Текст книги "Удар молнии"
Автор книги: Виктор Кнут
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
– Час назад. – Алина удивленно таращилась на меня. – Я два раза прошла ее сканером.
– Отлично. Тогда продолжу. – Я достал из кармана пачку «Парламента» и воткнул в рот сигарету: – Какого дьявола тебе понадобилось выползать из машины и на всю округу светить своей задницей, словно прожектором? Вообразила, что явилась на вечеринку? Расфуфырилась, будто шлюха! Тебя же сфотографировали все бабки и мужики. И меня с тобой заодно. Давай, трогай с места.
Алина молча повернула ключ зажигания.
– Тебе что, напомнить элементарные правила конспирации? – продолжал я воспитательную работу. – Не хочу! Мне не до этого! Легче тебя убить и заменить на другую. Пустить в расход! Понимаешь?! – орал я, а Алина тем временем согнула ротик в дугу и сделала вид, что хочет расплакаться. – Ладно, проехали. В следующий раз будь умнее. Выгляди незаметно. Что у тебя?
Алина лихо перестроилась в левый ряд.
– Бабки заряжены, – доложила она. – Камера номер четырнадцать. Сто двадцать штук. Сотнями и двадцатками. Достаточно? ~ Вполне. На Варшавском?
– Как обычно, на Варшавском вокзале. Шифр вам известен.
Естественно. Уж об этом-то Голоблад позаботился.
– Снаряжение? – спросил я.
– Готовим по пятому списку. К пятнице. Куда доставить?
– Не знаю. Придумаю – сообщу. – У этой – Алины были неплохие духи. Их запах мне что-то напоминал. И возбуждал меня. Я это отметил с тревогой. Не время сейчас отдаваться на волю инстинктов.
– Какие вам нужны документы? – Притормозив на светофоре, Алина отвлеклась от дороги и повернулась ко мне. Из-под цыганской косынки выбилась темно-каштановая прядка волос. Тонкий курносый носик, немного великоватый рот, густые черные брови. На вид лет двадцать, не больше. И жить ей осталось всего неделю. На большее может и не рассчитывать. Зато покаталась на «порше» и посорила деньгами.
– Документы? – я протянул ей свои фотографии. – Здесь на обороте все мои данные. Сделай права и комитетскую корку с допуском на оружие. Все. Паспорт у меня есть.
Прежде чем тронуться на зеленый свет, Алина успела засунуть мои фотографии в сумочку.
– Завтра утром все будет готово, – пообещала она. – Скажите, куда привезти?
– Сюда. – Мы как раз проезжали мимо моего любимого вытрезвителя около Московских ворот. – Завтра в час дня припаркуешься здесь. Я к тебе подойду.
Алина молча кивнула в ответ. Она высадила меня у Варшавского вокзала, напомнила:
– Завтра в час дня, – и уехала. Я же прямым ходом пошел в сторону камер хранения.
Деньги были аккуратно уложены в спортивную сумку – десять пачек стодолларовых купюр и десять пачек двадцаток. Сто двадцать тысяч – все точно. Я повесил сумку на плечо и неспеша дошел до метро, где возле обменного пункта загнал две сотенных бумажки невзрачному типу с трясущимися руками. Тип совершенно не внушал мне доверия, но, как ни странно, он даже не попытался меня надуть.
– Удачи, – шепнул трясущийся мне на прощание, и я, не ответив, пошел к стоянке такси.
Часы у входа в вокзал показывали половину четвертого, а меня впереди ожидал еще целый ворох проблем, который я надеялся разгрести до вечера. Для начала заеду в гости к Иосифу, верну ему долг. Потом надо прикупить себе кое-какие вещички, чтобы не пугать народ рваными джинсами, и постараться снять какую-нибудь квартиру. Вернее, не какую-нибудь, а хорошую. И, конечно, побыстрее добраться до стаффордшира, не то он устроит в будке свинарник. Если уже не устроил. Но это, скорее, проблемы Валеры. Хорошо бы, Баксик нагадил ему на тахту… Иосиф Давидович был поражен, когда я с огромным'тортом в руках ввалился в его квартиру.
– Слава, вот уж не ожидал!
– Но я же обещал вам вчера.
