Текст книги "Тайна Санкт-Петербурга. Сенсационное открытие возникновения города. К 300-летию основания"
Автор книги: Виктор Курляндский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)
«Город-порт на Неве – столица Российской империи» – так формулировал высшую цель-мечту своей жизни царь Петр I. «Город, основанный великим монархом-полководцем-реформатором в мае 1703 года на „меридиане Нила“ и параллели, близкой к 60°03′23,14286″ северной широты, – столица великой империи» – так выглядела формула-пароль, открывающая для Санкт-Петербурга и его основателя – императора Петра I Великого – тайные, незримые для непосвященных врата вечной памяти и славы – врата в страну Та-Кемет.
Формула-пароль очень сложна и требовательна. Завоеват пространство и всеми силами его удерживать, основать I этом пространстве в нужной географической точке в нужн время город, начать его строить и объявить столицей государства – всего этого было бы более чем достаточно для объявления случившегося важным для мировой истории событием. Но тому, кто страстно, во чтобы то ни стало стремился войти в Историю Избранных, кроме всего перечисленного обязательно необходимо было «предъявить» безукоризненную репутацию выдающегося монарха-полководца-реформатора-победителя и государство, единодушно признанное великой империей всеми государствами и народами мира. Поэтому «коронация» Санкт-Петербурга растянулась на долгие 18 лет (табл. 22).
Таблица 22. Исторические события периода 1703–1721 годов, связанные с судьбой Санкт-Петербурга
Если постановщиками Великой Мистерии являются жрецы, не помешает взглянуть на события с их точки зрения. В одном из египетских мифов говорится, что каждый человек, завершив земную жизнь, предстает в Великом Чертоге Двух Истин перед богом Осирисом, и бог решает его дальнейшую судьбу [3, 118]: «На пороге Великого Чертога человека встречает бог Анубис, величественно хранящий безмолвие, и ведет в зал, где вершится Высокий Суд.
…в тишине и торжественном полумраке восседают боги-судьи: две Эннеады богов, Великая и Малая.
Перед каждой из двух Эннеад пришедший держит ответ за свои земные дела.
Великая Эннеада, в которую входят боги Ра, Шу, Тефнут, Геб, Нут, Нефтида, Исида, Гор – сын Осириса, Хатхор, Ху (Воля) и Сиа (Разум), начинают допрос.
– Кто ты? Назови свое имя, – требуют боги.
Человек называет себя.
– Откуда ты прибыл?
Человек называет город, в котором он жил.
Перед Великой Эннеадой выступают свидетели – Шаи и Ба человека. Они рассказывают о совершенных человеком в течение жизни хороших и дурных поступках».
Шаи и Ба – это бог-покровитель и жизненная энергия человека.
Суд продолжается [3, 118]: «– Говори о себе, – требуют боги.
И человек, подняв правую руку в знак того, что он клянется говорить только правду, оглашает перед судейской Эннеадой свою оправдательную речь – „Исповедь отрицания“:
– Я не делал того, что неугодно богам.
Он перечисляет сорок два преступления, клятвенно заверяя богов, что ни в едином из них он не виновен.
Затем человек предстает перед Малой Эннеадой, состоящей из большего числа, но менее великих судей, и все повторяется.
Человек уверяет, что каждое его слово есть правда.
…Анубис берет сердце человека и кладет его на чашу Весов Истины.
На другой чаше весов – перо богини справедливости, правды и правосудия Маат – символ Истины.
Если сердце оказывается тяжелее или легче пера и стрелка Весов отклоняется, значит, человек солгал, произнося какую-то клятву.
Чем больше было лживых клятв, тем большую разницу между весом сердца и Истины показывают Весы».
Очень интересны (в связи с исследованиями событий конца XVII – начала XVIII веков) решения, которые принимают Высокие Судьи, выяснив с помощью весов богини Маат Истину [3, 118]: «Если человек обманул собрание богов, его объявляют несуществующим (!)…
Если же весы остались в равновесии, Великая Эннеада торжественно оглашает свое решение: даровать человеку вечную жизнь, и бог Тот записывает (!) имя (!) человека на папирусе.
