Текст книги "Золотая дева (СИ)"

Автор книги: Виктор Снежен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Обижаете, кэп, – возмутился Болтухин. – Я в отделе ещё двоих ребят выпросил. Не опера – звери. Теперь и мышь не проскочит.

До самого вечера Пётр Канарский вёл себя исключительно ровно: до обеда бродил по набережной Невы и кормил чаек, затем два часа пробыл в «Северянине». На обратном пути к гостинице он зашёл в маленький магазинчик для художников и приобрёл баллончик бронзовой краски.

– Краска-то ему на фига? – в недоумении вопросил Болтухин, когда один из соглядатаев доложил о покупке.

– Это как раз понятно. Статуэтку помнишь? – спросил Антон.

– Ну?

– Донышко будет залито воском. Чтобы не привлекать к этой мелочи случайного внимания, Канарский решил покрасить воск медной краской.

– Это же, для лохов, кэп, – пожал плечом лейтенант. – Ногтем ковырнёшь и всё вскроется.

– Никто ковырять и не будет, – заверил Антон. – Нужный человек на таможне только сделает вид, что осматривает багаж.

– Блин, кэп, надо бы прессануть иуду, – возмутился Болтухин. – Позорит, так сказать, честь мундира.

Лейтенант был исполнен справедливого гнева.

– Обязательно, прессанём, – пообещал Антон. – Такие иуды могут быть весьма полезны на будущее. Зацепишь такого на крючок, считай, получил ценного информатора.

– Эх, жаль кэп, что вы скоро уедете, – искренне посетовал лейтенант. – А может, переведётесь к нам в Питер? Мы бы таких дел тут наворотили!

– У нас в Тульской губернии тоже дел по макушку, – вздохнул Антон. – А вот тебя бы я с собой взял на недельку. Парень ты, вроде, дельный. А мне такой позарез нужен будет. Клад-то мы пока не нашли, да и убийца всё ещё на свободе. Поедешь?

– Ещё бы, кэп! – лейтенант возбуждённо вскочил с места и забегал по номеру. – Вдвоём мы его быстро за фаберже прихватим. Только бы начальство отпустило.

– Отпустит, – заверил Антон. – Ты, вот что, лейтенант, поторопи своих хлопцев насчёт моей просьбы. Надеюсь, не забыл?

– Как можно, кэп?! – возмутился Болтухин. – К вечеру всё разнюхаем, будьте покойны.

9

Рация лейтенанта ожила в половине первого.

– Алло, Болт, это Гном, – прошипело в эфире. – Наш чухонец звонил какому-то Пузырю и сказал дословно: «Алло, Пузырь? Это, Пётр. Со мной сегодня будет безделушка бронзовая. Прикупил по случаю на камин поставить. Ты уж, Олежек, пропусти по-тихому, с меня коньячок шустовский и соточка евро сверху. Договорились? Вот и чудненько. Буду в твоей богадельне в шесть тридцать».

– Принято, – отозвался лейтенант, успевший настрочить озвученный текст на салфетке. – Срисуйте мне этого Пузыря: кто такой и чем дышит.

– Делаем, – отозвалась рация. – Я эту тему Рамзесу кинул.

– Это такой глист в очках из аналитического? Этот въедливый, этот раскопает, – удовлетворённо кивнул Болтухин и отключился. – Через полчаса мы будем знать об этом Пузыре с таможни всю подноготную, начиная с ясельного возраста и заканчивая интимными предпочтениями, – пообещал лейтенант, обращаясь уже к Антону.

По прошествии получаса рация, действительно, ожила снова.

– Прачечная на связи, – немедленно отозвался Болтухин. – Погоди, ручку возьму. Диктуй. Пузырёв Олег Петрович, семьдесят восьмого года рождения, майор таможенной службы, старший группы досмотра. Не части, Гном, читай художественно.

Через пару минут лейтенант передал Антону исписанную бисерным почерком салфетку.

– Тебе бы терапевтом работать, – посетовал Антон, разбирая пьяные каракули лейтенанта, напоминающие древнюю арабскую вязь.

Из текста следовало, что Майор Пузырёв работает в таможенном терминале порта двенадцать лет. По службе характеризуется исключительно позитивно. Не состоял, не замечен, не привлекался. Женат вторым браком, имеет дочь.

– Прямо икона какая-то, а не человек, – проворчал Болтухин. – Хоть бы мелочь какая-нибудь. Проигрался, например, или на наркоту подсел. А всего лучше если бы извращенец.

