Текст книги "Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г."

Автор книги: Виктор Курильский

2) Когда ты перестанешь верить, а еще лучше – слушать, и тем более пересказывать вранье «Голоса Америки»? Надо же, американцы строят искусственный спутник Земли! Самое странное то, что автор этого вранья выбросился в припадке сумасшествия с 18-го этажа небоскреба, а умный советский парень пересказывает этот бред.

3) Откуда у тебя сведения о ракетах? Тоже из «Голоса Америки»? Это, кажется, у вас называется «быть объективным», выслушивать и ту, и другую сторону. Эх, цыплята, цыплята, расти вам еще и умнеть.

Вот всё, что я хотел спросить. Жду ответа.

Постараюсь приехать именно к концу января. Кстати, у меня есть пленка, где я сфотографирован во многих позах в полном парадном снаряжении – с шашкой и пистолетом. Правда, вышла недодержка, так что запасись контрастной бумагой.

Ну, пока всё, мой мальчик. Будь умницей.

Жму крепко руку, твой Арк.

Всё.

Поцелуй мамочку.

Да, еще одно. Почему ты не прислал очередной ход? Фотографии пришли обязательно, буду ждать с нетерпением. Рад, что ты, наконец, прочел «Остров пингвинов». Верно, хорошо? Я, брат, ее раз десять читал: «Босено, кабан изрядный, наготовим из него…»[67]67
  А. Франс, «Остров пингвинов», кн. 6, куплет из гл. 1: «Босено – кабан огромный, / Наготовим из него / Мы колбас на Рождество / Для всей братии голодной». Перевод 3. Венгеровой.


[Закрыть] и т. д. Отыскал я одно очень сильное стихотворение на английском: «The Charge of the Light Brigade» («Атака Легкой Бригады») Теннисона. Какая силища! Вот отрывочек:

 
…Into the valley of Death
Rode the six hundred.
Cannon to right of them,
Cannon to left of them,
Cannon in front of them,
Volley'd and thunder'd;
Storm'd at with shot and shell,
Boldly they rode and well,
Into the jaws of Death
Into the mouth of Hell
Rode the six hundred.[68]68
…В долину смертиСкакали шесть сотен.Пушки справа от них,Пушки слева от них,Пушки напротив них,Осыпающие градом и грохочущие;Атакуемые картечью и снарядами,Смело они скакали и хорошо,В челюсти смерти,В пасть адаСкакали шесть сотен.  [Пер. с англ. – В. Дьяконов]


[Закрыть]
 

Жаль, ты не знаешь как следует английского. Я это стихотворение выучил наизусть, это уже второе. Скоро приступаю к «Песне о Гайавате»,[69]69
  Поэма Г. Лонгфелло.


[Закрыть] затем «Ворон» По

О проблеме «доносить ли в деканат». Сами АБС описывали свои тогдашние политические воззрения так:

АБС. МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ

Корр. Если бы волею фантастических обстоятельств, Вам, Борис Натанович Стругацкий, и Вам, Аркадий Натанович Стругацкий, случилось бы сейчас повстречаться соответственно с Боренькой и Аркашей Стругацкими, что бы Вы им хотели сказать?

БС. О-о! Боюсь, я бы ему ничего не сказал… Потому что, пожалуй, все бы ему пошло во вред. Боренька Стругацкий рос и развивался в соответствии с собственной судьбой, то есть в полном соответствии и единении с тем обществом, в котором он жил. И всякая попытка предварить его ошибки обязательно выбила бы его из этой колеи, сделала бы его несчастным… Так мне сейчас кажется. Ведь уберечь мальчика от чего бы то ни было словами – нельзя, а вот сбить с панталыку очень даже можно. Действительно, что бы я ему мог сказать? Что Сталин, перед которым он преклоняется, – кровавый палач, загубивший для многих саму идею коммунизма? Ну и что? В лучшем случае Боренька просто не понял бы этого, в худшем – понял бы и побежал доносить на себя самого. Вот и все.

Корр. А вы, Аркадий Натанович?

АС. Я бы от Аркаши бежал без задних ног.

