Текст книги "Золотая дева (СИ)"

Автор книги: Виктор Снежен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

3

– Ой, Дашка! Как суперски было! Такая красотища!..

– Мэрил, ужас, я себя не помнила, у меня всё прямо вон из головы…

Перевозбуждённая после выступления, Даша Дольская нервно бежала по главной аллее вглубь парка. Верные Маша и Веня мчались по обе стороны с той же скоростью.

– Ты отлично читала! – уверяла Маша.

– Ой, нет! Я как ступила на помост – и конец, – отмахивалась Даша. – Только и думаю, как бы не сказать: «молчаливые гуси», господи… Прямо в полусне была…

– Дашка, ты могла бы и сказать про гусей, – вставил Веня, – никто бы не заметил.

– А вы снимали? – Даша обеспокоенно остановилась. – Всё успели заснять? Мне же видео нужно!

– Сняли, конечно. Там вообще все снимали, как заведённые. Так эффектно, солнце садится, а эта балерина на фоне заката… а потом она как будто в тебя превратилась… кру-уто… А с этим привидением как круто было…

– С каким привидением?

– Ну, которое там у вас мелькало.

– А что-то мелькало? – насторожилась Даша. – Как это? Где?

– Так за прудом. Фигура в белом мелькала. Мы ещё подумали: как здорово придумали, так мистично… У Чехова там глаза дьявола, но я считаю, это грубо, – Маша поморщилась. – А вы отлично придумали…

– Да ничего мы не придумали! – Даша в отчаянии топнула ногой. – Я впервые слышу об этом!

– Да ты что? – Маша прижала руки к груди. – Я клянусь, там была фигура в белом. Мы так и подумали, что вы эту легенду обыграли, с привидением графини…

– Да не было никакого привидения! Я сценарий сама составляла! Ничего там не могло быть!

– Но ведь было! Бен, скажи! Ты что, не веришь? Сейчас увидишь, – Маша полезла в сумку.

В летних сумерках бесшумно вспыхнул и замерцал прямоугольничек экрана.

– Вот, пожалуйста, – раздался Машин голос. – Я ещё не сошла с ума.

– Действительно! – Даша остолбенело подняла глаза. – Бен, а у тебя?

Веня пожал плечами и полез в карман. Трое молодых людей несколько секунд стояли, сдвинув головы над телефонами.

– У тебя вообще всё смазано, – вынесла Даша вердикт. – Даже непонятно, мужчина или женщина. Надо ещё у кого-то спросить! Бежим!

Троица сорвались с места и помчалась обратно к главной поляне.

– А у кого ты будешь спрашивать? Все, как приклеенные, смотрят «Вишнёвый сад».

– Да я и сама хотела, дед так круто Гаева играет! Но надо же выяснить! Я же теперь не усну… Вы с какой стороны снимали?

– Ээ… мы справа стояли.

– А слева кто был?

– А слева… француженка эта… как её, Марсельеза. Тоже снимала, она ближе всех сидела.

– Луиза, а не Марсельеза! Вот! Надо её позвать!

Топоча, троица ворвалась на главную поляну и притормозила. Здесь царил сказочный мир драматического искусства. Прекрасный вид с мерцающей гладью пруда был почти погружен в темноту. На ярко освещённой сцене Дольский, во фраке, упругим молодцеватым шагом прохаживался, театрально жестикулировал:

– Неделю назад я выдвинул нижний ящик, гляжу, а там выжжены цифры. Шкаф сделан ровно сто лет тому назад, – разносился по поляне его хорошо поставленный баритон. – Каково? Можно было бы юбилей отпраздновать Предмет неодушевленный, а все-таки как-никак книжный шкаф…

– Луиза! Луиза! – послышалось неподалеку ожесточённое шипение.

Светловолосая девушка из первого ряда неуверенно повернулась на зов. Три пары рук зазывно махали ей из кустов живой изгороди.

Девушка осторожно огляделась, подобрала сумочку и аккуратно выбралась из рядов.

– Можешь нам помочь? – без предисловий начала Даша, увлекая гостью в тень. – Скажи, ты моё выступление снимала?

Луиза обрадованно закивала.

– Меня Даша зовут, а это Мэрил и Бен, – ткнула Даша в друзей пальцем. – Можешь показать запись?

Луиза опять с готовностью кивнула.

В записи Луизы привидение было ещё более расплывчатым, но в том, что оно, действительно, было, не оставалось никаких сомнений.

