Текст книги "Девичник в космосе (СИ)"

Автор книги: Виктория Серебрянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Этот вечер и ужин в компании Элен словно что-то сломал во мне. А потом заново срастил. Только уже правильно. Так как было задумано самой природой. Или Отцом-Создателем. Элен оказалась для меня глотком свежего воздуха, бокалом дорогого раритетного шампанского. Она искрилась, словно снег под луной. И согревала мое сердце не хуже весеннего солнышка. Я был опьянен и очарован. И проводив ее после ужина до дверей ее номера, почти не заикаясь от волнения, предложил стать моей женой.

По правде говоря, я ожидал от Элен всего, чего угодно. И сам удивлялся той невероятной, непонятно откуда возникшей смелости, позволившей мне сделать предложение понравившейся девушке. Но Элен все равно поразила и почти шокировала меня. Она грустно улыбнулась и погладила меня по щеке. А потом горестно сообщила, что отец собрался выдать ее замуж за его партнера. А партнеру еще больше лет, чем отцу. И чтобы избежать этого замужества, Элен завербовалась на работу в правительственную лабораторию, которая находится на закрытом спутнике Венеры. Отказаться от контракта – значит оказаться у алтаря со стариком. Ибо отец своего не оставит, лишит ее, Элен, содержания и выгонит из дому, если она откажется от замужества. Да и у них в семье так принято. Но если я хочу, то могу тоже завербоваться вместе с ней. Генетики проекту, в котором она будет работать, очень нужны. И тогда мы сможем быть вместе. А со временем и пожениться.

Надо ли говорить, что я отправился по указанному Элен адресу тем же вечером? Никому ничего не сказав. Не став дожидаться утра. Я просто дрожал от нетерпения и боялся, что мест не останется, меня не возьмут. Меня даже не удивило, что набор в такое серьезное место, как правительственные лаборатории, проводился в одном из номеров соседней с моей гостиницы. Более скромной, если выражаться корректно. Последнее, что я запомнил, это какой-то странный клерк с мордой отпетого бандита, предложивший мне присесть у стола и от руки заполнить анкету. Чашку ароматного кофе, которую он же поставил у моего локтя. И потертое, местами пропаленное, дешевое ковровое покрытие неопределенного цвета, на которое я почему-то прилег щекой…

Когда я открыл глаза, то подумал, что сошел с ума. Или у меня галлюцинации. Я находился в белом, хорошо освещенном помещении, у меня почему-то возникла в голове ассоциация с операционной. Может быть потому, что у меня дико болела голова, и я подумал, что получил травму. А может быть, из-за плотности света, словно лившегося сплошной завесой. Кто-то рядом что-то говорил на незнакомом, певучем как соловьиные трели языке. Несмотря на головную боль, я прислушался. Но так и не смог определить расовую принадлежность говорившего. Я не лингвист, хотя по нескольку фраз из самых распространенных земных языков мне известны. И то, что я слышал, совершенно на них не походило. И где это я оказался?

Я напрягся, пытаясь вспомнить, что предшествовало моему длительному обмороку. Мог ли у меня случиться какой-то неизвестный приступ затмения, в течение которого я сел на самолет и улетел на край белого света? Пожалуй, нет. Разве что на другую планету. Но что-то я сомневался, чтобы неадекватного гражданина служба безопасности пропустила на борт ракеты без вещей и разрешительных документов…

В этом месте я едва не уронила драгоценную тетрадь. Ракета? В каком времени жил тот, кто все это написал? Из школьного курса истории я знала, что в первой половине двадцать первого века транспортные средства, летавшие в космос, на Земле называли ракетами. И только ближе к концу двадцать первого века начали встречаться первые упоминания о космолетах и звездолетах, когда произошел революционный прорыв в конструкции двигателей для звездолетов, и используемого для них топлива. Задумчиво покусав нижнюю губу и потаращившись в поисках ответа в пространство, я вернулась к чтению дневника.

