Текст книги "Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды (СИ)"

Автор книги: Виктор Некрас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Всеслав мотнул головой – думать о смерти не хотелось. Не верилось. Он, потомок Дажьбога и Велеса… погибнет в плену…

Нет!

Не посмеют, – подумал Всеслав с лёгким холодком в груди. Нет. Не посмеют.

Полочанин хорошо знал великого князя – не решится Изяслав на кровь. Раз уж его не убили сразу… это было бы проще и легче.

За полотняными стенками шатра качнулись тени – сторожевые кмети старались вести себя около Всеслава тише воды, ниже травы. Полоцкий князь усмехнулся – его слава потомка Велеса и оборотня и тут говорила сама за себя. Кмети ходили на цыпочках и буквально боялись дышать. Но стража около шатра стояла немаленькая – с десяток кметей. Похоже, великий князь взаболь боялся, что Всеслав обернётся птицей альбо рыбой и сбежит с лодьи. И стража, и цепи…

Полоцкий князь вздохнул.

Жаль, но ничего такого он сделать не мог. Один раз удалось оборотить дружину волками – воля Велеса была с ним. Сейчас он такой силы в себе не чувствовал.

Глупцы! – Всеслав сжал зубы. Крепче цепей, крепче чего иного его держало другое – то, что его сыновей не было рядом. Его самого вёз на своей лодье великий князь, сыновей – Святослав Ярославич. Отчего решили так, и кто на том настоял – Всеслав не знал. Но решили умно – нипочём полоцкий князь не шевельнётся, пока не будет знать, что дети его в безопасности.

Альбо – шевельнётся?

Альбо смог бы полоцкий князь бежать, если бы были у него для того силы? Бежать – и покинуть в полоне обоих старших сыновей?

Всеслав не знал.

И не особенно хотел знать.

– Нас убьют? – губы Рогволода кривились словно сами собой.

– Не хнычь, – поморщился старший брат, хотя самому только что больше всего на свете хотелось заплакать. Удивительно дело – некоторым людям стоит только понять, что рядом есть люди, которым гораздо страшнее, как они тут же перестают бояться. – Хотели бы убить – уже бы убили.

– А может нас в жертву хотят принести, – трезво возразил вдруг младший. – Христианскому богу…

– Протопоп Анфимий говорил, что христианскому богу жертвы не нужны… – не совсем уверенно сказал Брячислав. И впрямь – кто его знает… какая жертва может быть более угодна, чем вражеский князь и его дети?!

– Слушай его больше! – запальчиво бросил Рогволод. – У них в священной книге то и дело один другого в жертву приносят!

– А ты откуда знаешь? – удивился старший. – Читал, что ли?

– Читал, – нехотя ответил младший. Первоначальный запал уже проходил.

– А ну как отец прознает? – ехидно прищурился Брячислав.

– А он знает, – Рогволод повёл плечом. – Вместе и читали.

– Для чего это? – Брячислав удивлённо… да что там удивлённо – изумлённо! испуганно даже! – распахнул глаза. И впрямь, для чего потомку Велеса и Дажьбога читать священную книгу чужой веры?

– Отец сказал – врага надо знать! – Рогволод выпрямился, голос его зазвенел, и старший брат поневоле в какой-то миг даже залюбовался младшим. – Их бог у одного иудея как-то потребовал, чтобы тот сына своего в жертву ему принёс…

Старший брат хотел было пожать плечами – и такое мол, бывает…

– Не для того, чтобы свой народ спасти альбо там для чего такого ещё! – всё таким же звонким голосом продолжал Рогволод. – Не для того, чтоб засуху там прекратить альбо в войне победу добыть! А чтоб показать, что он того бога любит! Что предан ему, а не какому-то иному богу!

Брячислав подавленно молчал – ясно было, что младший брат знал, о чём говорил. И когда это он успел упустить в учении такое?

Да что удивительного?

Паче учения, паче трудной науки управлять любил Брячислав-княжич молодецкие забавы – скакал на коне наперегонки с дружинными кметями, гонял по лесам с луком и копьям, охотясь на кабанов и медведей, бился на кулачки и в схватку на зеленовато-пузырчатом двинском льду, иной раз брался и рубить дрова альбо пахать, но не взаболь, а так… ради забавы, из любопытства.

Вот и пролетел мимо важного учения старший полоцкий княжич.

Впрочем… с того он от отца дальше не стал.