Лейтенант мечтательно вздохнул.

– Это неплохо, что он весь из себя пушистый, – заверил Антон. – Такие очень дорожат своей репутацией и местом. Нам стоит только намекнуть, что бросим тень на его беспорочность, и он с порохами сдаст нам того же Батона.

– А вы, кэп, психолог, – сощурил глаз лейтенант. – Может, и портрет этого Пузыря набросаете?

– Пожалуйста, – повёл плечами Антон. – Среднего роста, склонен к полноте, шатен, волосы зачёсывает назад, чтобы прикрыть залысины. Усов не носит. Что ещё? Подвижен, разговорчив, потлив.

– Круто, кэп! – признал лейтенант. – Это ясновидение или дедукция? Если всё совпадёт, с меня гамбургер с колой.

– Замётано, – усмехнулся Антон. – Только, лейтенант, одной дедукцией мы не обойдёмся. Нужно заскочить в районную прокуратуру за ордером. Необходима волшебная бумажка, чтобы таможенники не ерепенились.

В здание прокуратуры Антон отправился в одиночку: лейтенант остался в машине, категорически заявив, что не намерен испортить карму визитом в это гнусное заведение. Проторчав в прокуратуре не меньше часа и потратив мегаватт нервной энергии, Антон выбил заветный ордер, чем вознёс себя в глазах Болтухина до небесных высот.

– Вы, кэп, железный человек, – сказал он с неподдельным пафосом, разглядывая фиолетовую печать и размашистую подпись районного прокурора. – Мне в этот зиккурат войти всё одно, что на приём к стоматологу. Теперь на таможню?

– Да, пожалуй, пора, – сказал Антон, взглянув на часы.

На стоянке порта было не протолкнуться. Кое-как припарковав машину, Антон вышел и огляделся. Вокзалы, порты и аэропорты больших городов везде одинаковы: озабоченные пассажиры, носильщики, громыхающие тележками, бомбилы с пронзительными надменными голосами.

– Нам туда, – показал рукой лейтенант в сторону обширного приземистого здания, за которым возвышалась громадина парома. «Принцесса Анастасия» белела в солнечном свете, как океанский айсберг, и Антон невольно залюбовался судном.

– В юности я хотел быть моряком, кэп, – сообщил Болтухин.

– Что же помешало? Укачивает?

– По полгода без женщин, кэп, это не для меня, – покачал головой лейтенант. – С мечтой пришлось распрощаться.

В зоне досмотра было людно, но в очередях к пропускным воротам не ощущалось никакой ажитации. Всё было деловито, сноровисто, и очередь, хоть и монотонно, но заметно двигалась. Пассажиры ставили ручную кладь на чёрный ручей транспортёра и подходили к окошечку, протягивая паспорта и билеты.

Возле каждого транспортёра дежурили улыбчивые сотрудницы терминала в тёмно-синих комбинезонах поверх ослепительных белых блуз.

– А тебе, лейтенант, в юности не хотелось стать таможенником? – поинтересовался Антон. – Гляди-ка, какой гарем.

– Кэп, я хочу, чтобы меня вон та, грудастенькая, обыскала, – ткнул Антона в бок лейтенант.

Однако, Антона занимали теперь не девушки, а их начальник. От одного пропускного окна к другому прохаживался таможенник в кителе нараспашку и весело переговаривался с подчинёнными. Был он среднего возраста, полноват, редкие волосы зачёсаны назад. Таможенник то и дело промакивал лицо и шею огромным платком. Теперь уже Антон толкнул напарника плечом и подбородком показал на таможенника.

– Блин, кэп, вы прямо Вольф Мессинг, – благоговейным шёпотом произнёс Болтухин, разглядывая объект. – С меня гамбургер с колой.

– Расслабься, лейтенант, не нужно гамбургера, – усмехнулся Антон. – Этого фрукта я видел на записи допроса. Три года назад он проходил как свидетель по афере Канарского с почтовой маркой. Тогда ни того, ни другого прихватить не удалось, но таможенника я запомнил.

– Так нечестно, кэп, – обиженно пробубнил Болтухин, низвергая Антона с олимпийских высот. – Могли бы сразу сказать. А что это за афера с маркой? Много ли можно нагреть на какой-то почтовой марке?

– Смотря, что за марка, – произнёс Антон, наблюдая за передвижениями таможенника. – «Голубая Александрия», которую Батон втюхивал одному из нынешних толстосумов, стоит, к примеру, миллион баксов.

