Текст книги "Золотая дева (СИ)"

Автор книги: Виктор Снежен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

11

Когда Кречетов вышел из особняка, пустовавшая до этого лужайка была вся заставлена мольбертами, над которыми мелькали соломенные шляпы, бейсболки и козырьки от солнца.

Обойти лужайку из-за живых изгородей не представлялось возможным, и Кречетов двинулся напролом, лавируя от мольберта к мольберту. Вежливость заставляла следователя приостанавливаться у холстов. Все рисовали особняк, залитый солнцем. Получалось, пожалуй, неплохо.

Возле крайнего мольберта Кречетов задержался подольше. Грузный бородатый художник, больше похожий на грузчика, самозабвенно изображал подсолнухи, то и дело бросая цепкий взгляд на махину особняка. Кречетов огляделся. Подсолнухов нигде не было.

Бородач, заметив интерес зрителя, отчего-то обрадовался.

– Очаровательно, не правда ли? – не без самодовольства произнёс он.

– Почему подсолнухи? – не удержался Кречетов.

– Ну как же! – воскликнул художник, поддавая кистью желтизны. – Разве вы не видите внутреннего света, озаряющего это здание?! Именно – подсолнух! Подсолнух, который тянется из глубины, из мрака веков, сквозь войны и революции, к сияющему свету небес. У всякого предмета, у всякой вещи есть свой внутренний смысл, своя ассоциация. Настоящий художник должен понять его, выстрадать и выплеснуть из себя на холст.

Кречетов снова покосился на особняк, но внутреннего смысла, хотя бы отдалённо напоминающего подсолнух, не уловил.

– А вы, должно быть, следователь? Насчёт убийства? – спросил живописец, нанося очередной точный мазок.

– Что, так заметно?

– Знаете, у нас с вами похожие профессии.

– Неужели?

– Вы тоже пытаетесь найти в людях и событиях внутренний скрытый смысл. Только вытаскивать на свет божий вам приходится всё больше мерзкое и тёмное. Оттого и аура у вас яркая, но однотонная.

– Вот как? – усмехнулся Кречетов, немного уязвлённый своей однотонностью. – А какая же аура у вас?

– Представьте, я тоже однотонен, – признался художник. – Утешает лишь название цвета: «бёдра разбуженной нимфы». Да, да, представьте себе, есть и такой. Что-то близкое к беж и слоновой кости. А вот, скажем, у Аркаши Апашина, вон он, в своём дурацком халате, – художник ткнул кистью в фигурку, согнувшуюся за соседним мольбертом. – Вот у него в ауре сплошной ультрафиолет.

– Это почему же?

– Гений, – просто ответил живописец. – Исписавшийся, испившийся, но всё-таки гений.

Кречетов более внимательно взглянул на обладателя ультрафиолета. Голова гения была обмотана бинтом, и сияния над ней не наблюдалось.

– Чем это его так? – спросил Кречетов.

– Битой городошной, – неохотно пояснил живописец. – Поспорили мы с Аркашей насчёт картины, ну той, что француз привёз. Вы её, должно быть, видели: в фойе на стене висит.

– Уже не висит, – сказал Кречетов. – Украли её.

Кречетов внимательно посмотрел на художника, пытаясь определить, какую реакцию вызовет эта новость. Кисть в руке живописца замерла, и он с искренним непониманием уставился на говорящего.

– Господи, кому эта мазня понадобилась?

– Мазня?

– Именно так, – подтвердил художник. – Пруд, травка и две берёзки. Такое любая школьница намалюет.

– И всё же её украли, – произнёс Кречетов, разочарованный вялой реакцией живописца. – Может быть, было в ней что-то особенное?

– Особенное? – задумчиво повторил художник. – Разве что тени.

– Тени?

– Да, тени от берёз были нарисованы неправильно. Посторонний взгляд не заметит, а художники такие мелочи видят сразу.

– Так-так, и что там было с тенями? – быстро спросил Кречетов.

– Написаны были против солнца. Нормальная тень ложится по солнцу, а у этих берёз всё наоборот – навстречу. Эдакая причуда автора. Из-за этих теней мы с Аркашенькой и повздорили.

– И куда же падали тени?

– Тени падали на воду, если не ошибаюсь, – пожал плечами художник.

– На воду, – повторил Кречетов и, раскланявшись с живописцем, продолжил прерванный путь.

