Текст книги "( Не) мой профессор (СИ)"
Автор книги: Виктория Анкай
Соавторы: Ана Сакру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Эдик говорил, что я там была прекрасна. В глазах Гриши я явно выгляжу не так...
– Не касается... – повторила на автомате, опуская голову.
– Не расстраивайся, Люда! – Эдик по-настоящему обнял меня, совершенно неожиданно поцеловал в лоб, в висок, в скулу... – Всё будет хорошо...
Охотно подставила губы для поцелуя, позволяя углубить эту трогательную ласку и...
– МАААМ?!
27. Лера
Пришла домой я сильно раньше матери, и потому могла спокойно предаться громкой истерике, разрывающей меня изнутри. Если я думала, что боялась Жарова до этого, то я была просто наивной дурой!
Сегодня, когда он зажал меня в рекреации на обеде и дал послушать эту чертову запись, он напугал меня раз в сто сильнее, чем тогда в туалете. А потом еще больше, когда окрававленный после драки с профессором уставился на меня. Темная решимость в его взгляде была какой-то нечеловеческой – звериной. Он будто нашел свою ведьму, обвинил ее во всех грехах и уже готовил костер. Его смска " я все равно повторю это все с тобой" окончательно меня в этом убедила. Игры кончились. Для него уже не игра. И как быть? Снова жаловаться Савицкому?!
О, я теперь уверена была, что за философа мне достанется отдельно!
И что Жарову внезапно стало плевать, что об этом узнает его мать. Плевать, потому что защиты он потом попросит у отца. И его отмажут, даже если он припокопает меня в лесу, перед этим заживо содрав кожу. Что делать?! Я лихорадочно прокручивала в голове варианты. Но выхода не находила. В отчаянии почему-то позвонила Алле и спросила могу ли я пожить у нее пару недель. И наткнулась на ледяную стену молчания, а потом услышала категоричный и даже не мягкий отказ. У бабушки была запланирована очередная конференция, потом ремонт на кухне, ей я была крайне неудобна. Отлично. Супер. Я так и знала. Зачем только набрала! Бросила трубку, не дослушав лекцию про то, как это безответственно пытаться сорваться куда-то посреди семестра. Начала писать Савицкому. Все-таки он должен знать, что Жаров в курсе наших отношений. Пусть Эдуард не сможет защитить меня, но хотя бы будет предупрежден и возможно обезопасит себя. Ведь, если запись всплывет, в универе поднимется страшный скандал. Как это отразится на его карьере? От мысли, что профессор может потерять работу, меня бросило в холодный пот не меньше, чем от страха перед Жаровым. " Андрей записал на диктофон наше последнее индивидуальное занятие. Поэтому мы ругались сегодня у столовой", – настучала сообщение Савицкому дрожащими пальцами. Нажала "отправить". Заметалась дальше по квартире, не в силах и секунды стоять на месте. Кровь так сильно толкалась в венах, что, казалось, их разорвет. От нервов хотелось реветь, но не выходило, и я только рвано дышала в сухой истерике. В универе было не так. Легче. Там многое отвлекало. Но сейчас, находясь наедине с собой, я начала буквально сходить с ума от потока жутких мыслей о будущем. Воздуха не хватало, в горле стоял ком. Посмотрела на телефон, который сжимала в руках. Сообщение было доставлено, но не прочитано. Черт...Уже несколько минут! Чем Савицкий так занят там, что не видит его?! Душно. В этом теле, в этой квартире, в этом мире! И места я не находила нигде. Торопливо подошла к окну, распахнула настежь, желая вдохнуть побольше свежего вечернего воздуха. И обомлела, глянув вниз, во двор. У самого подъезда, прямо под ярким фонарем, будто издеваясь, стояли Савицкий и моя мать. И они страстно целовались. Я заторможенно моргнула, словно если закрыть глаза и открыть их снова – жуткая картинка пропадет. Но она и не думала исчезать. Мой страшный сон наяву. Мой личный апокалипсис. Достойное завершение этого ужасного дня. Тело похолодело, слабовольно обмякло. И ощущение, что умру прямо сейчас, вырвалось из меня истошным воплем на всю улицу. – МА-А-АМ!!! Парочка целующихся вздрогнула и как по команде задрала головы ко мне. На лице матери тут же проступил вселенский ужас, подчеркнутый контрастными тенями света фонаря. Савицкий застыл с совершенно нейтральным выражением лица. Такое у него бывало во время сильного возбуждения при наказаниях. Отстранённое, рассеянное, холодное. И от этого стало еще больнее. Он специально, да? Внутри он так же испытывает триумф?! А с ней он делал все тоже, что со мной?! Блять, по обморочной маминой роже, вижу, что да! Да!!! Не-на-ви-жу! Обоих! Ненавижу их всех! Весь этот гребаный мир! Я их убью! Убью!!!! Захлебываясь кровавой болью, отскочила от окна. Не помня себя, понеслась из квартиры к ним, слыша только, как сердце бешено колотится о ребра похоронным набатом.
