Текст книги "Седьмая девственница"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

За ленчем и Карлион, и Меллиора заметили во мне перемену.

– Ты никогда так хорошо не выглядела, – сказала мне Меллиора.

– У тебя такой вид, словно тебе дали что-то, чего тебе давно хотелось, – прибавил Карлион. – Дали, да, мам?

– Я не получала сегодня утром никаких подарков, если ты это имел в виду.

– А я думал, что получила, – сказал он мне. – И хотел узнать, какой.

– Ты приходишь в себя, – добавила Меллиора. – Начинаешь снова быть в ладу с жизнью.

– Каком ладу? – спросил Карлион.

– Это значит, что ей нравится все так, как есть.

Когда я вернусь, они узнают, подумала я.

Как только окончился ленч, я надела шелковое лавандовое платье и очень тщательно сделала прическу с испанским гребнем. От этого я казалась выше и выглядела величественней – достойная правительница аббатства. Мне хотелось, чтобы он гордился мной. Из-за гребня не смогла надеть шляпку, поэтому я завершила сборы, надев накидку, которая достаточно хорошо прикрывала мое платье. Было еще слишком рано. Надо было подождать, поэтому я села у окна и стала смотреть туда, где виднелась сквозь деревья башня аббатства. Я знала, что хочу больше всего на свете быть там, с Кимом. Бабушка была права: я получила хороший урок. Любить – вот самый смысл существования. И я любила – на этот раз не дом, а мужчину. Если бы Ким сказал, что хочет странствовать по свету, если бы он заявил, что хочет, чтобы я поехала с ним в Австралию, я сделала бы это… охотно. Испытывала бы ностальгию по аббатству всю свою жизнь, но не захотела бы вернуться туда без семьи. Однако не было нужды думать об этом. Жизнь предлагала мне совершенный вариант: Кима и аббатство.

Наконец можно идти! День был теплым, и от осеннего солнца поблескивали мохнатые лапы елей.

Когда ты влюблена, обостряются все чувства, все до единого. Никогда, казалось, земля не предлагала так много: густой аромат сосен, травы и влажной земли; ласково пригревало солнышко, в юго-западном ветерке, тоже ласковом, слышался неуловимый запах моря. В тот день я любила жизнь, как никогда ранее.

Мне не следовало приходить слишком рано, поэтому я зашла на лужайку постоять в хороводе камней, которые превратились в какой-то символ моей жизни. Они тоже любили жизнь, но были глупенькими. Они, словно бабочки, пробудившиеся от солнца, слишком буйно танцевали в его лучах и погибли, упав вниз. Превратились в камень. Бедные печальные создания. И как всегда, когда я оказывалась на этом месте, мои мысли были обращены в первую очередь к той, которой здесь не было, – к седьмой.

Потом я подумала о себе, как я стояла там в стене, и обо всех нас, собравшихся тогда там. Словно начало пьесы… все главные действующие лица оказались вместе. Некоторые из актеров пришли к трагедии, другие – обретут счастье. Бедняга Джонни, погибший насильственной смертью; Джастин, который предпочел вечное уединение; Меллиора, потерпевшая поражение от судьбы, потому что была недостаточно сильной, чтобы бороться; и Керенса и Ким, которые дадут повествованию счастливый конец.

Я молилась, чтобы наш брак принес плоды. У меня был любимый сын, но будут другие – наши с Кимом. У Карлиона будут титул и аббатство, потому что он Сент-Ларнстон, а аббатство испокон веку было собственностью Сент-Ларнстонов, это помнили все, но я обеспечу блестящее будущее и тем сыновьям и дочерям, которые появятся у нас с Кимом.

Я прошла по газону к аббатству.

Поднялась на большое крыльцо и позвонила в колокольчик. Появился Хаггети.

– Добрый день, мэм. Мистер Кимбер ожидает вас в библиотеке.

Когда я вошла, он подошел ко мне. Я почувствовала его волнение. Он взял у меня накидку и не выказал никакого удивления, увидев, что я нарушила траур. Он смотрел мне в лицо, а не на платье.

– Может быть, мы сначала поговорим, а потом выпьем чаю? – спросил он. – У нас есть о чем поговорить.

– Да, Ким, – с готовностью ответила я. – Давайте поговорим сейчас.

Он взял меня под руку и подвел к окну, мы стали там бок о бок, глядя на газоны. Мне был виден хоровод камней на лужайке, и я подумала, что обстановка не могла быть лучше для того, чтобы сделать предложение.

