Текст книги "Одна против зомби (СИ)"
Автор книги: Виктор Гламаздин
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Часть II. Зомби, которые играют в игры
Глава 1. Большой босс дал добро!1
На следующий день мы встретились с Пал-Никодимычем в его кабинете.
На моем лице светилась тихая радость, а на физиономии шефа – здоровенные синяки.
Из-за фингалов его голова совершенно не походила на человеческую.
О, нет! Она была не просто опухшей, отекшей и переливающейся сразу всеми цветами инопланетной радуги.
Чего стоили одни только раздутые, словно накаченные газом, уши шефа, перед которыми круглые лопухи Чебурашки любому живописцу и скульптору показались бы непревзойденной вершиной красоты.
Особенно удались Пал-Никодимычу заплывшие глаза.
Это была просто умопомрачительная сюрреалистическая фантазия в сионистских, тьфу, в импрессионистских тонах.
Оная вызывала в моем захлебывающемся от радости сознании отсылы к произведениям фантастики прошлого века.
Именно тогда были популярны рассуждения об эволюции мыслящих осьминогов, фтородышащих инопланетянах с Тау Кита, маскирующихся под землян рептилоидов из измерения XYZ-22 и экспериментах по проращиванию таинственных спор кометы Какашкина-Барабашкина в корнях думающего папоротника с планеты Новый Ганджубас.
Уверена, если бы сейчас мой шеф выступил по ютюбу с претензией на победу в конкурсе самого уродливого существа, то выиграл призы сразу бы в сотне номинаций и получил бы кучу грамот от федераций, занимающихся разведением разных видов зверья.
Эксперты этих организаций мигом приняли бы нынешнего Пал-Никодимыча и за самую неказистую собаку в мире, и за самую гнусную обезьяну, и даже за самого жуткого снежного человека, последняя популяция которых с трудом выживает в суровых условиях московской зимы на вершинах Крылатских холмов…
Наврав шефу в три короба про «дикие непонятки с охраной», из-за которых Пал-Никодимыч и прибывший вместе с ним в «ИNФЕRNО» юрист вместо подписания контракта огребли конкретных звездюлей, я отдала шефу договор с «ИNФЕRNО».
Увидев сумму страховых выплат, Пал-Никодимыч на минуту выпал в осадок, а потом глянул на меня столь обалдевшим взором, что я почувствовала сие обалдение даже сквозь темные стекла шефских очков.
Затем мой начальник вскочил с кресла и побежал к П.П. Прушкину. И вернулся от него токмо через полтора часа.
К этому времени я уже расписала на четырех листах свои предстоящие покупки на двадцать три года вперед. Тут были и две новых квартиры (одна из них – в Хорватии на берегу Адриатического моря). И крутая тачка. И личная фирма по фитнесу. И прикиды от лучших итальянских модельеров (ну и от французов тоже чуток). И личная коллекция холодного оружия (и чуток огнестрела). И много всего остального…
Вернувшись от начальства, Пал-Никодимыч плюхнулся в кресло и сообщил:
– Большой босс дал добро!
– О, мой га-а-а-д! То есть наш с Хорькоффом договор признан действительным? – уточнила я.
– Признан великолепным!
– И действительно, ну как его не признать-то, ведь уже, небось, проплачен? – с мнимым равнодушием поинтересовалась я.
– «ИNФЕRNО» – молодцы! Впервые вижу такую с-скорость перевода с-с-страхового взноса. Вот что значит солидные люди!
– Это все потому, что у них фирма не только не вяжет веников, но еще и уважает партнеров.
Пал-Никодимыч понес какую-то дичь, спотыкаясь на букве «с» и радостно потирая руки и глупо улыбаясь.
Его совершенно не парило, что под глазом у него с каждым часом все больше раздувается солидный лиловый бланш, полученный в неравной схватке с зомби из «ИNФЕRNО».
