Текст книги "( Не) мой профессор (СИ)"
Автор книги: Виктория Анкай
Соавторы: Ана Сакру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
19. Лера
Стоило двери с шумом захлопнуться, как Эдуард Альбертович вперил в меня вмиг потяжелевший взгляд. Изучающий, непроницаемый, холодный. Настолько холодный, что я поежилась, опуская голову и зажимая повлажневшие ладони между коленями.
– Что ж... – протянул Савицкий задумчиво.
Сделал несколько шагов по аудитории, достал вейп из кармана брюк. Через секунду в звенящем от нашего молчания воздухе поплыл сладковато-морозный дым. Савицкий неспешно подошел к окну, открыл нараспашку форточку, и только после этого направился ко мне, не забыв прихватить по дороге с преподавательского стола лазерную указку.
Эту указку он положил прямо передо мной. Я сглотнув впилась в неё глазами. Внутри обжигающе зацарапало нервами, между ног пугливо сжались мышцы. Я не знала, что именно он собирается с ней делать, но что она не просто так стукнулась о парту у самого моего носа – была уверена.
Продолговатая, сантиметров двадцать в длину и может быть пять в диаметре, черная, с металлическим наболдашником...
Эдуард Альбертович тем временем взял стул, поставил спинкой к моей парте с другой стороны и оседлал его верхом. Сложив локти на спинку, опустил голову на подставленные руки и холодно на меня уставился.
– Валерия, вас перестал интересовать мой предмет? – ледяным тоном.
– Что? Нет! – я тут же вскинулась, подняв на него глаза. Встретилась в бездонным синим взглядом и пропала, захлебываясь в том, как безразлично он на меня смотрел!
Раньше он не смотрел так никогда. Кожа покрылась липкой пленкой ужаса. Нет – нет– нет! Только не гляди так на меня! Будто всё уже кончено. Будто я никто!
В голове лихорадочно зачастили мысли, как лучше ему ответить, но горло схватило спазмом, губы задрожали, и я могла только отрицательно замотать головой.
– Вы не слышали ни одного моего слова, – с холодной яростью продолжал давить на меня Савицкий, – Очевидно, нашли что-то более интересное, чем моя лекция. Это ваше право, Валерия, но расскажите мне, будьте добры, зачем я тогда трачу сейчас на вас свое время?
– Эд -Эдуард Альбертович, я...нет! Это не так...Эд...П-пожалуйста...
Я начала заикаться, по щеке поползла мокрая дорожка. А он всё говорил и говорил, очевидно, решив растоптать все между нами своими железными доводами.
– Я просто не вижу смысла продолжать, Валерия. И вам не из-за чего расстраиваться. Все предельно честно, как и должно быть между взрослыми людьми. Я все лишь хочу получить отдачу, хочу равноценный обмен. Я затрачиваю свою энергию на вас и, кажется, имею на это право...
– П-пожалуйста...Пожалуйста! – я, зарыдав уже в полную силу, не выдержала и вскочила со своего стула.
Больно ударившись бедром об угол парты из-за своей неуклюжей порывистости, рухнула на колени перед Савицким, судорожно обняла его бедро.
– Валерия, вы мне соплями испачкаете брюки, – недовольно проворчал Эдуард Валерьевич, мягко отстраняя меня от себя, отчего я заревела еще горше, пряча лицо в ладонях и так и сидя на грязном полу. – Валерия...Лер... – философ страдальчески вздохнул, встал со стула, сел на него уже нормально и притянул меня к себе за плечи.
Моя голова уперлась ему в пах. Я крепко обняла Эдуарда Альбертовича за талию, рвано всхлипывая и изо всех сил пытаясь быстрее успокоиться, пока он рассеянно гладил меня по волосам. Его молчаливая ласка доводила до исступления от осознания, что всё опять хорошо, что я прощена…
Когда он чуть отстранился и молча вжикнул ширинкой, я восприняла это как благословение. Рот тут же заполнился вязкой слюной, дыхание сорвалось. Я завороженно смотрела, как профессор приспускает резинку белья и вываливает наружу ещё вялый член. Сердце шумело в каждой клетке, когда торопливо припала к бордовой головке, жадно всасывая в себя.
