Текст книги "Остров Бешенного"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Савелий крепко обхватил могучие плечи карлика обеими руками, и тот, вовсе не сопротивляясь, поднял вверх свое безобразное лицо, неожиданно улыбнулся и протянул Савелию невесть откуда взявшийся алый цветок.

– Гу-гу-гу, – неожиданно мелодичным голосом пропел он.

– Куда отправили контейнер? – спросил Бешеный.

Тот никак не отреагировал. Савелий с силой встряхнул его и тут же почувствовал легкий укол в правое бедро. Обернувшись, он увидел в двух шагах от себя улыбающегося смуглого юношу в белоснежном тюрбане с небольшим арбалетом в руках. Савелий мгновенно осознал, что это за укол, – совсем недавно он имел подобный опыт – через несколько секунд он либо умрет, либо потеряет сознание. Карлик! Это исчадие ада, с которым он обязан расквитаться за Рауля. Направив внутреннюю энергию в правую ладонь, Савелий громко выдохнул:

– За Рауля! – Молниеносным движением руки он пробил мощную грудь карлика, схватил горячий бьющийся комочек сердца и вырвал его.

Карлик издал предсмертный звериный рык, подобный которому вряд ли слышали когда-нибудь эти окрестности, печально взглянул на Савелия, и его уродливое лицо стало почти нормальным. Он хотел что-то сказать, но не успел, грузно рухнув на землю. Но этого Савелий уже не увидел: за мгновение до этого он сам потерял сознание.

С обеих сторон на тропинку вышли два европейца в шортах и футболках, в руках одного из них были легкие спортивные носилки, на таких с поля уносят травмированных футболистов.

Они аккуратно уложили Савелия на носилки, покрыли белоснежной простыней, которую им подал юноша в чалме, и быстрым шагом двинулись в сторону берега, где их давно дожидался небольшой катер. Через несколько минут они погрузились на борт, захватив с собой мертвое тело карлика. Судно вышло в открытое море, и еще через два часа его пассажиров приняла в свое чрево точно прибывшая в заданный квадрат подводная лодка. Бедный катер с единственным "капитаном" на борту был безжалостно расстрелян торпедой в упор...

Сознание постепенно возвращалось к Савелию. Он вздохнул и открыл глаза. На него пристально смотрели три пары глаз, одна из них принадлежала господину Широши, который дружелюбно и даже несколько виновато улыбался.

Две другие пары глаз принадлежали небольшим зверькам. Один – пушистый и размером побольше устроился у Широши на ладони, другой – гладкий и поменьше расположился на плече хозяина. Оба зверька своими глазками-бусинками внимательно смотрели на Савелия.

Широши поднес ладонь со зверьком к лицу и спросил с явным кавказским акцентом:

– Ну, что, Лаврэнтий, мы будэм дэлат с нашим гостэм?

Не сводя изучающего взгляда с Савелия, Лаврентий встал на задние лапки, держась передними за указательный палец хозяина, и громко запищал и засвистел, впрочем, довольно мелодично. Звуки, издаваемые Лаврентием, напомнили Савелию чириканье неведомых экзотических птиц.

– Правилино говоришь, дарагой Лаврэнтий, гостя надо кормить и ухаживать за ним.

Широши взял с большого блюда на столе сочный плод папайи, отрезал ножом несколько ломтиков и угостил зверьков. Они деловито и аккуратно принялись за еду, один – на ладони, другой – на плече хозяина.

– Что это за животные? – спросил Савелий, чтобы начать разговор.

– Самые обычные морские свинки. Поешьте фруктов. – Он подвинул Савелию блюдо, где были папайя, манго, киви, яблоки, груши, бананы. – А если хотите пить, – Широши пододвинул сервировочный столик на колесиках, – тут соки, заметьте, натуральные, собственного, не заводского, производства и без консервантов.

Савелий попытался сесть, но это ему не удалось, и тут он обнаружил, что лежит в широком гамаке, привязанном между двух высоких деревьев. Рядом с ним Широши, сидящий в удобном плетеном кресле, и большой круглый стол. Их окружал густой кустарник, защищавший от палящих лучей тропического солнца.

