Текст книги "Одна против зомби (СИ)"
Автор книги: Виктор Гламаздин
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
1
Я зажмурилась от страха, ожидая, когда пуля вопьется мне куда-нибудь, и молясь, чтобы она при этом не покалечила в моем организме ничего серьезного. А лучше бы вообще отскочила от него, будто от стелы из метеоритного железа.
Однако пуля, побрезговав нами с Хорькоффом, попала в его невесту на фотографии – прямо в голову, накрытую фатой.
Я подбежала к Хорькоффу и бросила любопытный взгляд на прострелянную фотку, лежащую на полу.
– Классный выстрел, – вырвалось у меня. – Тянет на мастера двенадцатого дана школы «Пьяный барсук».
Хорькофф недоуменно глянул на меня – не мигая и не говоря ни слова.
– Меня зовут Ника Лодзеева, – поведала я несостоявшемуся самоубийце. – А Вы, как я понимаю, Андрей Яковлевич Хорькофф? Так?
Хорькофф кивнул.
Я подняла из-под стола свою папку, выпавшую при обнимашках с полом. Заметила лежащий на полу пистолет. И загнала его ногой под трон Осириса. Тот одарил меня мрачным взглядом.
– Раз уж я Вам, господин Хорькофф, рискуя почти простреленным глазом, жизнь спасла, то… – заговорила я.
Но тут же замолкла, ибо клиент разрыдался, как дитя на допросе.
– А нафига мне такая жизнь!? – пробулькал сквозь слезы и сопли хозяин кабинета.
– А нафига Вам такая смерть?! – возмутилась я. – Мозги по кабинету. Похороны в закрытом гробу. И зона для самоубийц в самом гадюшном закутке преисподней. Там черти бросят Вас в котел с кипящим салом и начнут пырять самостийными трезубцами, требуя петь им…
Я откашлялась и завыл… запела:
– Ще й нэ вмэрла Украйини и слава, и воля,
Ще нам, браття молодийи, усмихнеться доля.
Згинуть наши вориженьки, як роса на сонци.
Запануэм и ми, браття, у свойий сторонци.
Душу й тило ми положим за нашу свободу,
И покажем, що ми, браття, козацького роду…
Я сделала паузу, чтобы отдышаться, и осуждающе посмотрела на Хорькоффа.
Тот пристыжено отвел взгляд от моих пышущих праведным гневом глаз. Наверное, вспомнил, что и в его жилах гуляет кровь русских казаков, и решил больше не позориться перед предками.
2
– Настоящие мужчины так со своей не застрахованной ни в одной фирме головой не поступают, – заявила я. – Сразу видно, что Вы не знакомы с самурайской философией ритуала сеппуку. Подозреваю, что Вы даже не читали трактат Нитобэ Инадзо «Бусидо – душа Японии» и в простецком невежестве своем даже не ведаете о доктринах, описывающих каноны поведения настоящего воина с позиции мистико-эзотерического отношения к смерти, посмертию и бессмертию.
Подтверждая свое абсолютное незнание самурайской философии, Хорькофф громко захлюпал носом.
– А чо там у Вас стряслось-то? – поинтересовалась я. – Наехал кто?
– И-и-и…
– Бандиты? Рейдеры? Сионисты? Жидоборцы-хоругвеносцы?
– И-и-в-в-в-и…
– Оборотни в погонах? Нацисты?
– И-и-и-и…
– Гомофобы? Гомофилы? Гомоеды? Гомосеки? Гомо эректусы?
– И-и…
– Чинуши? Люди в черном? Исламисты из «Анашы-эль-ганджубаса»? Кто-нибудь из боевого крыла франкмасонов?
– И-и-и…
– Да-да, все понятно. Все-таки родное ФСБ докопалось. Небось с пятой колонной шашни водите? А как насчет фэбээровского ЦРУ и госдеповского АНБ? Тут советую колоться сразу. Против чекистов не каждый олигарх и полдня в пыточном застенке выстоит. А Вас наверняка не обучали даже банальной гуантанамской системе противостояния методикам экспресс-допросов в полевых условиях, ведь так? Надо признать, в последнее время спецслужбы Запада совсем нюх потеряли и перестали готовить настоящих джеймс-бондов с железными яйцами. Вот вспомните, как Дениелу Крейгу по ним красиво молотили пол-фильма – то по правому – бац! – то по левому – хрясть! – а он только хихикал, как нимфетка на сеновале.
