Текст книги "Седьмая девственница"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– А зачем мы это делаем? У нас ведь совсем не праздничное настроение.

Он грустно посмотрел на меня и ответил:

– Всегда лучше надеяться.

– Да? Даже когда мы все равно знаем, что конец близок, – и знаем, какой это конец?

– Мы живем надеждой, – сказал он мне.

Тут я с ним согласилась. Я внимательно посмотрела на него.

– А вы на что надеетесь? – спросила я.

Он помолчал немного, потом сказал:

– Наверно, как и каждый – иметь домашний очаг, свою семью.

– И вы рассчитываете, что ваши надежды сбудутся?

Он подвинулся ко мне поближе и ответил:

– Если я получу приход.

– А до тех пор?

– У меня на руках больная мать. Я обязан о ней подумать.

– А сейчас она где?

– Сейчас за ней присматривает племянница; она живет у нас дома, пока я не вернусь.

Он укололся об остролист и стал сосать палец, а вид V него был смущенный; я заметила, что он покраснел.

Он чувствовал себя неловко. Видимо, думал о том, что когда умрет его преподобие, ему вполне могут предложить этот приход.

В канун Рождества к нам пришли с рождественскими гимнами, и под окном у его преподобия тихо пропели «новое Рождество».

На кухонном столе миссис Йоу готовила рождественский букет – она скрепила два деревянных обруча и украсила их утесником и хвоей. Потом она повесила этот букет за окном комнаты больного, чтобы сделать вид, что мы празднуем Рождество, несмотря на печаль в доме.

Дэвид провел службы так, что все остались довольны, и я слышала, как миссис Йоу сказала Белтору, что если беды все равно не избежать, то уж лучше пусть будет т! как есть.

Ким приехал на Двенадцатую ночь. С тех пор я всегда не любила Двенадцатую ночь, часто оправдываясь перед собой – это потому, что приходит время снимать все рождественские украшения, и праздник кончается – до будущего года.

Я увидела как Ким подъехал к дому на гнедой кобыле – он всегда на ней ездил, – и подумала, как он красиво и мужественно выглядит – не вредным, как Джонни, и не святым, как Джастин, а именно так, как должен выглядеть мужчина.

Я знала зачем он приехал, потому что Ким обещал заехать попрощаться. По мере того, как приближалось время отъезда, он все грустнел.

Я вышла встретить его, потому что думала, что и со мной ему не хотелось расставаться.

– Я увидела, что вы подъезжаете.

Подошел Белтер и взял у него повод, а Ким пошел к входной двери. Мне хотелось задержать его, чтобы он поговорил со мной наедине, прежде чем пройти в гостиную, где, я знала, сидят Меллиора и мисс Келлоу.

– Когда вы едете? – спросила я, стараясь не выдать голосом, как мне отчаянно грустно.

– Завтра.

– По-моему, вам ни капельки не хочется ехать.

– Ну, капельку хочется, – сказал он. – А все остальной противится тому, чтобы покинуть дом.

– Зачем же тогда уезжать?

– Милая Керенса, все уже готово к отъезду.

– Не понимаю, почему нельзя все отменить.

– Увы, – ответил он, – я понимаю.

– Ким, – сказала я с жаром, но если вы не хотите…

– Но я же хочу поехать за море и разбогатеть.

– Для чего?

Чтобы вернуться богатым и знатным.

– Зачем?

– Ну, чтобы обосноваться, жениться и завести семью.

Он говорил почти то же самое, что Дэвид Киллигрю.

Может быть, все этого хотят.

– Значит, так и будет, Ким, – сказала я серьезно.

Он засмеялся и, наклонившись ко мне, легко поцеловал меня в лоб. Я почувствовала себя безмерно счастливой, и тут же мне сделалось отчаянно грустно.

– Вы так похожи на прорицательницу, – сказал он мне, как бы извиняясь за свой поцелуй. А потом весело добавил: – Я думаю, вы вроде ведьмы… ну, из приятных, конечно. – Минуту мы стояли, улыбаясь друг другу, а потом он сказал: – Такой резкий ветер – это уж слишком… даже для ведьмы.

