Текст книги "Седьмая девственница"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Здорово, – окликнул он. – Чего надо? Говоря, он ласкал головку голубя, и видно было, что он больше думает о нем, чем обо мне.

– Я принесла травки для Хетти, – сказала я ему.

– Травки для малявки! – Он рассмеялся звонким невинным смехом. – А на кой они ей? Чтоб красивше стать. – На его лице появилось воинственное выражение. – Разве наша Хетти не красотка и безо всяких травок? – На мгновение он угрожающе выпятил челюсть, словно готовясь напасть на меня за то, что я сомневаюсь в ее красоте.

– Это дело Хетти решать, нужны ли ей эти травки, – резко возразила я.

И вновь зазвенел этот невинный смех.

– Точно, – сказал он. – Хоть Сол Канди и думает, что она куда как хороша.

– Надо полагать.

– Она, можно сказать, уже помолвлена, – продолжал он почти застенчиво и нельзя было не заметить его любви к сестре и гордости за нее.

– Надеюсь, они будут счастливы.

– Они будут счастливы! – Сол – большой человек. Капитан Сол… шахтерам не побалуешь, а, с Солом-то. Скажет Сол – идите, они и идут, скажет – приходите, они приходят. Вот те крест. Сам мистер Феддер не такой важный начальник, как капитан Сол Канди.

Я решила не углубляться в эту тему. Мне надо было побыстрей отдать травки да уйти.

– А где Хетти? – спросила я.

– Да небось на кухне, с матушкой Пенгаллон.

Я заколебалась, подумав, не отдать ли ему пакетик, чтобы он передал Хетти, но решила, что не стоит.

– Пойду ее поищу, – сказала я.

– Я тебя к ней провожу, – пообещал он и пошел со мной рядом. – Гули-кули-гули, – бормотал он голубю, и мне сразу вспомнилось, как Джо лечил лапку голубю наверху у нас в домике. Я обратила внимание, какие огромные ручищи у Ройбена и как бережно держит он в них птицу.

Он подвел меня к дому сзади и указал на черепичный конек, служивший украшением. К стене была прислонена лестница – он занимался ремонтом.

– Кой-где черепица поразболталась, – сказал он, как бы подтверждая это. – Так не годится. Вдруг маленький народец придет сюда в полночь погулять?

И снова этот высокий звонкий смех, который уже начал меня раздражать. Да такой громкий, что мне захотелось, чтоб Ройбен поскорее ушел.

Я знала, что он говорит об «альфовой площадке», как ее у нас называли, – о черепичном коньке, куда, как считалось, приходят эльфы и танцуют после полуночи. Если такой конек не в порядке, то, говорили, эльфы могут рассердиться и навлечь на дом несчастье. Естественно, подумала я, человек, про которого говорят, что его зачаровали эльфы, должен верить этой легенде.

– Вот теперь порядок, – сказал Ройбен. – Уж я постарался. А потом захотелось взглянуть на моих пташек.

Он провел меня через моечную с каменными полами и вымощенный плитами переход, а затем распахнул дверь, ведущую в громадную кухню с двумя большими окнами, очагом и глиняной печью, красными изразцами и огромным обеденным столом; с дубовых балок свисали свиные окорока, колбасы и пучки трав.

За столом сидела и чистила картошку миссис Пенгаллон, которая с тех пор как умерла миссис Пенгастер, была на ферме кухаркой и домоправительницей. Эта большая, приятного вида женщина казалась сейчас непривычно грустной. Хетти была на кухне и гладила себе блузку.

– Батюшки, – сказала Хетти, когда мы вошли, – разрази меня гром, ежели это не Керенса Карли. Ах, какая честь. Входите, входите. То есть ежели не побрезгуете нами, грешными.

– Да угомонись ты, – вмешалась миссис Пенгаллон. – Это ж всего только Керенса Карли. Входи, милушка, и скажи-ка мне, не видела ль ты где моего Табса.

– Так вы потеряли кота, миссис Пенгаллон? – спросила я, не обращая никакого внимания на Хетти.

– Уже два дня тому, милушка. Так на него не похоже. Он и раньше погуливал целыми днями, да к ужину всегда в аккурат приходил… всегда мурлыкал, как я ему молочка в блюдечко налью.