…мой бред и мои галлюцинации вышли на новый виток, когда, вынырнув из-за плотной завесы молочно-белого, холодного света, надо мной склонилось странное существо. Вроде и человек, только какой-то засушенный. Как мумия. Губы настолько тонкие, что швейная нить толще. Нос странный, почти не выступает над лицом. Фактически наличие носа у существа я определил лишь благодаря наличию носовых отверстий – ноздрей. Но больше всего меня поразили глаза существа и цвет его кожи: с блестящего фиолетового, словно молодой баклажан, лица на меня смотрели круглые глаза стрекозы в тон. Стыдно, но от нахлынувшего ужаса я заорал и попытался откатиться куда подальше от существа. И вот тут-то и выяснилось, что с подвижностью моего тела беда. Я не владел ни руками, ни ногами. Либо же был привязан, но не почувствовал этого.

На несколько долгих минут паника лишила меня даже шанса подумать, рассуждать здраво. А потом и без того тонкие губы странного существа сжались и вовсе так, что рот практически пропал с лица. Несколько угловатая, но вполне узнаваемая рука поднялась, приставила к моей руке что-то похожее на оружие, и я почувствовал болезненный укол в плечо. Через пару минут, не больше, сознание затянул какой-то сизый туман, растворивший в себе не только страх и панику, но и вообще все эмоции, ощущения. И я равнодушно пронаблюдал, как странное существо осторожно прикоснулось к моему уху и что-то вложило в слуховой проход. Наверное, не будь этого странного сизого тумана в голове, я бы от испуга позорно скатился бы в истерику. А так только равнодушно наблюдал за происходящим. И даже не вздрогнул, когда следом за чириканьем существа в голове с некоторой задержкой вдруг сформировались слова:

– Ты слышишь меня? Понимаешь?

Не задумываясь, я отозвался:

– Слышу и понимаю. А ты кто? Что вообще происходит? Как я здесь оказался? И вообще, где я?

Я бы мог поклясться, что после этих вопросов фиолетовое существо с удовлетворением распрямилось. И шумно вздохнуло:

– Слишком много вопросов. – Существо недовольно поморщилось, но я мог поклясться, что недовольство его наигранное. – Как себя чувствуешь?

– Странно, – не задумываясь, выпалил я. – Тело словно не мое…

– Это пройдет. Это последствие анабиоза.

В первый миг я подумал, что ослышался. Или брежу. Или меня разыгрывают коллеги.

– Чего-чего? – От удивления получилось даже приподнять голову над той поверхностью, на которой я лежал. – Это шутка? Или съемки научно-фантастического фильма? Анабиоз существует лишь в фантастических книгах и фильмах!

На меня странно покосились:

– Если на вашей отсталой Земле это еще не вошло в широкий обиход, то это не значит, что его нет совсем. – Фиолетовый, не глядя на меня, проводил какие-то манипуляции сбоку от моего тела. Словно что-то набирал на клавиатуре компьютера. – У вас, землян, отлично устроены мозги. Но при этом настолько короткая жизнь, что вы словно на привязи сидите около своей планеты. Другого способа доставить тебя в лабораторию просто не было, тебе не хватило бы продолжительности жизни, чтобы долететь сюда обычным ходом.

У меня все услышанное отказывалось укладываться в голове. Фиолетовый, договорив, молча продолжал возиться с чем-то сбоку от меня. Я не видел, с чем, но чувствовал себя не в своей тарелке. Словно фиолетовый посадил меня на горшок и теперь наблюдал, как я отправляю естественные надобности. Чтобы избавиться от этой неловкости, я задал первый пришедший в голову вопрос:

– Кто вы по национальности?

– На-ци-ио-ональ-нос-ти? – странно растягивая некоторые гласные звуки, медленно переспросил меня Фиолетовый. А потом решительно качнул головой, глядя мне прямо в глаза: – Я не знаю такого слова. А принадлежу к расе фарнов. Можешь звать меня Эртрай. Отдыхай пока. Нужно дождаться, пока твое тело восстановит свою функциональность в полном объеме. Отклонений от нормы я у тебя не нашел, значит, через три-пять часов ты сможешь встать на ноги. Тогда я проведу тебе экскурсию по лаборатории, все расскажу, и ты сможешь приступить к работе. А пока лучше поспи. Во сне организм лучше восстанавливается после непредвиденных нагрузок.