Да и то сказать – то, что младшему давалось долгим упорным учением, старший постигал мгновенно, каким-то внутренним чутьём, которое, верно, передалось Брячиславу от матери, Макошиной волхвини.

– Он потом у того иудея сына прямо на алтаре на барана подменил, – продолжал меж тем Рогволод.

– Да что это меняет?! – вспыхнул Брячислав.

– А я про что говорю? – пожал плечами младший брат. – Опричь того много иных случаев было… и не всегда он отказывался от жертв…

– А ещё они отца сломить хотят, – угрюмо сказал старший. – Пока мы у них в руках, отец не сможет попытаться бежать.

Братья мрачно посмотрели друг на друга.

Святослав теребил ус, смотрел куда-то в сторону. Подымал на Всеслава глаза и снова их отводил.

Маялся Святослав Ярославич.

– Не сумуй, Святославе, – усмехнулся полоцкий князь, глядя на него чуть исподлобья. – Ты не виноват.

– Все виноваты, – отрезал Святослав. – Все мы, Ярославичи – виноваты. Мы тебе крест целовали, что не тронем… ты даже с сыновьями приехал… ну разве можно быть таким доверчивым, Всеславе?!

Полоцкий князь вздохнул, покачал головой:

– Не в доверчивости дело, князь-брат, – братом ему Святослав не был, скорее дядей, но тут имелось в виду не родство даже, а равенство. Святослав не стал возражать. А Всеслав не стал пояснять. Черниговский князь насупился и отворотился.

– Разговаривать не хочешь, – пробурчал он себе. – Носа дерёшь передо мной…

– А чего бы и нет, – усмехнулся Всеслав почти весело. – Я клятв не нарушал…

Если бы не Всеславли оковы, можно было бы и перепутать, кто из них пленник – так уверенно держался полочанин и так стеснительно вздыхал черниговец. Мучила Святослава нечистая совесть, вот и комкал витязь большими и сильными руками застилающее лавку рядно.

– Я – тоже не нарушал! – вскипел Святослав. – Это Изяслав со Всеволодом задумали!

Всеслав кивнул.

– Так почему же ты?!

– Не в доверчивости дело, – повторил Всеслав сумрачно. – Вы, Ярославичи, не просто пообещали меня не тронуть… Вы крест целовали, вы перед богом своим клялись! Еред богом, не передо мной! Вы! Князья! Ты понимаешь, ЧТО это значит?!

Святослав ошалело мотнул головой.

– Князь – не просто человек… – Всеслав говорил каким-то скучающим голосом. – Князь отвечает перед богами за свой народ, предстоит перед ними…

– Бог один, – поправил черниговский витязь.

– Пусть перед богом, не суть важно, – отмахнулся полочанин. – И если князь, властелин поступит… как это вы говорите… греховно, нарушит закон божий, клятву ли… понимаешь?

– Кара постигнет народ? – помертвелым голосом спросил Святослав, начиная понимать.

– Вот именно, – Всеслав играл резной деревянной ложкой, крутил её в пальцах. – Понимаешь теперь, отчего я вам поверил? Не думал я, что вы, князья Ярославичи решитесь нарушить клятву перед лицом божьим.

– Всеволод сказал – клятва перед язычником недействительна, – пробормотал Святослав, словно это всё объясняло.

– Не мне ты клялся, Святославе. И Изяслав, и Всеволод – тоже. Не мне.

– Бог милостив, – мотнул головой Святослав.

– А не у вас ли сказано, что грехи отцов падут на их детей даже и до седьмого колена? – вкрадчиво спросил Всеслав.

Святослав отшатнулся – странно и даже страшно было слышать Священное писание из уст язычника. Колдуна! Оборотня!

– Не мы начали эту войну, – бросил он, ища хоть какое-то оправдание. – Ты не имел прав на великий стол!

– То верно, Святославе Ярославич, не вы, – кивнул Всеслав. – Я не собираюсь перед тобой оправдываться… хотя права эти придумали вы! Нас, изгоев, не спрашивая!

– Изгоев, то ты верно сказал!

– Мне права свои Судислав Ольгович передал, ещё живым будучи! – бросил Всеслав черниговскому князю страшные слова. – И по праву, если вы уж такие правдолюбцы да праволюбцы, на столе-то великом – ему бы сидеть! Ему! Не Изяславу!

Такие разговоры происходили меж черниговским и полоцким князьями уже не в первый раз – почти каждый день, пока лодьи тянулись от Орши к Киеву, переходил Святослав Ярославич на лодью великого князя и говорил, спорил, иной раз и до хрипоты с владычным пленником. Говорили почти всегда про одно и то же.