Я же с трудом удерживалась от хохота. Уж очень сильно изрядно побитая рожа шефа способствовала улучшению моего и без того радостного настроения.
– Никогда не думал, что именно ты одаришь нас с-самым крупным контрактом за всю историю нашей компании, – Пал-Никодимыч отдал мне кассовый ордер на получение наличными комиссионных за страхование «ИNФЕRNО». – Я даже тебя уволить с-собирался, поскольку на твое место уже приметил бойкого человечка. Но ты меня поразила до глубины души. Молоток!
Я проверила циферки в буковках кассового ордера и довольно кивнула головой. Сия сумма гарантировала безбедную старость даже моим будущим прапраправнукам.
– Да, я таковская, – гордо произнесла я. – Как говорится, в тихом омуте черти водятся… Спасибо, что ордерок подмахнули у босса.
– Его и главбух завизировал. Можешь с-сразу в кассу мотать.
Я сунула ордер в папку. Пал-Никодимыч с удивлением посмотрел на остатки креста на ней.
Видимо, старик недоумевал: «Как дура, малюющая помадой на папках, может принести в клюве гору штатовских тугриков?!»
Я извиняющее улыбнулась (мол, фигня это все, Пал-Никодимыч, не парьтесь) и попыталась по-быстрому стереть крест пальцами.
– Уж с-слишком с-сумма большая получилась, – засомневался Пал-Никодимыч, разглядев на моем лице выражение честно выполненной коварной мести. – Мы впервые на с-столько с-страхуем. Надо было все-таки мне с юристом поприсутствовать на переговорах.
– Так ведь форма договора нашенская. Юристы туда кучу приятностей для компании засунули.
Мои попытки стереть крест привели к тому, что папка покрылась красными пятнами, а мои ладони измазались в помаде.
– Так-то оно так, да что-то на душе неспокойно, – вздохнул шеф.
И что-то в его вздохе показалось мне ненатуральным. Ибо Пал-Никодимыч явно вздохнул не от души. Он, на мой взгляд, просто сымитировал этот вздох, зная, что в подобной ситуации тяжких колебаний и раздумий именно так раньше вздыхал настоящий Пал-Никодимыч.
«Да нет, Ника, не пори ерунды! – одернула я себя. – У тебя уже вполне созревшая, как грыжа у штангиста, паранойя. Ты уже всех пиплов за нежить принимаешь. А ведь они все-таки от нее отличаются. И многим чем».
2
А вот теперь, сестрицы, пока Пал-Никодимыч погружен в раздумья, пытаясь понять, что не так с наиперспективнейшим контрактом с «ИNФЕRNО», можно даже сказать контрактом века, давайте по-быстрому скинем героизированный СМИшниками подвид такого великого вида разумных приматов, как Homo sapiens, а именно – Homo sapiens sapiens.
Вот всем нам, сестрицы, давно понятно, что значит быть зомби, то есть тупым, послушным и не гнушающимся человечиной существом.
А каково тогда быть человеком? Разве человек умен? А зачем тогда все эти религиозные заморочки, в которых фанатики готовы растерзать даже ребенка, если он наплюет на все эти молитвы, посты и прочие суеверные прибамбасы?
Пока мы превосходим наших соседей по планете – роботов, ибо лучше используем главное свое достоинство – архисложно устроенный мозг. Но что будет через 30–40 лет? Уже сейчас даже гроссмейстеры не пляшут против компов. А ведь те только начинают свою эволюцию.
Так же нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что эволюционируют и наши биологические монстрики.
Покамест мы покупаем в аптеках колонии бактерий-симбионтов для улучшения работы кишок, а потом в пылу борьбы за место под солнцем начнем глотать мозговые симбионтов.
Кстати, наибольший вклад в наше время в науку о развитии человека (антропогенез) вносят не только генетика и эволюционная психофизиология, но и… палеоантропология.
