю. – Пытайся жить. Постарайся исцелиться. И помни, что я сказала…
Я киваю.
– Написать тебе. Найти Эйса. Позвонить 911. Я запомнила.
Она улыбается.
– Рада, что ты слушала внимательно. Но я имела в виду твоего отца. Он бы действительно тобой гордился.
И то ли от того, что я смотрю, как вздымается пыль, когда грузовик исчезает на длинной подъездной дорожке, то ли от того, что знаю, что она права, но на глаза наворачиваются слезы, и я подавляю рыдание. Осознание настигает меня неожиданно, несмотря на бурлящие во мне чувства. Это моя новая жизнь. Я проглатываю остальные эмоции, которые когтями впиваются в мое горло и грозят выплеснуться наружу. Не сейчас. Я смогу дать волю слезам позже.
Я стою и смотрю, как задние фонари становятся все меньше, тишина давит на меня, а влажный воздух лижет мне кожу. Я поднимаю волосы и завязываю их в высокий узел, чтобы они не прилипали к шее. Что теперь? Поясница болит от долгих часов, проведенных на сидении машины, и усталость наваливается на меня с новой силой.
Звук шагов за спиной предупреждает меня о том, что пока я не могу лечь спать.
– У нас на участке есть пустой коттедж, который ты можешь считать своим, пока живешь здесь. – Раздается голос Эйса с крыльца. – Но сейчас уже три часа ночи, и сначала мне нужно привести его в порядок. Я не очень-то тебя ждал.
– Сейчас я могу уснуть, где угодно, – шучу я.
Он не улыбается и просто кивает в ответ.
– Тебе помочь с вещами?
Я протягиваю ему красную сумку, покрытую значками мишеней. Она даже не набита до отказа. Но в ней лежит недельный запас нижнего белья, дезодорант, черная жидкая подводка для глаз, тушь для ресниц и ярко-красная помада, которая хорошо сочетается с моим новым цветом волос. Я не стала раздумывать над цветом, а выбрала то, что хотела. Еще я прихватила пакетик мармеладных мишек, но большую часть уже съела. Зубную щетку и щипцы для завивки волос. В спешке, очевидно, это барахло показалось мне вещами первой необходимости. Со временем я разберусь с одеждой.
– Это все?
– Я не успела собрать вещи перед отъездом.
Через арку в конце коридора видна навороченная кухня, заставленная промышленными приборами из нержавеющей стали и слабо освещенная встроенными светильниками, установленными в разных местах сводчатого потолка.
– Красиво, – бормочу я. – Сколько людей здесь живет?
Кажется, его забавляет моя непроизвольная реакция на впечатляющие размеры и стиль помещения. Включив электрический чайник, он отвечает:
– В главном доме живем только мы с Гризом. – Он замолкает, его губы трогает легкая усмешка. – Но мои братья живут недалеко отсюда. И они часто бывают здесь. Я устраиваю много деловых мероприятий. Счастливые часы6 с моей командой. – Он оглядывается по сторонам. – Пространство просто необходимо.
Усаживаясь за огромную островную стойку, я выбираю крайний стул из восьми, выстроившихся в ряд.
– Тут много места. – Я прочищаю горло и думаю о том, что вся территория, даже в темноте, выглядит как идеальное место для свадьбы. – Спасибо, что разрешил остаться.
Он наливает кипяток в две чашки, в каждую опускает по чайному пакетику. Натянуто улыбнувшись, он говорит:
– Ты услышала спор, который имел отношение не столько к тебе, сколько к Би. – Его внимание переключается на кружку, от которой идет пар. – Пока ты не доставляешь проблем, Лейни, тебе здесь рады. Можешь оставаться здесь столько, сколько потребуется. Как бы я ни избегал незнакомцев на своей территории или в своем бизнесе, я сделаю исключение, если Би будет мне обязана, и я смогу обратиться к ней за услугой позже.