– Я думала, это спектакль, – улыбнулась Луиза. – Это было так… таинственно…

– В том-то и дело, что нет! Пошли подальше, сейчас расскажем…

Молодёжь, теперь уже вчетвером, дружно помчалась прочь от сцены. Вслед им неслось:

– О, сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя…

– В двух словах, так, – начала Маша, когда молодые люди уединились на скамеечке перед замком. – Здешняя графиня влюбилась в садовника. Соединиться им не удалось, и она утопилась в пруду.

– Вот в этом пруду, – уточнила Даша, мотнув волосами в сторону сцены.

– И вот в этого садовника? – спросила Луиза зачарованно. – Который… тут ходит?..

– Да нет, это Данилыч, – отмахнулась Даша. – Ну, в своего садовника, того… восемнадцатого века, – она мотнула волосами в другую сторону. – Вот. И с тех пор по легенде графиня выходит из пруда. Ну, и таскается тут. Но я здесь, в этом месте, выросла! – горячо запротестовала она. – Никаких графинь тут не было никогда! Враки это всё!

– Не всем дано видеть тонкие миры, – значительно заметила Маша.

– Мэрил, прекрати! Не слушай её, – Даша взяла Луизу за руку. – Короче, это кто-то дурит. Надо их поймать и в крапиву носом натыкать. Дедушка за порядок и дисциплину бьётся-бьётся, а эти… Хочешь с нами расследовать этих придурков?

По загоревшимся глазам гостьи из Франции было видно, что придурков она готова расследовать хоть сейчас.

Завтрак был поздним и разительно отличался от праздничного ужина. Желающих съесть что-то питательное было немного. Официантки подносили молчаливым, измученным похмельем гостям кофе и минералку. Музыку не включали по настоятельной просьбе завтракающих, а в деревню после короткого совещания отправили делегацию за самогоном.

Вышел к завтраку и Кастор с внучкой. Он вежливо поздоровался с публикой и заказал кофе. Был он бледен, и оба были явно чем-то встревожены. Всевидящий Громов, соорудив на лице сострадательную улыбку, поспешил к французам.

– Как ваше самочувствие, дорогой друг? – спросил он, подсаживаясь и кланяясь Луизе.

– Плохо, – по-русски сказал Кастор, закрывая ладонями бледный лоб. – J’ai failli mourir hier soir. Vodka et champagne – C’est terrible![3]3
  Я чуть не умер вчера. Водка и шампанское – это ужасно.


[Закрыть]

– Дедушка говорит, – явно смущаясь, перевела Луиза, – что, ночью он едва не умер. Водка и шампанское – это ужасно!

Громов сочувственно покивал.

– У нас это называют «Северное сияние», – объяснил он.

– «Севегное сияние», – повторил Кастор, качая головой. – Il faut se souvenir[4]4
  Надо запомнить.


[Закрыть].

– И ещё, господин Громов, – проговорила Луиза с беспокойством. – Ночью нас обокрали.

– Обокрали?! – Громов похолодел. – Что-нибудь ценное? Деньги? Документы?

– Нет, нет, – поспешила заверить Луиза. – Всё цело, но… Видите ли, кроме картины, мы привезли для музея несколько личных вещей графа Петра Бобрищева, в том числе, письма. И вот они пропали, – Луиза удручённо взглянула на деда.

Луи Кастор, видимо, понял о чём речь. Он заговорил сам, делая паузы, чтобы Луиза успела перевести:

– Ночью в мой номер кто-то проник с балкона. Я видел лишь тень в лунном свете, когда этот человек выходил из комнаты. Я был… болен и принял это за сон. Но утром оказалось, что кто-то рылся в моих вещах. И теперь пропали письма.

– Кому понадобились старые письма? – нахмурился Громов.

– Среди этих писем было одно, – продолжил Кастор, – где упоминается о кладе. Видимо, оно и заинтересовало похитителя.

– О кладе?! – изумился Громов.

– Да, о кладе. Перед арестом в 1919 году Пётр Бобрищев успел спрятать сокровища семьи в тайном месте, – пояснил француз. – В письме брату Павлу он сообщает об этом и к письму прилагает список сокровищ.

– Вот как?! – вновь поражаясь, воскликнул Громов. – Как жаль, что письмо потеряно. Какой был бы экспонат для музея… Здесь об этом кладе легенды ходят.