Странное существо с фиолетовой кожей исчезло где-то за световой завесой. И почти сразу яркость света снизилась почти до нуля. Но я едва ли обратил на это внимание. Упоминание лаборатории, наконец, разбудило мою спящую память. И я вспомнил конференцию, Элен и теперь кажущуюся подозрительной вербовку. Какая-то часть меня, с восторгом ждущая встречи с желанной женщиной, восхищенно твердила о том, что Элен не солгала и мы скоро встретимся. Но практическая часть ума ученого-генетика скептически шептала о том, что я влип. Влип в историю по собственной глупости. И что для меня это настоящая катастрофа. Домой я уже не вернусь. А все материалы по антимутагену, которые мы привезли с собой на конференцию, были у меня. Как у основного разработчика. Более того, я зачем-то постоянно таскал с собой флешку со всеми наработками. Следовательно, я сейчас нахожусь непонятно где, без малейшей надежды вернуться когда-либо домой. А мои коллеги по институту вынуждены оправдываться перед организаторами съезда и нашим непосредственным руководством. А также искать меня. Искать, еще не зная, что я сгинул, не оставив после себя и следа…

– Оля, ты сегодня что-то ела? – вдруг раздался над головой недовольный голос Шрама, а тетрадь, которую я читала, местами с трудом разбирая почерк незнакомого мужчины, словно он писал в буквальном смысле слова на коленке, прячась от всех по углам, поползла в сторону из-под моих пальцев. – Нельзя же так! Ты только-только начала поправляться…

– Не тронь! – взвизгнула я, не помня себя от ужаса, что драгоценный дневник распадется, разлезется на клочки в руках буканьера.

Шрам замер, удивленно глядя на меня. Потом покосился на тетрадь:

– Что-то настолько важное? – осторожно поинтересовался он, аккуратно отодвигая руку от тетрадки.

Я вздохнула:

– Пока точно не знаю. Это дневник ученого-генетика с моей планеты, похищенного с какой-то конференции и доставленного в эту лабораторию. Если я все правильно поняла. Местами очень трудно разобрать текст, так что читать мне еще очень много. Но, кажется, на той флешке, что была в руке скелета, находится нечто крайне важное.

На краткий миг мне даже показалось, что Шрам растерялся от моих слов. Опешил и не знал, как среагировать. Но слабость быстро прошла, и буканьер свел брови на переносице:

– Ну все равно, даже если архиважное, это не отменяет того, что тебе необходимо нормально питаться. В противном случае, твоему организму просто не хватит энергетических ресурсов, чтобы восстановиться!

Вот теперь оторопела я. А потом невольно расхохоталась:

– Да, мамочка! Как скажешь!

Шрам поджал губы, не одобряя моего веселья. Но в сиреневых глазах плескалось тепло. И что-то такое, от чего мне безумно захотелось его обнять покрепче и поцеловать. Прижать к себе и пробраться к нему под кожу, прорасти в его тело, пропитаться ним. И я не стала отказывать себе в таком удовольствии.

Шрам настороженно прищурился, когда я закинула петлей руки ему на шею и потянулась к губам. Однако, возражать даже и не думал. Подхватил под попку, приподнял и прижал к себе, давая возможность ощутить всю полноту его желания обладать мной. Пьянея от захлестнувших меня эмоций, я проказливо потерлась животом об крепкий, словно каменный бугор. В следующее мгновение наши губы встретились. И все лишние мысли будто выдуло из головы.

Я сама сдирала с себя комбинезон, от нетерпения ломая и без того коротко обстриженные ногти. Шрам же в этот момент играл с моими сосками. Дразнил их по очереди языком, жадно втягивал в рот и катал их по языку словно редчайшие и вкуснейшие ягодки, посылая по всему моему телу горячие, огненные импульсы. Кожа пылала от его жадных и нескромных ласк.

