Текст книги "Одна против зомби (СИ)"

Автор книги: Виктор Гламаздин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Оно Вас заранее благодарит. Но давайте ближе к теме. Не ходите вокруг да около. Берите историю за хобот и начните с самого важного события в ней.

– Что ж, начну именно с него. Оно произошло три месяца назад. Именно тогда мы понесли небывалые финансовые потери. И тогда я собрал на совещание руководителей всех департаментов «ИNФЕRNО». Надо было обсудить наши дальнейшие действия…

Глава 3. Гомеопатическое, млять, средство

1

В общем, три месяца назад, когда еще ничего не предвещало катастрофу, но некий тревожный напряг уже витал в воздухе каждого из кабинетов «ИNФЕRNО», Хорькофф собрал весь свой штаб – начальников департаментов корпорации – на экстренное совещание.

Начальники болтали между собой, мало обращая внимания на своего молодого босса. Большого уважения к себе он еще не заслужил. Все считали его просто наместником тестя в данном богоугодном заведении и немного презирали новичка, не имеющего опыта в погребальном бизнесе.

Приветливо кивнув каждому из собравшихся, президент «ИNФЕRNО» сел в кресло, имитирующее трон египетских фараонов, и приподнял над столом ладонь, призывая всех к тишине.

Народ угомонился.

– Прибыль наша за последний квартал упала на тридцать восемь процентов, – Хорькофф постарался произнести эти слова бодрым, на худой конец равнодушным тоном, чтобы никто не заподозрил своего президента в том, что он до судорог боится получить от тестя взбучку за развал вверенной им зятю корпорации. – Но я считаю, что в дальнейшем особых сложностей не предвидится, и мы еще возьмем реванш. Нам надо поскорее провести анализ ситуации и найти путь, который выведет нас из тупика в максимально сжатый срок.

Своему боссу тут же – не ради подхалимства, а проявляя корпоративную солидарность – тут же поддакнула треть начальников, заявив, что поднять показатели для такой могущественной корпорации, как «ИNФЕRNО», дело не просто плевое, а такое, после которого даже не придется вытирать рук о полотенце.

После Хорькоффа с отчетной речью о своих полных нечеловеческой скорби и потрясающего по глубине логического анализа делах выступил Константин Перецко. Это был одетый в пафосный красный пиджак пухлячок с толстой шеей, озабоченным багровым лицом и задорным ежиком рыжих волос.

Перецко руководил департаментом сбыта. В свое время он прочитал немало вздора про то, что сбыт является основой существования цивилизации и единственным стимулом ее развития. Поэтому Перецко был твердо убежден, что является единственным человеком в корпорации, кто занимается по-настоящему нужными народу и стране вещами, а остальные сотрудники просто мешают ему исполнять свой долг перед человечеством.

Перецко откровенно поведал перед соратниками по борьбе за достойное погребение граждан о катастрофе, грозящей корпорации из-за стремительного сокращения заказов. И завершил свою получасовую речь так:

– Ответственно заявляю: в провале виновата служба маркетинга.

– Уверены? – засомневался Хорькофф, имеющий несколько иные данные.

– На все сто! – сказал Перецко. – Мы в этом году должны были Турцию с Израилем окучить и французов не потерять. А рынок-то не пропиарили! Итог: подсуетились корейцы и известная всем братва из Гонконга, а нас послали к черту.

Перецко обвел начальников департаментов суровым взглядом. И решил еще больше сгустить краски:

– Квартал накрылся медным тазом. Еще один такой провал – и годовой баланс подведем с убытком. Кстати, под угрозой ниша в Индии. Местные активно вытесняют наши филиалы. Нас ждет крах.

– Да, пожалуй, департамент маркетинга, подкачал, – принял версию Перецко Хорькофф.

Тут же вскочила со стула крашеная блондинка – руководитель маркетингового департамента Старикова. Чутье опытного аппаратчика подсказало ей, что переводить стрелки обратно на команду Перецко уже поздно. И Старикова нанесла удар по другому департаменту:

– Нам квалифицированных сотрудников не хватает. В рекламном недобор, а в пиар-службе вообще почти никого не осталось – все ушли в команды кандидатов на госдумовские выборы. Да и кадровики совсем обленились.