– Я много думал об этом, Керенса, – сказал он, – и если я слишком спешу после вашей трагедии… вы должны простить меня.

– Прошу вас, Ким, – серьезно сказала я ему, – я готова выслушать то, что вы хотите мне сказать.

Он все еще колебался, потом заговорил снова:

– Я много думал об этом доме в прошлом. Вы знаете, я проводил здесь почти все свои школьные каникулы. Джастин был моим лучшим другом, и, полагаю, его семье было жаль одинокого мальчишку. Я часто ходил по имению с отцом Джастина. Он бывало говорил, что желал бы, чтоб его сыновья так интересовались поместьем, как я.

Я кивнула. Ни Джастин, ни Джонни не уделяли аббатству того внимания, которого оно заслуживало. Джастин никогда не уехал бы, если бы действительно любил его. А что до Джонни, то для него оно было просто источником средств, на которые можно играть.

– Мне, бывало, хотелось, чтобы оно принадлежало мне. Я вам говорю все это, потому что мне хочется, чтобы вы знали, что мне хорошо известно, в каком оно оказалось сейчас состоянии. Такое большое поместье страдает, если ему не уделяют должного внимания. А оно было в небрежении уже долгое время. Имение нуждается в деньгах и в хорошей работе… Я могу это дать. У меня есть деньги, но, главное, я люблю его. Вы меня понимаете, Керенса.

– Совершенно. Я все это знаю. Аббатству нужен хозяин… сильный человек, который понимает его, любит и готов посвятить ему свое время.

– Этот человек – я. Я могу спасти аббатство. Если с ним ничего не сделать сейчас, оно придет в упадок. Вам известно, что стены требуют ремонта, что в одном крыле завелся грибок, что во многих местах требуется замена деревянных частей? Керенса, я хочу купить аббатство. Я знаю, что этим должны заняться стряпчие. Мне еще точно не известно, какова позиция Джастина, но сначала мне хотелось поговорить с вами, узнать, что вы думаете об этом, потому что я чувствую, вы тоже любите дом. Я знаю, вы бы очень огорчились, увидев, как он разрушается. Я прошу вашего разрешения начать переговоры. Что вы думаете об этом, Керенса?

Что я думаю! Я пришла услышать предложение выйти замуж, а столкнулась с деловыми переговорами.

Я взглянула ему в лицо. Он покраснел, и взгляд у него был устремлен вдаль, как будто он не замечал сейчас ни этой комнаты, ни меня, а смотрел в будущее.

Я медленно сказала:

– Я думала, что когда-нибудь это станет принадлежать моему сыну. Он унаследует титул, если Джастин не женится и у него не будет сына – но теперь это маловероятно. Все, что вы сказали, немного неожиданно…

Ким нежно взял меня за руку, и мое сердце внезапно забилось в надежде. Он сказал:

– Я просто бестактный дурак, Керенса. Мне надо бы не так подойти к этому… не выпаливать сразу. У меня в голове постоянно крутится куча всяких замыслов. Невозможно сейчас объяснить вам все…

Этого было достаточно. Мне казалось, что я поняла. Это лишь начало его замысла. Он купит аббатство, а потом попросит меня стать в нем хозяйкой.

– Я сейчас не очень хорошо соображаю, Ким, – сказала я, – Я так любила бабушку, и без нее…

– Керенса, дорогая моя! Вы не должны чувствовать себя покинутой и одинокой. Вы же знаете, что я здесь, чтобы о вас позаботиться… я… Меллиора, Карлион…

Я повернулась к нему и положила ему на сюртук руку, он взял ее и быстро поцеловал. Этого было довольно. Я поняла. Я всегда была нетерпелива. Мне хотелось, чтобы все делалось сразу, как только я начинала понимать, как сильно чего-нибудь хочу.

Конечно, было еще рано делать мне предложение. Вот о чем говорил мне Ким. Сначала он купит аббатство, приведет его в порядок, а когда он восстановит его прежний горделивый вид, попросит меня стать в нем хозяйкой. Я с нежностью произнесла:

– Ким, я уверена, вы правы. Вы нужны аббатству. Прошу вас, приступайте к осуществлению, своих планов. Я убеждена, что ничего лучшего для аббатства нельзя и желать… и для нас всех.