– Нет-нет! – отчаянно замотал головой Хорькофф. – Ничего такого! Я патриот и не изменял Родине даже с женой!
– Тяжелый случай. Ну тогда, значит, проигрались в казино. Я помню тоже плакала, когда двести баксов в покер прокакала – доблефовалась, дуреха.
Хорькофф отрицательно закрутил головой.
– Нет? – я задумчиво почесала нос. – Может, полицаи накрыли-таки скрывавшийся у Вас на даче в бане подпольный цех по производству фальшивого спайса под видом натурального стирального порошка?
– Упаси меня Боже от такой напасти! – вздрогнул мой собеседник.
– Так чо ж тогда с Вами все-таки стряслось, Андрей Яковлевич? Надо признаться, Вы меня заинтриговали. За всю свою долгую и полную опаснейших приключений жизнь я еще не встречала столь загадочного случая, чем Ваш. Утолите мое любопытство, а я никому не расскажу, что Вы меня из пистолета пытались укокошить отравленной разрывной пулей.
– Долго рассказывать…
Хорькофф вытащил из пиджака платок, вытер слезы и сопли. Подошел к кабинетному бару, достал оттуда бутылку с этикеткой «Слеза Святого Валериана» и пару серебряных стопок инкрустированных перламутром и вырезанными из янтаря головами Медузы из рода Горгон.
– А я, представьте себе, никуда не спешу, – поведала я клиенту. – У меня еще есть несколько свободных минут перед Концом Света. Ктулху спит. Антихрист занят выборами президента Пиндостана. Матросы с русского сухогруза отравили Годзиллу, слив на него мазут вперемешку с недопитым метиловым спиртом. А боевых роботов-трансформеров наш премьер-министр отправил отлавливать ворье в самое сердце отечественной модернизационной коррупции и наукоемких технологий высасывания из госбюджета лишних денег – в «Сколково».
– А кстати, Вы по какому вопросу ко мне?
– И по вопросу спасения жизней президентам корпораций тоже. Уж кому-кому, а Вам нельзя раскисать. Вы же не дворник-гастарбайтер, а президент огромной корпорации. От Вас зависит судьба сотен подчиненных, а также их семей, престарелых родственников и домашних животных.
– Вам-то какое дело до моих проблем? – одарил меня недоверчивым взглядом собеседник.
– Ни-ка-ко-го!
– Гм.
– И именно поэтому Вы можете быть со мной полностью откровенны. Можете считать меня психотерапевтом и попом в одном флаконе и исповедаться, дабы облегчить душу и уберечь сердце от инфаркта. Уверена, Вы не раз плыли на пароходе, ездили на паровозе и летали на самолете. И всегда после второго стакана виски Вы выливали на собеседника ушаты как своих личных заморочек, так и общегосударственных проблем. Ну не может русский человек без этого. Он лучше от закуски откажется, чем от такого душевного трепа. А почему Вы были так откровенны? Нет, стаканы тут ни при чем. Все дело в том, что на постороннего человека, которого никогда больше не увидишь, легче вывалить с души все накопившиеся там камни, чем на знакомого человека, который потом будет сливать полученные от Вас сведения цээрушникам и Вашей теще.
Хорькофф разлил валерьянку по стопкам, проговорив:
– Ну не знаю…
– Разве ж Вы не видите, что у меня на лице написано: «Она умрет под пыткой, но никого не сдаст»? – возмутилась я. – Ко мне все мои однокурсники плакаться в жилетку бегают. И коллеги по работе. Даже мой злейший враг, по воле которого я уже почти поседела, Пал-Никодимыч, иногда жалуется мне на свою недооцененность начальством. У уж Пал-Никодимыч чует стукача за версту, ибо тертый мужик, такого на хромой козе не объедешь.
Хорькофф пододвинул ко мне одну из стопок.
– Живете по принципу «Один не пью!»? – одобрила я такой жест. – Уважаю. Как говорится, завтрак съешь сам, а валерьянкой поделись с другом. За дружбу!
Я чокнулась с Хорькоффом и лихо опрокинула содержимое стопки в горло.
Хорькофф сделал то же самое.