– Лям баксов за кусочек бумажки?! Да вы гоните, кэп! Где же Канарский раздобыл марку?

– Не раздобыл, а заказал подделку, – поправил Антон. – Судя по материалам дела, весьма качественную. Кстати, изготовителя Батон так и не выдал.

Между тем, таможенник, удовлетворённый работой подопечных, направился в конторку, отделённую от общей досмотровой зоны стенами из непрозрачного матового стекла.

– Пойдём-ка, лейтенант, поговорим с таможней, – тихо произнёс Антон, направляясь к конторке.

Антон и лейтенант вошли в маленькое прохладное помещение сразу за хозяином. Таможенник оглянулся. На его круглом лице блеснули капельки пота.

– Покиньте служебное помещение, – бросил он, проходя к столу и вальяжно усаживаясь в обширное кресло.

Антон проигнорировал это замечание. Он сел на маленький офисный стульчик и положил на стол перед таможенником раскрытый лист ордера.

– Что вы себе позволяете, гражданин? – вскинулся майор Пузырёв, отшвыривая гербовую бумажку.

– Насчёт гражданина, это вы в точку, Олег Петрович, – покивал Антон, подбирая с пола упавший ордер. – Пособники преступников и контрабандистов для меня действительно не товарищи, а граждане.

– Какого чёрта, – вскипел таможенник, вскакивая с места. – Убирайтесь отсюда и заберите своего гопника, – кинул он руку в сторону лейтенанта.

– Алё, за гопника можно и по рогам, – бросил ему Болтухин, доставая из кармана блеснувший на сжатом кулаке устрашающего вида кастет.

Эта вещица произвела на таможенника куда больше впечатления, чем ордер.

– Я немедленно вызову охрану, – попятился он и упёрся спиной в стену.

– Сядьте, Пузырёв, – негромко, но внятно сказал Антон. – Мы пришли не по вашу душу, хотя руки действительно уже давно чешутся. Нас интересует Канарский Пётр Аркадьевич, он же Батон.

– Не знаю я никаких Батонов, – рыкнул майор и рухнул в кресло.

– Кэп, разрешите, я ему всеку для возврата памяти? – лейтенант хлопнул кастетом о свою ладонь и хищно посмотрел на таможенника.

– Право слово, Олег Петрович, не доводите моего юного помощника до неправовых действий, – миролюбиво произнёс Антон, следя за тем, как нервная рука таможенника выхватывает из кармана платок.

– Сегодня отбывает на «Анастасии», – буркнул таможенник, смахивая платком капельки пота с побагровевшего от напряженья лица. – Говорил про какую-то статуэтку.

– Вот и славно, Олег Петрович, – одобрительно кивнул Антон. – Теперь, будьте любезны, ваш телефончик.

– Это ещё зачем? – встрепенулся таможенник.

– Чтобы не было соблазна позвонить старому другу, – терпеливо пояснил Антон.

– Не друг он мне, – буркнул Пузырёв, нехотя отдавая телефон. – Попросил пропустить вне очереди.

– За шустовский коньячок и соточку евро, – напомнил Антон.

Таможенник сразу сник и забегал глазами по маленькой комнате.

– Если вы хотите повесить на меня должностное преступление, у вас ничего не выйдет, – заговорил он. – Руки коротки. Вас же потом и затаскают в прокуратуру.

– Я ему всё-таки всеку, – со вздохом произнёс лейтенант, делая шаг вперёд.

– Да угомоните же этого малахольного, – взмолился таможенник. – Я же не отказывался сотрудничать.

– Вот и замечательно, – ободрил перепуганного таможенника Антон. – Берите лист, ручку, пишите.

– Что писать?

– Я, майор таможенной службы Пузырёв Олег Петрович, заявляю, что Гражданин Канарский П. А. обратился ко мне с предложением, противоречащим законодательству РФ…

Таможенник писал размашистым нервным почерком, то и дело поглядывая на грозно мерцающий кастет на руке лейтенанта.

– Дата и подпись, – подсказал Антон.

– Это всё? – спросил таможенник, с отвращением отталкивая от себя бумагу.

Антон покачал головой.

– Нужно, чтобы вы предупредили своих девочек о нашем участии в досмотре гражданина Канарского.

Антон аккуратно сложил и убрал в карман написанное заявление.

– Не киснете, майор, – бодро сказал Антон. – За операцию по изъятию нумизматических ценностей вам ещё и премию выпишут.

