Текст книги "Седьмая девственница"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
3
Я стояла у окна в отведенной мне комнате и говорила себе: «Ты здесь. Ну вот ты и здесь. Ты здесь живешь!» – и ликовала несмотря ни на что.
Комната была маленькой и располагалась рядом с комнатами Джастина и Джудит Сент-Ларнстон. Повыше на стене висел колокольчик, и в случаях, когда он зазвонит, мне следовало спешить на зов своей госпожи. Мебели было маловато, как раз для горничной: небольшая кровать, шкафчик, комод, два стула и туалетный столик с поворачивающимся зеркальцем. Вот и все. Но на полу лежали ковры, а занавеси были из того же плотного велюра, что и в богато обставленных покоях. Я смотрела из окна на газоны и изгородь, отделявшую их от луга, мне как раз было видно Шесть Девственниц и старую шахту.
Моя госпожа меня еще не видела, и я размышляла о том, как она ко мне отнесется. С тех пор как сэра Джастина парализовало, почти все решения в доме принимала старая леди Сент-Ларнстон, и раз она решила, что камеристкой ее невестки буду я, так и сделали.
Встретили нас весьма прохладно, не то что в прошлый раз, когда мы приезжали сюда в масках. Белтер, который служил теперь у Хемфиллов, подвез нас.
– Ну, удачи вам, – сказал он, кивнув сперва Меллиоре, а потом мне, и весь его вид говорил, что без удачи нам тут никак не обойтись.
Миссис Роулт встретила нас, как мне показалось, с некоторым самодовольством, словно ей доставляло радость видеть нас в таком униженном положении, особенно меня.
– Я пошлю одну из моих девушек наверх поглядеть, готовы ли ее светлость вас принять, – сказала она. Она отвела нас к задней двери, подчеркивая усмешкой, что мы сделали ошибку, подойдя со стороны большого каменного портика к двери, ведущей в главный зал. В будущем, сказала миссис Роулт, не следует забывать, что эта дверь не про нас.
Миссис Роулт отвела нас в большую кухню, огромное помещение со сводчатыми потолками и каменным полом, но теплое, благодаря печи, размеры которой, казалось – и наверняка так оно и было, – позволяли зажарить в ней быка целиком. За столом сидели две девушки и чистили серебро.
– Ступай к ее светлости и доложи, что прибыли новая компаньонка и горничная. Она желала их видеть лично.
Одна из девушек направилась к двери.
– Только не ты, Дейзи, – поспешно закричала миссис Роулт. – Нет, ну надо же! Отправиться к ее светлости в таком виде! Ты глянь только, что у тебя на голове – будто на сеновале валялась. Ступай ты, Долл.
Я отметила, что у той, которую назвали Дейзи, было пухленькое, ничего не выражающее личико – с глазками, будто ягодки смородины, и буйной шевелюрой, растущей чуть ли не от самых бровей. Долл была поменьше, погибче, и вид у нее в отличие от напарницы был настороженный, что могло означать и лукавство. Она прошла через кухню в соседнее помещение, и я услышала шум льющейся воды. Когда девица появилась снова, на ней был чистый фартук. Миссис Роулт одобрительно кивнула и, когда Долл вышла, переключила свое внимание на нас.
– Ее светлость сказали, что есть ты будешь с нами, в зале для прислуги. – Это она обратилась ко мне. – Мистер Хаггети покажет тебе твое место. – И потом к Меллиоре: – А вы, мисс, как я понимаю, будете кушать в своей комнате.
Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо, и поняла, что мое состояние не укрылось от миссис Роулт, доставив ей удовольствие. Я уже предвидела предстоящие баталии. Нужно заставить себя сдержаться и не выпалить, что я буду есть вместе с Меллиорой. Ясно, что мне этого не позволят, и я буду вдвойне унижена.
Я уставилась в сводчатый потолок. Этими кухонными помещениями с их печами и вертелами пользовались с давних пор, и позднее я обнаружила, что к ним примыкали молочные, кондитерские, холодильные комнаты и кладовки.
Миссис Роулт продолжала:
– Мы все сочувствуем вам, мисс, переживаем о вашей утрате. Мистер Хаггети говорит, что теперь уж не будет такого, как раньше, когда в приходе станет жить новый преподобный отец, а вы, мисс, заживете тут.
