Текст книги "Удар молнии"

Автор книги: Виктор Кнут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Я еще раз просмотрел послание, составленное на четырех листах. Вроде бы, все хорошо. Ничего не забыл. Правда, грешу ошибками в пунктуации, но это дело десятое. На это можно и наплевать.

Опять «наплевать»! Мой девиз, с которым я широко шагаю по жизни. Раскачиваясь, как пьяный, и спотыкаясь обо все камни и выбоины. Прямым курсом к крутому обрыву в бездонную пропасть…

Не испытывая особых надежд на успех, я поискал в кабинете конверт, но вместо него наткнулся на тюбик канцелярского клея и большой лист плотной бумаги. Я обернул им свое послание, заклеил все уголки и щелочки и, довольный собой, откинулся на высокую спинку кресла. Пакет с планом пути к Интернет-кладу лежал передо мной на столе. Через приоткрытые жалюзи кабинет заполнял яркий свет погожего июльского утра. Громко тикали у меня за спиной аляповатые кварцевые часы, слепленные на скорую руку в Малайзии или Китае. В соседней комнате сладко спала Алина. Где-то на другом конце города отходил от наркотиков и «Тизерцина» плененный нами Хаджи. Следственные бригады прокуратуры и ГУВД трудились в поте лица в ночном клубе на Ленинском.

Интересно, как скоро они на нас выйдут? Есть ли хотя бы один день в запасе? Что думает по этому поводу Мартин? А те, кто над Мартином? И вообще, что происходит?

Кучи вопросов… Нет, не кучи, а горы вопросов. Эвереста непоняток и нестыковок! Голова идет кругом от нехватки кислорода на их замерзших вершинах. От отсутствия информации для анализа – самого простого, ничтожнейшего анализа ситуации, в которую я угодил.

Как Акелла, лежащий у подножья Скалы Советов, я сейчас смело могу назвать себя «мертвым волком». Не сегодня-завтра меня прихватят менты, передадут по инстанции комитетчикам, и я, напичканный по уши «Омнопоном», начну сладко петь им про Алин и Мартинов, про явочные квартиры в Купчино и на Охте, про Луценко и Кезамаа… Элементарная арифметика: Перси-валь Голоблад плюс Ярослав Пивцов равняются мегабайтам секретнейшей информации. И я – о, проклятье! – ее носитель. СВИДЕТЕЛЬ! «Клоп»! А клопов кипятком шпарят! Из «Ингремов» и «Сикемпов». Сразу же. Без лишней тени сомнений. Имел честь убедиться в этом сегодняшней ночью. Так какого же черта я еще жив?!! Почему «мертвого волка» Акеллу еще не порвала стая? И кому нужны заморочки с освобождением моей дочери? Конечно, кроме меня. И, пожалуй, Алины.

Полнейший разброд в мыслях. Тупики по всем направлениям. Я слепо тыкаюсь направо-налево, вверх-вниз, вперед-назад. Но все проходы перекрыты бетонными перемычками. Словно в кошмарном сне! А может, это мне, действительно, снится? А может, я просто сошел с ума?

Я поднялся из кресла, откатил в сторону сервировочный столик, оказавшийся на пути, и отправился в спальню.

Бакс продолжал нахачьно возлежать на кровати. Он проводил меня мутным взором, не поленился пару раз дернуть крысиным хвостом и вновь погрузился в свои собачьи грезы. Алина сладко спала в той же позе, в которой я оставил ее два с половиной часа назад. Только крепче прижала к себе подушку и сдвинула в сторону одеяло, выставив напоказ круглую попку. Вдоль загорелой спины ожерельем протянулись острые бугорки позвоночника. На правом плече темнело родимое пятнышко размером с пятирублевую монету.

Я пристроился рядом, нежно коснулся губами этой «монеты».

– Зайка… – сонно пробормотала Алина и повернулась ко мне. Такая уютная! Такая домашняя! – Заинька мой… – Она цепко обхватила руками мою голову, прижала меня лицом к груди. – Поцелуй… Почему ты в халате?..

Как сумасшедшие, мы занимались любовью. Потом прямо из горлышка хлебали «Чивас Ригал». И снова занимались любовью… Виски закончились, мы открыли бутылку текилы…

– …Слава, мой милый… Что же ты делаешь!.. Ну же!.. Бакс, пошел вон!!! Любимый… Как хорошо!..

Еще… И еще…

Любовь и текила…

Безумство животной страсти и длинный кровавый мазок на белой двери холодильника…

Стонущая от наслаждения Алина и мертвая девочка с голубыми глазами…

– О, Господи! Слава! Сейчас умру! Сойду с ума!

И я тоже. Если уже не сошел, но просто не замечаю этого, как не замечают своей болезни все шизофреники.

