Текст книги "Девичник в космосе (СИ)"

Автор книги: Виктория Серебрянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Оля?.. – неожиданно раздалось откуда-то сбоку вопросительное. – Что случилось? Ты уже минут пять смотришь перед собой с таким видом, словно увидела собственный призрак.

– Не собственный, – сорвалось у меня с губ раньше, чем я смогла подумать, а стоит ли вообще поднимать эту тему. – А бывшего.

– Вот как? – Донельзя удивленный Шрам вынырнул из полумрака соседней комнаты и подошел ко мне поближе. – Поделишься?

Я отрешенно покачала головой:

– Нечем пока делиться. Сама еще ничего не понимаю. Просто наткнулась в дневнике на упоминание Стейна и теперь думаю: я собиралась замуж за сына или внука того, кто упомянут в дневнике?

Шрам положил теплую ладонь мне на плечо, ласково погладил, задумчиво хмыкнул:

– Почему ты так думаешь?

– В дневнике упомянут Стейн, а это имя очень и очень редкое. Я помню, мой бывший как-то хвастался, что если где-то будет упомянут другой Стейн, то с вероятностью в девяносто процентов, это будет он. Но ведь не мог мой бывший прожить столько лет, чтобы юнцом служить в охране подпольной биолаборатории?

– Если он модификант с подходящей модификацией, то мог. Еще и как.

Меня словно током ударило от этих слов. Расширившимися от шока глазами я посмотрела в лицо буканьеру:

– Нет, это абсолютно невозможно!

Мой выпад Шрама никак не задел. Он только коротко хмыкнул:

– Почему ты так думаешь? Судя по твоим рассказам, ты вообще ничего не знала про этого Стейна. Он вполне мог оказаться и модификантом…

– Да как ты не понимаешь! – нервно вскочила я на ноги, тем не менее бережно откладывая в сторону тетрадь с недочитанным дневником. – Стейн служил в закрытой правительственной лаборатории, где каждый чих контролировался военным ведомством! Каждый из нас дважды в год проходил медицинскую комиссию, раз в месяц у нас брали кровь на наличие мутагена в крови! Я уже молчу про сканеры, выявляющие модификантов, во всех подходящих для размещения поверхностях! Стейн модификантом просто не мог быть! Его бы не только не допустили к работе, он бы вообще даже уборщиком не мог бы работать в лаборатории!

Вот теперь задумались мы оба. Не знаю, какие мысли крутились в черепушке у Шрама, а я вдруг неожиданно поняла, что судьба сейчас в очередной раз все переиграла по-новому. И хочу я или нет, но новой встречи с бывшим мне не избежать. Так или иначе.

Несмотря на то что кончики пальцев практически зудели закончить начатое, дневник я не стала дочитывать, отложила. Слишком уж была взбудоражена упоминанием в дневнике имени бывшего и бродившими в голове догадками, одна другой фантастичнее. Шрам, посмотрев, как я дергаюсь, не зная, чем себя занять, а работа просто валилась у меня из рук, хмыкнул, взял меня за руку и потащил за собой.

Я уже настолько привыкла к буканьеру, привыкла ему доверять, что безропотно позволила вытащить меня в хвост корабля, где располагались ниши для хранения скафандров и находился выход из корабля. Увидев, куда Шрам меня привел, я вытаращила от удивления глаза:

– Что мы здесь делаем?

Сиреневые глаза модификанта загадочно блеснули в неярком освещении технического прохода:

– Собираемся идти на свидание.

Я чуть не села там, где стояла:

– Прости, куда?! Мне послышалось…

– Ничего тебе не послышалось, – Шрам одним шагом покрыл разделявшее нас расстояние, положил руки мне на плечи и, слегка надавливая, провел ими вниз до локтя, а потом снова вверх, вернув ладони мне на плечи:

– Здесь нет кафе и ресторанов, куда я мог бы пригласить тебя на свидание. Да и погулять, строго говоря, негде. И все же я приглашаю тебя на экскурсию по астероиду. Согласна?