– Спасибо, – кротко сказала Меллиора.
– Мистер Хаггети еще говорил, ну, мы с ним еще толковали, что надо надеяться, вам тут неплохо будет. Ее светлости страсть как надо компаньонку с тех пор, как сэра Джастина прихватило.
– Я тоже на это надеюсь, – быстро ответила Меллиора.
– Само собой, вы, мисс, быстро разберетесь, что к чему в таком большом доме.
Она бросила взгляд на меня, а с губ ее не сходила усмешка. Она давала мне понять разницу между положением Меллиоры и моим. Меллиора была дочерью священника, леди по рождению и воспитанию. А меня она, как я видела, хорошо помнила стоящей на помосте для найма на Трелинкетской ярмарке и иначе думать обо мне не собиралась.
Вернулась Долл и сообщила, что ее светлость желают нас видеть сейчас же. Миссис Роулт велела нам идти за ней. Мы поднялись по дюжине каменных ступеней к обитой зеленым сукном двери, ведущей в главные покои дома. Прошли несколько коридоров и наконец попали в главный зал и поднялись по лестнице, которую я запомнила со дня бала.
– Тут господа живут, – сказала с нажимом миссис Роулт. Она все подначивала меня. – Гляди вовсю, дорогуша. Небось думаешь, до чего же тут все богато, а?
– Нет, – парировала я. – Я думала, как, должно быть, далеко от кухни до столовой. Пища при транспортировке не стынет?
– При транспортировке, ишь ты! Да кто ты такая есть? Тебе-то что до этого, дорогуша. Ты-то в ихней столовой есть не будешь, – она весело хихикнула.
Я поймала взгляд Меллиоры и прочла в нем предостережение и мольбу. Не теряй самообладания, говорил он мне. Потерпи. Это наш единственный шанс остаться вместе.
Мне показалось, что я узнаю некоторые из коридоров, – это по ним я в ужасе бежала в тот вечер, когда был бал. Наконец мы остановились возле одной из дверей, и миссис Роулт тихо постучалась.
Когда ей велели войти, она сказала совсем не тем голосом, каким разговаривала со мной:
– Ваша светлость, пришли новая компаньонка и горничная.
– Введите их, миссис Роулт.
Миссис Роулт кивком головы велела нам войти. Комната была большая, с очень высокими потолками и огромными окнами, выходящими на газоны; в громадном камине горел огонь; обставлена комната была, как мне показалось, роскошно, но я сосредоточила все внимание на пожилой женщине, сидящей очень прямо в кресле у камина.
– Подойдите сюда, – властно сказала она. И добавила: – Благодарю вас, миссис Роулт. Подождите за дверью, пока вас позовут.
Мы подошли поближе, а миссис Роулт ретировалась.
– Прошу вас, садитесь, мисс Мартин, – велела леди Сент-Ларнстон.
Меллиора села, а я осталась стоять, так как мне приглашения сесть не было.
– Мы не обсуждали в деталях ваши обязанности, но это вы, несомненно, выясните со временем. Полагаю, что вы прекрасно читаете. Мои глаза уже не так хорошо видят, как прежде, и мне нужно, чтобы вы читали мне каждый день. Вы приступите к своим обязанностям безотлагательно. У вас хороший почерк? Я хочу, чтобы вы занимались моей корреспонденцией. Обычно такие вещи обсуждают заранее, до того, как принимают на работу, но поскольку мы были соседями, я думаю, можно отступить от обычая. Вам отведена неплохая комната. Она рядом с моей спальней, чтобы вы были поблизости, если мне вдруг понадобятся ваши услуги ночью. Миссис Роулт сообщила вам, где вы будете принимать пищу?
– Да, леди Сент-Ларнстон.
– Ну, кажется, мы все обговорили. Вам покажут вашу комнату, где вы сможете разобрать свои вещи.
Она повернулась ко мне, подняла лорнет, висевший у нее на поясе, и холодно меня рассматривала.
– А это мисс Карли, – подсказала Меллиора.
– Керенса Карли, – сказала я так же гордо, как в тот день, когда стояла там, в стене.