Он взял меня под руку, и мы вместе вошли в дом.

В гостиной ждали Меллиора и мисс Келлоу, и, как только мы вошли, мисс Келлоу позвонила, чтобы несли чай.

Ким в основном говорил об Австралии, а он, похоже, много о ней знал. Он говорил с энтузиазмом, и мне было приятно его слушать, я как бы видела перед собой все то, что он описывал: гавань со всеми ее изгибами и песчаными пляжами, окаймленными деревьями; невиданные птицы с блестящими перьями; влажная жара, в которой чувствуешь себя как в бане; там сейчас зима, как он нам объяснил. Он рассказывал и о тех местах, куда сам направлялся; как там дешева земля – и рабочие руки. У меня сжалось сердце при воспоминании о той ночи, когда мой брат лежал в капкане и этот человек отнес его туда, где ему не грозила опасность. Если бы не Ким, мой брат тоже мог бы стать «дешевой рабочей силой» за полмира отсюда.

Ах, Ким, подумала я, вот бы мне поехать с тобой!

Впрочем, едва ли я этого хотела. Моим желанием было жить в аббатстве Сент-Ларнстон как леди. А ехать в какое-то отдаленное поселение в чужой и мало освоенной стране, даже с Кимом?..

У меня появилась сумасбродная мечта, чтобы Ким остался, чтобы он, а не Сент-Ларнстоны, был владельцем аббатства. Я хотела жить в аббатстве вместе с Кимом.

Керенса задумалась. Ким смотрел на меня лукаво. Может быть, нежно, подумала я.

– Я представляла себе то, о чем вы рассказывали. Вы так красочно все описывали.

– Подождите, вот я вернусь.

– И что тогда?

– Мне будет о чем вам порассказать.

Он пожал нам руки на прощанье, а потом поцеловал сначала Меллиору, потом меня.

– Я вернусь, – сказал он. – Вот увидите.

И еще долго после его отъезда я вспоминала эти слова.

Нельзя сказать, что я подслушала какой-то конкретный разговор; но время от времени до меня доходили намеки, из которых я поняла, о чем думают окружающие.

Никто не сомневался, что его преподобие умирает. Иногда он выглядел чуть получше, но настоящего выздоровления не было, и мы замечали, что с каждой неделей силы его покидают.

Я все время думала о том, что будет с нами, когда он умрет; ведь понятно, что так, как сейчас, оставаться не могло – это временный компромисс.

Первый намек я уловила, когда миссис Йоу говорила о Дэвиде Киллигрю. Она воспринимала его как нового хозяина; она считала – и не она одна, так думали многие, – что когда умрет его преподобие, приход получит Дэвид. Он станет приходским священником. А Меллиора? Что ж, Меллиора – дочь священника, так что логично предположить, что из нее выйдет хорошая жена священника.

Им это казалось разумным и правильным, а потому они считали, что это неизбежно. Меллиора и Дэвид. Они уже подружились. Меллиора была ему благодарна, а уж Дэвиду она и подавно должна нравиться. А если они правы, то что будет со мной?

Я не покину Меллиору. Дэвид был ко мне дружески расположен. Я останусь в доме и буду что-нибудь делать. В каком качестве? Горничной Меллиоры? Она никогда не обращалась со мной как с горничной. Я была для нее желанной сестрой, которую звали так же, как ту, что она потеряла в детстве.

Через несколько недель после отъезда Кима я повстречалась с Джонни Сент-Ларнстоном недалеко от фирмы Пенгастеров. Я ходила к бабушке, относила ей корзинку с едой и шла в задумчивости: хотя она очень оживленно рассказывала мне о том дне, когда была в доме ветеринара, куда ее пригласили на Рождество, она вроде бы похудела и глаза у нее стали какие-то тусклые. А еще я заметила, что она по-прежнему часто кашляет.

Я убеждала себя в том, что беспокоюсь потому, что живу в доме, где все думают о болезни. Раз болен его преподобие, то я боюсь, что и другие в его возрасте ни от чего не застрахованы.