Я их убью.
Я так торопилась выбежать на улицу, что, подвернув ногу, чуть не спустилась с лестницы в подъезде кувырком.
Боль прострелила до самого бедра, но мозг воспринял ее каким-то облегчением, хоть на секунду заглушающим боль душевную, разрывающую меня сейчас в клочья. Перед глазами темнело от мельтешащих картинок, состоявших из нашего общения с профессором. И каждое слово, каждая мелочь, каждая деталь теперь выглядили совершенно иначе.
Тошнило от чувства мерзости к самой себе.
Я ведь безгранично верила ему!
И ей!
Я такая идиотка!!!
Вспомнила, как мать мне соврала, что у нее с Савицким ничего нет. Было же очевидно, что она врет, но тогда я не захотела собственным глазам верить! И почему она вдруг стала врать??? Потому что знает о нас?! Может они вообще вместе смеялись над жалкой дурочкой– девственницей, готовой на все ради одной его долбанной улыбки!
От этой мысли на мгновение остановилось сердце, закружилась голова.
Боже, как это больно! Унизительно, мерзко, тошно...
Распахнула тяжелую металлическую дверь настежь, и она с грохотом ударилась о стену дома. Не сразу сориентировалась – перед глазами плыло все, застилая этот дерьмовый мир багровой пеленой. Дыхание обжигало горло, шумно толкалось из лёгких. Под кривым фонарем все так же стояла мать с видом овцы, готовой к закланию. Подбородок ее заметно дрожал, губы некрасиво скривились уголками вниз. – Ле-ера -а-а, погоди, до-о-очь, я все объясню-ю-ю, – тонко провыла она, делая ко мне шаг и простирая руки. Но мне было не до нее, я лихорадочно высматривала Савицкого, ненавидя его сейчас так, как никого и никогда. Ногти так и чесались от желания вонзиться в его прекрасное лицо и оставить на нем глубокие кровавые борозды! Хотелось выкричать всю боль, глядя ему в синие глаза. Потребовать каких-то объяснений. Мне... Я... Я взвыла раненым волком, когда увидела, как его машина выезжает из гаражей и сразу дает по газам, направляясь в сторону шоссе. Нет!!! – Стой!!! Нет!!! Не-е-ет!!! – заорала, кинувшись наперерез прямо через клумбу соседки с первого этажа. Но бежать не выходило – я ацки хромала, после того, как споткнулась в подъезде. Машина Савицкого взвигнула шинами и скрылась за углом. – Не-е-ет, – в полном отчаянии, уже тише заныла. Плюхнулась на облупленную лавку. Выворачивало горечью до тошноты. – Не-е-ет... – Лер, – промямлила мать сзади и вдруг обняла со спины. Сука! Схватила ее за запястье, сбрасывая руку со своего плеча. Вскочила с лавки, разворачиваясь лицом к предательнице! – Спишь с ним, да?! Я так и знала!!! Я... – Лерочка, Лер, – залепетала мама, надсадно хлюпая носом и снова пытаясь меня обнять, потянувшись, через разделяющую нас лавку, – Успокойся... – Успокоиться?! – я рассмеялась в истерике. Растерла слезы с соплями по лицу, – Это ты что ли попросила его меня не трахать? Ты?! – Я?! – у мамы от шока округлились глаза, и я вдруг осознала, что про нас она ничего не знает, – А ты что? Лезла к нему?! – вдруг прошипела мать кошкой. А у меня в кровь заструился яд горького триумфа. Ах, вон как! Ну сейчас я тебе тоже настроение подпорчу, а то целуетесь тут! – Я к нему лезла?! Пф-ф-ф! Это тебе к мужикам уже лезть надо, мамочка! А он сам за мной ходил, пока не дала! – Ты мне сказала, что не было у вас ничего!!! Врешь! Эдик не мог... Сам! Он... Он со мной!!! – задыхаясь, заверещала мать, подаваясь ко мне корпусом через скамейку. – Ха, мечтай! Он девственность мою хранит, а минет и все остальное было! Было!!! Ясно тебе! И я кончала, и он кончал! Со мной от кайфа кончал!!! – заорала я в ответ, тоже наклонившись ближе и дыша ей прямо в пошедшее красными пятнами лицо. И через мгновение отшатнулась, мотнув головой и чувствуя как горит и пульсирует левая щека. – Ой, Лер, я...