– Порой мне кажется, что у меня едет крыша, – признался я, улучив минуту, когда Алина, пресыщенная и утомленная, оторвалась от меня чтобы выкурить сигарету. – Ты не наблюдала во мне чего-нибудь странного?

– Последнее время, – неопределенно сказала она.

– Что «последнее время»?

– Неадекватно себя ведешь. Иногда бормочешь какую-то дребедень. Неожиданно отключаешься и полностью погружаешься в себя. Но я не думаю, что это болезнь. Просто усталость. Слишком много всего тебе пришлось испытать.

– Я не об этом. Порой мне начинает казаться, что все, что происходит вокруг, бред сумасшедшего. На самом деле этого нет, и я нахожусь в какой-то виртуальной реальности. И не могу выбраться из нее наружу.

– Ты просто устал, – прошептала Алина, вдавливая окурок в маленькую фарфоровую пепельницу.

– Тебе разве самой не кажется странной эта война, раздутая «фирмой» ради какой-то там русской девчонки, пусть даже дочери их сотрудника, но все равно одной из миллионов подобных девчонок, которых насилуют, подсаживают на наркоту, продают в притоны…

– Не кажется, – перебила меня Алина. – Во-первых, ты верно заметил, что Лара – дочь их сотрудника. И кому, как не тебе, лучше знать, что в структурах, подобных МИ-6, за одно из основных принято правило: не оставлять в беде своего соратника, пусть самого ничтожного, самого рядового. Но своего! Понимаешь, Слава? Выручать его из беды, не считаясь ни с затратами, ни с методами. Ты же сам отлично знаешь, что это вопрос профессионального престижа. Необходимое условие того, чтобы «фирму» уважали и противники и партнеры.

– И все же, – промямлил я, – как-то не получается у меня примерить это правило на себя. И согласиться с методами… с лужами крови, которые мы оставили в «Катастрофе»…

– Действительно, «Катастрофе», – ухмыльнулась Алина и снова крепко прижалась ко мне.

– …Понимаешь, мне начихать на бандитов, – продолжал я, – но, кроме них, есть ведь четыре трупа совершенно невинных людей. А могло быть и больше.

– Лес рубят…

– Только не надо про щепки!

– Хорошо. Тогда подумай еще вот над чем. «Фирма» параллельно с освобождением Лары имеет в этой игре какие-то свои интересы. Это лишь мои домыслы, но, возможно, Мартин лелеет надежду скачать из Хаджи какую-нибудь информацию. Возможно, эти бандюги где-то неосторожно перебежали ему дорогу, и их надо отшвырнуть в сторону. Возможно, что-нибудь третье, пятое, десятое. Слава, попробуй спросить об этом у Мартина.

– Так он и сказал, – хмыкнул я.

– Конечно, не скажет. Но ведь попытка не пытка. – Алина бросила взгляд на часы. – Четверть двенадцатого… А почему это нам никто не звонит? Хаджи еще не пришел в себя? Группа захвата отсыпается после ночной работенки? Ну и пожалуйста! У нас есть, чем заняться.

Ее рука скользнула по моему животу. Тонкие пальчики, словно на фортепьяно, сыграли гамму у меня на бедре.

– Эй, прекращай! – простонал я, напрягаясь всем телом. – Мне так часто нельзя. Я старенький. Немощный.

– Немощный, говоришь? – Алина провела ладошкой у меня между ног, убедилась в том, что я вру, и легонько куснула меня в грудь. – Немощным будешь к девяноста годам. А сейчас… – Она закинула на меня ногу, и я обреченно вздохнул.

Но в этот момент в кармане халата, бесформенной грудой лежавшего на полу, заверещал мой сотовый телефон. Алина вздрогнула и рассмеялась.

– Не получилось. Не успела, несчастная. Пора на войну. – Она перегнулась с кровати, вытащила из халата жалобно пищащую трубку и протянула ее мне. – Это, конечно, «аристократ». По коням, господа кирасиры!

– По коням! – продублировал только что сказанное Алиной Мартин. С жутким акцентом. – У вас на сборы пятнадцать минут. И час на дорогу. Записывай адрес… Так, записал? Повтори… Молодец. Поздравляю тебя со знаменательной датой. Ты не забыл? Сегодня финал!

Часть шестая. ФИНАЛ. БАЗА В РОЖДЕСТВЕНЕ

Я очень рассчитывал, что в этом финале мы сыграем достойно.

Прыгнул под душ – пять минут. Почистил зубы, побрился – еще пять. Сложил в сумку весь свой арсенал – «Беретту», «Каштан» с запасным магазином на тридцать патронов и четыре гранаты «Бино» в специальном подсумке. Негусто, но я был уверен, что кое-что мне подкинут Джон или Мартин.