– Каких ещё ценностей? – раздражённо спросил таможенник.

– Святая простота, – покачал головой Антон. – Ваш приятель собирается вывезти из страны царские империалы стоимостью в сотни тысяч долларов, и вы вполне можете стать соучастником. А это тянет на особо крупную контрабанду.

– Я в его дела не лезу, – отмахнулся таможенник, заметно бледнея. – Он сказал только про статуэтку.

– Олег Петрович, – произнёс Антон как можно проникновеннее. – Мы ведь с вами, можно сказать, одной крови. Сторожевые псы государства, верно?

Таможенник нервно кивнул.

– Так давайте дружить, так сказать, ведомствами. – Антон по-голливудски улыбнулся и протянул руку. – Вы – нам словечко шепнёте, мы – вам. Так и пойдём по одной дорожке.

Таможенник, только что уличённый в пособничестве контрабанде, с огромным воодушевлением пожал руку Антона.

– А теперь, Олег Петрович, познакомьте нас со своими барышнями, – сказал Антон, поднимаясь со стульчика.

10

В ожидании Канарского Антон с лейтенантом расположились у барной стойки, откуда был прекрасно виден вход в зону досмотра, и блаженно потягивали прохладный лимонад из высоких бокалов.

– Откуда у вас кастет, гражданин Болтухин? – спросил Антон, наблюдая за тем, как снуёт по залу таможенник Пузырёв.

– Мутная история, кэп, – вздохнул лейтенант. – Взяли мы одного кента на гопстопе. Настучали ему по репе, как полагается, для осознания социальной ответственности. Так он вместо раскаяния – в драку. Карагоду по рылу этим кастетом съездил. Я шмальнул пару раз из табельного для острастки. Ноль эмоций. На меня, падла, кинулся. Тогда, я его копытом по гениталиям. Короче, изъяли мы игрушку. Всё честь по чести, хотели сдать, как вещдок. А тут на меня предъяву повесили: дескать, стрелял не по правилам, какой-то старушенции окно высадил. Я ж, не нарочно, кэп, клянусь мамой! В воздух шмалял. Короче, отобрали волыну до выяснения. А мне что, с пустым карманом по Питеру бегать? Короче, зажуковал я игрушку, кэп.

– Понятно, – кивнул Антон. – А как же, старушка? Окно-то вставили?

– Мы же не беспредельщики, кэп, – обиделся лейтенант. – Ясен пень, скинулись с пацанами на остекление.

В этот миг зашипела рация в кармане Болтухина.

– Болт, это Тихий, – раздался голос одного из филёров. – Чухонец сел в такси. Едет к порту. Балалайка при нём. Упали на хвост. Как понял?

– Понял, Тихий, понял, – заверил лейтенант. – Ведите себя скромно, не раздражайте клиента. Отбой.

– Ну что ж, финальный аккорд, коллега, – улыбнулся Антон. – Только, прошу тебя, лейтенант, без поножовщины. Как-никак, наш клиент гражданин сопредельного государства.

– Обижаете, кэп, – возмутился Болтухин. – Я женевскую конвенцию соблюдаю.

Ожидать Канарского пришлось не слишком уж долго. Его импозантная фигура с тростью в одной руке и большим свёртком в другой, обозначилась в стеклянных дверях терминала минут через пятнадцать после доклада филёров. Он не спеша прошёл в зону досмотра и огляделся в поисках Пузырёва. Увидев, помахал ему тростью. Таможенник сделал постное лицо и указал на ближнюю к себе линию досмотрового эскалатора. Канарский направился туда.

Антон и лейтенант отделились от стойки и последовали за ним. Когда Канарский с добродушной улыбкой достал из кармана паспорт, Антон окликнул его через плечо:

– Гражданин Мякинен, будьте любезны, предъявите багаж.

Канарский обернулся и изумлённо посмотрел на Антона и лейтенанта.

– Ви мне, господа? – спросил он с неподдельным изумлением и чудовищным акцентом.

– Вам, гражданин Мякинен, он же, Пётр Канарский, – с сияющей улыбкой произнёс Антон, предъявляя удостоверение. – По нашим сведениям вы пытаетесь вывести из страны пребывания семь золотых монет, представляющих материальную и историческую ценность.

– Это ошибка, – возмутился Канарский-Мякинен, – я буду жаловаться свой консул.

Он отвернулся от Антона, собираясь пройти к окошечку регистрации.