– Да, да, конечно. – Больше он не нашел, что сказать. И убежал заваривать кофе, оставив меня наедине с телефоном.
Я быстро обзвонил три агентства недвижимости, и в третьем сразу наткнулся на то, что нужно. Квартира в Сосновой Поляне в новом многоквартирном доме. Уютная, как мне сказали, с итальянской кухней и финской мебелью. Дороговато, но я не стал торговаться – хорошо, когда достаточно денег, – и договорился на вечер о встрече с риэлтером.
Иосиф Давидович немного обиделся на меня за то, что я посидел с ним на кухне всего пятнадцать минут. Обжигаясь, хлебал отлично заваренный кофе, давился бутербродами с колбасой и невразумительно отвечал на вопросы. Самые нейтральные, самые будничные вопросы. Ни слова о том, где я добыл денег и чем сейчас занимаюсь. Это Иосиф Давидович тактично обходил стороной. Он чувствовал, что здесь не все чисто и играл роль человека-«меня ничего не касается». Допив кофе и тепло распрощавшись с Иосифом, я за десять минут добрался до довольно приличного и дорогого универмага, где в течение часа отводил душу в просторных примерочных и напротив блестящих витрин. На улицу я вышел упакованным в шикарный летний костюм за четыреста долларов и в удивительно легкие сверкающие ботиночки. Я успел замазать французской крем-пудрой синяк и остатки ссадин на роже. От меня за милю разило дорогой туалетной водой, карманы были набиты безделушками вроде бумажника от Валентини и инкрустированной пластинками из палисандра зажигалки «Зиппо», а на левой руке болтались часы «Лонжин». Я сменил на себе даже трусы и носки, а в спортивную сумку уложил поверх денег новые кроссовки и джинсы.
У меня еще оставалось время до встречи с квартирным агентом, и я заглянул в парикмахерскую – простенькую, без претензий на шик, но подстригли меня там хорошо. Тоненькая, как кукла Барби, девочка-парикмахер нянчилась с моей шевелюрой сорок минут. Она успела рассказать, что зовут ее Нина, что живет она с мамой в том же районе, куда я еду сегодня смотреть квартиру, и что неделю назад она бросила своего парня за то, что он серьезно подсел на иглу, а она боится подхватить от него что-нибудь вроде СПИДа.
– К тому же у него никогда не бывает денег, – вздыхала парикмахерша Барби, и я, недолго думая, выклянчил у нее телефончик.
Из парикмахерской я вышел в отличнейшем настроении, весь стерильный и гладенький, будто клерк с Уолл-Стрит. Оценил свое отражение в большой зеркальной витрине, недовольно поморщился, подумав, что терпеть не могу подобных прилизанных типов, и, встав на обочине, начал ловить такси.
Такси не ловилось, а я не спешил – у меня было немного лишнего времени до встречи насчет квартиры – и решил сменить место, дойти до проспекта. Купил мороженое и пошел… и нос к носу столкнулся с Татьяной. Ничего удивительного – до нашего дома всего две троллейбусных остановки, и она часто, возвращаясь с работы, заглядывает в эти края за продуктами. Татьяна перла на себе огромную сумку, из которой торчал длинный французский батон и, прищурившись, удивленно пялилась на меня. Она просто вцепилась в меня глазами. И до нее оставалось не более десяти метров. Еще секунда, и она сметет меня своей неподъемной сумкой.
Я состроил растерянную физиономию и отступил на шаг в сторону. Татьяна начала притормаживать. У нее всегда была идеальная память на лица, и она часто хвасталась тем, что ей достаточно один раз мимоходом взглянуть на кого-либо, чтобы запомнить его на всю жизнь. А уж мужа родного она узнает… Я не хотел, чтобы меня узнавали, и перешел в атаку.
– Мы с вами встречались? – Я, как мог, изменил голос.
У Татьяны от неожиданности подвернулся каблук, и она чуть не уткнулась носом в асфальт. Но устояла.
– Нет. Извините.
И, увеличив скорость, благополучно миновала меня, помахивая французским батоном. Я успел почувствовать запах ее духов. Стоял и смотрел ей вслед, дожидаясь, когда она обернется…
* * *
Естественно, она обернулась. И увидела придурка в богатом костюме, который, ни во что не врубаясь, растерянно пожимает плечами иразводит руками – в одной из них эскимо. Татьяна виновато улыбнулась и заспешила домой, стараясь выкинуть из головы это маленькое необычное приключение.