– Ах, как жаль. Нет, я его не видала.

– Я прямо так беспокоюсь, что с ним сталось. Все кажется, что он, голубчик, в какой-нибудь капкан угодил. Было бы просто ужасно, милушка, у меня это из головы нейдет. Я уж подумываю, не сходить ли к твоей бабушке. Может, она мне чего скажет. С миссис Томс она прямо чудо сотворила. У ней теперь дыхание куда как лучше, а делала она только то, что ей твоя бабушка велела: взять паутины, скатать в комочек да проглотить. Конечно, это колдовство, а твоя бабушка – замечательная женщина.

– Да, – согласилась я, – замечательная.

– Ты скажи ей, как ее следующий раз будешь навещать, что ячмень больше о себе знать не дает, как я потерла глаз Табсовым хвостом, как она велела. Ой, бедненький мой Табс! Ума не приложу, куда он подевался, и не будет мне покоя, пока он не найдется.

– Может, его кто прикормил, миссис Пенгаллон, – предположила я.

– Навряд ли, милушка. Он свой дом знает. Никогда он так подолгу не гулял. Любил свой дом-то, Табсик мой. Ох ты, горюшко, только бы он вернулся ко мне.

– Я буду посматривать, – сказала я ей.

– И попроси бабушку, не поможет ли мне.

– Но, миссис Пенгаллон, я сейчас туда не иду.

– Ах, нет, – злобно ввернула Хетти. – Сейчас ты пойдешь работать в аббатство, вместе с Долл и Дейзи. Долл тут хороводится с нашим Томом, так что все нам об этом рассказала. Ни в жисть бы не согласилась работать на эту семейку.

– Думаю, тебе вряд ли представится такая возможность, – парировала я.

Ройбен, пристально наблюдавший за нашей беседой, расхохотался вместе с Хетти.

Я холодно сказала:

– Я принесла тебе трав.

Хетти схватила их и запихнула в карман платья, а я повернулась, чтобы уйти.

– Так не забудь попросить бабушку, – сказала миссис Пенгаллон. – Я прямо ночей не сплю, все думаю, что с моим Табсом приключилось.

Вот тут-то я и перехватил взгляд, которым обменялись Хетти и Ройбен Я была ошарашена, потому что мне показалось, что в нем… само зло. У них была какая-то общая тайна, и я догадывалась, что раз она была забавой для них, для всех прочих это было не забавно.

И мне очень захотелось поскорее убраться из кухни Пенгастеров.

Я была слишком погружена в свои заботы и не замечала, что происходит с Меллиорой Я часто слышала громкие голоса в соседних с моей комнатах и догадывалась: Джудит упрекает мужа, что он ею пренебрегает. Эти сцены стали немного надоедать, и, хотя мне нравилась моя госпожа, мои симпатии – если мое чувство заслуживало такого названия, – были на стороне Джастина, несмотря на то, что он едва меня замечал; он обращал внимание на мое присутствие только в те минуты, когда Джудит смущала его излишними проявлениями своих нежных чувств. Я не думала, что он очень привязан к своей жене, и хорошо представляла себе, как утомительно, когда кто-то постоянно требует от тебя пылких чувств.

Но вскоре я к этому привыкла и не замечала растущего напряжения. Не замечала и того, какое действие оно оказывает на троих участников драмы: на Джудит, Джастина и… Меллиору, Будучи очень занята собой, я на время забыла, что в жизни Меллиоры могут произойти столь же разительные перемены, как и в моей.

Произошло два события, имевших, по-видимому, огромное значение.

Сначала я нечаянно выяснила, что произошло с котом миссис Пенгаллон. Проболталась Долл. Она спросила меня, не даст ли ей бабушка травок для кожи, как те, что она давала Хетти Пенгастер Я сказала, что знаю, какие это были травы, и что в следующий раз, как пойду навестить бабушку, прихвачу их с собой; и кстати упомянула, что, когда я относила Хетти травы, миссис Пенгаллон горевала о своем коте.

Долл захихикала.

– Навряд ли ей доведется его снова увидеть, – сказала она.

– Полагаю, он поселился где-нибудь в другом месте.