Итак, картину украли не случайно. Странные тени, скорее всего, были ключом. Если тени, по словам художника, падали на воду, скорее всего, это и был ориентир. Обуреваемый нехорошим предчувствием, Кречетов прибавил шагу.

Дверь в сторожку была закрыта, но не заперта. Само по себе это было странно. Кречетов давно и хорошо знал участкового. Предположить, что Никита Степанович, явившийся за охранником, не проследил за дверью, было невозможно. Кречетов наклонился и осмотрел косяк. На взлом не похоже. Дверь явно открыта ключом. Кто же её открыл, если сменщик Стрельникова ещё не прибыл?

Внутри сторожки никого не было. По-прежнему возле стула лежала пустая водочная бутылка, а на столике возле пульта потревоженные мухи кружили над грязной тарелкой. Впрочем, кое-что изменилось. Один из квадратиков на пыльном экране монитора рябил помехами. Нетрудно было догадаться, что именно этот сектор и наблюдал за происходящим в фойе.

Пошарив рукой с обратной стороны пульта, Кречетов без труда нашёл аккуратно вынутый штекер. Вывод был ясен: пока шёл допрос охранника, некто пробрался к сторожке, открыл ключом дверь и вынул штекер, вырубив камеру в фойе. Затем, пользуясь отсутствием охраны, выкрал картину. Всё просто до банальности, но оставляет массу вопросов: кому и зачем понадобилась картина и кто мог воспользоваться ключом? И куда среди бела дня картину спрятали? Это ведь не коробок спичек, её в карман не положишь…

Кречетов вздохнул и, достав блокнот, набросал несколько строк, не поскупившись на жирные вопросительные знаки. Наклонившись, он поднял с пола бутылку, аккуратно ухватив её пальцами за горло и дно, чтобы не смазать имевшиеся отпечатки. Затем соорудил из найденной газеты кулёк и отправил бутылку туда.

А на крыльцо тем временем всходил кряжистый пожилой мужчина в чёрной форменной куртке.

– Вы, должно быть, Матвеич? – спросил его Кречетов, разглядывая угрюмое неприветливое лицо охранника.

– Кому Матвеич, а кому Юрий Матвеевич Круглов, – свирепо обронил тот. – Ты сам-то кто будешь и какого лешего здесь отираешься?

Кречетов вынул из кармана удостоверение.

– Ты тот мент, что насчёт Кота приехал? – зыркнув на документ, сообразил Матвеич. – Ну, спрашивай, раз пришёл.

– Что-то вы не очень приветливы, Юрий Матвеевич, – заметил Кречетов. – Что так?

– А мне с мусорами западло по душам балакать, – охранник зло сплюнул и исподлобья посмотрел на следователя.

– Сидели, – догадался Кречетов. – По какой же статье?

– Грабёж в составе группы, – невесело усмехнулся Матвеич. – Шесть лет от звонка до звонка.

– И как же вы с такой статьёй – и в охрану? – удивился Кречетов.

– Иван Степанович пособил, – с внезапной теплотой в голосе произнёс охранник. – С пониманием человек. Личность!

– Что можете сказать об убитом? – спросил Кречетов, доставая блокнот.

– Это о Ваське-то? – Матвеич снова зло сплюнул. – Баклан приблатнённый. Гонору и понтов на законника, а случись ему сесть на кичу, самое его место – петушиный угол.

– Понятно, – кивнул Кречетов, делая пометку в блокноте. – А вам доводилось с ним встречаться незадолго до убийства?

– Было, заходил Васька в ночь, когда я дежурил, – неохотно признал Матвеич. – Принёс водки с закусью. То да сё, дескать, выпить не с кем.

– Ну, и?

– Выпроводил я его, – сурово сказал Матвеич. – Мне, начальник, не по масти с бакланом дружбу водить.

– Ясно, – сказал Кречетов, закрывая блокнот. – А напарник ваш?

– Славка? Фролов? – Матвеич покачал стриженной головой. – Запил, стервец. Ещё и с бабой какой-то спутался. Молодой ещё, шалопутный. Сегодня-то как раз его смена. Я на замену вышел. Иван Степаныч упросил, а я для Ивана Степаныча…

– Ясно, – перебил его Кречетов. – Спасибо за сотрудничество, Юрий Матвеевич. Постарайтесь не покидать пределов места проживания в ближайшие дни.