Савелий попытался встать, но ноги его не слушались.

– Сегодня вам лучше побольше лежать, господин Бешеный, – заботливо сказал Широши, – а завтра уже будете нормально сидеть, только вот ходить некоторое время вы не сможете.

Савелий посмотрел на свои ноги – они были на месте и в полном порядке. Он напряг мышцы и пошевелил пальцами сначала на левой ноге, потом на правой. Ни затруднений, ни неприятных ощущений не возникало. Одним махом он встал из гамака, но не смог сделать ни шагу. В недоумении и с негодованием Бешеный бросил взгляд на Широши и снова рухнул в гамак.

– Да вы не волнуйтесь, Савелий Кузьмич, вы же видите сами, ничего страшного, ноги на месте, никакой атрофии мышц не наблюдается, связки работают. Налицо временная дисфункция нижних конечностей, иными словами, они перестали вам подчиняться, ну, как будто взяли отгул. Ведь и им когда-то нужно отдыхать, да и вам самому не помешает. Правда, Чика? – обратился он к свинке, сидящей у него на плече, и она что-то радостно запищала прямо ему в ухо. – Представьте, Чика со мной полностью согласна и тоже считает, что вам необходимо отдохнуть.

– Кончайте этот дурацкий цирк, Широши, и объясните мне толком, что происходит и что вам от меня нужно? – резко спросил Савелий.

– Ох уж эти вечные русские вопросы, – усмехнулся Широши. – Вы бы еще спросили "кто виноват?" и "что делать?", а то сразу "что происходит?" Да вам сам Господь Бог не даст ответа! А потом, что это за приказной тон – "Кончайте цирк!.. Кончайте цирк!", – чрезвычайно обиженным тоном передразнил Широши. Вы, наверное, не любите цирк, а я в цирке работал наездником-вольтижером, а потом – воздушным гимнастом. Кстати, именно в цирке я встретил вашего нового приятеля карлика Фридриха... – Он сделал паузу и очень внимательно наблюдал за реакцией Бешеного.

При упоминании о карлике Савелия действительно передернуло, и ему даже захотелось позлорадствовать и поинтересоваться его здоровьем, но Широши не дал вставить ни слова и продолжил:

– Я просто хотел вас немного развлечь своими милыми свинками, думал, они вам понравятся.

– Свинки-то мне понравились, – из чистого упрямства сказал Савелий.

– Не старайтесь мне угодить из ложно понятой вежливости, дорогой Савелий Кузьмич! – воскликнул Широши. – Свинки вам не могли понравиться по определению.

– В смысле?

– Не назову вас чистым и законченным прагматиком, но вы любите то, в чем обнаруживаются смысл и польза. Вы можете любить лошадей, собак, на худой конец, кошек. Но в животных я разбираюсь заведомо лучше вас, потому что у меня их было много. Когда-то был слон, были пумы, гепарды. Последние, кстати, удивительные умницы. Но в конце концов я остановился на морских свинках.

– Почему? – спросил Савелий, не понимая, как ему вести себя в этом театре абсурда.

– Во-первых, они чистые вегетарианцы и отвергают мясо, во-вторых, они полностью лишены агрессии и безумно наивны и дружелюбны. Однажды, когда я жил в Москве, меня тогда звали Феликс Андреевич, кстати, если угодно, называйте меня Феликс, мы же с вами общаемся по-русски, так вот, в Москве у меня был чудесный бежевый свин по имени Барик. И пришла ко мне в гости одна приятельница вместе с огромным сиамским котом по имени Сема. Семе ничего не стоило в одно мгновение острыми когтями и зубами разорвать беднягу Барика в клочья...

Тут Савелий вновь подумал о бедняге Рауле, но решил не перебивать.

– Но Барик мой не испугался, подошел и дружелюбно обнюхал неизвестное страшилище, и, представьте, стушевался именно кот, который попятился назад.

– Так что же, эти свинки такие храбрые?

