Текст книги "Тигр в дыму (сборник)"

Автор книги: Виктория Холт

Соавторы: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)

Тидди Долл сидел не шелохнувшись, задрав подбородок, темные очки скрывали выражение его глаз.

– Ну и кому же майор Элджинбродд отдал то письмо? – спросил он наконец. – Жене, что ли?

– Нет. Она бы его тут же вскрыла. Как всякая женщина. На этот счет я и не беспокоюсь. Я был уверен, что он оставил его у своего адвоката.

Атмосфера сразу же сделалась напряженной. Долл облизнул губы.

– И ты пошел туда вечерком посмотреть?

– Да, – он заговорил вкрадчиво, растягивая слова. – Я туда уже давно собирался. Как только встретился с моим человеком и переоделся, так туда и отправился.

Хэйвок замолчал, и тут Тидди Долл сделал неожиданный ход. Осторожно вытянув ногу, он незаметно, но достаточно ощутимо лягнул койку, на которой лежал Джеффри, с тем, чтобы уж наверняка привлечь внимание пленника ко всему, что будет сказано.

– И ты пошел туда на мокруху, Бригадир? – ненавязчиво подсказал Альбинос.

– Да. Потому что свидетелей мне не надо, я так себе назначил.

За столом переговоров воцарилась тишина, и прошло изрядное время, прежде чем Долл смущенно заговорил. Столь долго тешившая его мечта уже начинала осуществляться, но одновременно поворачивалась непривычной, неуютной стороной, и решимость Альбиноса слабела.

– А почему ты так уверен, что оно на месте, после стольких-то лет, а, Бригадир? – спросил он.

– Потому что оно ждет меня! – убежденность в его голосе произвела на слушателей сильное впечатление. – Потому что найти его суждено мне. Я это почувствовал сразу, как только о нем услышал тогда ночью на утесе, – он тихонько рассмеялся. – Вам не понять, но я вам говорю. Элджинбродд должен был довериться именно мне, и видно, чертова луна вышла, чтобы помочь ему это сделать. Мы должны были отправиться в ту вылазку вместе, а в том, что это так, вы убедитесь сами. Все происходило довольно странным образом. Нужен был именно я. В армии полмиллиона сержантов, было из кого выбирать, но они искали для этой работы именно меня, и знаете как?

Он буквально притянул их к себе, вливая субстанцию собственной убежденности в их неподатливые уши.

– Вы же не слышали про систему Холлерита, ведь нет же? А есть в армии такая штука, американцы придумали. Объяснять не берусь, в общем, это такая машина размером с целую комнату, вроде огромного кассового аппарата. Решили, скажем, что им нужен какой парень – атлетического склада, с боевой подготовкой, бывалый, крутой, способный вскарабкаться по отвесной стенке и если надо втащить за собой другого, не способного, двадцати шести лет, без особых примет, не имеющий, насколько известно, ни семьи, ни женщины, общительный, – и так далее, все что им угодно, вплоть до цвета глаз. Потом нажимают нужные кнопки, и выскакивает карточка с личным номером такого парня. Будь таких парней двое или трое, столько же выскочило бы и карточек. Ну не волшебство, а, капрал?

Тиддингтонцу это напомнило кое-что другое. Он облизнул пересохшие губы.

– Дальше, Бригадир.

– Меня нашла эта машина, – произнес Хэйвок серьезным тоном. – Единственная карточка, которая подошла, была моя, а знаете, где я в это время был? Я сидел на губе и ждал трибунала. Я-то думал, что все, крышка, влип так влип. Как вдруг меня оттуда вытаскивают, все прощают, восстанавливают в звании, разрешают добровольцем вызваться на задание, натаскивают и ставят в пару с Элджинброддом. Им нужен был я. А я был такой один. Времечко было жаркое, а у них с исполнителем заминка. И вот появляюсь я.

Он выпрямился на своем ящике, откинувшись чуть назад, так что койка Джеффри качнулась от толчка.