Кречетов сошёл с крыльца, но услышал слова, адресованные ему в спину:

– И ещё про Кота, начальник. Когда я его спровадил, решил чаи погонять…

Кречетов обернулся с пробудившемся интересом.

– Чаёк у меня в термосочке, – продолжил Матвеич. – Сам завариваю с чабрецом, с мятой. Веришь, начальник, пяти минут не прошло, сморило меня так, что я всю ночь за пультом продрых. Сроду такого не было. Должно быть, Кот, пока крутился в сторожке, подсыпал мне что-то в термос. Только, начальник, ты про это Ивану Степанычу ни гу-гу, лады? А то получается, подвёл я его, уснул на шухере.

Итак, убитый Котов одного за другим усыплял охранников, чтобы те не стали свидетелями какого-то действия. Если бы намечалась обычная кража, то достало бы и одного раза. Значит, что-то сообщники за одну ночь не успели…

– Договорились, – пообещал Кречетов, несколько удивлённый откровенностью бывшего сидельца. – Скажите, Юрий Матвеевич, а камеры возле пруда имеются?

– Нет, а на кой они там? – удивился охранник. – Камеры только в здании, у входа и на алее. А у пруда два раза за ночь мы обход делаем. Браконьеры замучили, спасу нет. Карпа зеркального ещё мальком из Голландии завезли. Теперь-то он подрос. Рыбины здоровенные, с рук едят. А они их, паразиты, бреднями. А то и пацаньё со своими нырётками. Если не уследить, изведут всю рыбу под корень за одно лето.

– Стало быть, в ваше дежурство обхода не было?

– Не было, – угрюмо вздохнул охранник.

Пока Кречетов совершал визит в сторожку, площадка перед особняком снова опустела. И художники, и зеваки, утолив творческий голод, отправились утолять голод телесный.

Антон зашёл попрощаться с директором перед отъездом, однако у кабинета Дольского его ожидали двое: пожилой импозантный мужчина европейской наружности и юная белокурая девушка с косой. Оба заметно волновались.

Мужчина отрекомендовался Луи Кастором, спутница представилась сама.

– Луиза Кастор. Дедушка плохо говорит по-русски. Я буду переводить.

Кречетов жестом пригласил их проследовать в кабинет и вошёл вслед за ними.

Кастор устало опустился в антикварное кресло, положил руки на трость и начал говорить. Луиза едва поспевала транслировать его сбивчивую, наполненную трагизмом речь.

– Это я, это я во всём виноват, – уверял Кастор, глядя на следователя исполненными раскаянья глазами. – Я скрыл от господина Дольского кражу.

– Кражу? Вы имеете в виду украденную картину?

– Нет, нет, господин комиссар, – покачал головой Кастор. – У меня украли письмо. Это случилось в день моего приезда.

– Вот как?! И отчего же вы не сообщили о краже?

– Об этом попросил господин Громов, он руководит фестивалем.

– Громов? Илья Евгеньевич?

– Да, да, он самый, – горячо подтвердил Кастор. – Этот господин убедил меня, что Дольский будет весьма огорчён кражей. К тому же, осталась электронная копия письма.

– Да, я с ним ознакомился, – кивнул Кречетов, делая очередную пометку в блокноте. – А как произошла кража?

– Это был человек в чёрном, – с готовностью ответил Кастор. – Он забрался в номер через балконную дверь.

– Так вы его видели?

– Увы, – печально вздохнул француз. – Было темно, и я различил лишь силуэт. К тому же, на ужине я выпил лишнего. «Севегное сияние», – произнёс он по-русски. – Шампанское и водка.

Луиза укоризненно посмотрела на дедушку, а Кречетов сочувственно кивнул.

– Какие-то ценности были похищены?

– Только письмо, – покачал головой Кастор. – И ещё, господин комиссар, – он нервно постучал тростью о пол. – Во Франции ко мне приходил человек с предложением продать ему это письмо. Предлагал две тысячи евро. Я отказался.

– Две тысячи за письмо?!

– Я подумал, что это какой-то сумасшедший, – развёл руками Кастор. – Во Франции много потомков русских эмигрантов, готовых потратиться на подобную редкость. Он также интересовался картиной.

– А почему вы решили, что он, непременно, русский?

