Текст книги "Тигр в дыму (сборник)"

Автор книги: Виктория Холт

Соавторы: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

– Надеюсь, – неуверенно ответил он.

– Наш остров покажется им совершенно отличным от Англии. Действительно ли здесь все не так?

– Здесь немного теплее, – весело произнес Редверс.

– Я с нетерпением их ждала, когда узнала, что леди Кредитон наняла их. Я слышала, как они оказались кстати… во время плавания. Надеюсь, что они согласятся остаться.

– Они были очень кстати, – вставила Моник. – Сестра Ломан жестоко обращается со мной.

– Мадам де Лодэ понимает, что все что я делала, шло вам только на пользу, – отозвалась Чантел.

Моник надула губы.

– Она заставляла меня сидеть на диете и глотать отвратительное лекарство.

– Предписание врача, – проговорила Чантел. – Подтвержденное доктором Грегори, здесь присутствующим.

– Я считаю, мадам, – вмешался доктор Грегори, – что миссис Стреттон крайне повезло, что за ней ухаживает столь опытная сиделка.

– Сестра Ломан ухаживала за мной, а мисс Бретт за Эдвардом. Эдвард постоянно находился в компании своего отца, а следовательно, и мисс Бретт.

Я услышала свой равнодушный голос:

– Эдварду редко позволялось подниматься на мостик, но когда ему это удавалось, он, естественно, стремился узнать как можно больше.

Моник перевела взгляд с меня на Чантел. Она явно была в озорном настроении. Интересно, что она успела рассказать матери.

– Мне кажется, что по общему мнению долг капитана состоит в том, чтобы развлекать пассажиров, заметил Ред. – Увы, это не так. Не сомневаюсь, что это очень приятно. Но работа капитана – вести корабль. Разве не так, Каллум?

Дик Каллум подтвердил его слова. Корабль является наиглавнейшей заботой и первых помощников.

– Но вы можете проводить время в обществе? – поинтересовалась мадам.

– Бывают минуты, когда мы можем проводить время в компании пассажиров, но не так часто, как бы нам хотелось.

– Таким образом, жена капитана часто остается одна, – высказалась Моник. – Правда, грустно?

– Полагаю, да, – допустил Айвор Грегори.

– Перед отъездом вам следует дать совет нашему доктору. К несчастью, он очень старый… на пенсии. Но лучшего нет. Скоро у нас будет молодой, один из жителей острова. Сейчас он в Англии, получает квалификацию в лондонском госпитале.

– Я зайду к нему завтра, – пообещал Айвор, – и передам ему досье миссис Стреттон.

– Досье! – воскликнула Моник. – Будто я преступница.

Все вежливо засмеялись, а мадам сообщила, что кофе будет подан в салон. Не будем ли мы так любезны перейти туда?

Салон оказался длинной комнатой, двери которой выходили на террасу. Сквозь двери была видна неухоженная лужайка, на террасе стояли кресло-качалка, стол и два плетеных стула. Пол был покрыт великолепными национальными коврами, между ними проглядывал потертый паркет. Мое внимание тут же привлек стол, по-видимому, работы Жоржа Жакоба. Красивый, с крышкой эбенового дерева с зубчатым орнаментом по краям. Я не удержалась и провела пальцем по дереву. Стол был весь в пыли. Просто кощунство обращаться с такой вещью подобным образом. Стулья относились к более раннему периоду, у них были извилистые ножки, обиты они были парчой в пятнах, которые легко можно очистить; их красивая форма и орнамент из маргариток свидетельствовали, что они очень дорогие.

Перо подала кофе и поставила на стол Жакоба дешевый поднос, который совершенно не подходил к обстановке, хотя кофейник, сливочник, сахарница и щипцы относились определенно к георгианскому стилю.

Мадам де Лодэ, усевшись на парчовую обивку, спросила, нравится ли нам кофе. Глядя, как она мило разливает кофе, я думала, что при жизни ее мужа все в доме было иначе. Теперь ей приходится бороться с нищетой и экономить свечи в окружении мебели, которая в своей совокупности может стоить небольшого состояния.

Горели лампы. Их было две на разных концах комнаты, они совершенно не вписывались в интерьер. В комнате было темно. Я уже представляла, как бы я переставила мебель и куда бы поставила чудесный канделябр из столовой. Я бы создала комнату одного периода.

