Текст книги "Седьмая девственница"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– И мне тоже.
– Как-нибудь ночью в полнолуние мы с тобой, Керенса, сходим посмотрим на них. Мне всегда хотелось посмотреть на них в полнолуние.
– Ты думаешь, в лунном свете есть что-то особенное?
– Конечно. Древние бритты поклонялись солнцу – я подозреваю, что и луне тоже. Они приносили им жертвы и дары. В тот день, когда я тебя увидела в стене, я подумала, что ты – седьмая девственница.
– Я так и догадалась. Ты испугалась… точь-в-точь, как если б увидела привидение.
– И в ту ночь, – продолжала Меллиора, – мне приснился сон, что ты замурована в аббатстве, и я отдираю камни так, что у меня сочится кровь из-под ногтей. Я помогла тебе освободиться, Керенса, но мне было от этого больно. – Она повернулась спиной к открывавшемуся перед нами виду.
– Пора домой, – сказала она.
Мы поехали обратно. Сначала в торжественном молчании, а потом нам обеим ужасно захотелось изменить овладевшее нами настроение. Меллиора сказала, что нигде в мире нет стольких легенд, как в Корнуолле.
– А почему? – спросила я.
– Я полагаю, что мы такой народ, с которым происходят странные вещи.
Потом мы пришли в игривое настроение и начали рассказывать истории о камнях и ручейках, мимо которых мы проезжали, стараясь превзойти одна другую и сочиняя все более и более забавные вещи.
Но ни одна из нас не была полностью поглощена тем, о чем мы говорили. Мне кажется, Меллиора думала о том своем сне, и я тоже.
Время пошло быстро, потому что один день был похож на другой. Я привыкла к этой размеренной и спокойной жизни, и каждый раз, приходя в наш домик навестить бабушку, говорила, как чудесно жить почти как леди. Именно так я это себе и представляла.
Да, подтвердила бабушка, так оно и есть, ведь я все время стремлюсь к своей цели, а это хороший способ жить, если цель хорошая. У нее тоже дела обстояли неплохо – лучше, чем когда бы то ни было. Она могла жить припеваючи на одни только лакомые кусочки, что я приносила ей из дома священника, а Джо – из дома ветеринара. А не далее как вчера Пенгастеры закололи свинью, и Хетти позаботилась о том, чтобы бабушке достался хороший кусок окорока. Она засолила его, и теперь у нее была пища на много дней вперед. Никогда еще бабушкина репутация не была такой прочной.
Джо был счастлив в работе, ветеринар высоко его ценил и время от времени давал ему пенни-другой за какую-нибудь особенно хорошо выполненную работу. Джо говорил, что у ветеринара с ним обходятся как с членом семьи, но ему даже все равно, как с ним обходятся, пока у него есть возможность ухаживать за животными.
– Странно, как хорошо все обернулось, – сказала я.
– Словно лето после суровой зимы, – согласилась бабушка. – Но не надо забывать, любушка, что опять должна прийти зима, что она непременно наступит снова. Не бывает так, чтоб все время лето.
Но я верила, что мне предстоит вечное лето. Лишь несколько мелочей омрачали мое приятное существование. Одной из них было увиденное мною зрелище: Джо и ветеринар проезжали поселок, направляясь в конюшни аббатства. Джо стоял на запятках двуколки, и мне показалось недостойным, что мой брат ездит, как слуга. Я бы предпочла видеть, что он ездит как друг или помощник ветеринара. А еще бы лучше, если б он ехал в докторской карете.
Я по-прежнему ненавидела, когда Меллиора отправлялась в гости в своем лучшем платье и длинных белых перчатках. Мне хотелось быть с ней рядом, научиться входить в гостиную, вести непринужденную беседу. Но меня, конечно, никто не приглашал. И потом, миссис Йоу время от времени давала мне понять, что несмотря на все дружеское расположение Меллиоры, я была в доме всего лишь прислугой, хотя и высшего ранга – почти что на одном уровне с ее врагом мисс Келлоу. Это были маленькие булавочные уколы в моей безмятежной жизни.