– А… Ага… – Стыдно, но это оказался максимум, на который я была сейчас способна. Другие звуки просто не желали покидать мое горло. Настолько Шраму удалось меня ошарашить.

Что такое романтика в суровых условиях космоса? Это помощь дорогому существу с надеванием скафандра и попутно, словно случайно, ласковые прикосновения и поглаживания по всем доступным участкам тела. Это взгляд такой горячий, что температуры хватит не только чтобы стало жарко в скафандре, но и обогреть тот злосчастный обломок скалы, что служить сейчас нам пристанищем. Это предупредительное поддерживание под локоток, когда я неуклюже перебираюсь через неустойчивое нагромождение камней. Это дыхание и биение сердец в такт.

Наверное, дежурный в рубке умирал от хохота, наблюдая за нами. Но мне на это было плевать. Я смущалась как девчонка-подросток на первом свидании. И откровенно наслаждалась происходящим. Мы не могли обниматься и целоваться на поверхности астероида. Но от каждого взгляда Шрама внутри меня разливался жидкий огонь. И казалось, что не скафандр, а тело буканьера обнимает и защищает меня со всех сторон. Мне было так хорошо, так уютно и так безопасно рядом с ним, что я забывала о том, что мы находимся практически в открытом космосе, в огромных и неуклюжих пустолазных скафандрах, а наши головы из-за шлемов похожи на спутник Земли – Луну.

При всей сдержанности Шрама он кидал на меня такие взгляды, особенно когда думал, что я их не вижу, что я очень скоро начала опасаться, как бы датчики, следящие за состоянием моего тела, не подали сигнал бедствия на корабль. Потому что температура тела у меня точно вышла далеко за пределы нормы. Закончилось все тем, что по возвращении я едва дождалась, пока мы вернемся в свою каюту, почти повизгивая от нетерпения. Мне пришлось прикладывать недюжинные усилия, чтобы сдержаться и не наброситься на буканьера прямо в коридорах корабля. И что он со мной сделал? Пропитал мой скафандр изнутри афродизиаком? Или подлил мифическое приворотное зелье?

Какие бы цели Шрам ни преследовал, затевая эту странную прогулку, результат превзошел все, даже самые смелые ожидания. Едва закрылась за моей спиной дверь в нашу каюту, как мы набросились друг на друга, будто одичавшие, оголодавшие звери. Возбуждение затмило воспаленный разум, и реальность для меня превратилась в руки и губы, откровенные, не всегда нежные ласки, каменный член Шрама, не желающий покидать мое тело, и бесконечную череду ярких оргазмов. После которых в один прекрасный момент я провалилась в уютную и мягкую черноту…

Проснулась я резко. Будто кто-то меня столкнул с кровати. И некоторое время не могла понять, где я и что вокруг происходит. В каюте было достаточно темно и тихо. Рядом едва слышно дышал во сне Шрам, лежа на спине и запрокинув за голову правую руку. Он не удосужился одеться или как-то прикрыться после секса, и сейчас по его обнаженному, скульптурно вылепленному телу бродили блики от работающей аппаратуры, завлекательно скользя по кубикам брюшного пресса, литым плитам грудных мышц и жесткому кусту лобковых волос. Я сглотнула сухим горлом. Это тело стало моим наваждением, моим персональным наркотиком. И лекарством от всех бед. Вот только общего будущего у нас с ним не было. Мы с буканьером были словно из разных миров. И от этого я ощущала жуткую, сосущую пустоту внутри.

Настенный хронометр показывал четыре часа утра по внутреннему времени корабля. Вставать было еще очень рано. Но, перевернувшись на другой бок, я так и не смогла избавиться от ощущения близкой потери. Правда, повозившись немного на месте, я сообразила, что сосущее чувство – это всего лишь голод. Вздохнув с облегчением, я аккуратно перебралась через спящего мужчину и натянула на себя футболку Шрама, слишком широкую для меня, особенно в плечах, но зато прикрывающую все, что нужно, и создающую впечатление защищенности. Стесняться, в общем-то, мне было некого. Но принимать пищу в обнаженном виде было неловко.