– растерянно заблеяла мать, делая вид, что ударила случайно. Но второй раз я это ей и не думала спускать. Ярость заволокла разум окончательно, в голове шумело бурлящей кровью и давлением. – Ах, ты, сука-а-а!!!– заорала, перепрыгивая лавку и вцепляясь ей ногтями в лицо. Мать истошно завопила, сначала пытаясь оторвать мои руки от своего лица, а потом с не меньшей силой потянув меня за волосы. Я заскулила от боли, рванула клок ее волос в ответ. Травмированная нога подвернулась, и мы обе повалились на клумбы. Кажется, из окна на первом этаже возмущенно заорала баба Нюра, переживая за свои розы. Мать всадила мне в бок слабый кулак. Я извернулась и со всей дури укусила ее за плечо. – Вы что? Охерели?! – непонятно откуда возник дядя Гриша. Рывком выдернул мать из моих рук за шкирку. Как драную кошку отбросил подальше, а потом так же бесцеремонно поднял с грядки меня. Я было кинулась снова, но уже без должного энтузиазма. Все нестерпимо болело.
Особенно душа.
У меня вдруг не осталось сил сопротивляться. Бороться с этим миром. Совсем.
На хуй все пошли они...
На. Хуй!
Обвела пустым взглядом ставший в один миг чужим двор, посмотрела на насупленного дядю Гришу, перевела взгляд на ревущую белугой мать...
– Ты мне больше никто. Не смей меня доставать, – бесцветно ей прохрипела. Под еще более громкие рыдания матери подняла телефон с клумбы, который выпал из кармана, и побрела сама не понимая куда. Лишь бы подальше от нее.
От всех них.
Ненавижу.
Кусачий ледяной осенний ветер быстро дополнился проливным дождем. Люди вокруг меня бежали в укрытия, жались по расписанным подростками остановкам, а я лишь радовалась, что бесконечно текущие слезы смешиваются с каплями дождя и не так бросаются в глаза. Шлепала в кроссовках прямо по лужам, обняв себя руками и не разбирая, куда именно бреду. Температура к ночи приближалась к нулю, но меня так колотило от внутреннего жара, что я не чувствовала холода, идя в одной футболке и домашних хлопковых штанах. Только зубы стучали, не попадая, и мокрая кожа рук сделалась гусиной. Унижение. Наверно это чувство было ярче всего. Мать сказала, что "он с ней", он довозил ее до дома, целовал у фонаря. Это ведь действительно что-то значит, да? Это не запереться в аудитории и вставить указку в задницу и потом пихать член в лицо какой-то малолетней дуре, чтобы та отсосала. Это почти отношения.... Он с ней. С ней, а не со мной. Да и пошли они. Пошли они все! Пусть живут счастливо! Просто отлично! Мать принялась названивать если не сразу, как я свалила с нашего двора, то достаточно скоро. Кинула ее в блок. Через какое-то время набрала бабушка. Уже успела нажаловаться, сучка...И как не боится, что я возьму и Алле все расскажу. А у меня могут быть очень разные версии. Но никакого желания мстить не было – хотелось просто тихо умереть. Поэтому бабулю тоже в бан отправила, так и не взяв трубку. Пройдя несколько кварталов и окончательно промокнув насквозь, присела на лавочку в нашем сквере. Взгляд уперся в парковку на той стороне улицы, где я сидела в машине Эдика в первый раз. Сейчас не верилось, что это было достаточно недавно. Кажется, в другой жизни. Я была пугливой дурой, готовой влюбиться в одну его улыбку и пару добрых слов. И я влюбилась... А он... Заревела с новой силой, закрыв лицо ладонями и начав раскачиваться на скамейке. Какая-то бабка подошла. – Деточка, ты чего? Помочь чем??? – Отъебитесь все от меняяя! – заорала ей в лицо в истерике. – Господи, хамка какая, – проворчала бабка, сплюнула чуть прямо не мне на колени и пошла дальше по своим делам. И я продолжила надрываться