О политических предпочтениях АБС и изменении их взглядов на существующий строй можно было бы написать не одну книгу. Когда существовала тоталитарная система под названием «социализм», произведения АБС бесчисленно ругали в прессе за недостаточное понимание коммунистической идеи, за пессимизм и отступничество (об этом еще будет сказано). Когда наступила перестройка, произведения АБС точно так же ругали, но уже за приверженность к прошлому режиму (и это тоже будет, наберемся терпения, читатель). Пояснение к понятиям «верный ленинец» и одновременно «совершенно бесперспективный» можно найти в воспоминаниях АБС (опять же с поправкой на время публикации: АН вспоминает в 82-м году, БН – в 94-м).

ИЗ: АНС: «ГЕРОЙ ФАНТАСТИКИ НЕ МОЖЕТ НЕ БЫТЬ ДОБРЫМ ЧЕЛОВЕКОМ»

Я сын своего отца, своего времени, своего народа. Никогда не сомневался в правильности коммунистических идей, хотя я и не член партии. Я впитал их с детства. Позднее, во время учебы и самостоятельно, я познакомился с другими философскими системами. Ни одна из них не удовлетворяет меня так, как коммунизм. Ну и, кроме того, я основываюсь на собственном восприятии жизни. В нашем обществе, несмотря на некоторые недостатки, я вижу то здоровое, святое, если хотите, что делает человека человеком. У нас считается неприличным не работать. А ведь коммунизм – это занятие для всех голов и для всех рук. Коммунизм не представляется мне розовым бытом и самоуспокоенностью. Его будут сотрясать проблемы, которые человек будет решать.

ИЗ: БНС. ЖДУ ПРОРЫВА В НОВОЕ ПРОСТРАНСТВО

– В свое время Аркадии Натанович Стругацкий высказывал мысль, что лучшей идеи будущего, чем коммунизм, никем пока не придумано. А Вы как считаете?

– Мир, в котором человек не знает ничего нужнее, полезнее и слаще творческого труда. Мир, где свобода каждого есть условие свободы всех остальных и ограничена только свободой остальных. Мир, где никто не делает другому ничего такого, чего не хотел бы, чтобы сделали ему. Мир, где воспитание человеческого детеныша перестало быть редкостным искусством и сделалось наукой… Разумеется, ничего светлее, справедливее и привлекательнее такого мира пока еще не придумано. Беда здесь в том, что само слово «коммунизм» безнадежно дискредитировано. Черт знает какие глупости (и мерзости) подразумеваются сегодня под термином «коммунистическое будущее». Жестокая, тупая диктатура. Скрученная в бараний рог культура. Пивопровод «Жигули – Москва»… Красивую и сильную идею залили кровью и облепили дерьмом. Воистину – «идея, брошенная в массы, словно девка, брошенная в полк».[70]70
  Строки «гарика» И. Губермана.


[Закрыть]

1951

Январь—февраль 51-го АН проводит в Москве и Ленинграде – отпуск. Похоже, за это время братья всерьез увлеклись фотографией – еще одно общее увлечение.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 29 МАРТА 1951, КАНСК – Л.

Привет, Боб.

Очень долго не писал, каюсь. Но ведь и от вас ни гласа, ни послушания.[71]71
  «Не бе гласа, ни послушания», церковнославянский текст Третьей книги Царств (гл. 18, ст. 26).


[Закрыть] Знаешь, страшно был занят, а неделю назад (пребываю в надежде, что мама не читает писем, адресованных тебе) свалился от жестокого приступа простуды. Три дня температура была t=39°—39,5°. Потом стало легче, вчера поднялся. Ты только маме не говори, а то она беспокоиться будет, мало ей и без того забот. Сейчас я уже обыкновенно здоров. Да, чтобы не забыть. Еще в Москве я проявил нашу пленку. Привидения получились неплохо, повешенный не вышел совсем – такая зверская недодержка, совершенно прозрачная пленка. Это твоя работа, ma fratere.[72]72
  Искаженно «брат мой» (фр.).


[Закрыть] То, что ты снимал без меня, частью удалось. Я сверился с твоими расчетами. Мог бы написать, но ведь это очень непоказательно. Кроме того, за истекший срок я успел испортить две пленки (5000 и 2100) и проявить одну (2100). Есть очень неплохие этюды: канская улица, мой дом, я и мой друг около кучи навоза и т. д. Я уже совсем наловчился и прекрасно освоился с аппаратом. Мне подарили великолепную железную треногу, устойчивую, как Троицкий мост. Автоспуск работает прекрасно.