Подумать только! Вылитый муженек-алкоголик, разве что без синяков, без очков и нормально одетый. И немного с другими манерами. Славка никогда так не пожмет плечами. И не любит мороженое – предпочитает бутылочку пива. Интересно, как он там, в этой будке. Лариса говорит, что вчера заходил трезвый, как стеклышко. Интересно! Надо бы к нему поскорее наведаться, отвезти сигареты. Вот ведь, забыли совсем в понедельник про сигареты. Про жратву не забыли, а про курево… Загнется мужичок непутевый без курева. Жалко…
* * *
Тем временем я выбросил в урну обертку от эскимо и достал из кармана пачку «Парламента». Прикурил от палисандровой «Зиппо» и порулил к проспекту ловить такси. Минуты уносилось прочь со скоростью света, и я опасался, что могу оказаться в цейтноте. Нехорошо опаздывать на деловые свидания.
* * *
Умница-стаффордшир сумел дотерпеть до моего возвращения. Зато стоило мне открыть дверь, он, не здороваясь, вылетел пробкой на улицу и, отбежав от будки лишь на пару шагов, напустил глубочайшую лужу.
– Извини меня, Бакс, – сказал я. – Так получилось. – И пошел собирать в пакет оставшиеся продукты. Не пропадать же добру.
Таксист, который привез меня в Пулково, ждал в ста метрах от будки, открыв в машине нараспашку все двери. Несмотря на поздний вечер, на улице было душно. И опять собиралась гроза.
Бакс даже и не подумал дожидаться особого приглашения и, опередив меня метров на тридцать, с ходу влетел в заднюю дверцу и устроился на сиденье. К путешествиям на авто он был явно привычен.
– Утю-тю, какой умненький, – засюсюкал таксист. – Ты меня не укусишь?
– Может. – Я бросил назад пакет с продовольствием и уселся рядом с водилой. – Чего же так душно? Не продохнуть.
– Эт-та да. – Таксист воткнул передачу и начал пробираться по бугристой дороге. – Не нассал в доме-то? – Он ткнул пальцем назад, в сторону стаффордшира.
– Нет.
– Вот видишь. Зря, значит, боялся. – Машина выбралась на шоссе и начала набирать скорость. – Назад едем? На Ветеранов.
– На Ветеранов. Домой.
На проспекте Ветеранов в Сосновой Поляне теперь был мой новый дом. Отличная четырехкомнатная квартира, со вкусом отделанная и обставленная новой роскошной мебелью. С холодильником, с двумя телевизорами и музыкальным центром. Даже со спутниковой антенной. Даже с микроволновкой. Даже со стиральной машиной. Специально я не смог бы придумать чего-то, что нужно мне для нормальной жизни и чего там нет. Сегодня, стоило мне один раз прогуляться по этой квартире, как я сразу решил: «Беру!» и, удивив хозяев, даже не стал торговаться. Отсчитал им плату за месяц вперед, подписал договор…
– Здесь вся посуда, что вам может понадобиться… Восемь комплектов белья… Компьютер подключен к Интернету… Пылесос… Извините, у нас нет кондишна, но, надеюсь, таких душных дней будет немного. – Хозяйка, довольная тем, что заключила удачную сделку, долго таскала меня из комнаты в комнату, и я никак не мог от нее отделаться. И страдал из-за того, что у меня не хватает решимости послать ее к черту и ехать за стаффордширом.
Напоследок хозяйка показала, как включать-выключать охранную систему квартиры, и мы вместе вышли на улицу.
– К сожалению, в подъезде нету консьержа, – жеманно скривила мордашку хозяйка. А я подумал, что фиг бы она сдала мне эту квартиру, даже такую желанную, если бы консьерж был…
– Здесь? – Таксист притормозил у подъезда красного кирпичного дома и обернулся к Баксу. – Узнал, слюнявый, куда приехали? Верно, домой приехали с папочкой. Ишь, хвостом завертел. Где ж твой ошейник?
Ошейника не было. Сегодня я про него забыл. Ничего, куплю завтра.