– Ага, под землей!

Я вопросительно посмотрела на Долл, и она пожала плечами.

– Да это его Ройбен придушил. Я как раз там была, когда он это сделал. Он будто озверел. Кот, видишь ли, сцапал у него голубка… а он сцапал кота. И придушил его голыми руками, ей-ей.

– А теперь не смеет признаться миссис Пенгаллон!

– Ройбен говорит, что, мол, поделом ей. Она знала, что ее кот гоняется за его голубями. Знаешь, где голубятня? А позади еще такой маленький садик, вот там-то он голубя и схоронил… и кота тоже. Жертва и убийца, говорит, Он в тот день точно совсем свихнулся.

Я перевела разговор на другое, но не забыла о сказанном. В тот же день я пошла к бабушке и рассказала ей про кота и о том, что узнала.

– Его закопали за голубятней, – сообщила я ей. – Так что знай, если миссис Пенгаллон спросит.

Бабушка была довольна. Она поговорила со мной о том, почему ее считают мудрой, и объяснила, как важно замечать все, что вокруг происходит. Нельзя пренебрегать ни одной мелочью в жизни – никогда не знаешь, в какую минуту она может понадобиться.

Травок для Долл я в тот раз брать не стала, потому что не хотела, чтобы она узнала, что я ходила к бабушке. А на следующий же день к бабушке и вправду пришла миссис Пенгаллон, умоляя ее с помощью колдовства отыскать котика.

В бабушкиных силах оказалось направить ее в маленький садик за голубятней Ройбена, и когда миссис Пенгаллон увидела свежевскопанную землю и обнаружила тело своего ненаглядного кота, ее захлестнул гнев против его убийцы и горе от утраты любимца. А когда эти чувства немного поутихли, она преисполнилась восхищения бабушкиным мастерством; и несколько дней в домиках поселка только и разговоров было что о могуществе бабушки Бк.

На порог к ней стали приносить дары, и в домике получился настоящий праздник. Я пошла ее навестить, и мы вместе посмеялись над тем, что произошло. Я считала ее самой мудрой бабушкой на свете и очень хотела быть на нее похожей.

Возвращаясь, я взяла с собой трав для Долл, и так велика была ее вера в них, что они оказали очень сильное действие, и пятна на спине, от которых она хотела избавиться с помощью этих трав, исчезли совершенно.

Бабушка обладала сверхъестественными силами. Бабушка знала о событиях, при которых она, ясное дело, присутствовать не могла; она умела избавить от болезни. С такой, как бабушка, нельзя не считаться, а поскольку все знали, как она привязана ко мне, со мной следовало обращаться очень и очень осторожно.

А от того, что мы сами добились такого положения, использовав маленькую случайную удачу, было вдвойне приятно.

Ко мне вернулась моя мечта, что я сумею достичь всего, к чему буду стремиться. Я верила, что неудачи у меня быть не может.

Мы сидели за столом и ужинали. Прошедший день был очень утомительным. Джудит ездила кататься верхом с Джастином – они отправились на прогулку рано утром, и она выглядела просто очаровательной в своем жемчужно-сером костюме для верховой езды, украшенном у ворота изумрудно-зеленым. Она всегда выглядела красавицей, когда бывала счастлива, а в этот день она радовалась, что Джастин вместе с ней. Но я знала, что подолгу она не бывает радостной; она неотрывно следила за Джастином, и его малейшего жеста, малейшего изменения голоса было достаточно, чтобы она начала думать, что наскучила ему. И тогда начиналось: она задавала нескончаемые вопросы, требовательно спрашивала, любит ли он ее по-прежнему; как сильно он ее любит. Мне были слышны их голоса: громкий ее и тихий его. Чем настойчивее она становилась, тем больше он отдалялся от нее. Мне казалось, что он мог бы обращаться с ней получше, – и по-моему, он понимал это, потому что я видела порой облегчение на его лице, когда она выходила из комнаты.