– Мы Вам, млять, кучу кандидатов отправили! – парировал, возмущенно всплеснув руками, розовощекий старичок-бодрячок Казимир Леонтович – начальник отдела по работе с персоналом. – А Вы всех к чертям собачьим послали!

– Ха, ха и еще раз ха, Леонтович! – зло ухмыльнулась Старикова. – Да уж, Вы «направили»: студентов, алкоголиков и городских сумасшедших.

– Вот именно, млять! – вскинулся Леонтович. – А все почему?

– Работать не умеете! – припечатала Старикова оппонента.

– Оклады у нас маленькие, – объяснил Леонтович. – Профи не идут.

– Зато дебилы валят толпами, – заявила Старикова.

– И из дебилов можно сделать, млять, идеальных офисных работников, – высказал весьма сомнительное утверждения Леонтович. – Для этого, млять, разные штучки есть.

– Казимир Сигизмундович, я хочу, чтобы Вы как раз и занялись этим, – сказал Хорькофф. – Не сомневаюсь, скоро мы получим от Вас умелых сотрудников. Но прибавка зарплаты – только после того, как выйдем из кризиса.

– У меня, млять, есть предложение получше, – Леонтович окатил Старикову холодным взглядом. – Я уже приготовил план, как увеличить, млять, нашу производительность, не увеличивая штаты ни на одну, млять, единицу.

Все с восхищением посмотрели на Леонтовича. В брошенных на него взглядах читалась одна единственная мысль: «Сейчас он нам под наши же аплодисменты впарит такую хрень, что мы потом еще сто раз пожалеем, что связались с этим мошенником. Но впарит нам он ее настолько хитро, что мы от всей души поблагодарим его за это дерьмо. Профессионал, млять».

2

– Леонтович, не морочьте голову! – распалилась Старикова. – Небось, опять какая-нибудь «корпоративная рыбалка»? Вам мало того, что два референта, обожравшись «Мартеля», тогда чуть в болоте не утонули?

– Не надо нагнетать обострения, Анна Рудольфовна! Давайте предлагать конструктив, господа! – решил погасить в зародыше разгорающуюся склоку Хорькофф. – Казимир Сигизмундович, у Вас есть что-либо определенное?

– Определенней некуда, у меня даже документик на подпись уже заготовлен, – с гордостью сообщил Леонтович. Леонтович, наклонился к набитому бумагами толстому кожаному портфелю, стоящему на полу, и начал рыться в нем. – Препарат «Новая эра». Разработан, млять, в Китае еще аж при Мао Дзедуне для работников сельских коммун, чтобы, млять, повышать силу и выносливость. Правда, млять, сейчас он там запрещен.

– Почему? – поинтересовался Хорькофф.

После некоторой заминки, из-под столешницы раздался не совсем уверенный голос Леонтовича:

– У них и так, млять, сотни миллионов безработных. На кой ляд им те, кто пашет за троих? Тогда у них вообще, млять, население без работы останется.

– А если «Новая эра» не сможет наших сотрудников заставить лучше трудиться? – засомневался Хорькофф.

– Вот-вот, мы еще намучаемся с ними из-за этой чуши, помяните мое слово, – ухмыльнулась Старикова, злобно косясь на Леонтовича.

В неприкрытое окно кабинета с улицы ворвались порыв холодного зимнего ветра и резкий вой сирены автомобиля скорой медицинской помощи.

Хорькофф встал с кресла и подошел к окну, чтобы захлопнуть его. Взглянул вниз. Там мигала синим маячком «скорая». А возле нее стояли две полицейские легковушки и один черный фургон без опознавательной раскраски.

Правоохранители с задумчивым видом ходили вокруг трупа – лежащего на боку усатого мужчины. Его белая рубашка была в пятнах крови – явно следов огнестрельных ранений, а на светло бежевых брюках сзади расплылось коричневато-рыжее пятно.

Из фургона вышла женщина в гражданском. Она подошла к трупу, сфотографировала его, потом, брезгливо поморщившись, ногой перевернула труп на спину и снова сфотографировала.