Поощряющее нажатие мужской ладони на затылок окрылило. Я обхватила корень твердеющего ствола пальцами, но тут же услышала тихий рык "за спину". Послушно убрала руки, сцепив их в замок за спиной и стала активно двигать только головой. Савицкий немного сполз со стула, шире расставив колени, запрокинул голову назад и прикрыл глаза. Его тихое дыхание заглушали чавкающие звуки, разносившиеся по аудитории, которые, я знала, ему очень нравились.
А у меня внутри дрожало все, набухая, от вкуса любимого мужчины, от давящего на корень языка уже твердого толстого члена у меня во рту, от того, что Эдуарду определенно нравится все, что я делаю, и он больше не сердится на меня.
– Достаточно, – в какой-то момент Савицкий резко дернул меня за волосы, заставляя выпустить изо рта каменный орган и посмотреть ему в глаза.
Покосилась на ниточку слюны, соединяющую нас, облизала губы и преданно встретила синий въедливый взгляд профессора. По телу бродила эйфория, я размякла, обессилила и просто ждала, что дальше, готовая на всё.
С ним на всё.
– Я всё ещё жду объяснений, Лер, – уже мягко проговорил Савицкий, ведя костяшками по моей мокрой от слюны щеке. Второй рукой он так и не отпускал мои волосы, чувствительно оттягивая их вниз на затылке, – Мне перестать с тобой заниматься? – вопросительно выгнул бровь.
– Н-нет... – голос сипел после минета, от ужасной перспективы округлились глаза, – Я...
– Что ты? – ласково.
– Я просто... – сглотнула с трудом из-за запрокинутой шеи, – Сегодня Жаров..
– Ах, вот что, Жаров. Ты думала о нем? Ты теперь с ним? Так может нам...
– Нет, боже, нет! – на эмоциях я было подскочила с пола, но с шипением дернулась обратно из-за натяжения волос, которые профессор не отпускал. На глазах снова выступили слёзы, – Он опять приставал, и я хотела вам сказать! Думала как и...
– Приставал? – удивленно воззрился на меня Эдуард Альбертович, – Почему?
– Откуда мне знать?!
– Хм-м-м, – задумчиво протянул Савицкий, склоняя голову набок, – Уверена, что не знаешь? – и он наконец отпустил мои волосы. Подхватил за подмышки и посадил к себе на колени.
Наши лица оказались друг напротив друга. Так близко...
Его рука ласково гладила мое бедро под задравшейся юбкой, а промежностью я ощущала его горячий, влажный от моей слюны член. Веки мои отяжелели, в голове мелькнуло мечтательное: "Вот бы он меня сейчас поцеловал...и взял. Прямо здесь. Плевать. Я уже готова давно...Я хочу отдать ему свою девственность. Только ему. Только для него".
– Так может ты его спровоцировала, а, Лер? – хрипло пробормотал Савицкий мне в губы, и я почувствовала, как его голос задрожал от сдерживаемого возбуждения. Рука, ласково гладившая бедро, вдруг отвесила хлесткий болезненный шлепок, и я инстинктивно дернулась, пискнув, – Признайся... – продолжил нашептывать профессор, нежно оглаживая горящее место удара, – Признайся, что ты виновата сама. Что ты у меня плохая, очень плохая девочка. Ну, Лерочка? Ты же сама? Солнышко, сама?!
Облизала пересохшие вмиг губы, закрыла глаза и глухо ответила.
– Да. Я сама.
Профессор будто только и ждал этого. Его лицо вмиг перекосило хищной гримасой, синие глаза плотоядно сверкнули. Я тонко взвыла от того, как он снова резко схватил меня за волосы, снимая со своих колен и волоча к моей парте. Между ног болезненно мокро горело. Я уже предполагала, что сейчас будет. Задницу заранее пекло огнем. Лишь бы дал кончить потом...
– Сучка... – задыхаясь от возбуждения шипел профессор, пока укладывал меня грудью на стол, задирал юбку до самой талии, приспускал колготки с трусами до колен. Так, что запутавшиеся в одежде ноги невозможно было развести. Словно стреножил лошадь, – Какая же ты сучка... – прохрипел почти ласково, гладя меня по обнаженному крестцу, – Ну что мне с тобой делать, а?