Пойло имело жуткий вкус. Я скривилась.
Хорькофф тоже. А после произнес:
– Не знаю, с чего и начать рассказ. Не со свадьбы же.
Я подняла с пола фотографию молодоженов и поставила ее на стол перед Хорькоффом.
– А почему бы и не со свадьбы? На ней в истории мировой художественной литературы обычно все заканчивается. А Вы начнете – и тем самым лихо утрете всем сказочникам и новеллистам ихние пьяно-сизые носы. Начните со счастья, а про беду расскажется само собой. Мои британские коллеги доказали.
– Полгода назад я женился…
Последовавший далее рассказ Хорькоффа был невыразимо скучен.
Поэтому я воспроизведу оный в романтической версии, облагороженной моим литературным талантом и искрометным остроумием.
Часть V. Начиналось, как фарс
Глава 1. Свадьба, как свадьба1
У брачующихся немосквичей, не разбирающихся в характере и повадках столицы, в фаворе либо гуляние в кабаке, либо сразу же отъезд в свадебное путешествие, либо топтанье по маршруту: Манежка – Александровский – Мавзолейка – Храм Лужка.
Уж сколько шпилек на туфлях сломали невесты и дамы их свиты о брусчатку Красной площади, но, один фиг, народ прется туда, толкаясь друг с другом, спасая падающих в обморок пожилых родственников, успокаивая жаждущих пописать на исторические реликвии юных участников ритуала, лаясь с гаишниками и мучаясь с парковкой.
А вот настоящий знаток столицы никогда не поведет свою свадебную компашку в загазованный центр города к мнимому «нулевому меридиану». Кстати, оный проходит через Гринвич, а не через Воскресенские ворота, как, впрочем, не проходит через них и «нулевой километр автодорог России»; тот, правда, находится гораздо ближе Гринвича – у Центрального телеграфа.
Э, сестрицы, не надо на меня смотреть с таким подозрением во взгляде. К надписи «Туристы – лохи!», которая время от времени появляется на стене у «нулевого меридиана», я не имею никакого отношения!
Ответственно об этом заявляю во всеуслышание даже глухонемых! И клянусь в том здоровьем глубокоуважаемого П.П. Прушкина. Пусть он подохнет от голода, заблудившись в гроте «Руины» Александровского сада, ежели я хотя бы капельку вру!..
Так вот, настоящий, полноценный, образованный, коренной, белый москвич-гетеросексуал поведет свою братву на свежий воздух Воробьевых гор. Оттуда можно хоть целый день любоваться городом и никто с тебя не сдерет ни копейки штрафа и не сопрет сумочку у зазевавшейся подружки невесты.
Вот и Хорькофф со своей молодой невестой Динарой – все из себя такие красивые в смокинге и подвенечном платье – после бракосочетания направились погожим летним днем не в прокуренный кабак, не в свадебное путешествие с гостиничными клопами и затоплением круизного лайнера посреди изумительной красоты скал, а на смотровую площадку Воробьевых гор.
Новобрачных сопровождала традиционная во всем христианском мире пьяная толпа из друзей, родителей, родственников, знакомых и еще каких-то неизвестно откуда взявшихся типов, которым даже самый наивный и беспечный прибалтийский фермер не рискнул бы доверить охрану покосившегося сарая с проржавевшими насквозь широкозахватными сенокосилками конструкции лауреата Сталинской премии товарища Волкова, произведенными на Люберецком заводе сельскохозяйственного машиностроения в 1949 году.
Шестипунктная программа этих народных гуляний, под конец которых уже мало кто обращал внимание на молодоженов, прошла в штатном режиме.
Первый пункт: проехались на фуникулере, гомоня и бросая вниз пустые бутылки из-под стремительно расходуемого шампанского. Второй пункт: дали волю сидящим в клетках голубям. При этом почему-то вместо оттертого от невесты на задний план Хорькоффа в небо его птичку запустили нанятые в цирке лилипуты шаромыжного вида.
Третий пункт: выпили и закусили на лужайке возле двухсотлетних дубов.
Четвертый пункт: разняли дерущихся гостей. Разнимали вяло, следуя всегда сбывающейся народной примете: свадьба без драки – к скорому разводу.