– Скажете, ну и что такого, – продолжал он. – Ну, достижение науки. Да, но это еще не все. Когда нас натаскивали вместе с Элджинброддом, я стал о нем расспрашивать, и как вы думаете, что я узнаю? Я узнаю, что знаком с его знакомыми, и что именно он всегда маячил у меня перед глазами. Он был единственным офицером, за которым я мог все время наблюдать. Я знал кое-кого из его ближайшего окружения, вы понимаете! И эти люди и мне были ближе любых других. Вот почему, чуть он со мной заговорил на том утесе, я уже знал, что все, что бы он ни сказал, страшно важно для меня и войдет в мою жизнь.

Он умолк в ожидании их реакции, и заметив, что они лишь смущенно заерзали, рассмеялся:

– Ну я же сказал – вам этого никогда не понять! А вот сидишь час за часом в камере, как монах в келье, и постепенно начинаешь понимать. Для вас это простое совпадение, но случайных совпадений не бывает. А бывают шансы. Если стоять на земле обеими ногами, тогда шанс – твой.

– По мне так чтой-то уже пошло религиозное, – захихикал Билл, которого с головой захлестнуло эмоциональной волной, от которой срывался певучий голос рассказчика.

Хэйвок бросил на него сумрачный взгляд:

– Религия – чушь! Такие вещи ей не по зубам. А это зовите Наукой Удачи – так ее называю я. В ней всего два правила: смотреть в оба и не давать слабины! Я им следую, тем и силен!

– Это точно, Бригадир, с чем другим, а с силой у тебя порядок! – торопливо заговорил Долл. Вообще-то он и раньше замечал, что у людей случаются странности, особенно если кто большой срок отмотал, но на всякий случай насторожился. – И ты мог сидя там, следить за женой Элджинбродда?

– Конечно. Я за всеми за вами следил. На казенных-то харчах услышишь куда больше, чем на воле, если, конечно, заняться делом вплотную. Всю нужную информацию мне доставляли туда, а все мои распоряжения передавались оттуда. Я узнал, что она опять собирается замуж, еще за два месяца до того, как объявили о помолвке.

– Собирается замуж?

Это была новость для всех них, а Роли даже отшатнулся и гримаса ужаса исказила его угловатые черты.

– Ты что ли хочешь сказать, она уже того? Неужто новый тип получил пакет?

– Нет. Про пакет он еще не знает, но узнает, так что надо поторапливаться. Я бы мог дать винта сразу же, как узнал про этого нового. Но доктор, с которым я работал, хоть уже и клюнул, но малость не дозрел, и тогда я уговорился со Шмоткой, и он стал выделывать разные коленца, которые мы вместе придумывали на тот случай, если все произойдет, пока я буду припухать на курорте. Роскошная была идея, и сработала как – мечта! Мой человек уж решил, что они расторгнут помолвку, но тут незадача со Шмоткой. Видно, где-то дал слабину, иначе бы ничего не случилось. А он и был слабак. Последний раз он нас обоих спалил – не сумел сделать своего собутыльника. Пришлось следующего дожидаться, а к тому времени фарт наш весь вышел. Уж не знаю, как он сплоховал на этот раз. Не иначе, новый жених его самого сцапал!

Вот оно! Джеффри ожидал каждого следующего слова с ужасом, который кинжальной болью пронзал его, не давая перевести дух, кто-то из них троих должен, наконец, сообразить, что к чему.

Но Долл заговорил, и стало ясно, – его мысли все еще заняты пакетом, этим сезамом, отмыкающим пещеру с сокровищами.

– И у адвокатов его не было? – произнес он задумчиво.

– Нет. Тут я уверен.

Хэйвок говорил, словно всматриваясь в самого себя, словно ища хоть какое-нибудь упущение, могущее объяснить его неудачу. Блестящие, как у крысы, глаза зрителей следили за ним из-под противоположной стены. Музыканты сидели уже наготове, в уличных нарядах, крепко сжимая свои злосчастные инструменты в ожидании завтрака и нового дня.

