Текст книги "( Не) мой профессор (СИ)"
Автор книги: Виктория Анкай
Соавторы: Ана Сакру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
– Давай сейчас, а? – запыхтел Реутов, щупая мою грудь через безразмерную толстовку.
– Бля, давай, – Жаров кинул быстрый взгляд в сторону подпертой двери.
– М-м-м!!!! – я замычала с утроенной силой, тело крупно затрясло истерикой.
Просто не верилось, что всё это реальность. Всё это со мной!
– Тихо ты, тихо! – прорычал Жаров.
Дернул меня на себя, прижимая спину к своей груди, и, чтобы наверняка, зажал мне не только рот рукой, но и слегка придушил шею.
И тут же кто-то сильно затряс дверь, а через мгновение послышалось, как поддавшееся дверное полотно с размаху ударилось о стену.
Вы замерли втроем. От парней волной пошел адреналин, их глаза округлились. Я не видела лица Жарова, продолжавшего удерживать меня, но физиономия Реутова была более, чем красноречива. Он бесшумно приложил палец к губам, смотря на меня, и жестом показал, что, если что– прирежет.
Да пошел ты, знаешь куда!
– М-м-м! – замычала снова, дернувшись в стальной хватке Андрея.
– Сука, я запомню, – быстро прошептал Жаров мне на ухо и сразу отпустил, потому что вошедший, судя по звуку шагов, стремительно приближался.
– Так, и что тут у вас?
Опомниться не успела, а в кабинку уже заглянул наш новый философ.
Боже, только не он! Не знаю почему, но с ног до головы залилась краской стыда. Растрепанная вся, с двумя пацанами, в мужском туалете, у Реутова еще ширинка расстегнута. Ну что мы тут могли делать, да? Судя по непроницаемому, чуть брезгливому взгляду, которым окинул меня Савицкий, все выводы он уже сделал про меня… – Да, так, общаемся…с дамой, – расплылся в беззаботной улыбке Жаров, проводя по затылку пятерней и взирая на Эдуарда Альбертовича исподлобья. – Ясно, – поджал губы Савицкий, обводя нашу троицу глазами и задерживая обличающий взгляд именно на мне, – Университет не место для такого общения, молодые люди. Вы, кажется, только что были на моей лекции? Фамилии. – Жаров. – Реутов. Я же молчала, сгорая от стыда, пока Эдуард Альбертович не обратился ко мне лично.
– А ваша?
– Конева, – пискнула, отводя глаза.
– Хорошо, я запомню. А теперь марш обратно в аудиторию. И…кхм…Реутов, ширинку застегните, будьте добры.
3. Люда
– Людмила Витальевна?! – зав. кафедрой с удивлением осмотрел меня с головы до ног поверх очков, закрывая за собой дверь. – У Вас лекции закончились?
Расписание посмотри, придурок...
Натянуто улыбнулась, незаметно спуская со стула поджатую ногу и торопливо нашаривая туфлю под столом.
– У меня окно, Николай Валерьянович. Как раз занимаюсь стенгазетой...
Ненавижу всю эту внеурочную деятельность, которая нахрен никому не сдалась, но для отчётности надо.
– Уууу... Похвально, Людочка... – Николай Валерьянович тоже расплылся в одобрительное улыбке, шагая прямиком ко мне, дабы удостовериться собственными глазами в том, что мои слова не расходятся с делом.
Блять, и его сальный противный голос я вдвойне ненавижу, да. И это панибратство тоже. Чтоб тебя...
Чуть повернула в его сторону монитор, демонстрируя набранный материал об Икаре и его набившем оскомину полёте, демонстративно перелистнула страницу, показывая уже проделанную работу по добыче огня Прометеем.
– Мммм... Вы отлично подобрали тему... – Николай Валерьянович с умным видом покивал головой, делая вид, что хоть как-то разбирается в мифологии. – Это на самом деле очень интересно...
Стиснула зубы и прикусила язык, сдерживая адресный мат. Вновь повернула экран к себе, тут же полезла в поисковик, старательно изображая рвение к труду и полное погружение в работу. Ну вали уже отсюда, а...
– Людмила Витальевна...
Твою мать...
Не поднимая глаз, сосредоточенно протянула:
– Ммммм?!
