Текст книги "Удар молнии"

Автор книги: Виктор Кнут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Сил не осталось даже на то, чтобы нажать на спусковой крючок. Рука с пистолетом обрушилась вниз. Тело изогнула судорога. На губах запузыриласъ бордовая пена… В тот момент, когда к парнишке в продырявленной пулями кожаной безрукавке пришла смерть, джип «гранд чероки» сорвался с места, спеша поскорее убраться с этого проклятого места.

Четко отточенным движением профессионала лысый убийца в круглых очках передвинул собачку регулировки режима ведения огня на стрепьбу одиночными и навскидку, даже не стремясь толком прицелиться, выпустил в сторону джипа две пули подряд. Одна из них ушла в молоко, но вторая пробила переднее колесо, и внедорожник, сразу же охромев, потерял дорогу и съехал в высокую, ни разу не кошенную в этом году траву.

Всего этого Алина не видела, вжавшись в передние кресла своей машины. До нее доносились звуки какой-то возни на улице, но она даже не пыталась задуматься, что же все это значит. Она уже приготовилась к встрече со смертью. Но красавчик-палач куда-то запропастился.

Наконец Алина заставила себя выпрямиться. Она все еще ждала пулю. Пули не было. Не было ничего. Лишь запах дождя и шелест капель по крыше машины. Алина приоткрыла глаза. Шагах в десяти от «порша», раскинув руки – в одной из нцх пистолет, – распластался парнишка в кожаной безрукавке. «Гранд чероки» как-то неуклюже, бочком пытайся убраться прочь. А к «поржу» бежали Лариса с Полиной. Живые и невредимые. Держа в руках свои рюкзачки.

– Алина, привет. – Лариса протиснулась на заднее сиденье. Следом – Полина.

– Привет.

СЛОВНО НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ! ПРОСТО ПРИСНИЛОСЬ…

Но в десяти шагах от машины, раскинув руки – в одной из них пистолет, – распластался мертвый парнишка в кожаной безрукавке. ПРИСНИЛОСЬ?

Чисто автоматически Алина тронула с места машину. Позади остался слегка ободранный тополь. И медленно остывающий под мелким дождем мертвец с пистолетом.

Полина попыталась что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. Она захлебнулась в потоке нервного смеха, и у нее началась истерика. В панорамное зеркало Алина видела, как Лариса обхватила сестру за плечи и крепко прижала к себе.

«Лучше бы отхлестала ее по щекам», – подумала Алина, и только сейчас до нее окончательно дошло, что все уже позади. По воле какого-то сумасшедшего случая она осталась жива, ее потенциальный убийца погиб, а девочки… Вот они, рядом с ней, на заднем сиденье ее машины. Напуганные, и только. Ничего ужасного с ними не случилось. Они даже не потеряли свои рюкзачки.

Джип свернул на узкую, обсаженную густыми кустами аллею и вскоре скрылся из виду. «Невелика потеря», – решила Алина и обрадовалась, наткнувшись на выезд из парка. На этот раз не пришлось преодолевать высокий поребрик, рискуя потерять глушитель. «Порш» пропустил троллейбус и, выбравшись на Кузнецовскую улицу, стремительно набрал скорость.

– Так что же все-таки произошло? – прервала Алина затянувшееся молчание.

Полина громко всхлипнула, но истерика так и не успела набрать обороты. Девочка постепенно приходила в себя.

– Она очень испугалась, – подала голос Лариса.

– А ты?

– Я? – Лариса помолчала секунду. – Я, кажется, не успела. Разозлилась, скорее. Как я разозлилась! Куда мы едем, Алина?

– Домой. Там вы запретесь на все замки и будете сидеть тихо, как мышки, пока кое-кто кое-с кем не разрешит кое-какие вопросы. Рас скажи мне про похитителей.

– Что?

– Все, что успела заметить.

Полина снова нервно хихикнула и вступила в разговор:

– От них пахло дорогой туалетной водой. И они слушали дурацкую музыку. Такая мура!

– Это кавказцы, – продолжила за сестру Лариса. – Если судить по акценту. И по той мутоте, что звучала в машине. Полька права, – какая-то сраная тягучая муть.

– Давай-ка сначала, красавица. – Алина остановилась на красный свет. – Утром мы поговорили по телефону. Потом?..