– И ещё таково скажу тебе, Святослав Ярославич, – глаза полоцкого оборотня светились в полумраке шатра странноватым, пугающим огнём. – Наши законы мертвы, пока их земля не одобрит. И живы, пока их земля не отринет. А если земля закон отринула, так он мёртв, ты его хоть на харатье напиши, хоть на камне высеки – народ его всё одно растопчет, с дороги сметёт, и по-своему поступит! И свои законы установит!

– Наш закон – от бога!

– От какого бога? – Всеслав усмехнулся. – А верует в него народ, в вашего бога-то? Да и вы сами?

Святослав отодвинулся и, отгоняя искус, размашисто перекрестился под кривую усмешку Всеслава.

– Вот Изяслав-князь… если бы верил, разве б он нарушил клятву, данную на кресте? Да и ты сам, Святославе… крестишься, в церковь ходишь, Христу поклоны кладёшь… а голову бреешь, чупрун оставляешь, как Святослав Игорич, наш общий пращур, по которому ты и назван! А ведаешь ли откуда тот обычай?! Испокон веку воины, те кто ратное служение своей земле сделал жизнью, жертвовали свои волосы Перуну! Жизнь свою ему отдавали взамен на удачу ратную! То пойми, Святославе!

– А сам-то ты чего тогда волосы Перуну не пожертвовал? – ехидно бросил Святослав, чтоб хоть как-то уязвить полоцкого оборотня.

– Я Велесу посвящён, мне его облик достоит, – Всеслав Брячиславич смолк, отворотясь, словно сказав – да о чём говорить-то с тобой?!

Но капля камень точит!

И не зря же почти каждый день приходил к нему Святослав.

– Сыны мои там как? – спросил Всеслав о другом.

– Здоровы, – отозвался Святослав. А что ещё скажешь? Сидят, мол, в шатре, в цепи закованы, как и ты же, Всеславе Брячиславич? Так про то Всеслав и сам знает.

– Витко!

Скрипят в руках дюжих гребцов крепкие сосновые вёсла, шелестит в парусе ветер, плещет волнами, бьёт в лодейные борта.

– Витко! – горячий шёпот Бермяты бьёт по ушам.

– Чего? – отозвался, наконец, гридень, оборачиваясь от щели меж досками.

– Попить дай.

Гридень, звеня цепями, переполз – иначе под низкой кормовой палубой не протиснешься – ближе к боярину, наклонил у него над губами небольшой долблёный жбан.

– Пей, боярин.

Когда под Оршей дрались у великокняжьего шатра, боярина Бермяту ещё в самом начале боя с маху ударили подтоком в затылок. Не был Бермята воином, не навык постоянно быть готовым к бою, не носил кольчуги с шеломом, как Витко альбо ещё кто из княжьей дружины. Был Бермята послом.

И до сих пор, седмицу уже спустя, не встал боярин на ноги, лежал под кормовой палубой вместе с закованным Витко, горел жаром и бредил порой, едва ворочая налитыми кровью белками глаз.

Боярин сделал несколько глотков, откинул голову назад.

– Благодарствуй, Витко…

– Не на чем, боярин, – усмехнулся гридень. – В одной лодье…

Он смолк, чувствуя, что говорит что-то не то…

– Истинно, в одной лодье плывём… – боярин бледно усмехнулся. – Как же так просчитались-то мы, Витко?

Просчитались!

Витко досадливо стукнул кулаком по колену и отворотился. Вестимо, просчитались! Нельзя было верить Ярославичам!

И ведь знали!

Был уже горький опыт – смерть Ростислава Владимирича. Нет! Не вняли! Рассудили, что грек пришлый Царьграду в руку сыграл! А только про то забыли, что там, в Царьграде на подлых делах – собаку съели! И каждым ходом своим побивают разом две-три тавлеи!

И понятно уж, таким ходом, как смерть сопредельного князя, одной цели всяко добиваться не станут. Не одному только Царьграду в руку играл Констант Склир, вестимо, и Киеву тоже.

Боярин снова улыбнулся – всё так же бледно. Кровь медленно возвращалась к щекам и губам.

– Ты тоже думаешь так же, как и я, Витко?

– То всё сейчас не важно, – махнул рукой гридень. – Тут другое… Далеко до Киева, как мнишь?