– Я слышала вашу историю. Я взяла вас, потому что мисс Мартин очень просила меня об этом. Надеюсь, вы нас не разочаруете. По-моему, миссис Джастин Сент-Ларнстон сейчас нет дома. Вам покажут вашу комнату, и вы будете ожидать там, пока миссис Джастин Сент-Ларнстон не пошлет за вами, что она непременно сделает по возвращении, так как ей известно, что вы должны прибыть сегодня. А теперь скажите миссис Роулт, пусть она войдет.
Я резко открыла дверь, и миссис Роулт отпрянула от замочной скважины, у которой, как я догадывалась, она, нагнувшись, подслушивала.
– Миссис Роулт, – приказала леди Сент-Ларнстон, – покажите мисс Мартин и мисс Карли их комнаты.
– Слушаюсь, ваша светлость.
Выходя, я ощущала на себе взгляд леди Сент-Ларнстон и чувствовала себя подавленной. Все это оказалось еще более унизительным, чем я себе представляла. Меллиора, похоже, потеряла всякое присутствие духа. Со мной этого не случится. Я почувствовала, что готова бросить им вызов, и разозлилась.
Скоро, пообещала я себе, я разузнаю все в этом доме получше. Буду знать каждую комнату, каждый коридор. Я вспомнила тот вечер, когда ускользнула от Джонни, и ужас, который пережила после. Ни за что не позволю Джонни унижать меня, даже если какое-то время и придется терпеть оскорбления от его матери!
– Все господские комнаты в этой части дома, – поясняла миссис Роулт. – Тут вот комнаты ее светлости, а рядышком ваша, мисс Мартин. Чуть дальше по коридору будут комнаты Джастина и его леди. – Она кивнула мне. – И твоя там же.
Вот так меня привели в мою комнату. Комнату горничной – но не простой горничной, а камеристки леди Джастин, напомнила я себе. Я не то что Долл или Дейзи. У меня есть особый дар, и я собиралась вскоре дать об этом знать всей этой кухонной прислуге.
А пока не следует торопиться. Я взглянула на свое отражение в зеркале. Нет, я решительно сама на себя не похожа. На мне была черная накидка и черная шляпка. Черное мне вообще-то никогда не шло, а траурная шляпка еще прятала мои волосы и была просто ужасна.
Потом я подошла к окну и взглянула на газоны и на Шесть Девственниц.
Тут-то я и сказала себе: «Ну вот ты и здесь. Ты здесь живешь». И все же, несмотря ни на что, я ощущала торжество, потому что здесь-то я и хотела быть. Моя печаль улетучилась. Я радовалась и ликовала. Я в доме – пусть в качестве служанки, но это было само по себе вызовом судьбе.
Я все стояла у окна, когда дверь отворилась – и мне сразу стало ясно, кто это вошел. Она была высокой и темноволосой, хотя и посветлей меня, элегантной, одетой в жемчужно-серую амазонку, и лицо ее разгорелось, наверное, от верховой езды. Она была красива и не выглядела злой. Я узнала в ней мою госпожу Джудит Сент-Ларнстон.
– Вы мисс Карли, – сказала она. – Мне сообщили, что вы приехали. Хорошо, что вы здесь. В моем гардеробе все совершенно вверх дном. Вы наведете там порядок, надеюсь.
Ее отрывистая манера говорить тут же напомнила мне о тех ужасных минутах в шкафу.
– Да… мадам.
Я стояла спиной к окну, так что оказалась в тени – весь свет падал ей на лицо. Я отметила беспокойные топазовые глаза, довольно широкие ноздри, полные, чувственные губы.
– Вы уже распаковали свои вещи?
– Нет еще. – Я не собиралась говорить ей «мадам» без особой нужды и уже поздравила себя с тем, что моя госпожа будет более снисходительной и тактичной, чем у Меллиоры.
– Ну так распаковывайтесь и приходите в мою комнату. Знаете, где это? Ах, конечно же, нет. Откуда вам знать? Я покажу.
Я вышла вслед за ней из своей комнаты и прошла несколько шагов по коридору.
– Эта дверь ко мне в спальню и в гардеробную. Когда будете готовы, постучите.
