Текст книги "Девичник в космосе (СИ)"
Автор книги: Виктория Серебрянская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– Тяжело пришлось? – неожиданно сочувствующе хмыкнул Шрам, давно уже улегшийся в прежнюю позу и подгребший меня себе под бок.
Я честно призналась:
– Те три дня мне показались вечностью в аду. Спецы на то и спецы, чтобы мастерски владеть различными техниками. Меня не били. И вообще не применяли ко мне физической силы. Но в течение тех бесконечных дней мне часто казалось, что лучше бы меня избивали. Синяки на теле, знаешь ли, болят гораздо меньше и заживают гораздо быстрей. В общем, когда куратор вызволил меня из камеры, я находилась в шаге от того, чтобы сломаться. И потом еще очень долго у меня были проблемы со сном, я вздрагивала при виде людей в неприметных серых офисных костюмах с пустотой в глазах.
Я замолчала, восстанавливая дыхание, успокаивая неистовый стук сердца в груди. Заново переживая те кошмарные дни после ареста. Шрам тоже не торопился что-то говорить. И я, помолчав и успокоившись, тяжело вздохнула и поставила точку в этой исповеди:
– Только после вручения диплома куратор, усмехаясь, сообщил мне, что он узнал о моем аресте в течение первых тридцати минут. И принял решение не только проучить меня, но и испытать на прочность. Чтобы знать, что можно ждать от меня в случае провала. Если бы я сломалась или сразу же начала требовать отпустить меня, козыряя своим положением, агентом я бы не стала.
– Жестоко, – пробормотал Шрам, когда стало понятно, что больше я говорить ничего не собираюсь. И спросил сам: – Так а найденный на астероиде объект как к этому всему относится?
Я снова вздохнула:
– Пока я сама до конца не понимаю как. Ну, кроме того, что вскрывать объект без специальной подготовки смертельно опасно. – Чуть помолчав, таращась в серый потолок нашей со Шрамом спальни, по которому бродили отблески индикаторов работающей аппаратуры, осторожно начала объяснять: – Понимаешь, я тогда, во время своей глупой бравады, кое-что все же успела накопать. Все же, хоть и совсем зеленая была, но по верхам успела кое-чего нахвататься. Так вот. У Альянса есть лишь один проект с наивысшей степенью секретности. Это проект Суперсолдат.
Я замолчала, ожидая реакции Шрама. Но буканьер тоже молчал. То ли осмысливал услышанное, то ли не понимал всей серьезности ситуации. Когда тишина непозволительно растянулась во времени, я снова вздохнула и попыталась осторожно объяснить свою мысль:
– Понимаешь, в Альянсе до сих пор весьма неоднозначное отношение к модификантам. Несмотря на то что Альянс уже не воюет с ними, не стремится уничтожать, а наоборот легализовал, на некоторых планетах, особенно там, где очень сильны религиозные догмы, модификантов, мягко говоря, не любят…
– Уж что-что, а это могла бы и не говорить, – с горечью выдохнул Шрам. – Я и моя команда испытали всю эту «нелюбовь» на собственной шкуре в полном объеме.
– Прости, – покаялась я. И сразу же продолжила пояснения: – Ну вот после всего, что тебе пришлось пережить, представь, что правительство Альянса решило перенять опыт черных генетиков и создать суперсолдат…
– Такие попытки ведутся с седой древности, – довольно резко перебил меня буканьер. Его тело рядом со мной напряглось. – Те же черные генетики, как ты их называешь, занимались именно улучшением генома. Результат, причем не самый худший, у тебя бродит перед глазами по коридорам корабля. И я, Оля, не понаслышке знаю, что улучшить все невозможно. Даже если что-то одно совершенствуется, то второе сразу же уходит в глубокий минус. Природа не терпит вмешательства в ее дела. Самый яркий пример тому попытка укрепить кости гуманоидов. Ты знаешь, что благодаря мутациям костный скелет любых рас становился настолько прочным, что его невозможно было сломать ни битой, ни путем сбрасывания подопытного с высоты?