Бабушка рассказала мне, как хорошо живется Джо у ветеринара и что его считают членом семьи. Все хорошо складывалось, потому что у ветеринара было четыре дочери, а сына не было, и ему приятно, что в доме есть мальчик, который ему помогает.

Мне было как-то грустно, когда я вышла из ее домика; так много туч омрачало мою жизнь: болезнь в доме, который я привыкла считать своим; беспокойство о здоровье бабушки; ну и то, что Джо сидел все-таки за столом в доме ветеринара, а не доктора Хилльярда.

– Наше вам! – Джонни сидел на изгороди, за которой начинались поля Пенгастера. Он спрыгнул и пошел со мной рядом. – Я так и думал, что мы встретимся.

– Вот как?

– Позвольте помочь нести корзинку.

– Совсем незачем. Она пустая.

– Куда же путь держишь, красотка моя?

– Вы, похоже, без ума от детских стишков. Может, это потому, что никак не повзрослеете?

– «Богатство мое – красота моя, сэр», – процитировал он. – Что верно, то верно, мисс… ммм… Карлион. Ну и язычок же у тебя! Кстати, а почему Карлион? Почему не Сент-Айвс, не Маразион? Карлион! Хотя, знаешь, тебе как раз идет.

Я пошла побыстрее.

– Я спешу.

– А жаль. Я надеялся, что мы возобновим знакомство. Я бы тебя и раньше разыскал, можешь быть уверена, но я уезжал и только-только вернулся.

– Надо думать, скоро снова уедете?

– Хочешь сказать, что ты на это надеешься? Ах, Керенса, почему ты не хочешь со мной подружиться? Я так очень хочу, ей-Богу!

– Может быть, вы не умеете заводить друзей?

– Тогда научи меня, как надо.

Он схватил меня за руку и повернул лицом к себе. В глазах у него загорелся огонек, который мне не понравился. Я вспомнила, как он смотрел в церкви на Хетти Пенгастер, а теперь я застала его на этой изгороди. Наверно, возвращался после свидания с ней в каком-нибудь укромном месте.

Я вырвала руку.

– Отстаньте от меня, – сказала я. – И не только сейчас, а… совсем. Я не какая-нибудь Хетти Пенгастер.

Он удивился; я сужу по тому, что он так легко меня отпустил. Я побежала, а когда оглянулась через плечо, он все еще стоял и смотрел мне вслед.

К концу января его преподобию стало так плохо, что доктор начал давать ему успокоительное, и поэтому он почти все время спал. Меллиора и я тихо сидели, беседуя за шитьем или читая. Время от времени одна из нас поднималась и заглядывала в комнату больного. Дэвид Киллигрю тоже приходил, когда бывал свободен, и мы обе считали, что его присутствие нас подбадривает. Иногда приходила миссис Йоу, она приносила нам поесть и всегда с одобрением смотрела на молодого человека. Я слышала, как она говорила Белтеру, что когда вся эта печальная история закончится, ее первой задачей будет подкормить молодого священника. Приходили Бесс или Кит, чтобы разжечь камин, и то, как они смотрели на него и Меллиору, казалось мне очень красноречивым, хотя ни он, ни Меллиора, похоже, этого не замечали. Она вообще думала только об отце.

В доме царило печальное умиротворение. Все чувствовали, что смерть у порога, но это не могло длиться долго; а когда трагедия свершится, все пойдет по-старому, только служить будут другому хозяину.

Меллиора и Дэвид. Это казалось неизбежным. Со временем Меллиора успокоится; она перестанет грезить о рыцаре, преданность которого отдана другой даме.

Я подняла глаза и увидела, что Дэвид смотрит на меня. Он улыбнулся, когда понял, что я застала его врасплох. В его взгляде было что-то необычное. Или мне показалось?

Я почувствовала беспокойство. События должны были развиваться совсем не так.

Прошло еще несколько дней, и я уже знала, что подозрения меня не обманули.