…Во все время суда бог Осирис молча наблюдает за происходящим, не принимая участия ни в допросе, ни во взвешивании сердца. Он лишь освящает ритуал своим присутствием.
Человека, имя которого вписано в папирус, торжественно подводят к Великому Богу, сидящему на престоле.
Суд на этом заканчивается, и удостоившийся вечного блаженства сопровождается богом-покровителем Шаи к месту „райской“ жизни».
Имена императоров Александра Македонского, Константина I, князя Владимира Святославовича «записаны в папирусе». Король Швеции Карл XII уже в мае 1703 года перестал «существовать» для богов и жрецов. Царь Петр I, как мы теперь понимаем, ошибок не совершил. Но далось ему это очень непросто.
1703 год (город Санкт-Петербург, основанный на отвоеванной у Швеции территории) был бы невозможен без создания хорошо организованных, великолепно вооруженных, оснащенных всем необходимым для длительных походов и всех вариантов ведения войны регулярной армии и военно-морского флота, без мобилизации ресурсов всей страны и появления на этой основе мощного тыла вооруженных сил, промышленности, в том числе судостроительной и оружейной, без построения продуманной и эффективной национальной системы подготовки квалифицированных кадров для строительства вооруженных сил и экономики страны [6]: «По организации и вооружению петровская армия превзошла шведскую, состоявшую из полков со слабой артиллерией.
Петр I создал бригады и дивизии, сильную полковую и батальонную артиллерию, особый артиллерийский полк, гренадерские полки, вооруженные ружьями, ручными гранатами и мортирами, драгунскую кавалерию, легкий корпус (корволант) с конной артиллерией.
Он уделял большое внимание развитию военной промышленности, оснастившей войска ружьями с ударно-кремневым замком и штыком, полевыми и морскими орудиями (произведено до 13 тысяч орудий), строго регламентированными по типам и калибрам, и боеприпасами».
Если бы Петр I не знал о том, насколько невесомо перо богини Маат, он бы, может быть, сразу – в том же 1703 году – заявил соотечественникам и всему миру о своих планах относительно Санкт-Петербурга. Но, не заслужив подлинного, искреннего признания современниками, потомками, богами права именоваться монархом-полководцем-реформатором-победителем, делать это было бессмысленно. 1712 год (Санкт-Петербург – столица Российского государства) никогда не состоялся бы без благополучного для Петра I (в рассматриваемом контексте именно для него и уже потом для России) исхода двух принципиальных сражений большой войны с Карлом XII – Полтавской битвы 1709 года и сражения под Станилешти 1711 года.
Так же, как армия и флот России постепенно овладевали искусством одерживать победы, не сразу всем стали очевидны таланты Петра I – организатора-стратега, полководца, монарха, успешно управляющего страной в условиях большой войны. Но в этом и состояла великая мудрость. Русский царь много и упорно учился у тех, кто изначально был его опытнее и сильнее. И результаты оказались выдающимися [6]: «Стратегические взгляды Петра I далеко опередили его время.
Концепции выигрыша войны одним генеральным сражением, которая господствовала среди военных теоретиков Запада, он противопоставил идею мобилизации всех средств ведения войны на суше и на море для обеспечения решающего превосходства над противником и гибкого их использования в зависимости от обстановки.
В начале Северной войны Петр I проводил принцип постепенного наращивания сил и воспитания у воинов навыков ведения боевых действий против опытного врага методами „малой войны“ (осада Нотебурга, Нарвы, Дерпта, частные боевые действия в Прибалтике, Польше, арьергардные бои 1707–1708 годов и другие).
Петр I не обольщался победами и умел делать глубокие выводы из поражений (после первой неудачи под Азовом в 1695 году он развернул строительство флота под Воронежем, после поражения под Нарвой в 1700 году провел коренную реорганизацию кавалерии и артиллерии).
Он тщательно готовил любое сражение после основательной разведки противника и рекогносцировки местности.
В крупных сухопутных и морских сражениях Петр I действовал решительно, стремясь к полному разгрому противника.
Требуя быстрого и неотступного выполнения своих приказов или решений военного совета, Петр I в то же время предписывал генералам поступать „по своему рассуждению“ и не держаться устава „яко слепой стены“.