Я было хотела ответить, что всё, что угодно, но первый хлесткий шлепок заставил беззвучно болезненно ойкнуть, закусив до крови губу. Уперлась лбом в прохладную деревянную столешницу. Прикрыла глаза.
– До двадцати. И ни звука, – холодно отрезал профессор.
Боже...Я задрожала, съеживаясь заранее.
Два. Вспыхнула кровавым обжигающим цветком левая ягодица. Три. Снова правая. Я засопела, сдерживаясь изо всех сил. Нос защипало соленой влагой. Во рту разлился ржавый привкус крови, сочившейся из прокушенной губы. Слёзы потекли сами на седьмом тяжелом шлепке. Из глаз, из носа, и, казалось, из каждой поры на лице. Мышцы бедер рефлекторно сжимались, готовясь заранее.
– Привыкла уже, да? – раздраженно прохрипел Савицкий сзади, – Стала маленькой шлюхой?! А если так?
И он схватил со стола валяющуюся около моего носа лазерную указку. Разрубаемый воздух коротко свистнул, а потом бедро будто ошпарило.
– О-о-ой, – – утробно завыла я в парту.
Если до этого было больше обидно, то теперь уже стало реально больно. Так больно, что мне почудилось, что кожа лопнула от этой чертовой указки.
– Молчи...иначе... заново, – отрывисто рыкнул Савицкий низким перевозбужденным голосом.
Девять. Я всадила ногти себе в ладони, крепко зажмурилась, стала кусать щеки, потому что губы не помогало уже. За веками расцветали красные круги. Икры в треморе задрожали, когда короткие болючие удары посыпались один за другим. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать...
– Течешь? – вдруг мурлыкнул профессор, резко останавливаясь.
Нежно огладил пылающую задницу рукой и ледяным металлическим наконечником указки. Провел пальцами по моим половым губам, собирая влагу, чуть – чуть надавил указательным на вход в лоно, даря будоражащее ощущение растягивания. Я замерла, слушая, как он шумно прерывисто дышит. Я сама дышала так же.
Боже, сделай это. Сделай…
Подалась бедрами на его руку, палец вошел глубже, но профессор тут же его убрал.
– Аккуратней, Валерия, так могу и порвать, – пробормотал неразборчиво, – Мокрая шлюшка... – с укором, – Хочешь, да?
– Мх-хм, – выстонала, чувствуя, как он ведет указкой между набухших складок, давит холодным набалдашником на чувствительный клитор, потом чуть выше, пока не вставил в меня кончик набалдашника.
Натяжение тканей ощущалось на грани, стало страшно, что сейчас порвет. Озноб покрыл бедра...Хлесткий, болезненный шлепок, от которого сильно дернулась. Ай!
– Четырнадцать. Ну что ты так елозишь? – будто устало вздохнул Савицкий, ласково гладя меня по заднице и вертя во мне указку, – Мы же не хотим тебе порвать? Давай по– другому, да?
И металлический наконечник выскользнул из лона, чтобы через секунду надавить на дырочку выше.
– М-м-м, – я протестующе дернулась, замычала. Анус зажгло, обдирая без нормальной смазки. Глаза широко распахнулись, грозя вылезти из орбит.
– Вот так...вот так... – возбужденно шептал профессор и даже нагнулся ко мне, чтобы ласково начать целовать позвонки, пока проталкивал чертову указку все глубже.
Ощущение, что на кол сажают, раздирало, в заднице горело все. Кожа липкой испариной покрылась, мышцы мелко дрожали, пытаясь адаптироваться.
– Молодец какая... – Савицкий поцеловал меня в висок, лизнул ушную раковину, прикусил кромку, – Подвигаем? – и начал было елозить указкой туда– сюда, но я жалобно тонко захныкала, так как набалдашник что-то внутри царапал.
– Ладно– ладно... – он тут же перестал, но указку оставил во мне.
Выпрямился и медленно, с оттяжкой продолжил меня шлепать, пока не досчитал до двадцати.