В этот вечер Моник была в игривом настроении. Она рассказывала о Рексе Кредитоне. Мадам де Лодэ слушала с большим интересом, так как желала знать все о Кредитонах. Неужели она надеялась, что, благодаря замужеству Моник, она перестанет терпеть нужду?

– Мне хотелось бы познакомиться с вашим братом, капитан, – сказала она.

– Он отправился в Сидней по делам, – объяснил Редверс. – Он крайне занятой человек.

– Он был крайне занят во время плавания, – засмеялась Моник, бросив взгляд на Чантел. – Теперь он занят тем, что ухаживает за мисс Деррингам.

– С девушкой, с которой он познакомился на корабле? – поинтересовалась мадам де Лодэ.

– О, нет. Она в то время была в Австралии. Думаю, что именно поэтому он туда отправился. Деррингамы очень богатые. Редверс, они такие же богатые, как Кредитоны?

– Я не состою в компании Деррингамов и не видел их бухгалтерских книг, – процедил Ред.

– У них огромное количество кораблей, как и у Кредитонов, и леди Кредитон считает, что им следует соединиться… браком.

– Я знаю, что леди Кредитон очень мудрая женщина, – отметила мадам де Лодэ. – А когда они поженятся, и произойдет это… как вы говорите?

– Слияние, – подсказал Дик.

– Они станут такими богатыми.

У нее заблестели глаза. При мысли о богатстве она подобрела. Она говорила о деньгах, словно о возлюбленном.

– Как романтично, – произнесла она. – Что может быть приятнее романтических историй.

– В данном случае этой истории более подходит называться золотой, – чуть улыбнувшись, возразил Дик.

– Он знал, как доставлять себе удовольствие во время плавания, – и глаза Моник невинно остановились на Чантел, которая сидела совершенно неподвижно. Бедная моя Чантел. Мне так ее было жалко.

– Он относится к типу, которые любят забавляться? – вопросила мадам де Лодэ.

– А какой мужчина этого не любит? – воскликнула Моник, со смехом глядя на Редверса.

– Что грешного в забавах, – высказался Редверс. – По правде говоря, веселиться намного умнее, чем скучать, увлекаться кем-либо умнее, чем быть равнодушным. Должен вам доложить, мадам, что мой брат – крайне умный человек. Он обладает разумом, необходимым в его положении.

– Вы, естественно, любите его, – прокомментировала мадам де Лодэ.

– Мадам, мы выросли вместе. Мы братья. Нас никогда не волновало, что мы братья лишь наполовину. Детские годы мы провели вместе. Теперь он занимается делами. Что касается «Леди Лайн», Рекс знает о ней все.

– Да, о «Леди Лайн» он знает много, – Моник нагло расхохоталась.

Чантел с тревогой следила за ней, она всегда настораживалась, когда Моник начинала без конца смеяться.

Чантел встала. Я испугалась на секунду, что она выдаст свои эмоции, которые явно переполняли ее. Я не верила, что она безразлична к Рексу.

Она взглянула на доктора Грегори.

– Можно, я дам миссис Стреттон десять капель белладонны?

– Можно, – разрешил Айвор.

– Сейчас принесу.

– Зачем? – возмутилась Моник.

– Вы начинаете задыхаться, – пояснила Чантел.

– Вы идете к себе? – спросила мадам де Лодэ. – Вам надо посветить.

Взяв со стола фигурку, она позвонила. Звон был на удивление громким.

Вбежала испуганная Перо.

– Проводи сестру Ломан в ее комнату и посвети ей. После ухода доктора и Чантел Моник пожаловалась:

– Со мной обращаются, как с ребенком.

– Моя дорогая, – сказала мадам, – они беспокоятся о тебе.

– Тебе прекрасно известно, что лучше предотвратить приступ, чем потом сражаться с ним, – заметил Редверс.

– Никакого приступа у меня не будет. Я не верю в это. Просто она хотела остановить меня, потому что я заговорила о нем. Она не верила, что он отправится в Сидней жениться на мисс Деррингам. Она считает себя неотразимой, – и она снова захохотала.

Редверс произнес суровым тоном:

– Замолчи. Не говори о том, о чем не имеешь представления.