– Завтра к пабедью должны добраться, – почти неслышно ответил Бермята.

Витко кивнул, указывая на что-то за спиной боярина. Бермята поворотил голову – из борта лодьи торчал загнутый железный костыль.

– У меня в цепях одно звено слабое. За перемычку зацепить…

– Готов?

– Готов, Брячиславе!

Пола шатра откинулась – возник кметь с плетёной корзиной. Сидящий у самого входя Брячислав ударил – и кметь повалился с ног, держась за низ живота. Опрокинулась корзина, посыпалась снедь – хлеб, копчёное сало, печёная репа, ветряная рыба. Звеня цепями, кошкой прыгнул сверху на кметя Рогволод, вцепился в горло, Брячислав схватился за рукоять меча. Первое дело – цепи разомкнуть!

Чьи-то сильные волосатые руки рванули старшего княжича за плечи, вывернули из рук меч. Рогволод успел вовремя отпрянуть, но споткнулся о сапог лежащего кметя, упал, ушиб плечо и бок.

В шатре разом стало вдруг людно, тесно от закованных в железо людей, от нагой острожалой стали. Сваленный княжичами кметь вставал, откашливаясь и разминая горло.

– Ишь, оборотнево отродье, – прогудел чей-то голос. Странно как-то сказал – как-то одобрительно даже что ли? Брячиславу было некогда понимать. Да и разглядывать, кто именно сказал, тоже не очень хотелось. Попытка сорвалась, и теперь стражу усилят. А так хотелось отцу помочь – если бы они сбежали альбо хоть и погибли – у отца бы руки были развязаны, мог бы и сбежать!

В распахнутом проёме входа возникла бритоголовая голова на крепкой шее – сам князь Святослав Ярославич. Князь оценил и понял, что произошло в шатре за один взгляд:

– Молодцы! – восхитился он, глядя на взъерошенных и растрёпанных словно воробьи, полоцких княжичей. – Вот так и надо за отцову честь воевать, хвалю!

Брячислав зыркнул в ответ волчиным взглядом – нужна, мол, мне твоя похвала, княже… как собаке пятая нога!

Бермята ошибся. До Киева добрались совсем не к пабедью. К утру добрались.

Вскоре после утренней выти лодья мягко ткнулась носом в берег, возник гам и гомон, топот ног.

– Приплыли, – тихо шепнул Витко.

Чуть погодя пола шатра откинулась.

– Выходи! Оба.

Гридень помог боярину подняться, вышли из шатра. От яркого света закружилась голова, Бермята шатнулся опираясь на плечо Витко.

– Решился? – спросил одними губами.

– Решился, Бермята – так же тихо ответил Витко, помогая боярину выпрямиться. Огляделся.

Синь била в глаза – месяц червень, макушка лета. Широкая речная гладь чуть рябила, бросая блики. Пологий берег плавно подымался к невысокому частоколу.

– Неуж у вас в Киеве такая стена плёвая? – насмешливо бросил Витко стоящему рядом киевскому кметю.

– Деревенщина, – ответил тот так же презрительно. – Это не Киев, это Берестово.

Вон чего, – понял Витко, щурясь на солнце и разглядывая берег. – Не захотел князь Изяслав тащить оршанский полон в Киев, сразу в Берестове решил высадить.

С лодьи сбросили на берег сходню.

– Ступай!

Всеслав, Брячислав и Рогволод уже стояли на берегу. Вид у обоих княжичей был понурый и их со всех сторон окружали кмети с мечами наголо. Витко хищно усмехнулся – видать, по отцу мальчишки, не дали страже жить спокойно.

У самой сходни у боярина подломились ноги, он повалился на борт. Разом двое кметей шагнули к Витко – помочь. Гридень выпустил боярина из рук, рванул руками в стороны – разогнутое звено цепи лопнуло пополам – и словно волчара матёрый метнулся, звеня цепями!

Оба кметя полетели в стороны, роняя оружие, Витко подхватил обронённый меч, свистнула сталь, рухнул, пятная сходни кровью, третий кметь. Гридень, хохоча, мазнул себя по лбу окровавленным клинком, протянулась красная полоса.

– Княже!

Но кмети вокруг князей вскинули луки, острожалые бронебойные стрелы и срезни сорвались с тетив, свистнули змеино. Рухнул гридень в воду, ступив мимо сходен, расплылось кровавое пятно на мутной прибрежной днепровской воде.