То, как он смотрит на часы, потягивая из своей кружки, заставляет меня сделать то же самое. И пронизывающая до костей усталость наваливается на меня, словно я пытаюсь устоять на ногах перед приливной волной. Я могла бы проспать несколько дней. Мои конечности устали и болят, а моему разуму не помешало бы отдохнуть от чрезмерной зацикленности и постоянных размышлений. И тут вдруг на меня накатывает беспокойство, прогоняя сон. Я оказалась в незнакомом месте в полном одиночестве.
– Я найду для тебя какое-нибудь занятие, когда ты будешь готова. Мы много работаем, и здесь много людей, но это потрясающее место. Отдохни несколько дней, осмотрись. Это небольшой город, так что тебе не потребуется много времени, чтобы освоиться здесь.
Он переводит взгляд на мою шею, когда я киваю в ответ на это предложение.
Я прикасаюсь к небольшим царапинам, которые появились, когда она кричала и умоляла меня помочь ей. Ее ногти впивались во все, что только можно. Она не хотела причинить мне боль. Это были истерика и паника. Единственные видимые следы ночи, которую я вряд ли смогу вычеркнуть из своей памяти в ближайшее время.
– Я не собирался пялиться. – Он встает и прислоняется к стойке. – Я не знаю подробностей, но, если бы мне пришлось делать ставки, я бы поставил на тебя, Лейни. Я не испытываю к тебе ничего, кроме уважения.
Я смотрю в кружку и, поскольку не особенно забочусь о том, чтобы сдерживать язык, особенно сейчас, спрашиваю:
– Разве уважение не должно быть заслуженным? Кажется, так говорят?
– Нет, не здесь. Есть много людей, к которым я потерял уважение, но у меня его не нужно заслуживать.
Искренность в его тоне мгновенно вызывает у меня желание никогда его не разочаровывать и не терять его расположение. Что-то подсказывает мне, что уважение Аттикуса Фокса может иметь большое значение в Фиаско.
– Я собираюсь отправиться спать. На этом этаже есть гостевые апартаменты, по другую сторону от кладовой. Дальше по коридору. Бери все, что может тебе понадобиться, а я позабочусь о том, чтобы завтра тебе провели полную экскурсию по территории.
Он проходит мимо меня, кивнув на прощание.
– Это прозвучит странно… – Я качаю головой и улыбаюсь, поворачиваясь в ту сторону, куда он направился. – Когда ты говоришь «территория», ты имеешь в виду…?
Он улыбается и бормочет:
– Чертова Би. – Глубоко вдохнув, и разочаровано выдохнув, он отвечает: – Эта женщина любит оставлять после себя одни вопросы. Ты находишься в «Фокс Бурбон». Это предприятие включает в себя винокурню, бондарню и склады, и все это находится на этой земле. Кроме того, это мой дом. И похоже, – он подмигивает мне, поднимая настроение, – теперь это и твой дом.
Если вы кто-нибудь вроде бармена в любом крупном городе, где посетители любят спускать деньги на дорогой алкоголь, а не только на разливное в «счастливый час», то вы наливали «Фокс Бурбон». Я хороша в нескольких вещах и исключительно талантлива всего в паре других. Барменское дело попало в категорию исключительных до того, как я начала заниматься организацией мероприятий с неограниченным бюджетом. «Фокс Бурбон» – это не какой-то перспективный бренд или популярный в определенных местах. Нет, если вы знаете разницу между скотчем, виски и бурбоном, то вы слышали название «Фокс Бурбон».
Я оказалась в самом сердце Страны бурбона с новым именем, чтобы начать с чистого листа. И по какой-то причине, когда Эйс называет это место и моим домом тоже, мои плечи расслабляются, тяжесть того, от чего я скрываюсь, ослабевает настолько, что я чувствую себя лучше, чем когда-либо за очень долгое время.