– Акцент, господин комиссар, человек дурно говорил по-французски. И ещё, – Кастор подался вперёд и заговорил тише. – Я слышал этот голос здесь, в поместье, во время ужина. Самого говорящего я не видел, но голос был тот самый, я узнал его.

– Grand-père, tu as dû te tromper, – шепнула деду Луиза, – D’où vient cet homme de France?[7]7
  Дедушка, ты, наверное, ошибся? Откуда здесь человек из Франции?


[Закрыть]

– Нет, нет, – горячо возразил Кастор, – это был именно тот голос.

– А вы смогли бы опознать этого человека?

– Тот, что хотел купить письмо, был с рыжими волосами и бородой. К тому же, на нём были тёмные очки. Здесь я таких не видел, – покачал головой француз.

«Рыжие волосы, борода и очки, конечно же, камуфляж, – понял Кречетов. – Но какая нацеленность на результат! Не вышло во Франции, завладел письмом здесь, в России. Пошёл на кражу. Неужели, клад, действительно, существует? Если это так, тогда мотив ночного убийства налицо. А вдруг, клад уже найден и извлечён из пруда? Тогда убийцу найти будет гораздо труднее. Придётся попридержать фестивальную публику, пока не разбежались, как тараканы. И особенно господина Громова. Уж больно подозрительно он скрыл кражу письма. И ещё вопрос: не был ли этот персонаж в последнее время во Франции?»

Эту мысль Кречетов занёс в свой блокнот и, поблагодарив Касторов, отпустил их из кабинета.

После аперитива заговорили о происшествии.

– Как хотите, господа, но здесь не обошлось без потустороннего, – заявил драматург Шалапутников, наливая в опустевший стаканчик самогона, подкрашенного клюквенным морсом. – Сами посудите: ночь, графские сокровища, дама в белом, вышедшая из пучины, и окровавленный труп! Каков типаж, господа! Каков нерв события! Нет, нет, я обязательно возьмусь за перо.

– А я уверена, что это преступление страсти, – томным шёпотом произнесла Кутеева. – Не забывайте, что труп найден у Поцелуева камня. Убийца выследил своего соперника и поразил в сердце. Как это волнует, как возбуждает! Я бы безропотно отдалась тому, кто готов бы был на подобную дерзость. Глаза Кутеевой мечтательно затуманились, и она стала декламировать, покачиваясь на стуле:

 
Ночь приоткрыла заветную дверцу
Чёрного солнца жадный оскал
Кровь на траве – пронзённое сердце
Капли вина – разбитый бокал
 

– Это Игорь Северянин? – робко поинтересовался Веня Романов.

– Нет, деточка, это из нынешних, – усмехнулась Кутеева, с интересом разглядывая восторженную физиономию Вени. – Если хочешь, я познакомлю тебя с творчеством этого автора в более куртуазной обстановке.

При этом она как бы ненароком провела пальцем по краю обширного декольте.

– Этот ваш декаданс – мещанство и пережиток, – звонким голосом заявила Маша Жиганова. – Мы с Беном предпочитаем другую поэзию.

Маша положила на руку юноши свою ладонь.

– Верно я говорю, Бен? – требовательно спросила она.

Веня рассеянно кивнул, с трудом отнимая взгляд от примечательного бюста поэтессы.

– А я думаю, банальная бытовуха, – раздался бесшабашный голос Хвастова. – Повздорили мужики. Слова за слово, сначала по мордасам, а потом и до багра дело дошло.

– А как же привидение? – возразил Шелапутников. – Говорят, видели его недалеко от места преступления. – Нет, нет. Тут, господа, непременно тайна.

– А ну вас с вашими приведениями, – отмахнулся Хвастов, наливая третий стаканчик аперитива. – А не соорудить ли нам, братцы, банчишко, пока горячее не принесли? По маленькой, на желания.

Желающих не нашлось. Все помнили печальный опыт Апашина, дефилирующего голышом по ночным деревенским улицам.

– А кто видел нашего сюзерена Илью Евгеньевича? – неожиданно спросил Карамазов.

– Он ещё после обеда куда-то подорвался. Прыгнул в машину и укатил. Спешил, точно на пожар.

– Стая осталась без вожака, – весело констатировал Хвастов. – Предстоит ночь наслаждений. Я требую вина и порочных женщин! Братцы, как у нас с горячительным?