Пятый пункт: подняли упавших дружков жениха, которые совсем скисли после коктейля из виски с коньяком и датского пива «Gavno», закупленного в Копенгагене по приколу. (Почему-то это пиво приобрело огромную популярность среди продвинутых москвичей и без него не проходит ни одна достойная пьянка.) Дружков не просто поднимали, а говорили им всякие мудрые слова. Мол, современная молодежь ни хрена пить не умеет. Тьфу, а не молодежь! На третьем литре – уже в осадок, это ж позор какой! А вот раньше-то, бывало, после второго ведра самогонки только и просыпались по-настоящему да вприсядку плясать шли. А ныне?
Шестой пункт: прокатились на конных повозках, пугая кобыл дикими криками и разбрасывая мелочь по асфальту.
В общем, ничего особенного – свадьба, как свадьба. Двое – в больницу, трое – в вытрезвитель, один – в международный розыск. Все как у всех. Никаких там новомодных изысков с бородатыми певицами или катанием на ездовых бегемотах.
2
Хорькофф и Динара, пользуясь тем, что свита перестала их доставать идиотскими напутствиями и пожеланиями, подозвали пока еще почти трезвых фотографа и видео-оператора. И те сняли новобрачных на фоне невероятно красивой панорамы Москвы, открывающейся со смотровой площадки.
Но едва Хорькофф с Динарой почувствовали красоту и торжественность момента, и каждый из молодоженов осознал, что не ошибся в выборе своей половинки, как тут же их свита начала бабахать петардами.
А нанятый за бешеные деньги всемирно известный на весь Нагатинский затон рэпер Ай Эм Си Три Пи О (в девичестве Сережа Хлыстик) загундел под фанеру какой-то бред про то, как крутые перцы отрываются на своих элитных «жигулях» наполненными пением цикад ночами, носясь на космических скоростях вокруг фешенебельных хрущоб, с чьих балконов сногсшибательные красавицы «настюшки-раскладушки» осыпают своих кавалеров розами и нежно журчащими ручьями мата, выражающего весь их восторг перед «реальными крутанами».
После десяти минут такого жестокого пацанского рэпа, ошалевший от него народ вдруг перестал бухать и вспомнил о двух вещах.
Во-первых, о том, что вообще-то заказывали вовсе не Ай Эм Си Три Пи О, а Армандо Кристиана Переса, известного среди продвинутых меломанов армянской диаспоры Лыткарина, Наро-Фоминска и Бронницы как Ара Питбуль.
А во-вторых, народ вспомнил о программе праздничного вечера.
Оная предусматривала, что после Воробьевых гор надобно ехать к Новодевичьему монастырю, дабы ненавязчиво покормить в тамошнем пруду белых лебедей. А затем предусматривалось фотканье у фонтанов Поклонной горы. И еще следовало не опоздать в ресторан на скромный банкет из двухсот персон.
Рэперу налили вискаря, дали денег и попросили заткнуться. Рэпер надулся, для виду поломался, но вискаря дернул, да и деньги забрал. Однако не угомонился, а предложил всем станцевать хип-хоп.
Тогда неугомонному рэперу дали целый флакон Courvoisier Initiale Extra и пригрозили набить морду, если не перестанет выеживаться. Рэпер все понял, мигом хлобыстнул флакон до дна и испарился.
Ни секунды не сожалея о ретировавшемся надоедале-репере, все начали грузиться в лимузины-сосиски.
Тут Хорькоффа подозвал к себе Иван Адыгеич Аркан – отец невесты, крепыш с бычьей шеей и глубоким белым шрамом на скуле.
3
Покровительственно похлопав зятя по заляпанному шампанским плечу, тесть объявил Хорькоффу:
– Вместе с Динарой отдаю под твою руку, Андрюха, мое детище – корпорацию «ИNФЕRNО». Сам теперь буду заниматься только сырьем, банками и строительством. Силы уже не те, чтобы за всем уследить. Да и времена спокойнее стали, открытого беспредела в Москве почти нет. Даже зверье уже по понятиям жить научилось и лишь по мелочам пакостят. Нынче не девяностые, когда, чуть отвлекся, и уже без штанов остался, а друганы в овраге пострелянными валяются. Так что, бери «ИNФЕRNО» и владей!
– Я потрясен, Иван Адыгеич, – растерялся Хорькофф. – Это так неожиданно. Я даже не думал, что когда-нибудь смогу попасть на такое место, о котором даже и не мечтал.