Иногда мы с Меллиорой занимались рукоделием – вышивали свое имя и дату крошечными стежками, что для меня было сущей мукой. Мисс Келлоу поэтому разрешила нам вышивать для разнообразия каждой свой девиз. Я выбрала себе: «Жизнь свою надлежит сделать такой, какой захочешь». И поскольку это было моим кредо, я наслаждалась каждым стежком, Меллиора выбрала себе девиз: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой», потому что, говорила она, следуя этому девизу, будешь всем хорошим другом, ведь себе ты самый лучший друг.
Я часто вспоминаю то лето: как мы сидели у открытого окна, готовясь к занятиям, или порой устраивались в тени каштана на лужайке, занимаясь своим рукоделием и болтая друг с другом под жужжанье сытых пчел в сладко пахнущей лаванде. Сад был напоен ароматом – запах множества цветов, сосен и мягкой влажной земли смешивался с долетавшими время от времени запахами из кухни. Белые бабочки – а их в то лето было великое множество – бешено плясали среди свисающих лиловых головок колокольчиков. Мне хотелось остановить мгновенье и прошептать самой себе: «Сейчас. Это все сейчас!» Мне хотелось, чтобы так длилось вечно. Но время всегда брало свое – оно уходило, утекало, и даже пока я говорила «сейчас», оно оказывалось уже в прошлом. Я не забывала о кладбище и надгробиях за изгородью – постоянном напоминании о том, что время не станет останавливаться ради нас, – но упорно поворачивалась к нему спиной – мне так хотелось, чтобы лето длилось бесконечно! Может быть, я интуитивно чувствовала, что это лето положит конец той жизни, где я отыскала для себя такое удобное местечко.
Прошел уже год, как Джастин Сент-Ларнстон закончил университет, и мы видели его чаще. Нередко я встречала его, когда он ехал верхом через поселок. Теперь следить за поместьем стало его обязанностью, в ожидании того дня, когда он станет его владельцем, эсквайром. Если со мной; прогуливалась и Меллиора, он вежливо раскланивался и даже улыбался, но какой-то рассеянной улыбкой. Встречи с ним озаряли для Меллиоры целый день – она хорошела, погружаясь в приятные мысли.
Ким, который был немного моложе Джастина, все еще продолжал учиться, и я думала о тех днях, когда он закончит университет: может, тогда он будет почаще попадаться нам в поселке.
Однажды мы сидели на лужайке, занимаясь своими вышивками. Я как раз закончила свой девиз и вышивала точку после «захочешь», когда на лужайку прибежала Бесс, Она кинулась прямо к нам и закричала:
– Мисс, ужасные вести с аббатства!
Меллиора побледнела и уронила вышивку в траву.
– Какие вести? – испуганно спросила она, очевидно решив, что что-то ужасное случилось с младшим Джастином.
– Да с сэром Джастином. Его, говорят, удар хватил в кабинете. Приходил доктор. Плохи его дела. Может, и не оклемается.
У Меллиоры явно отлегло от сердца:
– Кто говорит?
– Ну, мистер Белтер слыхал от главного конюха. Говорит, что они там все страсть как переживают.
Бесс ушла, а мы остались сидеть на лужайке, но заниматься рукоделием больше не могли. Как я понимала, Меллиора думала о том, что это будет означать для Джастина. Если его отец умрет, он станет сэром Джастином, владельцем аббатства. Интересно знать, что ее расстроило: известие о болезни или то, что Джастин теперь, пожалуй, окажется еще более недосягаемым, чем прежде?
А следующую новость первой узнала мисс Келлоу. Каждое утро она читала колонку объявлений, потому что, как она говорила, ей интересно узнать о том, кто родился, умер или сочетался браком в именитых семьях, где она служила.
С газетой в руке она вошла в комнату для занятий. Меллиора глянула на меня и незаметно от мисс Келлоу состроила гримаску. Это означало: «Ну, теперь послушаем, как сэр такой-то женился или умер, а когда она у них «служила», с ней там обращались как с членом семьи, что жизнь ее была совсем другой до того, как она опустилась до гувернантки в бедном доме сельского священника».
– Тут кое-что любопытное, – сказала мисс Келлоу.
– Да?