Меня терзал настолько интенсивный голод, что я выбрала в автомате лазанью, которую не особо любила, но которая хорошо и надолго насыщала мой организм, и белково-витаминную болтушку. Для очень раннего завтрака сойдет. А ожидая, пока автомат приготовит еду, прислонилась головой к стенке рядом и задумалась над тем, что меня ждет впереди. Наверное, впервые с момента попадания на корабль Шрама.

До сих пор я не отдавала себе отчета в том, насколько я стала зависима от буканьера. И это был не только быт, защищенность и забота, которых я не знала после смерти родителей. Сегодня я внезапно осознала, что значит для меня тело Шрама, секс с ним. Осознала, что непозволительно привязалась к тому, с кем общего будущего просто не могло быть. Он – модификант, явно участвовал в незаконных операциях. То есть, у него проблемы с законом. А я… Служащий Тайного отдела Звездного флота Альянса. И…

Я трусливо обрадовалась, когда пискнул пищевой автомат, извещая меня о готовности завтрака и давая возможность отложить на потом пугающие размышления. Нет, я понимала, что решение придется принимать все равно. И, возможно, гораздо быстрее, чем я надеюсь. А к этому тоже нужно быть готовой психологически. Но здесь и сейчас я отмахнулась от пугающих дум, подхватила контейнеры с горячей едой и отправилась в соседнюю комнату. Меня там ждал недочитанный дневник. И если мне повезет, то хотя бы некоторые ответы на скопившиеся вопросы.

…– Ты знал! – со злобой выплюнул мне в лицо Фадор, едва за пришельцами закрылась дверь.

Пойманная крыса в его руках пискнула, дернулась и навеки застыла со свернутой шеей. А я содрогнулся. Я понимал, что Фадор, скорее всего, отреагирует агрессивно, когда узнает о происходящем. Но не ожидал, что агрессия выльется в желание убивать. Сглотнув сухим горлом и потрясенно глядя на трупик животного в руках напарника, потому что смотреть ему в лицо мне не хватало мужества, я кивнул. А потом осторожно, опасаясь разозлить Фадора еще больше, добавил:

– Нечаянно подслушал сегодня утром у выхода из лаборатории. Они говорили о том, что некий Дуран погиб и теперь не будет больше поставок продуктов, энергоносителей и сырья. А наши исследования больше никому не нужны. И обсуждали возможность сбежать, бросив нас на произвол судьбы. Тот, что постарше, колебался. И вот, видимо, решился, наконец.

Взрыв со стороны Фадора, которого я так опасался, не произошел. Килл выслушал меня с окаменевшим лицом и не издал ни звука. Видимо, что-то обдумывал. Спустя пару долгих, практически бесконечных минут, так же молча он начал пробираться между клетками на выход. А добравшись до шкафов, где содержалось все необходимое для ухода за лабораторными животными, и стояли баки для биологических отходов, Фадор вдруг остановился, будто не зная, что дальше делать и куда идти. Я наблюдал за ним, стоя у клеток, сам не зная почему, опасаясь подходить ближе. Однако килл оказался гораздо сильней, чем я о нем думал. Спустя непродолжительное время он сумел все-таки взять свои чувства и эмоции под контроль. Вздохнул, будто проснулся. Посмотрел на зажатый в руке трупик и с отвращением зашвырнул его в бак. Огляделся по сторонам, заметил меня, все еще жмущегося к клеткам. Встретившись взглядом с Фадором, я неожиданно испытал стыд за свою трусость, и вообще за свое поведение.

Я отлепился от клеток и сделал шаг навстречу киллу. Фадор вдохнул:

– Все, значит? Финишная прямая?

Я неопределенно передернул плечами в ответ. У самого в голове еще не уложилось то, что мы обречены. Но Фадору хватило и такой моей реакции. Он кивнул, приглашая следовать за ним:

– Пошли осмотримся. Потом решим, как правильнее поступить.