– Знаю, – коротко отозвалась я, не совсем понимая, к чему ведет Шрам.
– А знаешь ли ты, дорогая, – язвительно подхватил буканьер, – что тому, кому «повезло» с укреплением костей, категорически противопоказано купаться даже в бассейне? Вес тела увеличен настолько, что никакие навыки плаванья не удержат его на поверхности воды, и он утонет! – сердито закончил Шрам, из чего я сделала вывод, что он таким образом потерял кого-то из близких. Слишком сильно звучала в его обычно сдержанном голосе злость, обида и ярость.
– Знаю, – так же лаконично ответила я. И сразу же добавила: – Я знаю много таких примеров, проходили во время обучения. Но я также знаю, что правительственный проект «Суперсолдат» на момент моего внедрения в лабораторию Арганадала был на финальной стадии. Все клинические испытания уже были проведены, и они оказались успешными. Проект готовили внедрять в жизнь. Вот только не спрашивай меня, что он в себе заключал. Я не знаю. Как я тебе уже говорила, у меня уровень секретности совершено другой. А теперь сложи воедино все, что ты знаешь: задание, с которым тебя послал Тейт, чипы в зубах Жиара, эта заброшенная лаборатория, охота на меня, «райская сыворотка»…
Шрам молчал всего секунд десять. А потом потрясенно выдохнул:
– Ты сейчас пытаешься мне сказать, что правительство Звездного Альянса решило усовершенствовать методики безумного генетика Дурана и добилась в этом успеха?
Я проигнорировала и вопрос, и потрясение, звучащее в словах Шрама. Только отметила нейтральным тоном:
– Заметь, Дуран тоже начинал свою карьеру в правительственных лабораториях.
После этих слов в спальне снова повисло тягостное молчание. Я терпеливо ждала, когда Шрам все обдумает и придет к каким-нибудь выводам. И дождалась.
– Если все это правда, а мы туда влезли без приглашения, – медленно, словно с трудом веря в собственные слова, проговорил буканьер, – если все это всплывет наружу, то нас попросту уничтожат, как космическую пыль.
Вообще-то, Шрам был прав. Мы влезли на территорию чужой игры, не зная ее правил. Не зная даже всех вводных. Но я все же позволила себе не согласиться с ним:
– Не обязательно. Если будем вести себя осмотрительно.
Буканьер одарил меня каким-то странным взглядом. Потом посмотрел в безликий потолок, словно на нем могла быть подсказка, как вести себя дальше, а потом дипломатически поинтересовался:
– Есть идеи по поводу осмотрительности?
И вот здесь напряжение, до сих пор владевшее мной, неожиданно отпустило. Испарилось, исчезло, растаяло как вчерашний кошмар, оставив после себя чувство небывалой легкости и подъема. Сама не знаю почему, но больше всего на свете я боялась, что Шрам не примет тот факт, что я оказалась полевым агентом тайного отдела Звездного Флота Альянса. Закроется, отгородится от меня, разорвет наши отношения. Неожиданно оказалось, что он дорог мне. Но буканьер просил поделиться своими мыслями по поводу сложившейся ситуации. А значит, прекращать то, что было между нами, он не собирался. И я не сдержалась, широко улыбнулась, повернула голову и потерлась носом о комбинезон Шрама:
– Вообще-то, кое-какие соображения есть. Предлагаю для начала подготовиться и все-таки попробовать вскрыть то, что находится в недрах астероида. Посмотреть, что там. Сможем ли мы это как-то использовать. Потом нужно будет все-таки распотрошить то, что вез в тайниках Жиар. Мне почему-то кажется, что там либо какие-то уникальные среды, либо образец технологии. Только безумец рискнет перевозить в зубном контейнере, каким бы надежным он ни был, какие-то экспериментальные препараты или химию. Малейшая утечка, и ты труп. Потом…
Шрам неожиданно стряхнул меня на подушку, перевернулся и навис надо мной, опираясь на локти, вгляделся в мои глаза:
– А со своей жизнью и службой ты что планируешь делать?