Меллиора всегда проявляла интерес, потому что у бедняжки мисс Келли, часто говорила мне она, так мало в жизни радостей. Пусть равлечется своими высокочтимыми и благородными.
– В аббатстве будет свадьба.
Меллиора не проронила ни слова.
– Да, – продолжила мисс Келлоу в своей обычной медлительной манере, означавшей, что она хочет подольше подержать нас в напряжении.
– Джастин Сент-Ларнстон помолвлен и обручен.
Никогда не думала, что могу так остро почувствовать чужое горе. Мне, в конце концов, было совершенно все равно, на ком женится Джастин Сент-Ларнстон. Но бедная Меллиора с ее мечтами! И даже отсюда я извлекла урок. Глупо мечтать и ничего не делать для осуществления своей мечты. А что сделала Меллиора? Только мило улыбалась, когда он проходил мимо, да наряжалась с особой тщательностью, получив приглашение на чай в аббатство! А он все это время считал ее ребенком.
– На ком он женится? – спросила Меллиора, тщательно выговаривая слова.
– Ну, вообще-то немного странно делать объявление сейчас, – сказала мисс Келлоу, все еще желая оттянуть развязку, – когда сэр Джастин так болен и может в любую минуту умереть. Хотя, наверное, в этом-то и дело.
– На ком? – повторила Меллиора.
Мисс Келлоу не могла больше сдерживаться. – На мисс Джудит Деррайз, – сказала она.
Сэр Джастин не умер, но его парализовало. Мы больше не видели его едущим верхом на охоту или пробирающимся по лесу с ружьем через плечо. Доктор Хилльярд посещал его дважды в день, и самым распространенным вопросом в Сент-Ларнстоне было: «Не слыхали, как он там сегодня?»
Все ожидали, что он того гляди скончается, но он остался жить, и постепенно до нас дошло, что он пока и не думает умирать, хотя разбит параличом и не может ходить.
Услышав о свадьбе, Меллиора удалилась в свою комнату и никого не желала видеть – даже меня, сказав, что у нее разболелась голова, и ей хочется побыть одной.
А когда я все же вошла к ней, она была очень спокойна, хоть и бледна.
Она сказала только:
– Джудит Деррайз! Одна из тех, над кем тяготеет проклятье. Она принесет его в Сент-Ларнстон. Вот чего я не хочу.
И тут я подумала, что, должно быть, Меллиора всерьез и не любила Джастина. Он был просто ее кумиром, детской мечтой. А я-то воображала, что ее чувство настолько же сильно, насколько сильно было мое желание вырваться из круга, в котором я родилась.
Наверное, так. Иначе ей было бы все равно, на ком бы он ни женился. Вот что я тогда подумала, и это показалось мне вполне разумным.
Не было никаких причин откладывать свадьбу, и она состоялась через шесть недель после оглашения.
Кое-кто из Сент-Ларнстона пошел в церковь Деррайзов на венчание. Меллиора совсем изволновалась, ожидая, придет ли им с отцом приглашение на свадьбу, но она напрасно беспокоилась. Никакого приглашения не последовало.
В день венчания мы вместе с ней сидели в саду в самом мрачном настроении. Словно в ожидании чьей-то казни.
К нам доходили новости через слуг, и мне подумалось, что нас окружала целая шпионская сеть. Слуги из дома священника, из аббатства и из замка Деррайзов образовали как бы цепочку, по которой передавались и распространялись новости.
На невесте было чудесное кружевное атласное платье, а ее фату с венком из флердоранжа несли девушки из рода Деррайзов. Интересно, была ли среди гостей та, что увидела чудовище и сошла с ума? Я поделилась этой мыслью с Меллиорой.
– Она была не из Деррайзов, – заметила Меллиора. – Она была чужая. Потому-то и не знала, где держат чудовище.
– А ты видела Джудит? – спросила я.
– Всего раз. Она была как-то в аббатстве в один из дней, когда у леди Сент-Ларнстон приемы. Очень высокая, стройная и красивая, с темными волосами и большими темными глазами.
– По крайней мере, она красива, и Сент-Ларнстоны теперь, пожалуй, станут побогаче. За ней дадут приданое.