Но в то утро они выехали в хорошем расположении духа, чему я была рада, так как это означало, что у меня будет время для себя. Пойду проведаю бабушку – бесполезно надеяться побыть немного с Меллиорой, потому что леди Сент-Ларнстон следила, чтоб она была занята весь день. Бедная Меллиора! Моя участь была лучше, чем ее; и все же мне казалось иногда, что она выглядит необычайно счастливой, а иногда я не была в этом уверена. Но одно я знала наверное: ока похорошела с тех пор, как мы перебрались в аббатство.

Я провела утро у бабушки, а в середине дня Джудит возвратилась одна. Она была в смятении – настолько, что доверилась мне, – полагаю, потому что ей было необходимо выговориться хоть перед кем-нибудь.

Они с Джастином поехали в поместье ее родителей на второй завтрак. Они выехали оттуда вместе, а потом, потом… Она замолчала, и я догадалась, что они поссорились. Я вообразила себе, как они завтракают в этом мрачном доме; может, и ее мать была там, немного рассеянная – и они все время гадали, что она сделает в следующее мгновение. Этот дом, полный таинственных теней, где невозможно не вспомнить легенду о страшном чудовище. Я представила, как Джастин жалеет о том, что женился на ней, спрашивая себя, быть может, зачем он это сделал; представила, как он обронил какое-нибудь замечание, расстроившее ее, – и последовали страстные просьбы, чтобы он доказал свою любовь, а потом – ссора.

Они выезжают вместе из поместья Деррайзов, он сердито нахлестывает своего коня и скачет от нее прочь – все равно куда, лишь бы сбежать, и она плачет. Я видела, что она плакала. Она пытается догнать мужа, но поздно; понимает что потеряла его, и начинает мучительно думать, где же он.

Она вернулась в аббатство, чтобы его найти, и, когда его и тут не оказалось, ее охватило ревнивое беспокойство.

Я чинила одно из ее платьев, когда она ворвалась ко мне.

– Керенса, – сказала она, так как догадывалась, что мне не нравится, когда меня зовут по фамилии, а одним из секретов ее очарования было то, что она хотела делать приятное всем, при условии, что это не потребует от нее слишком многого. – Где эта компаньонка?

– Мисс Мартин? – выдавила я.

– Ну да, да. Где она? Найдите ее… сию минуту.

– Хотите с ней поговорить?

– Поговорить? Нет. Я хочу знать, здесь ли она.

Я поняла. У нее мелькнула мысль, не с Меллиорой ли Джастин. Каким приятным и спокойным должно показаться общество Меллиоры после этой требовательной, страстной женщины. В тот момент я сообразила, что обстоятельства складываются опасные – не для меня, но все, что касалось Меллиоры, должно касаться и меня, ведь наши жизни так тесно переплелись. Я бы обдумала это, если б не последовавшие вскоре события, которые более касались меня лично.

Я спокойно сказала, что пойду посмотрю, нет ли где Меллиоры Я отвела свою госпожу обратно в ее комнату, заставила лечь в постель и оставила ее там.

Мне не понадобилось долго искать Меллиору: она была в саду с леди Сент-Ларнстон, которая собирала розы. Меллиора шла рядом с ней и несла корзину и ножницы. Мне были слышны властные распоряжения леди Сент-Ларнстон и кроткие ответы Меллиоры.

Так что я могла вернуться к моей госпоже и доложить, что Меллиора в саду со старой леди.

Джудит вроде стало полегче, но она была совершенно измождена. Я встревожилась, так как решила, что она заболевает. У нее болит голова, сказала она мне, и. мне пришлось массировать ей голову и втирать в виски одеколон. Я задернула шторы и вышла, чтоб она могла поспать, но, отдохнув не больше десяти минут, она вновь потребовала меня к себе.

Мне пришлось расчесывать ей щеткой волосы, что, как она говорила, ее успокаивает, и каждый раз, как внизу слышался какой-нибудь шум, она кидалась к окну, явно надеясь, что это вернулся Джастин.

Так долго продолжаться не могло. Рано или поздно что-нибудь должно было произойти и все изменить. Подобно тому, как сгущаются тучи перед бурен, – а потом буря неизбежно разразится. Я начала немного беспокоиться за Меллиору.

Вот с какими чувствами спустилась я в тот день в трапезную к ужину вместе с остальными слугами. Я была очень утомлена, потому что чувства Джудит в какой-то мере передались и мне, поэтому Меллиора занимала мои мысли почти полностью.