Он говорил столь повелительным тоном, что мы все слегка оторопели. Создалось впечатление, что перед нами появился новый человек, прятавшийся за маской щеголя с изысканными манерами. Моник откинулась, вцепившись в ручки кресла.

Дик Каллум переменил тему:

– Как я понял, в этом году у вас рекордный урожай кокосов, так что мы повезем в Сидней большой груз копры.

Этой репликой он попытался восстановить нормальные отношения, разрядить атмосферу и сделать ее веселой.

– К сожалению, с сахаром дела обстоят не столь удачно, – мадам грустно покачала головой. – Но мы забыли о своем долге. Мы так давно не принимали гостей. Хотите бренди, ликер? Могу угостить вас прекрасным коньяком. После смерти моего мужа остался прекрасный запас вина, а мы не часто пьем вино. К счастью его содержимое не испортилось с годами.

Вернулись Чантел с доктором. Чантел принесла стакан и протянула его Моник, которая, надув губы, отвернулась.

– Выпейте, – велела Чантел тоном опытной сиделки, и Моник, словно обиженный ребенок, взяла стакан и выпила лекарство.

Она села на свое место, нахмурившись. Ее мать с беспокойством следила за ней. Я увидела, что Редверс смотрит на нее с ненавистью и с усталым раздражением. Я испугалась.

После этого беседа проходила неровно, все одновременно говорили о разном. Дик Каллум, сидевший рядом со мной, сказал, что мы должны встретиться (что означало наедине) перед отплытием «Безмятежной леди». Я ответила, что боюсь, мне не представится подобная возможность.

– Вы должны постараться, – попросил он. – Пожалуйста. Чантел обсуждала с доктором, как лечить Моник.

– Полагаю, что настойка белладонны прекрасно заменяет нитрит амила, – говорила она.

– Она эффективна, но если принимать ее внутрь, надо соблюдать осторожность. Следите за тем, чтобы она не принимала больше десяти капель. Во время приступа дозу можно повторить… думаю, через каждые два-три часа. У вас достаточно лекарства?

– Да, хватит на два месяца.

Они серьезно обсуждали состояние Моник – очень профессиональная сиделка и врач.

Примерно в полночь Дик и доктор отправились обратно на корабль. Редверс остался ночевать в доме.

Перо было приказано проводить Чантел и меня в наши комнаты. Она шла впереди, освещая путь масляной лампой. По-видимому, лампой пользовались потому, что она была дешевле, чем свечи.

Они обе вошли ко мне, и Перо зажгла свечи на туалетном столике. Я пожелала им «спокойной ночи», и дверь за мной захлопнулась. Спать не хотелось. Одну из свечей я отнесла к кровати и, когда легла, задула ее. Светила луна, поэтому я не оказалась в кромешной тьме. Когда мои глаза привыкли к темноте, я стала достаточно ясно различать предметы в комнате. Слабый свет проникал сквозь ставни. Их приходится держать закрытыми, чтобы не залетали различные насекомые. Я представила, что рядом в комнате бодрствует Чантел. Я успокаивалась, когда думала о ней.

Скрипнула половица, и я вспомнила «Дом Королевы», в котором среди ночи внезапно скрипели половицы.

Мне пришли на память события, которые привели меня сюда. Я вспомнила, что в моей жизни была минута, когда я могла сделать выбор. Я могла сказать: не поеду. Могла остаться в Англии. И все было бы по-другому. Я поняла, что все, что случилось со мной – жизнь в «Доме Королевы», отношения с тетей Шарлоттой – было неизбежным. А потом появилась возможность выбора, и я избрала этот путь. Мой выбор и радовал, и тревожил меня. Я могла сказать себе, что, что бы ни произошло, я сама выбрала свой путь.

Раздались голоса! Повышенные, сердитые голоса… Моник и Реда. Они ссорились где-то в доме. Я вылезла из кровати и прислушалась. Подойдя к двери, я немного постояла около нее, потом открыла. Голоса стали громче, хотя я не слышала, о чем идет речь. Повышенный, яростный, злобный голос Моник; тихий, успокаивающий Реда? Властный?

Я вспомнила его выражение лица за столом. «Угрожает?» – гадала я. Я вышла в коридор и открыла дверь в комнату Эдварда. Луна освещала его лицо, так как он откинул простыню. Он спал. Я закрыла дверь и подошла к своей комнате.