– Нет-нет! Это, не легенда! – запротестовал Кастор. – Клад, действительно, существует. Он спрятан в графском пруду. Место знали только Пётр и Павел Бобрищевы. Об этом написано в письме. Сын Павла Андрей, белый офицер, бежал во Францию после революции. Письмо, картину и некоторые вещи отца он привёз с собой. Андрей – мой предок, – пояснил Кастор. – Его сын, Пьер, начинает род Касторов во Франции.

– Очень, очень интересно, – задумчиво забарабанил пальцами по столу Громов. – И велико ли сокровище?

– Наверное, велико, – перевела Луиза. – Копия письма сохранилась, и при желании можно посмотреть описание клада.

– Есть, есть такое желание, – заверил Громов. – Копия при вас, господин Кастор?

– Увы, нет, – развёл руками француз. – Я не предполагал, что подлинник может быть похищен. Впрочем, я могу позвонить в Париж и попросить жену выслать копию.

– Да, да, непременно, – горячо настоял Громов. – Вы не представляете, какая это сенсация. Кстати, будем ли мы извещать полицию?

Кастор неуверенно переглянулся с внучкой:

– Кроме писем, у нас ничего не пропало…

– Тогда, пожалуй, нет, – Громов понизил голос. – Приедут, поднимут шум. А у нас фестиваль. Газетчики пронюхают, такое поднимется… Давайте, дорогой Луи, оставим пока происшествие в тайне. Кстати, не пытались ли украсть и картину?

– Картина цела, – заверил Кастор. – Её вчера забрал господин Дольский, директор музея.

– Ну, что же, Иван Степанович, человек исключительной надёжности, – успокоено вздохнул Громов. – Надеюсь, мы вскоре увидим эту реликвию.

4

Караулить привидение сговорились втроём: кавалеров от ночного дозора безжалостно отстранили. «Никакой пользы от них, – объявила Даша со знанием дела, – только ржать будут.»

Она выпросила у кастелянши три солдатских плаща – наврала, что для репетиции: мало ли, вдруг дождь пойдёт. Опять же, плащи непременно устрашат своим видом ненавистных мистификаторов. Общими силами собрали ещё пакет яблок, конфет и тульских пряников, справедливо полагая, что графиня может появиться и под утро. Не сидеть же голодными. Всё это тщательно спрятали в дупло громадного дуба.

Встречу назначили в полночь – как положено во всяких приличных сюжетах.

Со всеми предосторожностями, по отдельности, добрались до заветного дуба, разобрали плащи.

Плащи оказались большими и неуклюжими. Девушки еле управились, помогая друг другу с застёжками и жёсткими капюшонами. Яблоки и пряники распределили по карманам. Вскоре на дорожке возле старого дуба стояли три сгорбленных фигуры, напоминающие монахов-изгнанников.

– Где будем ждать? – шёпотом спросила Маша, подбирая волочившиеся по земле полы.

– У Поцелуева камня, где же ещё, – рассудительно сказала Даша. – По легенде, графиня там каждую ночь встречалась со своим садовником, – объяснила она Луизе. – Напротив камня и в пруд бросилась.

Маша поёжилась, а Луиза и бровью не повела. «Молодец девчонка, в разведку можно брать», – решила про себя Даша и скомандовала подругам двигаться.

По тропе шли гуськом, подсвечивая дорогу телефонами. Поначалу было даже весело: со стороны особняка слышалась музыка и отдалённый смех. Постепенно звуки цивилизации затихли, обжитый человеческий мир остался позади. Воздух слоями, то тёплыми, то прохладными накрывал путешественниц. За прудом, в роще, кричала ночная птица.

Поцелуев камень показался из темноты плоской приземистой громадой.

– Пришли, – сообщила Даша. – Девчонки, отключаем телефоны.

Через секунду девушек обступила плотная, вязкая темнота. От пруда пахло сыростью. В кронах деревьев шелестел ветер.

– Если она появится, – спросила Маша дрожащим голосом. – Что нам делать?

– Сначала сфотать, – распорядилась Даша. – Для доказательства. Только, без вспышки. Это её разозлить может.

– Разозлить? – переспросила Луиза с интересом. – И что тогда будет?

– Утащит с собой под воду, – безмятежно ответила Даша и прыснула. – Девчонки, хватит трястись. Это кто-то разыгрывает. Фотаем и потом кидаемся втроём. Поваливаем и связываем.

– Поваливаем? – поёжилась Маша. – Мы так не договаривались…

– Это я по дороге придумала. И верёвку бельевую взяла, – поделилась новыми планами Даша. – А хорошо бы наручники, – мечтательно добавила она.