Я расплатился и выбрался из машины. Выпустил Бакса, забрал пакет со жратвой и долго торчал возле подъезда, наблюдая за тем, как стаффордшир исследует окружающие кусты и пристает к доберманше, тоже любительнице гулять по ночам.
– Добрый вечер, – приветливо сказал мне ее хозяин.
– Уже добрая ночь. Полвторого.
– И правда.
Мы поговорили о том, что снова, наверное, будут гореть торфяники, что «Зенит» в этом сезоне вполне в состоянии выиграть медали. Чуть-чуть о политике, чуть-чуть о преступности. И в третьем часу разошлись по домам.
– Спать, спать, Баксик. Хотя ты сегодня продрых целый день. Сейчас налью тебе молока и дам колбасы. А завтра мы купим «Чаппи» и модный ошейник. Где ты устроишься? В кресле? Отлично. В кресле так в кресле. А мне еще надо застелить постель и помыться. Черт, четвертый час ночи! Завтра рано вставать. Просплю ведь я, псина. Ты меня разбуди. В десять утра. Договорились?
Договорились… В десять утра меня разбудил будильник. Взвыл сиреной в самое ухо так, что я подлетел к потолку. А псина все утро валялась в кресле, найдя в себе силы расстаться с ним только тогда, когда я, по-быстрому сгоняв в магазин, навалил ей полную миску собачьих консервов и призывно постучал по ней ножиком.
* * *
Алина не учла моих пожеланий насчет внешнего вида и снова выглядела, как проститутка: легкая юбочка, просторная блузка, завязанная узлом на плоском загорелом животике, прическа «Ночной шабаш», невероятные босоножки лилового цвета на огромной платформе. «И как только в этих колодках она ухитряется нажимать на педали? – удивлялся я, с неприязнью изучая Алину взглядом. – Интересно, где откопали эту дуреху? Неужели совсем обнищали, деградировали, не могут найти кого-нибудь лучше? Она же создана для того, чтобы провалить и себя, и всех остальных. Правда, надо отдать ей должное, подать себя она может. Выглядит классно, но только не для нашей работы. Жаль, что этого она никак не хочет понять. И жаль, что мои слова до нее вчера не дошли. Могла бы принять их к сведению хотя бы из уважения к моим благородным сединам. Но вместо этого она решила продемонстрировать свою независимость, вернее – упертость. Не место здесь для таких демонстраций».
Я достал сигарету, покрутил в руках зажигалку и, откинув крышку, крутанул большим пальцем колесико. Алина, скосив глаза, внимательно следила за моими манипуляциями. Она вся подобралась, приготовилась к тому, что сейчас я выплесну на нее ушат грубой брани. Тот взгляд, которым я изучал ее минуту назад, ничего доброго не предвещал.
Я обманул ее ожидания. Не сказал про то, что она дешевая кукла, ни слова. Отложил все на потом.
– Документы, – лаконично произнес я.
Алина протянула мне карточку водительских прав, красную корочку удостоверения ФСБ и техпаспорт. Первым делом я полистал его. Техпаспорт был выписан на «мицубиси паджеро», цвет белый, год выпуска 1997, гос. номер…
– Машина на платной стоянке около СКК, – сообщила Алина. – Вот ключи и квитанция.
Я рассовал все по карманам и пожаловался:
– «Паджеро» слишком заметен, и их очень любят шмонать мусора. Лучше бы это был «Жигуленок». Или «Волга».
Я здесь ни при чем.
Знаю. Давай езжай, девочка.
Алина аккуратно отчалила от тротуара, бросила на меня вопросительный взгляд.
– Куда?
– Ключи от купчинской явки с собой?
– Да, – кивнула она в ответ.
– Вот туда и езжай.
И не желая больше ни о чем разговаривать, я на полную громкость включил магнитолу…
Купчинская явка занимала однокомнатную квартирку в точечном доме на Пражской улице. Старая сборная мебель, сантиметровый слой пыли, неубранная с допетровских времен постель. Похоже, здесь никто не бывал как минимум год. Да и знали о ней лишь несколько человек – я, Алина, кое-кто в консульстве и кое-кто в Лондоне. Квартирка была никому не нужна, но она существовала, и в любой момент ею можно было воспользоваться. На час, на два, на сутки… Только не жить постоянно – это условие.