– Напротив, они жутко трусливы – боятся громкого голоса, резких движений. Но, согласитесь, в этом безрассудном наивном дружелюбии, столь редком в нашем жестоком мире, есть свой шарм. А кроме того, держать морских свинок абсолютно бесполезное занятие.

– Какая философия, – не удержался Савелий от сарказма.

– А что, морские свинки сами по себе абсурдны – подумайте только, "морские свинки", боящиеся воды. Правда, в начале бытования этих зверей в России их именовали "заморскими", что было ближе к истине, но потом у нас принялось определение "морские", а какие они к черту "морские", когда самые что ни на есть сухопутные. Они страдальцы за род человеческий – на них медицинские опыты ставят, а в Перу, говорят, даже едят. Но что взять с этих потомков диких индейцев?

Разговор об этих дурацких бестолковых тварях порядком поднадоел Савелию, которому не терпелось узнать, где он находится и что Широши намерен с ним делать. Самое противное, если Широши надумает его "вербовать". Но Широши никак не мог переменить тему:

– Попытайтесь понять, Савелий Кузьмич, что для меня эти зверьки не просто прелестны сами по себе, но и воплощают важнейший философский тезис "бессмыслица прекрасна!".

– Каждый имеет право на свою точку зрения.

Савелий специально не стал возражать Широши. Переход к философским материям должен был приблизить его к тому, что в данный момент его занимало.

– Я вижу, вам мои любимцы надоели, – с какой-то грустью сказал Широши.

Он щелкнул пальцами, и сидевшая у него на плече свинка ловко сбежала по его руке вниз, в ту же ладонь, где сидел Лаврентий. Широши запустил зверюшек в просторный проволочный вольер, стоявший за его креслом, и кинул туда несколько фруктов.

Весь кипя от негодования, Савелий ждал, что за этим последует. Но лицо его было спокойным и задумчивым. Можно было подумать, что он осмысливает свое знакомство с морскими свинками.

– Понимаю ваше нетерпение и недоумение, Савелий Кузьмич. Ваша деятельная натура восстает против не-обычного для вас положения, в котором вы оказались волею судеб. Я обещаю вам откровенно ответить на все ваши вопросы, только немного погодя. Не скрою, я давно искал встречи с вами именно в такой спокойной обстановке, но как-то все не получалось. Дело в том, что я о вас знаю очень много, а вы обо мне практически ничего. И потому, с вашего позволения, я начну с того, что кое-что расскажу о себе.

Именно такого поворота событий Савелий и дожидался и потому сказал:

– Я весь внимание.

– Начнем, как это полагается у вас в России, со смысла жизни. Ведь она, эта человеческая жизнь, мой дорогой Савелий Кузьмич, штука довольно скучная.

– Ну это у кого как, – не согласился Савелий.

– Соглашусь, что ваша поинтереснее многих, но увы, только на поверхности. И я через минуту вам это докажу. Вы наверняка согласны с тем, что заниматься бизнесом, каждый день делать деньги невыносимо скучно и утомительно?

– На все сто процентов согласен! – произнес Савелий.

– А всю жизнь учить каких-нибудь оболтусов – не важно, в Гарварде, Оксфорде или МГУ – разве не тоска смертная? Или лечить больных? Или ловить преступников? Каждый день одно и то же, каждый день одно и то же, бр-р. – Он даже передернул плечами.

– А где же выход? – с любопытством спросил Савелий: такой поворот разговора начал его занимать.

– Выход? – переспросил Широши. – Выхода нет. Есть, наоборот, вход! Надо рискнуть и прожить несколько жизней, а еще лучше несколько десятков жизней, ну как актеры на сцене.

– А почему вы не стали актером? – не без иронии поинтересовался Савелий.

– А я был актером, и не один год, – вполне серьезно ответил Широши, говорили, неплохо получалось. Публика рукоплескала. Я мог бы стать мировой знаменитостью.

– А что помешало?