Как тебе нравится матч на первенство мира?[73]73
  Матч на первенство мира по шахматам между чемпионом мира Михаилом Ботвинником и победителем соревнования претендентов Давидом Бронштейном проходил с 15 марта по 11 мая 1951 года в Москве. Матч завершился вничью и по регламенту Ботвинник сохранил чемпионское звание.


[Закрыть] Ай да Бронштейн! Молодчина, у меня на него перед началом матча были поставлены две бутылки шампанского. У нас среди офицеров ведется предварительный матч на первенство по школе. Кроме того появилась новая болезнь – китайские шахматы. Я сел играть впервые и выиграл у довольно опытного игрока. Посмотрим. Очень оригинальные шахматы. Кто-то из наших переводит руководство по японским шахматам.

Вот, кажется, и все новости. Да, прошу всегда сообщать, когда получаете от меня деньги, а то здесь, возможно, плутуют.

Пиши скорее, друг мой. Твой брат Арк.

Боб, у тебя нет товарища-скульптора? Если есть, попроси его слепить статую Судьбы по этой модели.[74]74
  Рисунок дан во вклейке.


[Закрыть]

Привет мамочке, скоро ей напишу.

В переписке АБС такие письма, как выше – ни слова о литературе – прочитанной или создающейся, – скорее исключение, чем правило.

Летом БН выезжает на астрономическую практику в Алма-Ату – в обсерваторию к старейшему астроному и астрофизику Гавриилу Адриановичу Тихову. До 41-го года Тихов работал в Пулковской обсерватории, занимался фотометрией и колориметрией звезд и планет. С 41-го жил в Алма-Ате, с 47-го заведовал сектором астроботаники Академии наук Казахской ССР. В течение 40 лет Тихов занимался изучением физических условий на Марсе. Он полагал, что на поверхности планеты существуют участки, покрытые растительностью. В связи с этим он выполнил обширные исследования по определению спектральной отражательной способности земных растительных сообществ в разных регионах. Эту пограничную между астрономией и ботаникой область он считал новым научным направлением – «астроботаникой». Кто знает, скольких фантастов привлекли в литературу именно эти, так доселе и остающиеся умозрительными, научные дисциплины – астроботаника да астробиология…

БН вспоминал о поездке к Тихову в письме от 17.07.83 Борису Штерну:

Что касается Тихова, то это любопытная фигура. К сожалению, в те поры я-то был полный идиот, ничего не понимал и не воспринимал. Остался у меня в памяти этакий кино-ученый – интеллигентнейший старикашка, весь в белом, в белой академической ермолке, с белой эспаньолкой, все его вокруг боятся, и любят, и смотрят на него как на бога, а он берет нас, первокурсников, с собою на наблюдения Венеры (это была последняя из его идей – снимать спектры мерцания заходящей Венеры, используя земную атмосферу как гигантскую призму)… да, так вот, берет он нас на наблюдения, сидим тихонько в темном уголку башни, он колдует у телескопа, Ваня Бухман (был у него такой на подхвате, мастер спорта по спортивной ходьбе, сын ссыльного профессора Бухмана, который – профессор, а не сын – на территории обсерватории построил гелиожилище, гелиопогреб и гигантский зеркальный параболоид для лечения страждущих концентрированными солнечными лучами… однажды этот параболоид самовозгорелся… впрочем, это длинная история)… так вот, Ваня Бухман ему ассистирует, и что-то там у них не ладится, заедает там у них что-то, и старик вдруг орет на всю Алма-Ату: «Ну что ты, Ваня, вертишься, словно у тебя шило в жопе!»… Академик. С европейским именем. Член Верховного Совета КазССР. Это, помнится, произвело на меня огромное впечатление.

И еще помню, как справлялось там его семидесятилетие. Очень, кстати, скромно. Только свои. Человек пятнадцать: парочка родственников, пяток научных сотрудников обсерватории, несколько практикантов, шофер, садовник и повар, испекший торт с кремовой надписью: «Гавриилу Адриановичу от влюбленных мОрсиан». Вот вопрос: почему так скромно? И почему вообще академик, один из основателей и столпов Пулковской обсерватории, ученый с европейским, повторяю, именем оказался вдруг в Алма-Ате директором занюханнейшей обсерватории? Правда, в те годы многие там оказывались… Но ведь он был, повторяю, членом Верховного Совета КазССР, он всегда носил красный флажок в петлице… Странно, странно… Так вот, там я, будучи практикантом, надрался как зюзя, произносил какие-то витиеватые тосты, на каковые Г. А. ответил академическим тостом: «За хорошеньких девушек и за пьяных студентов!»