Последние пару цифр я практически не слышала, в ушах звенело. Тело было ватным, вообще без костей. Каждый шлепок двигал указку в заднем проходе, заставляя беспомощно вздрагивать. Перед полуприкрытыми глазами качалась аудитория, и все было будто в плотной дымке.
Когда профессор рванул меня на себя, заставив сесть перед ним на колени, я рухнула на пол как мешок картошки. Но быстро выпрямилась, ощутив, как указка, так и торчавшая из меня, уперлась в пол. Савицкий уже гладил свой вздыбленный член. Он Рывком расстегнул мне блузку, чудом не оставив без пуговиц. Вытащил груди из чашек лифчика.
– Сиськи вместе сожми, – прохрипел, – И дай рот...
Я на автомате сделала, как он велел. Открыла рот пошире, старательно ловя губами замелькавшую между грудей багровую головку. Но задница зудела так, что сосредоточиться не могла. Повезло, что и не пришлось. Буквально через пару секунд Эдуард Альбертович кончил, залив спермой мне декольте, шею и подбородок. Он ласково потрепал меня по голове, тяжело дыша.Кивнул на стол, чтобы снова приняла предыдущую позу.
Я вспыхнула в ожидании награды. Сейчас он сделает что-то сладкое, и я кончу. Сейчас...Он всегда так делал, всегда...
Но...
– Подумай над сегодняшним днем, Лер. Вечером скажешь, что было не так, – выдал мягким поучительным тоном уже полностью пришедший в себя Савицкий и аккуратно вытянул из меня указку. Опустил мою юбку. Отошел.
Что?
В груди сдавило больно-больно. Слезы опять полились, беззвучные, горькие. Боже...
– Вот салфетки, Лер. Давай быстрей, сейчас уже перерыв будет, задержались мы с тобой, – похлопал меня по плечу, затянулся вейпом и отошел к открытой форточке, равнодушно наблюдая, как я торопливо, неловко одеваюсь.
Щеки горели, задница горела, и в заднице горело тоже...Я ступить нормально не могла – ноги подгибались. Кое– как вытерла салфетками следы спермы, опухшее от слёз лицо. Поднять взгляд на Савицкого не хватало моральных сил. Мне было так обидно!
– Ну, я пойду? – просипела, закидывая сумку на плечо.
– Иди, Лерочка, иди. Вечером как обычно, – Эдуард Альбертович скорым шагом подошел к двери и распахнул ее для меня, – Ты у меня умница, – сказал ласково, когда я выходила из аудитории, минуя его.
– Спасибо, – пробормотала задушено.
И дверь за мной тут же захлопнулась.
Я замерла в коридоре, моргая как слепой котенок. Будто попала в другой мир, только что пережив потрясение в прежнем. В голове каша. Что делать? Куда мне надо идти? Домой...Наверно домой, да...
Развернулась в сторону выхода и медленно побрела туда. Ноги не слушались, как-то странно расставляясь. Вокруг не видела ничего. Поэтому, когда Жаров, сидевший на подоконнике через три окна от аудитории, меня окликнул, я даже не сразу сообразила, с какой стороны донеслось мое имя. С трудом нашла расфокусированным взглядом Андрея. Молча уставилась на него.
– Что, закончили? – он оскалился, прожигая меня черными глазами. Вот только сейчас это совершенно не трогало.
– Да, тебе чего? – устало спросила.
– Ничего. Кое-что еще в аудитории забыл, но решил вам не мешать. Вот...ждал...Хочешь, домой подвезу?
Его последний вопрос потонул в оглушительной трели звонка на перерыв. Вокруг все мгновенно ожило и зашумело. Хлопающие двери, вываливающиеся наружу студенты, в миг наводнившие коридор, толкучка, гомон.
Я отрицательно покачала головой и побрела дальше по коридору. Жаров больше меня не окликал. Наверно в аудиторию за своей вещью пошел.
20. Люда
– Лер, давай температуру измерим... – я со вздохом присела край кровати, с тревогой глядя на дочь, завернувшуюся в одеяло по самые уши. – Или, может, врача вызовем...