Новым в тактике было массирование артиллерии в полевых сражениях и при осаде крепостей, усиление флангов боевого порядка гренадерами (Лесная, 1708 год), устройство полевых редутов (Полтава, 1709 год), сабельные удары конницы и штыковая атака пехоты.
Заботясь о моральном духе войск, Петр I награждал отличившихся генералов учрежденным им в 1698 году орденом Андрея Первозванного, солдат и офицеров – медалями и повышением в чинах (солдат также деньгами). В то же время Петр I насаждал в армии суровую дисциплину с телесными наказаниями и смертной казнью за тяжкие воинские преступления».
Под Полтавой в 1709 году Петр I продемонстрировал не столько миру, сколько богам и непосредственно Карлу XII, что единственный его соперник не просто потерпел поражение в битве, не просто показал свою несостоятельность в решающем сражении войны, но именно проиграл все и окончательно.
Но для самого Петра I решающим был 1711 год, когда под Станилешти русская армия вместе с царем попала в окружение [26]: «…под Полтавой… спасшись от плена, Карл XII стал подстрекать Турцию к вступлению в войну с Россией. Его происки увенчались успехом… в ноябре 1710 года…
…9 июля 1711 года… турки провели яростную атаку на русский лагерь. Во время боя противник потерял до 7000 отборных янычар, однако русские также понесли потери и были окружены.
Битва носила весьма ожесточенный характер. В конце боя янычары наотрез отказались идти в атаку – на верную гибель. Положение Петра I было очень тяжелым. Армия без воды и пищи недолго могла бы продержаться. Русские были вынуждены пойти на заключение перемирия».
Во время переговоров русский царь согласился на условия мира, по которым Россия теряла крепость Азов, обязалась срыть несколько каменных городов, в том числе Таганрог, отводила войска из Польши и отказывалась от вмешательства в польские дела, теряла власть над казаками западного берега Днепра и Сечью. Но Турция выходила из войны, и становился возможным Санкт-Петербург (1712 г., столица России) и после завершения Северной войны (1721 г., столица Российской империи).
Глава XII
СТОЛИЦА
1. ВодолейСимволом Египта является Большой Сфинкс. Наиболее правдоподобное астрономическое прочтение смысла этого символа дано в работах [94, 95, 100]: в эру Льва (в день весеннего равноденствия 10 500 года до нашей эры) Сфинкс, находящийся на отметке 29°59′58″ северной широты, наблюдал восход солнца в созвездии Льва, при этом за спиной Большого Сфинкса находилось созвездие Водолея, а небесная река Млечный Путь совпала на южном горизонте для наблюдателя, стоящего на площадке Мемфисского некрополя, со священной рекой Древнего Египта Нилом. Абсолютно несущественно, когда именно построен сам Сфинкс. Важно, что такая монументальная «запись» оставлена строителями Мемфисского некрополя потомкам.
Элементарные знания в области астрономии позволяют утверждать, что в тот год, когда состоится ближайшее во времени новое совмещение на горизонте полосы звезд галактики Млечный Путь с водным потоком реки Нил, Сфинкс будет видеть перед собой уже созвездие Водолея. Знак Водолея традиционно ассоциируется с Россией (согласно уже не астрономии, а астрологии; одним из объяснений этому является уже описанная в настоящей книге концепция календаря горы (Су)Меру).
Если бы Петр I действительно знал хоть что-то о Мистерии богини Исиды, он обязательно захотел бы построить в окрестности основанной им столицы России – страны Водолея – что-то напоминающее Мемфисский некрополь. Только вместо Большого Льва-Сфинкса на площадке этого нового языческого святилища должен был бы быть воздвигнут Водолей-Сфинкс. Строительство Большого Водолея в окрестностях Санкт-Петербурга – это не просто красивая идея, а принципиальнейшая, наполненная большим символическим смыслом для посвященных в тайну, для мистов акция. Не обнаружь мы Большого Водолея на 60-й широте, концепция Великой Мистерии очень поблекла бы. Но, слава богам, Водолей, причем очень осязаемый и конкретный, северную столицу России действительно украшает.