– Потом больше никто не звонил. Не заходил. Мама ушла в больницу к Валере. А мы посмотрели кино, я доварила суп… И решили прошвырнуться по магазинам. Вышли на улицу, а там эти уроды. Я далее не успела ничего сообразить. Нас затолкали в машину. Прямо на пол, так, что ничего не было видно. И не давали даже поднять голову.

– Они что-нибудь говорили?

– Между собой. По-нерусски. Нам только сказали, чтобы ничего не боялись. Ну и не дергались.

– Сколько их было? – Загорелся зеленый сигнал светофора, и «порш» сорвался с места.

– Четыре… Четверо. Кажется, четверо. Мы ехали-ехали… У меня затекла нога. Потом мы остановились. Один из них вышел. Тот, которого застрелили. Его, правда, застрелили, Алина?

– Да.

– Ну и черт с ним. Не жалко… Тот, еще один, который сидел сзади и не давал нам подняться, открыл дверь и сказал, чтобы мы выметались. Мы и вымелись, – усмехнулась Лариса. – И увидели твою машину. И побежали к тебе.

– А этот, мертвый… – вмешалась Полина. Она уже окончательно пришла в себя. – Кошмар! Я раньше никогда не видела мертвецов.

Алина уже въезжала во двор.

– Вот вы и дома, девчонки. Я вас провожу до квартиры. Вы не заметили, кто стрелял в этого парня?

Сестры Пивцовы недоуменно переглянулись и синхронно покачали головами.

– А разве не ты?

Алина расхохоталась:

– Из чего, красавицы? У меня с собой нет даже брызгалки.

– Тогда я не знаю… – пробормотала Лариса. А Полина молча округлила глаза и пожала плечами.

Алина поднялась на третий этаж следом за девочками и дождалась, когда они окажутся в квартире и тщательно запрут за собой дверь. Потом вышла на улицу и, вспомнив, что не курила уже целую вечность, достала последнюю сигарету и нервно скомкала пустую пачку. Пачка, полетела в кусты, Алина вернулась в «порш» и переехала на газон – туда, где час назад стоял джип «гранд чероки».

Не хватало черного кофе и пончиков. И не хватало мозгов, чтобы осмыслить то, что произошло. С одной стороны, все логично. Горячие кавказские парни, получив накануне удар поддых, не сдержались и нарушили правила джентльменской игры. Переступили границу и оказались в зоне, которая называется «беспредел». А как еще оценить их неуклюжую попытку киднеппинга? Которая вполне могла увенчаться успехом, если бы…

Что «если бы»? Некая загадочная третья сила вмешивается в ход событий в самый горячий момент. И в результате, Алина жива, девчонки свободны, а один из бандитов погиб. Кто он, ее ангел-хранитель? Или они? Связано ли это с ощущением того, что за ней следят, которое преследует ее вот уже больше недели? Может быть, с того времени, как на связь вышел Слава, она находится под негласной охраной? Похоже на то. Очень похоже…

…на то, что ни черта не понятно. Кесарю кесарево, а ей, рядовой связной, не положено знать больше, чем рядовой связной. Слава постоянно чего-то не договаривает, темнит и не может заставить себя относиться к ней всерьез. А ей этого так бы хотелось. Так бы хотелось! И с чего это, я дура, повелась на непонятного по всей статьям мужичка? Возможно, потому и повелась, что он по всем статьям непонятен. Не подходит ни под один стандарт. Даже не приближается к нему близко.

Алина автоматически сунула руку в карман, но вспомнила, что сигарет не осталось. Да и приключения на сегодняшний день закончились тоже. Пора убираться отсюда. Шестое чувство, которое ее никогда не обманывало, наэтот раз подсказывало, что дальнейшее дежурство – пустая трата времени. Это – раз. Два – это то, что Славе, наверное, нужна ее помощь. Три – то, что закончились сигареты, и очень хочется есть. И, наконец, четыре – на повестке дня появилось еще одно небольшое дельце.

С ним Ачина справилась за два часа. По пути в Сосновую Поляну завернула в центр сотовой связи и обзавелась трубкой «Эриксон». Дождавшись, когда ее номер подключат к сети, она испытала телефон, отзвонившись из машины Ларисе.

– Как делишки?