Меллиора повернулась ко мне, разгневанная, что с ней бывало редко, схватила меня за плечи и тряхнула:
– Прекрати говорить о богатстве. Прекрати о нем думать. Разве на свете нет ничего важнее? Я тебе говорила, что она принесет проклятье в аббатство. Оно же над ней висит. Над ними всеми.
– Нас это не касается.
Ее глаза потемнели от чувства, весьма похожего на ярость.
– Они наши соседи. Конечно, нас это касается.
– Не вижу, почему. Они-то о нас не беспокоятся. Так чего же мы будем беспокоиться о них?
– Это мои друзья.
– Друзья! Не больно-то они о тебе заботятся. Даже приглашение на свадьбу не прислали.
– Я не хотела идти на свадьбу.
– Это не причина, чтоб тебя не приглашать.
– Ой, перестань, Керенса. Говорю тебе, все теперь стало не так. Все изменилось, разве ты не понимаешь?
Я понимала. Не столько изменилось, сколько менялось, – и причина в том, что мы больше не были детьми. Меллиоре скоро должно исполниться семнадцать, а несколько месяцев спустя и мне тоже. Мы сделаем себе прически и будем молодыми леди. Мы взрослели и уже сейчас с грустью думали о долгих солнечных днях детства.
Жизни сэра Джастина больше не угрожала опасность, и его старший сын привел молодую жену в аббатство. Это событие надо было отпраздновать, и Сент-Ларнстоны решили устроить бал. Он должен был состояться до конца лета, пока ночи еще теплые, чтобы гости могли насладиться красотой окрестностей наряду с великолепием дома.
Разослали приглашения, получили их и Меллиора с отцом. По возвращении молодоженов из свадебного путешествия по Италии в их честь состоится бал. Он будет костюмированный – не рядовое событие. Ходили слухи, что устроить бал пожелал сэр Джастин, который сам не мог принять в нем участие.
Мне было не совсем понятно, что думает Меллиора по поводу приглашения – казалось, она то приходит в приятное возбуждение, то впадает в уныние. Взрослея, она менялась. Когда-то она была такой безмятежной. Я откровенно ей завидовала.
– Как бы я хотела, чтобы ты тоже смогла пойти, Керенса, – сказала она. – Как чудесно было бы видеть тебя там. Ведь этот старый дом для тебя что-то значит?
– Да, – сказала я. – Он вроде символа.
Меллиора кивнула. Часто случалось, что наши мысли совпадали, и мне не было нужды объяснять ей что-либо. Несколько дней она ходила в хмурой задумчивости и нетерпеливо переводила разговор на другое, когда я упоминала о бале.
Дня через четыре после получения приглашения она вышла из кабинета отца с убитым видом.
– Папе нездоровится, – сказала она. – Я знала, что ему уже давно нездоровится.
Я тоже знала – с каждым днем кожа у него желтела все больше и больше.
– Он говорит, – продолжала Меллиора, – что не сможет пойти на бал.
Я уже задавалась вопросом, в каком костюме он пойдет, потому что трудно было представить его кем-нибудь, кроме священника.
– Значит ли это, что и ты не пойдешь?
– Ну не могу же я идти одна.
– Ах… Меллиора.
Она нетерпеливо пожала плечами. В тот день Меллиора отправилась на прогулку в двуколке с мисс Келлоу. Я услышала шум коляски в окно, выглянула и, увидев их, расстроилась, что она не пригласила меня проехаться с ними.
Вернувшись, она влетела в мою комнату с горящими глазами и румянцем на щеках.
Она уселась на кровать и начала на ней подпрыгивать.
Потом перестала и сказала, склонив голову набок:
– Золушка, не хочешь ли ты попасть на бал?
– Меллиора, – охнула я. – Ты хочешь сказать…
– Ты приглашена. Ну, не совсем ты, потому что у нее нет ни малейшего понятия… но у меня есть приглашение для тебя, и будет так весело, Керенса. Гораздо лучше, чем с папой или с какой-нибудь дуэньей, которую он бы для меня подыскал.
– Как тебе это удалось?