Во дворце – летней резиденции. Петра I под Санкт-Петербургом (на юго-западе от города) – в Петродворце по воле и при личном участии царя создана крупнейшая в мире система фонтанов и водных каскадов, строительство которой продолжалось и после смерти инициатора строительства. В 1800–1802 годах композиционное решение водной «Мекки» становится целостным и законченным: открывается фонтан «Самсон, раздирающий пасть льва» (проект М. И. Козловского).
Фонтаны строятся не в Москве, не на юге, а именно на севере страны – под Санкт-Петербургом, и это несмотря на то, что им суждено большую часть года «спать» из-за морозов. Главный, центральный элемент водного комплекса представляет из себя одновременно и Водолея, в буквальном, прямом смысле льющего воду, очень похожего на изображения древних (на античных астрономических картах), и библейского героя Самсона, побеждающего льва. Именно льва, а не, допустим, медведя, что было бы естественно для России, или, например, барса. Автор идеи Водолея-Самсона (был ли это лично Петр I или кто-то иной, доподлинно неизвестно) явно думал о египетском Льве-Сфинксе. Самсон – библейский герой. Он был сильным и смелым воином, справедливым человеком. Одним из его подвигов была борьба без оружия со львом. Погиб он, обрушив опорные столбы здания и похоронив под обломками вместе с собой большое число врагов своей Родины.
Конечно, существует простое объяснение, почему авторы скульптуры использовали образ Самсона. Это символ победы войск Петра I над «шведским львом», одержанной в сражении под Полтавой в день Святого Самсона в 1709 году. И все же, проводя логическую связь между Мемфисским Сфинксом, эрами Льва и Водолея, нельзя отрицать мистический смысл выбора из множества героев и сюжетов именно атлета, борющегося со львом. Менее очевиден тайный смысл, так сказать, второго уровня сложности.
В Ветхом Завете говорится, что перед рождением Самсона к его будущей матери, которая была неплодна и не рожала, а затем и к отцу явился Ангел Господень и сказал, что она зачнет и родит сына и младенец от самого чрева до смерти будет назорий Божий. Не является ли этот важный факт возможным указанием на то, что царь Петр I и его наследники на русском престоле руководствовались в строительстве Санкт-Петербурга и окружающих его дворцов и парков неким высшим предначертанием, которое когда-то было сообщено царю? Кто именно рассказал будущему императору о возложенной на него историей высокой миссии, мы, конечно, никогда не узнаем.
Для Петра I строительство Петродворца значило не меньше, чем появление на карте России самого Санкт-Петербурга [1]: «Петергоф в Походном журнале Петра I упоминается уже в сентябре 1705 года.
…Годом основания Петергофа принято считать 1714-й, когда на берегу залива царь заложил так называемые Малые палаты, или Монплезир, хотя задолго до этого в одном из документов того времени появилось сообщение, что „26 мая 1710 года царское величество изволило рассматривать место сада и плотины грота и фонтанов Петергофскому строению“.
Речь шла о будущем Петергофе, парадной загородной резиденции».
Автор цитируемой работы задает вопрос: целесообразно ли было строительство фонтанов во время Северной войны, когда и в стране, и в самом Санкт-Петербурге была масса нерешенных проблем? – и сам же на него отвечает [1]: «…если строительство Петербурга и Кронштадта в значительной степени определялось условиями военного времени, соображениями тактического и стратегического характера, то чем, как не яркой и убедительной декларацией воинской мощи, экономического могущества и политической зрелости, можно объяснить появление в разгар войны загородной резиденции с веселыми и дерзкими затеями, радостными забавами и праздничными водяными шутихами.
…Петр сам принимал участие в разработке и строительстве Петергофа.
…В кабинете императора в Большом Петергофском дворце стены сверху донизу отделаны резным дубом. Существует предание, что некоторые части дубовой обшивки император вырезал сам».
Понятно, что наше объяснение действиям царя другое, лежащее в совершенно иной плоскости мышления. Хотя и подтвердить свою особую точку зрения на поступки Петра I мы документально не можем. Уж очень деликатным было вмешательство жрецов в историю человечества. Нет определенности и в оценке времени создания главной скульптуры петергофского фонтана [1]: «Центром всей композиции Большого каскада Петергофа является скульптурная группа „Самсон, раздирающий пасть льва“, хотя она установлена едва ли не последней, в честь 25-летия Полтавской битвы.