Николай Валерьянович выдвинул стул из-под соседнего стола. Придвинул к моей столешнице... Сел напротив меня...
– Людмила!
Я занята. Занята. Занята...
– Людочкаааа, – в голосе зав. кафедрой послышались раздражённо-настырные ноты. – Отвлекитесь от компьютера, будьте любезны.
Выдохнула, призывая на помощь всё своё терпение.
– Николай Валерьянович! У меня совсем нет времени! – затараторила, делая вид, что не замечаю направленный на меня пристальный подслеповатый взгляд сквозь очки. – Мне нужно закончить хотя бы два листа...
– Людмила Витальевна!
Бляяяяять...
Медленно подняла глаза над монитором. Нетерпеливо забарабанила ручкой по клавиатуре, давая понять, что к праздным разговорам я не готова. Впрочем, не помогло, как всегда...
– Люда... – Николай Валерьянович положил локоть на стол, чуть подался вперёд. Поджал бесцветные широкие губы, сдвинул очки на нос, прищурился, снова поправил их обратно на переносицу...
От его подготовительных действий стало тошно. Каждый раз как в первый раз, бесит только...
– Николай Валерьянович, если Вы снова насчёт личной встречи, то простите, я снова отвечу отказом.
Одуловатое лицо напротив закаменело, пошло красными пятнами.
Опустила глаза в экран, скрестив под столом пальцы и от всей души надеясь на то, что он сейчас недовольно попыхтит, как обычно, пригрозит мне голым окладом и обиженно удалится.
Господи, какой дурой я была пятнадцать лет назад, когда будучи ещё студенткой впервые согласилась на предложение своего преподавателя... Нет, Николай Валерьянович уже тогда не блистал ни красотой, ни харизмой, но он знал безошибочный способ получить желаемое – деньги. А мне они тогда позарез были нужны... Мать, конечно, помогала нам с трёхлетней дочерью, но мне так хотелось хоть немного тратить на себя лично... Тем более, не я первая, не я последняя. Ничего сверхъестественного, даже утруждаться не надо – прямо здесь, во время пары, в уборочной подсобке. По времени пять минут от силы. Даже смотреть на него необязательно – достаточно задрать юбку и повернуться спиной, упереться руками в раковину и дежурно постонать для приличия, хотя Николай Валерьянович наверняка прекрасно знал, что я издаю звуки только в качестве уважения к его возрасту и лишней накинутой сотне. Меня хватило ненадолго – в течение года я согласилась на подобные товарно-денежные отношения пять раз. А потом стала встречаться с ровесником с параллельного курса и вежливо отказала Николаю Валерьяновичу. Он воспринял мой отказ вполне адекватно, ибо помимо меня было немало девчонок, желающих заработать на сигареты подобным образом. Мне тогда казалось, что мой недолгий позор навсегда останется в прошлом. И, в принципе, так и случилось даже... До поры до времени. Пока я не вернулась сюда в качестве преподавателя, а Николай Валерьянович не занял должность зав. кафедрой. Тогда он почему-то внезапно вспомнил о былом... Точнее, я даже догадываюсь почему – нынче молодые студентки ему явно не светят, а вот возрастная неудачница вроде меня вполне могла бы согласиться. Но, наверное, у меня на данный момент нет такой острой нужды в деньгах... Не то чтобы я внезапно стала ярой поборницей морали, но теперь Николай Валерьянович почему-то вызывает у меня только омерзение и брезгливость. Возможно, если бы он хоть минимально проявил внимание, начал ухаживать там, я бы ещё подумала. А так... Пфффф...
– Людмила Витальевна...
...Спасительный звонок, возвещающий об окончании лекций, чудесным образом раздался как никогда вовремя, заглушая нудный голос зав. кафедрой.
– Мне пора, Николай Валерьянович! – я подскочила с места, кликнула мышкой на завершение всех программ. – К следующей лекции подготовиться надо... – не глядя схватила сумку, бросилась к двери...
Обошлось, да. Будет теперь придираться месяц как минимум, но это можно пережить. Пропуск бы не забыть оформить новый...
Ускорила шаг, минуя вываливающихся из аудиторий студентов. Свернула направо...
Чуть не выронила сумку, когда прямо на меня кто-то вылетел из туалета, едва не сбив с ног.