Едва мы уселись, мне стало ясно, что у миссис Роулт есть какая-то новость; но она, по обыкновению, оставляла самое вкусненькое под конец. Когда она ела, то всегда оставляла самые лучшие кусочки напоследок, и мне было забавно смотреть, как она с удовольствием поглядывает на них. Именно такой вид она сейчас имела.

Миссис Солт рассказывала низким монотонным голосом про своего мужа, но слушала ее на самом деле одна только Джейн. Долл все поправляла волосы, в которые она вплела новую голубую ленту, и шептала Дейзи, что эту ленту подарил ей Том Пенгастер. Хаггети, сопя мне в лицо, сказал:

– Кажись, у них там наверху неприятности, а, дорогуша?

– Неприятности? – переспросила я.

– Ну, у молодого хозяина с хозяйкой.

Миссис Роулт следила за нами, неодобрительно поджав губы Она внушала себе, что я завлекаю бедного мистера Хаггети; это устраивало ее больше, чем то, что было на самом деле. Она относилась к тем женщинам, которые всегда склонны верить тому, чему хочется. И наблюдая за нами, она слегка улыбалась, думая о той лакомой новости, которой она собиралась нас огорошить.

Я не ответила мистеру Хаггети, потому что мне не хотелось обсуждать Джудит и Джастина с прислугой на кухне.

– Ха, – продолжал Хаггети. – Она прискакала прямо как бешеная. Я ее видел.

– Что ж, – напыщенно вставила миссис Роулт, – вот тут-то сразу и видать, что деньги-то – это еще не все.

Хаггети благочестиво вздохнул.

– Нам тут всем, считай, повезло.

– Беда никого не обходит, – продолжала миссис Роулт, давая мне понять, какую новость она придерживает, – благородные они там или такие же, как мы.

– Истинную правду говорите, дорогуша, – вздохнул Хаггети.

Миссис Солт начала разрезать большой пирог, приготовленный ею утром, и миссис Роулт дала знак Дейзи наполнить кружки элем.

– Чую я, беды тут не миновать, – сказала миссис Солт. – А уж кому знать, что беда рядом, как не мне. Вот, помню…

Но миссис Роулт не собиралась позволить кухарке пускаться в воспоминания.

– Это, что называется, одностороннее чувство, а оно никому добра не приносит, уж я-то знаю.

Хаггети согласно кивнул и посмотрел своими глазками навыкате на миссис Роулт, не переставая наступать мне на ногу под столом.

– Но вот чего забывать нельзя, – продолжала миссис Роулт, которой всегда доставляло удовольствие выказывать большое знание в области отношений между полами, – мистер Джастин совсем не тот человек, чтобы дать себя в этакое втянуть.

– Вы хотите сказать, с другой женщиной, дорогуша? – спросил Хаггети.

– Именно это я и хочу сказать, мистер Хаггети. В том-то и беда, говорю я вам. Один жаром пышет, а другой словно изо льда. Будто ему и одной не надо, не говоря уж про двух.

– Буйная семейка, – вставил мистер Треланс. – У меня там брат работал, у Деррайзов-то.

– Мы все это знаем, – угомонила его миссис Роулт.

– Говорят, – взволнованно вставила Долл, – что когда в последний раз стояла полная луна…

– Довольно, Долл, – сказала миссис Роулт, которая не могла допустить, чтобы младшие слуги обсуждали господ, потому что это было дозволено только слугам, занимавшим более высокое положение.

– Помнится, я здесь видела как-то раньше, – мечтательно сказала миссис Треланс, – эту мисс Мартин… Тогда еще ее отец был жив. Хорошенькое было создание! Она слезала с лошадки, и мистер Джастин. помогал ей сойти… а я тут и говорю своему: «Глянь-ка на эту чудную картинку», а мой-то и говорит, что кабы дочка священника стала госпожой в аббатстве, так краше и милей ее нам никого не сыскать.

Миссис Роулт бросила на миссис Треланс свирепый взгляд.

– Ну, она тут теперь в компаньонках, а кто ж это слыхивал, чтоб компаньонки становились госпожами.