Кмети сбежались, тыкали в воду копьями, высматривали в воде что-то… какое там? С таким-то течением… унесло, небось, уже на перестрел.

Великий князь разжал каменно стиснутый на рукояти меча кулак, вздохнул облегчённо.

В Берестове у полоцких князей стоял родовой терем – ещё со времён битвы на Судоме и с тех пор, как мирились Ярослав Хромец с Брячиславом Изяславичем.

К этому терему и привели пленного полоцкого князя (и Бермяту с ним!). Похоже киевский князь не осмелился посадить Всеслава в поруб, и собирался содержать с почётом. Видно, и великого князя грызла совесть за порушенное слово, не одного только Святослава.

Впрочем, Всеслав нимало не обманывался – содержать его будут строго, охранять – ещё строже, о прислуге полоцкой и мечтать нечего… сбежать будет трудно. Если удастся вообще. Будешь сидеть тут, княже Всеслав Брячиславич всю жизнь, а то отпустят – взамен за стол твой полоцкий, сынов в залог оставят – и будешь остаток дней где-нибудь в Менске альбо в Изяславле править… из руки великого князя кормиться.

Более того, сыновьям дозволили только мельком увидеться с отцом, а после того вновь заставили воротиться на Святославлю лодью – хомут для Всеслава был прочен – к чему ослаблять?

С рук сбили цепи, стража расступилась, пропуская князя к крыльцу. Ступени скрипели под ногами, терем не чинили давно – давно не бывали и полоцкие князья в Киеве. Всеслав и сам был тут последний раз шесть лет тому, когда шли на торков. Обратно полоцкий князь воротился мимо, не заезжая – в отцовом тереме было пусто, сыро и пыльно, прислуги почти не было, даже прибрать было некому.

Князь прошёл в сени, дверь за спиной затворилась со скрипом и лязгом. Всеслав сел – ноги не держали – прислонился к стене, и наконец-то дозволил прорваться скупой слезе.

Неужели всё рухнуло?

Всё?

Нет!

Полоцкий князь выпрямился, не дозволяя слабости одолеть себя даже один на один, не ввиду у врага.

Не дождутся!

11.06.2010 – 25. 10.2012

Словарь:

АГАРЯНЕ – арабы. Также мусульмане вообще.

АКРИТ – военнообязанный поселенец (виз.). Из акритов составлялись пограничные войска.

АТКАЗ – порода степных коней ("конь-гусь", кыпч.).

БАЗИЛЕВС – один из титулов византийского императора.

БАЛЯСНИК – ажурное ограждение балконов, гульбищ, звонниц и т. д., состоящее из балясин, несущих поручень.

БАРМИЦА – кольчужное полотно, спускавшееся со шлема на шею и плечи. К нижней части шлема бармица крепилась с помощью металлического прутка, вставленного в особые петельки; специальные приспособления предохраняли кольчужные звенья от преждевременного истирания и обрыва при ударе. Бывала также кожаной, набивной или чешуйчатой. Застегивалась под подбородком или сбоку.

БАХАРЬ – бродячий гусляр-сказитель, певец.

БЕЛОБЕРЕЖЬЕ – северное побережье Чёрного моря между устьем Дуная и Крымом.

БЕРЁЗОЗОЛ – апрель.

БЕРЕСТО – письмо на бересте, записка, грамота.

БОЛЬШУХА – старшая женщина в доме, при многожёнстве обычно старшая жена хозяина.

БОЯРИН – представитель родовой знати, крупный землевладелец. Позже – один из высших придворных чинов.

БОЯРИЧ – сын боярина.

БРАНАЯ – скатерть или занавесь с двусторонней выпуклой вышивкой. Браный, браная ткань – вытканная особым образом, когда уток пропускался не "через нитку", а по особым шаблонам, в результате чего возникал рельефный узор, однотонный либо цветной. Иногда "браная" полоска ткалась отдельно и пришивалась к одежде, но особым шиком считался наряд, скроенный из вытканной точно по мерке материи с уже готовым рисунком.

БУЕСТЬ – доблесть, храбрость.

БУЛГАРЫ – тюркоязычные племена скотоводов и земледельцев, населявшие с IV века степи Северного Причерноморья до Каспия и Северного Кавказа и мигрировавшие во 2-й половине VII века в Подунавье и Среднее Поволжье. Здесь имются в виду именно волжские булгары – титульное население Волжской Булгарии.

ВАРЯЖСКОЕ МОРЕ – древнерусское название Балтийского моря.