– Хэнде хох, герр Батон! – вскрикнул лейтенант, ткнув финского подданного пальцами между лопаток.

Канарский от неожиданности поднял руки и обернулся.

– Это произвол! – воскликнул Канарский, опуская руки. – Я – гражданин Евросоюз, подданный Суоми. Прошу адвокат.

– Не нужно, Пётр Аркадьевич, никакого адвоката, – успокоил его Антон. – Речь не идёт о вашем аресте, хотя, видит бог, руки у меня чешутся.

– Так чего же от меня нужно доблестным мусорам? – язвительно осведомился финский подданный на чистейшем русском.

– Вы, гражданин Канарский, как мы знаем, неравнодушны к теме правосудия? Статуэтку бронзовую на днях приобрели. Извольте-ка её на досмотр, – елейно улыбаясь, сказал Антон и протянул руку к свёртку.

– Извините, господин легавый, вы не представились, однако, о моей скромной персоне изрядно извещены. Это ставит меня в неловкое положение, – Канарский учтиво наклонил голову.

– Капитан Кречетов, старший оперуполномоченный Тульского областного управления внутренних дел, – в тон ему ответил Антон.

– Тульский? – искренне удивился Канарский. – Не скрою, господин Кочетов, заинтриговали.

– Кречетов, – поправил Антон. – Статуэтку, будьте любезны!

– Видите ли, господин опер, статуэтки при мне нет, – Канарский, изображая сожаление, развёл руками.

– А это? – Антон ткнул пальцем в свёрток.

– Ах, это?! – Канарский с сожалением передал свёрток Антону.

Свёрток оказался довольно тяжёлым, но это была не статуэтка! Слишком предмет был округл и гладок. Антон сорвал упаковочную бумагу – из свёртка показалось горлышко большой коньячной бутылки.

– Шустовский коньячок, – охотно пояснил Канарский. – Всякий раз, бывая на родине, привожу отсюда бутылочку. Ностальгия, знаете ли.

– Где статуэтка, Батон? – тихо, но грозно спросил Антон.

– Статуэтка? Я подарил её одной чудной девушке, – не стал отпираться Канарский. Она тоже собиралась в Финляндию и любезно пообещала мне присмотреть за вещью.

– Это не та ли девушка, с кем вы встречались в «Алых парусах»? – спросил Антон, едва сдерживая себя, чтобы не наброситься на финского подданного.

– Вам и это известно, – несколько удивился Канарский. – Да, мы познакомились с Катенькой именно там. Не девушка, чистый ангел.

– Этот чистый ангел, господин Канарский, причастен к убийству, – строго сказал Антон. – И на монетах, что она вам предлагала, кровь.

– Убийство?! – Канарский мгновенно переменился в лице. – Нет, не может быть. Катенька не могла. Разве что тот, второй…

– Второй?! Вы его видели?

– Нет, – Канарский покачал головой. – Мы общались с ним только через интернет и дважды по телефону. Это он нашёл меня в Финляндии. Он торговался, предлагал варианты сделки, оплаты. Катя была у него на побегушках.

– Где сейчас девушка?

Прежде чем ответить, Канарский извлёк из нагрудного кармашка серебряный брегет и отщёлкнул крышку.

– Уже час как в Хельсинки, – со вздохом сказал он. – Если бы я знал, капитан, что монеты идут по мокрому, никогда бы не взялся за это дело.

Антон кивнул. Из досье Канарского следовало, что тот сторонник гуманных форм мошенничества и контрабанды.

– Так я могу покинуть берег отечества? – с беспокойством спросил Канарский.

– Да, – твёрдо сказал Антон, возвращая свёрток с бутылкой. – Счастливого пути, гражданин Мякинен. И постарайтесь подольше не приезжать на родину.

Канарский с поклоном принял свёрток и, кивнув обомлевшему лейтенанту, направился к окну регистрации.

– Кэп, – тоскливо воскликнул Болтухин. – Он же уходит!

– Пусть катится, – вздохнул Антон. – Всё равно предъявить нечего. Облапошили нас, лейтенант. Как школьников облапошили.

– Да как же это, Антон Васильевич?! – едва не плача, произнёс лейтенант. – Что я ребятам скажу?! Они трое суток чухонца этого днём и ночью…

– Ребятам своим командуй отбой, – устало произнёс Антон. – Пусть едут по домам и отсыпаются. А нам с тобой надо ещё похлопотать о твоей командировке. Не передумал съездить в Тулу за пряниками?