Меня уже почти трясло от нетерпения, когда каменный член Шрама, наконец, выскользнул из укрывающего его белья. Но даже несмотря на это, у меня хватило соображения запротестовать:

– Нет! Только не на дневнике! – взвизгнула я, когда Шрам приподнял меня с очевидным намерением посадить на мой рабочий стол и заняться там со мной любовью.

Буканьер натуральным образом зарычал. Будто голодный зверь при виде куска парного мяса. Но спорить не стал. А поскольку мой рабочий стол в этой комнате был едва ли не единственной горизонтальной поверхностью и идти в соседнюю спальню ни у него, ни у меня не было ни терпения, ни сил, буквально через пару мгновений я уже была распята в нелепой и неудобной позе на тренажере. Я еще пыталась пристроить поудобнее постоянно соскальзывающую левую ногу, когда Шрам ворвался в меня. И сразу же начал двигаться будто заведенный. Каменный член внутри моего тела почти царапал, причинял сладкую легкую боль. Но эта мысль мелькнула и растворилась в небытие, когда Шрам, наклонившись надо мной, сжал одновременно оба полушария моей груди и прорычал на выдохе мне в лицо:

– О-о-оля-я-я… Мо-оя сла-адкаяя дево-очка-а-а!..

Прорычать слова без единой буквы «р» – это настоящий талант, подумала я. И это оказалась моя последняя связная мысль. Одновременно со следующим ударом члена внутри моего тела словно что-то взорвалось. И затопило меня золотым, искрящимся наслаждением. Я обмякла в руках буканьера, смутно осознавая, что его следом за мной накрыл сумасшедший оргазм…

…– Мне было плохо без тебя, – ласково шепнул мне в ухо Шрам, проводя намыленными ладонями по моей груди. – А как увидел, что тебя поглотило крошево козырька после взрыва, чуть с ума не сошел. Майлеорну пришлось меня нокаутировать, чтобы я не разнес рубку. И чтобы не помчался без скафандра тебя спасать, – так же тихо, нежно массируя мне грудь, признался он. – Я… Мне казалось, я сдохну, если тебя не станет… Оля, береги себя!..

Отголоски сумасшедшего оргазма еще бродили в моем теле, не давая нормально воспринимать реальность и думать. Однако я все равно уловила тоскливые нотки в голосе буканьера. Заглянула в сиреневые глаза, но с ответом не нашлась. Просто заключила в ладони уже начавшее колоться отросшей щетиной лицо и нежно поцеловала шершавые губы. Я просто не знала, что можно ответить на такие слова.

Когда мы выбрались наконец из душа, потратив просто преступно много воды, Шрам, не утруждая себя одеванием, взял меня за руку, подвел к столу и заставил присесть:

– Тебе нужно поесть, моя дорогая. Успеешь еще изучить этот демонов дневник, времени впереди много. А я у тебя и так отнял кучу энергии. Если еще откажешься от приема пищи, то рискуешь снова свалиться в койку от истощения!

Мы со Шрамом давно уже изучили вкусы друг друга. Поэтому я совершенно не удивилась, увидев перед собой полюбившуюся мне рыбку с овощами, пресные лепешки так же с сушеными овощами по рецепту фарнов и минерально-витаминную болтушку в качестве питья. Себе Шрам принес почти то же самое. Только вместо рыбы в его контейнере красовалось мясо.

Ужинали молча. Во-первых, Шрам не любил разговоров за едой, вполне справедливо полагая, что они вредят процессу насыщения. А во-вторых, все мои мысли были заняты дневником. Вернее, попытками предположить, какому времени принадлежал его хозяин. Слишком уж меня смущали флешка и упоминание о том, что во времена хозяина дневника летали на ракетах. Неужели описываемые в дневнике события происходили задолго до вхождения Земли в Звездный Альянс? Но ведь это не просто невероятно, это почти свидетельство преступления: в те времена, когда земляне не были защищены законодательством Звездного Альянса планет, их похищали… пираты?