«Так это ж Армен Кацашвили! – узнал мертвеца Хорькофф. – Говорили ж ему, мол, верни дяде банк по-хорошему. Так нет же: «Меня дядя не тронет, родной человек, да». Вот тебе и «родной человек», вот тебе и «не тронет»… Интересно, а Иван Адыгеич, случись мне разорить «ИNФЕRNО», сильно огорчиться?»

Один из полицейских – брюхатый человек, похожий на беременного орангутанга – что-то крикнул в сторону «скорой». Оттуда вышли, сутулясь и пошатываясь на ходу, два небритых санитара. Они уложили покойника на носилки и занесли его в «скорую».

Через минуту та уже мчалась прочь с места, которое теперь вполне можно было назвать площадью Фраера, Которого Сгубила Жадность.

Хорькофф проводил «скорую» тоскливым взглядом и почувствовал, как по спине пробежался холодок.

3

Пока Хорькофф разглядывал картину «Смерть кидалы», перепалка в кабинете становилась все более ожесточенной. Старикова от избытка чувств даже подскочила к Леонтовичу и схватила его за лацканы пиджака:

– Побойся Бога, Леонтович! Ты же всех нас потравишь своей дрянью! Сначала сам ее год жри, а потом уже нас корми. И учти, если у меня расстройство живота случиться, то я тебя заставлю все мое говно сожрать!

– Я Вас не понимаю, Старикова! – беспокойно заерзал на стуле Леонтович, безуспешно пытаясь вырвать пиджак из пальцев противницы и бросая в сторону босса взгляды, полные мольбы о помощи. – То мы решаем пустить ноу-хау в ход, то, млять, говном отравиться боимся.

Половина сидящих в кабинете начальников почему-то нашла эту фразу забавной и рассмеялась.

Хорькофф прошел мимо фигуры Мина, бесстыдно направившего к потолку свой полутораметровый символ оплодотворения, и вернулся в кресло. Упершись руками в колени, президент «ИNФЕRNО» слегка подался вперед и тихо, но властно приказал:

– Не надо ссориться, коллеги! У кого есть, что предложить, не молчите.

Но замолчали все.

– Вы понимаете, что будет с каждым из вас, если корпорация обанкротится? – спросил Хорькофф. – Я говорю о личной ответственности перед тем человеком, который всех нас поставил на эти ответственные посты.

Улыбки исчезли, словно напрочь стертые невидимым гигантским ластиком. Каждый опасался получить втык лично от Ивана Адыгеича.

– Мало никому не покажется, – сурово проговорил Перецко низким грудным голосом.

– Адыгеич каждому вставит, – Леонтович нервно покосился на фаллос бога Мина. – И Вам, Старикова, тоже. По самые гланды!

– А я-то причем!? – Старикова пожала плечами и вернулась на место. – Мне просто не нравятся авантюры старого афериста Леонтовича. Вы все про них знаете. Вспомните, сколько мы по его воле страдали! Вспомните только, как он к нам в офис этого художника-вьетнамца притащил. Я до сих пор без содрогания мимо его картин ходить не могу. А Маша из бухгалтерии так вообще там прямо в холле дочерью разродилась от ужаса.

– Не мешайте людям работать! – сердито сверкнул глазами на Старикову Перецко. – Если сами не можете по скудоумию своему придумать ничего нового, то молчите!

Старикова, уже начавшая было садиться на место, тут же вскочила на ноги и, воинственно задрав подбородок, запальчиво прошипела:

– А кто отвечать будет, если станет хуже?

– Отвечать будем все, – на бледном, усталом лице Хорькоффа залегли глубокие морщины. – Протокол нашего собрания будет распечатан и каждый из нас его подпишет, чтобы не было потом: «А мы говорили! А мы предупреждали!» Отвечать будем и при неправильном действии, и при полном бездействии. Кто, кроме Казимира Сигизмундовича может предложить план быстрого выхода из тяжелой ситуации без серьезным материальных затрат.

– Никто, млять! – Леонтович с усмешкой посмотрел на Старикову.