– Литра три самогона, мой генерал, – по-военному доложил Шелапутников. – Кроме того, имеется портвейн и сливовица в размере шести бутылок. Для настоящей оргии маловато.

– Портвейн и прочее баловство выдать куртизанкам, – скомандовал захмелевший Хвастов. – После ужина идём в набег на деревню. Будем добывать самогон, как менестрели – пением и силой таланта.

– Побьют, – возразил Апашин. – Они ещё в прошлый раз грозились.

– Тебя, Аркаша, оставим в лагере оберегать целомудрие женщин и боеприпасы, – бросил ему Хвастов. – Твоё второе явление может вызвать крестьянский бунт.

Предвкушая нескучную ночь, художники и литераторы наполнили опустевшие стаканчики и выпили кроваво-красный самогон.

12

Утром следующего за убийством дня на почту Кречетова пришёл отчёт из лаборатории.

В древесине древка багра были обнаружены частицы донного ила и фрагменты водорослей, из чего выходило, что багор был тот самый, что в прошлом году утопил охранник при неуклюжей попытке подцепить сеть. Вот только как утопленный багор мог поучаствовать в убийстве? На древке также обнаружены были застрявшие в заусенце нитки чёрного цвета. О происхождении ниток догадаться было нетрудно. Наверняка, обычная перчатка. Что ж, какая-никакая, а зацепка.

С книгой повезло больше. На заднике суперобложки обнаружились отпечатки пальцев и пятно крови. Анализ крови убитого был ещё не готов, но Кречетов и так понимал, что кто-то ненароком испачкал палец и наследил. Вот только убийца ли? Ведь если тот, кто убил гражданина Котова, был в перчатках, то зачем было их снимать? Да и сама книга. Вряд ли убийца прихватил её с собой, чтобы полистать перед тем, как ударить человека багром. Выходит, там, на берегу, был и ещё кто-то. Сообщник или свидетель? Впрочем, автор книги был налицо. Некий Мэрил Джет. Кречетов полистал запачканные, новенькие страницы, но, поскольку в поэзии был не силён, со вздохом закрыл – до поры до времени.

Обо всём этом Кречетов размышлял по дороге к усадьбе. План следственных мероприятий на предстоящий день был примерно таким: разобраться, куда и зачем уехал организатор фестиваля Громов; выяснить, бывал ли он месяц назад в Париже; разыскать третьего охранника, не вышедшего на работу. На десерт оставались окровавленная книга и украденная картина. Если считать с десертом, немало. Впрочем, кое-что он надеялся узнать из опросов свидетелей, пригласить которых распорядился уже с утра.

Распоряжение было выполнено: возле особняка Кречетова ждала маленькая молодёжная делегация – три хорошенькие девушки и парень.

У всех были серьёзные, напряжённые лица без тени улыбки. На миг Антон встал на их место: из юной, беспечной, артистической среды с песенками, стихами, спектаклями и ночными гулянками эта компания в одночасье попала в другой мир – жестокий и суровый. Мир, где человеческая жизнь ничего не стоит. Где её, не задумываясь, отнимают одним ударом. Наверняка эти ребята не задумывались о том, как близки эти миры друг к другу и как тонка между ними граница. Скорее всего, они столкнулись с этим впервые, и, пожалуй, не позавидуешь сейчас их душевному состоянию. Конечно, это не допрос по всей строгости и форме. Но для них сейчас нет разницы: они встают перед необходимостью отвечать за свои слова. Ничего, когда-нибудь это наступает в жизни человека – момент взросления, порог ответственности. Возможно, это наступит сейчас. Сейчас, когда они будут отвечать на такие простые, но такие трудные вопросы.

– Имя, фамилия, отчество.

– Романов Вениамин Борисович.

– Работаете, учитесь?

– Учусь на четвёртом курсе Политехнического института.

– Как вы попали на территорию музея-усадьбы?

– Меня направила литературная студия «Лёгкое перо».

– Каким образом вы оказались на месте преступления?

– Мы прогуливались с моей подругой Машей.

– Марией Жигановой?

– Да. Мы прошли по аллее от дворца, потом спустились к пруду, чтобы дойти до Поцелуева камня.

– Вы гуляли с какой-то целью?

– М-м, у девочек была идея разоблачить привидение, они считали, что кто-то мистифицирует здешних жителей.

– То есть, это была не ваша идея?