Ссора продолжалась. И тут мурашки побежали у меня по спине, в конце коридора что-то шевельнулось.

Я всматривалась в очертания фигуры, пытаясь что-то сказать, но лишь беспомощно открывала рот.

Фигура пошевелилась – огромная, нескладная фигура. Это была Сула.

– Вам что-нибудь нужно, мисс Бретт?

– Н-нет. Я никак не могу заснуть. И пошла посмотреть, все ли в порядке с Эдвардом.

– С Эдвардом все будет в порядке, – она говорила таким тоном, будто я имела наглость утверждать обратное.

– Спокойной ночи, – пробормотала я.

Она кивнула, вернулась к себе и закрыла дверь. Меня все еще колотило от мысли, что она следила за мной, когда я этого не видела.

Что она там делала? Может она кралась к двери в комнату Моник и Редверса? Может быть, она подслушивала, чтобы в любую минуту прийти на помощь к ее мисси Моник?

Я легла. И удивилась тому, что в такую влажную жару я сильно замерзла. Долго я лежала, трепеща от холода. Казалось, прошла вечность, прежде чем я заснула.

На следующее утро меня разбудила Перо, которая принесла завтрак. Завтрак состоял из мятного чая, тостов с маслом, очень сладкого варенья, непонятно из чего, ломтика дыни и двух сладких бананов.

– Устала? – улыбнулась Перо. – Плохо спала?

– Незнакомое место.

Она улыбнулась, она выглядела такой юной и невинной. Поразительно, как при дневном свете чувствуешь себя совсем по-другому. При свете солнца, пробивающегося сквозь ставни, убогая комната уже не казалась такой таинственной. Пока я завтракала, вошел Эдвард. Усевшись на кровать, он мрачно доложил:

– Я не хочу оставаться здесь, Анна. Я хочу плавать на «Безмятежной леди». Как ты думаешь, капитан возьмет меня с собой?

Я отрицательно покачала головой. Он вздохнул.

– Как жаль, – загрустил он. – Не думаю, что мне здесь понравится. А тебе?

– Поживем – увидим, – ответила я.

– Но капитан завтра уходит в плавание.

– Он вернется.

Это утешило его, как и меня.

Редверс отправился на корабль проследить за работой. Чантел уже сидела с Моник, которая не очень хорошо себя чувствовала. Сула торчала у нее в спальне, глядя на нее, как заметила после Чантел, словно василиск или Медуза.

– Понятия не имею, что она думала о том, что я делаю с ее драгоценной мисси. Я попросила ее уйти, – добавила Чантел. – Но мисси объявила, что желает, чтобы та осталась, а так как у нее начиналась истерика, мне пришлось смириться с присутствием Сулы.

Эдвард оказался не столь утомительной обузой. Раз он не мог быть с капитаном, он пожелал быть со мной.

Я сказала, что мы пойдем исследовать дом и спросила Перо, где мне можно с ним заниматься.

Она с радостью была готова услужить мне и показала пальцем наверх. Она объяснила, что там есть старая комната мисс Моник для занятий. Она решила проводить меня.

Взяв книги, мы поднялись наверх в большую комнату. Окна в ней не были закрыты ставнями, из них был прекрасно виден залив. Там стоял корабль, но я не стала обращать на него внимание Эдварда, чтобы он не расстроился.

В комнате стоял огромный стол, рядом с ним деревянная длинная скамья. Эдвард пришел от нее в восторг и, усевшись на нее верхом, стал погонять воображаемую лошадь с криками «Но!» и «Тпру!». Я тем временем стала разглядывать комнату. Я обнаружила книжный шкаф, в котором нашла учебники и две хрестоматии. Решив, что они могут пригодиться, я раскрыла стеклянные дверцы шкафа.

Пока я изучала книги, вошла Сула. Эдвард с подозрением посмотрел на нее. Я поняла, что она пытается его нянчить, а ему это не нравится.

– Вы уже здесь, – сказала она. – Вы не теряете времени, мисс Бретт.

– Мы еще не начали заниматься. Пока мы разведуем местность.

– Разведуем местность, – пропел Эдвард. – Но!