– Но я его раздобуду! – продолжил Хэйвок. – Я пощупал ночью еще одно местечко. Адресок я получил, как только оказался на воле. Мой человек раздобыл. И я двинул в новый дом этого приятеля – он дом строит, чтобы забрать девчонку туда после свадьбы. И там тоже – ничего путного. Они туда еще толком не перебрались. Бумаг на месте вообще никаких не было, – он неожиданно рассмеялся. – Я там чуть не влип. Я видел, что снаружи фараон торчит, но решил рискнуть и вошел. Думал, у меня времени вагон – в таком тумане-то! Да легавые, видно, ждали только его сигнала и вломились в дом всем скопом – пришлось из окошка прыгать! А в доме был кто-то еще. Женщина. Я пудру прочуял.

Волосы у Джеффри зашевелились, а губы беспомощно двигались под кляпом.

– Видеть меня она не могла, – продолжал тем временем Хэйвок. – Она стояла на лестнице, когда я был в одной из комнат. Но на нее я не стал время тратить. Не потому что я дал слабину. Просто, когда я ее заметил, полиция подъехала, и надо было рвать когти.

– Кому и быть, как не ей самой, – взволнованно прошептал Роли, словно это он сам таился в оцепленном полицией доме. – Прислуги-то теперь нету, Бригадир. С этим уже все, пока ты сидел-то!

– Что? – воскликнул тот с таким чувством, что все вздрогнули.

– Да она, она это, – повторил Роли. – Скорее всего. А пришей ты ее, у нас бы теперь времени было сколько влезет, – добавил он вяло.

– Я не знал, – Хэйвок заговорил теперь громче. – Говорю вам, не знал я. Запах пудры, мне, правда, понравился – но я не знал, что это она.

– Да не было бы в этом толку, Бригадир, и ты это знаешь, – Тидди Долл встрял в разговор инстинктивно. Он один понял суть суеверия Хэйвока, и попробовал вернуть того на твердую почву. – Я и толкую, откуда бы вообще взяться тому фараону у дома нового приятеля? Нешто твой человек, о котором ты все повторяешь, и полиции тоже докладывает или легавые разнюхали, что ты тогда у адвокатов шуровал насчет Элджинбродда? А коли так, тебя, что ли, обложили со всех сторон?

Лобовой вопрос вызвал такой ответ, от которого все остолбенели:

– Да будет тебе известно, капрал, что ты уже не первый сегодня ночью задаешь мне этот вопрос!

Тидди Долл кивнул, и свет блеснул на черных стеклах очков, подчеркивая их непроницаемость.

– Вот оттого-то твои фартовые дружки тебе не больно-то помогут, Бригадир, – произнес он серьезным тоном. – Потому-то ты и подался к нам, к мелкой-то сошке. Ты там, у адвокатов-то, совсем вызверился. Ты даже перчаток не надел!

– Я всегда ношу перчатки!

– А вот и нет, сам знаешь, – Тидди замотал своей здоровенной головой. – Ты на войне потерял эту привычку. Такая простая привычка, что сама у тебя из головы вылетела. Ночью у адвокатов ты троих прирезал за одно только, что они тебя видели и могли бы опознать, а сам наследил по всей лавочке. Это уж не слабина, это ты разошелся как зверь какой!

Он замолчал, и наступила тишина. Леденящий ужас Хэйвока, осознавшего наконец, что к чему, казался столь явственным, что передался остальным. Тидди Долл не ведал жалости.

– Все уже было в газете. Ты же ее не читал, Бригадир, а мы читали! – тон его был самоуверенным и насмешливым. Тидди норовил посильнее раздразнить собеседника, подкалывая его, сбивая с толку, как матадор разъяряет быка.

И все это понимали, но один лишь беззащитный пленник за его спиной понимал цель этого.

– Ну так как же насчет твоих правил, Бригадир? – Долл тяжело дышал, его непроницаемые стекла уставились на смуглое страдальческое лицо. – Никаких свидетелей, говоришь? Хорошо же ты начал, валяй продолжай в том же духе!

– Тидди! – не вынес напряжения Роли. – Ты сдурел совсем! Заткнись, ты слышал!

– Он абсолютно прав! – потерявший певучесть голос срывался на фальцет. – Он прав. Я должен был работать в перчатках, и должен был разобраться с той женщиной в новом доме Ливетта, кто бы она ни была. Я…

– Кого-кого? – Тидди Долл мигом позабыл все прочие соображения, имя оглушило его, как пощечина. – Кого дом, как ты сказал?