В этот момент со стороны пруда раздался всплеск. Девушки замерли. Всплеск повторился.

– Это она! – нервно шепнула Маша, отступая назад.

– Тише! – шикнула на неё Даша. – Привидения по воде не шлёпают.

– Я боюсь, – пролепетала Маша. – Кто знает, шлёпают они или нет?

– Прячемся! – Даша толкнула подруг к камню и укрылась сама.

Девушки замерли. Вновь со стороны пруда донёсся всплеск. Только теперь это был уже не хлопок по воде. Это был всплеск чего-то большого, упавшего в воду.

– Может, рыба? – предположила Луиза.

– Тогда уж дельфин, – отозвалась Маша. – Здоровое что-то.

– Нет, не рыба, – задумчиво промолвила Даша. – В пруду караси да карпы. Нет, это что-то другое. И я, кажется, знаю… Сидите, я пошла, – она встала из-за камня.

– Ты куда? – отчаянно труся, громко зашептала Маша. – Стой! А мы как же?

– А вы ждите. Надо, чтобы кто-то один, а то спугнём всей оравой.

– А тебе не страшно?

– Ещё чего? – возмущённо прошипела Даша. – Я тут выросла. Нет тут никаких привидений! Это кто-то настоящий. А вот кто именно?

Прячась за стволами деревьев, Даша подбиралась всё ближе и ближе к берегу. Несмотря на отважное настроение, сердце её стучало так громко, что ей казалось: его слышно за сто шагов. Некстати заморосил дождь. Разведка осложнилась: теперь придётся ещё и под ноги вглядываться, чтобы не поскользнуться.

Вот и берег. И снова донёсся всплеск и стальной лязг. Нет, это точно не рыба. Это кто-то нырял в пруду! И, видимо, нырял с лодки: слышались удары волн о борт и шорох уключин.

Даша замерла, опустилась на колени у самого берега. Ей показалось, что она видит слабый свет под водой и чёрную мелькнувшую тень. Через минуту снова раздался всплеск, шум выдыхаемого воздуха. Мелькнул и погас луч фонаря. Теперь послышались голоса. Двое о чём-то говорили, кажется, спорили.

Не вставая с колен, Даша отползла от берега и, прячась за деревья, бросилась к перепуганным подругам.

– Дашка, чего там? – спросила обеспокоенная Маша, выглядывая из-за каменной глыбы.

– Двое. На лодке. Один ныряет, – скупо доложила Даша.

– Ныряет? Ночью?! – шёпотом воскликнула Маша, выбираясь из-за камня. – Может, художники? У них после самогонки совсем крышу сносит. Узнала кого-нибудь?

– Не-а, – покачала головой Даша. – Темно. Да ещё дождь начался… Это наверняка браконьеры. Может, мальчишки, дачники… Только странно, почему у берега.

– Поэтому и у берега, – сказала Маша. – Потому что мальчишки, дураки. Что делать будем?

– Я считаю, их надо отловить, – решительно сказала Даша.

– Но мы же графиню ловим, а не браконьеров, – возразила Маша.

– По-моему, в дождь она не придёт, – сказала Луиза рассудительно. – Зато мы промокнем.

– Верно, верно, – поддержала Маша. – Спугнули её эти ныряльщики. Пойдёмте лучше домой. Тем более, что конфеты мы все съели. На нервной почве.

Даша вздохнула, понимая, что ночной дозор потерпел фиаско. Конечно, ни одно уважающее себя приведение не выйдет погулять в такой обстановке. Но и уходить вот так, поджав хвост, совсем не хотелось.

– Может быть, ещё минуточек десять подождём? – спросила она подруг, понимая, что те уже настроены на капитуляцию.

Ответить ни Луиза, ни Маша не успели. Неподалеку мелькнул отчётливый силуэт в белом и исчез за деревьями. Его успели увидеть все три девушки. Как по команде, они с визгом бросились от камня обратно, путаясь в своих длинных плащах и то и дело падая на скользкую траву.

Всей троице каким-то чудом удалось преодолеть тропу и потом парк без членовредительства. Остановились беглянки только на поляне перед дворцом, где было светло от гирлянд и фонарей центральной аллеи. Мокрые скамейки блестели. Вокруг не было ни души. Лишь фасад гостевого дома сиял во все окна, и оттуда неслись смех и музыка.

– Кто-нибудь успел её снять? – спросила Даша, едва отдышавшись. Её руки предательски и мелко дрожали.

Подруги виновато покачали головами. Вид у них был растерзанный и убитый.