Вот и все мои воспоминания. Наука тогда меня интересовала больше, чем люди науки, кто бы они ни были.

Надо сказать, работ Тихова я почти не знаю. Классическими признаны полученные им на 26 ти-дюймовом телескопе Пулковской обсерватории фотографии Марса в начале века. Именно сезонные изменения Марса на этих фотографиях и толкнули его потом к астроботанике. Он много занимался спектрографией. Но ничто из сделанного им в учебники не вошло, и имя его встречается только в историческом плане, что-нибудь вроде: «Метод призменного спутника Тихова… состоит в следующем… в настоящее время применяется редко». Однако же в двадцатые и тридцатые годы Тихов – несомненно человек в авторитете, а потом что-то произошло…

Вот и все о Тихове.

На память об этой поездке в архиве БНа хранится статья член-корреспондента АН СССР Г. А. Тихова «Профиль главной полосы поглощения хлорофилла» из «Докладов Академии наук СССР» с автографом: «Б. Н. Стругацкому на память об Алма-Ате от Г. Тихова».

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 4 АВГУСТА 1951, КАНСК – Л.

[Строка иероглифов: «Мой дорогой Боря!»]

Наконец-то ты в Москве – факт сам по себе достаточно отрадный, чтобы отметить его хорошей выпивкой, что я не замедлю сделать в ближайшее время. Что касается твоих претензий ко мне в отношении писем, то дело в том, что я и не подозревал, что ты задержишься в Алма-Ата так долго. Значит, рабочей обстановкой ты остался неудовлетворен. Имей в виду, работать после окончания ЛГУ тебе придется и, возможно, в паки худших условиях, так что не льстись на то, чтобы попасть на все готовенькое с совершенным оборудованием, с трамваями и т. д. Приучи себя к мысли, что всё придется создавать и исправлять своими руками. Изучай тщательно практическую астрономию – это там, кажется, описываются приборы и инструменты. В жизни всегда, брат, так бывает: невольно идеализируешь условия работы в тех местах, куда едешь. Это я на себе часто испытывал, так что можешь мне поверить.

Насчет письма Ефремову – идейка неплоха. Стоит попробовать – причем пройтись по адресу авторов, пишущих такие произведения-перлы научной фантастики, как «Семь цветов радуги».[75]75
  Автор В. Немцов.


[Закрыть] Да, вышла в свет новая книга: «Королевство кривых зеркал».[76]76
  Губарев В. Королевство кривых зеркал. – М.: Мол. гвардия, 1951.
  Талантливая сказка Виталия Губарева, конечно же, не была фантастикой. Но любопытен сам ход мысли АНа: случайно услышанное заглавие книги становится отправной точкой для раздумий о новом направлении в фантастике.


[Закрыть] Найди и напиши, что это за штука. Название заманчивое. Меня почему-то всегда тянуло к фантазированию в области пространственно-временных построений, неэвклидовых геометрий и пр. и т. п. Может быть, эта новая фантастическая повесть имеет что-нибудь общее с такими идейками. Теперь вот что: хочешь писать – брось большие масштабы. Берись за рассказики, новеллы – это труднее, но менее противно (в чернильном смысле). Я написал один рассказик – возился долго с предварительной подготовкой – как оформить сюжет и пр. – но писать было легко. А легче и интереснее всего, пожалуй, писать пьесы. Конечно, здесь свои, особенные трудности, но мне они как-то легче даются, хотя должен тебе признаться, что ни одной пьесы я довести до конца еще не сумел.

Прочитал Драйзера «Дженни Герхардт» – очень понравилось. Хорошо чувствовал душу мужчины товарищ. Больше, кажется, ничего нового не читал – лень и тошно, голова жиром заросла, снаружи и изнутри, жир вытесняет мозг и вытекает через глаза, уши, нос и прочие дырки (хотя, кажется, это все).

В Канске страшный холод, терпежу нет. Прямо не знаю, что за город. Все ходят, чихают, сморкаются и жалуются – жалуются на холод, дороговизну, слякоть, на соседей, на начальство, на подчиненных, на детей и жен. Только на себя никто вслух не жалуется. Боятся, бродяги.