– Да мой собственный дурацкий характер. Я, поверьте, Савелий Кузьмич, человек непубличный. А актерская профессия при всей своей для меня притягательности требует постоянного присутствия на людях: интервью, фотографии, автографы, шум, гам, какие-то светские мероприятия, тусовки, – а я этого страсть как не люблю. Знаменитый актер лишен личной жизни и покоя. Кому-то это нравится, а для меня невыносимо. Кроме того, даже обожающая тебя публика не всегда способна оценить мощь твоего таланта.

– И поэтому вы забросили сцену? У вас, верно, отсутствует честолюбие? предположил Савелий.

– Совсем наоборот! Честолюбие – самый главный и страшный мой порок!

– И как же вы теперь ему служите? – съехидничал Савелий.

Но Широши вполне серьезно и даже несколько торжественно объявил:

– Вот уже долгие годы я ставлю и играю свои собственные спектакли для эксклюзивной и тщательно подобранной публики, состоящей исключительно из... он сделал эффектную паузу, – меня самого! Самое разумное решение. А как вы думаете?

Савелий не знал, что ответить, и буркнул:

– Наверное...

– Нет, вы только представьте себе, Савелий Кузьмич, как прекрасно такое разнообразие: сегодня вы – крупный бизнесмен, владелец заводов, газет, пароходов, через несколько месяцев – доверенный советник какого-нибудь дикого арабского шейха, еще через полгода – знаменитый адвокат, выигрывающий три громких процесса, один за другим. А на следующий год вы – знаменитый врач, делающий несколько уникальных операций. А потом, для разрядки и снятия нервного стресса – средней руки чиновник в министерстве, беспрекословно выполняющий любые дурацкие указания начальства, понимая при этом, что менее чем за полчаса можете купить все это министерство с потрохами, но никогда этого не сделаете именно потому, что это так просто и примитивно. Вы представить себе не можете, какой выброс адреналина в кровь это дает и какой силы заряд энергии!

– Не представляю, – честно признался Савелий.

– Последний раз я так развлекался в России. Бедная страна! Ведь в ней люди, пожалуй, никогда не жили нормально и с удовольствием. Начальники меня ценили – я всегда вовремя приходил на службу и не отказывался ни от каких поручений.

– Ну, каждый развлекается, как умеет, – беззлобно заметил Савелий.

Он все никак не мог взять в толк, зачем Широши все это ему рассказывает. Бешеный пытался уловить в болтовне Широши какой-то смысл и нечто полезное для себя, но это пока получалось плохо.

– Вот так легла моя карта: мне суждено быть одновременно режиссером, актером и зрителем, как некоторым – Судьей и Палачом, – при этих словах Широши внимательно посмотрел на Савелия, который сделал вид, что не понял его намека. – Но роли Судьи и Палача хлопотны и утомительны. Судить людей тошно, а убивать противно. Я не люблю убивать.

– А Рауль? – с неприкрытой злостью спросил Савелий.

– Его смерть целиком на моей совести, признаю. – Широши заметно помрачнел. – Вся беда в том, что Фридрих – законченный сексуальный маньяк.

Широши сказал об этом так просто, как если бы назвал кого-то горьким пьяницей.

– Работник он первоклассный, но, когда у него долго нет женщин, становится практически неуправляемым и просто звереет, и скорее всего бедняга Рауль попал под горячую руку...

– Теперь-то он отзверелся, – злорадно усмехнулся Савелий.

– Вы думаете? – спросил Широши. – Нет, голубчик, вы здорово ошиблись. – Он вдруг громко и весело рассмеялся. – Ха-ха-ха! Думали, что гоняетесь за Фридрихом, а на самом деле гонялись за его двоюродным братом Манфредом. Фридрих в это время с девушками оттягивался...

– Так я что, убил не того, кто измывался над Раулем? – растерянно спросил Савелий.

– А вот это, дорогой мой Савелий Кузьмич, я и не скажу: пусть вас совесть немного помучит... В том, что погиб Рауль, я виноват, не проконтролировал братьев, но ведь времени было в обрез, поскольку вы, Савелий Кузьмич, постоянно мне дорогу норовили перебежать. Так что и вы, любезный, за гибель Рауля в ответе. Послушались бы меня, и тогда Рауль скорее всего остался бы в живых.