– Поторапливайся, – на ходу заметил Алине, высыпавшей на трюмо горы косметики. – Намазалась бы в машине.

Я не хотел опаздывать на забитую мне стрелку, но чувствовал, что, как ни крути, в график не вписываюсь.

– Алинка, скорее. Бакс! – Даже не надевая на стаффордшира ошейник, я выскочил из квартиры, не стал дожидаться лифта и бегом скатился по лестнице вниз. Умный пес, словно зная, что я в цейтноте, полностью проигнорировал крутившуюся неподалеку таксу, не обратил никакого внимания на целый букет соблазнительных запахов, доносившихся из-под кустиков и деревьев. Не отходя от крыльца, он оперативно справил свои собачьи дела и вопросительно поглядел на меня.

– Домой! – скомандовал я, и мы, снова не дожидаясь лифта, бегом отправились наверх. Алина уже стояла в дверях. С моей сумкой в руках. Тщательно накрашенная и причесанная.

– Баксу я навалила полную миску, – доложила она. – Поедем на джипе?

– Да, на «Паджеро».

Он был припаркован возле подъезда, тогда как Алинин «Порш» надо было выкатывать со стоянки. А это лишняя трата времени. Которого у нас в обрез.

Менее чем через час мы должны были быть в Александровской – большом поселке, давно уже слившемся территориально с городом Пушкином. Если как следует постараться, то езды дотуда из Сосновой Поляны не более получаса: Но в мои планы входил значительный крюк на улицу Ленсовета. Надо было отдать Татьяне свое послание и ключи от квартиры.

– О, дьявол! Забыл! – Следом за Баксом я ворвался в квартиру, заскочил в кабинет и вернулся оттуда с пакетом, который клеил сегодня утром.

– Что это? – спросила Алина, запирая дверь.

– Завещание.

– Серьезно? – Она тяжело вздохнула. – Какой-то паршивый сегодня денек…

Денек был просто чудесным! На улице ярко светило солнышко. Столбик термометра застыл на идеальной отметке: «Тепло, но не жарко». Суперпогода для пикника на природе. Но никак не для финальной игры в пэйнтбол. С боевыми патронами. Почему-то я был уверен на все сто процентов, что без стрельбы сегодня не обойтись.

Зато обошлось без пробок и без охочих до денег гаишников, пока я, плотно закрыв глаза на все правила безопасной езды, занимался слаломом на обильно наполненных транспортом питерских улицах.

– Ты камикадзе! – сделала вывод Алина. За всю дорогу она не проронила ни звука и обрела дар речи только тогда, когда я загнал «Паджеро» на газон между «Ауди» Таваури и незнакомым мне черным «Шевроле Танденбердом». – Даже странно, что ты ни в кого не вляпался.

– И правда, странно, – улыбнулся я и, прихватив пакет с завещанием, выскочил из машины. Крикнул: – Сейчас вернусь! – и побежал к подъезду.

Мне повезло. Татьяна была дома. А ведь я даже не удосужился предупредить ее, что подъеду. Могла бы куда-нибудь слиться… Но она открыла на мой звонок, молча прошла следом за мной в комнату и там сразу же чуть не свалила меня с ног известием.

– Вчера повесился Магоматов-старший.

– То есть?.. – Я еще не успел до конца вникнуть в смысл этого сообщения.

– Повесился на крюке от люстры. Чистой воды суицид. Он оставил записку. Винит во всем своего сыночка-бандюгу.

Я с трудом перевел дыхание.

– Кто его обнаружил? И откуда ты знаешь, что он написал?

– Перед тем, как влезть в петлю, Магоматов открыл на распашку входную дверь. Его, еще тепленького, обнаружили земляки. Его и записку. Мне все это рассказал участковый. Он заходил.

– Спрашивал про меня? – насторожился я.

– Да. Просил передать, чтобы ты ему позвонил. – Татьяна достала из кармана халата визитку и протянула мне.

– Не сейчас. – Я посмотрел на часы. – О Ларисе что-нибудь есть?

– Ничего.

– У меня есть. Потому и спешу. – Я бросил на стол ключи и пакет. – Это вскроешь сегодня вечером. Если не зайду или не позвоню.

– А во сколько начинается вечер? – как-то очень уж безразлично спросила Татьяна.

– В четыре утра, – не раздумывая, ляпнул я. – Обещай мне, что раньше не сунешь в эти бумаги свой носик. И спрячь их подальше.

– Хорошо. Обещаю, – пробормотала Татьяна. – Слава, пожалуйста, объясни, что творится вокруг?

Я снова посмотрел на часы. Минутная стрелка с жадностью пожирала сектор за сектором.

– Вокруг все свихнулись, милая Таня. Возможно, мы тоже. Извини, мне пора.