Он обрадовался. На одно восхитительное мгновение я подумала, что он обнимет меня. Но он удержался и счастливо воскликнул:

– Не позвонить ли нам, чтобы принесли чаю? – Я позвоню.

И я позвонила, а он стоял и улыбался мне. На звонок пришла миссис Роулт.

– Пожалуйста, миссис Роулт, – сказал он, – чай для миссис Сент-Ларнстон и меня.

А когда его подали, то было так, словно я вернулась домой. Я сидела за круглым столиком, разливая чай из серебряного чайника, как я и представляла себе. С единственной разницей, что я не буду обручена с Кимом, пока не наступит подходящее время.

Но я твердо верила, что это всего лишь отсрочка, что он ясно дал понять свои намерения, и мне нужно только потерпеть, пока мои мечты не станут явью.

Итак, Ким собирался купить аббатство и имение Сент-Ларнстон. Сделка была довольно сложной, и, пока мы ждали ее завершения, он приступил к ремонту.

Он никогда не забывал посоветоваться со мной, так что мы с ним часто встречались. Позже к нам в аббатстве присоединялись Меллиора и Карлион – обычно к чаю – или он возвращался со мной в Дауэр Хауз. Это были приятные дни – каждый из них сокращал период ожидания.

В аббатстве велись строительные работы, и однажды, когда Ким повел меня показать, как они продвигаются, я увидела среди рабочих Ройбена Пенгастера.

Мне было жалко Ройбена и всех Пенгастеров, потому что я догадывалась, каким ударом было для них, когда нашли тело Хетти; Долл рассказывала Дейзи, что когда сам Пенгастер услыхал новость, он заперся в спальне на три дня и ни крошечки за это время не проглотил. Теперь это был дом скорби. Я знала, что Ройбен нежно любил сестру, но когда я увидела его на работе в аббатстве, он выглядел таким счастливым, каким не бывал уже давно.

Он обтесывал какую-то деревяшку, и челюсть его тряслась, как будто он радовался тайной шутке.

– Ну, Ройбен, как продвигаются дела? – спросил Ким.

– Да думаю, хорошо, сэр.

Его глаза скользнули по мне, и улыбка стала почти ослепительной.

– Добрый день, Ройбен, – сказала я.

– Добрый вам день, мэм.

Ким начал мне объяснять, что тут делают, и мы двинулись дальше. Потом я вспомнила, что хотела обновить бабушкин домик, и сказала об этом Киму.

– Попросите Ройбена сходить и оценить, что можно сделать. Он будет доволен.

Я вернулась к Ройбену.

– Мне нужно немного подновить домик, Ройбен, – сказала я.

– Ну, да. – Он не переставал строгать, но я видела, что он доволен.

– Вы смогли бы сходить со мной поглядеть?

– Ну, да, – сказал он.

– Я подумываю расширить домик, чтобы он стал настоящим маленьким коттеджем. Фундамент там прочный. Как вы думаете, это можно будет сделать?

– Да небось, можно. Мне б надо сходить поглядеть.

– Так вы сходите как-нибудь со мной?

Он прекратил работать и поскреб в затылке.

– А когда б вы хотели, мэм? Завтра, как я тут кончу работу?

– Очень хорошо.

– Ну, тогда… часиков так в шесть.

– Уже будет темнеть. Вам бы надо при дневном свете поглядеть.

Он снова поскреб в затылке.

– Небось, я поспею туда к пяти. У нас будет часок дневного света, ага?

– Ну хорошо, Ройбен, значит, завтра в пять… в домике. Я буду там.

– Вот и ладно, мэм.

Он вернулся к работе, его челюсть затряслась от скрытого веселья.

Похоже было, что он не горюет, и я обрадовалась, Ройбен был простой малый, а Хетти не стало так давно, что он, пожалуй, уже и позабыл, как она выглядела.

Я вновь присоединилась к Киму.

– Ну как, – спросил он, – договорились?

– Да, он вроде согласился с охотой.

– Ройбен счастливей всего, когда работает.

Ким посмотрел на часы.

Давайте вернемся в библиотеку. Сейчас придут Меллиора и Карлион.

Идя к домику, я вспомнила, как ходила туда в последний раз, и тревожное чувство снова вернулось ко мне.

Войдя в рощу, я беспрестанно поглядывала через плечо, опасаясь, что за мной может следить кто-нибудь. Я успевала вовремя. Я буду там ровно в пять часов. Надеюсь, что Ройбен будет точен. Когда он придет, мои опасения развеются.