– Сегодня я нанесла визит леди Сент-Ларнстон. У нее приемный день. Так что мне предоставилась возможность поговорить с ней, и я сказала ей, что папа себя плохо чувствует и не сможет сопровождать меня на бал, но у меня гостит подруга и нельзя ли ей передать приглашение вместо него? Она была очень любезна.
– Меллиора… но если она узнает!
– Не узнает. Я изменила твою фамилию на тот случай, если ей что-нибудь придет в голову. У нее сложилось впечатление, что речь идет о моей тетушке, хотя я этого не говорила. Бал костюмированный, все будут в масках. Она будет встречать гостей у лестницы. Ту уж постарайся выглядеть постарше – ну так, чтобы казаться в подходящем возрасте для того, чтобы сопровождать молодую девушку на бал. Теперь я прямо загорелась, Керенса! Надо решить, что мы наденем. Карнавальные костюмы! Ты только представь себе! Все будут великолепны. Да, кстати, ты будешь мисс Карлион.
– Мисс Карлион, – пробормотала я. И добавила: – А где мне взять костюм?
Она склонила голову набок:
– А для чего же ты училась рукоделию? Видишь ли, у папы неважно с деньгами, и он не сможет дать мне побольше на наряд, а нам надо сделать два вместо одного.
– Как же я пойду без костюма?
– Не сдавайся так легко. «Жизнь свою надлежит сделать такой, какой захочешь». Так ведь? А ты тут «не смогу» при первой же трудности. – Неожиданно она обвила меня руками и прижалась ко мне. – Так хорошо иметь сестру, – сказала она. – Как там говорит твоя бабушка?
– Поделишься с кем своей радостью – вдвое умножишь ее, поделишься с кем своим горем – вдвое уменьшишь его.
– Это правда. Теперь, когда ты тоже идешь, я так рада! – Она оттолкнула меня и снова уселась на кровать. – Первым делом мы должны решить, какие костюмы нам бы хотелось, а потом поглядим, что мы сможем раздобыть. Вообрази себя такой, как на картинах там, в аббатстве. Ах да, ты же их еще не видела. Бархат, я думаю. Из тебя выйдет прелестная испанка, если подобрать волосы, а потом прикрепить гребень и мантилью. Теперь обрадовалась я.
– Во мне действительно есть испанская кровь, – сказала я. – Мой дед был испанцем. Я могу достать гребень и мантилью.
– Ну вот видишь. И, пожалуй, тебе подойдет красный бархат. У мамы было красное бархатное вечернее платье. Все ее вещи целы. – Она опять взяла меня за руки и развернула кругом. – Ну, с масками просто. Ты их вырежешь из черного бархата, и мы разошьем их бисером. У нас целых три недели на подготовку.
Я радовалась даже больше, чем она. Пусть приглашение было не совсем мне, и леди Сент-Ларнстон никогда не послала бы его, если б знала, кому оно предназначается, но тем не менее я попаду на бал. На мне будет красное бархатное платье – я его уже видела и примерила. Его пришлось перекраивать, но с этим мы справились. Помогла мисс Келлоу, хоть и без особой охоты. Зато шила она прекрасно.
Я была довольна, что мой костюм ничего не стоил, и все деньги, которые дал Меллиоре его преподобие, пошли на ее костюм. Мы решили, что он будет греческий, и купили белого тонкого бархата и золотистого шелка, на который мы нашили золотые блестки. В платье свободного покроя, поблескивающем золотом, с распущенными по плечам белокурыми волосами и в черной бархатной маске Меллиора выглядела просто красавицей.
Весь этот день мы только и говорили о бале и о здоровье сэра Джастина. Мы ужасно боялись, что он умрет и бал не состоится.
Я отправилась рассказать обо всем бабушке.
– На мне будет костюм испанский, – сообщила я ей – Это самое лучшее событие в моей жизни.
Она взглянула на меня с легкой грустью, а потом сказала:
– Не больно-то на это рассчитывай, любушка.
– Я ни на что не рассчитываю, – сказала я. – Просто я все время думаю о том, как пойду в аббатство… в качестве гостьи. На мне будет платье из красного бархата. Бабушка, видела бы ты это платье!
– Дочка священника добра к тебе, любушка. Ты с ней дружбы не порывай.