Та села на место. И проворчала оттуда что-то неодобрительное, но нечленораздельное.

Леонтович несколько секунд понаблюдал за Стариковой. Но та больше не предпринимала никаких контрдействий.

Тогда насмешливость во взгляде Леотовича сменилась торжествующе-победным выражением. Он выгнул грудь колесом, повернулся к Хорькоффу и сообщил ему с деланным безразличием:

– Не волнуйтесь, босс. Деньги не такие уж и большие нужны. А коли, млять, прогонят нам порожняк, предьяву кинем поставщику, млять, и бабло вернем обратно с счетчиком, – сказал Леонтович, вынырнув из-под столешницы, и положил на нее вытащенное из портфеля гарантийное письмо.

– «Вернем», как же! – фыркнула Старикова. – От дохлого осла – уши!

– По любому, млять, свое урвем! – не сдавался Леонтович. – Зацените, млять, психологический момент – сплочение коллектива вокруг веры в чудотворное лекарство. Наши по любому будут уверены, что жрут допинг и станут пахать шустрее.

– Это лекарство? – поинтересовался Хорькофф.

– Ни в коем разе! Чисто биологически активная добавка. Гомеопатическое, млять, средство. Не требует ни назначения врача, ни рецептов. Чисто, млять, натуральный продукт.

– Что требуется от нас?

Леонтович протянул Хорькоффу гарантийное письмо.

– Надобно, млять, подписать фитюльку с гарантией оплаты от корпорации. И тут же нам все отгрузят со склада.

Хорькофф прочитал гарантийку и спросил:

– Проверено юристами?

– Проверено так, млять, как межгосударственные договоры не проверяются! – снова выпятил грудь колесом Леонтович, гордясь своей предусмотрительностью.

Хорькофф подписал гарантийку и отдал ее Леонтовичу со словами:

– Даю добро. Действуйте. И не позабудьте о психологическом моменте.

– Отработаем его на все сто! – обрадовался Леонтович столь беспрепятственному одобрению его инициативы начальством. – Замутим, млять, аж целый гала-концерт с парадом-алле.

В наступившей тишине всеми был услышан стон Стариковой. И каждого, даже у выжиги Леонтовича, заныло в том самом экстрасенсорно-прорицательском месте, которым чувствуют неприятности только истинно русские люди.

Ибо чуяло это место, что на днях ему предстоит найти на свои мягкие округлости массу приключений. И все они будут из разряда неприятных.

Глава 4. Смотри, поднимается медленно в гору

1

Устроенный Леонтовичем «гала-концерт с парадом-алле» состоялся в просторном конференц-зале офиса «ИNФЕRNО».

Все собравшиеся в зале сотрудники корпорации с изумлением пялились на сцену, где стояли три огромных стенда с изображением внутреннего и внешнего анальных сфинктеров, а также ампулы прямой кишки.

Под этими изображения имелись комментарии с математическими, физическими и химическими формулами, а также текстами на латыни.

Зал настороженно гудел. Сотрудники, до глубины потрясенные увиденным на стендах, делились друг с другом версиями того, для чего их тут собрали, пытаясь увязать те версии с наличием на сцене медицинских стендов и найти сакральный смысл в изображенных там картинах.

Версии выходили одна фантастичнее другой. И народ потихоньку начал волноваться.

Но тут на сцену уверенной походкой бывалого конферансье вышел Леонтович. И зал затих.

Леонтович шагнул к установленному на стойке микрофону. Достал из кармана листок бумаги и забубнил:

– Начну общее собрание трудового коллектива нашей корпорации с описания сложившейся в ней сугубо отрицательной обстановке. Она формирует отрицательную корпоративную культуру, коррозируя наиважнейший мультипликатор формирования бренда компании на рынке во всех нижеследующих контекстах. В свете глобальных тенденций максимизации производительности стагнация наших корпоративных показателей прямо пропорциональна…

Зрители недовольно морщились, поскольку на трезвую голову она могла заинтересовать только вольных философов не ниже доктора наук и профессиональных казнокрадов и политиков.