– Не скромничай, Андрюха. Ты показал себя в «Санктпитермотос» полным… орлом. Уверен, и тут не подкачаешь. Коллектив весь мной на дело натаскан, как борзые на зайца. А если что, не миндальничай, заставляй и тапочки в зубах таскать, и стойку на ушах делать, голос подавать, когда прикажешь. А если рычать начнут, то ошейником по хребтине.
Хорькофф обрадовано заулыбался. Но его лицо тут же приняло озабоченное выражение.
– Так ведь я, Иван Адыгеич, никогда не имел дел с ритуальными услугами, – признался молодожен. – Тут ведь психологию клиентуры знать надо. Сложная сфера.
– Зато перспективная. Хочешь, открою тебе самый важный секрет такого бизнеса?
– Конечно, Иван Адыгеич! Буду премного благодарен, если поделитесь со мной Вашим опытом и мудростью.
– Тогда слушай и запоминай. Ща уже мало закопать жмурика, Андрюха. Народ разбогател, понтоваться начал. Ему теперь важно еще кучу бабла вкачать в своего покойника, показав, какой ты крутой. Похороны превратились в целое шоу. А надгробья и склепы – произведение искусства. После торговли наркотой и шлюхами погребальная шняга нынче – наиболее прибыльное дело.
– Но я же все-таки никогда… – Хорькофф развел руками и растерянно улыбнулся.
– Ты современный пацан, Андрюха. Тебе придумать новации-модернизации, что пару пальцев обоссать. А «ИNФЕRNО» пора встряхнуть. Этим и займешься. Гоняй всех! Спуску никому не давай! И главное – побольше всяких хайтековских примочек бабахай. Нынче так: кто не модернизируется, тот либо на паперть идет, либо на панель. Новые технологии – наше все! Да чего я – старый пень – тебя объясняю. Сам все лучше меня знаешь.
– Даже не знаю, как благодарить Вас за такую щедрость.
– Внуков мне сделаешь, вот и отблагодаришь.
– Конечно-конечно… э-э… постараюсь.
– Да уж постарайся. Главное, не жри всякие стремные таблетки.
– Какие? – не понял Хорькофф, бросив на собеседника озадаченный взгляд.
– Любые! – коротко и четко объяснил тесть свою позицию в области самолечения и безрецептурного употребления продукции отечественной и зарубежной фармацевтической промышленности.
– А если вдруг…
– А если уж совсем прижмет, обращайся ко мне – у меня две клиники в столице, там доктора что надо. Отбирал не по степеням и званиям, а за талант и опыт. Такие зубры кого хошь из могилы вытащат и кого хошь туда сведут.
– А аспирин можно? – попробовал торговаться Хорькофф, доселе безгранично веривший во всемогущество всякого лекарства.
– Ничего нельзя! Смотри вон туда, Андрюха.
Тесть указал молодожену на маячащих за его спиной телохранителей и спросил:
– Видишь этих мамонтов?
Хорькофф кивнул. Тройку двухметровых верзил весом не меньше двухсот килограмм трудно было не заметить на фоне тщедушных гостей свадьбы.
– Все импотенты, – с затаенным злорадством сообщил тесть ошеломленному таким поворотом разговора зятю.
– Ух ты! – выдохнул Хорькофф. – А что с ними случилось-то?
– Жрали какую-то хрень для накачки мышцы и теперь им даже порнуху глядеть тошно.
Хорькофф с сочувствием посмотрел на телохранителей. А тесть наклонился к уху зятя и тихо, но сурово сказал:
– Коли, Андрюха, запишешься в импотенты, то пеняй на себя – не зять ты мне после такой подляны. А может, даже и вовсе не жилец. Усек?
Хорькофф нервно сглотнул, чтобы сдвинуть с места застывший от ужаса кадык, и энергично закивал, а потом еще и замахал руками, всем своим видом показывая, что никогда в жизни больше никакой аптечной дряни в рот не возьмет, не посоветовавшись перед этим с врачами тестя.
– Так что ты сделаешь, если тебе попытаются всучить какую-либо пилюлю? – требовательно спросил тесть у Хорькоффа.
– Выкину ее на помойку, Иван Адыгеич, – отрапортовал тот. – А сверху еще и говна какого-нибудь накидаю, чтобы бомжей спасти от отравы.