– Отлично. Полька дрыхнет. Я смотрю телевизор. Мама сегодня заступает на сутки.

– Никто не звонил?

– Нет. Все спокойно.

– Ну и отличненько! – Правда, другого Алина и не ждала. Осетинам необходимо время, чтобы осмыслить провал с похищением. И изобрести очередную пакость. – Лариска, ты не за была мои ЦУ? Если что-то произойдет, сразу звони. Запиши телефончик.

– Я знаю.

– Не то. Это сотовый. Пишешь?

– Ага.

– Молодец. Все, отключаюсь. Привет Полине.

– Привет семье. Позванивай. – Для человека, побывавшего пару часов назад в перестрелке и освобожденного из бандитского плена, Лариса держалась прекрасно.

«Сильная девочка… – размышляла Алина, засовывая «Эриксон» в сумочку. – Чудесная девочка… Интересно, кто же она – племянница или дочка? Кто же, кто же она на самом-то деле? Чертов Слава! Как замутил вокруг себя воду! – Алина свернула во двор и поставила «порш» рядом, со знакомым «паджеро». – Значит, он уже вернулся домой. Купил все, что надо, и готовится к операции. И с нетерпением ждет, отчета о том, как поживают его племянницы. Или все-таки дочки, черт побери?»

Алина закрыла машину и, беззаботно помахивая сумочкой, направилась к подъезду. Дойдя до невысокого, всего в пять ступенек, крыльца, она резко обернулась и обвела взглядом двор.

Машины… Кусты… Три девочки, играющие в резинку… Двое пьяных… Снова кусты… И снова машины. Много машин и, кажется, все как одна пустые… Ничего подозрительного. На первый, поверхностный, взгляд – ничего…

Но за ней наблюдают. Тот, кто сегодня спас ее в парке, где-то рядом. Она это знача. Она это чувствовала. Интуиция никогда не подводила ее.

…Кусты… Женщина со щенком чау-чау… Бабулька с помойным ведром…

Она полностью доверяла своей интуиции!

…Опять машины… Мальчик с французским бульдогом… Помойка… Гараж… Кусты.

Все. Двор закончился. Стандартный двор питерских новостроек, живущий своей скучной размеренной жизнью. Но таящий в своих глубинах кого-то, кто не горит желанием лишний раз всплывать на поверхность. А как хочется с ним познакомиться! Но он, увы, не позволит увидеть себя, пока не решит, что настало, для этого время.

– Да пошел ты!.. - вполголоса выругалась Алина и поднялась на крыльцо. – Козел! – Она на прощание продемонстрировала неизвестному, который следит за ней, безымянный палеи и скрылась в подъезде.

Неизвестный – лысый мужчина в мышастой «копейке» – улыбнулся в ответ на Алинино приветствие в никуда и, достав из кармана сотовый телефон, набрал номер. Ответили сразу: «Я слушаю», и мужчина, почти не разжимая губ, бросил в трубку несколько совершенно нейтральных фраз. Потом отключил телефон и, поймав на приемнике «Русский Шансон», достал из сумки термос с горячим черным кофе и пакет с пончиками – совсем, как в американских боевиках. Ему предстояло ждать. Час… два часа… десять часов… хоть сутки. Сколько надо, столько он и будет сидеть в своей «копейке». И не заснет. И не отвлечется даже на миг. Не упустит объекта – девушки на черном «порше», любительницы вляпываться в истории.

Он ни за что ее не упустит. Ведь его больше года обучали этому на острове Барра. В тренировочном лагере службы МИ-6.

* * *

Осетины подписали себе приговор! Остается лишь привести его в исполнение!

Я внимательно слушал Алинин рассказ и поражался все больше и больше: вот уж не ожидал от своих противников подобной прыти! Раскатал, наивный, губешку, что они будут запрягать долго-долго. Ан нет! Не стоит судить обо всех по своим русским меркам.

Осетины оказались парнями решительными, если не сказать более – отмороженными. И сразу ввели в. бой тяжелую артиллерию. Совсем как если бы НАТО в маленьком локальном конфликтике на Балканах применила атомное оружие. При всем при том, что ставки и здесь, на Ленсовета, и там, в Югославии, сводятся к минимуму.