Голос буканьера звучал ровно, почти безэмоционально. И сиреневые глаза были спокойны. Но его дыхание буквально обожгло мне щеки кипящими, тщательно запрятанными эмоциями. И я запнулась, мгновенно утратив нить рассуждения.
Я не знаю, что со мной сделал Шрам. Или это со мной случилось до него, еще в клетках Тейта. Но мне вдруг так захотелось прикоснуться к впалым, не слишком хорошо выбитым щекам мужчины, нависавшего надо мной, что даже кончики пальцев закололо. Словно от электрических импульсов. Я попыталась избавиться от этой неуместной сейчас тяги, все-таки шел серьезный разговор. Но очень быстро проиграла битву с собственным телом. Подняла руку, провела пальцами по скуле буканьера, потом коснулась сухих, словно обветренных губ. Шрам словно окаменел. Он не двигался и почти не дышал. Не отрываясь, смотрел мне в глаза. И ждал. Ждал, пока я отвечу. А я совершенно неожиданно даже для себя оробела. Смотрела и не могла заставить себя сказать хотя бы слово.
– Знаешь, – начала я, в конце концов, осторожно, когда уже не было возможности и дальше молчать, – после того, что мне пришлось пережить, я очень сомневаюсь, что меня признают годной хотя бы к кабинетной или преподавательской работе. Да и какой из меня преподаватель? Опыта нет, знаний чуть…
Шрам не поддался на провокацию.
– Все зависит от результата, – сдержанно сообщил он мне. – Если ты в итоге операции принесешь своему руководству желаемое решение, успех, то, даже если медики и признают тебя негодной к дальнейшему несению полевой службы, теплое местечко тебе всегда найдут. Здесь важно понимать, чего хочешь именно ты? Какой видишь свою дальнейшую жизнь? – Шрам не отрывал от меня серьезного взгляда. – Представь, что уже все позади. Твой бывший получил по заслугам, а ты уже отправила руководству финальный отчет. И с сегодняшнего дня у тебя начинается отпуск. Долгожданный. Настоящий. В котором никуда не нужно спешить и не нужно следить за своими словами и поведением. Как бы ты его хотела провести? И чем бы ты хотела заняться после его завершения?
И я замерла, наконец до конца осознав, что хочет услышать от меня буканьер. Послушно попыталась представить, что уже все позади. И…
– По-моему, об этом еще слишком рано думать, – насупилась я, трусливо пряча голову в песок, откладывая важное решение на потом. – Нет никаких гарантий, что вся эта авантюра для меня завершится удачно.
– Когда есть цель, тогда проще выживать, – не согласился со мной Шрам. – Выдержала бы ты плен у Тейта, если бы у тебя не было цели? А жизнь на моем корабле?
Разговор почему-то свернул куда-то не туда. Мое игривое настроение от близости тела Шрама уже развеялось как дым. Теперь я бесилась. Главным образом из-за того, что у меня никак не получалось представить жизнь после завершения моего задания. Я попросту не знала, чем мне потом заниматься. Конечно же, генетика меня приняла бы в любой момент и с распростертыми объятиями. Но… Размеренная жизнь среди колб и реактивов после всех пережитых приключений теперь мне казалась слишком пресной. Я и до поступления в академию не жаловала жизнь ученой дамы, мечтала о свободе и крыльях среди звезд. А теперь, испытав состояние, когда по жилам вместо крови струится чистый адреналин, подобное существование серой мыши мне казалось откровенным прозябанием.
– К чему ты клонишь? – несколько более резко, чем следовало, поинтересовалась я. – К тому, что вести спокойную жизнь городского обывателя я теперь не смогу? Что такая жизнь покажется мне серой и скучной?
– Я этого не говорил.
Шрам по-прежнему нависал надо мной, опираясь на локти по обе стороны от моего тела. Словно стремился удержать, не дать сбежать раньше, чем получит от меня ответ. Но вся беда была в том, что я не понимала, что он от меня хочет. И в конце концов, я сдалась. Малодушно отвела глаза в сторону и попросила:
– Просто скажи, что ты хочешь услышать от меня. Я не понимаю, чего ты ждешь, прости.