– А как поступишь с самими всучателями?
– Обругаю с головы до ног матом и вышвырну за порог!
– Обязательно вышвырни! Еще и ногами наподдай им по дороге!
– Так наподдам, что мало не покажется! – Хорькофф короткой пантомимой изобразил расправу над отравителями. – Они сами потом таблетками всю оставшуюся жизнь будут инвалидность лечить.
– Обещаешь?
В обращенном на зятя взоре Ивана Адыгеича было столько стужи, что у Хорькоффа заледенели кишки, а их содержимое активно запросилось наружу.
– Клянусь! – взвизгнул молодожен, словно ему плеснули кипятком за шиворот.
Глава 2. Еще чуток и загрызть могли, гады1
Я сидела на краю столешницы. Вполуха слушала рассказ Хорькоффа о его свадьбе. Болтала ногами. И думала о том, почему мы до сих с Толиком не поженились.
Вот в самом-то деле: ругаемся с ним как матерые супруги, излившие друг на друга не один литр желчи. А где свадебное платье, пьяные вопли «Горька-а-а-а!» с битьем посуды и поездка в Гоа на медовый месяц?
А одновременно с этими думами по извилинам моего беспокойного мозга невидимыми тенями скользили размышления о том, с чего бы это меня на матримониальные темы потянуло.
Видимо, так на меня близость смерти и прочие инфернально-покойницкие приключения, а также рассказы о чужих свадьбах повлияли. Еще мои британские коллеги доказали, что чем ближе человек и общество к гибели, тем сильнее резвится в них инстинкт продолжения рода…
Тем временем Хорькофф завершил повествование, и с его небритой щеки скатилась и глухо ударилась об столешницу здоровенная, щедрая мужская слеза – с вишню, не меньше. А после еще одна – такая же.
– Чо-та не улавливаю связи между женитьбой и стрясшейся с Вами бедой, господин Хорькофф, – я озадаченно почесала кончик носа. – Единственное, о чем допетрила: Вы стали хозяином сей погребальной конторы недавно и, следовательно, большого опыта руководства сим бизнесом не имеете. Могу только порадоваться за Вас, Андрей Яковлевич, что у Вас такой заботливый тесть. Широкой души человек. Вам прямо отец родной. Не каждому так везет в жизни. Обычно так: либо невеста красавица, но дура, либо страшна, как покоцанный эболой афро-африканец, зато любого Эйнштейна за пояс заткнет, либо умница-красавица, но нищая, как долгопрудненский бомж, да и родители – голимая алкашня, голосующая за коммунистов на каждых выборах в Государственную Думу.
– Благодаря наставлениям Ивана Адыгеича я единственный нормальный человек в «ИNФЕRNО», – выдавил из себя собеседник.
И чтобы понять, что сделал он это с превеликой неохотой (и явно находясь в состоянии аффекта четвертого уровня по психиатрической шкале Центрального административного округа столицы), не надо было обладать проницательностью майора Пронина, видевшего каждого шпиона насквозь.
Даже если этого шпиона еще только высадили с подводной лодки на берег Чистых прудов и не успели сообщить, какие именно документы надо выкрасть из тумбочки студента второго курса мехмата Васи Нечипорука, во время вчерашней попойки в общаге опрометчиво похваставшегося, что изобрел работающую на водке «Белочка» психотронную пушку для стрельбы по летающим тарелкам первой и второй волн инопланетной экспансии.
– Единственный «нормальный»?! Или единственный живой? – брякнула я, только через секунду осознав, что именно предположила.
От такого предположения меня, словно рапирой, пронзило острое предчувствие, наделенное невиданной доселе силой. Оное вопило о том, что через несколько секунд я вляпаюсь в разгадку одной из самых страшных тайн XXI XXII XXIII. Нет, не только и не столько о секрете очконосных костоломов из «ИNФЕRNО». Тут надо было рыть глубже. Но начинать – именно с этого офиса.
Я мигом спрыгнула со стола, рванулась к Хорькоффу и, пристально глядя ему в глаза, спросила:
– А остальные, чо, зомби?! О, мой га-а-а-д! Как же я была права в своих дичайших подозрениях! Зомби прорвали периметр! Теперь нас ничто не спасет, кроме массовой и поголовной резни!