– Я до смерти испугалась, – выпалила Маша с растерянной нервной улыбкой. – Как увидала её, ноги сами и понесли. Какие там фотографии…

Даша только вздохнула. Затея с привидением закончилась полным и безоговорочным фиаско. А хуже всего было то, что и сама она оказалась обычной заурядной трусихой.

– Расходимся, – устало бросила она. – Утром на репетиции встретимся. И давайте разузнаем, у кого сможем, что там остальные думают о привидении.

– Я у дедушки спрошу, – пообещала Луиза.

– А я вот у дедушки не спрошу, – вздохнула Даша. – Его точно инфаркт хватит. Но я что-нибудь обязательно придумаю.

5

Картина, привезённая из Парижа, которую, как и было обещено, выставили в вестибюле особняка, интерес вызвала нешуточный. Художники весь день толпились возле полотна, подробно обсуждая композицию и идейный замысел автора. Больше всех негодовал Апашин:

– Вы только посмотрите, господа, на этот выхолощенный реализм! – кипятился он. – Эти чахлые берёзы! Этот застывший в неподвижности пруд! А тени, господа! Вы хоть раз видели такие тени? Это рука беспросветного дилетанта!

– А мне нравится этот наивный примитивизм, эта бескомпромиссная новизна, – гудел всегдашний оппонент Апашина, станковист Гордей Карамазов. – Здесь есть подкупающая простота красок, скупость композиции и вместе с тем – непостижимая тайна замысла.

– Тайна замысла?! – возмущённо кричал Апашин. – Тайна замысла! Таким бездарям как ты, Гордей, везде чудится тайна замысла!

– Да уж замысла здесь побольше, чем в твоей серой чайке, – парировал соперника Карамазов.

Это был удар ниже пояса. Закрашенная белилами чайка, превратившись из чёрного демона в серую ворону, уже была предметом насмешек и издёвок на фестивале. Апашин сорвал с головы цветастую тюбетейку и метнул её в лицо обидчику.

– Дуэль, – проревел он, обращаясь больше к окружавшим, нежели к обидчику.

Карамазов бросился было на тщедушного Апашина, чтобы схватить нахала за грудки, но на его плечах уже грузно повис поэт Хвастов, и посконный мордобой был пресечён в зародыше.

– Выбор оружия за вами, сударь! – воскликнул Апашин, с достоинством подбирая смятую тюбетейку. – Жду вас с вашими секундантами на берегу.

За неимением шпаг и дуэльных пистолетов, драться сговорились на городошных битах. Весть о дуэли пронеслась молнией, и к берегу пруда заспешила возбуждённая публика.

Секундантов набралось с обеих сторон не меньше десятка. Роль врача, необходимого по дуэльному кодексу, выпросила себе поэтесса Кутеева, дама утончённая и экзальтированная. Её торжественно вооружили автомобильной аптечкой. Кутеева громогласно объявила, что этой же ночью трижды отдастся победителю.

Драма раскручивалась нешуточная, на зависть самому Чехову, да и всем русским драматургам, не раз упомянутым в торжественных речах.

Даша, действительно, придумала «что-нибудь» – и придумала гениально просто: обошла всех, кто присутствовал на открытии, и попросила скопировать запись своего выступления. Ну, потому что это «очень-очень нужно для портфолио, для спецкурса в Университете, вы знаете, я же здесь практику прохожу, да, конечно, мои друзья снимали, но только с одной точки, а вы сидели совсем в другом месте, и не могли вы поделиться своей записью, я так вам буду благодарна…» Прекрасной девушке, которая покорила всех своим выступлением, отказать, конечно, никто не мог. Так что уже после завтрака у Даши было шестнадцать видео от разных гостей, включая и «самого Караваева». Одновременно со скромной просьбой Даша хитро всех тестировала на привидение. Другими словами, просто выведывала, заметили они его или нет, а если заметили – что подумали.

В результате Дашиного гениального предприятия о привидении на фестивале не говорил только ленивый.

Обрабатывать результаты собрались к Костику, который великодушно предоставил свои хоромы в полное распоряжение заговорщикам. Сам он в это время находился при исполнении: озвучивал литературную викторину, устроенную для летних лагерей. Даша участвовала в ней сама, так что прибежала на сходку в длинном розовом платье с зелёным поясом – как положено в чеховской пьесе.