– Оля, о чем ты так напряженно думаешь? – неожиданно раздался в тишине вопрос Шрама.

Я сначала дернулась, застигнутая врасплох, потом мотнула головой. Мол, ничего такого, о чем следовало бы говорить. Но, поймав внимательный взгляд сиреневых глаз, неожиданно для самой себя призналась:

– Меня пугает то, что я успела уже прочесть.

Шрам напрягся. Даже стакан с болтушкой отставил в сторону.

– Что-то серьезное? Или опасное для нас?

Я снова мотнула головой:

– Не думаю, что опасное. Правда, я еще не знаю, произошла ли здесь какая-то авария, или лаборатория была просто законсервирована и брошена ввиду удаленности от оживленных точек космоса. Но в любом случае, я почти в этом уверена, она очень и очень древняя.

– Почему ты так решила? – недоуменно моргнул Шрам.

– Хозяин дневника в одной записи упомянул, что в его время в космос летали ракеты.

Шрам заглянул в свой стакан, а потом медленно отодвинул его от себя, видимо, обнаружив, что уже успел все выпить. Потом скрестил руки на груди и уставился на меня:

– Ракеты? Ты ничего не путаешь? – Я помотала головой. – Хмм… Ближайшая цивилизованная планета отсюда находится в сотнях световых лет. Этот уголок космоса исследован не более ста пятидесяти лет назад именно по причине чрезмерной удаленности от цивилизации. Ни одна из известных ракет сюда не долетела бы. Оля, ты уверена, что правильно перевела текст?

Я горько усмехнулась:

– Мне не нужно его переводить. Дневник писал мой соотечественник. Вот почему меня так смущает это слово. Потому что, если все так, тогда выходит, что его похитили с Земли задолго до того, как она вошла под юрисдикцию Звездного Альянса.

Шрам нахмурился:

– Собираешься сообщить об этом в Службу Безопасности Альянса? А ты уверена, что это стоит делать?

На этот раз я колебалась очень долго, прежде чем ответить. И отвечала, осторожно подбирая слова:

– Я еще не дочитала дневник. Только дошла до того места, как его хозяин открыл глаза здесь, на этом астероиде. Но уже знаю, что он был ученым и вез на какую-то конференцию генетиков свое открытие. Вместе с ним его и похитили.

Буканьер как-то горько и устало вздохнул. А потом решительно сказал как отрезал:

– Дочитывай. Потом решим, как будет правильнее поступить.

Но по-моему, он уже начал прикидывать, как можно наиболее беспроблемным способом передать информацию безопасникам.

Глава 14

…Сегодня моя привычка прятаться от всех, чтобы заполнить очередную страничку моего дневника, принесла совершенно неожиданные, ошеломительные и пугающие результаты. Я никогда не использую дважды подряд одно и то же место для уединения. В личных комнатах стоят камеры, мы всегда под наблюдением. Но камер нет в чуланах, где хранится инвентарь для уборки, в уборных, в комнатах для релакса, парочке крохотных пустых закутков непонятного для меня предназначения и душевых. И если в последние в одежде, чтобы спрятать дневник, не пройдешь, то во все остальные вполне.

Сегодня я спрятался в дальнем полутемном закутке у выхода, в котором иногда уборщик оставляет мешки с мусором. Здесь неприятно пахло и было холодно до такой степени, что изо рта вырывался пар. Но зато я точно знал, что до утра здесь никто не появится. А потому устроился в уголке за мешком с мусором, опираясь на него спиной. Особых событий в моей жизни не происходило уже более полугода. И если в первые дни я еще старался детально описать все, со мной происходящее, то теперь жизнь стала настолько однообразной, что я уже больше десяти дней не открывал дневник. В него просто нечего было записывать. Все разнообразие – это смена блюд в общей столовой. Или кто какую пробирку разбил в лаборатории. Но сегодня все же кое-что произошло.