– Ну, она теперь и не может… он ведь женатый, – сказала миссис Солт. – Хотя мужчины все на один лад… – Она покачала головой, и за столом воцарилось молчание.

Миссис Роулт резко сказала:

– Мистер Джастин не какой-нибудь там вертопрах, миссис Солт. И нечего думать, что все мужчины похожи на вашего благоверного, потому что, смею вам сказать, это не так. – Она потихоньку улыбнулась и продолжала многообещающим голосом: – А что насчет неприятностей…

Мы все сидели молча и ждали, что она скажет дальше. Она подобралась к лакомому кусочку новостей; все наше внимание принадлежало ей, и она была готова.

– Ее светлость послала за мной нынче днем. Она велела мне проследить, чтоб комната кой для кого была готова. Не больно-то она выглядела довольной, скажу я вам. Жуткие неприятности. Как придет мистер Джастин, срочно послать его к ней. Проследите, сказала она, и как только войдет – сию минуту ко мне. Ну, я проследила и видела, как он пришел. Она была там внизу… миссис Джастин… вся в слезах, так и повисла на нем. Ох, милый… милый… да где ж ты был?..

За столом пробежал шепоток, но миссис Роулт уже не терпелось рассказать дальше.

– Я все это дело прекратила. Ее светлость желает вас видеть немедленно, мистер Джастин, говорю. Ее светлость велела, чтоб не медля ни секунды. Он вроде как даже обрадовался… лишь бы убраться от нее и этих ее «милый… милый», и пошел прямиком к ее светлости. Ну я-то знала, в чем дело, она ж мне сказала, не сказала только почему, но пока я прибиралась в коридоре возле комнаты ее светлости, я и услышала случайно, как она говорит: «Это из-за какой-то юбки. Такой позор. Слава Богу, что его отец ничего не понимает. Это бы его убило». Ну, говорю я себе, беда приходит что к благородным, что к таким, как мы, и так оно по правде и есть.

Она замолчала, поднесла к губам свою кружку с элем, выпила, облизала губы и победно нас оглядела.

– Мистер Джонни возвращается. Его отослали домой. Они не хотят, чтоб он там оставался, поскольку он опорочил себя с какой-то женщиной.

Я уставилась в тарелку; мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из них заметил, как на меня подействовали эти слова.

Присутствие в доме Джонни многое изменило для меня. Я понимала, что он намеревается стать моим любовником, и то, что он обнаружил меня в собственном доме в качестве прислуги, позабавило и обрадовало его.

В первый же день после возвращения он меня разыскал. Я сидела у себя в комнате и читала, когда он вошел. Я гневно встала, потому что он не попросил разрешения войти.

– Что за встреча, красотка, – сказал он, иронически кланяясь.

– Не будете ли вы так любезны стучаться, когда я вам понадоблюсь?

– Это так принято?

– Это то, чего я жду.

– И всегда-то вы ждете большего, чем получаете, мисс… Карлион.

– Меня зовут Керенса Карли.

– Мне этого никогда не забыть, хотя вы как-то раз и назвались Карлион. А ты красивая стала, дорогая моя.

– Что вам от меня угодно?

Издевательская улыбка.

– Все! – ответил он. – Все-все.

– Я камеристка вашей невестки.

– Знаю, знаю. Потому-то и приехал из Оксфорда. Новость дошла там до меня, знаешь ли.

– Насколько мне известно, вы возвратились домой совсем по другой причине.

– Ну конечно, тебе известно! Слуги вечно подслушивают под дверью. А тут, готов поклясться, порядком поужасались, когда получили сообщение.

– Я под дверями не подслушиваю. Но зная вас и зная, почему обычно отсылают обратно молодых людей…

– Какая ты стала знающая… Помнится, было время… Но к чему ворошить прошлое? Будущее обещает быть гораздо более интересным. Я весь в предвкушении нашего будущего, Керенса.

– Не вижу, что может быть у нас общего в будущем.

– Не видишь? Нет, тебе надо продолжить обучение.

– Мне довольно того, что есть.

– Никогда не довольствуйся тем, что есть, Керенса, дорогая моя. Это неразумно. Давай начнем твое обучение, не откладывая. Вот так…

Он готов был схватить меня, но я сердито отстранила его. Он пожал плечами.