– Да никакие они не зомби! Откуда у Вас вообще такие мысли!?
– Нехорошо врать будущему деловому партнеру! Как же я смогу Вам помочь, коли Вы меня за лошару держите. А их в древнем роду вольных землепашцев Лодзеевых отродясь не бывало. Лошади у нас испокон веков не переводились. Мы на них пахали, дрова возили и на ярмарку в город ездили. А вот лошар не разводили. Колитесь про зомби, ну!
– Как у Вас только язык поворачивается такое говорить! Причем тут… – попробовал возмутиться собеседник.
Но я не дала ему это сделать. Подскочила к клиенту, схватила его за грудки и, еще более пристально глядя ему в глаза, предложила:
– Колитесь-колитесь, Андрей Яковлевич, Вам скидка выйдет, я замолвлю словечко перед прокурорами трибунала. Это зомби, да?!
Хорькофф не ответил. Лишь оторвал мои руки от лацканов своего пиджака и шумно вздохнул.
2
– Зо-о-о-мби! – радостно констатировала я. – Как пить дать – зомби! Клянусь здоровьем нашего П.П. Прушкина – это зомби! Чтоб его лишаи изъели с ног до головы, если я не права!
– Чепуха! – возмутился клиент. – Они просто больные люди.
– Или здоровые нелюди. Смотрите, как меня Ваши «больные люди» искалечили, – я продемонстрировала Хорькоффу синяки на руках. – Еще чуток и загрызть могли, гады.
– Не станут они никого грызть, – Хорькофф смущенно отвел глаза от моих боевых ранений, словно на запястьях у меня были не синяки, а надписи, обвиняющие президента «ИNФЕRNО» в скотоложстве.
– Почему Вы их отмазываете? – строго спросила я у Хорькоффа. – Их, душегубов, надо забить в колодки и посадить в железные клетки на Лобном месте, чтобы больше никто не откручивал руки честным страховым агентам.
– Не надо их никуда сажать. Они вообще тут ни при чем!
– А кто причем?
– Я!
– Как так?!
– Совершена роковая ошибка и неизбежен ужасный конец. И мою вину можно смыть только кровью!
– Бросьте такой пафос в болото с пиявками! В чем Ваша вина, Андрей Яковлевич? Вы что, Темный Властелин, и умеете обращать доверчивых ушастых людишек в нечисть – в упырей, оборотней и зомби? Вы какой факультет в академии магии кончили? Некромантии? Черного колдовства и проклятий? Или ходили на курсы повышения квалификации специалистов по вуду, заклинателей сглазов и наводителей порч?
– Не надо издеваться над попавшим в беду человеком!
– А пусть тогда «попавший в беду человек» не возводит на себя напраслину. Говорите толком, чо стряслось.
– Это все проклятая «Новая эра»!
– Вы имеете начатую взрывом Башен-Близнецов эпоху всеобщей любви и толерантности?
Мой вопрос остался без ответа.
3
Хорькофф достал из ящика своего стола открытую пачку какой-то шняги на которой было написано: «Новая эра». Из сей загадочной пачки на свет Божий выглядывали блистеры с длинными капсулами под волдырями из полимерной пленки, вздувшимися над алюминиевой фольгой.
Я с любопытством оглядела эту упаковку. Там был изображен улыбающийся китаеза, над головой которого сияли золотые буквы «Аптека дядюшки Ляо», а затем зачитала короткий слоган на упаковке:
– «Вы будете неутомимы и изобретательны!»
Я хмыкнула, подняла глаза на Хорькоффа и одним из них, по-моему, левым, заговорщицки подмигнула президенту-страдальцу, сказав со смешком:
– Это, наверно, что-то вроде «Виагры», а? У Вас корпоративные оргии не заладились? Плюньте. Не стоят они того. У нас при старом руководстве такая же байда творилась. Бардак был страшенный. Фирма чуть не разорилась. Но потом наше начальство поменялось, поскольку прежнее совершило самоубийство четырьмя выстрелами в затылок. И разом бардак утих. А дела сразу пошли в гору. Правда, несколько сотрудников и сотрудниц сбежало от нас. И почему-то – вместе с документами на клиентов и другой полезной в нашей деятельности шнягой. Говорят, одного из них кто-то зарубил топором в Сан-Франциско. Но я уверена, наши ни при делах. В Пиндостане все режут всех почем зря, вот и наш бывший коллега попал под раздачу. Лучше бы ехал в Чечню, там сейчас тихо, как в могиле. Главное, заплатить за охрану, и можешь спать спокойно.