дальше,чувствуя, как на меня косятся прохожие, и находя в этом какое-то извращенное удовольствие. Когда слез совсем не осталось, а ощущение мокрого холода добралось до костей, достала телефон из кармана и окоченелыми пальцами с трудом разблокировала экран. Несколько секунд бездумно пялилась в телефонную книгу, понимая, что мне практически некому звонить. Разве что... – Б-баева, привет, – зубы стучали до заикания. В динамике было шумно – музыка, крики, басы какие-то. С трудом разобрала, когда Ника в ответ проорала "Привет". – Слушай, у тебя переночевать можно? – тоже заорала я, надеясь, что она услышит хоть слово, – Я с матерью поссорилась, очень надо! – А? – тупо переспросила Ника, – Ща, подожди, выйду из зала. Звуки, что идет. Через несколько секунд и правда в трубке стало гораздо тише. – Что ты говорила? – уже нормально спросила Баева. – Ник, мне переночевать негде, можно к тебе? – А-а-а, да без бэ, у меня как раз родаки свалили в Турцию, тусанем, – тут же беспечно согласилась Ника, а я впервые за этот день испытала хоть какое-то облегчение. На лавке под дождём спать не придется – уже что-то, да? – Супер, спасибо! Я тогда к тебе? – Ой, не, я не знаю, когда дома буду. Я на концерте в " Психозе", сюда подгребай тогда. И вместе потом поедем. – А, ок, буду примерно минут через сорок, – прикидываю, сколько идти пешком до клуба, в котором я пару раз уже была. – Все, ок, как подойдешь, набери, я тебя в випку проведу, – сказала Баева и тут же отключилась.
28. Лера
Концертный клуб «Психоз» располагался в одном из самых злачных мест нашего и без того отстойного города. Когда– то здесь была градообразующая промзона, состоявшая из химкомбината и кирпичного завода, но в перестройку развалились и тот, и другой, надолго отравляя все вокруг безнадегой и депрессией. Потом постепенно что-то стали восстанавливать, но такие масштабы уже были просто не нужны. Часть помещений заселили арендаторы, а часть цехов так и стояла пустой, медленно разрушаясь и привлекая к себе бомжей, наркоманов, любителей разбиться на тарзанке с какой-нибудь промышленной высоты и просто придурков, считающих, что фоточки на горах производственного мусора посреди грязи и говна – это красиво. Вот именно в одном из таких цехов бывшего химкомбината расположился «Психоз» – огромный андеграундный клуб с разрисованными вручную стенами, торчащими промышленными трубами, сценой с замазанными толстыми окнами вместо стены позади и тремя ярусами, разделяющими обычную чернь, тех, кто побогаче, и зону вип для самых крутых. Добравшись до клуба, я замерла напротив главного входа, встречая пренебрежительный взгляд двух бритых охранников. Смотря одному из них в глаза, стала вызванивать Баеву. Гудки...Музыка внутри долбила так, что басы отдавались даже на улице, пуская по телу дыбом волоски. Или это я уже продрогла окончательно в мокрой насквозь футболке и домашних штанах. На улице совсем стемнело и было не больше десяти градусов. Отличная погода для прогулки без верхней одежды. Но хоть дождь прекратился, оставшись зябкой взвесью в студеном воздухе. Баева не брала. Из клуба вышла какая-то компания, встали на лестнице, отделяя меня от охранников. Закурили, заржали, а я набрала Нику ещё раз, матеря ее про себя. Глухая, бля... Зубы стучали так, что ныла эмаль. Обвела взглядом расклеенные афиши, слушая в трубке длинные гудки. Сегодня Cold Carti?! Блять, точно! Баева же меня звала, но меня так вынесла вся эта ситуация с профессором. Настроение чуть поднялось – многие его песни я заслушала до дыр. Хоть оторвусь заодно. Лишь бы эта глухошарая Баева трубку взяла! Денег на билет у меня не было. Вернее, вообще ни на что не было. И