ВЕЖА – шатёр, юрта, кибитка, башня, отдельно стоящее укрепление.

ВЕЛЕС (ВОЛОС) – один из главных славянских богов, хозяин подземных богатств и мира мертвых, покровитель лесных зверей и домашнего скота, бог охоты, скотоводства, урожая, торговли, путешествий и богатства.

ВЕЛЕС-ТРАВА – васильки.

ВЕЛЕТЫ (ВОЛОТЫ) – мифические великаны, сыновья зверобога ВЕЛЕСА (ВОЛОСА) от людских женщин. Зачастую оборотни.

ВЕСТОНОША – гонец, вестник.

ВЕСЬ – финно-угорское племя, предки современных вепсов.

ВЕСЬ, ВЁСКА – небольшое селение, а также часть древнерусского города, образованная влившимся в его состав поселением.

ВЕСЯНЕ – селяне, крестьяне, жители ВЕСИ, ВЁСКИ.

ВЕЧЕ – народное собрание в славянском племени или древнерусском городе. Иногда возникало стихийно, как временный орган высшей власти, осуществляемой тут же. Вечем могли свергнуть неугодное народу правительство, потребовать казни изменников, решать вопросы обороны города или военного похода.

ВЗАБОЛЬ – всерьёз, по настоящему.

ВЗМЕТЕНЬ – мятежник.

ВИДЛОГА – капюшон.

ВОЙ – воин, которому за службу положен участок земли, обрабатываемый им и его семьёй. Также воин вообще.

ВОЙТ – деревенский староста, также староста городского КОНЦА.

ВОЛХВ – служитель языческих богов, славянский жрец.

ВОРОНЦЫ – длинные деревянные полки, расположенные в избе на уровне головы вдоль стен и печи.

ВОРОПУТА – неуклюжий, неповоротливый человек.

ВСХОД – лестница.

ВУЙ – дядя со стороны матери.

ВЫЖЛЯТНИКИ – псари.

ВЫМОЛ – пристань.

ВЫРИЙ – славянский языческий рай, обитель светлых богов и праведных душ, причем не только людских, но и звериных, располагается на одном из небес, седьмом по счету от земли, там, где вершина Мирового Древа, скрепляющего Вселенную, поднимается над "хлябями небесными", образуя остров. Отлетевшие души возносятся туда, ступая по Звездному Мосту. Недостаточно праведные души падают с моста в Нижний Мир, а тем, чьи грехи не слишком тяжелы, помогает достичь вырия большая черная собака.

ВЯТИЧИ – крупное племенное объединение восточных славян, первоначально жившее на верхней Оке и постепенно расселившееся по всем ее притокам. Название племени, по легенде, происходит от имени князя Вятко.

ВЯТШИЙ – лучший, благородный, знатный.

ГЛЯДЕНЬ – высокое место, откуда хорошо видно всё вокруг, место, куда выбегали поглядеть.

ГОРА – резиденция великого князя в Киеве, также место жительства великих бояр. В переносном смысле – всё киевское боярство.

ГОРЛАТНАЯ ШАПКА – высокая меховая шапка цилиндрической формы, обычно боярская, шилась из горлышек соболей.

ГОТСКИЕ КЛИМАТЫ – южный берег Крыма, крымские владения Византийской империи.

ГРИВНА – 1) шейное украшение из серебра или золота, могло служить знаком чина или отличия вроде современного ордена; 2) продолговатый серебряный слиток, весовая (ок. 205 граммов) и денежная единица. Старая "ветхая" гривна – 49,25 г серебра, новая гривна "новгородка" – 197 г серебра. В центральной Руси были гривны в 140 – 160 г серебра. Одна старая гривна = 25 ногатам = 50 кунам = 100 векшам (белкам), 20 ногатам = 50 кунам = 150 векшам или: 20 ногат = 25 кун = 50 резан.

ГРИДЕНЬ – заслуженный воин в старшей дружине, имеющий право присутствовать на княжьих советах, равный по статусу боярину, ближайший советник и телохранитель вождя, зачастую – глава собственной малой дружины. В военное время назначался воеводой, главой какого-нибудь полка. С XIII века вытесняется термином "боярин".

ГРИДНЯ – помещение для дружины в доме знатного человека, "приемный зал", место для пиров старшей дружины. Гридня не была жилым помещением; в ней не устраивали очага или печи, зато имелись большие окна – деталь, немыслимая для избы, призванной сохранять тепло. Летом эти окна держали открытыми, зимой закрывали деревянными ставнями. Тем не менее, зимой в гриднице было холодно.