Окончательно в своей правоте я убедилась после одного разговора. Нельзя сказать, что он сделал мне предложение. Дэвид был не такой человек, чтобы делать предложение, пока у него нет возможности содержать жену. А тогда у него такой возможности не было: простой викарий, да еще со старой матерью на руках. Но если бы – а так все думали, и поэтому он тоже, – ему дали приход в Сент-Ларнстоне, то это было бы совсем другое дело.

Мы сидели с ним вдвоем у камина, а Меллиора находилась у постели отца.

Он сказал мне:

– Для вас ведь это как родной дом, мисс Карли?

Я подтвердила.

– Я слышал, как вы здесь оказались.

Я знала, что так и будет. Как тема для сплетен, это было уже не интересно; другое дело, когда появляется новичок, который еще не слышал эту историю.

– Я восхищаюсь вами за то, что вы сделали, – продолжал он. – По-моему, вы просто… просто замечательная. Я полагаю, что вы рассчитываете и дальше жить в этом доме.

– Не уверена, – ответила я.

Его слова заставили меня задуматься, на что же, собственно, я рассчитываю. Жить вечно в доме священника не было моей мечтой. Тот вечер, когда я поднималась по широкой лестнице навстречу леди Сент-Ларнстон в платье из красного бархата и маске, больше походил на осуществление мечты, чем жизнь в доме священника.

– Конечно, у вас нет уверенности. В жизни есть вещи, которые требуют времени для обдумывания. Я и сам сейчас думаю о своей жизни. Видите ли, мисс Карли, человек в моем нынешнем положении не может позволить себе жениться, но если бы положение изменилось…

Он замолчал, а я подумала: он просит меня выйти за него замуж, когда умрет его преподобие, а он займет его место. Ему было стыдно, что он думает о будущем, которое зависит от смерти другого человека.

– Я полагаю, – продолжал он, – что вы были бы прекрасной женой священника, мисс Карли.

Я засмеялась.

– Я? Вряд ли.

– Почему же?

– Да у меня все не так. Начать хотя бы с происхождения.

Он щелкнул пальцами.

– Вы есть вы. А остальное несущественно.

– Ну, потом мой характер…

– А чем он плох?

– Не могу похвастать, что я слишком серьезна и благочестива.

– Дорогая мисс Карли, вы себя недооцениваете.

– Вы меня плохо знаете. – Я снова засмеялась. Когда это я себя недооценивала? Разве я не чувствовала в себе силу, которая приведет меня туда, куда я захочу? Я была по-своему так же высокомерна, как леди Сент-Ларнстон. Вот уж действительно, подумала я, любовь слепа, я все яснее понимала, что Дэвид Киллигрю в меня влюбился.

– Я уверен, – продолжал он, – что вам удастся все, за что бы вы ни взялись. Кроме того…

Он не закончил, потому что в этот момент вышла Меллиора; ее осунувшееся лицо было озабочено.

– По-моему, ему хуже, – сказала она.

Его преподобие Чарльз Мартин умер на пасху, когда церковь была украшена нарциссами. В доме был траур, и Меллиора была безутешна: хотя мы давно знали, что никакой надежды нет, все же смерть была сильным ударом. Меллиора весь день сидела в своей комнате и никого не хотела видеть; потом она послала за мной. Я сидела с ней, а она говорила о нем, какой он был хороший и как плохо и одиноко она чувствует себя без него. Она вспоминала его доброту, любовь и заботу. Потом тихонько плакала, и я с ней плакала, потому что я тоже его любила, и мне больно было видеть горе Меллиоры.

Пришел день похорон; казалось, весь дом наполнился колокольным звоном. Меллиора была очень красива в черном и с черной вуалью; мне с моей смуглой кожей черное шло меньше, а платье, которое я надела под черную накидку, было мне велико.

Мерно выступали кони, покачивая черными плюмажами; молча шли люди за гробом; потом была торжественная заупокойная служба, а потом мы стояли у могилы, на том самом месте, где Меллиора когда-то рассказала мне, что у нее была сестра по имени Керенса; и все было так мрачно и печально.