Да-да, сестрицы, не зная как и чем думала афарская австралопитекша Люси, невозможно врубиться в когнитивный диссонанс офисной креветки Илоны Два Батона, ибо та описывает свои ментальные экзерсисы лишь словечками вроде «Упс!», «Вау!» и «Меня штырит не по-детски!»
Проблема осложнена тем, что каждый из нас считает себя охрененным экспертом по всем вопросам человеческой и сверхчеловеческой (Бэтмен – наше все) природы.
А когда все мнят себя знатоками, то кто даст бабла на исследования? И вправду, ну на фига оплачивать то, без чего все и так ясно.
О, я тут вспомнила один эксперимент. Взяли группу пацанов и приказали оценить бабское поведение. А те не въехали в суть ни одного женского мотива. Сто процентов – мимо цели.
Тогда хитрюги-ученые заставили студентов разгадывать смысл поведения мадагаскарских фосс (помесь хорька с кошаком).
И тут вдруг на тебе – бац! – прорыв: все мотивации мадагаскарских хвостатых самок были разделаны под орех даже самыми тупыми из пацанов.
То есть мы проницательны там, где видим общее, видовое в зверушках. А как только пацан зрит не зверушку, а герлфрэндушку, разом теряет и проницательность, и руссудочность. Видимо, не тем местом думает.
И не надо тут мне хихикать, сестрицы! Сами-то вы как о людях думаете, а? Вот то-то же. И вам тоже надобно тренироваться на кошках.
Так что, дорогие мои подруги, человечеству рано или поздно, чтобы выиграть битву за место под солнцем у существ с искусственным интеллектом, придется заменить свою биологическую эволюцию революцией. И не исключено, что именно зомби, подобные братве с «ИNФЕRNО», станут передовым авангардом этого сметающего все на своем пути великого революционного движения.
3
Я вздохнула, одарила Пал-Никодимыча укоризненным взором и сказала:
– На душе у Вас неспокойно, потому что мучит совесть.
– Как так?! – не понял начальник.
– Нашенское филантропическое заведение поимело кучу баблосов благодаря мне, а я еще пока ни цента не поимела из кассы. Уже, скоро она закроется, а потом выходные. Так и умру от голода с Вашим ордерком.
– Еще минута, и побежишь к кассиру. Я даже, если что, звякну ему… Ты мне все-таки вот чего проясни: почему нас в «ИNФЕRNО» не пустили?
– Когда?
– Тогда.
– А-а, тогда-а… Так ведь я же Вам только что уже целый час про все эти заморочки толковала!
– Да я все понимаю, однако хотелось бы все-таки понять…
– Я ведь сама в «ИNФЕRNО» через турникеты, как бешеная обезьяна, пропрыгнула. Тамошняя администрация помешана на секретности.
– Не пойму, Ника, почему ты такую здоровую часть комиссионных налом просишь? Конечно, в кассе он есть, но как ты его потащишь? Грабанут на улице и, с-считай, зря горбатилась. Такой нал в инкассаторском броневике надобно возить. Зачем тебе с-столько?
«Не знаю, что и соврать-то, шефу, – подумала я. – Ну не говорить же ему, что хочу поиметь на руки хоть какие-то реальные бабки, пока он не знает, что, если до нашей страховки «ИNФЕRNО» была на грани краха, то теперь на той грани – уже наша шарага».
– Мои британские коллеги доказали: обналиченные лимоны резко увеличивают количество любящих родственников и преданных друзей, – сообщила я.
– А ты от меня ничего не скрываешь, Ника?
Все-таки у Пал-Никодимыча феноменальная интуиции. Про такого говорят: он беду очком чует.
– Если б и хотела, не смогу. Знаете ж, какая я болтушка. У меня что на уме, то и на языке. Поэтому я всегда говорю правду.
«Когда не вру», – добавила я про себя. И, устыдившись лживости своей честной натуры, тут же отвела свой виноватый взор от светящихся кротостью, наивностью и добротой глаз Пал-Никодимыча.