Вот, пожалуй, всё пока. Как видишь, ничего определенного я тебе не написал. Роман писать не буду – дешевка, все равно не справимся. Письмо Ефремову – согласен. Подай проект на утверждение. Я дополню и перешлю тебе. Тогда пошлешь.

Пленку нужно. Скучно.

Жму руку, целую – твой Арк.

P. S. Смотри за мамой, не давай ей много работать. Помогай во всем.

Жду письма с нетерпением и с прискуливанием от скучишши.

АН в то время пытался писать все – фантастику и бытовую прозу, рассказы и романы, и даже пьесы. Помните, в ХС? «Я взял первую попавшуюся папку – с обломанными от ветхости углами, с одной только грязной тесемкой, с многочисленными полустертыми надписями на обложке, из которых разобрать можно было лишь какой-то старинный телефон, шестизначный, с буквой, да еще строчку иероглифов зелеными чернилами: „Сэйнэн дзидай-но саку“ – „Творения юношеских лет“. В эту папку я не заглядывал лет пятнадцать. Здесь всё было очень старое, времен Камчатки и даже раньше, времен Канска, Казани, ВИПа – выдирки из тетрадей в линейку, самодельные тетради, сшитые суровой ниткой, отдельные листки шершавой желтоватой бумаги, то ли оберточной, то ли просто дряхлой до невозможности, и все исписано от руки, ни единой строчки, ни единой буквы на машинке». Об этой папке (реальной папке!) еще будет рассказано, а пока заметим: «…легче и интереснее всего, пожалуй, писать пьесы…»

БН вспоминает о пьесах:

БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 02.03.02

Как объясняется видимое противоречие: в театр Вы не ходили, а пьесу написать мечтали с давних пор и даже до «ЖГП» сделали несколько вариантов пьесы по «ТББ»?

БВИ. Абакан, Россия

Здесь нет никакого противоречия. АБС, оба (АН – в меньшей степени, БН – в большей) не любили театр, как ЗРЕЛИЩЕ, как ритуал, как вид светского развлечения, если угодно. Но они всегда с почтением и любовью относились к драматургии, как к виду ЛИТЕРАТУРЫ. Пьесы Шоу, Чехова, Пристли, Булгакова читались и перечитывались многократно и с наслаждением. Сам прием этот – ПЬЕСА! – позволяющий полностью исключить из произведения автора, оставив только героев и ситуацию (совсем как в реальной жизни!) – сам этот прием всегда казался нам чрезвычайно привлекательным. Поэтому «Жиды…» наши и получились пусть последним, но нежно любимым детищем, желанным и долгожданным.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 21 СЕНТЯБРЯ 1951, КАНСК – Л.

Mein lieber bruderchen!

Received your letter three days ago, but only to-day got up to answers. Your photos, I like them very much, though I think you'll spend down here something more interesting. The matter is, that I better like pictures of the common life, than those of important things. Still I'm very glad to know how that famous Tichov looks. As to your scepticism towards that insufficient mechanism of your telescope towers, hark at that and secure your own health. For this does'nt make any revolution in the Soviet astronomy.

I'm very glad then, that you have tried hot potatoes – I mean your journey and all that difficulties and other stuff connected with that.

As to the apples, I'm absolutely in line with your wishes that I should have been with you when tasting them. Down here there is no single apple or other fruits, and all of us are to be satisfied with poor cucumbers and nuts. Here in Kansk now we have possess no bread enough, no meat enough, no fruits enough, only vodka – no wine – only vodka. And we are killing our sorrows in it.

Reading? Anna Segers «The seventh cross», «The people revolution in China», well, you don't blame me – «Seven colours of rainbow» – ai-ai-ai!

Now I'm finishing, my boy. Waiting for your letters and so on so forth.

Kissing mama, shaking hands with you.

Good bye.