Сула нежно улыбнулась ему, но он этого не заметил. Когда она села вместе с ним на скамью, он вскочил и начал носиться по комнате.

– Я – «Безмятежная леди», – возвестил он и закричал, имитируя сирену. – Все на месте, и все в порядке, сэр.

Я засмеялась, глядя на него. Она улыбнулась, не мне, ему, но когда она перевела взгляд на меня, то глаза ее сверкнули, и я снова вздрогнула, как ночью, когда встретила ее в коридоре.

Рядом со шкафом стояло кресло-качалка, подобное тому, что я заметила на крыльце. Усевшись на него, она стала качаться взад-вперед. Скрипение кресла действовало мне на нервы – его следовало смазать – а ее присутствие меня смущало. Интересно, она что, собирается преследовать меня? Я решила, что не допущу ее присутствия на уроках, хотя в данный момент я не могла попросить ее удалиться. Так как она молчала, тишина стала невыносимой, и я произнесла:

– Вижу, что у нас будет настоящий класс.

– А вы не ожидали? Думали, что у нас на Коралле и класса быть не может?

– Да у меня и в мыслях не было подобного. Просто создается впечатление, что это помещение использовалось для занятий несколько поколений.

– Откуда? Здесь не было дома, пока его не построил мсье.

– И миссис Стреттон была единственной ученицей?

– Ее звали мисс Баркер.

– Кого?

– Гувернантку.

И она улыбнулась самой себе, что-то тихо бормоча. Нечто нелестное в адрес мисс Баркер.

– Она приехала из Англии? – спросила я.

Она кивнула.

– Здесь была семья, которая сюда приехала. Он приехал посмотреть, сможет ли остаться тут навсегда. У них были мальчик и девочка и их гувернантка. И мсье сказал, что мисси Моник пора учиться. Ну, и гувернантка приходила сюда и учила их в этой комнате. Мисси Моник, маленькую девочку и маленького мальчика.

– Ей весело было с ними.

– Они все время дрались. Девчонка ее ревновала.

– Какая жалость.

– Мальчик любил ее. Естественно.

Сомневаюсь. Представляю себе Моник – избалованный, капризный и неприятный ребенок.

– Значит, гувернантка учила их вместе, – заключила я. – Очень удобно.

– Недолго. Они уехали. Им не понравился остров. Мисс Баркер осталась.

– И что с ней случилось?

Сула улыбнулась.

– Она умерла, – сообщила она.

– Как печально. Она кивнула.

– Ну, не сразу. Она обучала мисси и любила ее. Она не была хорошей гувернанткой, не строгая. Она хотела, чтобы мисси ее любила.

– Снисходительная, – заметила я. Она все качалась взад-вперед.

– И она умерла. Ее похоронили на холме. У нас есть христианское кладбище.

И она осмотрела меня так, словно снимала мерку для гроба. Какая неприятная женщина!

Сегодня на берегу произошло необыкновенное событие. Я отдыхала у себя в комнате из-за жары. Все в доме, да и на острове, казалось, следовало этому обычаю. Во всяком случае, стояла такая жара, что заниматься чем-либо, кроме как лежать за закрытыми ставнями посреди бела дня, было невозможно.

Я слышала крики, но не стала обращать на них внимание, а потом пришла Чантел и все мне рассказала.

– Наш галантный капитан стал героем происшествия, – сообщила она.

– Какого происшествия?

– Пока ты тут дремала, в заливе решался вопрос жизни и смерти.

– Капитан…

– Как всегда на высоте.

– Чантел, перестань шутить.

– Он спас жизнь Дику Каллуму.

– Что… капитан!

– Ты поражена. Разве ты не ждешь от него героических деяний?

– Да что случилось? Он…

– Совершенно невозмутим. Выглядит так, словно спасает людей каждый день.

– Что все-таки произошло?

– Какая ты нетерпеливая! Короче. Дик Каллум решил поплавать. Его предупреждали, что в воде полно акул, но он махнул рукой на все предупреждения. Поплыл, акулы им заинтересовались. Его схватила судорога. Он заорал. Капитан оказался начеку и «как есть, кинулся в воду». Он спас его. Вырвал из пасти акулы-убийцы.

– Правда?

– Конечно, правда. Ты что, думала, что он поступит иначе?

– Где они?