Осетины – придурки. Начали ходить с козырей, не оставив себе ни единого перехвата. Или все же что-то оставили? Черт их разберет! Проверим. Теперь ход за мной. Вот только шлепну Эрлена. Израилевича и буду лечить свои семейные геморрои…

– Слава, ты не хочешь мне ничего объяснить? – Скрестив по-турецкй ноги, Алина сидела в любимом Баксовом кресле и исподлобья жгла меня взглядом.

– Что объяснить?

– Значит, не хочешь.

Если бы я знал, что… Если бы я сам хоть чего-нибудь понимал.

Хотя кое-какие вещи были для меня очевидными. Алина давно таскает за собой «хвост» – ничего удивительного. Она привела этот «хвост» ко мне еще в Пяльме – я этого ожидал. МИ-6 внимательно отслеживает каждый наш шаг, но на прямой контакт идти не спешит, выжидает – единственно верная тактика. Куда торопиться, пока мы выполняем за них работу. И вдруг!.. Встав перед выбором: объявить себя или дать погибнуть Алине, которую и так уже давно пора списывать, «фирма», не задумываясь, выбирает первое. Неожиданный ход конем в эндшпиле, и вся партия переворачивается с ног на голову…

– Не хочешь – как хочешь. – Алина выбралась из кресла и гордо прошествовала мимо меня. – Обидно! – прокричала она из коридора, – идите обедать, мистер секретный агент.

…с ног на голову. Да какое дело МИ-6 до моих личных проблем! Я же для них не более чем рядовой безработный алкаш, неизвестно каким макаром встрявший в чужую «игру». В очень серьезную «игру» с крупными, ставками. И меня следует крепко отшлепать по заднице, чтобы не лез туда, куда не приглашали. Либо пойти более сложным путем и подробно расспросить нас с Алиной о том, кто мы такие, а потом вывезти наши трупы из города и закопать в лесу. Но уж никак не вмешиваться в криминально-бытовые разборки, рискуя в мгновение ока обнулить результаты своей многолетней работы.

МИ-6 сегодня попрала все незыблемые каноны, лихо обогнала на торможении вековые традиции рыцарей плаща и кинжала. Одно из золотых правил – не высовывайся, если в этом нет необходимости, и постарайся все равно не высовываться, даже если необходимость есть, – оказалось благополучно втоптанным в грязь. Инте-ре-е-есно! Что же такое творится в этом свихнувшемся мире?

Я пошел на кухню и похлебал супа, который Алина, особо не утруждаясь, сварила из рыбных консервов. Потом выгреб из шифоньера свои шпионские прибамбасы и отобрал из них то, что может мне пригодиться сегодняшней ночью. Уложил в небольшой рюкзачок разобранный арбалет «Саксон», еще раз проверил дрель и альпинистское снаряжение.

– Что это? – Внимательно наблюдавшая за мной из кресла Алина протянула руку к маленькому серому баллончику, на котором была цинично изображена понятная всем символика – череп и две скрещенные кости.

– Не цапай! – прошипел я и сразу поспешил извиниться. – Прости. Я сегодня какой-то дерганый. А эту штучку, действительно, лишний раз лучше не трогать. Она заправлена… – Я на секунду задумался. – Заправлена… Не помню названия. Но эту отраву еще называют супертабуном. Одна ее капелька на любой открытый участок кожи, и через минуту ты труп. Притом, эта минута будет самой кошмарной во всей твоей жизни.

– Б-р-р. – передернула плечами Алина. – Какую гадость ты держишь дома!

– Что поделать. – Я установил на «гадость» дистанционный взрыватель, который в нужный момент выбьет предохранительный клапан и выпустит на волю находящийся под давлением супертабун. – Сегодня ночью, надеюсь, мы от нее избавимся. – И добавил: Конечно, если нам повезет…

До отъезда на акцию оставалось почти четыре часа, когда я закончил приготовления, и эти четыре часа мы с Алиной провели в спальне. Шикарная кровать-сексодром не развалилась за это время лишь чудом, а постельное белье приобрело такой вид, будто его изжевала корова. В одиннадцать вечера мы перебрались из спальни в ванную. Стоя под душем, я с тоской признался самому себе, что ехать ни в какие Озерки не хочу. Более того, не могу. У меня на это не осталось ни капельки сил. Я с удовольствием отложил бы все дела на денек. На неделю. На месяц. Навечно… Но какая-то неизвестная сила гнала меня вперед. Настойчиво толкала в спину. Заставляла поступать против своего желания.