– Нет, конечно, я был уверен, что это выдумки.

– Как был обнаружен труп?

– Было довольно темно, а я не очень хорошо вижу в полумраке. В общем, Маше показалось, что на берегу лежит чья-то одежда. Она решила, что именно здесь произошло переодевание «привидения» или «ныряльщиков». Она подбежала к этой… мм… груде, но споткнулась о сапог. Она очень испугалась, закричала, выронила сумочку и кинулась прочь… Я подобрал сумку и книжку, которая выскользнула из сумки и упала рядом с убитым. Побежал за Машей, хотел передать ей вещи, это был последний экземпляр её книги, она ей дорожила. Но она испугалась крови на обложке, опять закричала, отшвырнула книжку и побежала дальше… Буквально через минуту нас встретили Даша с Луизой. Надо было что-то делать, мы вернулись во дворец. Встретили садовника, привели его на берег. Собственно, всё.

– Посмотрите, это та самая книга?

– Да, это она. И кровь на ней…

– Здесь написано «Мэрил Джет».

– Да, это Машин литературный псевдоним.

– Спасибо, Вениамин, за помощь следствию, распишитесь здесь и здесь. И пригласите сюда Марию Жиганову.

– Фамилия, имя, отчество, возраст?

– Жиганова Мария Сергеевна. Девятнадцать лет.

– Учитесь, работаете?

– Перешла на третий курс пе… педагогического Университета.

– Как вы попали на территорию музея усадьбы?

– Меня… я была в числе приглашённых от студии «Лёгкое перо».

– Как вы оказались на месте преступления?

– Преступ… я… мы гуляли с… моим другом, и я нечаянно…

– С кем именно вы гуляли?

– С Беном. То есть, с Веней, с Вениамином Романовым.

– Как давно вы знакомы с Вениамином Романовым?

– Очень давно, мы ещё в школе ходили в эту студию… он тоже поэт…

– Поэт. Очень хорошо. Вы гуляли возле пруда. С какой целью вы отправились в такую дальнюю прогулку?

– Вообще… мы без особенной… Шли потихоньку… Мы ждали Дашу. И вот, шли, читали стихи…

– Читали стихи в темноте?

– Нет… то есть да, в темноте… наизусть читали.

– Шли и читали стихи, хорошо. ВЫ не волнуйтесь. При каких обстоятельствах вы обнаружили тело?

– Мы… шли… и я нечаянно… В темноте мне показалось, кто-то забыл одежду, и… я как-то подбежала… в общем, я споткнулась. И я… и…

– Успокойтесь, пожалуйста. Вот вода. Успокойтесь. Что было потом?

– Я… не помню. Я уронила сумочку, я очень испугалась… даже не знаю…

– Вы выронили сумочку и, наверное, закричали?

– Да. Нет, я не помню, совершенно не помню. Даша сказала, что да, кричала…

– Кто это Даша?

– Моя подруга, Даша Дольская. Мы собирались вместе, она, Луиза…

– Луиза Кастор? С какой целью вы все собирались на берегу пруда?

– Мы… мы хотели выяснить, кто пугает народ в лесу. Все говорили о привидении, и мы решили… и, когда мы увидели одежду… я подумала… мы подумали…

– Вы не волнуйтесь, что вы подумали?

– Подумали, что кто-то переоделся, надел эту простыню, а одежду бросили здесь – и вот сейчас мы разоблачим… Даше очень хотелось разоблачить… я обрадовалась…

– Хорошо. Успокойтесь, пожалуйста. Скажите, вам знаком этот предмет.

– Д-да, это м-моя книга… Она выпала там… Там…

– Где именно она выпала? Не надо плакать, вам ничего не грозит.

– Ну, возле этого… Бен поднял и… там кровь… Я даже не знаю, куда она делась. Я очень испугалась… Побежала в ужасе куда-то, сама не своя, Бен меня догнал, в общем, я не помню…

– Спасибо, прочитайте и подпишите. Не волнуйтесь так, вам ничего не грозит. И, пожалуйста, не плачьте. Пригласите в кабинет Дольскую Дарью.

– Фамилия, имя, отчество, возраст.

– Дольская Дарья Васильевна. Восемнадцать лет.

– Работаете, учитесь?

– Перешла на второй курс педагогического Университета, факультет искусствоведения.