– Дик на борту под опекой доктора Грегори. У него сильное потрясение, и ему придется день – два пролежать в кровати. В данный момент он спит. Грег дал ему таблетку опиума. Она явно требовалась ему.

Я улыбнулась, и она расхохоталась.

– У тебя такое блаженное лицо. И это хорошо, ведь завтра он отплывает.

Она задумчиво смотрела на меня.

– Чантел, – серьезно заговорила я, – нам не следовало приезжать сюда.

– Говори за себя, – поддразнила она меня. – И не обманывай себя. Ты не поменяла бы эту жизнь… ни за какое процветающее антикварное дело.

Этот вечер был не таким, как предыдущий. Дик остался на борту корабля в кровати, Моник у себя в комнате. Вчерашний припадок дал о себе знать, и Чантел давала ей белладонну согласно предписанию доктора, тщательно следя за нормой, потому что белладонну, как и все сильнодействующие наркотики, опасно принимать в большом количестве.

К обеду пришел доктор Грегори, кроме него были Редверс, Чантел, мадам и я. Без Моник обед проходил более культурно. Перо и Жак вежливо прислуживали нам. Казалось, мадам расслабилась и с чувством собственного достоинства исполняла роль гранд-дамы. Было подано превосходное вино из запасов ее мужа и простая еда. Главным блюдом была рыба с соусом из манго. Суп, по моему мнению, был сварен из остатков вчерашнего обеда, на десерт мы ели ананасы и бананы. Потом мы, как и вчера, пили кофе в салоне.

Обсуждали главным образом дневное происшествие. Мадам рассказала несколько страшных историй об акулах: как один человек брел по берегу близ воды, и акула откусила ему руку.

– Здесь купаться очень опасно. Какой вы смелый, капитан, вы так рисковали.

– Акулы были не очень близко. У меня было время вытащить Дика.

– Ему это послужит уроком, – вмешалась я.

– Он прекрасный пловец. С ним ничего бы не случилось, если бы не судорога.

– Какой ужас он пережил, – произнесла Чантел. – Плыл и вдруг оказался без сил.

– Бедный Дик Каллум! – воскликнул Ред. – Никогда не видел его таким потрясенным. Такое впечатление, будто ему стыдно… ведь это может случиться с кем угодно.

Потом мы говорили об острове. Мадам высказала сожаление, что корабля не будет во время праздника. Это главное событие в году для обитателей острова, гостям праздник тоже очень нравится.

Чантел спросила, что происходит во время праздника.

– Пиршество и ритуальные танцы. Вас поразят огненные танцоры, правда, капитан?

– Они очень искусные, – согласился Ред. – Да и как иначе, ведь им приходится исполнять очень опасный танец.

– Думаю, что это и производит эффект, – сказала Чантел. – Опасность.

– Подозреваю, что они мажут себя чем-то огнестойким, – высказал свое мнение доктор. – В ином случае они не смогли бы так жонглировать своими факелами.

– Их мастерство в скорости их движений, – объяснил Ред. Мадам повернулась к нам:

– На острове живет семья, которая из поколения в поколение исполняет танцы с факелами. Они уверяют, что находятся под защитой богини огня. Поэтому все так жаждут увидеть это зрелище. Секрет своего искусства они никому не раскрывают.

– Старик еще танцует? – спросил Ред.

– Нет, теперь танцуют двое его сыновей. Они, в свою очередь, обучают этому искусству своих сыновей. Существует легенда, которую они всем рассказывают. Их предки прибыли из Страны Огня, поэтому у них с огнем прекрасные отношения, он никогда не причинит им зла. Таков рассказ. Но, как вы уже сказали, и я в этом не сомневаюсь, они мажут тело и одежду какой-то мазью, ну и, конечно, превосходная ловкость.

– Они так и живут в доме дальше по побережью? – задал вопрос Ред.

– Они и не думают уезжать, – мадам снова повернулась к нам с Чантел. – Их дом очень трудно найти, если вы не станете его специально искать. Он прячется среди деревьев. Они говорят, что живут там с тех пор, как прибыли из Страны Огня. Они отказываются принимать новые веяния, которые появились на острове. Полагаю, им хотелось бы, чтобы остров оставался таким же, как и сто – двести лет назад.