Лера?!
– Боже мой... Лер... – я машинально схватила её за плечи. Отстранила на расстояние вытянутой руки, тут же прижала к себе...
– Пусти... Мам... – дочь оттолкнулась от меня, торопливо пряча глаза и пытаясь увернуться.
– Что случилось?! Валерия! На тебе лица нет... – мгновенный ступор уступил место расползающейся по телу подобно ледяному панцирю панике. Господи...
– Да хорошо всё, ну! – она раздражённо дёрнулась, отшатнулась, поднимая на меня злое лицо. – Ну хоть ты... Пусти...
– Ммм... Это Ваша мама, Конева? – официальный мужской голос обращался не ко мне, но к моей дочери.
Обе с удивлением оглянулись...
Сердце как-то нехорошо ухнуло вниз, по телу пробежала крупная дрожь, едва я на секунду поймала на себе заинтересованный мужской взгляд...
Эдуард... как его там... Альбертович, профессор философии, да...
– Мама, да, – лицо Леры пошло красными пятнами, на нём появилось затравленное выражение. Она снова умоляюще подняла глаза. – Мааам...
– Уверяю, с Вашей дочерью всё в порядке, – в обманчиво-мягком голосе Эдуарда подспудно слышалась стальная уверенность и сила. – Она вполне в состоянии продолжать занятия, – он многозначительно покосился на мои пальцы, клещами впившиеся в худые плечи Леры.
Сделала глубокий вдох. Это он мне сейчас указал, как надо обращаться с дочерью?! Как бы ни был прекрасен мужик, но это явный перебор.
– Я сама в состоянии оценить положение дочери, – я поджала губы, уводя поникшую Леру в сторону. – Благодарю за беспокойство.
– Мааам... – в тоне Валерии сквозило полное отчаяние. – Со мной правда всё норм...
– Посмотри на меня, – я аккуратно подхватила ладонью острый девичий подбородок, поднимая родное лицо. – Тебя кто-то обидел? Лер, не молчи...
Дочь нервно сглотнула, так и не решаясь встретиться со мной глазами. Зашептала скороговоркой:
– Да с пацанами опять... Ты же сама знаешь, они вечно ищут к кому придраться...
Выдохнула. Парни, конечно, сволочи ещё те, но вряд ли они на полном серьёзе стали бы цепляться к кому-то из студенток. По крайней мере, мне искренне хочется в это верить, да...
– Уверена, что всё хорошо?
– Да! – Лера почти выкрикнула, явно почувствовав скорую свободу.
– Хорошо. Дома поговорим, – я наконец отпустила её плечи.
– Ага, – дочь, больше не глядя на меня, метнулась в сторону. Через секунду скрылась из глаз, нырнув в толпу студентов...
Господи, пусть у неё наконец закончится этот возраст. Благополучно закончится. Не так, как было у меня...
Я уже сделала шаг в направлении аудитории...
– А Ваше имя позвольте полюбопытствовать?! – голос Эдуарда Альбертовича прозвучал глухо и непреклонно, словно не вопросом, а гипнотизирующим утверждением.
Чего?! Моё?!
Ещё раз с недоумением оглянулась на совершенно не торопящегося по своим делам профессора.
– Людмила Витальевна, фамилию Вы уже знаете, – я выдавила подобие дружелюбной улыбки, но что-то мне подсказывало, что на этот раз Эдуард легко считал моё раздражение. – Преподаватель литературы, если этот факт для Вас тоже...
– Литературы?! – он выгнул бровь, перебивая меня на полуслове, словно это было действительно важной информацией. – Ммммм...
Насмехается?! Или нет?
Но моё раздражение почему-то пропало...
– Людмила Витальевна, послушайте добрый совет, хоть и не прошенный в данных обстоятельствах, – мужчина сделал шаг ко мне, и сердце как-то панически сжалось от его слишком ощутимой сейчас близости, когда можно рассмотреть каждую ухоженную щетинку на его подбородке, когда мужской ненавязчивый парфюм забивает все рецепторы, когда обтянутая белоснежной рубашкой грудная клетка поднимается в такт с моей грудью... – Вы присмотрите за дочерью. Точнее, не так... – он на миг прикрыл глаза, взмахнув ресницами, но тут же снова перехватил мой растерянный взгляд, понизив голос до какого-то интимного полушёпота. – Вы присмотритесь к дочери... В этом возрасте молодёжь бывает очень скрытная...