я не представляла куда сейчас идти, если Ника так и не ответит на звонок. Набрала её в третий раз, чувствуя, как нервный липкий холодок пополз по телу... Боже, ну пожалуйста... – О, ты пришла?! Уф, наконец! – Да, я у входа! – проорала ей в динамик. – Слышь, подгребай давай к боковому, я тебя там встречу. – Ок! Сбросила звонок и поспешила ко входу для випов. Не успела в ответ нагло посмотреть на охранника, который презрительно воззрился на меня, как Баева уже распахнула настежь тяжелую железную дверь с кованым рисунком. – О, Лерон, здоро-ов! – пропела, а я сразу поняла, что она пьяна и еле стоит, – Извините, это со мной! – послала воздушный поцелуй охраннику и затащила меня внутрь. Крепко вцепившись в мою руку, словно это был ее последний шанс не упасть на подгибающихся ногах, Ника сразу потянула меня к винтовой лестнице на третий ярус, минуя гардеробную. Впрочем, мне и нечего было туда сдавать... Я вертела головой, озираясь. В первый раз заходила в клуб через этот вход. В принципе, все было тоже. Ржавые трубы под низким потолком, люминесцентные рисунки на крашеных стенах, глухой низкий шум музыки, стучавший в каждой клеточке, обдолбанные кучкующиеся люди по углам... – У Регинки днюха, гуляем, пошли – поздравишь заодно, – тараторила Баева, то растягивая слоги, то наоброт частя,– А концерт огонь! Ой-й-й, он такой крашик, я б ему дала. Только началось все, там до этого разогрев был, ты вовремя... – У Регины днюха? – я затормозила у самой лестницы, вычленяя из малосвязной речи Баевой для себя самое главное, – И с кем ты тут? Сердце больно испуганно сжалось заранее, но у меня еще была слабая надежда, что я ошибаюсь. Я ждала ответ Ники. Как никогда ждала... – Да почти все наши, – рассеянно пожала плечами Баева, уставившись на меня стеклянными бессмысленными глазами, – Ксюха, Вероника, Милана, Кам, Стас, Андрей... Меня словно прострелили током, а потом сразу облили ледяной водой. – Жаров Андрей? – занемевшими губами уточнила. – Ну а какой еще? С Региной-то?! – Баева рассмеялась, – Не тупи, Лер. Вообще что встала?! Пошли! Снова потянула меня на лестницу. – Слушай, я на танцпол пока, ок? И не говори Регинке, что я тут. И остальным... – я с трудом отцепила от себя толстые Никины пальцы и начала отступать ко входу на первый ярус, где как раз был танцпол, – Мы с ней пособачились недавно... На хер... Не хочу... – Да я ей сказала, что ты приедешь, она не против! – Баева смотрела на меня удивленно и даже, кажется, чуть-чуть протрезвела в попытках понять, что не так. – Ну и все, скажи, что не приехала, – настаивала я, – Ты веселись там, а я внизу потушу лучше. А как домой поедешь, набери меня и вместе уйдем, ок?! – Э-э-э, ну ок, – Баева пожала пухлыми плечами, смотря на меня как на слегка ебанутую. Ну и плевать! Зато этих придурков не встречу! Затеряюсь в толпе... – Только не забудь набрать! – крикнула Нике вслед, показывая трубку у уха. Она кивнула и стала подниматься вверх по лестнице в вип зону, а я свернула на танцпол. По коридору шла с опаской. Мысль, что где-то тут ходит Жаров с его долбанутыми дружками, ледяными клещами сжимала горло. Но, когда вырулила на танцпол, выдохнула. Кажется, здесь собрался целый город. Люди толкали друг друга в тесноте, воздух парил духотой и чужим потом. Стробоскопы слепили глаза, выхватывая вспышки из темноты. Освещена нормально была лишь сцена, на которой надрывались музыканты, выкладываясь по полной. Да тут захочешь – никого не найдешь! От этой мысли тело мое расслабилось, впуская внутрь царящую вокруг атмосферу. Оказалось, именно это сейчас мне было необходимо. Моей избитой душе, моей оскорблённой гордости и растоптанной любви.