Шрам еще несколько секунд словно по инерции смотрел мне в глаза. Будто пытался осмыслить услышанное. А потом с шумным вздохом упал рядом со мной на подушку и уставился в потолок:
– Вообще-то, – заговорил он спустя долгих десять секунд, – я хотел услышать от тебя, какое место в твоей жизни занимаю я. И что ты планируешь для нас в будущем. Но видимо, я зря затеял этот разговор. Если ты даже на мгновение не задумалась, о чем речь, то…
Шрам недоговорил. Оборвал себя на полуслове, вскочил с кровати резким движением и, прежде чем я опомнилась, покинул каюту. А я осталась одна. Ошарашенно смотреть ему вслед. И пытаться понять, что сейчас здесь случилось.
То, что я допустила серьезную ошибку, я поняла очень быстро, буквально на следующее утро. С вечера я долго ждала возращения Шрама, надеясь, что он проветрится, остынет, я извинюсь за свою трусость, и все станет как раньше, но буканьер все не приходил. Я сначала лежала на кровати. Потом встала и навела порядок там, где мы пытались ужинать. Потом походила по каюте. Шрам все не шел. У меня даже родилось желание пойти его поискать. Но… Я опять струсила. Испугалась, что найду его в рубке или в другом общественном месте и мне при всех придется объяснять, зачем я его ищу и что мне от него нужно. В итоге, вместо того чтобы отправиться на поиски буканьера по кораблю, я села за свой рабочий стол и попробовала вывести формулу сыворотки-«прививки», которая смогла бы «научить» ген не изменяться под воздействием сторонних факторов. И как-то незаметно для себя втянулась, увлеклась и проработала очень долго. Так долго, что усталость сморила меня прямо за столом…
Проснулась я в половине девятого утра по внутреннему корабельному времени. От жуткой боли в шее и щеке. Шея просто затекла от неудобной позы. А вот щека… Усталость скосила меня в тот момент, когда я задавала вариатору параметры расчета сыворотки. Я так и простроилась щекой на кнопки ввода аппарата, не закончив работу. И теперь вариатор удивленно мигал на меня красным индикатором, не зная, что делать с той белибердой, которая оказалась в его памяти из-за того, что я перепутала его с подушкой.
Кое-как размяв шею, я вычистила все лишнее из вариатора и поднялась на ноги. В голове была вата. Тело болело от сна в неудобной позе. А я все никак не могла понять, что происходит.
Во время обучения, когда времени на полноценный отдых мне катастрофически не хватало, я часто засыпала за столом. Арлинтка, с которой я делила жилую комнату в академии, думала, что я слишком увлечена своей наукой. А на самом деле, помимо обучения по прямой специальности, я еще и проходила обучение у куратора, а также была вынуждена поддерживать свое физическую форму на определенном уровне. Потом, когда обучение в академии завершилось, стало немного легче. Но я все равно периодически путала рабочий стол с кроватью, а клавиатуру терминала с подушкой. Все это прекратилось, когда в моей жизни появился Стейн. Каким бы гадом ни был мой бывший, но за тем, чтобы я нормально спала в положенном месте, он следил строго. Потом, уже после того, как узнала, что бывший меня попросту продал, как корову, я иногда думала, что его забота обо мне была обыкновенным беспокойством работорговца, переживающего за сохранность товара.
Позднее, когда Шрам вытащил меня из лап Тейта, уже он следил за тем, чтобы я не засыпала за столом. И вот я снова умудрилась перепутать рабочее место с кроватью… Потому что некому оказалось выгнать меня вовремя из-за стола. Так где же сам Шрам?
Я метнулась в комнату с кроватью: даже если буканьер и приходил ночевать в каюту, это не было заметно. Я вчера даже не подумала расправить кровать, ожидая, что Шрам вот-вот вернется, и мы ляжем спать. Но он, кажется, так и не возвращался. Иначе он вряд ли смог бы равнодушно смотреть, как я сплю за столом.