– Конечно, не буду, бабушка. Она так же рада, что я пойду с ней на бал, как и я сама. Зато мисс Келлоу считает, что мне идти туда не следует.
– Лишь бы она не исхитрилась как-нибудь дать знать леди Сент-Ларнстон, кто ты есть.
Я победно тряхнула головой.
– Она не посмеет.
Бабушка отправилась в кладовку, я пошла за ней и смотрела, как она открывает шкатулку и вынимает из нее два гребня и мантилью.
– Люблю одевать их иногда по вечерам, – сказала она. – И коли я тут одна, кажется мне, будто мой Педро рядом. Ведь он так любил смотреть на меня в этом наряде. Ну, давай, я попробую приладить это на тебя. – Легким движением она подняла мне волосы и воткнула в них гребень – высокий, украшенный бриллиантами. – Ты выглядишь точь-в-точь как я, когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, любушка. Теперь мантилью. – Она прикрепила ее у меня на голове и отступила. – Когда мы сделаем все как надо, они мизинца твоего не будут стоить, – заявила она. – Я хотела бы сама причесать твои волосы, внучка.
Первый раз она меня так назвала, и я почувствовала, что она гордится мной.
– Приходи в дом священника вечером перед балом, бабушка, – сказала я. – Посмотришь мою комнату и причешешь меня.
– А позволят?
Я сузила глаза.
– Я там не прислуга… вот уж нет. Только ты можешь сделать мне прическу, значит, ты ее и сделаешь!
Она положила мне на руку свою ладонь и улыбнулась.
– Будь начеку, Керенса, – сказала она. – Всегда будь начеку.
Мне пришло приглашение. В нем говорилось, что сэр Джастин и леди Сент-Ларнстон просят мисс Карлион почтить своим присутствием костюмированный бал. Мы с Меллиорой чуть не задохнулись от смеха, читая его, и Меллиора все называла меня «мисс Карлион», подражая голосу леди Сент-Ларнстон.
Нельзя было терять времени. Когда наши платья были готовы, мы каждый день стали их примерять, а я училась обходиться с гребнем и мантильей. Мы сидели вместе, делая маски, расшивая их блестящими черными бисеринками так, что они все сверкали. В эти дни я чувствовала себя как никогда счастливой.
Мы учились танцевать. Это очень легко, если ты молода и легка на ногу, сказала Меллиора. Просто слушайся партнера. Я обнаружила, что могу хорошо танцевать, и это занятие мне очень понравилось.
В те дни мы не замечали, что его преподобие становится все более и более изнуренным и осунувшимся. Он проводил много времени у себя в кабинете. Она знал, как мы радуемся и, наверное, – хотя это пришло мне в голову только потом, – не хотел ничем омрачать нашу радость.
И вот наконец наступил день бала. Мы с Меллиорой надели свои костюмы, и бабушка пришла в дом священника уложить мне волосы.
Она расчесала их и смазала своим специальным снадобьем так, что они заблестели и засверкали. А потом приладила гребень и мантилью. Увидев, что получилось, Меллиора восхищенно всплеснула руками.
– Все обратят внимание на мисс Карлион, – сказала она.
– Это красиво тут, в спальне, – напомнила я ей. – А подумай про чудесные костюмы, в которых будут богатые. Бриллианты, рубины…
– А у вас двоих только молодость, – сказала бабушка и рассмеялась. – Бьюсь об заклад, кое-кто из гостей не прочь бы обменять на нее свои брилльянты и рубины.
– Керенса ни на кого не похожа, – заметила Меллиора. – Хоть они и будут стараться выглядеть как можно лучше, ни одна из женщин не будет выглядеть так, как она.
Мы надели маски и встали рядышком, смеясь и изучая наши отражения в зеркале.
– Вот мы какие, – сказала Меллиора, – ужасно загадочные.