Your always

Ark.[77]77
  Мой любимый братец!
  Получил твое письмо три дня назад, но только сегодня собрался ответить. Твои фотографии мне очень понравились, хотя я думаю, что ты упускаешь кое-что более интересное. Дело в том, что мне больше нравятся картины обыденной жизни, чем чего-то значительного. Всё равно я очень рад узнать, как этот знаменитый Тихов выглядит. Что до твоего скептицизма по поводу непригодного механизма твоих телескопных башен, плюнь на это и береги свое здоровье. Потому что это не произведет революции в советской астрономии.
  Далее, я очень рад, что ты испробовал горячей картошки – я имею в виду твое путешествие и все трудности и всё прочее, с этим связанное.
  Что до яблок, то я совершенно согласен с твоими пожеланиями, чтобы я был с тобой, когда вы их пробовали. Здесь нет ни единого яблока или других фруктов, и все мы вынуждены довольствоваться жалкими огурцами и орехами. Здесь в Канске мы не имеем в достатке ни хлеба, ни мяса, ни фруктов, только водка – вина нет, только водка. И мы топим в ней наши печали.
  Что читаю? «Седьмой крест» Анны Зегерс, «Народная революция в Китае» [Никифоров В., Эренбург Г., Юрьев М. Народная революция в Китае. Очерк истории борьбы и победы китайского народа. – [М.:] Госполитиздат, 1950.– Сост. ], ну и – ты уж меня не порицай – «Семь цветов радуги» – ай-ай-ай!
  На этом я заканчиваю, мой мальчик. Жду твоих писем, и так далее и тому подобное.
  Целую маму, жму твою руку.
  До свидания.
  Всегда твой.
  Арк.


[Закрыть]

Следующее письмо АНа опять на английском. На обороте письма – отрывок лекции: «…между трудом и капиталом. Обострение классовой борьбы и необходимость научного обоснования борьбы для ее успешного ведения». И тут же: «Глупости» и иероглифы. Первая строка: «Орудия на огневой позиции установлены», вторая – «Вперед, вперед, войска вперед!».

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 1 НОЯБРЯ 1951, КАНСК – Л.

My dear В!

Excuse my having been silent so long, but the situation down here in Kansk (I mean my personal affairs as well as the matters of my service) did not let me a damn split of time or mood to write to anybody and to you especially, because I know, that you, as well as me, don't like sentiments, and had I written to you during this very time my letter would have been overfilled with all sorts of complaints, regrets and so on, and so forth. Besides there was nothing substantial to write about: everything in our poor and miserable life is flowing dully and endlessly, without much to change and little to love.

The state of things down here never changed since that time, but my conscious cann't stand your silent, and still hot упреки (have forgotten the word), and I decided to write to you a pair of lines. First of all about my personal life.

I'm fed well, sleeping sound, drinking little. Work much; read much – and what sort of stuff am I reading? First of all – «Systems of the Universe» by a certain Gurvitch – a splendid outline of the history of the development of the human's views upon the Universe. Liked the book very much. Think you've already read it. Then reread Ostrovsky's «Plays» – very nice, «Another Such Victory» by an American – Weever, if I'm not mistaken – about the affairs in the USA, taken place in 1932, when MacArthur shot the veterans who had come to Washington to ask for their earned money. What else? In Japaneze – «[название иероглифами]» – «Don Juan in the Hell» by Kikuchikan, «[название иероглифами]» – «Before and after the Death» by Arisima Takeo. In English: reread «The War of the Worlds» by Wells, «Pickwick's Club» by Dickens and so on. That's all, I suppose.

The second – my service. Here there is very little to say about – service is service. Very much of work, indeed. Now I'm storming over the heads of my poor pupils and pressing out of them the last drop of oil. They are becoming thinner and thinner just upon one's eyes, but even can'nt complain – they are too frightened to move a finger against me. I am killing every spot of protest in the begetting.

Now, here I'm finishing. You write more often then you have been before, I need letters from mama and you badly, because by some reasons you don't need to know now I'm too lonely now. So, don't forget your poor brother.

I'll probably come to Leningrad about 24th of January 1952, and then we shall be gay and happy for a while.

Here is the End.

Kiss you and mama.