Я кивнула и вернулась в свою комнату. Мне с ней было лучше, чем с миссис Роулт. Я сняла эту ужасную шляпку и почувствовала себя еще лучше. Я поправила волосы, и вид блестящих черных локонов успокоил меня. Под черной накидкой на мне было черное платье – одно из Меллиориных. Мне очень хотелось прикрепить у шеи что-нибудь красное или изумрудно-зеленое, но я не осмелилась, так как предполагалось, что я соблюдаю траур. Ну, как бы там ни было, а уж белый воротничок я надену как можно скорей, пообещала я себе.
Я прошла к комнате леди Джудит, негромко постучалась, как было велено, и меня попросили войти. Она сидела у зеркала, отсутствующе глядя на свое отражение, и не обернулась. Я увидела большую кровать с парчовым покрывалом, длинную, обитую декоративной тканью скамеечку в изножье, богатый ковер и занавеси, туалетный столик, за которым она сидела, с резьбой по дереву, и большими канделябрами по обеим сторонам зеркала, украшенными позолоченными амурами. И, конечно же, тот шкаф, который я так хорошо помнила.
Она увидела мое отражение в зеркале и повернулась посмотреть на меня, задержавшись взглядом на моих волосах. Я знала, что, сняв шляпку, преобразилась, и поэтому она уже не так была довольна мной, как сначала.
– Сколько вам лет, Карли?
– Почти семнадцать.
– Вы так молоды. Полагаете, что справитесь с работой?
– О да, я умею делать прически, и мне нравится заботиться об одежде.
– Не думала, что… – Она прикусила губу. – Я полагала, вы постарше. – Она подошла ко мне, по-прежнему не сводя с меня взгляда. – Я хотела бы, чтобы вы занялись моим гардеробом. Наведите в нем порядок, чтобы все было аккуратно. Я зацепила каблуком кружева у вечернего платья. Вы умеете чинить кружева?
– О да, – заверила я ее, хотя никогда еще этим не занималась.
– Это очень тонкая работа.
– Я с ней справлюсь.
– Вам нужно будет каждый вечер к семи часам подготавливать мои вещи. Будете готовить мне воду для ванны. Будете помогать мне одеваться.
– Да, – сказала я. – Какое платье вы желаете надета сегодня вечером?
Она бросила мне вызов, и я собиралась доказать свое умение.
– Ну… серое атласное.
– Очень хорошо.
Я повернулась к гардеробу. Она села у зеркала и нервно играла расческами и щетками, а я подошла к гардеробу и стала вынимать оттуда одежду. Платья меня просто очаровали. Я никогда не видела такого великолепия. Не удержавшись, я погладила бархатные и атласные ткани. Я отыскала серое атласное платье, осмотрела его и как раз раскладывала на кровати, когда раскрылась дверь и вошел Джастин Сент-Ларнстон.
– Милый мой! – В произнесенных почти шепотом словах я уловила нотки беспокойной страсти. Она встала и подошла к нему. Наверное, она заключила бы его в объятия, несмотря на мое присутствие, если б он хоть чуть-чуть поощрил ее. – Я все думала, что с тобой случилось, думала, что…
– Джудит! – голос его прозвучал холодно, словно предостерегая.
Она рассмеялась и сказала:
– А, это мисс Карли, моя новая камеристка.
Мы посмотрели друг на друга. Он практически не изменился с того времени, когда меня застали в стене сада. В его взгляде не было узнавания. Он забыл об этом происшествии, как только оно закончилось, и у него не осталось никакого воспоминания о босоногой деревенской девчонке. Он только сказал:
– Ну что ж, теперь ты получила, чего тебе хотелось.
– Я не хочу ничего, кроме…
Он почти велел ей замолчать. Он сказал мне:
– Вы можете идти, мисс Карли, не так ли? Миссис Сент-Ларнстон позвонит, когда вы ей понадобитесь.
Я слегка склонила голову и, проходя через комнату, чувствовала, как она смотрит на меня и одновременно на него. Я знала, о чем она думает, потому что помнила, что подслушала тогда, спрятавшись в шкафу в этой самой комнате. Она была очень ревнива, обожала мужа и не могла вынести, когда он смотрел на другую женщину – пусть даже это всего лишь ее собственная камеристка.