– Каким образом вы попали на территорию музея-усадьбы?

– Как «каким образом»? Я здесь работаю сейчас, это моя летняя практика. И вообще… я выросла в этом имении, это место работы дедушки, я здесь каждый кустик знаю.

– Каждый кустик… очень хорошо, так и запишем. Значит, знаете каждый кустик… так. При каких обстоятельствах вы очутились на месте преступления?

– Мы бежали с Луизой. Мы опаздывали.

– С Луизой Кастор?

– Ну да. Но вообще, нет. Я вам скажу правду. Вот, слушайте. Это я застрельщица. Это я всех собрала. Мне нужно было поймать привидение. И кто-то там ещё с лодки нырял, с фонариком, я подумала: мальчишки, а дедушка волнуется за парковый ансамбль, в пруду рыбу разводили специально, а эти всякие лезут и портят. Я хотела поймать привидение и разоблачить перед всеми, чтобы люди поняли. Я не могла допустить, чтобы в этом прекрасном парке, где я росла, кто-то чего-то боялся, понимаете? Я не хочу этого допускать! Мы должны были встретиться на пруду и там караулить. Мы ещё хотели носом натыкать. Я даже верёвку приготовила.

– Верёвку. Чтобы носом натыкать?

– Ну да! Сначала связать – а потом натыкать.

– Смелый план… Итак, вы бежали к пруду.

– Ну, да, мы бежим и слышим: Мэрил орёт.

– Кто это – Мэрил?

– Машка. Маша Жиганова. Наша хорошая подруга.

– Почему вы решили, что кричала именно Мария Жиганова?

– Просто… Ну, а кто ещё? Ну, хорошо, в общем, пишите: кричала женщина.

– Кричала женщина… Хорошо, дальше.

– Дальше мы с Луизой как дунули… побежали, то есть. А там Мэрил и Бен… бегут навстречу. То есть, Мария Жиганова и эээ… Вениамин Романов.

– Вы были знакомы ранее?

– Ну, конечно, с Мэрил мы ещё в школе ходили на драму.

– Куда, простите, ходили?

– На драму. В театральную студию. А потом в Университете опять на драме встретились, и потом на ролёвке.

– Где, простите, встретились?

– На ролёвке. На ролевой игре. Исторические реконструкции. У нас от Университета проходят.

– Понятно. Итак, что вы увидели, когда прибежали к пруду?

– Ну, мы прибежали, смотрим, Мэрил орёт, как реза… ээ… как ненормальная. Я смотрю издали – вроде, мужик лежит, вроде мёртвый. Но издалека не скажешь. Как куча одежды.

– Вы приближались к трупу?

– Да я вообще ничего не успела! Мэрил так орала, у неё форменная истерика началась, а Бен сказал: надо срочно полицию. Ну раз срочно, мы как дунули к дому все вчетвером. А Мэрил не может, она прямо падала, как подкошенная…

– Какие действия вы предприняли далее?

– Я хотела к участковому, Бен сказал – к охранникам. Дедушку будить не стали, его инфаркт хватит. И тут нам навстречу – Данилыч. Ну, Пётр Данилович, садовник наш. Мы – к нему! А он не верит: говорит, в темноте померещилось, надоели мне ваши привидения, все с ума посходили. А мы уже тоже думаем, может, и правда, померещилось. А уже светает, и теперь уже всё видно. В общем, уговорили его, повели на то место, а Луизу оставили с Мэрил, её реально надо было откачивать… то есть, это… в чувство приводить. В общем, прибегаем втроём, а там уже участковый наш. Оказалось, пацаны деревенские раньше нас труп обнаружили. И между прочим, мы их видели, когда к пруду шли, они от нас так и маханули кустами, и правильно, мы бы им уши оборвали за нарушение, потому что на графском пруду запрещено нырётки ставить. Ну и всё… тут утро наступило…

– Скажите, вам знакома эта книга?

– Конечно, это Машкина. Это её стихи. Она ещё на драме стихи писала. Она их всегда писала. Она и драму в стихах один раз написала.

– Эту книгу нашли на месте преступления.

– Она её там потеряла. Последний экземпляр. А можно, я ей отдам? Это точно она, там и фотка её – посмотрите, посмотрите!

– Я вижу фотографию. Значит, вы удостоверяете, что на фото – именно Мария Жиганова.