– Джеффри Ливетта.

Подозрение вспыхнуло в мозгу Хэйвока, и он резко обернулся, готовый увидеть некое особое, глубокое и ужасное значение во всяком совпадении.

– Ливетт, – повторил он. – Это и есть новый жених. Конверт предназначен ему. А что такое? Говори, капрал! Что? Ты что, слышал это имя раньше?

Глава 12

Официальная акция

А тем временем наверху первые рыбные торговцы, мокрые, как и их товар, валом валили из проулка на рыночную площадь. И вот уже образовался длинный обшарпанный ряд, который время от времени размыкался, чтобы дать дорогу добродушно извиняющимся грузчикам, подтягивающим мешки в зеленную лавку, и смыкался снова.

К утру туман сделался еще гуще. За двадцать четыре часа городские свалки наделили его плотью и запахом, и теперь он был леденяще-мерзостным.

Именно в недрах зеленной лавки и зародилась та «пара слов», которой суждено было вырасти в полнозвучный рыночный гвалт. Зеленщица, полная женщина, закутанная едва ли в дюжину вязаных кофт, каждая из который хоть краешком давала знать о своем существовании, тем не менее мерзла в них и потому раздражалась. Душу она отводила, отвечая двоим мужчинам, обратившимся к ней официально и вежливо.

– Но ведь у нас уже все что можно померили, – протестовала она. – У нас уже были на той неделе. А мне дела нет, будь вы хоть из самого из правительства, хоть от лорд-мэра, для налогов нас уже обмеряли вот и весь сказ. А если налоги еще больше будут, то мне платить нечем. Такое устраиваете, что можно подумать победил Гитлер!

Раскаты ее могучего голоса явственно слышались с улицы сквозь незастекленное окно, и невысокий мужчина в рыбном ряду аккуратно сплюнул на мостовую:

– Скажи лучше – русские, – кратко заметил он.

– Прямо он русский, этот Джек Хэйвок, – не разобрав, отозвался торговец рыбой, шваркнув камбалу на развернутый газетный лист, протянутый ему старушкой. – Нашенский он, отечественного производства, вроде как наша рыбка. Ну, бегите, матушка, почитаете потом у камелька. Погрейтесь там за мое здоровье!

Лавочница продолжала ворчать:

– Я скоро больная буду ото всяких этих властей. Уж и на той неделе весь дом обшарили.

Визитер повыше, приятной наружности господин, сменивший роговые очки на специальные окуляры санитарной службы, глядел на нее обеспокоенно. Мистер Кэмпион попал в весьма щекотливое положение. Он был вынужден заниматься расследованием, не прибегая к помощи полиции, не будучи вполне уверен, что Ливетт не замешан в каком-либо неблаговидном деле. Поэтому адрес оркестра пришлось добывать из неких далеко не официальных источников, и наконец теперь, когда адрес Уже был найден, оказалось что он не совсем точен. Кэмпион понял, что войти в подвал можно только через подсобное помещение лавки. Он сожалел, что представился налоговым инспектором, но куда больше его тревожило предчувствие, что медлить нельзя ни минуты.

Он посмотрел на своего сопровождающего, и мистер Лагг, приобретший благодаря макинтошу и котелку весьма солидный вид, понял, что пора идти на выручку. Он пододвинул даме кипу старых налоговых деклараций.

– Да не стесняйтесь вы, с такой-то славной наружностью, – начал он с несколько неуклюжего комплимента. – Вы ведь помочь нам хотите, голубушка, правильно?

– Да уж прямо! – усомнилась она. – А наружность вы мою в покое оставьте, она при мне всю жизнь, я про нее и слушать ничего не желаю. Уходите-ка отсюда! Идите у соседей меряйте!

Мистер Кэмпион кашлянул:

– Я только насчет подвала, мэм, – сообщил он доверительно. – Наши ребята маху дали – не включили размера подвала, вот нам и пришлось вас снова беспокоить.