– Вот так-то, Алинка. Времечко поджимает. Пора на эшафот, – пожаловался я, и неизвестная сила, будь она проклята, выволокла меня из-под душа и заставила облачиться в темно-бордовые футболку и лосины – те, что купил в «секонд хэнде». Потом я влез в комбинезон, и Алина не смогла сдержать ехидной улыбки:

– Ты сейчас напоминаешь мне завсегдатая клуба транссексуалов.

– Поговори-и-и! – промикрофонил я и отправился в коридор напяливать свежекупленые красные кеды.

Без четверти полночь мы вышли из дому. Я уложил в багажник «порша» большую дорожную сумку со снаряжением, Алина села за руль, и мы погнали по еще не заснувшему городу в сторону Озерков. Моросил мелкий дождик, и облака, казалось, опустились до самой земли. Мерзопакостная погодка, но мне она как раз на руку. Ненастье должно было нивелировать белую петербургскую ночь и значительно повысить мои шансы остаться незамеченным во время героического перехода по веревке со стрелы крана на крышу четырнадцатиэтажного дома.

Машин на улицах было немного, гаишников не наблюдалось вовсе, и Алина, пользуясь этим, не стеснялась давить от души на акселератор. Насквозь пропитанный влагой Питер порой заглатывал нас со скоростью 120 км/ч.

– Не гони, – несколько раз просил я. – Мы успеваем. – Но слова мои, казалось, увязли в трясине. Алина на них просто не реагировала и безжалостно бросала машину в ущелья серых неприветливых улиц.

– Ты хорошо запомнила, что надо делать? – спросил я, когда мы были почти у цели, и этот вопрос наконец сумел миновать непроходимые топи и достиг ушей моей спутницы.

– Хорошо, – сказала она. – Я все хорошо запомнила, Слава. За меня не волнуйся.

Да я и не волновался. Днем, распределяя обязанности, я не очень-то озадачил Алину, и мера ее участия в сегодняшней акции сводилась почти к нулю. Я вполне мог бы справиться со всем в одиночку, но вдвоем, как говорится, и умирать веселее.

– За меня не волнуйся… – повторила Алина, припарковывая машину недалеко от ворот стройплощадки. – Приехали, мистер секретный агент. Вытряхивайтесь под дождик, пожалуйста.

– Угу. Вытряхиваюсь…

Я достал из багажника монтировку, пневматический пистолет «Вальтер ЦП-88», переделанный для стрельбы дротиками со снотворным, нацепил на спину маленький, но тяжелый рюкзачок со всем необходимым мне снаряжением, включил уоки-токи, закрепленную на правом плече, буркнул Алине через открытое окно: «Через пять минут проверка связи» и отправился на охоту на охранников-турок и их кавказских овчарок. Вокруг не было ни случайных прохожих, ни вездесущих собачников. Вообще никого! Как славно, что на улице дождь. Только бы он не помешал мне стрелять.

Первыми в очереди на отстрел стояли овчарки. И они сделали все возможное, чтобы я без проблем уложил их спать. Словно были специально обучены этому.

Они молча, даже ни разу не тявкнув, сбежались ко мне, стоило отодрать монтировкой одну из досок забора. В образовавшуюся щель сразу просунулась широколобая оскалившаяся морда. «Ну, давай, давай! Отдери еще одну досочку, скотина, чтобы я смогла пробраться к тебе. А там уж посмотрим», – всем своим видом говорила мне морда, пока я брал прицел чуть пониже ее.

«Ш-ш-шпок!» Дротик, не найдя сопротивления в густой шерсти, глубоко впился в собачью грудь. Оскал пропал, в карих глазах мелькнула тень удивления, и овчарка, взвизгнув, отвалила в сторонку, уступая место своей подруге.

«Ш-ш-шпок!» Уноси готовенького! Славные беспомощные мишени. Следующий.

«Ш-ш-шпок!»

Дырка была свободна. Правда, в нее пролезла бы разве что кошка. Мне же надо было справиться еще с двумя досками, чтобы беспрепятственно идти знакомиться с турками.