Лера психованно дёрнулась, демонстративно отворачиваясь к стене и продолжая пялиться в экран мобильника.
– Мам, я же сказала... – она стиснула зубы, упорно не желая смотреть в мою сторону. – Всё нормально! Я не заболела! Всё хорошо!
– Лер, ты сегодня даже в туалет не вставала... – я шмыгнула носом, рисуя в голове страшные картины того, чем меня в молодости стращала мать – воспаление придатков из-за коротких юбок, цистит, возрастное недержание... Нет, ничего из этого не сбылось к счастью, но вбитый гвоздями страх, абсолютно не действующий на меня в юные годы, почему-то резко активизировался на дочери.
– И что? – Лера наконец вскинула на меня раздражённый взгляд, но тут же снова посмотрела в сторону. – Я поздно легла, перед сном ничего не пила... Да и сейчас ещё даже не обед! Не хочу я в туалет, понимаешь ты?
На глаза навернулись слёзы – она даже не задумывается о собственном здоровье! Ну как ей объяснить...
– Лер...
– Мам, просто оставь меня в покое, – на этот раз дочь вперила в меня полный тихой ненависти взор, не моргая и словно гипнотизируя своими огромными глазами. – У меня выходной! Я хочу отдохнуть!
Поджала губы, как-то остро воспринимая собственную беспомощность в отношении своего единственного ребёнка. Бедная, как же ей хочется быть независимой...
Проговорила тихо, спокойно выдержав её взгляд:
– Пообещай мне, Лер, только одно – если что-то случится, ты обязательно расскажешь мне...
– Да хорошо, хорошо! – она тут же опять взъерепенилась, отвернулась, накинула на голову одеяло. – Уходи, мам...
Глубоко вздохнула, с жалостью глядя на её худую фигурку – неспокойно как-то на сердце. Но и ругаться с ней вообще не вариант – потом и вовсе перестанет со мной разговаривать...
Поднялась с постели. Подоткнула край покрывала, невесомо погладила Лерин бок поверх одеяла... Вышла из комнаты.
***
...Звонок в дверь раздался совершенно неожиданно и абсолютно невовремя – я только припылила столешницу мукой и принялась раскатывать пышное тесто на вторую пиццу. Первая уже подрумянилась в духовке и пахла умопомрачительно, настолько, что даже Лерка наконец выползла из своей комнаты и уже пару раз приходила проверить, готов ли обед...
Отложила скалку. Быстро вытерла испачканные мукой руки об полотенце, стряхнула с фартука белое облачко. Торопливо направилась в прихожую, схватилась за ключ, на всякий случай сходу заглянула в глазок...
Замерла. Забыла как дышать, парализованная внезапным страхом, ощущая, как кровь сворачивается в венах...
Сделала медленный осторожный шаг назад. Ещё один... И ещё...
Нетерпеливая трель раздалась снова, двойное короткое нажатие...
Бросилась в комнату, едва не сбив в проёме зевающую Лерку...
– Мам?! – дочь вытаращилась на меня как на привидение. – Ты чего?
– Л-лер... – я выдавила полубезумную улыбку, глядя в нахмуренное лицо Леры. – Там... Там...
– Что? – дочь сложила руки на груди, хлопая на меня глазами.
– Там сосед... Дядя Гриша...
– А... – Лерка махнула рукой, сразу потеряв к незваному гостю всякий интерес. – Так открой, мам. Он уже заходил на днях, кстати, тебя не было.
Он... заходил?!
– Лер! – я метнулась вслед за дочерью на кухню. – Погоди! Открой ты, пожалуйста... Скажи ему, что меня опять нету...
Звонок сработал снова, дважды по два коротких сигнала...
Она смерила меня недоумённым взглядом.
– Денег за ремонт машины опять торчишь что ли?
– А?! А, да... Типа того... – я с надеждой закусила губу, сцепляя дрожащие руки в кулаки.
Дочь скептически пожала плечами, сменив траекторию движения и равнодушно направляясь в коридор. Нарочно громко щёлкнула замком под очередной звонок...
Затаилась за углом, вжавшись в стену. Задержала дыхание...