В попытке привести в порядок мыслительный процесс, я сходила в санблок, приняла душ, почистила зубы и вопреки всему поплескала в лицо водой. Я до сих пор никак не могла привыкнуть к волновому душу. Понимала, что излучение очищает тело точно так же, как и чистит утилизатор, то есть, идеально, но ощущение свежести мне приносила только вода.
Мало-помалу жизнь возвращалась в мою помятую несанкционированной ночевкой голову. Мыслительный процесс со скрипом, но запускался. И я начала понимать, что вчера допустила серьезную ошибку. Мои колебания и боязнь быстро принять сложное решение что-то сломало в наших со Шрамом отношениях. Теперь нужно было что-то делать. Причем быстро. Пока мое малодушие не привело к катастрофе вселенского масштаба. Ведь если я потеряю Шрама…
Я замерла на пороге, забыв, как дышать. Со Стейном я была знакома полтора месяца, когда он переехал ко мне и сделал мне предложение. И то решение мне далось так же просто, как я выпивала стакан воды. Так почему я настолько болезненно отреагировала на просьбу Шрама определиться со своей дальнейшей судьбой?
Мне безумно захотелось надавать себе оплеух за глупость и робость. Как там было у классиков? Девушка сама писала письмо кавалеру еще в девятнадцатом веке, когда женщины о свободе еще даже мечтать не могли! А я, в наш просвещенный век, струсила принять решение и допустить ошибку!
В душе вновь волной поднялось желание найти Шрама и поговорить с ним. Может быть, извиниться. Однозначно сказать, что я дура. Но, выйдя из санблока, я едва не врезалась в Оруэла. Счастье еще, что у яоху реакция оказалась в разы лучше моей. Он отскочил в сторону и радостно осклабился, как никогда походя на какое-то древнее змеиное божество:
– Ольга! Вот ты где! Собирайся, Шрам скомандовал попробовать сегодня вскрыть подземелье!
У меня внутри словно что-то оборвалось от плохого предчувствия.
– Как, сегодня? – ахнула я от неожиданности. – А подготовка? Это может оказаться смертельно опасно…
– Сначала готовимся, – бодро перебил меня Оруэл, – потом идем вскрывать. Ребята там уже приготовили отдельный, никак не связанный с нами и кораблем аккумулятор. Что еще может потребоваться?
Я хмуро посмотрела на так и сияющего яоху. Он вел себя как ребенок, которому на день рождения подарили вожделенную игрушку. А между тем любая ошибка могла дорого обойтись не только тем, кто будет взламывать лабораторию.
– Понятия не имею, – мстительно буркнула я в ответ. – Я же не профессиональный взломщик лабораторий! – У Оруэла смешно округлились глаза, и мне стало стыдно за свое поведение. – Прости, – покаялась я, – настроение мерзкое. Но я действительно не знаю, что может еще потребоваться. Ну, кроме самого очевидного. Попробуем сначала взломать, если не получится, тогда будем думать. Или если вскроем, то по ходу действия будем решать, что еще нужно. Главное, полная защита, чтобы не дай бог не принести на корабль какую-то дрянь. Это я тебе говорю, как профессиональный микробиолог. Ну и всем держать ушки на макушке, а нос по ветру. Равное количество вероятностей говорит за то, что лаборатория законсервирована, и за то, что там произошло какие-то ЧП, вследствие которого погибли все работники и опять-таки лаборатория была брошена.
Оруэл помолчал. А потом уже совершенно другим, настороженным тоном спросил:
– А если произошло ЧП, это утечка?
– В большинстве случаев, – кивнула я.
– И чем нам это будет грозить?
На этот раз я передернула плечами, заставляя себя соображать:
– В принципе, ничем. Мы будем в скафандрах для открытого космоса, так что к организму ни одна дрянь не проберется. А чтобы не принести эту дрянь на корабль, нужно будет просто постоять на открытом месте, давая возможность любой живности, которая еще не сдохла за время консервации, почувствовать свежесть климата на астероиде. Ну и, чтоб уж точно, наверняка, перед возвращением необходимо будет обработать скафандры жестким излучением. Наука еще не знает ни одного микроорганизма, ни одного вируса или споры, которые бы выдержали подобную обработку. Это точно.