Глава 4
Лейни
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Несмотря на толстое одеяло и прохладу в комнате, я не могу погрузиться в глубокий сон. Беспокойство будит меня каждые двадцать минут. Мигрень прошла, но усталость не дает крепко заснуть. Я снова и снова вижу одни и те же картины с разных ракурсов: разорванную плоть и кровь, которая не перестает течь. Тогда я еще не знала, от чего именно мы убегаем, но мы оставляли за собой след. Не было достаточно времени, чтобы остановить кровь. Все постоянно повторялось, стоило мне закрыть глаза. Я не хотела принимать лекарства, которые мне прописал государственный терапевт по дороге из города. Теперь я сожалею об этом решении.
Я стягиваю одеяло с кровати и, накинув его на плечи, выхожу через двойные двери во внутренний дворик. Переход от прохладного паркета к голубому сланцу приятно согревает мои босые ноги. Я запрокидываю голову, глубоко вдыхая этот приторный запах. Горизонт только начинает светлеть, и вдоль линии, отделяющей землю от неба, проступают едва заметные оттенки персикового и желтого.
Слева виднеются загоны для лошадей, настолько далеко, чтобы даже если бы лошади вышли на пастбище в такую рань, мне они показались бы точками вдали. Ступени, ведущие к траве, скользкие от утренней росы, но я хочу почувствовать ее босыми ногами. Я помню лишь несколько случаев, когда дома я ходила босиком по траве: во время концертов на главной лужайке или ленивых воскресных пикников в Центральном парке. Там мы обычно проводили выходные. Мое прошлое разительно контрастирует со всем этим. Тихим местом, отличным от бетона, такси и дымящихся решеток канализации, типичных для утренних поездок на работу. Это в нескольких шагах от того места, где я спала, – огромный задний двор Эйса.
Короткий свист, а затем «Эй, девочка», произнесенное низким, хриплым голосом заставляют меня повернуть голову так резко, что вполне возможно, у меня будет хлыстовая травма7. Добавьте это к списку вещей, с которыми мне нужно будет разобраться. Кажется, еще слишком рано для того, чтобы кто-то ездил верхом, но, опять же, я понятия не имею, что является обычным для людей в Фиаско, штат Кентукки. Может, это вполне нормально.
После короткой череды свистков из ниоткуда выскакивает собака и бежит рядом с всадником. Шоколадно-коричневая голова не сочетается с остальным бело-серым пятнистым телом. Она не отстает от лошади и ее всадника, который с каждой секундой приближается, преодолевая небольшой холм, расположенный менее чем на расстоянии футбольного поля. Расправив плечи, он направляется прямо ко мне, натягивает поводья и мгновенно останавливается. Это не Гриз или Эйс. Нет, этот мужчина крупнее и моложе, но явно старше меня. Он выглядит раздраженным, как будто я причиняю ему неудобство самим своим существованием. Даже если бы я захотела убежать в дом, по тому, как он сосредоточенно смотрит на меня, я чувствую, что он из тех, кто пойдет следом. Из тех, кто не спрашивает, а требует ответа на вопрос, который, вероятнее всего, звучит так – кто ты, черт возьми, такая? И мне пришлось бы солгать, потому что именно этим мне и придется заниматься в ближайшее время. Стать лгуньей.
Но я не собираюсь убегать. Даже если я все еще пытаюсь понять, кем именно может быть эта новая версия Лейни, я не позволю ей стать той женщиной, которая бежит. Поэтому я выпрямляюсь. Я знаю, как ощущается такое спокойное оценивание, пока его глаза блуждают по мне. Я не виню его. Я делаю то же самое.
В подростковом возрасте я смотрела один фильм, который позже всегда пересматривала, когда его снова показывали. Когда я увидела его в первый раз, я подумала, что это вестерн. Все начинается с того, что женщина вступает в схватку с разбойником по имени Роган. Женщина позволяет ему поверить, что устроит ему пип-шоу, которое он только что потребовал, но когда она расшнуровывает юбку, то выхватывает кинжал и бросает его с идеальной точностью прямо ему в сердце. Она спасает себя. И когда она, прихрамывая, выходит из дома, вдалеке она видит любовь всей своей жизни верхом на лошади. Он ждет ее, чтобы ускакать в закат. Он был рядом, но ему не нужно было спасать ее. Она прекрасно справилась сама. Это всегда меня восхищало.