– Надо сначала поухаживать? Но, Керенса, это такая напрасная трата времени Ты не думаешь, что мы уже и так много времени упустили понапрасну?

Я сердито сказала:

– Я тут работаю… к несчастью. Но это не значит, что я ваша служанка. Имейте это в виду… пожалуйста.

– Да что ты, Керенса, разве ты не знаешь, что все, чего я хочу, – это доставить тебе удовольствие?

– Ну, тогда все просто. Если вы будете держаться от меня подальше, я охотно буду держаться подальше от вас – и это доставит мне огромное удовольствие.

– Как сказано! С каким видом, каким тоном! Не ожидал от тебя такого, Керенса. Так я не получу даже поцелуя? Что ж, теперь я буду здесь… и ты тоже. Под одной крышей. Ну, разве не приятная мысль?..

Он ушел, но в глазах у него светилась угроза. Замка в двери моей комнаты не было, и я встревожилась.

На следующий день после обеда Джастин, Джонни и леди Сент-Ларнстон удалились в гостиную ее светлости, где состоялся долгий и серьезный разговор. Хаггети, который подавал им туда вино, рассказал нам на кухне, что мистера Джонни обсуждали со всех сторон и очень серьезно решали, что с ним будет дальше. Казалось, все были этим озабочены, кроме Джонни.

Я убирала одежду Джудит, когда она пришла. Она велела, чтобы я снова расчесывала ей щеткой волосы. Это ее успокаивало. По ее словам, у меня были просто волшебные пальцы. Я обнаружила у себя талант делать прически. Из всех обязанностей камеристки эта получалась у меня лучше всего. Я пробовала делать Джудит различные прически, а потом повторяла то же самое на своих волосах. Это ей очень нравилось, и поскольку она была щедра по натуре, то часто делала мне небольшие подарки и старалась меня порадовать, если не забывала, но обычно ее мысли были заняты лишь мужем.

В тот вечер, когда я, как обычно, стелила ей на ночь постель, она казалась чем-то довольной.

– Вы знаете о неприятностях с мистером Джонни, Керенса, – спросила она.

– Да, мадам. Я слышала о них.

Она пожала плечами.

– Неприятно. Но неизбежно. Он не такой, как… его брат.

– Да, мадам. Трудно найти двух более непохожих братьев.

Джудит улыбнулась; она казалась покойнее, чем когда бы то ни было. Я заплела ей волосы в косы и уложила их вокруг головы. В своем свободном пеньюаре она выглядела очень привлекательной.

Я сказала ей:

– Вы очень красивы сегодня, мадам, – потому что чувствовала необходимость подбодрить ее; может, после того, что услышала от прислуги за столом.

– Спасибо, Керенса, – сказала она.

Вскоре после этого она меня отпустила, сказав, что в этот вечер я ей больше не понадоблюсь.

Я прошла в комнату к Меллиоре; она сидела у окна и глядела на залитый лунным светом сад. Рядом на столике стоял поднос – символ ее одинокой жизни.

– В кои-то веки ты свободна, – сказала я.

– Ненадолго, – она поморщилась. – Через несколько минут мне надо идти сидеть с сэром Джастином.

– Они заставляют тебя слишком много работать.

– Ну, что же.

У нее был сияющий вид. Вид влюбленной женщины, подумалось мне. Ох, Меллиора, забеспокоилась я, боюсь, ты станешь очень уязвимой.

Она продолжила:

– Бедный сэр Джастин. Просто ужасно видеть его в таком угнетенном состоянии и думать, каким он был раньше. Мне вспоминается папа…

– Несправедливо, что тебе приходится помогать ухаживать и за этим стариком, – сказала я.

– Могло быть и хуже.

Да, подумалось мне. Тебя могли заставить работать как лошадь и в доме, где не было бы Джастина. Ты ведь это имела в виду?

И тут я спросила себя, какими же стали наши отношения с Меллиорой? Раньше я обязательно сказала бы ей вслух то, о чем сейчас подумала. Не то чтобы мы изменились. Просто сложившиеся опасные обстоятельства были слишком деликатны, слишком важны для Меллиоры, чтобы она захотела обсуждать их или посоветоваться, даже со мной.