Я никогда не жалела о том, что наш домик стоит на отшибе, а наоборот, радовалась этому. Но когда там жила бабушка, все казалось таким безопасным. На минуту меня охватила грусть и сознание того, что мир для меня уже не будет никогда таким, как прежде, после того как бабушка покинула его.

По-другому смотрелся и домик. Когда-то это было прибежище и родной очаг, теперь просто четыре глиняных стены в отдалении от других глиняных домиков, место, где так страшно легко поднять щеколду и где может появиться тень в окне.

Я подошла к двери и, отперев ее, вошла внутрь, беспокойно озираясь. Из-за маленького окошка в домике всегда было темновато. Я пожалела, что не попросила Ройбена прийти сюда ясным утром. Но подумала, что все же смогу показать ему, что бы мне хотелось сделать, а большего пока и не требовалось.

Я торопливо прошла через комнату в кладовку, чтобы убедиться, что там никто не прячется. Потом посмеялась над собой, но дверь, тем не менее, заперла.

Я убедила себя, что в тот раз, наверное, дверь пытался открыть и в окно заглядывал какой-нибудь цыган или бродяга. Возможно, в поисках места, где можно найти приют на ночь. Обнаружив запертую дверь и увидев, что внутри кто-то есть, непрошеный гость быстро удалился.

Я осмотрела потолок в кладовке. Он несомненно требовал ремонта. Если я пристрою еще помещения – может, оставив первоначальную комнату с ее антресолью нетронутой, – у меня получится очень уютный коттедж.

Внезапно от ужаса у меня дрогнуло сердце. Все было так же, как в прошлый раз. Кто-то осторожно поднимал щеколду. Я побежала к двери, и, когда я прислонилась к ней, в окне появилась тень.

Я уставилась на нее, затем начала смеяться.

– Ройбен, – закричала я. – Так это вы. Минутку, сейчас я вас впущу.

Я с облегчением рассмеялась, когда он вошел в домик – приятный, знакомый Ройбен, а не зловещий незнакомец.

– Да, – сказала я, – это не самое лучшее время дня для нашего дела.

– Ну, совсем неплохое время, мэм.

– Что ж, может, и так. Придется вам зайти еще разок как-нибудь утром. Вы видите, здесь нужен большой ремонт… но я думала о пристройке. Мы набросаем план. Только я хочу, чтобы эту комнату оставили как есть. Я всегда хотела, чтобы она такой и осталась… с этой старой полкой вдоль стены. Вы видите, Ройбен?..

Он все время внимательно смотрел на меня, пока я говорила, но ответил:

– Да, мэм, я вижу.

– Мы будем строиться вверх и в стороны. Не вижу, почему бы нам не построить здесь хорошенький коттеджик. Придется срубить несколько деревьев. Жаль, но надо будет.

– Да-да, мэм, – сказал он. Не шевельнувшись, он все стоял и пристально смотрел на меня.

– Так что, – продолжила я, – давайте все осмотрим, пока еще есть дневной свет. Боюсь, его уж немного осталось.

– Его не осталось вовсе для нашей Хетти, – вдруг сказал он.

Я повернулась и с испугом посмотрела на него. У него сморщилось лицо, и он выглядел так, словно вот-вот заплачет. – Давненько не видывала она дневного свету, – продолжал он.

– Мне жаль, – мягко сказала я. – Это было ужасно. Не могу вам сказать, как мне жаль.

– Я давно собираюсь сказать вам, как мне жаль, мэм.

– Нам надо все осмотреть, пока светло. Скоро будет совсем темно.

– Ага, – сказал он, – скоро и вам будет так же темно, как нашей Хетти.

Что-то в его голосе, в том, как он на меня смотрел, начинало меня тревожить. Я вспомнила, что Ройбен неуравновешен; я вспомнила тот случай, когда заметила, как они обменялись взглядами с Хетти на кухне Пенгастеров после того, как он убил кота. Я вспомнила также, что домик стоит уединенно, никто не знает, что я здесь; я в страхе подумала: уж не Ройбен ли следил за мной в прошлый раз?..

– А крыша? – быстро сказала я. – Что вы думаете о крыше?

Он на секунду глянул вверх.

– С крышей точно надо чего-то делать.