– Здрасьте... А мамы нету... А, ладно... Хорошо, да... До свидания...
Дверь с грохотом захлопнулась...
– На, – дочь насмешливо протянула мне большую шоколадку. – Просили тебе передать.
Хлопнула глазами, как дура глядя на Милку с орешками в её руке.
– К-кто просил?
– Пффф, – Лерка закатила глаза, впихивая мне шоколад прямо в руки. – Дядь Гриша, понятное дело. Пьяный опять в хлам... – она обошла меня, направляясь в кухню. – Ну что там, ма? Пицца готова?
Ошалело уставилась на фиолетовую обёртку в своих руках. Молочный шоколад с фундуком, вес двести пятьдесят грамм... Это реально мне что ли?! От... соседа?! Бред какой-то...
– Мам!
Ах да, пицца!
– Иду...
Лерка уже сама распахнула дверцу духовки, взяла прихватки, отмахиваясь от горячего пара и намереваясь вытащить противень. Судя по всему, настроение у неё заметно улучшилось, самочувствие тоже. Собственно, ради этого я и решила посвятить выходной готовке, да...
– Запах такой... Ммммм, – она втянула носом аромат выпечки, выставляя противень на подставку. – Подозреваю, дядь Гриша всё равно не поверил сейчас, что тебя нету, ну кто ещё у нас в подъезде так готовит? Сразу понятно – мама Люда... – она добродушно рассмеялась, хватаясь за нож.
Плевать. Его проблемы. Ещё шоколадка эта... К чему вообще? Типа извиниться решил что ли? Пусть машину лучше вернёт...
Бросила плитку на холодильник – потом передарю кому-нибудь.
– Горячая, – я забрала нож у дочери. – Садись, сейчас нарежу...
***
Тихий спокойный вечер. Наверное, первый в череде последних безумных недель...
Лерка окончательно подобрела после пиццы, настолько, что вытянулась на диване в зале, негромко включила какой-то музыкальный канал в телевизоре, завернулась в плед и просто отдыхала, зависая в своём телефоне, не прячась от меня и не раздражаясь по каждому пустяку. Совсем как когда-то давно, когда она была ещё ребёнком, и между нами не было никаких секретов...
Я старалась не шуметь лишний раз, не лезть к ней, опасаясь спугнуть такое непривычное для дочери в последнее время настроение. И тихо радовалась этой возможности выдохнуть наконец, хоть ненадолго поверить в иллюзию того, что мы с дочкой – крепкая дружная семья, что нас обойдут стороной все проблемы и беды, что всё непременно будет хорошо...
Эту безмятежную идиллию разрушил единственный звонок – мама.
Чёрт побери, она всегда как будто чувствует самый неподходящий момент и звонит именно в него. Словно нарочно, чтобы напомнить мне о том, что моё хромое счастье – это полная херня в сравнении с нормальной жизнью современной женщины. И ладно бы, если бы мне предстояло всего лишь пережить короткий разговор с ней, но нет же – я потом несколько дней буду не в себе от этой беседы, ибо общение с мамой всегда надолго выбивает меня из колеи...
– Да, мам, – я зажмурилась, стараясь держать себя в руках и не выдать дочери свой негатив, если вдруг она невольно услышит наш диалог. На всякий случай бесшумно закрыла дверь в кухню. Села на табуретку... Ощущение – будто по кирпичику рушится так долго выстраиваемый пазл пространства вокруг. Нужно было просто не брать трубку...
– Добрый день, Людмила, – сухой официальный голос матери сейчас зацепил самые мерзкие струны души. – С каких это пор ты игнорируешь мои звонки?
Господи, ну можно же начать разговор как-то иначе?! Такое чувство, что чем меньше мне хочется с ней говорить, тем жёстче она начинает свою дискуссию...
– Здравствуй, мама, – принципиально выдавила сквозь зубы, понимая, что просто не могу общаться сейчас адекватно – слишком мне хотелось побыть в тишине сегодня вечером.