Упоминание про оргии и убийство Хорькоффу почему-то не понравилось. Он почти насквозь прожег мою лобную кость негодующим взглядом. И возопил, размахивая руками:
– Какие, к чертям собачьим, оргии!
– Не надо так нервничать! – я отвела взгляд от кипящего благородным негодованием Хорькоффа и в смущении начала ковырять пальцем столешницу. – Это я не к тому, что у вас тут все трахаются и рубят друг друга без разбора. Хотя охране вашенской я бы по мордасам настучала за неуважение к страховым агентам женского пола… Я просто хотела Вас ободрить, поддержать, так сказать, морально. Мол, жизнь есть жизнь и все мы не без греха за пазухой.
Хорькофф пошевелил губами, словно проверяя не вышибли ему в горячке офисной суеты передние зубы, а затем нехотя сообщил:
– Мои сотрудники вообще теперь о сексе не думают. Все мысли – только о работе. Они хуже средневековых фанатиков!
– Причина?
– Да все из-за нее, проклятой! – Хорькофф вырвал из моих рук пачку «Новой эры» и бросил ее на пол.
Один из блистеров выскочил из упаковки и оказался у моей ноги. Я тут же схватила его загребущими пальчиками и стала рассматривать.
Хорькофф растоптал «Новую эру» ногами.
– Не надо так нервничать! – повторила я, опасаясь, что клиент может чокнуться (а, как известно, подпись недееспособного лица на договоре не стоит и комариного чиха перед лицом суровой и неподкупной Фемиды).
Я наконец рассмотрела содержимое блистера и, давясь смехом, спросила:
– Уж не анальные ли это свечи?! Позвольте, так ведь их же, извиняюсь за свой французский, в задницу вставляют! Или я ошибаюсь, и с ними проделывают нечто более эстетичное?
– Вы не ошибаетесь.
– Хе-хе-хе! Моей племяшке, помню, свечки прописали, когда у нее колено раздулось. Я тогда еще удивлялась, так и не поняв, какая связь между ушибленной коленкой и задницей.
– Ничего смешного. То, что начиналось, как фарс, превратилось в трагедию.
– А вот с этого места, товарищ президент, пожалуйста, поподробней.
Я уселась на стул рядом с Хорькоффом.
– Вываливайте все начистоту! Представьте, что мы с Вами дрейфуем в одной лодке без весел и паруса по пятидесятибальному океану пятидесятиградусной зимой. Кругом – мгла, пурга, волны до небес, пронизывающий ветер противно воет в ушах: «Вы все умре-е-е-те! Ву-у-у-у!» Видимость никакая, даже на четверть кабельтова – только стена серого снега и густой темный туман. В носу у нас все козявки от холода превратились в острые сосульки, которые, будто клыки демона вылезают из наших ноздрей. И куда нам с Вами с этой лодки деваться?
– Нам и на этой лодке деваться некуда.
– Вот! Спрыгивать бесполезно. Оставаться бесполезно. Остается только что?
– Принять яду?
– Нет! Нам остается только одно: честно поговорить друг с другом.
– Это остановит шторм?
– Это снимет тяжелый камень с души и увеличит ходкость нашего суденышка. Из терпящего бедствие корыта оно в мгновение превратиться в маневренную яхту, стремительно несущуюся по волнам. К счастью и благополучию.
– Не вижу логики.
– А ее тут вообще нет.
Опешивший от моей несуразицы Хорькофф замолчал в нерешительности.
Я начала его щекотать призывающим к откровенности взглядом.
Хорькофф поежился, сглотнул и сказал:
– Я расскажу все.
– Все-все-все?! Как на исповеди?
– Все-все-все.
– Честно и откровенно? Или невнятно, с полунамеками и уходами в сторону от сути вопроса и главной версии расследования?
– Хорошо. Расскажу и честно, и откровенно.
– Не обманите моего доверия. Оно у меня хрупкое и страдающее остеохондрозом.
– Постараюсь не причинить ему вреда.