– Хорошо, – задумчиво кивнул яоху. – Собирайся, а я пока распоряжусь по поводу установки для облучения.
Оруэл вышел, а я задумчиво застыла посредине каюты. Следовало поесть перед выходом на астероид, там энергия понадобится в любом случае. Но, может, все же лучше использовать имеющееся у меня время, чтобы найти Шрама и поговорить?
Глава 12
Мой куратор на протяжении всего обучения неизменно твердил одно: на задание нужно отправляться с холодным сердцем и чистым разумом, заперев все эмоции так далеко, насколько это только возможно. И никогда не смешивать личное и профессиональное. До сих пор мне это как-то удавалось. Но появление в моей жизни странного мужчины с сиреневыми глазами что-то сломало. Перевернуло с ног на голову. И вот теперь я нарушала одну заповедь куратора, с таким трудом вдолбленную в мою голову, за другой.
Собиралась я кое-как, потратив большую часть времени, отведенного на сборы, на поиски Шрама. И так и не поела. Да и буканьера не нашла. Шрама не оказалось ни в рубке, ни в других помещениях общего пользования. Он стал словно неуловим. Любой, кого я спрашивала про капитана, пожимал плечами и говорил, что кэп «где-то здесь». Но оббежав корабль по кругу два раза, я его так и не нашла. А на третий раз просто не хватило времени. Так что скафандр я натягивала на себя в растрепанных чувствах. Да и удивленные взгляды команды, уже успевшей привыкнуть, что Шрам всегда рядом со мной и опекает, спокойствия мне не добавляли. Хоть чуть-чуть отвлечься от своего внутреннего раздрая я смогла, лишь покинув корабль.
Я шла в середине группы по распоряжению Оруэла, который сегодня командовал нами. И возможно, именно это оказалось причиной того, что я не сразу заметила, каким «украшением» обзавелся наш корабль. А когда увидела, то споткнулась при виде своеобразного коридора, спирально обмотанного проводом, на другом конце которого маячил вход в лабораторию.
– Что это? – ошарашенно выдохнула в микрофон, выровняв равновесие и с подозрением осматривая странную ребристую конструкцию, которой еще вчера не было.
– После твоих слов я подумал, – подковылял ко мне яоху, неуклюжим светским жестом беря меня под руку, – что можно все совместить: не торопясь идти на корабль, давая возможность космосу выморозить любую гадость на поверхности скафандра. И одновременно обрабатывать его поверхность излучением. Чтоб уж наверняка. А уже саму идею прохода подал Руфус. И ее оказалось на удивление легко воплотить в жизнь. – Оруэл помолчал секунд десять. А потом осторожно добавил: – Я счел это хорошим знаком. А как думаешь ты, Ольга?
Я хмыкнула. На месте яоху я подумала точно так же бы. И беспокойство, с самого пробуждения глодавшее душу, неожиданно чуть-чуть улеглось. Оно не ушло до конца, просто затаилось где-то на донышке души, давая мне возможность спокойно дышать, мыслить и действовать. Я, наконец, смогла отрешиться от личных проблем.
Двери в лабораторию неожиданно открылись без проблем. Словно одноразовый пакетик сока. Лица Руфуса, занимавшегося подключением принесенного с собой аккумулятора и собственно взломом двери, я не видела за защитным стеклом шлема. Но слышала, как и все, его удовлетворенное пофыркивание. Будто фырчал крупный кот, укравший у хозяйки полную чашку сливок. А когда дверь, почти не колеблясь, покорно распахнула перед нами свой темный зев, я невольно насторожилась и перехватила уже собравшегося юркнуть внутрь Оруэла за руку:
– Погоди. Успеешь еще на тот свет. Я предпочитаю перестраховаться.