Мне всегда нравилась идея такого мужчины. Сексуальный феминист, которому не нужно командовать женщиной или спасать ее, чтобы доказать свою мужественность. Тот, кто доверяет ей и позволяет справляться со своим дерьмом, не бросаясь спасать, но находится рядом, если она будет нуждаться в нем. Я чертовски уверена, что еще не встречала таких мужчин.
Самое удивительное во всем этом, что фильм оказался вовсе не вестерном. Это был ромком 80-х годов о писательнице-затворнице, которая была вынуждена пережить приключения, описанные в сюжетных линиях ее романов. В конце она удивляет саму себя тем, что оказывается крутой. Она спасает свою сестру, встречает парня и становится героиней своей собственной истории. Мне всегда нравился этот фильм.
Это не тот фильм. Как бы мне ни казалось, что издалека этот ковбой выглядит как фантазия, чем ближе он ко мне, тем мрачнее становится его лицо. Он недоволен. Я не совсем уверена, кем он может быть, но если бы мне пришлось гадать, я бы поставила на то, что Эйс не предупредил его о своей гостье. Он останавливает лошадь не более чем в пятидесяти футах от меня, но его собака этого не делает.
Его взгляд спускается вниз, и я тут же вспоминаю, что на мне только безразмерная футболка, а ноги голые. Я сжимаю кулаки, не зная, что делать со своими руками, пока он разглядывает меня. Мои щеки вспыхивают, когда он дает команду своей лошади подойти ближе. Я понимаю, что задерживала дыхание, только когда из меня с шумом вырывается выдох.
Его темные волосы выбиваются из-под поношенной бейсболки темно-синего цвета. Широкие плечи и идеальная осанка создают впечатление, что он был рожден для верховой езды. В его манере держаться чувствуется уверенность и мужественность. Мой взгляд скользит по его сильной груди, поднимается к выразительной челюсти, покрытой густой щетиной. Я не просто смотрю на его руки, мускулистые предплечья и побелевшие костяшки пальцев, сжимающие поводья. Я пялюсь. Его хватка кажется такой же напряженной, каким ощущается все мое тело. Пока его глаза движутся от моего лица к ногам и обратно, единственными звуками вокруг нас остаются щебетание просыпающихся птиц и удары хвоста собаки по воздуху, пока ее мокрый нос обнюхивает мою ногу.
– Ты заблудилась? – это первые слова, которые произносит ковбой, обращаясь ко мне. Как бы ни было волнительно наблюдать за приближением мужчины верхом на лошади, я не ожидала такого язвительного тона его вопроса.
– На данный момент нет.
Его брови нахмуриваются еще сильнее. Думаю, он пытается понять, кем именно я могу быть.
– Тогда что ты делаешь в нижнем белье на моей территории?
На его территории?
Я вздергиваю подбородок, и поднимаю большой палец, чтобы со всей решительностью, на которую способна, озвучить то, что собираюсь сказать.
– Во-первых, это собственность Гриза, – я добавляю указательный палец. – Во-вторых, я наслаждалась тихим утром. – Я опускаю первые два пальца и поднимаю средний палец. – И, в-третьих, – я дергаю за хлопковый край другой рукой, – это футболка. – Я понижаю голос до шепота, добавляя: – Не нижнее белье. Сейчас на мне его нет.
Я не упускаю, как его глаза снова перемещаются к краю моей футболки. Он стискивает зубы так сильно, что его челюсть пульсирует, отчего выглядит еще более суровым с этой щетиной на его щеках и подбородке. Когда он встречает мой взгляд, я вижу, насколько сильно это замечание толкнуло его от раздражения к откровенной ярости.