Я зашел в квартиру следом за Алиной и, отобрав у нее сканер, пятнадцать минут обшаривал им все углы. Тщательно, метр за метром.
– Чисто, – наконец решил я. – Хотя никогда нельзя быть ни в чем уверенным.
В комнате стоял затхлый казарменный запах, и я открыл нараспашку окно, запустив внутрь свежий воздух и уличный шум. Потом постарался плотно задвинуть шторы. Створки окна мне мешали.
– Надо здесь сделать уборку, – промолвила у меня за спиной Алина. Она стояла, прислонившись к стене, и с интересом наблюдала за мной.
– Вот и займись.
В ответ Алина презрительно хмыкнула. Я отошел от окна и приблизился к ней. Мы были одного роста. Правда, она – на высоченной платформе.
– Не хочешь? – процедил я.
Она хмыкнула еще раз, но уже совсем неуверенно. Я прищурился и уперся в нее взглядом. Взглядом вжал ее в стенку, заставил замереть, не давал даже пошелохнуться.
– Не отводи глаз! Смотри на меня! Значит, не хочешь, говоришь, убираться?
Алина молчала, у нее заметно побледнело лицо.
– Какая же ты непослушная тварь!
Я неспеша нащупал узел, в который была завязана ее блузка, и попытался его распутать. Не получалось – он был затянут на славу. Мои руки ощущали теплый дрожащий живот, глубокую впадинку пупка. Я отчетливо слышал запах ее духов. Как и вчера, он возбуждал меня, и я чувствовал, как тесны мне становятся узкие джинсы.
В тот момент, когда мне удалось разобраться с узлом, Алина вышла из транса. Она шарахнулась в сторону, и мне в руку впились ее крепкие ногти.
– Я ожидала чего-то подобного! Обломись! Не получится! – речитативом успела выдохнуть она мне в лицо, прежде чем я свалил ее ударом под ребра.
Алина показалась мне совсем легкой, когда я переносил ее на кровать. Чуть тяжелее кошки. Наверное, она изводила себя диетами. Или это у нее в генах?
Я снял с ее ног лиловые босоножки-колодки, – уж больно они меня раздражали, – и вышвырнул их из комнаты в коридор. Потом присел на край кровати, взял с журнального столика Алинину сумочку и принялся тщательно исследовать ее содержимое. Ключи, косметичка, пачка презервативов… Краем глаза я заметил, что Алина пришла в себя, но даже не шелохнулась. Наблюдает за мной сквозь густые ресницы. Мне понравилась ее выдержка… Коробочка но-шпы, паспорт. Я бегло пролистал его и удивился, узнав, что Алине двадцать четыре года. Выглядела она гораздо моложе… Водительские права, техпаспорт на «порш», квитанция из химчистки… Я все ждал, когда же она попробует ударить меня ногой. В том, что она научена это делать, я нисколько не сомневался. Но Алина даже не шевелилась.
Ничего интересного в сумочке не оказалось, и я отложил ее в сторону. Достал сигарету, прикурил и повернулся к Алине.
– Почему ты на меня не напала?
Она открыла глаза.
– Вы этого ожидали. Зачем впустую рассекать воздух?
– Логично. – Я поднялся с кровати и прогулялся по комнате. Алина, улыбаясь, сопровождала меня взглядом. С улицы доносился гвалт ребятни. В лучах солнца, пронзавших комнату сквозь неплотно задвинутые шторы, стояли густые клубы пыли и сигаретного дыма.
– Вот мы и познакомились. – Алина поправила под собой подушку. Расстегнутая блузка распахнулась, обнажив ее небольшую крепкую грудь. – Расскажите, что нашли в моей сумочке?
Пачку презервативов… И коробочку но-шпы… Наверное, у нее проблемы с желудком.
– Ничего не нашел. Ты аккуратная девочка. Поздравляю.
– Спасибо. Что дальше?
Дальше я собирался ее изнасиловать. По-садистски. Жестоко. Так, чтобы ей было больно. Наказать, выплеснуть на нее все мое недовольство тем, что она демонстрирует мне свой норов. И свои коготки. Хотя обязана, соблюдая субординацию, слушаться беспрекословно, исполнять все-все-все, что ей прикажу. Ловить на лету не только то, что я выскажу вслух, но и то, о чем даже не успею подумать.