Я поправила локоны на макушке, надеясь, что никто не заметил, как я довольна собой. Возвращаясь к себе в комнату, я думала о том, что деньги не обязательно приносят людям счастье. Неплохо помнить об этом, когда со всей своей гордостью вдруг оказываешься в унизительном положении.
Эти первые дни в аббатстве навсегда четко сохранятся в моей памяти. Сам дом заворожил меня даже больше, чем его обитатели. В нем вы оказывались как будто вне времени. Оставшись в одиночестве, так легко было представить себе, что вы находитесь совсем в другом веке. С тех пор, как я услышала историю о Девственницах, мое воображение было покорено: я часто представляла себе, как знакомлюсь с аббатством, и это оказался тот редкий случай, когда действительность превзошла все мои ожидания.
Комнаты с высокими резными расписными потолками – кое-где на них были картины, а кое-где надписи на латинском или корнуэльском языках, – доставляли мне настоящее наслаждение. Я любила трогать пальцами богатую материю занавесей, любила, скинув туфли, чувствовать легкий ворс ковра босыми ногами. Мне нравилось, усевшись в кресло или на диванчик, представлять, что я отдаю распоряжения, а иногда я разговаривала сама с собой, притворяясь будто я хозяйка дома. Это превратилось в любимую игру, и мне никогда не надоедало играть в нее. Но хотя я и приходила в восхищение от роскошных покоев, где проживала семья Сент-Ларнстонов, меня снова и снова тянуло в старое крыло дома, которым почти не пользовались и которое явно было частью старого монастыря. Это туда привел меня Джонни во время бала. Там стоял странный запах – отталкивающий и привлекающий одновременно, – темный тяжелый запах, запах прошлого. Лестницы, так неожиданно возникающие и уходящие спиралью на несколько этажей, а затем внезапно обрывающиеся у какой-нибудь двери или в каком-нибудь переходе, каменный пол, стертый тысячью ног, странные маленькие ниши с окошками-щелями, служившие кельями монахиням, и подземная темница, потому что в таком месте непременно должна была быть своя тюрьма. Я обнаружила там часовню – с древним триптихом, деревянными скамьями, вымощенным гранитными плитами полом и алтарем, где были установлены свечи, словно в ожидании, что обитатели дома придут вознести свои молитвы. Но я знала, что этой часовней никогда не пользовались, потому что Сент-Ларнстоны всегда молились в церкви Сент-Ларнстона.
В этой части дома когда-то жили семь девственниц, их ноги ступали по этим каменным переходам, их руки сжимали веревку, когда они поднимались по этим крутым лестницам.
Я начала любить дом, а так как любить значит быть счастливым, я не была несчастлива в те дни, несмотря на мелкие унижения. Я отстаивала свои права в зале для прислуги, и происходящие там баталии, пожалуй, даже приносили мне удовольствие, потому что я верила, что выхожу из них победителем. Мне было далеко до красоты Джудит Деррайз с ее тонкими чертами лица или Меллиоры с ее нежной фарфоровой хрупкостью, но благодаря моим блестящим черным волосам, огромным глазам, которые так хорошо умели выразить презрение, и горделивости я привлекала внимание еще больше. Я была высока и стройна почти до худобы, и во мне чувствовалось что-то чужестранное, чем, как я скоро начала понимать, я могла пользоваться.
Хаггети это чувствовал. Он посадил меня за столом рядом с собой, к вящему неудовольствию миссис Роулт, как я знала, потому что слышала ее возмущенные протесты.
– Ах, да успокойтесь, дорогуша, – ответил он, – в конце концов она камеристка молодой хозяйки. Не чета этим вашим девчонкам.
– А из каких таких графьев она взялась тут, скажите на милость?
– Мало ль чего было прежде. Лучше соображайте, кто она теперь, да мотайте себе на ус.
– Кто она теперь! – думала я, поглаживая себя по бокам.
С каждым днем, с каждым часом я все больше и больше примирялась со своей жизнью. Да, унижения, но жизнь в аббатстве всегда будет для меня радостнее, чем где бы то ни было. А я жила здесь.