Усмехнулась, сглатывая слюну.
– Я знаю, какая бывает молодёжь в этом возрасте.
– Тогда моё предупреждение было излишним, – он тоже мягко и сдержанно улыбнулся. Отступил на шаг, сунул руку в карман брюк... – Всего доброго, Людмила... эээ... Витальевна.
– И Вам, Эдуард Альбертович, – закусила губу, провожая взглядом его спину добрых несколько секунд.
– Эдуард Альбертович! – профессору в буквальном смысле переградила путь стайка третьекурсниц. – Вот смотрите, сегодня на лекции Вы нам рассказывали...
Всё понятно, внимание студенток по поводу и без новому преподавателю обеспечено. Ну, ему явно не привыкать...
Со вздохом развернулась в противоположную сторону, как-то отстранённо пытаясь вспомнить, куда и зачем я вообще направлялась до встречи с дочерью и философом... Ах да, шестьдесят вторая аудитория, чёртова тема – мифы древней Греции...
По коридору сновали люди – студенты, преподаватели. Даже странно, что я словно забыла о них, пока Эдик стоял рядом – слишком сильная аура, неподъёмная. Не думать о нём теперь просто не получится...
***
Запахи столовой, такие манящие в рекреации, на деле вызывали лишь тошноту. Щи, гречка с котлетой, морковный салат, кофейный напиток и даже крошечная приплюснутая булочка не с корицей сегодня, а со сладкой посыпкой – полный набор того, что я просто на дух не выношу.
– Первое не надо, – я сделала останавливающий жест ладонью, и краснощёкая повариха Татьяна равнодушно пожала плечами, с ходу переставляя предназначенную для меня тарелку на поднос следующего в очереди. – И гречки пожалуйста поменьше...
– Я тоже суп не буду, – за моей спиной послышался тяжёлый раздражённый вздох Александра Дмитриевича, преподавателя высшей математики. – Ни дня без капусты...
Таня только поджала губы, протянула тарелку на следующий поднос.
Я из вежливой солидарности покосилась на математика, даже улыбнулась. Симпатичный мужик. Не больше сорока, острый как бритва взгляд, резкие черты лица, всегда собран и в некотором роде дружелюбен, но эта вежливость, скорее, от скуки, чем от характера. Когда-то он мне реально нравился, и я даже тешила себя иллюзиями насчёт того, что однажды он обратит на меня внимание и мы сможем познакомиться поближе... Но эти фантазии остались далеко в прошлом, ибо во-первых, Александр оказался женат, а во-вторых, максимум, где мы могли пересечься – это как раз столовая и парковка. И если тут мы виделись хотя бы пару раз в неделю, то на заасфальтированном пятачке во дворе нашего ВУЗа и вовсе раз в месяц в лучшем случае. Вот если бы он попал к нам на кафедру... Но это невозможно, поэтому я много лет назад оставила бесполезные попытки вызвать в нём ответный интерес. А теперь и подавно не стоит даже пытаться – мне уже давно не двадцать пять...
– Людмилаааа, ау... – Александр Дмитриевич показательно-выжидательно поднял бровь, кивая в сторону давно продвинувшейся очереди. – Двигайтесь...
– А, да... – я поспешно толкнула свой поднос, безбожно краснея. – Задумалась, извините...
– Бывает, – Александр равнодушно кивнул, выбирая себе булку. – Мне ещё воду литровую дайте, – он достал из нагрудного кармана карту. Подхватил протянутую второй поварихой бутылку, отставил стакан с кофейным напитком. – Кофе в автомате куплю, – буркнул едва слышно, подхватил поднос, отходя от раздачи...
Тоже торопливо схватила булочку, хотя не собиралась этого делать.
– Мне ещё сок дайте пожалуйста... – я быстро полезла в сумочку в поисках кошелька. – Апельсиновый, маленький...
Да где он, чёрт его подери?! Бахилы, документы, планшет, шапочка для солярия, снова бумажки, ключи, пропуск, Леркины перчатки, на кой-то хрен коробочка с маникюрным набором, фантики, черновик последней лекции...