Я почти сразу понял, что эта лаборатория не имеет ничего общего с правительством не то, что Земли, а вообще любой планеты или союза. После осторожных расспросов я осознал, что работавшие здесь ученые все как один были похищены с разных мест. Я уже давно перестал удивляться разнообразию рас и даже «подружился» с пожилым киллом по имени Фадор. Наши с Фадором жилые модули были рядом, рабочие места в лаборатории тоже оказались по соседству, да и работали мы над одной и той же проблемой закрепления индуцированной мутации и ее последующей репликации в дочерних ДНК. Фадор, в первые дни молчавший и косо смотревший в мою сторону, к концу первой недели совместной работы оттаял и взял надо мной своеобразное шефство. Как я узнал позднее, сам Фадор находился в этой лаборатории третий год. А до этого еще пять трудился в другой, такой же подпольной, как и эта. Но на нее совершили налет представители службы безопасности звездного альянса. Охранникам удалось эвакуировать не более трети сотрудников. Остальные, увы, погибли. В их числе и постоянный напарник Фадора. С тех пор он сменил более десятка помощников, но ни с кем сработаться не смог. Я первый чем-то ему приглянулся. И Фадор взялся меня опекать.

Фадор по-своему относился ко мне хорошо. Но после предательства Элен я был не в состоянии довериться ему. Мне теперь казалось, что предать может любой. Так что своим открытием, антимутагеном, я делиться не стал. Уж лучше пусть он пропадет совсем. Скорее всего, рано или поздно, до этого же додумается кто-то еще и откроет антимутаген заново. Но отдавать свое детище в руки этих существ я не хочу. Хотя уже сейчас вижу, что кое-какие аспекты моей научной работы могли бы помочь Фадору решить его проблему. А бился Фадор уже далеко не первый год над проблемой закрепления необходимой мутации и ее последующей репликации на дочерние клетки. Попросту говоря, после придания живому организму необходимых свойств путем мутаций ДНК, Фадору необходимо было «научить» эти клетки воспроизводить себе подобные, не теряя новых качеств и свойств. Но у него ничего не выходило.

То есть, простейшие, вполне вписывающиеся в видовые особенности подопытного организма, мутации без проблем приживались. И даже передавались потомству. А вот то, что старался приживить Фадор, вызывало резкие негативные реакции со стороны подопытных организмов. Организмы очень быстро изнашивались, подопытные гибли. Про воспроизведение мутаций и речи быть не могло. Однако, я снова отвлекся. А ведь собирался записать совершенно не то. Дело в том, что, придя в этот тихий и неудобный уголок, чтобы доверить дневнику свои эмоции и сомнения по поводу Фадора, я нечаянно стал свидетелем одно любопытного разговора.

Чуть дальше по этому коридору находился вечно запертый выход из лаборатории. Хитрая система электронных ключей гарантировала, что никто из находящихся здесь ученых не вскроет дверь. Да и куда идти? Слева от двери находились пустолазные скафандры для открытого космоса, непрозрачно намекающие на то, что атмосферы за мощной дверью нет. А потому, а может быть и для того, чтобы скрывать какие-то темные делишки, здесь было весьма скудное освещение и отсутствовали камеры видеонаблюдения. Приходя заполнять дневник сюда, я всегда приносил с собой крошечный фонарик, который держал в зубах, пока писал.

Сегодня я только и успел найти более-менее удобное место позади мешка с мусором (чтобы в спину ничего не врезалось), как услышал чьи-то шаги в коридоре. От ужаса быть обнаруженным в неположенном месте немногочисленными охранниками лаборатории сердце истерически забилось где-то в горле. А сам я весь покрылся холодным липким потом. Больше всего я переживал за флешку, которую по-прежнему таскал за собой, и за дневник. Себя жаль не было. Мне кажется, я уже успел смириться с тем, что моя жизнь закончится на этом кошмарном обломке мертвой скалы. Но, прежде чем я в панике принялся искать, где бы спрятать свои сокровища, я услышал негромкие голоса:

– И зачем ты меня привел сюда? – скептически поинтересовался первый голос. Я его знал. Он принадлежал самому «пожилому», если так можно выразиться, охраннику, обладателю смуглой и уже покрытой сеточкой первых морщин кожи, и каких-то мертвых, темно-карих глаз.