Самое то...
И я знаю, что такое страдать
Ведь я ощущал всё это тысячи раз...
Раз, два, три, я в квартире один на полу
Считаю до трёх, чтобы слишком быстро не уснуть
Кто сказал, что человеку нужен человек?
Всё это пиздёж, я уже давно живу в себе
Раз, два, три, я в квартире один на полу
Орали все люди вокруг меня, подняв руки вверх и прыгая на месте. Орать стала и я, прикрывая глаза и вкладывая всю свою боль в слова.
Слэм у самой сцены качал так, что волнами задевало даже самые задние ряды. Музыка долбила в уши, сливаясь с криками подпевающих. Атмосфера прошивала насквозь. Меня словно подхватил и понес поток. Я медленно стала пробиваться поближе к сцене. Хотелось громче! Хотелось больше. Выорать все из себя!!!
Молчит наш чат
Говорю только с собой, и только по ночам
И пока остывал мой чай
Ты задавала вопросы, я предпочитал молчать
О том, что у меня внутри, о том, что у меня болит
О том, что я хотел забыть
Но так и не забыл
Открыла глаза, пританцовывая под музыку и подпевая так, что срывало горло. Уставилась на музыкантов на сцене, следя только за ними. Но вдруг внимание привлекла кучерявая голова какого-то парня, стоявшего буквально в полуметре впереди меня. Он был с бокалом какого-то пойла в высокого задранной вверх руке, на запястье фенечки. Резко дергал головой, явно тоже от души подпевая и вообще ничего не замечая вокруг себя. Двигался словно в трансе.
Его силуэт...
У меня затряслись поджилки. Надо было сразу медленно отступить подальше от него в толпу, но я не могла. Ноги словно приросли к полу. Эти широкие костлявые плечи, сухое жилистое тело... Он повернул голову, и я увидела его профиль и то, что он поет вместе с музыкантами, закрыв глаза.
Раз, два, три, я в квартире один на полу
Считаю до трёх, чтобы слишком быстро не уснуть
Кто сказал, что человеку нужен человек?
Всё это пиздёж, я уже давно живу в себе
Жаров.
Сглотнув, я все– таки сделала маленький шажок назад, намереваясь побыстрее сбежать, но тут он вдруг открыл глаза и в упор уставился на меня.
Встретить взгляд Андрея было, как с разбегу прыгнуть на глубину. Уши заложило, отодвигая все вокруг, дыхание сперло, разрывая легкие. И ощущение погружения в плотную темноту, которое ты безропотно принимаешь, зная, что первые секунды инерция не даст тебе шанса всплыть. Мы застыли одни посреди людского моря. Мы оба поняли в этот момент, что это конец нашей игры. Что вот она – точка, к которой все шло. Что уже ничего не изменить. Текли секунды, прошивая насквозь. Успела смениться песня. Скоро Я познакомлю твой и мой мрак Им вместе будет так спокойно И мы будем лежать в осколках (Памяти) Скоро Апрель разобьёт моё сердце И что-то делать бесполезно Я просто молча подаю тебе знак Я просто молча падаю вниз – неслось медленное и убаюкивающее со сцены. У меня потекли слезы по щекам. Бесшумные, без всхлипов, как вода. Потому что глаза Андрея говорили мне больше, чем я хотела знать, и было страшно не выдержать.
Он словно в полусне сделал ко мне шаг, оттолкнув плечом какого-то парня. Я замотала головой в беспомощной просьбе меня пожалеть. Видела, как у Жарова в ответ желваки прокатились по щекам, а взгляд стал только еще решительней. Музыка билась не в ушах, а в самом центре грудной клетки медленными, тяжелыми ударами. – О-п-а-а, да это наша шалунья! – внезапно налетевший сзади Реутов заставил меня крупно вздрогнуть, и разом вывел из оцепенения. Морок рассеялся. Звуки и шум вокруг обрушились лавиной. Восприятие реальности вернулось. Ужасной, пугающей реальности, приносящей с собой тонны адреналина.