– Точнее, не надо сок... – я сильнее залилась пунцовым румянцем, прижимаясь к раздаче и пропуская нетерпеливо обходящих меня людей, вспоминая, где могла оставить кошелёк. Скорее всего, в машине, но не факт...
– Давайте я оплачу, – мягкий негромкий мужской голос раздался совсем рядом, на столешницу легла ухоженная крепкая ладонь, небрежно сжимающая карту. – Позволите, Людмила Витальевна? – чуть насмешливый тон Эдуарда Альбертовича в прямом смысле завибрировал в ушах.
Господи...
Открыла рот, но так ничего и не сказала, в ступоре наблюдая за тем, как крошечная коробочка сока всё-таки перекочёвывает на мой поднос, как Эдик уверенно прикладывает карту к терминалу, как пробивается чек...
– Я... – я подняла растерянный взгляд на профессора.
Что я? Отдам? Очень благодарна? Не ожидала?
Он тоже смотрел в упор, едва заметно улыбаясь глазами. Так близко, что на миг закружилась голова...
– Спасибо, Эдуард Альбертович...
– Пустяки, Людмила Витальевна, – он прошептал это одними губами. Тут же отвернулся к Татьяне, принимая из её рук тарелку с супом и как ни в чём не бывало рассматривая платную витрину за её спиной...
На негнущийся ногах отошла от раздачи. Рассеянно осмотрела ближайшие места, двинулась к пустому столику у окна...
Это был знак внимания?! Или простая вежливость, желание произвести впечатление на коллег в первый день работы? Плевать на самом деле. Я в любом случае безумно рада тому, что именно я оказалась для него поводом проявить себя. Я...
Смешное щекотное ощущение в животе, даже есть не хочется. Только смотреть в окно, улыбаться и почему-то чувствовать себя по-настоящему красивой и вдохновляющей на подвиги женщиной...
4. Лера
Я залетела в аудиторию словно ошпаренная. И, только сев на своё место рядом с Колясиком, смогла сделать первый полноценный вдох. Тело штормило от бешено скачущего пульса, перед глазами плыло.
Пережитый испуг так и накатывал волнами, не отпуская до конца.
Прежде всего потому, что проблема так и осталась проблемой.
Что делать с Жаровым и Реутовым, я не знала. Пожаловаться на них? Кому??? Маме? Смешно... Скорее они её так же зажмут в туалете, чем она на них управу найдёт. Покосилась на вальяжно входящих в аудиторию, весело ржущих Андрея со Стасом. Кровь прилила к лицу, запульсировала под кожей, когда они оба в упор взглянули на меня, прежде чем пройти дальше к своим местам на галерке. Стас, ухмыляясь, опять пару раз выразительно толкнул языком щеку, вызывая у меня ощущение лёгкой тошноты. Но по-настоящему стало жутко не от этого клоуна – дебила, а от тяжелого, помутневшего взгляда Жарова, словно вдавливающего меня в стул. Если Реутов -просто придурок, и для него это жестокая, но лишь игра, то Андрей смотрел так, будто он уже не играет. И мне от него не уйти...
Сглотнула соленый истеричный ком и резко отвела глаза, рассматривая перед собой парту. Господи, за что? Как мне от них избавиться? Дверь в аудиторию хлопнула в последний раз, пропуская философа. Даже не стала поднимать на него глаза. Все мысли крутились вокруг судорожно продуцируемых мозгом вариантов как спастись. Один тупее другого. В аудитории воцарилась шуршащая пишущими ручками тишина.
Эдуард Альбертович продолжил вводную лекцию. Я тоже взяла ручку и принялась бездумно выводить цветочные узоры на полях – лишь бы не отличаться от общей массы. Ни слова не слышала. Только собственные мысли.
Найти других отморозков, чтобы прижали Жарова и его дружка?
Бред.
Папочка Андрея – владелец местного мясокомбината, известного на всю Россию, очень непростой человек. Кто пойдёт против его сынка? Жаров потому и чувствует себя безнаказанным. Да и что я могу предложить за защиту? Грустно усмехнулась про себя. Денег у меня нет... Ради убеждений и справедливости? Какая еще справедливость! Остается тоже самое – минет в туалете, да? Тогда уж лучше Жаров с Реутовым – я их хотя бы знаю, и внешне они ничего. А-а-а...пиздец!! Внутри начала зреть тихая истерика.