– Что дальше? – Я вышвырнул за окно окурок, – Давай раздевайся.
– Я же сказала, обломись. Не получится. Мне за это не платят.
Она села, спустила ноги с кровати и начала застегивать блузку. Я стоял посреди комнаты и наблюдал за ней. Наблюдал, наблюдал… а потом громко расхохотался. Алина бросила на меня удивленный взгляд.
– Понимаешь, – объяснил я, – не знаю с чего начинать. Не подскажешь, как надо насиловать?
Она усмехнулась.
– Вас не учили этому в школе шпионов? Странно. Я думала, там учат всему. – Про то, что надо застегивать блузку, Алина на время забыла. – Хорошо, объясняю. Для начала вы должны меня слегка придушить. Или стукнуть по голове. Или по ребрам. – Она дотронулась до того места, куда я ее недавно саданул кулаком. – Я уже убедилась, что вы это умеете. А также можно меня запугать, но сразу предупреждаю: это не выйдет. Можно попробовать заломить мне руку, провести болевой прием. Вот только я буду орать и сопротивляться. Сбегутся соседи, и в результате мы провалим квартиру…
Я стоял перед ней, как придурок, слушал весь этот бред и проклинал себя, за то что затеял всю эту возню.
– …Итак, какой из способов вы выбираете? – Алина глядела на меня исподлобья, сознавая, что весь мой боевой пыл сошел на «нет», и она смогла со мной справиться, не прилагая усилий. Только молотя языком.
– Не знаю. Пока не выбрал.
Я подошел к ней вплотную и, не торопясь, расстегнул верхнюю пуговку на ее блузке. Следом за ней – вторую. Всего Алина успела застегнуть три.
– Эту рубаху уже нельзя носить так. Она слишком мятая, – произнес я тихо-тихо. – К тому же узел был лучше.
Алина выпрямила спину и замерла. И смотрела куда-то вдаль мимо меня. И чуть-чуть приоткрыла рот. У нее были белые-белые зубы.
Я справился с третьей пуговкой и лишь слегка тронул блузку – она сама соскользнула вниз. Алина высвободила из рукавов сначала одну руку, потом другую. Перевела отсутствующий взгляд на меня и улыбнулась.
– Я же сказала, что не получится.
Я без усилий, лишь слегка надавив на острые загорелые плечи, опрокинул ее на спину. Чуть касаясь, провел пальцами по ее ногам. Кожа, гладкая, как у младенца, была покрыта легким, почти незаметным белым пушком. Я наклонился и поиграл губами с этим пушком, коснулся его языком. Чуть царапнул ногу зубами и немного продвинулся вперед. Ее коленки заметно отодвинулись друг от друга, ее рука коснулась моих волос.
Не дразнись. Не целуй меня так, – откуда-то издалека донесся ее приглушенный, шепот.
«Не бросай меня в этот терновый куст», – вспомнил я незабвенного братца кролика и, зацепив зубами узкие белые трусики, потянул их на себя. Алина вздрогнула и, чтобы мне было удобнее, немного приподняла бедра. И из последних сил простонала чуть слышно:
– Самый лучший способ насиловать…
В этом вопросе. я был с ней солидарен.
А за открытым окном суетно гомонила улица… И где-то там – за этим окном, далеко-далеко, – затаились в своих глубоких неприступных норах оба моих клиента. Дожидаясь своей незавидной участи.
Ничего, подождут. А пока что мне не до них. Пока что я занят. Очень занят! И никакой Голоблад… и никакие проблемы… и ничего-ничего… даже термоядерный взрыв не смогут оторвать меня от того, чем я сейчас занимаюсь. Впервые за последние три года.
* * *
– А говорил, что не знаешь, с чего начинать. – Алина лежала, тесно прижавшись ко мне, и жарко дышала мне в ухо. – Представляешь, я собиралась дать тебе достойный отпор. – Она рассмеялась. – А ты меня обманул. Заставил на секунду потерять контроль над собой, негодник. И я не жалею, хотя, когда шла в эту квартиру, ожидала, что ты начнешь меня домогаться. И была готова к тому, что хоть умру, хоть убью, но не дам тебе ничего. Хотелось как лучше, а получилось как в жизни. И где же твоя служебная этика? Не стыдно?