– Ну, конечно! Кто же ещё? У неё эта фотка по всем пабликам мотается… И в контакте есть, и в фэйсе есть – вы можете проверить, вы посмотрите!

– Мы проверим.

– А где вы её подобрали?

– Дарья Васильевна, вам не кажется, что вы задаёте вопросы чаще, чем я, следователь?

– Правильно! И нужно задавать вопросы! Потому что я ничего не понимаю. И дед ничего не понимает. Всё это ужасно! А Мэрил… И что, вы теперь книгу не отдадите?

– Пока нет. У меня к вам вопрос: Каким образом на книге могли оказаться отпечатки пальцев?

– Как это каким образом? Это же её книга. Ну, или Бена!

– Так кому принадлежит книга? Марии Жигановой или Вениамину Романову?

– А какая разница-то? Стихи-то её. Ну, она, может, и подарила Бэну, она многим дарила. И у меня такая есть. Но вы эту-то отдадите?

– Дарья Васильевна, вы просто отвечайте на вопросы, так вы поможете своим друзьям.

– А это ещё не факт, что могу помочь! А если всё только запутается! Нет, я не буду ничего говорить! Я буду говорить только в присутствии своего адвоката!

– Дарья Васильевна, это не допрос обвиняемого. Мы вас просто опрашиваем, как свидетеля. Книга была найдена на месте преступления. На ней следы крови и отпечатки пальцев. У меня вопрос: кому принадлежит эта книга?

– Мэрил, кому же ещё?

– У меня огромная просьба: давать ответы не в вопросительной форме. Договорились?

– Конечно.

– То есть, вы никаких вопросов не задаёте.

– Ну, конечно. А вы что хотите сказать? Что Мэрил вот этого дядьку?! Да она в жизни… она мухи… Она, знаете, один раз увидела раздавленного жука… ну, майского жука… и написала поэму целую. Мы со слезами читали! Вот реально все плакали! Он у неё выходил на дорогу просить милостыню. И его сбила машина. И проехала мимо.

– Простите… кого сбила машина?

– Жука!!!

– Жука… Дарья Васильевна, спасибо. Вы не горячитесь, вашей подруге ничего не грозит. Мы просто обязаны взять подписку о невыезде. До окончания следствия.

– Что? Она здесь будет жить? А учёба? Вы же будете искать три года, а как она учиться будет?

– Против учёбы никто возражать не будет.

– Я тогда тоже никуда не поеду!

– Это ваше право, Дарья Васильевна. Подпишите, будьте добры.

– А Луиза? Луизу позвать?

– Луизу Кастор? Нет, мы не имеем права её опрашивать, как подданную другого государства.

– Как? Вы даже её не позовёте? Но это же… она же расстроится! Она специально пришла, она хочет участвовать! Она обещала рассказать своим подругам во Франции, как она была на допросе в России!

– Передайте ей, пожалуйста, что она освобождена от дачи показаний.

– Как? Но так же нельзя с человеком! Это нарушение прав! Она хочет помогать правосудию!

– Хорошо, передайте ей, пусть она сделает показания в письменном виде.

– Вовремя ты, Никита Степанович, – с облегчением выдохнул Кречетов, когда участковый буквально столкнулся в дверях с пылающей возмущением Дашей. – А то пришлось бы мне к французскому консулу на аудиенцию отправляться или в конвенцию по нарушениям прав человека.

– Дашутка, поди, баламутит-то, ох, она куда хочешь отправит, коза-егоза, – покрутил головой участковый. – Командир почище моей Натальи. А я к тебе, капитан, не с пустыми руками-то.

Никита Степанович с важным видом достал из нагрудного кармана смятый листок и передал Кречетову.

– Информация по баграм, – пояснил он. – Все, как один, на месте.

Кречетов стрельнул глазами по списку, сделанному аккуратным убористым почерком и вернул участковому.

– Оперативно, Никита Степанович, ничего не скажешь, – похвалил он.

– То не я, то Наталья, – смутился участковый. – Весь день вчера по деревне бегала.

– Передайте ей мою благодарность. Теперь, по поводу экспертизы. Багор, похоже, тот самый, что утопили прошедшим летом.

– Откуда ж он взялся?

– Со дна пруда. Видно, в самом деле, кто-то графский клад ищет. А, может быть, уже и нашёл.

Никита Степанович с сомнением покачал головой.