– А-а, хотите чтобы я налоги платила за здорово живешь! Вдвоем явились подвал мерить! Нет уж! Ключа я вам не дам. Не могу вас туда пустить. Мои жильцы оставляют мне ключ, когда уходят на работу. Вон он на гвоздике висит. Только дотроньтесь – я мигом полицию позову! – она растерянно замолчала, и все трое, застыв, уставились на громадный и пустой гвоздь, торчащий из зеленой дощатой стены. – Пропал! – возопила она. – Кто взял? – и повернулась к Лаггу, свирепея от внезапного подозрения.

– Да обыщите меня, миссис, – толстяк даже оскорбился..

– Недосуг мне, а то бы обыскала его как миленького, – ее блестящие глазки, такие же маленькие и темные, как у него самого, окидывали его объемы с нескрываемым злорадством. – Ишь, чего это из вас так выпирает? Собор святого Павла?

– Хо! От кого это я такое слышу, а? – задетый за живое, Лагг позабыл всякую осторожность. – Не иначе от Марго Фонтейн из балета Ковент-Гарден!

Получалось глупо. Разгоралась настоящая, чисто лондонская склока, бестолковая, с переходом на личности. Обтянутый шерстяной кофтой бюст колыхался, лицо лавочницы приобрело оттенок спелой сливы, и перепачканная землей рука уже взлетела для удара. Но тут же опустилась, и дама, пересиливая себя, как если бы ей пришло в голову кое-что похлеще, перегнулась через горку пламенеющих апельсинов и завопила что было мочи: «Полиция!»

К ее величайшему замешательству, констебль ее услышал. Он немедленно возник у самой лавки, его гладкая синяя спина замаячила уже в ярде от дверей. Более того, он с явным облегчением заторопился на подмогу, потому что, пока перебранка в лавке только разгоралась, другая уже вовсю полыхала в рыбном ряду. Началась она с маловразумительного спора о вероятности восточно-европейского происхождения Джека Хэйвока, но самое пламя вспыхнуло, когда некая женщина с курчавыми волосами, чистым выговором и без тени юмора в глазах выступила против употребления слова «русский» как уничижительного. Речь ее была складной и внятной, но не слишком уместной, в связи с чем рыбный торговец, оскорбившись эпитетом «мелкобуржуазное убожество», из коего вполне понял только интонацию и первые буквы, яростно развернулся в ее сторону и обозвал ее «кровавой пацифисткой большевиков».

Тут же, как по сигналу, все вокруг принялись категорично излагать собственные взгляды на наболевшие проблемы, и полицейскому пришлось покинуть свой закут.

Этот офицер был немолод, его рыжеватые волосы успели уже несколько поредеть, к тому же он здорово устал за долгую холодную ночь. Так что одного его присутствия оказалось явно недостаточно, чтобы утишить гвалт, а его предупреждению «Эй, эй, ну кто там» грозила серьезная опасность остаться без внимания.

Вот почему он почувствовал облегчение, когда крик, донесшийся сзади, из закрытого помещения, упростил его обязанности, сделав их относительно более мирными. Он немедленно развернулся и вошел в лавку.

– Так-так, а у вас тут чего?

Властный голос, долетевший до рынка, и слова, обещающие интересное развитие событий, достигли наконец искомого эффекта. Расшумевшаяся толпа вокруг рыбной тележки повела себя в точности как хнычущий ребенок, вдруг получивший конфету. Шум прекратился немедленно, и все внимание переключилось на зеленную лавку.

Внезапно оказавшаяся на авансцене лавочница растерялась. Ее гнев улетучился, уступив место рассудительности, чтобы не сказать обеспокоенности, – как бы теперь оправдаться. Когда она наконец замолчала, констебль перевел взгляд с представителей власти на гвоздь.

– А что это вы решили, что ключ вообще пропал? – поинтересовался он миролюбиво. – Они разве уже ушли? Я что-то не видел, чтобы они проходили.

– Уже десятый час! О Боже мой, офицер, это все печка! Я их все время предупреждала. Я сама как-то в газете видела. Целая семья погибла, угорела за ночь от такой вот железной печки!