– Нет, – сказал я.
Не стыдно. Все равно Алине осталось жить лишь несколько дней. Все равно ее скоро съедят червяки. Так почему бы мне напоследок не попользоваться ее женскими прелестями? Не пропадать же добру. Любой, почти любой – не импотент и не педик – на моем месте бы поступил точно так же. С тем же циничным до омерзения прагматизмом. И даже гордился бы этим. Никому не рассказывал бы, а просто молча гордился – сам перед собой.
Или я настолько разочарован в людях, что позволяю подобные мысли о них?
Или я настолько разочарован в самом себе?
– Ты даже не представляешь, как был мне по началу противен, – откровенничала Алина. После всех удовольствий ее потянуло на разговор. – Когда я увидела тебя в первый раз, то подумала: «Ну и бродяга!». И удивилась, что от тебя не несет мочой и сивухой. Потом решила, что это какой-то дурацкий розыгрыш, проверка. А потом поняла, что это твой имидж. Смени его, Слава. Хорошо? Я больше не хочу тебя видеть таким.
Она слишком легко перешла на «ты». Впрочем, не мудрено. Сам виноват.
– Я сегодня другой.
– Да. Чуть-чуть прилизался. Скажи, почему ты такой консерватор и раздражаешься из-за моей одежды? Я же видела, как ты кипел утром в машине… Слава, сколько тебе?
– Тридцать пять.
А в машине я утром кипел не поэтому. Я взбесился из-за того, что меня не слушают с первого раза.
– Тридцать пять… А мне двадцать четыре. Подходящая разница. Мы бы неплохо смотрелись вместе. Слава, скажи, на сегодня программа окончена? Или продолжим?
Я предпочел продолжить, чем слушать этот постельный треп. Нельзя сказать, что Алина меня сейчас раздражала, но небольшой дискомфорт я испытывал. Уж больно мощный поток слов вылился на меня за коротенький промежуток времени. И каждое слово я должен был подвергнуть анализу, у каждой фразы найти подтекст.
Хотя все это не стоит и выеденного яйца, но я слишком мнительный и иначе никак не могу. Стремление этой девицы, которую знаю только два дня, резко сократить расстояние между нами, меня настораживает. Наигранное беспокойство о моей внешности, прозрачные намеки насчет разницы в возрасте, вранье о том, что она потеряла контроль над собой… Да ничего она не теряла! Все знала и. все спланировала, когда шла со мной в эту квартиру! Перевербована?!! Возможно. Вполне возможно. В этих девках никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Но если это так, то я уже спекся. Меня со вчерашнего дня ведет контрразведка, и я обложен флажками со всех сторон. Мне уже никуда не смыться. А ведь даже нечем проверить, есть ли за мной наружка, – нет детектора, которым можно засечь их переговоры.
Но если все так, то уже ничего не попишешь. Остается лишь упереться и продолжать работать, уповая на то, что я ошибаюсь. Исходя из того, что во всех опасениях виновата излишняя мнительность. Работать и, если это все равно неизбежно, ждать встречи с парнями из ФСБ: Расслабиться и постараться получить удовольствие.
Именно так я и поступил. Забыл обо всем и набросился на Алину. Она выла в моих объятиях. Она кусала меня за грудь. Ее темное тело с белыми полосками от купальника выгибалось в дугу, а ее руки скручивали в жгуты углы простыни. У меня на спине появились алые полосы от ее ногтей, у нее на губе выступила круглая капелька крови. Все наши мышцы работали на форсаже, а когда казалось, что уже не осталось сил, у нас открылось второе дыхание.
Потом мы долго лежали, тесно прижавшись друг к другу, не в силах расстаться, хотя тела наши пылали огнем. Было жарко. До одури жарко! И пусто! И хорошо!
Алина высвободилась из-под меня, подняла с полу подушку.
– Вот что, – сказала она. – Ответь мне сразу, не думая. Ты хочешь со мной встречаться? Помимо работы. Так, как сегодня.
– Хочу, – не соврал я.
– Мы будем…
– Не будем.