Сидя за столом в зале для прислуги, я получила возможность изучать тех обитателей дома, что жили внизу. Во главе стола сидел мистер Хаггети – маленькие поросячьи глазки, губы, причмокивающие при виде аппетитного блюда или особы женского пола, – как петух в курятнике; король кузни, дворецкий аббатства. Следующей по старшинству была миссис Роулт, домоправительница, самозваная вдова, скорее всего присвоившая себе обращение «миссис», но питающая надежду, что в один прекрасный день она сможет называться «миссис» по праву, когда дальше будет следовать не Роулт, а Хаггети. Скупая, пронырливая, полная решимости никому не уступить своего положения главы прислуги под началом у мистера Хаггети. Потом шла миссис Солт, кухарка, полнотелая, как и подобает кухарке, обожающей еду и сплетни. Она была склонна к меланхолии; будучи когда-то замужем, она так страдала, что сбежала от мужа, которого всегда называла «он», рассказывая о нем при малейшей возможности. Она ушла от него, добравшись до аббатства с самого края корнуэльского запада – из Сент-Айвс; и всем говорила, что просто трясется от страха, как бы он в один несчастный день не разыскал ее. Еще была Джейн Солт, ее дочь – женщина лет тридцати, служившая горничной в гостиных, спокойная, выдержанная, преданная своей матушке. Потом Долл, дочка шахтера, лет примерно двадцати, с волнистыми белокурыми волосами и пристрастием к ярко-синей одежде, которую она надевала, если у нее, по ее словам, выдавался часок-другой, чтоб полюбезничать с ухажером. С ней на кухне работала простушка Дейзи, которая ходила за ней по пятам, во всем ей подражала и мечтала, чтоб с ней тоже кто-то полюбезничал. Все их разговоры, по-моему, вертелись вокруг сего предмета. Эти слуги постоянно жили в аббатстве, но были еще и приходящие, которые тоже столовались в аббатстве. Полор, его жена и их сын Вилли: Полор и Вилли работали на конюшне, а миссис Полор помогала по дому в аббатстве. Домиков для прислуги было два, и во втором жили мистер и миссис Треланс и их дочь Флорри. Считалось, что Вилли и Флорри должны пожениться. Все, кроме самой парочки, находили, что это превосходная мысль, только Вилли да Флорри пока так не считали. Но, как выразилась миссис Роулт, «со временем они созреют».
Таким образом, немало народу собиралось поесть за большим обеденным столом, после того как откушают господа. Миссис Роулт вместе с миссис Солт следили, чтоб у нас ни в чем не было недостатка, и если уж на то пошло, мы питались лучше, чем те, кто сидел в величественной столовой.
Я начала получать удовольствие от разговоров за столом, из которых узнавала много интересного, потому что мало что касающееся положения дел в доме или в деревне оставалось неизвестным этим людям.
Долл всегда развлекала сидящих за столом рассказами о приключениях ее семьи в шахтах. Миссис Роулт заявляла, что от некоторых из этих историй у нее прямо-таки мурашки бегают, и, вздрогнув, пользовалась случаем придвинуться поближе к мистеру Хаггети в поисках защиты. Мистер Хаггети был не слишком отзывчив – он в это время обычно занимался тем, что наступал мне под столом на ногу, считая, видно, что выражает таким образом свое одобрение.
От повествований миссис Солт о ее жизни с «ним» волосы вставали дыбом. А Полоры и Трелансы рассказывали, как обустраивается новый священник, и о том, что миссис Хэмфилл настоящая любопытная Варвара и всюду сует свой нос. Не успеешь обмахнуть пыль со стула, чтоб предложить ей сесть, глядишь, а она уже шмыгнула на кухню. В первый же вечер за столом в трапезной я узнала, что Джонни сейчас в университете и вернется в аббатство только через несколько недель. Я обрадовалась. Его отсутствие давало мне шанс укрепить свое положение в доме.
Я вошла в ритм новой жизни. Моя госпожа оказалась не злой; больше того, она была просто великодушной: в первые же дни она подарила мне свое зеленое платье, которое ей надоело; мои обязанности были совсем не обременительны. Я получала удовольствие, причесывая ее волосы, гораздо мягче и тоньше, чем мои; мне было интересно заниматься ее одеждой. У меня бывало много свободного времени, и тогда я шла в библиотеку, брала книгу и часами читала в своей комнате, ожидая, пока она позвонит в колокольчик.