* * *

Спустя два часа…

Мы с Фадором, не обращая внимания на удивление попадавшихся навстречу коллег, облазили всю лабораторию. Выводы оказались неутешительными: ученые остались в полном одиночестве. Ни охраны, ни обслуживающего персонала. Хотя последних мы все-таки нашли в самом дальнем углу. Запертыми в бытовой комнате. Охрана же исчезла.

Беспрецедентная жестокость тех, кто обязан был нас охранять, поразила меня так, что я впал в состояние, близкое к депрессии. Но жалеть себя было некогда. Никто из нас не знал, насколько хватит ресурсов для автономного существования лаборатории и когда наступит жуткий, но закономерный финал. А ведь смерть от удушья нельзя назвать легкой…

– Один из охранников предлагал второму пустить в систему вентиляции удушающий газ, – уныло сообщил я Фадору, когда с обысками помещений было закончено и стало совершенно понятно, что избежать смерти нам не удастся. – Но второй не захотел тратить на это время.

– Такая смерть ненамного легче смерти от нехватки кислорода и отравления угарным газом, – мрачно зыркнул на меня исподлобья Фадор. И чуть подумав, сообщил: – Но я могу в наших условиях синтезировать такой газ, который не только убьет всех незаметно и безболезненно, но и позаботится о том, чтобы после смерти наши тела не гнили здесь зловонной кучей.

Я криво усмехнулся в ответ. Думать в таком ключе о собственной смерти не получалось. Мозг отказывался верить в то, что приговор уже вынесен, и повлиять можно только на скорость и качество смерти. Даже несмотря на понимание того, что нас здесь бросили подыхать как пауков в банке, несмотря на понимание безысходности сложившейся ситуации, в глубине души продолжал теплиться огонек надежды. А вдруг это все лишь дурной сон? Я проснусь, и окажется, что все в порядке, что ничего и не было: ни Элен, которая, скорее всего, никакая и ни Элен, ни похищения, ни лаборатории на отдаленном астероиде.

– Не могу принять решение, – в конце концов, бессильно выдохнул я, повесив голову. – Кажется, что мы допускаем ошибку, что все еще обойдется.

Я ожидал насмешки, что Фадор меня жестко одернет и поставит на место после того, как я расписался в собственной трусости и бессилии. Но мне на плечо неожиданно легла сильная рука и крепко сжала:

– Я понимаю, инстинкт выживания и самосохранения всегда очень силен в живых существах. Нам необязательно запускать газ в систему сразу же, как его синтезируем. Вполне можно подождать, пока подойдут к концу энергоносители. Думаю, еще несколько месяцев в запасе у нас есть. Ведь корабли не так уж и часто посещали наш астероид.

– Это при условии, что прилетевший в этот раз корабль все-таки выгрузил доставленное, не забрал назад с собой, – выдавил я внезапно онемевшими губами, сообразив, что времени у нас может и не быть.

Фадор спорить не стал. Поджал и без того тонкие губы, задумался. Потом предложил:

– Можно поговорить с коллегами, обсудить сложившуюся ситуацию. Может, кто-то разбирается в том, как планировать расход энергоносителей. А после этого уже принимать решение…

* * *

Спустя примерно полтора месяца…

Это моя последняя запись. Я долго не открывал дневник. Записывать было нечего. Да и не хотелось выплескивать на бумагу всю ту грязь, что за это время скопилась в моей душе. Тогда мы с Фадором все-таки провели общее собрание, на котором объяснили коллегам и немногим работникам из обслуги весь ужас произошедшего. Оказалось, что один, низкий даже для собственной расы, маленький и сморщенный шурф из обслуживающих умеет обращаться с системой жизнеобеспечения. Проведя с его помощью ревизию запасов, мы с ужасом поняли, что улетевший корабль не выгрузил привезенные припасы. Имеющихся энергоносителей при самом экономном использовании должно было хватить максимум на три месяца. Это был шок.