Савелий и сам понимал, что сыграл в судьбе Рауля не самую положительную роль, и ему было горько.

– Мне искренне жаль Рауля, но таковы неизбежные издержки творческого процесса. Представьте себе, осенняя лесная дорога, проливной дождь, размытые колеи. Шестерка лошадей с трудом тащит тяжелую карету, которую сопровождает с десяток всадников в черных полумасках. Окна кареты зашторены, но мы знаем, что там, в дорогом камзоле и низко надвинутой на глаза шляпе, сидит человек с бледным лицом. Он то ли пленник, то ли очень знатное лицо, путешествующее инкогнито. Вдруг из кустов звучат выстрелы, выскакивают разбойники. Лошади храпят, пытаются встать на дыбы, закусывают удила и рвут упряжь.

– Очень красочно, но не понимаю...

– А вы послушайте дальше, Савелий Кузьмич. Через минуту все кончено. Заветный ларец, которым так дорожил наш путешественник, стал добычей нападавших. А вот еще. Вы охотитесь на тигров, как и положено, верхом на слоне. Сами понимаете, дело происходит в Индии. Но ваш смирный и дрессированный слон отравлен заговорщиками и вдруг падает среди тропического леса, а ему на спину, рядом с вами, прыгает голодный тигр.

– Вам бы сценарии писать, – заметил Савелий.

– Или представьте караван черных всадников, которых вы гоните к побережью Африки через пустыню, – словно не слыша его, с воодушевлением продолжает Широши. – Вас атаковали кочевники, ваши люди перебиты, а вы захвачены в плен и в одночасье из богатого хозяина превратились в ничтожного раба...

– Что-то мне напоминают ваши байки...

– И правильно, вы же наверняка читали "Мастера и Маргариту" Булгакова: "В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана..."

– Так вы, что ли, Воланд или кто-то вроде того? – с иронией поинтересовался Савелий.

– Помилуйте, Савелий Кузьмич, – звонко расхохотался Широши, – неужели и вы в наш просвещенный и циничный век верите в подобную чушь и допускаете существование дьявола? Может, вы верите и в то, что грешников в аду на сковородках поджаривают? Да их уже как двадцать лет в Интернет запускают, посылают в виртуальную реальность. Они-то все эти компьютерные вирусы и изобретают.

– Да, естественно, я ни во что подобное не верю, – признался Савелий. – Я так вам только подыгрываю. Кто знает, может, вам охота себя почувствовать Воландом.

– Вы правы, Савелий Кузьмич, эту роль я сыграл бы с не меньшим удовольствием, нежели Ричарда Третьего или короля Лира. Я вовсе не Сатана и не волшебник, а просто человек с излишне богатым воображением. Я создал новое искусство – жить, изобретая напряженную, увлекательную интригу, которая представляет ценность сама по себе как таковая, ибо не преследует никаких практических или корыстных целей. Своего рода благотворительный спектакль. И мои фантазии, если и не потрясают вас, то все же вынуждают и ваше воображение включаться. Видите, как все просто, даже примитивно.

– Но ваши фантазии слишком часто орошаются кровью, – попытался сбить с Широши художественную спесь Савелий.

– Бывает. Но ведь не зря сказано, что искусство нередко требует "полной гибели всерьез". Эти известные слова вовсе не метафора, поэт-то знал, что говорил. Да что мы все обо мне да обо мне? Поговорим о вас, любимый мой Савелий Кузьмич.

– И что обо мне?

– Вот вы воюете за справедливость – судите и казните, тоже, кстати, пуская своим жертвам кровушку. Но ведь само понятие справедливости – чистая химера! Откровенная фантазия, изобретенная человечеством ради собственного оправдания. Для наглядности рассмотрим наш с вами последний конфликт.

– Какой конфликт? – не понял Савелий.

Он попытался сконцентрироваться и "послушать" мысли Широши, но у него ничего не получалось. Видимо, наркотик, которым его усыпили, еще продолжал действовать.