Жизнь Меллиоры была далеко не так легка. Леди Сент-Ларнстон решила воспользоваться ее услугами в полной мере. Меллиора должна была ей читать ежедневно по нескольку часов, подавать ей чай, часто и по ночам; она должна была массировать ей голову, когда у нее была головная боль – а это бывало частенько; она должна была заниматься перепиской леди Сент-Ларнстон, принимать для нее сообщения, сопровождать в экипаже во время визитов. Она практически никогда не бывала свободной. Не успела пройти неделя, как леди Сент-Ларнстон решила, что Меллиора, так нежно ухаживавшая за своим отцом, может быть полезна и сэру Джастину. Так что, если Меллиора не прислуживала леди Сент-Ларнстон, она была в комнате больного.
Бедная Меллиора! Несмотря на то, что она обедала у себя в комнате и с ней обращались почти как с леди, ее доля была гораздо тяжелее моей.
Это я приходила к ней в комнату. Как только моя госпожа выходила из дома – у нее было обыкновение совершать длительные прогулки верхом, часто в одиночку, – я отправлялась в комнату Меллиоры, надеясь застать ее там. Мы редко бывали вместе подолгу, потому что звонил колокольчик, и ей приходилось идти. Тогда я читала до ее возвращения.
– Меллиора, – сказала я ей однажды, – как ты можешь это выносить?
– А ты? – ответила она.
– Я другое дело, я привыкла довольствоваться малым. И потом, у меня не так много работы, как у тебя.
– Приходится, – заметила она философски.
Я посмотрела на нее; да, ее лицо выражало удовлетворение. Поразительно, что она, дочь приходского священника, делавшая все по-своему, лелеемая и обожаемая, так легко перешла к новой жизни в услужении. Меллиора просто святая, подумала я.
Мне нравилось смотреть на нее, лежа на ее кровати, в то время как она сидела в кресле, готовая вскочить при первом же звуке колокольчика.
– Меллиора, – сказала я как-то ранним вечером, – что ты думаешь об этом месте?
– Об аббатстве? Ну, это чудесный старинный дом! – Невозможно остаться равнодушной, правда?
– Правда. И тебе он тоже нравится, да?
– А о чем ты думаешь, когда эта старуха тебя тиранит?
– Стараюсь отключить голову и не обращать на это внимания.
– Не думаю, что сумела б так скрывать свои чувства, как ты. Мне повезло. Джудит не так уж плоха.
– Джудит… – медленно произнесла Меллиора.
– Ну ладно, миссис Джастин Сент-Ларнстон. Странная она. Всегда какая-то слишком чувствительная, словно жизнь чересчур трагична… Словно она чего-то боится…
Ну вот! Я заговорила задыхающимся голосом – как она.
– Джастин несчастлив с ней, – медленно произнесла Меллиора.
– Думаю, что счастлив, настолько, насколько он вообще может быть счастлив с кем-нибудь.
– Что ты об этом знаешь?..
– Я знаю, что он холоден, как… рыба, а она пышет жаром, словно печка.
– Ты говоришь чепуху, Керенса.
– Да ну? Я их вижу чаще, чем ты. Не забывай, моя комната рядом с ними.
– Они ссорятся?
– С ним нельзя поссориться. Слишком холодный. Его ничего не волнует, а ее волнует… даже слишком. Не могу сказать, что она мне не нравится. В конце концов, если она его не волнует, так чего ж он на ней женился?
– Прекрати. Ты не знаешь, что говоришь. Ты не понимаешь.
– Ну, разумеется, я знаю, что он рыцарь без страха и упрека. Ты всегда к нему так относилась.
– Джастин хороший человек. Ты не понимаешь его. Я знаю Джастина всю жизнь…
Неожиданно дверь комнаты распахнулась, и на пороге возникла леди Джудит, с диким взглядом и раздувающимися ноздрями. Она посмотрела на меня, лежащую на кровати, и на Меллиору, которая встала со стула.
– О… – сказала она, – я не ожидала, что…
Я поднялась с кровати и спросила:
– Я вам нужна, мадам?