Слегка придя в себя после сделанного открытия, на новом всеобщем собрании постановили отключить от системы все лишние помещения. В том числе и комнаты, в которых содержались подопытные животные. Это в теории давало нам еще несколько лишних недель жизни. Фадор засел за синтез газа, который должен был в конце оборвать наши мучения. Остальные исследования пришлось прекратить ввиду экономии энергоносителей. И мы не сразу смогли определить, какая в этом кроется для нас опасность. А ученые, умы которых ежедневно были заняты решением проблем и задач по генетике, неожиданно оказались не у дел, им нечем было занять свои головы, кроме как думать о приближающемся конце и вспоминать былое. И это оказалось еще более гибельным, чем малое количество энергоносителей.

Первый звоночек прозвенел спустя примерно неделю: один из яоху, потомков рептилоидов, имевших наибольшее отличие по геному от человеческой расы и наибольшую продолжительность жизни, вдруг начал заговариваться. А когда ему задавали какой-то прямой вопрос, нес сущую ерунду. Меня до костей пробрал ужас, когда я, наконец, сообразил, что ученый попросту впал в детство. Ушел мысленно туда, где ему было хорошо, а над головой не висел дамоклов меч приближающейся смерти.

Потом было еще пару случаев тихого помешательства. Один арлинт просто превратился в какое-то подобие овоща: тихо лежал на кровати и ни на что не реагировал. А соотечественник моего напарника в какой-то момент начал вдруг безостановочно разговаривать с каким-то невидимыми собеседниками и перестал узнавать своих товарищей по несчастью. Но это все были мелочи. Цветочки, так сказать. Потому что сегодня утром яоху по имени Михеон вдруг вытащил откуда-то длинное, острое лезвие, предназначенное для нарезки некоторых материалов, и набросился на угрюмо завтракающих пленников астероида.

Прежде чем мы опомнились, Михеон успел буквально искромсать троих из сидевших поблизости от него. И смертельно ранил Фадора, который пытался его остановить. Самому Михеону кто-то в пылу драки проломил череп чем-то тяжелым. Яоху тихо умер спустя несколько минут. Но последствия его выходки оказались поистине ужасными: закончив перевязывать хрипящего Фадора и оглядевшись по сторонам, я с ужасов увидел тлеющий огонек безумия в глазах у большей части бывших коллег. Приходилось признать, повторение сегодняшнего не за горами. Заглянув в уже подернутые пеленой близкой смерти глаза Фадора, я принял непростое решение: сейчас я допишу последнюю букву, поставлю точку и нажму кнопку. Синтезированный Фадором газ попадет в вентиляцию, и мы все быстро и безболезненно умрем. До того, как сойдем с ума и потеряем человеческий облик. Я очень надеюсь, что газ сработает так, как было задумано, и не только быстро нас убьет, но и растворит наши тела, и все биологическое, что есть в помещениях лаборатории. Дневник я обработаю консервирующим составом, надеюсь, это убережет его от лизиса. Если кто-нибудь, когда-нибудь найдет это место, прошу сообщить моим родным на Землю, что со мной произошло. Также прошу зарегистрировать мое изобретение. Я понимаю, что с моей стороны глупо надеяться, что премия за открытие достанется моим родным. Но может быть тот, кто найдет флешку и дневник, окажется достаточно благородным и не бросит их без поддержки.

Глава 15

– Дочитала? – вдруг раздался голос Шрама, вырывая меня из водоворота тоскливых мыслей.

В голосе буканьера сквозило осуждение, а в глазах плавилась настороженность. Мол, было бы ради чего не спать по ночам. Я вздохнула и не сумела справиться с горечью в голосе:

– Дочитала. Но лучше бы я никогда и не видела этого дневника. Это ужасно. Они все постепенно начали сходить с ума, запертые и обреченные. И моему соотечественнику пришлось воспользоваться синтезированным другим ученым-фарном смертельным газом, чтобы оборвать их мучения.