– Вот у вас прямо память девичья. Уже и забыли, зачем летали на Маис?

– Да нет, помню. – Перед глазами Савелия встало изможденное, но исполненное какой-то внутренней силы лицо Рауля.

– Из-за чего же весь сыр-бор? Мы оба претендуем на контейнер с абсолютной энергией. Вы со свойственным вам чувством справедливости полагаете, что контейнер ваш, потому что эту энергию открыли русские ученые, но при этом вы не умеете обращаться с контейнером и могли бы утратить контроль над его содержимым и вообще устроить черт знает что, похлеще Чернобыля. При этом, заметим, вам лично этот контейнер совершенно не нужен. Можно сказать, из-за него только хлопоты лишние.

Савелий скорчил недовольную гримасу, но продолжал слушать не перебивая. Широши продолжал:

– Что же касается справедливости в моем представлении, то я уверен, что эта энергия – моя, ибо она мне жизненно необходима, мне ее, может, лет на триста хватит. Так кто же из нас более прав и справедлив?

– Но ребенка-то похищать с любой точки зрения подло и аморально! – угрюмо вставил Савелий.

– Полностью и целиком с вами согласен, – охотно подхватил Широши. – Не только подло, но и страшно хлопотно. Так, кажется, вы любите выражаться? Но что мне было делать? А кроме того, по-моему, ваш отпрыск остался очень доволен своим небольшим неожиданным путешествием. Его кормили и поили свежайшими витаминизированными продуктами. Считайте, как в бесплатном санатории побывал. Правда, в большом комплексном плане по отвлечению вас от Маиса произошел некоторый дурацкий сбой – вашего покровителя, генерала Богомолова, случайно ранили в Москве...

– Константина Ивановича? Ваши люди? – наливаясь злостью, выкрикнул Савелий.

– Не беспокойтесь, Бешеный! Ранение пустяковое, так, чтобы генерал отдохнул от трудов праведных. Через неделю-другую уже выйдет на работу. Кстати, в порядке компенсации морального ущерба, который вы понесли, я помог вашему названому брату Андрею Воронову окончательно восстановить свою прекрасную физическую форму. Да вы сами могли в этом убедиться, не так ли, Савелий Кузьмич?

– И как же вы ему помогли? – не удержался от любопытства Савелий.

– Это мой маленький секрет, который знает только Воронов, ибо исполнитель этой моей просьбы-задания вскоре безвременно погиб.

– И вы так спокойно говорите об этом? – с вызовом спросил Савелий.

– В отличие от вас, Савелий Кузьмич, я убивать не люблю. Однако не скрою, испытываю невольное и несколько парадоксальное чувство благодарности к тем, кто избавляет меня от общества людей типа Велихова, Джанашвили или Тима Рота.

На подобное заявление, хотя и в форме комплимента, Савелий не отреагировать не мог:

– А с чего это вы взяли, господин Широши, что я люблю убивать? Если мне суждено выступать в роли Палача, это еще вовсе не значит, что я получаю от своей деятельности удовольствие.

– Ну уж, если вам это занятие так не нравится, могли бы и отказаться.

– Я освобождаю Землю от всякой нечисти. Таков мой человеческий долг.

– Не становитесь в позу благородного мстителя. Я вовсе не хотел вас обидеть, в подтверждение чего хочу выразить вам свое искреннее восхищение вашей операцией по устранению Велихова. Высочайший класс! Изящная, я бы даже сказал, изысканная интрига, целиком в моем духе. В вас погибает талант режиссера! Давайте работать вместе? – вдруг предложил Широши.

– А какова ваша цель? – спросил Савелий. – Чего вы хотите достичь в конце концов?

– Цель? – немного удивленно переспросил Широши. – У меня нет никакой цели. В этом-то и заключается вся прелесть. Я ничего не хочу добиться, кроме как создать запутанную детективную интригу и из зала наблюдать, как другие будут ее распутывать или запутываться в ней еще больше. Разве вам не улыбается такое забавное времяпрепровождение?

Савелий не очень понимал, к чему клонит Широши, и, чтобы выиграть время, сказал:

– Надо подумать.