Оборачиваясь к Стасу, успела заметить, как с глаз Жарова тоже будто спала пелена, делая его взгляд еще более жестким и не обещающим мне ничего хорошего. – Пусти! – попыталась дернуться, но пальцы Реутова только еще сильней впились мне в плечо. Лицо обдало его пьяным дыханием. – Эй, да че ты, Лерчик? – Стас качнулся, чуть не упав на меня, на щеку попала капелька слюны, – Мы тут веселимся, отдыхаем. Давай вместе почилим, а? Говорят, ты мастер, – и расплылся в похабной улыбке, пытаясь прижать меня к себе. – Оу, пришла все-таки наша любительница поглубже,– рядом возник Кам. Облокотился на плечо Реутова, противно мне улыбаясь. Спиной ощутила, как Жаров подошел. Прижался ко мне сзади, лишая воли. Горячий, твердый, злой... Слезы потекли сильнее, я начала всхлипывать. – Пустите, придурки! Пусти! – я попыталась вырваться, закричала в идиотской надежде привлечь к себе внимание оглушенной музыкой и алкоголем толпы, – Лю... – Тш-ш-ш, Лерка... Тихо...– крупная ладонь Андрея зажала мне сразу рот и нос, лишая воздуха. Мокрый горячий шепот коснулся уха, – Пошли наверх, там празднуют все, да? Потусим... Ты же у нас это, оказывается, любишь... "тусить"? Бля, я не верю, что ты сама пришла! Ахах, сука! – он так счастливо заржал, что вместе с ним заулыбались и все остальные. Оживились тут же, им стало весело! Пьяные глаза загорелись предвкушением, будто на пороге их детского дня рождения появился долгожданный аниматор. – Пошли– пошли, че встала как не родная? Ахаххах, – меня обхватили со всех сторон три пары наглых рук, подталкивая к лестнице на третий ярус, – Любимая наша одногруппница... Ахах... – Давай, Лерочка, что как не родная... – Не обидим, Конева, все понравится... – Ой, бля, охуешь как понравится, ахахах... Я не разбирала, кто именно из них что говорил, да они и не затыкались ни на секунду, вразнобой неся какую-то масляную, похабную чушь. Все внимание мое срывалось на их руки, одновременно требовательно заталкивающие меня вверх по лестнице и лапающие на ходу. Кто -то из них грубо смял грудь через майку, нащупывая сосок, другие уже пальцы лезли под пояс домашних треников и гладили резинку трусов. Чужие руки беспорядочно трогали мои плечи, шею, бока, тянули волосы. Я пару раз трепыхнулась вырваться, особенно когда мы проходили мимо охранника. Но Жаров, так и идущий сзади, крикнул: "Все нормально, кэп!" и мужик понимающе хмыкнул и просто отвернулся, отвернулся... Отвернулся!!! Я беспомощно заревела навзрыд, буквально повисая в их руках и перестав переставлять ноги. Зря, потому что Андрей, поняв, что если меня сейчас отпустит, то я просто скачусь кубарем с лестницы, подхватил меня на руки и понес. Внутри еще металась надежда, что мы в випку к Регине, не будут же они при всех. Но эта глупая надежда быстро рассеялась, когда мы оказались в какой-то тёмной душной комнатке совсем одни. Вчетвером. Жаров, пыхтя, свалил меня на кожаный диван, Кам щелкнул замком, закрывая дверь. Реутов направился к столику, заставленному алкоголем. – Тяжелая, сука, – пробормотал Андрей, смотря на меня в упор сверху вниз и вытирая тыльной стороной ладони выступившую на лбу испарину. – Конечно, такую жопу отъела, – заржал Камиль, подходя ко мне, – Чур жопа моя, – его светлые глаза плотоядно сверкнули. Услышав это, я впала в какую-то оглущающую истерику. – Нет! Не-е-ет!!! Пустите!!! Пустите меня-я-я! Вскочила с дивана, рванула было к двери, но Жаров толчком в грудь опрокинул меня обратно. Резким движением метнулся вслед за мной, ставя колено на живот, сжал горло, склоняясь. – Заткнись, сука! Не ори! – зашипел мне в самое лицо, пожирая темным безумным взглядом, – Ну че ты, Лерка, разнылась? Савицкому же в жопу давала! А мы чем хуже, а?! Не ори и не обидим. А будешь брыкаться, так мы можем в ответ, поняла? Ну... Лерочка... – и он улыбнулся, издевательски