Она оказалась прирожденной актрисой – яркий и выразительный образ был создан при минимуме слов. Зрители оказались захвачены, игра им нравилась. Оркестрантов все знали, по крайней мере, в лицо, и предположение, будто вся честная компания отравилась угарным газом в склепе у них под ногами, повергла бы в ужас даже наиболее пресыщенную публику. На констебля оно произвело несомненное впечатление.

– Не говорите так, мамаша, не надо, – запротестовал он. – Скорее всего дрыхнут они, и все. В такое утро оно и не грех!

Мистер Кэмпион ухватился за представившийся шанс:

– И тем не менее, – произнес он твердо, – я надеюсь, вы подтвердите это, офицер, что произвести осмотр необходимо, – и добавил конфиденциальным шепотом, как один слуга государства другому. – Мне бы только быстренько пройтись с рулеткой, и все.

Констебль колебался. Квартал был не из тех, где с подобными визитерами долго церемонятся, а ему тут еще служить и служить. С другой стороны, его ухо уже уловило свистящий шепот из тумана за спиной:

– Двадцать человек, и все лежат рядком, как овечки – будто после воздушного налета. Звоните девять-девять-девять!

– Я не могу вам этого позволить, поймите меня, – пробормотал полисмен в ответ Кэмпиону, – но если вы пойдете со мной, тогда, думаю, ничего.

Он повернулся на каблуках, и двое пошли за ним, а толпа сначала расступилась, пропуская их, а затем сомкнулась и хлынула следом.

В это время в подвале Тидди Долл только-только отодвинул ящик, на котором сидел, и встал, щелкнув каблуками. Хэйвок потянулся к нему всем своим существом, его странные непрозрачные глаза потемнели от волнения. Ему не терпелось узнать об этом новом совпадении, которое бы придало еще большую силу его жутковатой философии.

– Что? Ты что, слышал это имя раньше?

Долл безмолвствовал, но голова его работала вовсю. Потрясающий успех его замысла превосходит ожидания. Ненужный свидетель за его спиной уже считай что мертв. Но осталось преодолеть одно маленькое затруднение. Если Бригадир решит потолковать с Джеффри Ливеттом, прежде чем его укокошить, а в данных обстоятельствах это весьма даже вероятно, опасная тема Шмотки обязательно всплывет. Он тревожно глянул на двоих других участников переговоров, и с облегчением заметил, что это имя не вызвало у них отклика – оно не произвело на них никакого впечатления, хоть они его прежде и слышали.

Долл все еще стоял, прикидывая, как бы соврать поубедительнее, когда наружная дверь легко подалась под рукой констебля и проход загудел под напором хлынувшей в него толпы. В тот же миг внутренняя дверь распахнулась от сквозняка, и все кто был в подвале, за исключением одного, повскакивали на ноги и уставились наверх.

Полисмен в форме, двое государственных служащих в официального вида плащах и кучка галдящей и пихающей друг друга публики закачалась в дверях над лестницей.

В это первое цепенящее мгновение Тидди Долл ощутил на своих плечах хватку рук, о силе которых не подозревал. Его, словно ставшего вдруг невесомым, буквально передвинули с места на место, установив точно между Хэйвоком и вошедшими. Его употребили вместо Ширмы, и в дальнейшем, можно предположить, отнесутся к нему столь же равнодушно, словно ничем другим он и не является. Это открытие укрепило его дух как ничто Другое, и он постарался держаться достойно сложившейся ситуации.

– Хэлло? – зазвенел его голос, ясный и вызывающий. – Чего вам? Мы все дома!

Все шло удачно, и он бы выкрутился, вот уже и констебль повернулся было к выходу, бормоча что-то извиняющимся тоном, но не все музыканты оказались из того же металла, что и их предводитель. Едва миновало первоначальное остолбенение, как цепочка сидящих под дальней стеной заволновалась и дрогнула. Карлик испустил очередной истерический вопль, и вся незадачливая рота рассыпалась по комнате, как рухнувшая баррикада.