Но еще хуже стало, когда мы вернулись в дом, который казался пустым, потому что не было в нем того доброго спокойного человека, которого мы так редко видели.

К нам пришли принимавшие участие в похоронах, в том числе леди Сент-Ларнстон и Джастин; в их присутствии наша гостиная, где предлагали сандвичи с ветчиной и вино, казалась маленькой и простенькой, – хотя когда я попала туда в первый раз, она показалась мне великолепной. Джастин почти все время был с Меллиорой. Он был нежен и почтителен и искренне ей сочувствовал в ее горе. Дэвид не отходил от меня. Я считала, что вскорости он наверняка попросит меня стать его женой; и я не знала, что ему сказать, – я же знала, что все ждут, что он непременно женится на Меллиоре. Пока присутствующие угощались сандвичами и пили вино, подавать которое пригласили Белтера, я мысленно представляла себя на месте хозяйки дома, которая отдает распоряжения миссис Йoy и Белтеру. Прямо скажем, совсем непохоже на девчонку, которая пришла наниматься на ярмарку в Трелинкете. Высоко я поднялась. Но в деревне никогда не забыли бы о моем прошлом. «Жена священника – да ведь она же из деревенских». Мне станут завидовать, и я останусь чужой. Но стоит ли обращать на это внимание?

И все же… У меня ведь была мечта, которая должна была воплотиться по-другому. Я не чувствовала к Дэвиду Киллигрю того, что я чувствовала к Киму; впрочем, я не была уверена, что хочу быть и с Кимом; ведь он так далек от аббатства.

Когда все разошлись, Меллиора пошла к себе. Заехал доктор Хилльярд, который считал меня разумной молодой особой и потому обратился ко мне.

– Мисс Мартин очень переживает, – сказал он. – Я привез для нее слабое успокоительное, но, пожалуйста, не давайте его без нужды. Она совсем измоталась. Но если она не сможет спать, то пусть примет. – Он улыбнулся мне – непринужденно, как и все, что он делал. Это был знак уважения. И я начала думать о том, что смогу поговорить с ним и о моем брате. Даже в том, что касалось других, мне непременно нужно было, чтобы мои мечты осуществлялись.

Немного погодя я пошла к Меллиоре. Она сидела в спальне у окна и смотрела туда, где за газоном было кладбище.

– Простудишься, – сказала я. – Ложись спать.

Она покачала головой; я накинула ей на плечи шаль и, пододвинув стул, села рядом с ней.

– Ах, Керенса, теперь все будет по-другому. Разве ты не понимаешь?

– Должно быть так.

– Я чувствую, будто попала между небом и землей… между двумя жизнями. Старая жизнь кончилась, начинается новая.

– Для нас обеих, – сказала я.

Она схватила меня за руку.

– Да, новое для меня означает и новое для тебя. Похоже, Керенса, что теперь твоя жизнь неразрывно связана с моей.

Я стала думать о том, что же ей теперь делать. Я-то, наверно, могу остаться в этом доме, если захочу. А Меллиора? Какое будущее ожидает дочерей священников? Если у них нет денег, они становятся гувернантками – или компаньонками пожилых леди. Что будет с Меллиорой? А со мной?

Она, казалось, совсем не думала о своем будущем; она все еще думала только об отце.

– Теперь он лежит там, – сказала она, – рядом с мамой и младенцем… маленькой Керенсой. Интересно, душа его уже улетела на небо?..

– Не надо все время об этом думать. Его ведь не вернешь, а потом он ведь не хотел бы, чтобы ты чувствовала себя несчастной. Его главной целью было сделать так, чтобы ты всегда была счастлива.

– Он был лучшим отцом во всем мире, Керенса, и, может, лучше было бы, если бы он хоть изредка бывал Строг и безжалостен, – тогда мне не пришлось бы так горевать.

Она начала тихо плакать. Я ее обняла, уложила в постель и дала ей то успокоительное, которое привез доктор Хилльярд.

А будущее оказалось совсем не таким, как мы себе его представляли. Как будто какой-то злой рок напоминал нам что человек предполагает, а Бог располагает.