ласково ведя костяшкой пальца по моей мокрой щеке, – Лерочка-а-а, – сладко протянул, наклонился ниже и едва ощутимо поцеловал меня в щеку, туда, где только что провел пальцем. Еще раз и еще. Нежно как касания крыла бабочки. Хватка на горле ослабла, жесткие подушечки пальцев погладили тонкую кожу на шее, ощупывая, надавили на сонную артерию, считывая пульс. Я застыла, боясь вдохнуть. Андрей был такой обманчиво ласковый, что мне стало страшно спугнуть это его настроение. Внутри билась надежда, что вдруг он сейчас сжалится. – Лерка, – он словно в бреду пробормотал и поцеловал в губы. Мягко надавил на мой рот, раздвигая, на ощупь толкнулся кончиком языка. Его слюна была словно с градусом крепкого алкоголя. Движения упругого языка – уверенными, но медленными. Я беспомощно всхлипнула, не реагируя, но и не сопротивляясь. Это были странные ощущения. Очень странные. Голова кружилась, тело обмякало как желе. Мозг туманился. Туманился до такой степени, что через пару секунд я прошептала, отодвигаясь и заглядывая в дурные черные глаза: – Отпусти меня пожалуйста... Но взгляд Жарова был пустой, словно он в тумане бродил и не расслышал, а через секунду его и вовсе отодвинул Реутов. – Вот, хорошая девочка, пей! Давай, мы же чилим да, Лерка?! По лайту все, – ткнул мне в руку бутылку текилы, – Давай-давай! – не дождавшись, когда я отхлебну, перехватил мой затылок и сам приставил горлышко к губам. Буквально влил обжигающую жидкость. Дыхание перехватило, из глаз брызнули слезы. С трудом оттолкнула его, истошно кашляя. Парни ржали вокруг. – Что, философ не наливал?! Давай-давай еще! – Стас снова пихнул мне в рот бутылку, – Легче пойдет! Везде... Ахах... Закашлявшись и согнувшись пополам во второй раз, увидела, как Кам расстегивает ширинку.
Замутило и одновременно алкоголь уже как обезболивающее потек по крови. Жаров сел рядом на диван, обнимая меня и утыкаясь в плечо, рывками задирая вверх футболку, в лихорадочной спешке пытаясь добраться до груди. – Я же тебе обещал, Лерка, что тоже повеселюсь, раз ты такая веселая,– Андрей куснул за ухо, черные глаза его бешено блестели, – Не хуй было бегать от меня, не хуй было давать ему как последняя проблядь, любишь Савицкого, да? Сука... – зашептал сбивчиво, пока Кам, вывалил свой член, подходил ко мне, не стесняясь надрачивая, а Реутов пил из горла бутылки сам, – Заебала попадаться на глаза, заебала крутить хвостом, заебала.... И попытался меня поцеловать, но я вывернулась, и Андрей только прошелся мокрым языком по моей щеке. – Дай сюда! – прохрипела, вырывая бутылку из рук Стаса. Откинув голову, присосалась к горлышку, мечтая просто отключиться на следующий час. Отключиться не получилось, но алкоголь и шок сделали свое дело. Психика услужливо ввела меня в какой-то транс. Казалось, что душа отлетела и все дальнейшее происходило не со мной. Да и придурки и правда не делали мне больно. Хотели просто поебаться и все. Единственное, что хотела ли поебаться я, их мало интересовало. Как только я продышалась после залитой текилы, Камиль сунул мне член в рот. Он был меньше, чем у Савицкого, имел кисловатый привкус, но очень хорошо реагировал на стимуляцию. Или это сама ситуация так Кама возбудила, что он обкончал мне все лицо буквально через пару минут, вызвав нездоровый ржач у Реутова, в это время подлезшего снизу и пытавшегося меня не очень приятно нализывать. Жаров гладил мою грудь и смотрел, как Кам пихает мне в рот свой отросток. Стыд и унижение сжирали при этом так, что эмоции и вовсе отключались, перегорая, оставляя лишь плотный кровавый туман вместо реальности. Потом мне вытерли салфеткой лицо, и Андрей встал, расстегивая подрагивающими пальцами ширинку. Достал из заднего кармана презерватив. – Я первый, – рыкнул на Стаса, отгоняя его от меня, как более низкорангового кобеля от сучки.