Констебль, пораженный несоразмерностью этого смятения, вернулся. Хэйвок утрачивал власть на глазах. Он уже посматривал на решетку в потолке. Но подпрыгнуть так высоко было и тигру не под силу, а возникшая сзади паника уже докатилась до Долла, словно волна ледяного воздуха из открытой двери. Альбинос рявкнул на своих подопечных, в очередной раз утверждая собственный авторитет. Голос его гремел, как у старшины, от него, казалось, исходила необычайная сила.

– Стрройсь! Рраввняйсь! Да какого там! Продрыхли, так чего теперь паниковать! Музыку свою не забудьте! Жратва вас уже дожидает! Долго мне тут вас ждать – а ну, гляди веселей!

Карлик затрусил за ним с леденящими кровь криками, Долл, схватив маленького человечка за воротник, поднял его и метнул себе за спину.

Длинные руки поймали беднягу, и тот с торжествующим кличем уселся на так понравившееся ему место – на плечи Хэйвока. Высоко над головами своих мучителей. При всем желании Долл бы не смог выдумать ничего лучшего для маскировки своего гостя, потому что совершенно естественным образом все взгляды устремились на всадника, а не на коня.

Тем временен цимбалист уже подымался по лестнице, и Долл шагнул вперед, глянув на незванных гостей сквозь темные стекла очков.

– А мы только собрались сходить позавтракать! – заявил он. – Будут возражения?

Констебль, задержавшийся только потому, что наседавшая сзади толпа делала невозможным отступление, махнул рукой, даже не пытаясь ничего объяснить, и потеснился. Его увенчанная шлемом фигура подалась назад, и голос гулко раскатился, словно в бочке:

– Посторонитесь, пожалуйста! Ведь тут закрытое помещение! Посторонись! Проходите, проходите, не задерживайтесь!

Не отступили только двое в плащах, и тот из них, что похудее, даже шагнул на одну ступеньку вниз. Доллу он совсем не понравился, а молчание показалось подозрительным.

– Мы подымемся, если вы не возражаете! – выкрикнул Альбинос предостерегающе: он надеялся поскорее отделаться от неприятных посетителей и сохранить за собой власть в подземелье, но его снова подвели свои же. Не успел он договорить, как те всем скопом навалились на него и вытолкнули вверх по лестнице. – Чего вам угодно? – снова рявкнул он на Кэмпиона, да так, что джентльмен невольно взглянул в его сторону. И в этот самый миг карлик, чья голова возвышалась надо всеми, а маленькие пальчики цеплялись за нижнюю часть лица того, кто его нес, мелькнул среди толпы и шмыгнул в образовавшийся в ней проход, последним уходил Долл, поспешая за всеми остальными. И это была катастрофа: Бригадир к этому времени был уже страшно далеко, – лишь силуэт карлика маячил в мутном прямоугольнике света в дверном проеме. Так что слушать незванных гостей Тидди было некогда. По первым же их словам он понял, что это не полисмены в штатском, и утратил к ним всякий интерес, а если он потеряет Бригадира сейчас, то потеряет его навсегда, а с ним вместе – и все остальное. И он яростно рванулся из-за спины Лагга.

– Не могу вам помочь, – бросил он толстяку через плечо. – Ничем не могу вам помочь, – и выскочил в туман, следом за своим оркестром.

Мистер Лагг едва устоял на ногах, а когда повернулся к спутнику, его маленькие черные глазки расширились до пределов, отпущенных природой.

– Черт знает что! – воскликнул он, – И вы про все про это знали?

– Не вполне, – Кэмпион уже спускался вниз по лестнице. – Но меня это как-то и не беспокоит, а вас?

Лагг нагнал его уже внизу. Так они и стояли, оглядывая брошенную в беспорядке комнату, в которой, впрочем, все еще была заметна обыкновенно царящая тут опрятность и поразительная, отдающая карболкой чистота. Печка догорала, сквозь незакрытую дверцу виднелось желтоватое пламя.

Лагг сдвинул котелок на затылок.

– Мистера Ливетта среди них не было, старина, – произнес он, неизвестно почему понизив голос. – Я как следует каждого рассмотрел, пока они проходили. Ну не цирк, а? Бродячий зверинец с музыкой, ей-Богу!

– Вы заметили того, кто нес карлика?

– Типа в берете? Нет, толком не разглядел, но это не он. Высоковат для него. А что это вам в голову пришло?