– Вот что, Ройбен, – сказала я. – Зря мы пришли сюда в такое время. И день-то несолнечный, а то все-таки было бы лучше видно. Я сделаю вот что – оставлю вам ключ от домика, чтобы вы пришли сюда как-нибудь с утра и хорошенько все осмотрели. А когда вы это сделаете, то дадите мне знать, и я решу, что мы сможем сделать. Ладно?

Он кивнул.

– Боюсь, сейчас уже слишком темно, чтобы что-нибудь делать. Здесь и в самые солнечные дни никогда не было много света. Но по утрам лучше всего.

– Нет-нет, – сказал Ройбен. – Лучше всего сейчас. Час пробил. Сейчас самое время.

Я попыталась не обращать внимания на его странные слова и двинулась к двери.

– Ну, Ройбен? – пробормотала я.

Но он опередил меня и преградил мне путь.

– Я так хочу вам сказать… – начал он.

– Да, Ройбен.

– Я так хочу сказать вам про нашу Хетти.

– Как-нибудь в другой раз, Ройбен. Глаза у него вдруг стали злыми.

– Нет, – сказал он.

– Ну, так что?

– Она холодная и мертвая, наша Хетти, – лицо у него сморщилось. – Она была такая хорошенькая… словно птичка, наша Хетти. Неправильно это. Он должен был жениться на ней, а взамен вы заставили его жениться на себе. Тут уж я ничего поделать не могу. Сол об нем позаботился.

– Это все позади, Ройбен, – утешающе прошептала я и постаралась пройти мимо него, но он опять меня остановил.

– Помнится, – сказал он, – как стена обвалилась, я ее видел. Она там всего мгновенье была – и пропала. Она мне кой-кого напомнила…

– Может, на самом деле вы ничего и не видели, Ройбен, – сказала я, обрадовавшись, что он перестал говорить о Хетти и заговорил вместо этого о Седьмой девственнице.

– Она там одно мгновенье была, – бормотал он, – а потом пропала. Если б я камни не убрал, она была бы там и по сей день. Замурованная за ее тяжкий грех. Она возлежала с мужчиной, а ведь давала святой обет! И она оставалась бы там… когда б не я!

– Вы не виноваты в этом, Ройбен. И потом, она была мертва. Неважно, что ее потревожили, если она была уже мертва.

– Все из-за меня, – сказал он. – Она была кое на кого похожа…

– На кого?

Его безумный взгляд устремился прямо мне в лицо.

– Она была похожа на вас, – зловеще прошептал он.

– Нет, Ройбен, это вам показалось.

Он покачал головой.

– Она согрешила, – сказал он. – Вы согрешили. Наша Хетти согрешила. Она поплатилась… а вы нет.

– Не надо печалиться, Ройбен, – убеждала я, пытаясь говорить спокойно, – вы должны попытаться забыть все это. С этим покончено. А теперь мне надо идти.

– Нет, – сказал он, – еще не покончено. Будет… но пока еще нет.

– Ну, не печальтесь больше об этом, Ройбен.

– Я не печалюсь, – ответил он, – потому что скоро с этим будет покончено.

– Ну, вот и хорошо. Доброй ночи. Можете взять ключ. Он там, на столе.

Я изо всех сил попыталась улыбнуться. Надо проскочить мимо него – надо бежать! Я пойду к Киму и расскажу ему, что с Ройбеном случилось то, чего все время опасались.

Трагедия исчезновения его сестры, обнаруженное в шахте тело окончательно погубили его слабый разум. Ройбен был теперь не чуть-чуть, а совсем умалишенный.

– Я возьму ключ, – сказал он, и, когда он посмотрел на стол, я шагнула к двери. Но он оказался рядом, и когда я ощутила его пальцы на своей руке, то сразу почувствовала, как он силен.

– Не ходи, – скомандовал он.

– Мне надо, Ройбен. Меня ждут… не дождутся.

– И другие тоже ждут… не дождутся.

– Кто?

–  Они, – сказал он. – Хетти и та… та, что в стене.

– Ройбен, вы не знаете, что говорите.

– Я знаю, что мне надо делать. Я ей обещал.

– Кому? Когда?

– Я сказал: «Хетти, малышка моя, не тревожься. Тебя обидели. Ему б на тебе жениться, а не убивать, да тут, видишь ли, была эта… Она вышла из стены и обидела тебя, и не кто иной, как я, ее выпустил. Она плохая… ее место в стене. Не волнуйся. Ты найдешь покой».