Зал недовольно зажужжал. И совершенно справедливо, ибо, направляя сюда людей, начальники департаментов и отделов обещали своим подчиненным «грандиозное шоу», а тут вдруг вылез на сцену какой-то хмырь и начал парить собравшимся мозги.

– Черт! Не из той оперы!.. Кха-кхм-кхе! – пробормотал Леонтович, глядя в зал, и ударил себя по затылку, наказывая за несообразительность.

2

Для того чтобы перестроить стиль охмурения масс, Леонтовичу хватило нескольких секунд. По истечению их он порвал заготовленную речь в клочки, вытащил микрофон из стойки, взял его в руку, изобразил на доселе равнодушном лице высшую степень вдохновленности и подошел к краю сцены, крича:

– Братья и сестры! Коллеги и сослуживцы! Отважные бойцы погребального фронта! Огромная опасность нависла над нашей родной корпорацией! Коварные конкуренты в своих гнусных происках зашли так далеко, что покусились на самое святое – на нашу прибыль!

Леонтович сделал ораторскую паузу, наслаждаясь тишиной и обалдением публики.

В зале кто-то громко пукнул.

Леонтович воспринял это в качестве одобрения своего бодрого вступления и доброго напутствия на продолжение зажигательной речи. И продолжил зажигать:

– Полчища их агентов расползлись, словно ядовитые змеи, по всему миру, напитывая его своим ядом клеветы и лживых обещаний! Отравленные им клиенты отказываются от старых заказов и не дают нам новые!

Зал потрясенно ахнул. Открывшаяся перед людьми апокалипсическая картина потрясла их воображение.

– Нам есть, что терять! Когда мы не работали на «ИNФЕRNО», нас терзала нищета, болезни и одиночество, – продолжил проповедь Леонтович. – Нас презирали даже близкие родственники. Наш сиротский иммунитет угнетали грипп и ОРЗ. Над нами издевались чиновники. Нас грабили бандиты. Нашу квартиру заливали соседи. Голуби гадили на наши вечно несчастные головы, а колеса проезжающих мимо автомобилей окатывали вас грязью. Никто не мог помочь нам: ни правительство, ни партии, ни полиция, ни церковь, ни кабак, ни массажный салон, ни психоаналитик, ни граненный стакан водки. Разве было не так?

Многие в зале закивали: мол, так оно и было на самом деле.

– Мы знали, что такое боль, голод, отчаянье, одиночество и тоска. Мы не знали, что такое эффективность принятия решения, коллективный метод решения производственных проблем, современный менеджмент и логистика, технологии модернизационного прорыва и корпоративная этика.

Многие в зале вспомнили о прежней своей беспросветной жизни, и над рядами пронесся дружный вздох, наполненный тоской, а вслед за ним – и пропитанный отчаяньем выдох. Раздались всхлипывания и женский плач.

– И вот мы оказались в «ИNФЕRNО», – Леонтовича обвел коллег торжествующим взглядом. – И сразу наша жизнь изменилась к лучшему. Мы узнали счастье совместного труда плечом к плечу с такими же порядочными и умными людьми, как мы. Мы впервые ощутили себя нужным обществу членом. Мы стали уважаемыми и преуспевающими гражданами. Нас любят в семье. Доктора восторгаются нашим здоровьем. В ресторанах нам предлагают лучшие места. Когда мы идем по улице, на нас с завистью смотрят сотни людей, сирых и убогих, которым Господь не даровал счастье работать в нашей корпорации. Это так?

– Так! – ответил зал.

– Вы получили от «ИNФЕRNО» все, что хотели? – спросил Леонтович.

– Все! – ответил зал.

– А теперь конкуренты хотят это все отнять у вас. Они хотят забрать ваши деньги, квартиры, жен и детей, ваших собак и кошек, хомяков и канареек. Они будут издеваться над самым святым: ссать у вас в лифтах и выставлять в интернете фотожабы с вашими физиономиями. Ну не подонки ли они после этого?!

– Подонки! – взорвался зал. – Еще какие подонки! Вешать таких надо на Останкинской башне! На колбасный фарш пустить уродов!

– И что?! – крикнул Леонтович. – Неужели мы такие слизняки, что дадим этим козлам выбросить на помойку наше процветание, здоровье, уверенность в завтрашнем дне и уважение окружающих?