И в этот момент в наушниках послышалась какая-то возня, а потом Майлеорн, оставшийся снова на корабле, скомандовал:
– Пусть первой идет Ольга! Она лучше знакома с устройством подобных объектов. А вы страхуйте ее!
Мы переглянулись. Не знаю, как остальным, а мне сразу стало понятно, кто автор этого приказа. И стало больно от того, что Шрам даже в эфире отказался обращаться ко мне. Неужели я уже успела разрушить все, что было между нами? Думать об этом было некогда.
Каждый скафандр был оборудован сверхмощным прожектором, способным освещать путь тому, кто его надевал. Я подошла к темнеющему зеву прохода и врубила свой на максимальную мощность, стараясь с порога рассмотреть как можно больше деталей. Остальные столпились вокруг. Оруэл, стоявший справа от меня, хмыкнул:
– Любопытно…
– Что там? – мгновенно отозвался Майлеорн.
– А ты включи прием сигнала, ехидно посоветовал киллу Оруэл. – У нас у всех уже работают камеры записи. Так что ты тоже сможешь увидеть то, что видим мы.
Даже если Майлеорн и обиделся, он не издал даже звука в эфир. А я стояла, смотрела на матово поблескивающий в свете прожектора металлический лаз без единой пылинки и боролась с каким-то странным ощущением: мне хотелось развернуться и бежать прочь как можно дальше без оглядки.
– Ольга? – вопросительно позвал с корабля уставший ждать моей реакции килл. – Не молчи! Твое мнение? Что это может быть и что делать нам дальше?
Прямое обращение ко мне Майлеорна словно разрушило странное наваждение. Желание бежать куда глаза глядят пропало, а я смогла, наконец, собраться и начать критически мыслить. Глубоко втянув носом идеальный по составу для моего организма воздух, я на выдохе решительно выдала в эфир:
– Это химическая или биогенетическая лаборатория. Это несомненно…
– А как определить, какая именно? – неожиданно ворвался в уши голос буканьера. Мое сердце, вопреки всему, радостно трепыхнулось в груди от одного звука его голоса. – В химическую соваться точно нельзя.
Позабыв от радости, что Шрам все-таки заговорил со мной, что меня никто не видит в скафандре, я пожала плечами. Но потом все-таки спохватилась и дала пояснения голосом:
– Пока не войдем внутрь, не поймем. По устройству они сильно похожи между собой. Только оборудование отличается. Да и то не все.
На этот раз тишина длилась долго. Я рассматривала длинную кишку коридора, в которой ничего не было, кроме самого прохода на всю длину, сколько доставал луч света. Ни одной двери. Ни одного окошка. Ни одной ниши.
– Так не бывает! – пробухтел в эфир, стоящий где-то за моей спиной Руфус. – Это что, проход сквозь гору? Но зачем? Атмосферы нет, значит, подняться наверх или обойти препятствие особого труда не составит…
– Если только горы не стоят кольцом, а настоящий вход в лабораторию находится там…
Я не поняла, кто это сказал, ибо в этот миг меня осенило:
– Это ложный вход! – выдохнула я в микрофон, ощущая, как шевелятся на затылке волосы. – Ловушка, обманка. Потому у нас и получилось так легко вскрыть дверь. Потому что за ней ничего, кроме ловушек, нету!
– Уверена? – Снова Шрам. И голос такой… что от него стало мигом холодно.
Борясь с ознобом, торопливо сползающим по спине, чтобы захватить побыстрее все тело, я нервно откликнулась:
– Это легко проверить. Отправить в туннель любого робота-дроида и посмотреть, что будет.
– Гравитележка подойдет? – деловито поинтересовался Руфус.
Я подумала и отрицательно мотнула головой:
– Нужно подобие поведения разумного. А что гравитележка? Просто будет себе плыть над поверхностью пола. И если в него вмонтированы какие-то датчики, то она их даже не заденет.