– А где находится Страна Огня? – поинтересовалась Чантел.

– В их воображении? – предположила я.

– Именно так.

– Какая же она может быть? Что-то вроде солнца? – задумалась Чантел. – Наверное, она находится на небе.

– На все-то вам требуется ответ, – усмехнулся Ред. – Принимайте их такими, какие они есть. Они превосходные артисты. Возможно, лишь благодаря этому мифу они в состоянии исполнять столь воспламеняющий танец. Если это так, пусть так оно и будет. Зрелище поразительное.

– Так что, видите, – снова обратилась к нам с Чантел мадам, – на острове есть на что посмотреть.

В десять часов доктор пошел обратно на корабль, а мы с Чантел вернулись к себе.

Через несколько минут я услышала стук камней о ставни. Открыв их, я выглянула из окна.

Внизу стоял Редверс.

– Нам надо поговорить, – сообщил он. – Вы можете спуститься? Я ответила, что сейчас спущусь.

Задув свечи, я вышла в коридор. На столе стояла масляная лампа, фитиль из экономии был прикручен. Я неуверенно спустилась вниз и вышла на крыльцо. Оттуда я увидела Редверса, стоящего в тени дома.

– Нам надо поговорить, – повторил он. – Другой возможности нам не представится. Пойдемте погуляем.

Он взял меня за руку, и мы молча пошли по траве. Я ощущала, какая у него горячая рука. Ни дуновения ветерка, прекрасная ночь, и, несмотря на жару, было не душно. Ярко сияли звезды. Все небо заполонил Южный Крест, такой же далекий, как и наша Большая Медведица. Мимо летали светлячки, прожужжало какое-то насекомое. Из кустов доносилось бесконечное гудение.

– Бесполезно, Анна, – начал он. – Я хочу быть откровенным с вами. Завтра я уплываю. И сегодня я должен сказать вам все.

– Что именно?

– То, что еще не говорил, то, что вы должны знать. Я люблю вас, Анна.

– Пожалуйста… – слабо запротестовала я.

Но он продолжал:

– Я не могу жить, притворяясь. Вы должны знать, что теперь я стал совсем другим.

– Слишком поздно.

– Так не должно быть.

– Но это так. Вот ее дом. И она сейчас в нем. Она ваша жена.

– Господи, Анна, порой я ненавижу ее.

– Это не приведет ни к чему хорошему. Вы обязаны понимать это.

– Вы сомневаетесь во мне. Вы слышали скандал… сплетни. Даже сейчас, когда я говорю с вами искренно, вы считаете, что это плохо.

– Мне пора идти.

– Останьтесь на минуту. Я должен был сказать вам все, Анна. Когда я вернусь, вы будете здесь и…

– Ничего не изменится, – продолжила я.

Я вспомнила задыхающуюся Моник и слова Чантел «Она не доживет до старости». Невыносимо. Нельзя даже думать об этом.

– Временами она приводит меня в ярость, и я…

Я не желала, чтобы он произносил это вслух. Я закричала:

– Нет… Нет!

– Да, – настаивал он. – Сегодняшний вечер не такой, как всегда. Он похож на тот, другой. Вечер в «Доме Королевы». У меня такое чувство, словно мы одни на целом свете, как было и тогда. Я могу забыть обо всем. Тогда существовали лишь мы одни, так и теперь.

– Но появилась тетя Шарлотта и доказала нам, что все это иллюзии. Какой смысл в иллюзиях? Они всего лишь сны, нам приходится просыпаться и смотреть в лицо реальности.

– Когда-нибудь, Анна…

– Я не хочу, чтобы вы произносили это вслух. Мне не следовало приезжать сюда. Надо было остаться в Англии. Это было бы самым лучшим.

– Я уехал, но не смог забыть вас. Я все время вас вспоминал. Господи, ну почему именно со мной произошло такое?

– Когда-то вы любили ее.

– Никогда.

– Вы женились на ней.

– Я объясню вам, почему.

– Не надо. Ни к чему хорошему это не приведет.

– Но вы должны знать. Вы должны понять.

– Я понимаю, что вы больше не любите ее.

– Иногда мне кажется, что она сошла с ума. Иногда я думаю, что она была сумасшедшей всегда.

– Она любит вас по-своему. Он потер себе бровь.