– Нет! – дружно выдохнул зал.

И Леонтович понял – публика у него в кармане.

Но на всякий случай Леонтович говорил еще час. Не просто озвучивал мысли, а еще и махал руками, изображал сумоиста, удавленника и поднимающегося по эвкалипту мишку-коалу, взвивался в двойном тулупе и бился головой об пол.

Наконец Леонтович стал уставать и перешел к завершающей части выступления. Слегка охрипшим от воплей голосом он сказал:

– Слава «ИNФЕRNО»!

– Героям слава! – откликнулся беснующийся зал. – Смерть врагам!

– Мы лучше умрем от трудового энтузиазма на рабочем месте, чем позволим врагу топтать святые для каждого из нас коридоры корпорации! – изрек Леонтович. – Вставайте на смертный бой, коллеги! Пусть подлые конкуренты несутся на нас всей толпой! Но им не напугать нас!

3

Раздухарившись, Леонтович сорвал с себя галстук и, размахивая им, начал танцевать гопак, распевая гимн «ИNФЕRNО»:

 
  – Однажды в студеную зимнюю пору
  Иван Адыгеич «ИNФЕRNО» создал.
  На труд и на подвиг во имя народа
  Он нас отовсюду созвал.
 

«Созванный отовсюду» люд вскочил на ноги и дружно с воодушевлением подтянул припев:

 
  – Бо-о-же, «ИNФЕRNО» храни! Сильный и славный,
  Мудрость коллег сохранивший вполне
  Вла-а-а-ствуй на рынках, коллектив популярный!
  Властвуй на рынках на славу стране!
 

Леонтович, поаплодировал публике и продолжил пение:

 
  – Смотри, поднимается медленно в гору
  «ИNФЕRNО», тянущая нас на Олимп.
  «ИNФЕRNО» – надежда родного народа.
  Ее он на-ве-е-е-ки бла-го-сло-вил!
 

И снова народ дружно откликнулся припевом на куплет Леонтовича:

 
  – Бо-о-же, «ИNФЕRNО» храни! Сильный и славный,
  Мудрость коллег сохранивший вполне
  Вла-а-а-ствуй на рынках, коллектив популярный!
  Властвуй на рынках на славу стране!
 

Чувствуя, что эмоциональная волна достигла предельной высоты, Леонтович заорал:

– Победа будет за нами! Ибо мы лидеры мирового масштаба, а не какая-то там лузерная гопота из сетевого маркетинга! Мы не пидиры – мы лидеры!

– Мы не пидиры! Мы лидеры! – подхватил зал. – Мы лидеры! Мы не пидиры!

4

Публика сорвались со своих мест и шумливой ватагой двинулась к сцене. Подбежав к ней, люди воздели к Леонтовичу руки, и продолжили скандировать:

– Мы лидеры! Мы не пидиры! Мы лидеры! Мы не пидиры!

И лишь один визгливый голос выделялся из общей массы:

– Порвем всех, как Тузик грелку! – вопила Старикова. – Под шконку загоним! Опустим ниже плинтуса!

Разгоряченный танцем и проповедью Леонтович бросил в зрительный зал галстук и немедля рыбкой сиганул вслед за ним.

Сотрудники поймали Леонтовича и стали качать его на руках, ликуя от… пока что еще непонятно чего.

Качаемый Леонтович изловчился и достал из кармана несколько упаковок «Новой мере». И заорал, размахивая ими:

– Мы ждали его всю жизнь! Мы мечтали найти средство, чтобы трудится, не уставая и не отдыхая!

– Порвем всех, как Тузик грелку! – откликнулась Старикова.

– Мы искали-искали, искали-искали и наконец-то нашли! – продолжил Леонтович. – Мы-ы-ы его нашли! Мы его-о-о нашли! Мы его нашли-и-и-и-и!

– Порвем всех, как Тузик грелку! – не унималась Старикова.

Леонтович бросил на нее осуждающий взгляд и закричал:

– С «Новой эры» начинается новая эра для нашей корпорации! Господин профессор, Ваш выход!