Бабушка ушла домой, и мисс Келлоу отвезла нас в аббатство. Двуколка выглядела просто нищенской среди прекрасных экипажей, но нас это только позабавило, а я приближалась к наивысшему моменту свершения своей мечты. Чувства переполняли меня, когда я вошла в зал. Я пыталась увидеть сразу все и поэтому получила лишь самое смутное представление. Канделябры, с тысячью, как мне показалось, свечей, стены, обитые гобеленами, вазы с цветами, аромат которых напоил воздух, и люди, люди, люди. Я словно оказалась среди заморских придворных, о которых читала на уроках истории. Многие дамы были в итальянских платьях четырнадцатого века, как я узнала позже, и волосы у некоторых были убраны под сеточки, усыпанные драгоценностями. Парча, бархат, шелка и атлас. Какое роскошное общество, тем более приятное, что все были в масках. Я порадовалась этому – так мне легче было почувствовать себя одной из них, не опасаясь, что меня узнают.
Маски снимали в полночь, но к тому времени бал закончится, и я не окажусь в положении Золушки.
В дальнем конце зала была красивая широкая лестница, и вместе со всеми мы поднялись по ней наверх, туда, где, держа маску в руке, стояла леди Сент-Ларнстон и приветствовала гостей.
Мы оказались в длинной комнате с высокими потолками. По стенам с обеих сторон были развешаны портреты Сент-Ларнстонов. Изображенные в шелковых и бархатных нарядах, они вполне могли бы принять участие в теперешнем празднике. По всей комнате были расставлены вечнозеленые растения и позолоченные кресла, каких я никогда еще не видывала. Мне хотелось разглядеть все поближе.
Я не забывала о стоящей рядом Меллиоре. По сравнению с другими она была одета очень просто, со своими золотыми волосами и золотом вокруг тонкой талии.
К нам подошел человек в зеленом бархатном камзоле и длинных зеленых панталонах в обтяжку.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказал он, – но, по-моему, я догадался. Это Златовласка.
Я узнала голос Кима, хотя ни за что не угадала бы его в этом костюме.
– Вы выглядите очень красиво, – продолжал он. – И испанская леди тоже.
– Ким, вы слишком быстро догадались, – пожаловалась Меллиора.
– Да. Мне бы притвориться озадаченным, задать кучу вопросов и уж потом, за секунду до полуночи, угадать.
– По крайней мере, – сказала Меллиора, – вы разгадали только меня.
Он повернулся ко мне, и я увидела сквозь маску его глаза – я легко могла себе представить, какие они сейчас: смеющиеся, с морщинками вокруг них; когда он смеялся, они становились почти не видны.
– Признаю свое поражение.
Меллиора облегченно вздохнула.
– Я полагал, что вы будете здесь с отцом, – сказал он.
– Он себя плохо чувствует и не смог прийти.
– Извините. Но я рад, что это не помешало вашему появлению здесь.
– Благодаря моей… сопровождающей.
– О, так эта испанская красавица вас сопровождает? – Он притворился, что заглядывает мне под маску. – Она выглядит слишком молодо для этой роли.
– Не говорите о ней так, будто ее здесь нет. Ей это не понравится.
– А я так жажду заслужить ее одобрение. Она говорит только по-испански?
– Нет, она говорит и по-английски.
– Она до сих пор ничего не сказала.
– Быть может, она говорит только, когда есть что сказать.
– О, Меллиора, ты упрекаешь меня! Леди из Испании, – продолжал он, – смею ли надеяться, что мое присутствие не оскорбляет вас?
– Нет, не оскорбляет.
– О, теперь я могу вздохнуть свободно. Будет ли мне дозволено сопроводить двух юных леди в буфетную?
– Было бы очень приятно, – сказала я, выговаривая слова медленно и осторожно, потому что боялась, оказавшись среди тех, с кем всегда хотела сравняться, выдать неправильным ударением или выговором свое происхождение.
– Так идемте. – Ким встал между нами, поддерживая нас под локотки и прокладывая путь через толпу.