И жалко себя до слёз. Но жалость ничего не даст. Что делать, а?
Внезапный стук пальцем по парте заставил резко встрепенуться. Подняла испуганные глаза и утонула во внимательном, разбирающем на атомы взгляде философа.
– ...Если истина абстрактна, то она… Раз. Ложна. Два. Не истина. Три. Невозможна. Четыре. Не существует, – Эдуард Альбертович продолжал без запинки читать лекцию, а сам выразительно уставился в мою тетрадь, где вместо конспекта ли начирканы уродливые мрачные цветы. Снова устремил на меня выразительный взгляд и...едва заметно тепло, ободряющее подмигнул, а затем отвернулся и пошел в другой конец аудитории. Меня бросило в жар. И рыдать нестерпимо захотелось. В груди стало так горячо – горячо. Хоть кому-то на меня не плевать. Его теплый взгляд согревал меня всего секунду. Мгновение. Так быстро пролетевшее, что оно вполне могло являться лишь плодом моего воображения. Но пробрало насквозь, и всю оставшуюся лекцию я словно в теплой ванне плавала в этом призрачном ощущении, что, если уж совсем прижмет, я смогу обратиться за помощью к Эдуарду Альбертовичу Савицкому. Сама понимала, что это бред и самообман, но он хотя бы успокаивал, давая зыбкую опору. *** Как только зазвенел звонок, я торопливо сгребла канцелярию со стола в сумку и, мазнув нервным взглядом по галерке, где сидели Жаров с Реутовым, побежала догонять Нику Баеву, уже выходящую из кабинета. Мне необходим был постоянный «охранник», чтобы пережить ещё две пары без туалетных приключений. И Ника отлично подходила на эту роль. На первом курсе мы даже были близки к дружбе в самом начале учебы, вот только Ника, дочь директрисы Центрального рынка, быстро поняла, что Регина и её стайка – мажорки, а я – нет. И попробовала переметнуться к ним от меня. И у неё бы конечно вышло, если бы не одно "но". Ника была толстая.
Так что нашим отмороженным парням было глубоко фиолетово, что Ника живет в трехэтажном особняке в центре города и носит джинсы за сто косарей. Они всё равно дразнили её Баева – Колбасяева, не в лицо, конечно, чтобы от её мамы не прилетело, но вдогонку достаточно громко. Естественно Регине не нужны были такие подружки. Отлученная от королевской свиты в первую же неделю Баева попробовала обратно прибиться ко мне, но была ожидаемо послана на фиг.
Я вообще всегда не очень нуждалась в друзьях, а уж тем более в друзьях по остаточному принципу. Так что Ника была в итоге таким же отщепенцем, как и я, а значит обрадуется внезапной компании.
Да и Жаров не будет при ней нарываться – всё-таки её мамаша – королева рядов с китайскими куртками – тоже не последний человек в городе. Идеальный для меня вариант.
– Привет,– поравнялась с Баевой в коридоре.
Она вздрогнула от неожиданности, чуть не выронив сумку.
– Привет, – Ника нахмурилась, недоверчиво смотря на меня своими маленькими глазами.
Ещё бы, я полгода демонстративно делала вид, что её не существует. Но сложные времена требуют сложных решений, так что...
– Слушай, Ник, ты по политической истории с кем доклад делаешь, не решила ещё? – поинтересовалась я рассеянно, сама следя боковым зрением за вышедшим из аудитории Жаровым.
Сердце пропустило удар, как только он в упор посмотрел на меня, заметив. Колени трусливо подогнулись, когда Андрей, хищно усмехнувшись, сделал шаг в мою сторону. Резко отвернувшись, я вцепилась в пухлый локоть Баевой и потащила её по коридору в сторону нужной аудитории. Она мне что-то отвечала про доклад, но я не слышала ничего. Так трясло от ощущения, что на плечо вот– вот опустится будто железная пятерня Андрея.
Обернулась только шагов через сто, уже в конце холла. Жаров с Реутовым стояли с другими парнями у арочного окна, ржали над чем-то и явно не думали меня преследовать.