Мой слегка смущенный взгляд с минуту бесцельно шарился по кабинету задумавшегося шефа. И вдруг мои бедовые глазенки всей своей дружной парой уткнулись в упаковку «Новой эры», лежащую на полке шкафа.
4
Видимо, мои глаза столь широко раскрылись от потрясения, что Пал-Никодимыч, несмотря на всю свою замороченность гнетущими его душу предчувствиями, моментом заметил, какое впечатление «Новая эра» произвела на меня.
– Вот, с-смотри, Ника, что жрать приходится, – Пал-Никодимыч взял проклятый препарат в руки и продемонстрировал его мне.
– Откуда…
– Проныра Загадзе где-то раздобыл. Биологически активная добавка. Усталость, как рукой, с-снимает. Теперь с-сутками могу пахать. Боюсь, правда, что по почкам или печени ударить может. Да и на яркий с-свет без очков смотреть довольно болезненно. Но деваться некуда, в последнее время уставал чудовищно.
Тут Пал-Никодимыч снял очки и стал протирать их стекла. И я увидела, что у моего начальника – черные глаза, такие же, как у зомби «ИNФЕRNО».
«Ах, вот откуда ты силушки-то набрался, – поняла я. – Елки-моталки, и тут зомби! Впору садится за роман под названием «Мой шеф – посланец Ада». Какая я, однако, предусмотрительная – абсолютно своевременно решила смыться из родной конторы. Нефиг мне тут больше делать с живыми мертвецами», – подумала я, чувствуя, как капли холодного пота струятся по лбу и вискам.
– Есть, правда, побочки, – сказал шеф. – Как увлечешься работой, так про все, даже про с-сон и с-семью, забываешь. А еще заикаться начал.
– Не-не, Вы почти не заикаетесь, Пал-Никодимыч, – стерла пот с лица. – Я вот тут недавно в одной корпорации настоящих заик повидала. Так Вы по сравнению с ними – Демосфен.
– Так я ж с-сразу к логопеду побежал. Он меня на операцию на с-связках направил. Вчера с-сделали. Но все равно часа два назад с-снова начал заикаться. Думаю пойти…
Шеф умолк, уставившись на мою физиономию.
Сначала я не поняла, чего он так на нее уставился. А потом врубилась: когда я испачканной в помаде ладонью вытирала пот с лица, то наверняка извозила оное пятнами и полосами соответствующего цвета.
«Ладно, потом все смою», – решила я и спросила:
– А давно ли Вы, Пал-Никодимович, принимаете это дерь… эту добавку?
– Вторую неделю. – А что?
«Скоро вонять начнет, бедолага, – подумала я. – Все это будто кошмарный сон. Хочу проснуться! Хочу проснуться!»
– Советую Вам, Пал-Никодимыч, купить одеколон. Попросите у продавцов, чтобы выбрали самый сильно пахнущий.
– Причем тут… А-а, шутишь. Никогда твоих шуточек не понимал. Разные у нас с тобой юморы.
«Ты еще о моей главной шуточке не знаешь», – улыбнулась я, уже ничуть не жалея шефа, которого после того, как на «ИNФЕRNО» обрушится вал исков, тут же выпрут с работы.
А фигли его жалеть, коли шеф теперь будет бесчувственным зомби? У него теперь куча сил и здоровья. И Пал-Никодимыч всегда сможет заработать себе на банку собачьих консервов. Хоть грузчиком, хоть вахтером. Даже стриптизером сможет пахать.
5
– С-слушай, Лодзеева, может, все-таки останешься? Рано или поздно деньги у тебя кончатся.
– Этих денег еще моим правнукам хватит!
– Мы тебя на постоянку возьмем. Больше никаких с-срочных контрактов.
– Знаете, всего лишь пару дней назад я очень боялась, что меня отсюда выкинут.