– Ройбен, я ухожу…

Он покачал головой.

– Ты отправишься на свое место. Я тебя туда доставлю.

– Куда это?

Он придвинул свое лицо вплотную ко мне и засмеялся тем ужасным смехом, который будет преследовать меня до конца моих дней.

– Ты знаешь, дорогуша, где твое место.

– Ройбен, – сказала я, – это вы преследовали меня тогда в домике?

– Ага, – сказал он. – Ты заперлась. Но тогда не годилось. Я был не готов. Надо быть готовым.

– К чему?

Он улыбнулся, и опять домик заполнил его зловещий смех.

– Отпустите меня, Ройбен, – попросила я.

– Я отпущу тебя, моя маленькая леди. Я отпущу тебя туда, куда тебе положено. Это не тут, не в домике. Не на этой земле. Я собираюсь вернуть тебя туда, где ты была, когда я тебя потревожил.

– Ройбен, послушайте меня, пожалуйста. Вы не поняли. Вы никого в стене не видели. Вам это почудилось из-за всех этих историй… а если и видели, она не имеет ко мне никакого отношения.

– Я тебя выпустил, – снова сказал он. – Я сделал ужасную вещь. Погляди, что ты наделала с нашей Хетти!

– Я Хетти ничего не делала. Что бы с ней ни произошло, это произошло из-за того, что сделала она сама.

– Она была, как птичка… маленькая голубка, что всегда прилетает домой.

– Послушайте, Ройбен…

– Не время слушать. Твое гнездышко тебя ждет. Я его приготовил. Там ты отдохнешь. Удобно разместишься, как была, покуда я тебя не потревожил. И тогда ты больше никому не причинишь зла… а я смогу сказать Хетти, что выполнил ее волю.

– Хетти мертва. Вы не можете ей ничего сказать.

Его лицо опять сморщилось.

– Наша Хетти мертва, – бормотал он. – Наша маленькая голубка мертва. И онмертвый. Сол об этом позаботился. Сол всегда говорил, что есть один закон для них и другой – для таких, как мы… и он позаботился, чтоб все было по справедливости. Ну, и я тоже. Для тебя, Хетти. Ты больше не пугайся. Она возвращается, куда ей положено.

Когда он отпустил меня, я шагнула к двери, но бежать было некуда. Я услышала, как его смех наполнил домик, и увидела его руки – его сильные, умелые руки! Я ощутила их у себя на горле… они выдавливали из меня жизнь.

Я очнулась от холодного ночного воздуха. Я чувствовала себя больной и слабой, горло у меня болело, руки и ноги сводило судорогой.

Кругом была темнота. Я почувствовала неприятные толчки, попыталась закричать, но голоса не было. Я поняла, что меня куда-то везут, потому что мое тело время от времени пронизывала боль от тряски. Я попыталась пошевелить руками, но не смогла и внезапно поняла, что они связаны у меня за спиной.

Я начинала вспоминать. Звук смеха Ройбена, вид его полубезумного лица совсем рядом с моим, полумрак домика, так долго бывшего моим прибежищем и родным домом, – весь этот ужас, превративший его в самое страшное на свете место.

Меня куда-то везли, и вез меня Ройбен. Я была связана и так же беспомощна, как овца, которую тащут на заклание.

Куда меня везут? – спросила я себя.

Я знала!

Надо позвать на помощь. Надо дать Киму знать, что я в руках сумасшедшего. Я поняла, что он собирается делать. В его сумасшедшем мозгу я стала привидением – реальным или воображаемым, кто знает? Для него я действительно была Седьмой Девственницей Сент-Ларнстона.

Этого не может быть. Я все придумала. Со мной не может случиться такого.

Я попробовала позвать Кима, но раздался только приглушенный звук, и я поняла, что мое тело обмотано какой-то грубой материей, вероятно, мешковиной.

Наконец мы остановились. С меня сняли покрывало, и я увидела звезды. Значит, была ночь, и я поняла, где я, потому что смогла увидеть сад, обнесенный стеной, и саму стену… как в тот далекий день, когда мы встретились тут все вместе: Меллиора, Джастин, Джонни, Ким и я. А теперь я была здесь одна… наедине с сумасшедшим.

Я услышала его тихий смех, тот ужасный смех, который навсегда останется со мной.