ГРУДЕНЬ – ноябрь.

ГУЛЬБИЩЕ – галерея, крытая или открытая, опоясывающая здание внизу или на уровне второго этажа, балкон, терраса для прогулок, иногда – пиров.

ДАЖЬБОГ – бог солнца, бог тепла и белого света (который не тождественен солнечному свету) у древних славян. Сын Сварога. Славяне представляли его себе прекрасным молодым князем, мчащимся в небесах на колеснице, запряженной крылатыми белыми жеребцами. Свет, по их мнению, происходил от его огненно-золотого щита. В легендах прощупывается мотив временной смерти Даждьбога от рук злых сил и его последующего воскрешения. Мифологический предок рода киевских князей Рюриковичей.

ДИВИЙ – дикарь.

ДИКОВЕЧЬЕ – самочинное вече, восстание.

ДИНАТЫ – византийская землевладельческая знать.

ДУБЕЦ – резной посох из дуба, символ знатного происхождения.

ЕНДОВА – низкая широкая чаша, род братины с носиком на верхнем крае. Ендовы в быту были чаще всего медные, в богатых домах – из серебра. Из нее наливали в питьевые сосуды мед, пиво, брагу и др. напитки.

ЖАГРА – факел.

ЖАЛЬНИК – кладбище.

ЖИЛО – жилая часть дома.

ЗАБОРОЛО – верхняя часть городской крепостной стены, верхняя площадка, "забранная" с наружной стороны стенкой с бойницами в ней, крытые галереи для стрелков.

ЗАДОК – туалет.

ЗАЖИТЬЕ – военный рейд (обычно совершаемый конницей) с целью грабежа вражеской территории; сопровождался захватом полона, угоном скота, поджогами.

ЗАРЕВ – август.

ЗБРОЕНОША – оруженосец. Также ОТРОК.

ЗБРОЯ – оружие, снаряжение.

ЗБРОЯРНЯ – оружейня, арсенал.

ЗЕПЬ – наплечная сумка.

ЗИПУН – долгополая одежда.

ЗИПУНЫ – воинская добыча.

ЗНАМЕНО – печать, клеймо, герб, сигнал, опознавательный знак.

ИЗГОЙ – изгнанник; вообще человек, вышедший из прежнего состояния, маргинал. Человек, до такой степени не вписавшийся в жизнь своего рода, что его "исключили из жизненного уклада" общины. В Киевской Руси различали четыре вида изгоев: 1) не обученный грамоте попович; холоп, получивший вольную; разорившийся и задолжавший купец и осиротелый князь. Князья становились изгоями, если их отец умирал, не успев побыть великим князем.

ИЗГОН – способ взятия города быстрым внезапным порывом, до того как защитники успеют закрыть ворота.

ИЗОК – июнь (буквально – "кузнечик").

ИНДРИК – мифический "всем зверям отец" из "Голубиной книги". Живет под землей, прокладывая русла рек и отворяя подземные водные жилы. Предположительно, мамонт.

КАБАРЖИНА – острый хребет у худого скота. Также гребень гряды холмов, с которой ветром выдувает снег.

КАЛИКА – странник.

КАЛИТА – кожаная сумка для денег в Древней Руси, которую носили на ремне в поясе.

КАП – нарост на берёзе.

КАПОВЫЙ – сделанный из КАПА.

КАПЬ – изображение языческого бога, идол, кумир, сделанный из КАПА.

КАТ – палач.

КИБИТЬ – плечо лука.

КИР – господин, греческое обращение к высшему православному духовенству.

КЛЕТЬ – крытый прямоугольный сруб, также помещение нижних этажей, обычно полуземляночное. Служил как летняя спальня и кладовая. В клети, по обычаю, проводили первую ночь новобрачные: только что возникшей семье еще "не полагалось" своего очага.

КМЕТЬ – профессиональный воин на княжьей или боярской службе, идущий воевать со своим оружием. Также ВИТЯЗЬ.

КНЯЖЕБОРЕЦ – княжеский сборщик дани.

КНЯЗЁК – верхний стык двух скатов кровли. Также конёк.

КОЗАРЫ (ХАЗАРЫ) – народ тюркского происхождения. Исчез в XI веке, после того как Хазарский каганат был разгромлен в X веке князем Святославом.

КОЛО – хоровод.

КОЛОК – небольшой лесок в поле или среди пашни.