– Здесь можно без помех поговорить, не опасаясь быть подслушанными, – коротко отозвался второй, мне незнакомый голос. – Наши ученые сюда не ходят, опасаясь подцепить какую-то гадость, – хохотнул он. – Как маленькие дети, ей-богу! Сами же пакуют отходы в герметичные пластиковые контейнеры. Но речь сейчас не об этом. Пейтон, ты слышал, Дуран погиб?

– И что? – равнодушно отозвался тот. По его ответу не было понятно, знает он о гибели идейного вдохновителя исследований в этой лаборатории или нет.

– А то, что финансовый ручеек иссякнет. Без Дурана мы никому не будем нужны. – И помолчав, уже совсем другим тоном добавил: – Не будет больше кораблей с припасами. Ни еды, ни энергоносителей, ни естественно, денег. Сдохнем тут, как крысы в банке.

По ту сторону мешка воцарилась опасливая, настороженная тишина. А я вновь ощутил, как по телу ползет холодный пот. Вот и все. Наша песенка, как говорится, спета. Мы живем до тех пор, пока работают генераторы, дающие тепло и свет, и установки, синтезирующие воду, готовящие нам еду. Как только закончатся энергоносители, мы все умрем. И, как мне кажется, скорее от холода, чем от обезвоживания.

– Откуда такая информация? – вдруг совсем другим, заинтересованным тоном спросил Пейтон.

– Экипаж того корыта, что доставил наши заказы, в дороге получил сообщение, – охотно сдал «источник» информации его более молодой товарищ. – Вот парни теперь и думают, если смысл лететь на последнюю точку. Или лучше оставить все как есть, а самим затеряться где-то на просторах космоса пока не поздно.

– И что ты предлагаешь? – снова повторил Пейтон. – Убить их и захватить корабль? Так мы не умеем им управлять. А присоединиться к команде вряд ли получится. Насколько я знаю, ресурс подобных жестянок строго рассчитывается, допускать перегруз смерти опасно.

– Есть у меня идея, – хитро ухмыльнулся в ответ молодой.

Следующие странички тетрадки почему-то оказались склеенными и не хотели переворачиваться. Промучившись некоторое время, я все-таки сумела их разделить. И подозрительно уставилась на странные пятна неправильной формы, кое-где покрывающие бумажную страницу. Словно кто-то зачем-то побрызгал на тетрадь водой. Я поняла, что это за пятна, когда начала читать.

* * *

Спустя десять часов.

Даже не верится, что прошло всего десять часов после того, как я сделал в дневнике предыдущую запись. И вот мне снова понадобилось доверить бумаге впечатления от пережитого. Пока я еще все помню. Пока ужас перед предстоящим не затмил разум, не превратил меня в дрожащее, беспомощное существо, в ужасе ожидающее своей смерти…

Оторвавшись ненадолго от исписанной странным, словно пьяным почерком тетради, я в нехорошем предчувствии уставилась в пространство перед собой. Судя по всему, записи в дневнике подходили к концу. А я так и не сумела разобраться, на что мы наткнулись на заброшенном астероиде. Описание быта нескольких десятков ученых, запертых в ограниченном пространстве, никак не способствовало понимаю предназначения найденной лаборатории. Поглазев немного в пустоту и так и не придя к какому-то определенному выводу, я снова опустила глаза в тетрадь.

…После того как мне удалось подслушать разговор наших охранников, я еще пару часов никак не мог решить, нужно ли что-то говорить Фадору или стоит подождать начала каких-то действий со стороны охраны, чтобы иметь на руках доказательства слов. Или про такое вообще лучше молчать в тряпочку. Я дергался и нервничал. Фадор подозрительно косился в мою сторону. Но все решил случай безо всякого усилия с моей стороны.