…сохранилась легенда, что Самсон был сооружен в 1725 году Екатериной I. Именно она будто бы задумала увековечить Полтавскую победу в виде аллегорических фигур – Самсона и льва: Самсон символизировал Россию, а лев – побежденную Швецию. По другим преданиям, Самсон установлен еще при Петре I, в 1715 году, в память Гангутского морского сражения.
К концу XVIII века большинство первоначальных, выполненных из свинца скульптур Большого каскада из-за недолговечности материала пришли в негодность. В 1799 году их решили заменить бронзовыми. К изготовлению скульптур были привлечены лучшие скульпторы того времени…
Среди местных жителей бытуют легенды о том, что некоторые фонтаны Петергофа придуманы лично императором. Например, по его проекту якобы выстроен фонтан „Пирамида“».
Чтобы грамотно сформулировать задание для скульптора, работающего над образом Самсона-Водолея, царь должен был иметь хотя бы элементарные знания в области астрономии, естествознания вообще. И подтверждения этому есть [1]:
«…народная традиция видит в Петре не только строителя Петербурга первых двух десятилетий. Фольклорный Петр провидит в Петербурге город будущего, Петербург завтрашний.
В этой связи любопытна загадочная легенда о земляном холмике, считающемся своеобразным памятником Петру I.
Он находится на юго-западном склоне Пулковских высот, возле здания сейсмической лаборатории.
На месте нынешнего здания Главной обсерватории в начале XVIII века находился построенный Екатериной I деревянный дворец, в котором любил бывать Петр.
Недалеко от этого дворца по указу царя якобы была насыпана горка, в основание которой, как гласит легенда, заложили капсулу с царским указом о постройке здесь, „как случится возможность“, первой русской обсерватории».
Астрономические наблюдения в России начались в 1692 году (через 83 года после изготовления Г. Галилеем первого телескопа) в Холмогорах, близ Архангельска. В Санкт-Петербурге первая астрономическая обсерватория открылась в 1726 году в башне на здании Кунсткамеры. Это произошло уже после смерти Петра I. Но сам музей с публичной библиотекой – детище Петра. Кунсткамера открылась в 1719 году.
Пулковская астрономическая обсерватория – главная в Российской Академии Наук – была построена на северном склоне Пулковских высот и приступила к наблюдениям за звездным небом в 1839 году. Точные географические координаты Пулковской астрономической обсерватории: 59°46′ северной широты, 30°20′ восточной долготы. Для сравнения меридиан реки Нил – это 31°14′ восточной долготы. Таким образом, Пулковский меридиан, от которого со времен начала работы обсерватории велся отсчет градусной сетки долготы по всей России, находится западнее нильского на 54 угловые минуты. Разница меньше одного градуса. Разве это неудивительно? Ведь Петр I был вынужден привязывать все свои идеи к местности. Если легенда права и действительно сам царь указал место для обсерватории, то сомневаться в неслучайности, продуманности его выбора не приходится.
Петр I отдал много времени изучению наук, связанных с морским делом, а наиважнейшей из них считается навигация, в которой без хорошего знания астрономии никак не обойтись, основал в 1701-м школу математико-навигационных наук, в 1715 году Морскую академию. В 1725 году открыта Петербургская академия наук с гимназией и университетом. По распоряжению царя были проведены ряд экспедиций – в Среднюю Азию, на Дальний Восток, положено начало систематическому изучению географии страны и картографированию. Занимался Петр I и историей, как мировой, так и российской, для чего пригласил в страну крупных историков и предоставил им необходимые условия для серьезной научной работы.
Все сказанное в сочетании с ранее полученными выводами о неслучайности выбора места и времени основания столицы России позволяет с высокой степенью вероятности утверждать, что Петр I, а после смерти императора его ближайшие единомышленники старались во все, что касается Санкт-Петербурга, вкладывать особый, глубокий, мистический, тайный смысл, который обязательно рано или поздно будет разгадан.