КОЛТ – украшение в форме полумесяца со сложным узором, иногда использовалось как сосудик для духов. Колты вешали над ушами, прикрепляя к головному убору и спуская до уровня груди. Их украшали перевитью, зернью, чеканкой, чернью, многоцветной эмалью. Изготовлялись обычно из золота или серебра. Составляли принадлежность костюма самых знатных женщин.

КОЛЯДЫ – череда зимних праздников после зимнего солнцестояния. Позднее – Святки.

КОНЕЦ (городской) – "район" древнерусского города, обладавший самоуправлением и развитой внутренней организацией. Концы образовывались не разделением растущего города, а, наоборот, возникали из отдельных поселений, объединявшихся в город.

КОПЬЁ – войсковая единица, несколько воинов, подчинённых кметю, гридню или боярину, которых он вооружил со своего земельного участка. Обычно не более 7 человек.

КОРБА – заболоченный ельник.

КОРЗНО – княжеский плащ алого сукна или из дорогих привозных тканей – бархата или парчи – с меховой опушкой (символом достатка и плодородия). Скрепляла такой плащ драгоценная булавка, заколотая на плече.

КОРОВАЙ – каравай.

КОРОЧУН – славянский праздник зимнего солнцеворота, справлявшийся в самые короткие дни – 22–23 декабря. В это время отмечалось "воскрешение Солнца", прощались грехи уходящего года, и миру давался шанс обновиться. В праздничную ночь гасили старый огонь и добывали новый, "чистый", причем самым архаическим способом – трением.

КОТОРА – ссора, вражда.

КОЩУНА – песнь мифологического содержания.

КОЯР – кожаный панцирь, род толстой куртки.

КРАВЧИЙ – слуга, ведающий напитками, виночерпий.

КРАДА – погребальный костёр.

КРИВИЧИ – крупное племенное объединение, состоявшее из трех ветвей: смоленские кривичи, псковские и полоцкие.

КРОМ (КРЕМЛЬ) – обнесённая стенами центральная часть города. Также ДЕТИНЕЦ.

КУДЕС – бубен.

КУПАЛА – летний солнцеворот, один из главных славянских годовых праздников, приходившийся на летнее солнцестояние 23 июня, точка наивысшего расцвета производящих сил природы, после которого все эти силы идут на спад.

КЫЙ – палка, рукоять, черен. Также древко топора, молота, кистеня и т. д. Часто означало просто палку или дубину.

ЛАДА – одно из главных славянских женских божеств. Традиционно считается богиней любви, красоты, счастья в браке.

ЛАДАНКА – шейный оберег, маленький мешочек с вложенным амулетом или ладаном.

ЛЁЗО – лезвие.

ЛЕСТВИЦА, ЛЕСТВИЧНОЕ ПРАВО – обычай княжеского наследования в Древней Руси. Все князья Рюриковичи считались братьями (родичами) и совладельцами всей страны. Поэтому старший сидел в Киеве, следующие по значению в менее крупных городах. Княжили в таком порядке: старший брат, затем младшие (по порядку), затем дети старшего брата, за ними дети следующих братьев, за ними, в той же последовательности, внуки, затем правнуки и т. д. Те из потомков, чьи отцы не успели побывать на великом княжении, становились изгоями, лишались права на очередь и получали уделы на прокорм. По мере смены главного князя все прочие переезжали по старшинству из города в город.

ЛИСТОПАД – октябрь.

ЛОПОТЬ – одежда.

МАВКА – лесная русалка.

МАКОШЬ – одно из главных славянских женских божеств, покровительница судьбы, удачи, семейного счастья, плодородия во всех видах и всех женских работ.

МЕНЬШИЦА – младшая жена.

МОРАНА – одно из главных славянских женских божеств, богиня зимы и смерти.

МЫТО – пошлина.

МЯТЕЛЬ – тёплый и дорогой плащ, подбитый мехом.

НАВОРОП – разведка боем, передовой дозор, рейд, набег.

НАЗОЛА – досада, огорчение.

НАРУЧИ – в парадной одежде нарукавники (обшлага), которые надевались отдельно и часто были из твердого материала с богатым шитьем, жемчужною отделкой и т. д. В доспехах – железные пластины, защищающие предплечья.

НАУЗЫ – амулеты, в том числе – колдовские узлы.

НЕВЕГЛАС – невежда, человек, не приобщенный к христианской культуре или плохо разбирающийся в ее догматах.