– Да упустил я его. Альбинос только того и хотел. Знать бы зачем? – Кэмпион шел вдоль ряда коек, расправляя все подозрительные бугры на одеялах. Действия его отличала та особая тщательность, какая появляется, когда не столько ищут, сколько боятся неожиданной находки, и все же несмотря на его усердие он мог бы и не обратить внимание на койку в дальнем углу. Блеклые в сумраке упаковочные ящики вокруг «стола переговоров» были разбросаны как попало, и оттого куль, завернутый в темное одеяло, поверх которого сообразительный Роли успел водрузить коробку, казался совершенно незаметен.

Окинув глазом альков и заглянув под лестницу, Кэмпион выпрямился.

– Джефф! – позвал он по какому-то непонятному импульсу. – Джефф, где вы?

Его голос, столь же характерный, как роговые очки и бледное лицо, разнесся по всему пространству темного подвала, еще хранившему тепло оставившей его компании.

Двое стояли, вслушиваясь, и сквозь открытую дверь наверху до них доносился грохот машин и топот ног. А потом оба услышали. То был негромкий задыхающийся хрип, донесшийся из угла. А затем кто-то, лежащий там на койке, медленно выгнулся с последним, рвущим сведенные мускулы усилием, и пустая коробка чуть приподнялась, качнулась и опрокинулась на кирпичный пол.

Глава 13

Хранитель

Едва только мистер Кэмпион позвонил Мэг с Крамб-стрит из полицейского участка, куда доставили Джеффри для дачи показаний, она туда сразу же примчалась. И около четырех часов дня, сумрачного, так как к туману добавился моросящий дождь, и даже лондонцы начинали недоумевать, с чего бы в самом деле их пращурам вздумалось строить город на болоте, она позвонила домой. Трубку снял Сэм Драммок.

К этому времени старый журналист уже успел все организовать. Не без легкой склонности к театральным эффектам, столь свойственной людям его славной профессии, он переоборудовал свою гостиную в этакое генеральное бюро информации и замкнул на него все дела семьи – отключил все телефоны в доме, кроме своего, и уселся возле него, готовый к приему срочных новостей.

Одновременно он работал над своим очередным шедевром – статьей в спортивный еженедельник, куда он, сам не зная почему запаздывал с материалом, и его портативная пишущая машинка, уже однажды приобщившаяся к истории – она побывала на подписании Версальского мира – делила вместе с телефонным аппаратом и пивной кружкой высокую честь пребывания на кухонном столе, весьма неохотно одолженном миссис Сэм. Он вкалывал как вол, ведя одновременно переговоры с полицией, прессой и частными лицами с одинаковой лаконичной корректностью, ничего не упуская, ничего не разглашая и упиваясь этой своей ролью как никогда.

Эмили Тэлизмен была у него за курьера, гарсона и публику. Без нее представление стало бы куда скучнее. Но пока она, с длинными волосами, перехваченными лентой, молча восседала на винтовом табурете от пианино, обвив босыми ногами подставку своего пьедестала и глядела на него неотрывно и благоговейно, его утомительное занятие нимало не утрачивало своего блеска.

Мэг говорила уже давно, с противоположного конца комнаты Эмили был слышен ее голос, доносившийся из трубки пискливо и ненатурально, как могли бы говорить игрушки, но разобрать слов девочке не удавалось. Эмили это мало огорчало. Она наблюдала за Сэмом. Тот говорил очень мало. Великолепный, с расстегнутым воротником рубашки, обнаженными могучими бицепсами и сверкающей под лампой лысиной, он лежал всей грудью на столе, рядом со своим блокнотом. Эмили знала, что новости потрясающие, потому что его аккуратная ступня в красном шлепанце так и ходила ходуном, но больше его волнение никак не проявлялось.

– Ага, – произносил он время от времени, торопливо черкая что-то карандашом толщиной в большой палец, – ага, есть такое дело. Поехали! Хорошо? Ясно, продолжай!

То были танталовы муки, но девочка ни разу не шевельнулась, она затаила дыхание. Взгляд ее распахнутых глаз был прикован к его лицу.