Лейтенант мрачно покачал головой.

11

То, что произошло на таможне, было поражением, катастрофой. Но происшедшее лишь утвердило Антона в его нелепой и навязчивой версии, которую он никак не хотел принимать. Впрочем, стоило дождаться информации, которую обещал раздобыть Болтухин. Антон ждал её и боялся. Боялся, что упрямые факты сложатся наконец в законченный пазл, и придётся сделать тот единственно верный вывод, которого он делать так не хотел.

Болтухин не подвёл и поздно вечером позвонил Антону, сообщив то, что тот так не хотел услышать. Неумолимое кольцо фактов начинало смыкаться вокруг человека, которого Антон упорно не желал видеть ни убийцей, ни похитителем клада. Настроение капитана Кречетова окончательно испортилось. Он заказал в номер графинчик водки с закуской и выключил телефон.

Напиться. Напиться и пусть всё летит к чёрту! Завтра домой. С разбитой рожей и поджатым хвостом. Домой! Да, давно, Антон Васильевич, вы не получали по сусалам. Возгордились, капитан. А то как же, двенадцать раскрытых дел, четыре с особо тяжкими и не одного «глухаря». И вот, на тебе, мордой да об асфальт.

Антон схватил со стола вазу с засохшим букетиком и швырнул в стену. Не полегчало. В дверь постучали. В номер, толкая впереди себя никелированную тележку, испуганно озираясь, вошла симпатичная горничная.

– У вас всё в порядке? – тихо спросила она и вздрогнула, увидев мокрое пятно на обоях и стеклянные черепки на полу.

– Да, всё в полном порядке, – мрачно заверил Антон. – День был, знаете ли, нелёгкий.

Горничная торопливо выставила заказ на столик.

– Я сейчас вернусь, приберу, – сказала она, спеша исчезнуть из номера.

«Нажалуется, дурёха, – тоскливо подумал Антон. – Да и чёрт с ней, пусть жалуется».

Он вынул хрустальную пробку из графина и плеснул в принесённую пузатую рюмочку прохладной водки. Выпил зло, без всяких тостов и пожеланий, схватив с тарелки с закуской скользкую маслину.

«Шалишь, – сам себе сказал Антон, – капитана Кречетова не так просто определить в лузеры. Мы ещё, господин хороший, поглядим, кто кого».

Он плеснул себе ещё водки, но выпить не успел. Вернулась горничная с веником и совочком. Она сделала нервный книксен и направилась убирать осколки.

– Как тебя зовут? – спросил Антон, разглядывая её изящно изогнутую фигуру.

– Марина, – отозвалась горничная, шаркая веником.

– Выпей со мной, Марина, – сказал Антон с чувством и поискал глазами вторую рюмку.

– Нам не положено, – ответила горничная, распрямляясь и держа перед собой совок с осколками и цветочными стеблями. Прядка каштановых волос выскользнула из-под её чепца.

– Нужно иногда нарушать правила, – вздохнул Антон.

Горничная Марина неуверенно улыбнулась и направилась к выходу, но Антон, повинуясь какому-то отчаянному и не вполне ещё понятному порыву, остановил её, поймав за руку. Горничная замерла и обернулась к нему.

– Нам не положено, – едва слышно повторила она.

Антон шагнул к ней, глядя в растерянное лицо, в карие глаза, исполненные смятения. Он хотел что-то сказать, что-то важное и совершенно нелепое для такого мгновения, но, вместо этого привлёк девушку к себе и стал целовать её в губы, в лоб, в шею, жадно вдыхая запах её волос, кожи, ощущая нервный трепет её тела.

Веник и совок выскользнули из рук горничной и с дребезжащим звуком упали на пол. Девушка покачнулась, но в тот же миг с неожиданной силой обхватила шею Антона. Её губы прошептали что-то неразборчивое. Антон понял лишь единственное слово: «дверь». Он подхватил девушку на руки и отнёс к кровати. Её тело показалось Антону совсем лёгким, оно вздрагивало от каждого его шага, каждого движения. Антон бережно опустил девушку на одеяло. Глаза её были плотно закрыты, губы сделались влажными и вздрагивали в неслышном шёпоте. Край узкой юбки соскользнул с приподнятых коленей, обнажая красивые смуглые ноги. Антон наклонился, поцеловал тёплое гладкое колено и, упруго выпрямившись, отправился запирать дверь…