– В общем, половина опрошенных, – скороговоркой отчитывалась она, – решили, как Мэрил: что привидение положено по сценарию. Одна четвёртая подумали, как я – что кто-то балуется, а другая четвёртая вообще никакого привидения не видела. А вот эти двое видели, но подумали, что у них пьяные галлюцинации.

– А как же они тогда снимали? – удивился Веня, всматриваясь в экран. – Такое качество классное…

– Ну, так профессионалы…

Даша сбегала выступить и снова прибежала – уже в костюме Нины Заречной – на второй выход.

– Я считаю, надо разбираться дальше, – решительно командовала она. – Луиза, пойдёшь опять с нами?

Луиза кивала. Она уже предвкушала, что расскажет вечером французским друзьям, как в далёкой России ловит по ночам привидение вместе с отважными русскими девушками.

Когда всё было готово к дуэли и зрители заняли места, по закону жанра заморосил дождь.

– Гордюша, Аркаша, хватит дурить, – вяло уговаривал приятелей Хвастов, хрустя яблоком. – Пошли лучше бахнем по сантиметрику.

– Никогда! – театрально восклицал Апашин. – Пусть эта бездарь кровью ответит за оскорбление.

– Бездарь?! – грозно вопрошал Карамазов. – К барьеру сударь, к барьеру!

Противники разошлись, держа в руках городошные биты на манер шпаг. Апашин смахнул с себя бухарский халат и по его голому тощему телу заскользили струйки дождя.

Кутеева громко вздохнула, увидев напряжённое мужское тело. Первым выпад сделал Апашин, целя в грудь обидчика, но Карамазов с неожиданной проворностью отскочил в сторону. Он был выше Апашина, шире в плечах и казался грузным и неповоротливым. Однако, раззадоренный боем, двигался стремительно, и в своём чёрном балахоне был похож на прыгающего над стернёй грача.

Публика, поглощённая схваткой, казалось, не замечала расходящегося дождя.

– Прекратите! – раздался рассерженный голос Громова – и все разом обернулись.

Именно в этот момент бита Карамазова шлёпнула Апашина по макушке. Тюбетейка смягчила удар, но по виску и щеке Апашина засочила кровь.

– Убили! – вскрикнула Кутеева, бросаясь к раненому.

Апашин выронил биту и медленно повалился на траву. Растерянный Карамазов шагнул к нему и пал на колени.

– Аркаша, – пробасил он. – Прости, друг, я ведь легонько. Не думал, что до крови, прости!

– Ты не меня убил, Гордей, – простонал Апашин, – ты живопись русскую погубил…

После этих слов Апашин обмяк и впал в забытьё.

Растолкав зевак, Громов пробился к раненому и, увидев бездыханного Апашина, бухнулся рядом с ним на колени в мокрую траву и принялся щупать пульс.

– Живой, – крикнул он в толпу. – Несите его в номер. Я вызову скорую.

Фельдшер констатировал у раненого лёгкое сотрясение, неделикатно зашил ссадину на макушке и, прописав покой и горячий чай, и, сам напившись горячего чаю с сокрушённым Громовым, укатил восвояси.

– Это чёрт знает что! – тихо бушевал Дольский в своём кабинете. – Распустили вы их, голубчик! То голые по деревне бегают, то самогонку хлещут до полусмерти. Теперь вот, дуэль!

– Иван Степанович, трудный контингент, – сокрушённо вздыхал ответственный представитель. – Сами ж понимаете, творческая интеллигенция. Глаз да глаз…

– Вот, вот! – подхватил Дольский. – Ладно бы, у себя в городе куролесили. А здесь музей. Кто, я вас спрашиваю, за ущерб ответит? На открытии бюст Чайковского портвейном изгадили, за русскую классику, понимаете ли, пили, – загибал директор узловатые пальцы. – Пробкой от шампанского люстру расколотили. Хвастов этот ваш отчебучил…

– Хвастов? – сделал удивлённое лицо Громов. – Известный поэт, член союза…

– То-то, что «член», – перебил Дольский. – Вчера, во время концерта, этот ваш член заманил в подсобку Аделаиду Сергеевну, наговорил всякого, приставал, склонял к непотребствам. Насилу её потом валерьянкой отходили.

Громов виновато развёл руками. Он ни слова не сказал Дольскому о ночной краже и теперь радовался своей сдержанности. Чего доброго, узнай милейший Иван Степанович, что кто-то обнёс французского гостя, не избежать бы и сердечного приступа. А так, пошумит старик, да и охолонет. Неделю надо было, хоть режь, продержаться без визитов полиции и ненужных жертв.