Мы сели за один из маленьких столиков около помоста, где были накрыты большие столы. Я в жизни не видела так много еды. Пироги и печенье были основным блюдом и у бедных, и у богатых. Но какие пироги, а какое печенье! Печенья были золотисто-коричневого цвета, а пироги – самой причудливой формы. В центре стоял пирог, изображающий аббатство, с башнями и арочным входом. Все его разглядывали, выражая свое восхищение. Пироги украшали фигурки животных, показывающие, какая в них начинка: овечки на «маггети» и «ламми», свинка на «нэттлинах» и крохотные поросята на «таддеджи», означавшие, что начинка сделана из молочных поросят, птички на пирогах с молодой голубятиной. Стояли огромные блюда с топлеными сливками, потому что дворяне, которые могли себе это позволить, всегда ели пироги с топлеными сливками. Было мясо всех сортов: ломти говядины и ветчины, были сардины, по-разному приготовленные – в пирогах и в виде, как мы их тут называли, «фырмамочек», а Педро говорил бабушке, что корнуэльцы так переиначили слово «фурмадо». Сардины подавались с маслом и лимоном и считались испанским блюдом, подходящим для самого что ни есть важного испанского сеньора.
Напитки были всех сортов: дорожное вино, которое мы тут называли «хлебни и отдохни», мед с разными травками, джин и разные вина из заморских стран. Было забавно увидеть среди них Хаггети, подобострастно кланяющегося и совершенно непохожего на того самодовольного дворецкого, что хотел нанять меня на Трелинкетской ярмарке. Подумав, что бы он сказал, если бы знал, что ему приходится обслуживать девчонку, которую чуть не нанял, я едва не расхохоталась.
Если вы молоды и знавали, что такое голод, вы всегда сможете откушать с удовольствием, как бы ни были взволнованы, и я воздала должное и «ламми», и «фырмамочкам», которые приносил нам Ким, пока я попивала мед, налитый мне дворецким Хаггети.
Ранее мне не доводилось пробовать этот напиток, и хотя мне понравился его медовый аромат, я знала, что он опьяняет и вовсе не собиралась притуплять свои чувства в самый волнующий вечер моей жизни.
Ким с удовольствием смотрел, как мы едим, и я знала, что он размышляет обо мне. Было ясно – он вспомнил, что мы уже встречались, и теперь гадал, где же это было. Мне доставляло удовольствие подольше подержать его в недоумении.
– Смотрите, – сказал он, пока мы потягивали мед, – сюда идет юноша из семейства Борджиа.
Я посмотрела и увидела его: в черном бархатном костюме, с маленьким кепи на голове и с фальшивыми усами. Он взглянул на Меллиору, потом на меня. Его взгляд застыл на мне.
Он поклонился и театрально сказал:
– Смею полагать, что встречал сию прекрасную гречанку в наших Сент-Ларнстонских долинах.
Я тут же поняла, что это Джонни Сент-Ларнстон, потому что, как и прежде с Кимом, узнала его голос.
– Но убежден, что никогда ранее не видел испанскую красавицу.
– Не следует быть ни в чем уверенным, – сказала Меллиора.
– Если бы я повстречал ее хоть раз, я бы не забыл этого, и теперь ее образ останется со мной до конца моих дней.
– Странно, – сказала Меллиора, – оказывается, недостаточно просто надеть маску, тебя все равно узнают.
– Выдают голос, жесты, – сказал Ким.
– И мы все трое знакомы друг с другом? – продолжал Джонни. – Это еще более усиливает мое любопытство, кто же сия незнакомка?
Он придвинул стул ко мне поближе, и мне стало не по себе.
– Вы подруга Меллиоры, – добавил он. – Мне известно ваше имя. Вы – мисс Карлион.
– Не следовало бы вам смущать гостей, – сухо сказала Меллиора.
– Моя милая Меллиора, весь смысл бала-маскарада в том, чтобы угадать ваших знакомых до того, как начнут снимать маски. Разве вы этого не знаете? Мисс Карлион, моя мать сказала мне, что Меллиора приведет подругу, так как ее отец не сможет прийти. Сопровождающую… тетушку, по-моему. Вот что мне сказала мать. Уж конечно вы не тетушка Меллиоры?
– Не стану говорить вам, кто я, – ответила я. – Придется подождать, пока не наступит время снимать маски.
– Если в этот волнующий момент я смогу быть возле вас, то готов ждать.
Заиграла музыка, и высокая красивая пара открыла бал. Я поняла, что стройный мужчина в костюме эпохи Регентства – Джастин, и догадалась, что высокая тонкая темноволосая женщина – его молодая жена.