Я наклонился к уоки-токи:

– Как слышишь?

– Отлично.

– Вперед!

И снова взялся за монтировку.

Мы брали эту крепость с двух направлений. Я проник туда через проделанную щель. Алина же просто перемахнула через забор. Вот уж чего мне в ближайшее время никак не проделать.

Я был почти уверен в том, что охранники скрываются от дождя в своем караульном модуле. Полностью надеются на собак. И на то, что тащить со стройки все равно нечего. Разве что кирпичи или автопогрузчик. Или цветные металлы – отраду бомжей. Вот только стоит ли ради этого подставлять свой зад под зубки огромных кавказцев?

Я огляделся – да и металлов цветных вокруг не заметно. Натянул на голову черную шапочку с прорезями для глаз и рта и начал осторожно пробираться между штабелей кирпича, заботливо укутанных целлофановой пленкой. Первые шаги я делал, словно индеец, подкрадывающийся к оленю через мелкий валежник. Шаг… Остановка. Ногой нащупываю место, куда можно ступить и не наделать шуму. И не сломать лодыжку… Шаг… остановка… Еще один осторожный шаг…

Когда из тени я выбрался на более или менее освещенное место, то понял, что занимаюсь ерундой. На земле, не считая луж, никаких препятствий. Ни брошенных труб, ни строительного дерьма. Чисто, хоть устраивай танцы. Одним словом, турки…

И я, пригнувшись, быстро побежал по направлению к одноэтажному модулю, в котором ярко светились два широких окна и на крыше которого еле тлел единственный на всю стройплощадку прожектор. Турки, черт побери! Могли бы не экономить на электричестве, осветить получше свои владения.

Расплескивая лужи, я одним духом преодолел пятьдесят метров до модуля. Хотя мог бы пройти их строевым шагом, во всю глотку распевая походную песню. Все равно до меня никому не было дела. И заметила меня только Алина.

Она сидела на корточках возле одного из освещенных окон, не отрывала от него взора и громко хихикала. А за окнами в это время вовсю распевала Офра Хаза. И творилось такое, что я видел разве что в фильмах Терезы Орловски. Нет, даже там я такого не видел. У Терезы актрисы на порядок взрослее.

А там, за окном, одна из «актрис» жадно впитала в себя с разных сторон два крупнокалиберных снаряда, состоящих на вооружении горячих янычар-сторожей. Единственным, что сейчас можно было в ней разглядеть, так это длинные волосы и почти полное отсутствие груди. Янычары лениво двигали волосатыми задницами, шевелили усами и томно закатывали глаза. Четвертая участница шоу, которой предоставили передышку, сидела на низеньком пуфике к нам лицом и жадно пожирала большое пирожное, запивая его лимонадом. Она была совершенно голенькой. Она была совсем маленькой – не старше тринадцати лет. И вся ее рожица была перемазана кремом.

– Похотливые твари! – прошипела Алина. Она уже перестала хихикать. – Пошли, сломаем им кайф.

Я согласился:

– Пошли…

Хилую раму можно было легко выбить ногой, но я решил для начала проверить дверь, и она оказалась незапертой. Незапертой! А чего же еще ожидать от ишаков, так и не осознавших, что они сейчас не в Анкаре, а в Санкт-Петербурге.

Мы не стали врываться эффектно и громко, как это любит делать спецназ. Мы не стали орать во все горло: «Всем лечь!», чтобы ввести в шок окружающих. Мы просто вошли. В своих черных масках. Алина с «Береттой», я с пневматическим «Вальтером». Протянул руку к магнитофону, и Офра Хаза заткнулась на полуслове. А девочка подавилась пирожным. А один из нерусских застонал и кончил. Он еще не заметил нас. Жизнь пока еще казалась ему медом.

– Вот так-то, родные мои. Всему когда-нибудь наступает конец. – Я подошел к журнальному столику, заставленному нехитрой закуской и несколькими бутылками пива. Там же быстро, словно на выставке, были аккуратно выложены четыре «инсулинки». Каждая с контролем.