– Да, – сказала я, переводя разговор на другое, – Джонни вернулся.

– Л… Джонни! Ну, этого можно было ожидать. Джонни всегда останется Джонни.

Ее тон был почти самодовольным. Как отличается от него Джастин, хотела она сказать. И я подумала о Джудит: та сказала почти то же самое. Две женщины – обе любящие одного и того же мужчину, глубоко и страстно; потому что хотя Меллиора была спокойной, а Джудит далеко не спокойной, обе были жертвами сильного чувства.

– Лучше б он не возвращался, – сказала я.

– Ты его боишься?

– Не то чтобы боюсь, но он может порядком досадить, Ну да ладно, обойдется. Я найду способ, как с ним управиться.

– Уверена, что найдешь.

Она отвернулась и поглядела в окно, и я поняла, что думает она не о нас с Джонни; все ее мысли заняты только Джастином, и так будет и впредь. Она настолько же поглощена любовью, насколько и Джудит; к счастью для Меллиоры, у нее был более уравновешенный характер.

Какая-то нить, связующая нас, ослабла, потому что чем сильнее становилось ее чувство к одному человеку, тем меньше времени оставалось в ее жизни для других.

Я спросила ее, нет ли каких вестей от Кима; она как будто очнулась, и несколько секунд казалось, что она никак не может вспомнить, кто это такой.

– От Кима… ах, нет. Он не станет писать. Он всегда говорил, что писака из него неважный, но в один прекрасный день он вернется.

– А ты и вправду думаешь, Ким приедет?

– Конечно. Он в этом не сомневался. Это было вроде обещания, а Ким всегда держит свои обещания.

Я почувствовала большую радость. Я представила, как он возвращается в Сент-Ларнстон и однажды входит в аббатство. Я услышала его голос: «Керенса, вы стали весьма очаровательной молодой леди». А когда он увидит, что Меллиора поглощена Джастином, он подружится со мной больше, чем с ней. Я была убеждена, что можно заставить жизнь идти так, как ты хочешь, но возможно ли привлечь к себе тех людей, которых ты хочешь? Надо спросить у бабушки.

Меллиора сказала, что ей пора идти к сэру Джастину; я вышла из ее комнаты и пошла к себе. Некоторое время я постояла у окна, думая о Киме и о том вечере, когда был бал. Потом подошла к зеркалу и зажгла свечи. Сильно ли я изменилась с того вечера? Я стала старше, мудрее, кое-чему научилась. Много прочитала. Я становилась достойной… Кима? Нет. Себя самой, какой решила стать.

Я вытащила шпильки из волос и, тряхнув головой, рассыпала волосы по плечам. Густые, роскошные, они были красивее, чем у Джудит. Я начала проворно поднимать их в валик. Где мой испанский гребень? Где моя мантилья? Я прикрепила их и стала перед зеркалом завороженная собственным отражением. «Нарцисс несчастный – поддразнила я себя. – Самовлюбленная дурочка».

Я подошла к окну. Там, за окном, был хоровод камней, который, похоже, никогда не выходил надолго у меня из головы. Я ведь обещала себе посетить их как-нибудь в лунную ночь. Так за чем же дело стало? Я свободна, Джонни, наверное, сидит взаперти с братом, и нет опасности, что он где-нибудь поблизости. Сейчас самое время.

Скоро я была там. Как волнующе они выглядели при лунном свете. Живые! Шесть девственниц! А я седьмая. Правда ли, что все произошло как в легенде? Действительно ли они танцевали здесь? Были ли они наказаны за дерзость и обращены в камень, оставшись стоять здесь на века! Как им повезло! Внезапная смерть лучше, чем долгая, Я подумала о седьмой – той, которую затащили в стену, которую оставили там умирать; и на мгновение мне стало грустно.

Шаги! Кто-то тихо присвистнул Я в ожидании прислонилась к камню, подсознательно зная, кто последовал сюда за мной.

– Так сегодня здесь и седьмая?

Я разозлилась на себя, что пришла Джонни все-таки увидел, как я вышла из дома В тот момент я его ненавидела.