Начать с того, что Дэвид Киллигрю так и не получит места в Сент-Ларнстоне. А в нашем доме должен был поселиться его преподобие Джеймс Хэмфилл с женой и тремя дочерьми.

Опечаленный Дэвид вернулся к себе в приход на должность викария, чтобы, как и прежде, жить с матерью-вдовой. Мечту о женитьбе пришлось отложить. Он сказал, что мы будем переписываться – и надеяться.

У миссис Йоу и Белтера была только одна забота – да и у Бесс и Кит тоже: нужны ли будут Хэмфиллам их услуги.

Меллиора, казалось, в эти недели повзрослела, наверно, и я тоже: мы вдруг обнаружили, что наша безмятежная жизнь навсегда закончилась.

Меллиора позвала меня в свою спальню, где можно было спокойно поговорить. У нее был печальный вид; но необходимость позаботиться о своем будущем по крайней мере заглушила горечь утраты. На траур уже не было времени.

– Керенса, – начала она, – садись. Я узнала, что отец оставил мне так мало, что мне самой придется зарабатывать себе на жизнь.

Я взглянула на нее; она похудела и казалась такой хрупкой в своем черном платье. Она зачесала волосы наверх и от этого выглядела какой-то беспомощной. Я представила ее себе в каком-нибудь роскошном особняке в роли гувернантки – и не служанка, и в то же время недостаточно высокого положения, чтобы считаться членом семьи. Мне стало не по себе. А со мной что будет? В одном я была уверена: я все же сумею лучше постоять за себя, чем она.

– И что же ты собираешься делать? – спросила я.

– Я хочу обсудить это с тобой. Потому что тебя это тоже касается. Отсюда тебе тоже придется уйти.

– Надо будет искать, чем заработать на жизнь. Посоветуюсь с бабушкой.

– Керенса, мне не хотелось бы разлучаться с тобой.

– И мне тоже.

Она слабо улыбнулась мне.

– Хорошо бы нам быть где-нибудь вместе… Может, нам открыть школу?

– Где?

– Где-нибудь здесь, в Сент-Ларнстоне.

Это было совсем нереально, и я понимала, что она и сама не верит в то, что говорит.

– Когда нам надо отсюда уходить?

– Хэмфиллы переезжают в конце месяца. Так что у нас осталось три недели. Миссис Хэмфилл была со мной очень мила. Она сказала, что ничего страшного, если я побуду здесь и подольше.

– Ну, я-то ей здесь ни к чему. Наверное, я могу побыть у бабушки…

Лицо у нее сморщилось, и она отвернулась.

Я тоже готова была заплакать. Мне казалось, что у меня отнимают все, чего я сумела добиться. Нет, не все. Я пришла в этот дом глупой девчонкой. А теперь я почти такая же образованная барышня, как Меллиора. И так же, как она, могу быть гувернанткой.

При мысли об этом у меня появились и уверенность, и храбрость. Поговорю с бабушкой. Пока еще рано отчаиваться.

Несколько дней спустя леди Сент-Ларнстон прислала за Меллиорой. Я сознательно говорю «прислала», потому что это было не приглашение. Раньше Меллиору приглашали, теперь это было распоряжение.

Меллиора надела черную накидку и черную соломенную шляпку, и мисс Келлоу, которая в конце недели собиралась уезжать, отвезла ее в аббатство.

Они вернулись примерно через час. Меллиора прошла в свою комнату и позвала меня к себе.

– Я все сделала, – воскликнула она.

Я не поняла, и она быстро заговорила:

– Леди Сент-Ларнстон предложила мне работу, и я согласилась. Я буду ее компаньонкой. Во всяком случае, нам не придется уезжать.

– Нам?

– А ты думала, что я с тобой расстанусь? – Она улыбнулась и стала похожа на прежнюю Меллиору. – Ах, я знаю, что нам это не очень понравится… но по крайней мере хоть что-то определенное. Я буду ее компаньонкой, и тебе тоже нашлась работа. Камеристка у миссис Джастин Сент-Ларнстон.