– Фу-у-у… – Я брезгливо смахнул их на пол и громко хмыкнул: – Герычем шваркнулись? Перед такой-то оргией поискали бы джеффа. Повышает поте-е-енцию…

Я говорил в пустоту. Меня слушала только Алина. Остальным надо было еще прийти в себя. Малышка на пуфике приоткрыла маленький ротик, и внутри его я заметил недожеванные остатки пирожного. Троица на тахте окаменела. Они легко могли бы позировать Карлу Брюллову для «Последнего дня Помпеи».

– Вот так-то, родные мои! – Я повысил голос, чтобы до них, наконец, хоть что-то дошло. – Когда-нибудь все кончается… Быстро!!! Дети на лево, дяди на месте!

Я кивнул, и девчонка – та, которую только что пользовали турки, – поспешила шмыгнуть с тахты поближе к своей подружке. Та так и не прожевала пирожное.

Летняя ночь коротка, и дорога любая минута. Я поднял «Вальтер», направил его на одного из сторожей и нажал на спуск. Турок дернулся, взвизгнул, совсем как его овчарки. И тут же второй янычар взвыл и стремительно сиганул с тахты. Он пытался пробиться к дверям. Которые охраняла Алина. Алина-Алина, слишком злая на полового гиганта, любителя питерских малолеток.

Она не стала сбивать его с ног обычным приемом, Она легким ударом правой ноги по ребрам лишь остановила его, приблизилась и уже левой ногой хлестко влепила сторожу между ног. Точно поддела носком кроссовки мошонку, – все ее содержимое, уверен, немедленно превратилось в слякоть. Турок сипло вздохнул и замер. У меня потемнело в глазах. Если когда-нибудь я, не дай Бог, окажусь на его месте, то поспешу застрелиться. И я немедленно произвел «выстрел милосердия». Дротиком со снотворным прямо в бедро. Отличная амнезия!

– Ничего, в Стамбуле ему пришьют новые, – заявила удовлетворенная Алина, направляя свою быстро впадающую в беспамятство жертву к тахте. – Не будет блудить. А что с этими мокрощелками? Укладывай спать и их.

Я боялся. Они недавно принимали наркотики. Турки тоже, но они огроменные мужики. А девчонки? Если я добавлю снотворного, не окажется ли это для них передозом?

– По сколько ставились? – Я уперся в них строгим взглядом.

Одна из красавиц – та, что уже успела прожевать пирожное, – всхлипнула.

– На двоих… полташечный чек. Чтоб раскумариться.

– Ври-и-и…

– Отвечаю! – Все еще продолжая сидеть на пуфике, она подалась всем телом вперед и демонстративно раздвинула пальцами веки. – Смотрите! А зраки?

– А бекарбон? – отрезал я и повернулся к Алине. – Делать нечего. Сторожи этих дур. А мне пора. Если зазвонит телефон, – я кивнул в сторону стоявшего под тахтой аппарата, – не отвечай. Но сразу сообщи мне.

– Хорошо. С Богом, – пожелала она и, изловив меня около двери, крепко поцеловала в губы. Через прорези для рта целоваться в черных масках было, конечно, не слишком удобно.

* * *

Путешествие вверх по крутой металлической лестнице на уровень пятнадцатого этажа заняло у меня уйму времени. И отняло уйму сил. Плюс ко всем этим удовольствиям мне пришлось взламывать замок, на который оказалась заперта дверца, ведущая в недра крана. «Уж не погорячился ли я в своих временных расчетах, – сомневался я, ступая ватными от усталости ногами на удобный, покрытый рифленым железом мостик с перилами, проложенный поверх стрелы крана. – Нет, не погорячился. Просто все надо делать быстрее. Сжать зубы, включить всю свою волю и вес делать быстрее. Ну же! Форсаж!»

Я легкой рысью достиг конца стрелы крана, скинул с плеч небольшой рюкзачок, но прежде, чем заниматься «Саксоном», дал себе пару минут на отдых. Под мелким мерзопакостным дождиком. Радуясь, что не только внизу, но и на высоте царит полное безветрие.

– Красавица, как ты там? – Я наклонился к уоки-токи, и Алина откликнулась сразу же:

– Well. Слушаем «Файв».

– Не болтай много с этими шлюшками.

– Не собираюсь. У тебя?..

– Хорошо. Никто не звонил?

– Нет. Отбой?

– Отбой, милая девочка.

Я улыбнулся и достал из рюкзачка детали арбалета.