Непроизвольно в конце я всхлипнула. Буканьер быстро пересек комнату, развернул стул вместе со мной к себе, присел на корточки и положил мне на колени ладони:

– Оля, не бери в голову, это было очень давно. – Теперь в сиреневых глазах было лишь сочувствие и участие. – А вообще, если покопаться, то таких историй миллион. Загубленные жизни ученых и тех, кому не повезло стать подопытными черных генетиков, ковром устилают путь взаимоотношений Альянса и модификантов. И к счастью, большинство трагедий уже давно позади. – Шрам вздохнул и словно нехотя добавил: – Мне иногда думается, что, если бы Дуран даже не родился, что все было бы не так, не было бы стольких загубленных судеб. Хотя… – Шрам замялся, но потом все же закончил свою мысль: – Если бы не Дуран, то родился бы другой злой гений. Кажется, природа не терпит пустоты. А все совсем хорошо быть не может: разумные вряд ли оценят.

Буканьер был прав. Все познается в сравнении. И чтобы оценить то, что имеешь, нужно его потерять. Или заполучить с невероятным трудом и риском для жизни.

После прочтения последних записей где-то внутри меня словно образовался огромный кусок льда, выхолаживая мне внутренности. А от горячих ладоней Шрама по телу импульсами распространилось приятное тепло, постепенно согревая меня изнутри, даря надежду на то, что все не настолько уж и страшно.

Мы помолчали немного, глядя друг другу в глаза. А потом у меня с языка вдруг как-то само собой сорвалось:

– А помнишь, ты мне в самом начале говорил, что чувствуешь меня? Означает ли это, что я идеально тебе подхожу?..

Я сама не поняла, как это ляпнула, и смутилась от собственных слов. Сиреневые глаза Шрама улыбнулись моему смущению:

– Да. Означает. – Его пальцы чуть крепче обхватили мои колени каким-то невероятно ласковым, защитным жестом. – Как и то, что мы с тобой идеально совпадаем. А почему ты об этом заговорила?

Я неопределенно пожала плечами в ответ. Потому что и сама не знала, как от дневника, найденного в заброшенной лаборатории, я перешла к нашим со Шрамом отношениям. Вместо ответа, тихо спросила:

– Долго мы еще будем здесь отсиживаться? Я бы хотела посмотреть, что на флешке, и передать информацию своему куратору. И… Написать рапорт об отставке…

В лице Шрама не дрогнул ни единый мускул. Ничего не изменилось в сиреневых глазах. Буканьер никак не дал понять, что услышал и понял мои слова. Только тихо спросил:

– Почему?

Я криво и жалко усмехнулась в ответ:

– Не чувствую больше в себе сил служить Альянсу и дальше. Ни в каком качестве. Задание я все равно провалила. Хоть выполню последнюю волю соотечественника, и на этом все. – А потом нервно добавила: – И не спрашивай меня, что я буду делать после отставки. Я и сама не знаю.

Шрам спокойно кивнул:

– Хорошо. В конце концов, с тем, что будет дальше, можно разобраться потом. Мой корабль в любом случае будет в твоем распоряжении так долго, сколько захочешь ты. А насчет того, сколько мы здесь будем отсиживаться… Думаю, если осторожно, то можно возвращаться. Я сюда прилетел для того, чтобы пересидеть шумиху после выполнения задания Тейса и устранения подручного твоего бывшего, не подвергая ненужному риску жизни своего экипажа. Чтобы избежать ненужных проблем. Но, кажется, перестраховался. Мы мониторим каналы связи, и за все это время никто нами не интересовался. Никому мы не нужны, никто нас не ищет. Возможно, Тейс попросту записал нас в погибшие.

Учитывая все, что мы натворили, я бы на это не надеялась. Скорее бы предположила, что враг затаился и выжидает. Но Шраму об этом говорить я не стала. В первую очередь потому что по моей задумке мы сунемся туда, где контрабандисты не шляются, где нас точно никто не будет ждать. Даже стражи правопорядка.

– Хорошо. Тогда, как решишь, что перелет безопасен, скажешь мне. Я дам координаты. Хочу в первую очередь встретиться с куратором. А дальше уже по обстоятельствам. Я хоть и провалила собственное задание, – в этом месте я криво усмехнулась, – но привезу много всего такого, что загладит перед Альянсом мою вину. Это и мои наработки, и известие о том, что сотрудники государственных лабораторий под носом у правительства организовали подпольный бизнес, и антимутаген на найденной в лаборатории флешке, и «райская сыворотка» …

Я почему-то начала сильно нервничать и болтала без остановки, повторяя то, что уже было ранее сказано. И Шрам понял мое состояние. Встал и за руки заставил подняться на ноги меня. Обнял и прижал к своему теплому жилистому телу:

– Тише, Оля, все будет хорошо! Я тебе обещаю. Я не допущу, чтобы с тобой что-то произошло, слышишь меня?