Выражение гнева сошло с ее лица, и я увидела на нем облегчение.
– Вы меня искали? – продолжала я, помогая ей.
Теперь на ее лице мелькнул проблеск благодарности.
– Да-да, Карли, Я, э-э… подумала, что вы можете быть тут.
Я пошла к двери. Она заколебалась.
– Я… хотела, чтоб вы сегодня приготовили все чуточку пораньше. Где-нибудь без пяти или без десяти семь.
– Да, мадам, – сказала я.
Она кивнула и вышла.
Меллиора ошеломленно глядела на меня.
– Что ей было надо? – прошептала она.
– Пожалуй, я знаю, – ответила я. – Она удивилась, так ведь? Знаешь, почему? Потому что застала здесь меня, а думала, что застанет…
– Кого?
– Джастина.
– Она, должно быть, с ума сошла.
– Ну, она же Деррайз. Помнишь тот день на болотах, когда ты рассказывала мне об их семье?
– Да, помню.
– Ты сказала, что сумасшествие у них в роду. Да, Джудит сходит с ума… по своему мужу. Она думала, что он тут с тобой. Вот почему она так ворвалась. Разве ты не заметила, как она обрадовалась, что это ты со мной разговариваешь, а не с ним?
– Это сумасшествие.
– В некотором смысле.
– Ты хочешь сказать, что она ревнует Джастина ко мне?
– Она ревнует его ко всем хорошеньким женщинам, что попадаются ему на глаза.
Я с тревогой посмотрела на Меллиору. Она не сумела скрыть правду от меня. Она любит Джастина Сент-Ларнстона и всегда его любила.
Мне стало очень не по себе.
Теперь уж я не могла носить бабушке еду. Можно представить себе, как возмущенно завопила бы миссис Роулт или миссис Солт, заикнись я об этом. Но я по-прежнему время от времени улучала пару часов, чтобы с ней повидаться, и как-то раз она попросила меня, не занесу ли я на обратном пути в аббатство кой-какие травки Хетти Пенгастер. Хетти их ждала, и, зная, что она одна из лучших клиентов бабушки, я согласилась.
Вот так в один жаркий день я и оказалась на пути из бабушкиного домика в Ларнстон– Бартон, ферму Пенгастеров.
Я увидела в поле Тома Пенгастера и подумала: правда ли, что он ухаживает за Долл, как она намекала Дейзи? Он был бы хорошей парой для Долл. Ферма Бартон преуспевала, и в один прекрасный день именно Том, а не его свихнувшийся братец Ройбен, который теперь подрабатывал, чем мог, получит ее в наследство.
Я прошла под высокими деревьями, на которых гнездились грачи. Каждый год в мае в Ларнстон-Бартоне стреляли грачей – своего рода праздник; и пироги с грачами, которые пекла миссис Пенгаллон, кухарка в Бартоне, считались особым лакомством. Непременно посылался пирог в аббатство, где его с благодарностью принимали. Миссис Солт как раз недавно говорила об этом – как она подала его со сметаной и как миссис Роулт съела лишку, а после, конечно, маялась животом.
Я дошла до конюшни – там было лошадей восемь, а два стойла пустовали, и прошла к дворовым постройкам. Мне была видна голубятня и слышно воркование птиц, монотонно повторяющих одну и ту же фразу, что-то вроде, как нам казалось, «Так-то как, Тэффи».
Проходя мимо подъемника, я увидела Ройбена Пенгастера, который вышел из-за голубятни, держа в руках голубка. При ходьбе Ройбен как-то странно заплетал ногами. В нем, пожалуй, всегда было что-то странное. В Корнуолле говорят, что в каждом помете бывает «чужак», то есть не совсем такой, как остальные. Вот Ройбен и был таким «чужаком» в семье Пенгастеров Ненормальные всегда вызывали во мне омерзение, и, хотя был ясный день и светило солнце, я слегка вздрогнула, когда Ройбен направился ко мне своей причудливой походкой. У него было неоформившееся, как у подростка, лицо, голубые, словно фарфоровые, глаза и соломенного цвета волосы, но слегка отвисшая челюсть и раздвинутые распущенные губы выдавали в нем «зачарованного».