– Ты не взяла трубку в прошлый понедельник, потом проигнорировала мой звонок в эту среду. Сама ни разу не удосужилась мне позвонить, – голос матери стал ещё строже. – Сейчас начинаешь разговор так, будто я тебе что-то должна, Люд. В чём дело? Ты на что-то обижена? Так скажи прямо об этом. Или это твои личные качества проявляются, которые мне так и не удалось перевоспитать в тебе? Плохо, Людмила, очень плохо. Ты, в конце концов, взрослая женщина...
Да бляяять... Когда она так говорит, я наоборот всегда чувствую себя глупым капризным ребёнком, зацикленным на своих проблемах, а не взрослой женщиной!
– Мам, ну хватит... – вопреки клокотавшей в душе атомной войне мой голос звучал плаксиво и муторно. – На что мне обижаться? В понедельник, когда ты звонила, у третьего курса был зачёт, а в среду я даже не видела твой пропущенный, потому что поставила на беззвучный... – Боже мой, я опять оправдываюсь перед ней...
– Избавь меня от своих объяснений, будь добра, – мама страдальчески вздохнула в трубку. – Они мне не заменят общение с дочерью, поэтому лучше помолчи, – она прикрыла ладонью микрофон, без предупреждения делая кому-то заказ – суши с сёмгой и цукини, бокал какого-то вина, салат с кальмарами без заправки и специй, только с оливковым маслом... – Так вот, Люд... – она снова вернулась к разговору со мной, тяжело вздыхая. – Что я хотела тебе сказать...
– Может, спросить хотела, как мы тут вообще? – ядовитый сарказм всё-таки просочился наружу, являясь стопроцентной гарантией того, что сегодня мы с матерью поругаемся. – Есть ли у меня деньги, чтобы кормить твою внучку хотя бы бутербродами с колбасой, пока ты там ешь суши и кальмаров? Или поинтересоваться нашим здоровьем? Или...
– Людааа... – голос матери стал обманчиво скучающим. – Ты сейчас что делаешь, м?
– Эээ... В смысле...
– Да в прямом! – вот теперь её тон приобрёл знакомые мне с молодости стальные интонации. – Ты сейчас кому пытаешься предъявить претензии, дорогая моя?! Мне?! Ты?! А ты забыла, как мы с тобой жили? Кроме твоей бабки, изредка присылающей нам телеграммы, у нас тоже никто не спрашивал ни о здоровье, ни о том, на что мы питаемся! И ничего, вырастила тебя! Одного не пойму – в кого ты такая неприспособленная? Одни сопли, без слёз не взглянешь! Стыдно за тебя, Люда, ей-Богу! И сейчас там стоишь и ревёшь как дура...
По щекам действительно уже бежали две широкие дорожки слёз. Да кто её вообще просил звонить сегодня?! И зачем мне всё это выслушивать, спрашивается? Даже если это правда... Даже если я... Если ей стыдно за меня... Ну так и не надо ко мне лезть! Я же справляюсь как-то, правда? И не хуже, чем она в моём возрасте! И она, кстати, тоже тогда часто рыдала в подушку ночами, думая, что я не вижу и не замечаю этого! А теперь меня же носом в это тыкает?!
– А тебе тогда не хотелось, чтобы тебя кто-то поддержал, мам? – закричала в трубку, захлёбываясь обидой и злостью. – Тебе не хотелось, чтобы кто-то спросил о том, как ты вообще справляешься и со мной, и со всем остальным? Да чтобы хотя бы тебя не обвиняли в том, что ты не можешь жить лучше и дать больше своему ребёнку...
Мать на удивление промолчала. То ли не нашлась с ответом, то ли решила дать мне высказаться и угомониться наконец...
– Закончила? – тяжёлое равнодушие её тона теперь действительно раздражало гораздо меньше. – Я могу продолжать? – высокомерная издёвка тоже мало зацепила.
– Можешь, – я шмыгнула носом, сдавливая пальцами переносицу, чтобы прекратить поток слёз.
– Валерия мне рассказала, что к тебе ходит сосед. Не Пётр Владимирович, как я надеялась, а этот... алкоголик ваш местный... Как его...
Слёзы почему-то в миг высохли. По позвоночнику прокатился знакомый холодок, появляющийся при упоминании того, о ком она говорила...