Я кивнула, проехавшись носом по ставшему родным плечу.

* * *

Стартовали с астероида мы в этот же день. Шрам и Майлеорн только убедились, что в «эфире» по-прежнему «чисто». На всякий случай, для очистки совести подлетели ко второму астероиду. И вот здесь нам пришлось задержаться. Потому что на втором астероиде тоже присутствовали признаки жилья разумных.

У Шрама не было ни челноков-разведчиков, ни роботизированных камер. Корабль был каперский, а не научно-исследовательское судно. Поспорив до хрипоты и едва не переругавшись, все же решили слегка задержаться, чтобы узнать точно: здесь тоже лаборатория или что-то другое? Например, склады.

Необходимость задержки бесила почти всех, команда уже настроилась на полет и игру в пятнашки с властями. Но со Шрамом спорить никто не стал. После непродолжительных маневров корабль посадили на астероид, а вскоре группы из трех буканьеров уже топала в скафандрах к видневшимся вдалеке строениям. Меня в этот раз наружу Шрам не пустил, велел оставаться на корабле. И я почти подпрыгивала от нетерпения, наблюдая за неспешно удаляющимися от корабля фигурами. Ждать всегда тяжело.

Но на втором астероиде нас ждало разочарование. И одновременно стало понятно, почему когда-то знакомый Шрама дал ему эти координаты: лабораториями на этом астероиде и не пахло. Здесь была брошенная, созданная из подручных материалом перевалочная база пиратов и застывший памятником звездолет за ней. Если бы мы изначально выбрали этот астероид, то никогда бы не узнали о существовании под боком подпольной лаборатории. Парни не поленились, проникли внутрь базы, убедились, что там нет ничего интересного, а затем прогулялись и к звездолету. Ожидаемо, он был задраен изнутри. И произведя какие-то манипуляции, шурф Руфус объявил, что звездолет давно мертв, а также безнадежно устарел в моральном плане. Даже если его и удастся поднять в космос, вряд ли он улетит далеко. Здесь нам больше нечего было делать.

Улетала я с астероидов со смешанными чувствами. Мне хотелось исследовать самой базу пиратов, чтобы понять, как так могло получиться, что пираты и черные генетики спокойно соседствовали. Но здравый смысл шептал, что это глупость и второй дневник с пояснениями мне не найти. Прошлое следовало оставить в прошлом. Перевернуть страницу и двигаться дальше. Мне следовало готовиться к встрече с куратором. А еще нужно было решить, что я буду делать со своей жизнью дальше. Вот только какой-то тоненький и гаденький голосок упрямо нашептывал, что просто мне не будет, что бы я ни решила.

Полет на Касториус, маленькую третьеразрядную планетку, жившую в основном за счет сельского хозяйства и громадного межпланетного рынка наподобие древней барахолки, на котором контрабандисты сбывали подчас очень редкий и дорогой товар, прошел настолько легко и незаметно, что лично я перелета и не заметила. Словно легла спать на астероиде, а проснулась на Касториусе. Про такие перелеты-переходы с древности говорят: «Дошли как по маслу». Но это никого не радовало. В нашем положении отсутствие неприятностей и проблем могло означать только одно: затишье перед бурей. И это заставляло нервничать и хмуриться в ожидании передряги всю команду. Хотя мы шли на Касториус, как до сих пор говорят спецы, «в режиме радиомолчания». То есть, гиперпрыжок корабля был осуществлен от самого астероида практически до орбиты Касториуса. И уже там мы пристроились в хвост какому-то каравану и незамеченными тихонечко приземлились на окраине частного космопорта.