Он подкатил меня поближе к стене. Что с ней случилось? В ней была дыра, как в тот раз, когда там было такое же полое пространство.

Он вытащил меня из тачки, в которой катил от домика; я слышала его тяжелое дыхание, пока он пропихивал меня в дыру.

– Ройбен!.. – выдохнула я. – Нет… Ради Бога, Ройбен…

– Я уж боялся, что ты померла, – сказал он. – Это было б неправильно. Я ужасно рад, что ты еще живая.

Я попыталась заговорить, урезонить его. Попыталась позвать на помощь. Мое намятое горло сжалось, и хотя я собрала всю свою волю, я не могла издать ни звука.

Я уже стояла в стене, так же, как стояла в тот день. Ройбен казался просто черной тенью, и словно откуда-то издалека я слышала его смех. Я увидела кирпич у него в руках и поняла, что он собирается делать.

Теряя сознание, внезапно подумала: «Все, что я сделала, привело меня к этому, так же, как все, что сделала та девушка, привело ее к этому же. Мы шли схожими путями, только я ни о чем не догадывалась. Я думала, что могу заставить жизнь идти так, как мне хотелось… но, может быть, и она думала так же».

Сквозь туман боли и страха я услышала голос, хорошо знакомый, любимый голос.

– О, Господи, – воскликнул он. А потом: – Керенса, Керенса!

Две руки подняли меня, нежно, сочувственно.

– Моя бедная, бедная Керенса…

Ким пришел ко мне. Это он меня спас, Ким вынес меня на руках из смертной тьмы…

Я проболела несколько недель. Я находилась в аббатстве, и Меллиора ухаживала за мной.

Это было ужасно, гораздо хуже, чем мне представлялось сначала: каждую ночь я просыпалась в поту, мне снилось, что я стою в пустоте стены, и черти лихорадочно работают, замуровывая меня.

Меллиора пришла ухаживать за мной и находилась рядом день и ночь.

Как-то ночью я проснулась и зарыдала в ее объятиях.

– Меллиора, – сказала я, – я заслужила смерть за свои грехи.

– Тс-с, – успокаивала она. – Ты не должна так думать.

– Но я согрешила… так же сильно, как и она. Даже больше. Она нарушила свой обет. Я нарушила свой. Я нарушила обет дружбы, Меллиора.

– Тебе видятся дурные сны.

– Дурные сны о дурно прожитой жизни.

– Ты пережила такой ужас! Не надо бояться.

– Порой мне кажется, что Ройбен в комнате, что я кричу и никто меня не слышит.

– Его забрали в Бодмин. Он уже давно был болен. И ему становилось все хуже…

– С тех пор как не стало Хетти?

– Да.

– Как получилось, что Ким оказался там и спас меня?

– Он увидел – в стене разобраны кирпичи. Он поговорил об этом с Ройбеном, а тот сказал, что она снова обвалилась. Обещал поправить ее назавтра. Но Ким не мог понять, почему она обвалилась, когда не так давно ее ремонтировали… ах, ну ты помнишь, – когда мы были детьми.

– Хорошо помню, – сказала я ей. – Мы были там все вместе…

– И все мы помним, – ответила мне Меллиора. – А потом ты не пришла домой, и я пошла к Киму… разумеется.

– Да, – тихо сказал я, – разумеется, ты пошла к Киму.

– Я знала, что ты ушла в свой старый домик, так что мы сперва пошли туда. Он был не заперт, и дверь нараспашку. Тут Ким испугался. Он побежал, потому что Ройбен говорил ему что-то такое странное про Хетти… Ему, должно быть, сразу пришло в голову…

– Он догадался, что Ройбен собирается сделать?

– Он догадался, что с Ройбеном происходит нечто странное, и мы должны бежать к стене… Слава Богу, Керенса!

– И Киму, – пробормотала я.

Потом стала думать обо всем, чем я обязана Киму. Вероятно, жизнью Джо и его теперешним счастьем; моей жизнью и моим будущим счастьем.

Ким, думала я, скоро мы будем вместе, и все, что случилось до этого, будет забыто. Для нас останется только будущее – для меня и для тебя, мой Ким.

Я проснулась ночью от рыданий. Мне снился дурной сон, будто я стояла на лестнице с Меллиорой, и она протягивала мне игрушечного слоненка.

Я говорила: «Вот что убило ее. Теперь ты свободна, Меллиора… свободна».