– Думайте, думайте, – радостно закивал Широши, считая, по-видимому, что многого добился. – Вас ведь никто не торопит. Я вкратце обрисую ваше положение. Мы с вами находимся на острове Дуару, на том самом, про который вы думали, что он принадлежит Велихову. Но на самом деле этот остров моя собственность, а покойный брал его у меня в аренду. Мечтал, видите ли, о тихом, укромном уголке, где его никто не найдет. Но вы ведь и сюда добрались, чтобы с ним разделаться.

– Было дело, – не стал отрицать Савелий.

– Кстати, чуть не забыл, здесь на острове находится могила убиенного вами, не осмелюсь сказать, невинно, Аркадия Сергеевича Рассказова.

– Правда? – Савелий был доволен хоть такой полезной информацией – еще один законченный негодяй исчез с лица Земли.

– А в настоящий момент остров Дуару принадлежит вам, Савелию Кузьмичу Говоркову, – как ни в чем не бывало продолжал Широши. – Я вам его продал вчера во второй половине дня за довольно приличную сумму. Все надлежащим образом оформленные документы находятся в соответствующем департаменте в Маниле. Остров вы купили исключительно для восстановления не ко времени пошатнувшегося здоровья.

Савелий слушал своего собеседника, с трудом скрывая удивление.

А Широши продолжал:

– Теперь вы будете здесь жить. В вашем распоряжении будут слуги и врачи, но, конечно, не охрана.

– И долго вы собираетесь меня тут держать? – внутренне кипя от бессильной злобы, но внешне спокойно поинтересовался Савелий.

– Да полгода как минимум, – не раздумывая, ответил Широши. – Дело в том, что я задумываю одну восхитительную постановку, действие которой частично будет происходить и на территории России, и я никак не могу допустить, чтобы вы мне помешали. А если вы не будете отдыхать и лечиться на острове, такой шанс всег-да присутствует. Такому упертому борцу за несуществующую справедливость и ярому патриоту обязательно захочется вмешаться, я ведь прав?

Отвечать не имело смысла, и Савелий промолчал.

– Чтобы вы лучше меня поняли, расскажу вам еще один факт своей биографии. Когда-то мне очень хотелось стать писателем, но одна из моих жен сказала мне, что я никогда и ничего выдающегося не создам, потому что ленив и неусидчив. Она предсказала, что я буду писать роман не на бумаге, а на самой живой жизни, и это оказался тот редкий, если не единственный случай, когда женщина оказалась права.

Широши сделал большой глоток какого-то сока, он явно увлекся своими воспоминаниями и планами:

– Подумайте сами, художник, создавая свой мир, ограничен холстом картины, режиссер или актер – размером сценической коробки или метражом фильма, писатель так или иначе ограничен объемом книги. А я создаю свои миры, не будучи ограничен ничем! Мой художественный материал – весь безграничный простор Вселенной!

"Да ты просто законченный безумец!" – про себя подумал Савелий, а вслух сказал:

– Но ведь в ваших "постановках" льется кровь живых людей, кого-то вы разоряете и лишаете средств к существованию. Вам не стыдно? Не жалко ваших жертв?

– Случается, что люди гибнут или разоряются, но мне их нисколько не жаль, и тем более никакого чувства стыда не испытываю. Таковы законы детективного жанра, а именно в этом жанре я и работаю. Законы придуманы не мной. А кроме того, невинных жертв в моих, так сказать, произведениях не бывает или почти не бывает.

– По-моему, вы здесь лукавите.

– Ничуть! Люди всегда вольны отказаться от той рискованной комбинации, которую я им предлагаю, в этом случае им ничто не грозит, но они сами лезут в петлю и пекло, потому что ими движет корысть и жажда быстрого обогащения. Прежде чем обвинять меня в жестокости и аморальности, выслушайте меня, мой дорогой Савелий Кузьмич. – Голос Широши зазвучал просительно.

Казалось, он все-таки нуждался в чем-то вроде оправдания и желал получить его именно от Савелия.