Я прикусываю нижнюю губу, стараясь не улыбаться. На мне абсолютно точно есть нижнее белье. Может, я и идиотка, что сказала об этом незнакомцу, но я почти не спала. От того, что мне наплевать на все, я чувствую себя более чем хорошо. Почему мне так приятно просто сказать то, что я хочу?
Его собака снова подталкивает носом мою ногу, выводя из состояния оцепенения, в которое я, по-видимому, впала. Я даю ей понюхать мою руку, прежде чем наклониться и почесать за висячими коричневыми ушами.
– Привет. Ты ужасно милая, не так ли?
Ее грязные лапы пачкают мое одеяло, но я уверена, что смогу его постирать. Я шепчу достаточно громко, чтобы он услышал:
– Гораздо дружелюбнее, чем ковбой, который смотрит на нас прямо сейчас, да?
Проводя руками по ее загривку, я читаю имя «Джулеп», вышитое на ее шлейке. Я улыбаюсь и продолжаю гладить ее, пока она наслаждается.
– Джулеп, он все еще наблюдает за нами?
– Я сделаю тебе одолжение и буду с тобой откровенен.
Я поглаживаю Джулеп за ушами и поднимаю на него глаза.
– По твоему очаровательному тону я догадываюсь, что это «одолжение» будет не из тех, от которых я потом буду улыбаться или стонать?
Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не хлопнуть себя ладонью по губам и не извиниться за то, что сказала первое, что пришло в голову. Когда я поднимаю взгляд, то вижу, как его суровый облик на мгновение дает трещину, когда он откашливается. Он ухмыляется ровно настолько, чтобы густая поросль над его губой пошевелились.
– Не заинтересован.
Я выпячиваю нижнюю губу.
– Это твоя версия честности?
Он обводит взглядом мое согнувшееся тело и задерживается на моей заднице, которая едва прикрыта из-за того, что я глажу его собаку.
– Меня особенно не интересуют объедки моего брата, сладкая.
Что? И тут до меня доходит, что это один из братьев Эйса.
– Не твоя сладкая, ковбой, – парирую я в ответ, вставая на ноги.
На этот раз его грудь вздымается, а плечи расслабляются, когда он забавляется моей реакцией.
– Здесь нет ковбоев. В Фиаско есть всадники и парни, занимающиеся бурбоном, – говорит он с легким южным акцентом. Его бравады достаточно, чтобы напомнить мне, что я стою здесь без штанов, и ему удается пробудить во мне что-то очень похожее на влечение. Мне действительно нужно отдохнуть, я путаю оскорбления с флиртом.
– Похоже, еще у вас есть мудаки.
Я готова поклясться, что его губы растягиваются еще немного, почти награждая меня улыбкой, но из заднего кармана раздается сигнал будильника его телефона, оставляя его реакцию и мой вопрос без ответа.
Он отключает его и поворачивает свою бейсболку козырьком назад, бросая на меня еще один взгляд, прежде чем сказать:
– Пойдем, Джулеп.
Бейсболка смотрится мило. А повернутая назад – даже сексуально. Но если бы на нем была ковбойская шляпа, я бы сжала бедра.
Лай собаки отвлекает меня от моих похотливых мыслей. Она еще дважды лает на него, как бы говоря: «Я готова».
Я тоже, девочка. Я тоже.
Он натягивает поводья и коротко свистит, разворачивая лошадь. Он проносится мимо меня с такой скоростью, что мои волосы поднимаются от созданного им ветра и бьют меня прямо по лицу. Я не обращаю внимания на то, что так и не узнала его имени. Или на то, что не сказала ему своего. Вместо этого, единственное, что занимает мое внимание, – это ощущение невесомости. Живот сводит, щеки горят, и я теряю дар речи, что случается со мной крайне редко.
У меня вырывается нервный смешок.
– Кто это, черт возьми, был?