Я проснулась и увидела, что Меллиора стоит около меня, ее золотистые волосы заплетены в две косы; толстые и блестящие, они были похожи на золотые канаты.

– Меллиора, – сказала я.

– Все хорошо. Это только дурной сон.

– Эти сны… можно ли избавиться от них?

– Все пройдет, если вспомнить, что это всего лишь сон.

– Но они – часть прошлого, Меллиора. Ах, ты же не знаешь! Боюсь, я вела себя подло.

– Ну, Керенса, не надо так говорить.

– Считается, что признание облегчает душу, Меллиора, я хочу во всем признаться.

– Мне?

– Это тебе я причинила зло.

– Я принесу успокаивающее, а ты должна попытаться заснуть.

– Я буду лучше спать с чистой совестью. Мне нужно все рассказать тебе, Меллиора. Я должна рассказать тебе о том дне, когда умерла Джудит. Это произошло не так, как все думают. Я знаю, почему она умерла.

– Тебе опять снились кошмары, Керенса.

– Да, именно поэтому я и хочу тебе все рассказать. Ты не простишь мне… в глубине души не простишь, хотя скажешь, что простила. Я промолчала, когда надо было говорить. Я погубила твою жизнь, Меллиора.

– Что ты говоришь? Тебе нельзя волноваться. Успокойся, прими лекарство и попытайся уснуть.

– Послушай меня. Джудит споткнулась. Помнишь Сонечку… слоненка, игрушечного слоненка Карлиона?

Меллиора выглядела встревоженной. Она, видимо, думала, что у меня бред.

– Так помнишь? – настаивала я.

– Ну, конечно. Она до сих пор где-то здесь.

– Джудит споткнулась об нее. Шов…

Она нахмурила лоб.

– Дырка, – продолжала я. – Ты ее зашила. Это от каблука Джудит. Игрушка валялась на лестнице, и Джудит споткнулась. Я спрятала слоненка, потому что сначала боялась, как бы не обвинили Карлиона, а потом… потом я подумала, что если будет доказано, что произошел несчастный-случай, Джастин никогда не уедет, он женится на тебе, у тебя будет сын, который получит все – все, чего я хотела для Карлиона.

Тишина в комнате. Только тиканье часов на каминной полке. Мертвая тишина аббатства ночью. Где-то в этом доме спит Ким. И Карлион.

– Ты меня слышала, Меллиора? – спросила я.

– Да, – тихо сказала она.

– Ты ненавидишь меня… за вмешательство в твою жизнь… за то, что твоя жизнь разбита!

Она молчала, и я подумала: я ее потеряла. Я потеряла Меллиору. Сначала бабушку, потом Меллиору. Но что мне за дело! У меня есть Карлион. У меня есть Ким.

– Это было так давно, – сказала наконец Меллиора.

– Но ты могла выйти за Джастина замуж. Могла стать хозяйкой аббатства. Могла иметь детей. Ах, Меллиора, как ты должна меня ненавидеть!

– Я никогда не смогу тебя ненавидеть, Керенса, и потом…

– Когда ты все это вспомнишь… когда все явно всплывет в твоей памяти… когда ты подумаешь о том, как много ты потеряла из-за меня, ты меня возненавидишь.

– Нет, Керенса.

– Ах, ты такая великодушная… слишком великодушная. Порой я ненавижу твое великодушие, Меллиора. Оно делает тебя такой слабой. Я бы восхитилась тобой, если бы ты в гневе обрушилась на меня.

– Но я не могу теперь этого сделать. Ты поступила действительно дурно. Гадко. Но это прошло. А теперь я хочу сказать тебе спасибо, Керенса. Потому что я рада, что ты поступила именно так.

– Да? Ведь ты потеряла человека, которого любила… Неужели ты рада своей одинокой жизни?

– Наверное, я никогда не любила Джастина, Керенса. О, я вовсе не такая кроткая, как ты думаешь. Если бы я его любила, я не позволила бы ему уехать. Если бы он любил меня, он бы не уехал. Джастину нравилась одинокая жизнь. Он сейчас счастлив, как никогда ранее. И я тоже. Если бы мы поженились, это было бы ужасной ошибкой. Ты спасла нас от этого, Керенса. Тобой руководили дурные помыслы… но ты спасла нас. Я сейчас так счастлива… У меня не было бы этого счастья, если бы не ты. Вот что тебе следует знать.