Руфус принял мои доводы и лично смотался к нашему кораблю, из которого оставшиеся члены команды навстречу шурфу выпустили небольшой округлый цилиндр. Как мне показалось на расстоянии, на реактивном двигателе. Но все оказалось намного серьезней: к лаборатории Руфус привел робота-разведчика. Немного поколдовал над ним. А потом направил в коридор, заставив прощупывать пространство перед собой двумя толстыми, будто резиновыми на вид щупами. Я нервно поежилась при виде этих складчатых манипуляторов, напоминающих помесь ноги гигантского моллюска с Венеры и хобота земного слона. И предложила:
– Давайте-ка отойдем на всякий случай от входа. Что творится внутри, увидим по видеосъемке, а для нас так будет безопаснее.
Со мной согласились без споров. Но мое предложение запоздало.
Взрыв в безвоздушном пространстве сам по себе не опасен. Из-за отсутствия атмосферы не распространяется ударная волна и пожар. Но вот если скафандр получает хотя бы малейшее повреждение обломком от взрыва, смерть наступает практическим мгновенно. Атмосферы-то, кислорода вокруг нет. Увы, для нас это было наибольшей опасностью, а мое предупреждение слишком сильно запоздало.
Я стояла ближе всех к входу и потому видела все. От начала и до конца. Как в одном месте примерно в середине коридора робот опустил свой щуп и перенес на него вес. Как коридор перед глазами словно вздрогнул от удивления. А из-под щупа вдруг вырвался длинный огненный язык. Я не сразу осознала, что это означает. Звука взрыва не было. Вакуум, что б его. Так что смотреть, как сооружение содрогается и медленно распадается на куски без привычного звукового сопровождения, было жутко. Я испуганно сделала шаг назад и на кого-то наткнулась. В тот же миг в уши ворвался жуткий ор Шрама:
– Все назад!!! Опасность! Немедленно возвращайтесь…
Но Шрам со своим предупреждением тоже запоздал. Буквально в ту же секунду что-то свалилось мне на голову. Удар оказался такой силы, что амортизация шлема оказалась бесполезным звуком. Наверное, если бы это произошло на планете с привычной гравитацией и атмосферой, то я, скорее всего, осталась бы без головы. Но и так у меня потемнело перед глазами, во рту появился отвратительный привкус желчи. А потом словно кто-то нажал кнопку «OFF», и я провалилась в темноту и тишину безвременья…
* * *
– …я тебя не узнаю! – болезненно ударило по ушам. – Шрам, прекрати истерить! Ольга жива, остальное не так страшно! Чего ты сходишь с ума?
Каждое слово, каждый звук словно кто-то кувалдой вгонял мне в черепушку. Во рту стоял такой отвратительный привкус, словно там ночевал целый легион мышей. Частично после этой ночевки сдохший. Я четко помнила момент удара и понимала, что со мной произошло: видимо, сильное сотрясение или контузия. Но вот что к этому привело, вспомнить никак не получалось.
– Она второй час без сознания! – яростно прорычал в ответ буканьер. – ты считаешь, это не страшно?! А носовое кровотечение?..
Шрам с каждой секундой заводился все больше и больше. Его злость раскаленными искрами жгла мне кожу, мешала дышать. И я не выдержала:
– Шрам!.. – Мой голос оказался слабее писка новорожденного котенка. Но буканьер услышал. – Пожалуйста, не кричи! Голова и так разрывается на части…
Раздался какой-то шорох. Я открыла глаза, чтобы посмотреть, что происходит. Но все, что мне удалось рассмотреть, это то, что я находилась в каюте, служившей нам с буканьером спальней. Остальное словно затягивал какой-то серо-желтый туман.
– Оленька… – Шрам шепнул мое имя с такой болью, что у меня что-то болезненно дрогнуло в груди. – Оленька… – повторил он, аккуратно сжимая в своей лапище мои пальцы. – Как ты себя чувствуешь?
Шепот успокоил растревоженное сознание. Боль свернулась в клубок и притаилась где-то в уголке тела. Я облегченно вздохнула:
– Отвратительно. Пить хочу, во рту гадко, от малейшего громкого звука разрывается голова, – пожаловалась я. Облизнула сухие, спекшиеся губы и с опаской добавила: – И почему-то очень плохо вижу. Пятнами.