– Гриша его зовут... – в душе взметнулась какая-то ярость, смешанная с острым неприятием того факта, что мать вообще заговорила об этом человеке.
– Ах да, Григорий... – я прямо-таки увидела воочию, как некрасиво сморщилось в этот момент мамино аристократичное ухоженное лицо. – Ты решила меня опозорить на весь район, дочь?
– Мам... – я набрала в грудь воздуха, всё ещё пытаясь отдышаться от недавних слёз. – Сосед чинит мне машину, он в этом неплохо разбирается...
– Не рассказывай мне сказки, Люд! – уничижительный тон матери снова ударил по больному – она не осуждает пьющего соседа, она осуждает меня за то, что я с ним связалась, да. – Других кандидатов нет? Или ты себя настолько запустила, что кроме такого контингента мужчин больше никто не смотрит? Ты хотя бы справку о здоровье у него просила? Притащишь в дом заразу какую-нибудь, а у тебя дочь, между прочим! О чём ты вообще думаешь? А если он допьётся до белой горячки и за нож схватится, тогда что? А если залетишь опять? От алкоголика рожать будешь?
Едва не задохнулась от этих обвинительных слов. И да, во многом мать права, но...
Я не собираюсь рожать от Гриши. Я вообще не собираюсь иметь с ним никаких дел. Мы просто живём в одном подъезде. А то, что произошло между нами в гараже, вообще никого не касается и никогда не выплывет наружу!
А если бы между нами что-то и было, то что? Это моя жизнь! Я могу спать хоть с алкашом, хоть с профессором! Вот его бы, кстати, мама наверняка одобрила бы... Куда Грише до него, конечно...
Почему-то стало обидно за соседа. Какое-то иррациональное желание защитить Гришу от высокомерия и презрения таких, как мать, неожиданно взяло верх. Да, он не подарок, конечно, но не всем же так повезло в жизни, как маменькиным ухажёрам! Может быть, если бы Гриша не развёлся с женой, он бы... Он...
Господи, о чём я вообще думаю?!
– Мам, у меня нет отношений с соседом, ясно? – я протолкнула ком в горле, желая как можно скорее свести разговор на любую другую тему, только бы не обсуждать Гришку. – Ещё раз повторю – он просто иногда занимается ремонтом моей машины...
– А какой пример ты Валерии подаёшь, ты думала об этом? – мама снова неожиданно прикрыла телефон, коротко и вполне вежливо поблагодарила официанта за заказ. Через секунду опять продолжила прежним тоном, предназначавшимся мне... – Ты вообще хоть о чём-то думаешь, кроме своей литературы и нытья? Лучше бы думала о том, на чей хер лезешь...
– Мама!
– Привыкла, что я с тобой усюсюкаюсь всё время, а как правда – так сразу обиды пошли, и разговаривать она не хочет...
Нажала отбой. Глубоко вздохнула, всё ещё слыша в наступившей тишине ядовитый голос матери, словно по учебнику складно расписывающий мне мои недостатки. Господи, у нас никогда не наладятся отношения... Как бы мы не старались подолгу делать вид, что всё прекрасно, рано или поздно нарыв вскрывается, и мы безнадёжно ругаемся...
Вытерла слезу со щеки. Покосилась на погасший экран телефона – так хочется Эдику позвонить... Он бы обязательно нашёл нужные слова. Не обидные, но поддерживающие. Вселяющие уверенность в себе. Его правда иная – тоже болезненная, но совсем не бьющая наотмашь по лицу, скорее мягкая и подобно каплям просачивающаяся в самую душу... Жаль, что сегодня суббота – Эдуард Альбертович просил его не беспокоить по выходным. Остаётся надеяться, что он сам попозже всё-таки позвонит, хоть ненадолго...
Выдохнула. Зачем-то взяла с холодильника Гришину шоколадку...
Неожиданно для себя грустно усмехнулась, разглядывая рисунок на упаковке – интересно, почему он выбрал именно такую? Или взял первую попавшуюся... Или ту, на которую сегодня действует скидка...
Неважно. Самое время заесть паршивое настроение сладостями, да. Тем более, она с орешками, как я люблю...