– Камеристка!

– Да, Керенса. Ты справишься. Надо следить за ее гардеробом, причесывать ее… и вообще быть в ее распоряжении. Это не так уж трудно… и потом, ты же любишь заниматься одеждой. Вспомни, как у тебя здорово получилось с красным бархатным платьем.

Я была так ошарашена, что не могла вымолвить ни слова.

Меллиора вдохновенно продолжала:

– Когда леди предложила мне стать ее компаньонкой, она сказала, что это лучшее, что она может мне предложить. Сказала, что считает своим долгом что-нибудь для нас сделать – не может же она допустить, чтобы я осталась одна без гроша. Я ей объяснила, что ты очень долго со мной жила, что я считаю тебя своей сестрой и не хочу с тобой расставаться. Тогда она немного подумала и сказала, что миссис Сент-Ларнстон нужна камеристка, что она возьмет тебя. Я ответила, что ты, конечно, будешь ей очень благодарна…

Она была возбуждена, и в глазах ее просвечивала радость. Она готова была жить в аббатстве даже в качестве компаньонки леди Сент-Ларнстон. Я знала почему: она не могла и подумать о том, чтобы уехать из Сент-Ларнстона, пока там Джастин.

Я тут же побежала к бабушке Би и рассказала ей, что произошло.

– Ну что ж, ты ведь всегда хотела жить в этом доме, – сказала она.

– Служанкой!

– Ну, по-другому есть только один способ.

– Какой?

– Выйти замуж за Джонни Сент-Ларнстона.

Бабушка положила руку мне на голову: я сидела на скамейке около ее стула.

– Ты ведь хорошенькая, деточка.

– Такие, как он, не женятся на таких, как я.

– Это верно, обычно не женятся. Да только такие, как ты, обычно не бывают ученые да воспитанные, иль не так говорю?

Я кивнула.

– Так разве ж это не добрый знак? Да ты и сама ведь думаешь, что у тебя по-другому все выйдет, чем у простых да обычных – то иль не то говорю?

– Да, но мне не нравится Джонни. И он на мне никогда не женится, бабушка. В нем есть что-то такое, что мне подсказывает, что он этого никогда не сделает. Он не так со мной ведет себя, как с Меллиорой, хотя теперь, может, будет и по-другому. Я знаю, что он меня хочет, но чувств у него ко мне нисколечки нет.

Бабушка кивнула.

– Да, сейчас так оно и есть, – сказала она. – Но ведь все меняется. Ты там будь поосторожнее в этом доме, любушка. А особо осторожна с Джонни. – Она вздохнула. – Я-то надеялась, что ты выйдешь замуж, скажем, за священника или там за доктора. Вот чего бы мне хотелось для тебя.

– Если бы сложилось так, как мы думали, бабушка, я не знаю, может, я и пошла бы за Дэвида Киллигрю.

Она погладила мои волосы.

– Я знаю. Ты спишь и видишь этот дом. Тебя к нему тянет, Керенса. Он тебя околдовал.

– Ах, бабушка, если бы не умер священник!

– Каждому приходит время помирать. Он уже в годах был, вот его срок и подошел.

– И еще сэр Джастин. – Я вздрогнула, вспомнив, что я увидела, когда по ошибке открыла не ту дверь. – Сэр Джастин и его преподобие отец Чарльз. Вот уже двое, бабушка.

– Так уж водится. Ты же видела: как приходит осень, куда деваются листья на деревьях? Вянут, падают и засыхают. Падают один за другим. Потому что осенью так им и положено. Ну вот, и к нам тоже, то к одному, то к другому, приходит осень; и тогда мы один за другим быстрехонько падаем с деревьев.

Я с ужасом посмотрела на нее.

– Только не ты, бабушка. Ты не должна умирать!

Она засмеялась.

– Ну, я-то вот она. Непохоже, чтобы настал мой черед – иль не так?

В такие моменты мне становилось страшно – страшно за свое будущее и за то, что меня ждало в аббатстве, страшно от мысли, что придется жить в мире, где не будет бабушки Би.