Я собиралась идти на встречу с куратором одна. Но Шрам неожиданно уперся и бескомпромиссно заявил, что до места встречи будет меня сопровождать. А потом подождет где-то поблизости. Мол, на такой планете как Касториус, девушке небезопасно ходить одной, без сопровождения. Я умилилась. Это был пятый мой визит на Касториус. И предыдущие четыре я проделала в одиночку. С единственной разницей, что добиралась сюда я звездолетами, которые приземлялись в официальном, легальном космопорту. Частный же космопорт кишел подозрительными личностями. Так что спорить с буканьером я не стала. Пусть его. Здесь шляется куча всякого сброда куда опаснее буканьера-модификанта. И в присутствии Шрама мне будет легче дышать.

Запрос на встречу в условленном месте я отправляла куратору еще с орбиты, едва мы только вошли в пространство Касториуса. Как положено, шифрованное, без канала обратной связи. Поэтому отсутствие ответа на запрос меня не пугало. Но флешку и все остальное я все равно решила оставить на корабле. Успею отдать. Сначала нужно договориться. Откуда и почему в голове возникла такая мысль – я так и не поняла.

Куратор должен был ожидать меня на окраине огромного нелегального рынка, в секторе, где продавали медикаменты – товар, необходимый каждому, независимо от того, собирался ли он в космос, либо проворачивал какие-то наземные делишки. Сюда заглядывали совершенно разные личности, на это и был расчет. Меньше внимания на появившуюся в торговых рядах женщину. И я бы предпочла идти в гражданском, так меньше шансов привлечь к себе ненужное внимание. Все же женщины-космолетчики до сих пор встречались намного реже, чем мужчины. Примерно на двадцать мужиков одна женщина. Но на корабле Шрама не было женского гражданского платья. Пришлось натягивать комбинезон и делать умное выражение лица.

В «медицинских» рядах, как в прошлые мои визиты сюда, было шумно и тесно. Кого здесь только не было. Фарны, игумары, арлинты, киллы, яоху. Говорили в основном на ломанном всеобщем языке, кое-где звучал механический голос электронного переводчика. Здесь продавалось и покупалось все: от перевязочного материала до, по слухам, самих медиков. Я делала вид, что ищу переносную малогабаритную медицинскую капсулу, вещь, в принципе, бесполезную. Ибо ее функции были настолько урезаны, что те, кому габариты помещения и финансы позволяли, покупали полноразмерный вариант. А те, у кого не было места или средств, отдавали предпочтение живому медику. От такого толку было больше. Естественно, на меня смотрели как на дурочку. Но присутствие Шрама удерживало многие горячие головы от желания поразвлечься за мой счет.

На нужной мне торговой точке сидел лохматый парнишка-арлинт с безобразным шрамом через левую бровь, придававшим его лицу выражение злой иронии, и поигрывал раритетным складным ножом. На меня и Шрама он взглянул без всякого интереса. Но когда я спросила про капсулу, он смерил меня уже более внимательным взглядом. А потом неохотно кивнул себе за спину:

– Есть одна. Над ней поработали спецы и немного расширили ее возможности, поэтому цена в два раза дороже. Хотите, зайдите, отец покажет ее вам.

Я кивнула:

– Спасибо, мы посмотрим, может быть, она нам подойдет.

Арлинт неохотно отодвинул прилавок, пропуская нас внутрь. И Шрам шагнул первым. Проходя следом за ним в небольшую коробку, громко именуемую здесь «лавкой», в которой на ночь запирался весь товар, я вдруг споткнулась: показалось, что на периферии мелькнуло лицо Стейна. Холодея от накатившего разом дурного предчувствия, я смахнула словно случайно с прилавка на пол связку каких-то пластиковых упаковок, перетянутых пластиковым же ремешком. А наклонившись с извинениями за ними, прикоснулась будто невзначай к своей ноге, подавая арлинту сигнал возможной опасности. Арлинт так же лениво отмахнулся от моих извинений. Но ножик, которым играл до этого, убрал. Входя в лавку, я успела заметить, как он принялся перекладывать товар, будто поправляя порушенное мною. А сам в это время внимательно изучал окружение.