– А теперь?
– А теперь я понимаю, все это фигня. Мир меняется. И довольно круто. Это еще мои британские коллеги доказали. Поэтому нам пора отказаться от старых стереотипов… Нет, я больше в ОВО «ЛАДИК» не вернусь.
– Обиделась, небось, что мы здесь тебя чмырили?
– Нет-нет! Что Вы, что Вы! Я вас всех люблю, как родных. А на родственников не обижаются, даже если они блюют тебе в тарелку с праздничным салатом и срут в душу.
– Тогда почему?
– А потому что отныне таков мой путь – простой и незамысловатой путь борца против накрывающей планету Тьмы. Ну, я, типа, пойду, Пал-Никодимович, а то кассир уйдет.
– Только один вопрос. Не пойму, зачем «ИNФЕRNО» такая с-страховка? Пожар, падение спроса, затопление, банковский кризис, теракт, даже землетрясение – это мне понятно. А вот ответственность по искам с-собственных же с-сотрудников и их родни зачем с-страховать? У них же там не вредное производство и не пороховой завод.
– Тем не менее Хорькофф всерьез трясется на эту тему.
– Он что, боится, что подчиненные перекалечатся канцелярскими с-скрепками?
– Он опасается того, что ему придется отвечать перед судом за превращение своих сотрудников в зомби, – честно призналась я и тут же ощутила великое облегчение.
Да, сестрицы, прав был величайший из русских писателей – Булгаков: «Правду говорить легко и приятно». А я бы еще добавила: особенно легко и приятно говорить ее ненавистному начальнику, зная, что тебе за это в данный момент ничего не будет.
Пал-Никодимыч хихикнул, посчитав мое откровенное признание очередной шуткой, и, тяжело вздохнув, изрек:
– Все мы, Ника, немного зомби. Пашешь, как Папа Карло, с утра до вечера. И даже ночью с-сниться работа. Что тут живого? С-считай мы все – ходячие мертвецы. Приходится и личной жизнью жертвовать, и даже с-собственное здоровье гробить.
Тут Пал-Никодимыч закатил пространную речь о трудной доле начальника особого маневренного отдела.
Однако я, хоть и сохраняла на лице выражение вежливого внимания, но совершенно не слушала Пал-Никодимыча.
«Шефу кранты, – подумала я. – ОВО «ЛАДИК» тоже кранты. А если «Новую эру» станут употреблять все, кому не лень, кранты и всей нашей великой и ужасной Родине. А вдруг для человечества это нужно для эволюции? Ведь современный человек политиками и телеком и так прозомбирован по самые гланды. Да вот только в отличие от зомби из «ИNФЕRNО», работать, скотина, не любит».
Рассуждающий о зомби Пал-Никодимыч, видя, как задумчивость все больше отпечатывается на моей физиономии, вообразил себя непревзойденным рассказчиком. И с энтузиазмом продолжил грузить меня дальше своей философией.
Я почти не слушала этот бред, думая лишь о том, как быстрее свалить из кабинета.
– Кем мечтают стать русские дети? – ни с того ни с чего спросил шеф (или это я уже совсем выключилась из беседы, прослушав вступление к заявленной теме).
– Кем? – заинтересовалась я.
– Наши дети уже не мечтают стать космонавтами и учеными. – Все хотят быть чиновниками, чтоб ни фига не делать, а лишь брать взятки да пилить казенные финансы, либо маленькой частицей офисной биомассы в крупной корпорации, чтоб весь день с умным видом бить баклуши.
Я встала, показывая тем самым Пал-Никодимычу, что разговаривать нам с ним больше не о чем.
Он понял намек и тут же завершил проповедь:
– В общем, Ника, у нас все гораздо хлеще, чем у всяких там зомби, – Пал-Никодимыч поднялся с кресла, чтобы уважительно проводить меня до двери кабинета. – А ты говоришь…
– …Говорю, что, возможно, зомби – последняя надежда нашей обескровленной царизмом и коммунизмом державы. У меня даже есть подозрение, что зомби не воруют. А значит, у нас есть шанс получить честное Правительство и вменяемых губеров.