И я точно знала, что это только из-за Ники. Я четко видела, что Андрей хотел подойти. Судорожно облегченно выдохнула, обнимая мягкое предплечье Баевой двумя руками. Не отпущу теперь. Невозможно конечно все время ходить с ней как приклеенные...но я попробую. Всё равно другого выбора нет.
– Ну, всё, чмоки, – расстаёмся с Никой на парковке перед универом. При это у Баевой такое выражение на лице, будто две пары, проведённые вместе, сделали из нас почти родных.
Она немного жмётся, оглядываясь на ожидающую её тачку с водителем и с неохотой произносит.
– Или тебя подвезти? Мне вообще на маникюр надо, но я помню, в каких ты ебенях живёшь. Без обид.
– Не, фэнкс, доберусь до ебеней сама. Какие обиды? – фыркаю, озираясь по сторонам.
Жарова вроде бы не видно, и это не может не радовать. Вообще он со своим дружком Реутовым и ещё одним – Камилем, смылись до начала последней пары. Тачек их нет, так что вроде бы и нечего мне бояться. Но паранойя уже пустила внутри свои ядовитые корни, и под ложечкой, не переставая, тоскливо сосёт.
Стоит закрыть глаза, и я чувствую вкус кожи Андрея на подушечке его пропитанного никотином пальца. И колени как желе. И кажется, что уже не скрыться никак...
– Пока, – коротко машу Нике, грузно залезающей в высокий чёрный джип и бреду на остановку.
У матери сегодня какие-то факультативы, будет в универе допоздна, и я решила её не ждать. Стоит Баевой уехать, как с неба по команде вновь срывается мерзкая морось. Накидываю капюшон, прячу рот в высокий ворот, но всё равно ощущение, что пробирает насквозь. Чёрт...Надо была на джипе ехать. Как всегда...Забившись в угол стеклянной расписанной остановки, смахиваю блокировку экрана и лезу в приложение общественного транспорта, поглядывая на мирно сопящего на лавке бомжа. Он приоткрывает один мутный глаз и ловит мой взгляд – отвернуться я не успеваю.
– О, сударыня, присаживайтесь, – хрипит дядька прокуренным голосом и пытается сесть, чтобы уступить место рядом с собой.
– Да нет, не надо...Блять!
Матерюсь, потому что вместо, того чтобы сесть, бомж валится с узкой лавки остановки прямо на асфальт. И прямо лицом. Мужик болезненно мычит. Пытается встать и снова падает прямо в лужу собственных кровавых соплей. От этой картины начинает прилично мутить, но стоять и просто смотреть на это я тоже не могу и, преодолевая тошнотворное отвращение, кидаюсь к нему в попытке поднять и одновременно не измазаться.
– Так, дяденька, на лавку давайте, а?
– Сударыня, я щаз, я щаз...– ползает на четвереньках мужик, не собираясь, похоже, вставать. Лишь странно дёргается, стремясь в вертикальное положение.
– Да вставай же ты-ы-ы! – почти ору, не выдерживая, и силой тяну его за локоть в сторону лавки.
В этот момент оглушительный звук автомобильного клаксона раздаётся так близко, что я чудом не падаю мордой в асфальт рядом со снова рухнувшим бомжом. Поднимаю вверх ошалелый взгляд и чуть не вою от досады.
– Кобылкина, ну ты чего о предпочтениях не сказала? Я бы тоже недельку ради тебя не помылся, – в открытом окне пижонской синей бэхи появляется зло улыбающееся лицо Жарова, перегнувшегося через Камиля ко мне с водительского места.
Его чёрные глаза горят двумя углями, словно внутри сами черти сейчас поджигают. Моментально забываю про бомжа. Резко выпрямляюсь и пячусь на инстинктах, пока не вжимаюсь спиной в пыльное стекло остановки. И вкус его пальца на губах. Я не знаю, почему мне так врезалось в память именно это, но я ощущаю во рту горькую никотиновую слюну теперь каждый раз, когда просто смотрю на Андрея. Как рефлекс.
– Оставляй своего дружка, поехали с нами, а? – щурится Жаров, наблюдая за мной как змей, засекший добычу, делает музыку в салоне тише, чтобы не приходилось орать, – Повеселишься только со мной...
– Эй, Андрюха, а я? – доносится до меня возмущённый рык Реутова с заднего сидения. Самого его я не вижу – стекла бэхи до зеркального состояния затонированы.