Она вздохнула. И призналась:
– Мне жаль. Понимаю, что нельзя, но ведь об этом никто не узнает. Мы можем встречаться здесь, я могу для этого снять другую квартиру. Слава, у тебя кто-нибудь есть?
– Не задавай дурацких вопросов.
– А у меня никого. Все пришлые. Познакомились, быстро перепихнулись и разбежались. И остается после этого только гнусный осадок. – Алина прикурила две сигареты и одну протянула мне. – Пепел тряси прямо на пол. Я потом уберу. – Она глубоко затянулась. – Гнусный осадок… И ничего более. Ни для кого не надо варить обед, не за кого волноваться. Некого ждать с работы. Нет, конечно, я без проблем нашла бы себе гражданского мужа. Море желающих. Но я не имею права его подставлять, связывать его с собой, зная о том, что в любой момент может что-то случиться, я могу влипнуть в историю и потяну за собой и его. Вот такие дела, родной.
– Ты давала подписку, что будешь жить одна?
– Да. В течение пяти лет.
Я крепче обнял ее и подумал, какие же у нее гладкие плечи.
– Ничего. Тебе осталось всего три года.
– Два года. Я боюсь, что за это время уже успею состариться. Знаешь, как это бывает? У одних этот процесс идет постепенно, а другие… раз, два – и буквально за несколько месяцев они старики.
Мне очень хотелось сказать, что она не успеет состариться. Умрет молодой, и в этот момент на ней, может быть, будет надета та же просторная блузка, завязанная узлом, и те же лиловые босоножки, что и сегодня…
– И я буду никому не нужна, – пожаловалась Алина.
…Там, куда она попадет после смерти, она, может быть, встретится с Голобладом. Или с кем-то еще…
– Все, мы одеваемся? – Алина выбросила окурок на пол. – Слава, не принимай категоричных решений. Может быть, ты передумаешь?
– Может быть. – Я начал натягивать джинсы.
И действительно, почему бы не передумать? Ведь я не обязан выполнять эти инструкции. За их соблюдение расписывался Голоблад, это он приносил присягу на верность. Не я. Мне достаточно и того, что выполню за него кое-какую работу. Но отправлять на тот свет, – хотя и косвенно, не своими руками, – эту девушку я не хочу.
– Может быть, и передумаю… – пробормотал я.
– Слава, я буду рада. Честное-пречестное слово, я этого очень хочу. – Шлепая босыми ступнями по грязному полу, Алина перебралась в ванную и кричала уже оттуда. – Знаешь, ты очень мне нравишься! А еще час назад я тебя ненавидела! Как же быстро все изменилось! Теперь я в тебя почти влюблена! Много ли нам, глупым бабам, для этого надо?!
Я вслушивался в ее болтовню, и мои опасения насчет того, что эта девица перевербована, постепенно сходили на нет. Просто запутавшаяся дуреха, не более. Другой вариант – суперактриса, но его я упорно не хотел принимать. И успокоился…
– Я готова. Пошли?
…И вышел из этой квартиры, почти уверенный в том, что все нормально. Я выполню это задание. И Алина меня не подведет. Не успеет. Ей совсем немного осталось. Жалко дуреху, она нравится мне. Совместное кувыркание в постели до добра не доводит.
* * *
И все же на все сто процентов я ей не верил. И дергался из-за того, что пришлось перед ней засветиться. Но эта красавица была моим единственным выходом на «фирму». И чем-то вроде моего секретаря-администратора.
Алину закрепили за мной (вернее, за Голобладом) два года назад. Просто сообщили номер ее домашнего телефона и условную фразу, с которой надо начинать разговор, если я хочу передать через нее сообщение или запросить о какой-нибудь помощи. Конечно, возможности ее были небезграничны, но организовать мне новые документы, деньги, машину и снаряжение она могла. Кроме того, Алина должна была следить за двумя квартирами – явками. У нее были ключи от этих квартир, она регулярно вносила за них квартплату, раз в неделю опустошала почтовые ящики. А я обходил эти явки за десять миль. Я опасался к ним даже приблизиться. О них знала Алина, и этого было достаточно. О чем знает кто-то, кроме меня, о том вполне может знать ФСБ, – я всегда исходил из этого принципа.