Пал-Никодимыч подошел к двери, открыл ее и, осознав смысл сказанного мной, замер, и удивленно спросил:
– Это как же?! Становись зомби, спасай Россию?
– Став зомби, россияне перестанут смотреть всякий кал по телеку. Завяжут с бухлом, куревом и марафетом. Будут бегать трусцой, читать умные книжки и активно плодиться. И наконец-то перестанут паразитировать на нефти и газе, начав заниматься полезным обществу трудом.
– О как мощно завернула!
– И тогда мы обгоним всех по объему валового внутреннего продукта и заживем, как в раю. Может быть, мы даже станем бессмертными… Не забудьте про одеколон, Пал-Никодимыч. Он Вам очень скоро понадобится.
Я вышла из кабинета. А Пал-Никодимыч остался стоять на месте перед открытой дверью. Наверное: размышляя о том, какой станет Россия, когда ее заселят зомби, и о своей жизни среди них. Бедняга еще не догадывается, что уже стал гражданином Зомбиландии.
6
В отличие от настоящего капитана идущей ко дну лоханки, я покидала тонущий корабль ОВО «ЛАДИК» первой, держа в руках четыре тяжелых пакета, набитый пачками стобаксовых купюр.
Тут мне вспомнились незабвенные лермонтовские стихи, и я произнесла на их мотив собственный экспромчик:
– Прощай, немытая шарага,
ОВО рабов, ОВО господ,
И шеф мобильного отдела,
Пал-Никодимович – урод!
Вдруг я услышала знакомую мелодию. Обернулась. И увидела Дудочника.
Тот сидел рядом с подъездом нашего офиса и играл на флейте. Однако на этот раз перед музыкантом-побирушкой в качестве публики стояли уже не крысы, а люди. И у всех – жуткие рожи и пустые, рыбьи глаза.
Я зажмурилась и затрясла головой. Открыв глаза, увидела, что на самом деле у людей обычные лица и глаза.
– Здорово, дед! – кивнула я Дудочнику, делая вид, что мне по барабану его дьявольские шуточки. – Фигли ты Хорькоффа с братвой проклял? Ну насолил тебе завхоз, натравил бы на него своих крысюков и все. Зачем всю корпорацию закапывать?
Дудочник усмехнулся и обвел глазами окружающие здания, мол, я не мелочился и не только твоего Хорькоффа с его братвой проклял.
Я поежилась от внезапно нахлынувшего чувства всепланетарной геополитической безнадеги. Бросила на зловещего старика-флейтиста укоризненный взгляд. И спросила:
– А чего к нам-то перебрался? У «ИNФЕRNО» мало подавали?
Дудочник протянул ко мне руку. Только в ней была зажата уже не жестянка со звонкой мелочью, а ковбойская шляпа, набитая купюрами.
– Я ж тебе уже сказала, Моцарт недотравленный: оставь себе! – отмахнулась я от Дудочника и пошла по улице.
– В принципе новая эра с этой «Новой эрой», может, не так и плоха будет, – громко сказала я сама себе, невзирая на изумленные взгляды прохожий, шарахающихся от меня, будто от прокаженной. – Не люблю бездельников. А тут: миллионы пиплов возьмутся за работу, вместо того, чтобы дурака валять. Пьяниц и наркушников не станет. Может, и воровать перестанут? Нет, воровать не перестанут никогда. Будь ты хоть трижды зомби, но мистическая сила все равно заставит тебя распилить бюджет или содрать откат с барыги. Это уже универсальность законов бытия, его основополагающая метафизика и трансцендентальный фундамент вселенского социума… Э, а чо это я только что сказанула-то?