Из рук Фадора в самый неподходящий момент вывернулась лабораторная крыса и юркнула в угол комнаты, в который хранились клетки с будущими подопытными животными. На самом деле это существо называлось далеко не крысой и жило отнюдь не на Земле, но сути это не меняло. Бегало оно так же шустро, как и его земные сородичи. От злости напарник выдал целую тираду, которую мой электронный переводчик не смог перевести. Мы переглянулись и бросились ловить беглянку. Которая на свободе, не ограниченная клеткой, могла наделать очень много беды. Не буду описывать весь процесс поимки и то, на что нам с Фадором пришлось пойти ради этого. Скажу только одно: так уж вышло, что в погоне за сбежавшим существом, мы забрались в самый дальний угол нашего зверинца. От выхода нас не было видно. И когда внезапно открылась входная дверь и послышались чьи-то тяжелые шаги, мы с напарником не сговариваясь предпочли затаиться.

– Что ты здесь забыл? – послышался чей-то сердитый голос.

– Свет горит, – пробурчал в ответ уже знакомый мне Пейтон, – здесь кто-то может быть.

– И что? – не сдавался первый. – Максимум через час нас уже здесь не будет. Какая разница, есть здесь кто-то или нет?

Пейтон что-то невнятно пробурчал. А потом уже четче добавил:

– Ты циник! Это же такие живые разумные, как ты и я! Неужели тебе их ни капельки не жалко? Их смерть легкой назвать будет нельзя!

– Если выбирать, они или я, то я выберу себя, – неожиданно жестко отрезал собеседник Пейтона. – С самого начала было понятно, что живыми их никто отпускать не будет! А теперь вообще Дурана больше нет, защищать проект и отстаивать наши права перед Альянсом больше некому. И что? Добровольно отправиться в газовую камеру смертников? Или подставиться под более удачливого конкурента Дурана? А вдруг пощадит и возьмет к себе! К твоему сведению, Пейтон, всем здесь, даже нам с тобой, не говоря уже про этих ученых крыс, впрыснули мутаген. Сказать, что тебя ждет, когда попадешь в лапы официальных властей? А что с тобой сделает конкурент Дурана?

Вот не умею я контролировать выражение своего лица! Фадору хватило всего одного ошарашенного, потрясенного взгляда в мою сторону, чтобы все понять. И линия челюсти пожилого килла будто окаменела. Он ничего не сказал. Но я понял: как только мы останемся вдвоем, меня ждет непростой разговор.

– Я понял, – глухим эхом моих мыслей отозвался Пейтон. – И все же считаю гораздо более гуманным решением пустить отравляющий газ по системе вентиляции…

– Некогда с этим возиться! – перебил Пейтона собеседник. – Если ты уже договорился со своей совестью, то давай уже выходить! Времени все меньше и меньше. И как ты понимаешь, ждать нас с тобой никто не будет.

Секунда тишины лично мне показалась бесконечной и тяжелой, как надгробие. А потом до нас с Фадором донесся чей-то тяжелый вздох и Пейтон пробурчал:

– Слишком молод ты еще, Стейн, молоко на губах не обсохло. Отсюда и твоя бескомпромиссность. Однажды она будет стоить тебе жизни. Нельзя так с живыми. Все в этой Вселенной подчиняется принципу бумеранга. Однажды кто-то и твою судьбу решит вот так, походя. Пошли!..

Тетрадка с глухим звуком упала мне на колени, а я ошеломленно уставилась в пространство. Стейн?! Да быть того не может! Сколько веков прошло со времен смерти хозяина этого дневника? Думаю, не одна сотня. А мой бывший ненамного старше меня. Хотя… Что ему мешает быть сыном или даже внуком Стейна, упомянутого в дневнике? Ничего. И тогда вполне объясним его интерес к генетике и незаконным исследованиям. Видимо, с детства про это знал. Как и то, что с помощью подобных изысканий, если они окажутся удачными, можно обогатиться до конца своих дней.