Над его сборкой я тренировался накануне не менее часа, и достиг результата в две с половиной минуты. Но это в тепличных условиях, без дождя, без мандража, при дневном освещении. На стреле крана меня достигали лишь жалкие отблески от дежурного фонаря, болтавшегося у меня под ногами. И здесь я не мог позволить себе избавиться от тонких перчаток. И продолжал дергаться из-за того, что выбиваюсь из графика. Проклятый моток веревки никак не хотел нормально размещаться на ложе, где его должны были разжать специальные щечки. Я панически боялся запутать его. Запасного у меня не было. Руки тряслись, едкий пот заливал глаза. Не получается! О, дьявол, не получается! Если все так пойдет и дальше, то Эрлен доживет до старости. Я закрыл глаза, затаил дыхание и заставил себя расслабиться. Не торопясь, досчитал до двадцати, вспоминая то, как сегодня, вернее, уже вчера, мы с Алиной занимались любовью. А на счете «двадцать один» начал новую, должно быть, сотую попытку разобраться с непослушным «Саксоиом». И уже через четыре минуты он был на боевом взводе, – сложенный в стрелу якорь жадно нацелился на соседнюю крышу.

– Есть… – выдохнул я, прицелился и спустил тетиву. Словно у контрабаса загудела струна! Арбалет дернулся у меня в руках, и стрела разрезала неполноценную петербургскую ночь. Я скорее почувствовал, чем увидел, как она опустилась на крышу соседнего дома. Теперь главное, чтобы раскрылся якорь. Главное, чтобы он за что-нибудь зацепился. Или на вторую попытку уйдет целая прорва времени. Вернее, второй попытки просто не будет. Я провалю операцию.

«Эй, Удача! Где ты там, милая?»

«Здесь, нахалюга. Здесь я, здесь. Рядышком. Ну, чего рассусоливаешь? Давай тяни! Быстренько!» Я начал выбирать на себя веревку. И якорь раскрылся! И намертво вцепился во что-то на крыше!

– Есть!

Тот конец веревки, который я держал в руках, я несколькими отработанными движениями закрепил в специальном держателе-домкрате, держатель же зацепил за мощную двутавровую балку на носу стрелы и начал работать ручкой домкрата, натягивая веревку. Работать до тех пор, пока экспонометр, установленный на держателе, не укажет натяжение хотя бы в сто килограммов… Хотя бы в семьдесят… Работать, пока не отвалятся руки…

Это занятие отняло у меня больше времени, нежели сил. Я качал и качал. Качал и качал! Стремительно улетали драгоценные секунды, а стрелка на циферблате экспонометра даже не дергалась. Веревка, вначале провисшая дугой, теперь приобрела вид прямой, она уже звенела, как струна. А стрелка даже не дергалась. Я материл ее распоследними словами – эта сволочь приросла к началу шкалы. Я щелкал ногтем по стеклу экспонометра – она застыла, как мертвая.

В тот момент, когда я решил плюнуть на все и отправиться в путь, стрелка дрогнула и начала неторопливое движение по кругу.

– Скотина! – в сердцах обругал я ее, когда она достигла нужной отметки, и вздохнул с облегчением. И устроил себе двухминутную передышку.

– Как у тебя? – спросил в уоки-токи.

– Хорошо. Никто не звонил. У тебя?..

– Выбиваюсь из графика. Отбой.

Моя умница в ответ несколько раз быстро чмокнула губками.

Я торопливо влез в альпинистскую обвязку и закрепил карабин на веревке.

Раньше я панически боялся даже небольшой высоты. Заманить на колесо обозрения меня можно было только поллитрой. Поднимаясь на верхнюю ступеньку обычной стремянки, я весь трясся и холодел. Но похоже, что акрофобия составила компанию астигматизму. Как и он, канула в Лету, и я совершенно спокойно, без внутренней дрожи, отправился в путешествие над бездонной пропастью.

А уже через десять минут, разинув от удивления рот, стоял на крыше соседнего здания. Мои кроссовки попирали аккуратный газон, взгляд тешил умело разбитый цветник, перед глазами темнел небольшой бассейн, сооруженный в форме восьмерки. На противоположном от меня конце крыши был оборудован вход в этот маленький рай из квартиры, занимающей верхний этаж.