– А ты заткнись пока, – небрежно бросает Жаров другу и, подмигнув мне, выходит из машины.
Сердце улетает в пятки.
– Отвали от меня!!! – истерично пищу на всю улицу, потому что он наступает, и потому что деться мне некуда!
День, центр нашего несчастного города, вокруг люди, но...Всем плевать. Плевать!!!
– Эй, ну что вы девушку тут пугаете...– только бомж и пытается заступиться за меня, становясь на четвереньки.
Но тут же с хрюканьем валится обратно на асфальт из-за, того, что Жаров пинает его под ребра, даже голову не повернув. Смотрит только на меня. Прошибает холодный пот.
– Ты псих, Андрей?! Все же видят! – зубы начинают стучать.
– Что видят? Как я одногруппнице покататься предлагаю? Так радуйся, хоть наберёшь себе очки. Давай, Лерчик, поехали, не еби мозги. Ничего с тобой не будет, – хватает меня за руки и дёргает на себя.
Впечатываюсь в каменный торс, обтянутый только тонкой футболкой. Куртки на нём нет. Во рту опять этот вкус фантомный никотиновый, смешанный с терпкой кожей, в лёгкие заползает запах его морской туалетной воды.
– Не хочу-у-у! Пусти! – слёз нет, но голос срывается так, будто рыдаю, пока Андрей тащит меня к машине, – Пусти-и-и!
Он уже дёргает на себя заднюю пассажирскую дверь. Краем глаза замечаю, как в глубине салона довольно скалится Реутов. Паникой ошпаривает ещё сильнее. Дёргаюсь в сторону, но Жаров берёт меня в стальное кольцо руками и пытается засунуть в машину.
– Молодые люди, вам не надоело развлекаться? – спокойный и какой-то совершенно ледяной голос нашего философа пробирает до спинного мозга.
Деревенею, уставившись широко распахнутыми глазами на Андрея, который лишь недовольно кривится, но по виду совершенно не смущён.
– Бля, опять ты...Платон хуев, – беззвучно артикулирует, медленно поворачиваясь к Савицкому.
– Надоело, вот уезжаем с подругой моей, – криво и нагло улыбается Андрей, прямо смотря на Эдуарда Альбертовича.
– Что-то мне подсказывает, что подружка ваша, Жаров, с вами ехать не хочет, – чеканит философ.
– Вы ошибаетесь.
– А давайте лучше спросим у неё...Конева, давайте я вас подвезу. Меня ваша мама просила.
– Д-да, к -конечно, – бормочу в полуобморочном состоянии.
Слабо повожу плечами, но Андрей всё равно отпускает, лишь нагибается ко мне и шепчет на самое ухо.
– Каждый твой побег – плюс ещё один разочек со мной, Кобылкина. Или не только со мной. Уже два... – и отпускает, демонстративно, отступая на шаг.
От его слов начинает колотить так, что не помню, как иду вслед за Савицким к его машине, не помню как забираюсь в салон и называю адрес. Половину дороги тоже не помню – просто не могу прийти в себя.
– Что, пристаёт? – спрашивает коротко Эдуард Альбертович уже у самого моего дома.
– Д-да, – отворачиваюсь к окну, зажимая ладони между напряжёнными коленками.
– Почему сразу не сказала?
– А что вы сделаете? Ничего...
– Сделаю, Конева. Не переживай, больше не будет. Ну и если что – сразу идёшь ко мне.
***
Это глупо, но входную дверь за собой я закрыла на все три замка, с трудом сдвинув с места даже давно проржавевшую щеколду, которой мы никогда с матерью не пользовались.
Сползла на пол и долго сидела так, уткнув горящее лицо в колени. Слёз не было – наоборот глаза словно пересохли и резали песком. Лёгкие болезненно качали царапающий воздух.
Сможет Савицкий приструнить Жарова?
Вряд ли Эдуардович Альбертович знает, кто такой Андрей и на что способен его отец. По городу ходили разные слухи... И сейчас, когда я примеряла их на себя, волной накатывала безысходная слабость, и душил отчаянный порыв найти в соцсетях Жарова и самой написать ему. Написать, что я на всё согласна, только давай это будет один раз и никакие твои друзья рядом не ошиваются ...