Your Ark.[78]78
  Мой дорогой Б!
  Извини столь долгое мое молчание, но ситуация здесь, в Канске (я имею в виду как мои личные дела, так и дела служебные) не оставляет мне ни единой щелочки времени или настроения писать кому-либо, а особенно – тебе, потому что я знаю, что ты, как и я, не любишь сантименты, а если бы я писал тебе именно тогда, то мое письмо было бы переполнено всеми видами жалоб, сожалений и так далее и тому подобное. Кроме того, не было ничего существенного, о чем писать: всё в нашей бедной и жалкой жизни течет скучно и нескончаемо, меняется немногое, и мало что нравится.
  Положение вещей здесь с тех пор не изменилось, но совесть моя не может выносить твои безмолвные и тем не менее горячие упреки (позабыл слово), и я решил написать тебе пару строк. Сначала о моей личной жизни.
  Ем хорошо, сплю крепко, пью мало. Работаю много, читаю много – и что же за чепуху я читаю? Прежде всего – «Устройство Вселенной» некоего Гурвича [Возможно – Г. Гурев (наст, фамилия – Гуревич), «Системы мира. От древнейших времен до наших дней». – М.: Московский рабочий, 1950; его же: Что такое Вселенная. – М.-Л.: Гостехиздат, 1950.– Сост. ] – превосходный обзор истории развития человеческих взглядов на Вселенную. Эта книга мне очень понравилась. Думаю, ты уже ее прочел. Затем перечитал «Пьесы» Островского – прекрасно, «Еще одна победа» американца – Уивера [Уивер Дж. Пиррова победа. – М.: Изд. иностр. лит., 1950.– Сост. (на дополнительном титульном листе: Weaver John, Another such victory). – Сост. ], если я не ошибаюсь – о событиях в США, имевших место в 1932, когда Макартур расстрелял ветеранов, которые пришли в Вашингтон просить заработанные ими деньги. Что еще? По-японски – «Дон Жуан в аду» Кикутикана, «До и после смерти» Арисимы Такэо. По-английски: перечитал «Войну миров» Уэллса, «Пиквикский клуб» Диккенса и так далее. Это всё, полагаю.
  Второе – моя служба. Здесь очень мало можно сказать – служба есть служба. Конечно, очень много работы. Сейчас я бушую над головами моих бедных учеников и давлю из них последнюю каплю масла. Они становятся худее и худее прямо на глазах, но даже не могут жаловаться – они слишком напуганы, чтобы поднять палец против меня. Я давлю в зародыше каждую крупицу протеста.
  На том заканчиваю. Ты пиши чаще, чем раньше, мне крайне нужны письма от мамы и тебя, потому что по некоторым причинам, которые тебе сейчас не надо знать, я теперь слишком одинок. Так что не забывай своего бедного брата.
  Я, вероятно, приеду в Ленинград около 24 января 1952, и тогда мы будем на некоторое время веселы и счастливы.
  Тут и конец.
  Целую тебя и маму.
  Твой Арк.


[Закрыть]

О своей службе в Канске АН рассказывал такую байку:

ИЗ: АНС-ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

Аркадий Натанович – дежурный по школе военных переводчиков в Канске. Только что приказом по армии офицерам было велено носить шашки. В обязанности дежурного входило приветствовать при построении школы ее начальника – низенького, небольшого роста полковника.

И вот утро, плац. Через плац неспешным шагом шествует полковник.

– Школа, смирно! – рявкает длинный, как жердь, офицер Стругацкий и, согласно уставу, выхватывает шашку из ножен, одновременно делая широкий шаг по направлению к командиру – шаг, больше похожий на выпад фехтовальщика. Начальство в растерянности пятится, стараясь не попасть под шашку на вымахе. Стругацкий делает еще один широкий шаг вперед – и командир, чтобы не быть зарубленным на месте, делает три мелких шажка назад, почти пускаясь в бегство.

Стругацкий в растерянности приостанавливает движение своей шашки, оставляя ее в каком-то незавершенном фехтовальном положении, но по инерции совершает следующий шаг, который оказывается роковым. Пятящийся в испуге начальник школы плюхается в пыль плаца.

Стругацкий наконец-то спохватывается, вспоминая о своих обязанностях дежурного, и, как будто ничего не произошло, берет шашку к ноге и начинает рапортовать лежащему в пыли полковнику:

– Товарищ командир! Канская школа военных переводчиков построена!..

А товарищ командир как-то боком поднимается, зло роняет «столько-то суток без увольнения!» – и с позором исчезает с плаца. Тут Аркадий Натанович догадывается оглянуться на военных переводчиков у себя за спиной – шеренга в величайшем восторге стоит по стойке «смирно», и кто-то, давясь хохотом, говорит шепотом Стругацкому:

– Скомандуй «вольно», идиот!