– Я ненавижу ее, – объявил он. – Я ненавижу ее за то, что она есть, и за то, что она стоит между нами.

– Молчите, прошу вас.

– Лишь сегодня, Анна. Сегодня я обязан сказать вам правду. Я хочу, чтобы вы знали, как это произошло. Мы встретились, вы и я. Вы были тогда ребенком, и меня потянуло к вам, но тогда я этого не понимал. Я понял это позже, когда пришел в «Дом Королевы». И тогда я сказал себе: «Я должен уехать. Я не должен больше видеть ее, потому что то чувство, которое возникло между нами, раньше мне не было известно, и я не в состоянии противиться ему». Я не герой, родная моя. Я хочу вас, хочу больше всего на свете… хочу плавать с вами, каждую минуту находиться рядом и днем, и ночью, никогда не разлучаться. Мы должны быть частью друг друга. Вот что я знаю. Я знал это и в «Доме Королевы», но теперь я в этом уверен в тысячу раз больше. Анна, для меня существуете только вы, а я для вас. А вам известно это?

– Мне известно, что со мной происходит то же самое, – ответила я.

– Анна, дорогая, вы такая честная, такая правдолюбивая, не похожая ни на кого, кого я знал раньше. Когда я вернусь, я отвезу вас обратно. Это не конец. Мы будем вместе, мы должны быть вместе…

– А Моник?

– Она останется здесь. Она принадлежит этому злому острову.

– Вы считаете его злым?

– Таким я его вижу. Все несчастья произошли со мной здесь. Та ночь и огненный танец… словно кошмар. Мне часто снится тот праздник. Жаркая ночь, яркие звезды, луна. Праздник всегда проводится в ночь полной луны. Барабаны весь день созывают людей со всего острова. Поймете, когда сами увидите. Все это возбуждает. Я был взбудоражен. Тогда я не сознавал зло, пока не начались несчастья. Здесь я женился. Здесь я потерял корабль. Здесь я перенес самые страшные удары судьбы. Да, мне не следует об этом говорить, но сегодня такая ночь. Это ночь, когда мы говорим друг другу правду, отбрасываем принятые условности, чтобы сказать то, что действительно имеет значение: правду. Вы должны понять, мне будет тяжело, если вы не захотите выслушать меня. Я не оправдываю себя. Все случилось по моей вине. Только представьте. Эти барабаны, необычность обстановки, ощущение, что жизнь доходит до величайшего крещендо. Мы сидели огромным кругом и пили местный напиток. Он называется «гали» и подается в скорлупе кокосовых орехов. Он очень крепкий. Местные зовут его огненной водой. Его варят огненные люди. Они составляют суть праздника. Они не хотят, чтобы европейский образ жизни завоевал себе место на острове. Я думаю, что именно это является истинной причиной пиршества и танцев. Все-таки я пытаюсь оправдать себя. Возбуждение, опьянение… и Моник, одна из них и все же не из них. Она пришла танцевать. Тогда она была здоровой. В результате… я пошел провожать ее в «Каррмант».

– Вы не обязаны мне рассказывать все, – взмолилась я.

– Но я хочу, чтобы вы поняли. Я попал в ловушку. На следующий день мы отплыли и вернулись через два месяца…

– Понимаю. Вы обязаны были жениться. И старая нянька сделала все, чтобы это произошло.

– Мадам де Лодэ, старая нянька, сама Моник… они были полны решимости. А я все еще находился под обаянием острова. Я был большим глупцом. О, Боже, Анна, каким я был глупцом. Я до сих пор глупец, потому что своим рассказом преподношу себя в невыгодном свете. Человек чести не должен предавать огласке подобное… Анна, не разлюбите меня! Лишь в те моменты, когда я думаю о вашей любви, я ощущаю немного счастья. Иногда, когда она приходит в ярость…

– Молчите! – в ужасе закричала я. – Даже не думайте об этом. Я была сильно напугана. Он назвал остров злым. Я чувствовала, что над нами нависает зло. Я думала, что никогда не забуду этот сад с густыми зарослями, жарким душным воздухом, смутным гудением насекомых, как и не забуду другой сад на другой стороне света, влажный, мглистый, с едва различимым ароматом хризантем и маргариток в Михайлов день и запахом мокрой земли.