– Я готов выслушать вас и потом высказать вам свое мнение, если оно вас интересует, – сказал Савелий.

– Очень-очень, поверьте, очень интересует, – поспешил с ответом Широши. Вы ведь все-таки Судья, назначенный Великим Космосом.

Тут Савелий подумал, что Широши, несмотря на всю свою фанаберию и бахвальство, немного побаивается его, Бешеного.

– Так позвольте мне продолжить. Моя театральная антреприза отчасти напоминает пресловутую схему финансовых пирамид, – поверив в легкое и мгновенное обогащение, люди САМИ, подчеркиваю, САМИ – никто их не неволит тащат этим прожженным жуликам свои жалкие сбережения. И благополучно разоряются.

– Среди них есть те, которых лично мне жалко, например пенсионеров, собравших последние крохи в надежде на чудо, – заметил Савелий.

– Это их трудности. В мои "постановки" люди несут не только деньги, но и собственные жизни. Так, кстати, очень давно произошло с вашими "любимцами" Велиховым и Рассказовым. Они САМИ предложили мне свои услуги – слишком велик был соблазн, а потом ловушка захлопнулась. Итог же вам известен лучше других. Так что в некотором роде мы делали одно дело, только с разных сторон. Или, как говорят моряки, шли параллельным курсом. Вы согласны?

Все, что говорил Широши, открывая какие-то доселе неизвестные Савелию механизмы, было, безусловно, интересно, но вслух он нейтрально произнес:

– Для окончательных выводов мне не хватает информации.

– О, я много о чем еще вам расскажу, но всему свое время. Боюсь, что несколько огорчу вас тем, что на острове вообще нет женщин. Надеюсь, вы это переживете. Вы же не какой-нибудь маньяк Фридрих? Отсутствие женщин необходимая мера предосторожности. Персонал здесь великолепно обучен и пользуется моим полным доверием. А женщинам я не доверяю вообще, а кроме того, верю в вашу необычайную способность очаровать любую особь женского пола независимо от возраста и расы, и тогда она может наделать каких-нибудь глупостей.

Савелий, изображая полное недоумение и несогласие, пожал плечами.

– Женщины бывают великими актрисами, но именно поэтому им никогда нельзя доверять. Представьте, даже я несколько раз обжигался. И еще Всевышний за грехи мои обделил меня чувством отцовства. Когда дети маленькие, они мерзко орут, становясь побольше, они орут и бегают, а вырастая, требуют денег и, когда не получают, снова орут.

Савелий подумал, что Широши не только безумен, но и скуповат.

– Тем не менее, уважая ваши отцовские чувства и вашу любовь к сыну, а также чтобы компенсировать отсутствие женского пола, обещаю, что вас будут регулярно снабжать видеофильмами о вашем Савушке...

Теперь Савелий подумал, что при всем своем поразительном пофигизме Широши может быть и очень внимательным.

– Что-то я с вами, Савелий Кузьмич, возмутительно разболтался. Простите великодушно. В наше время так редко можно встретить слушателя, понимающего, о чем ты говоришь, не говоря уже о настоящем собеседнике. Люди разучились разговаривать – они только и умеют, что телевизор переключать. Теперь вернемся к делам конкретным. Передвигаться по острову вы будете в инвалидном кресле.

Он что-то сказал в миниатюрный микрофон, висевший на его шее, и через несколько минут смуглый юноша в шортах прикатил блестящее на солнце всеми своими металлическими частями суперсовременное кресло.

– Это Раджив, – представил юношу Широши. – Он лучше всех на острове говорит по-английски и будет при вас в роли дворецкого, секретаря и переводчика. Кстати, европейцев на острове, кроме вас, нет.

Савелий без труда переместился в кресло и покатил по усыпанной мелкими камушками дорожке. За кустами он увидел памятный ему двухэтажный дом с террасой, стоящий на холме.

В качестве места заключения ему на этот раз выпал действительно райский уголок, не сравнишь с сибирской зоной. Но эта была хоть и роскошная, но тюрьма. Тут уж двух мнений быть не могло.