Я неуклюже ткнулся губами в ее щеку и поспешил вон из квартиры, сожалея о том, что так буднично попрощался с бывшей женой. Ведь, может быть, я больше ее никогда не увижу. Потому что меня сегодня убьют. Или посадят в «Кресты». Или…

«Да что за бредятина!!! – Я с силой шарахнул кулаком по перилам. Так, чтобы почувствовать боль. – Какого черта я себя заведомо хороню! С чего это вдруг на меня навалилась тупая уверенность в том, что я доживаю свой последний денек? На самом деле все хорошо. Все просто отлично! Все по сценарию. А сборы на кладбище – это лишь проявление небольшого психоза, обычной депрессии. Но сегодня я расцелую Ларису, и все образуется. Жизнь войдет в привычное извилистое русло. С порогами и водопадами, столь любимыми мною. Вот только я больше никогда никого не убью. Пусть Мартин подыскивает для меня работенку почище».

Я быстрой трусцой соскользнул по лестнице, вынырнул из подъезда и нос к носу столкнулся с М. Моисеевой.

– А, Слава! – обрадовалась она. – Здравствуйте. Обождите секундочку.

Под «секундочками» моя соседка подразумевала часы пустой болтовни про грошовую пенсию, про цены на колбасу и про «ворюгу Чубайса».

– Здрась, Марин Анатольевна. – Я прошмыгнул мимо нее. – Нет времени. После. – И чуть не споткнулся. Замер, как вкопанный, уткнувшись взглядом в Рамаза, мирно беседовавшего через открытое окно «Мицубиси» с Алиной. Спиной Рамаз небрежно подпирал «Шевроле Танденберд», совсем не заботясь о том, что измажет грязью длинный светло-бежевый плащ, под которым явно таились какие-то сюрпризы. Нечто вроде АКСУ или, на худой конец, помпового ружья. А зачем, скажите, еще напяливать на себя длинный плащ в погожий июльский денек?

Рамаз заметил меня, радостно улыбнулся и, вытащив из кармана руку, поднял ее в знак приветствия. Блеснул в лучах солнца золотой «болт».

Ну и чего же он хочет? И с кем он сюда приперся? Где разместил свою банду? Я обвел взглядом двор: детишки… собачки… жирные голуби… пустые кусты… Никого, если не брать в расчет бритый затылок сидящего за рулем «Танденберда» шофера. Когда мы подъехали, «Шевроле» был пустым. И вот ведь нарисовались, красавцы! Улучили момент.

– Приветствую, Слава. – Рамаз уже направлялся ко мне, на ходу протягивая для пожатияруку. – Побазарить бы. Слышал про Магоматова?

– Да. – Я еще раз посмотрел на часы. Демонстративно посмотрел на часы! И Рамаз меня понял.

– Знаю, спешишь. Твоя красавица мне доложила. Ты не против, если немного покатаюсь с тобой? Базар недолгий. Закончим, я выйду. Мишаня, – он кивнул на «Танденберд», в котором скучал «бритый затылок», – меня подберет.

Очень хотелось ответить: «А на хрена ты мне нужен?» Но я подумал, что вдруг услышу что-нибудь интересное. Да и обострять отношения не хотелось… Распорядился:

– Ладно, садись назад, – и поспешил за руль…

– Славный же хипеж вы в «Катастрофе» устроили! – начал Рамаз, когда я задним ходом начал, выруливать со стоянки. Следом за мной дернулся «Танденберд». – Ты даже не знаешь, не ведаешь, кого там завалили.

Открещиваться от того, что я причастен к бойне на Ленинском, было бессмысленно. Я был обвешан косвенными уликами, как хиппи фенеч-ками. Улики кричали в полный голос: «Это Пив-цов! Это он все устроил!», и я не мог заткнуть им пасть. Все попытки продемонстрировать Ра-мазу свою удивленную рожу – мол, какая может быть связь между мной и «Катастрофой» – показались бы просто смешными. Поэтому я только спросил как можно более безразлично:

– И кого мы там завалили?

– Двое – Хаджи и Мамелюк, он был казначеем в Хаджиевой кодле. Отменная сволочь, не жалко. Впрочем, Хаджи, я так думаю, пока что не помер. Забрали его с собой? Правильно. Попробуйте обменять на девчонку. Только захочет ли кто меняться? Этот стервятник уже всех порядком достал, в том числе и своих корешей. Сдохнет, никто убиваться не станет… Так вот, Слава, двое – Мамелюк и Хаджи. А пятеро – эмиссары Хаттаба! За деньгами сюда прикатили. За боль-ши-и-ими деньгами. А вы их прикончили. – Рамаз скрипуче расхохотался. – Теперь вам звез-дец!

Я про себя отметил, что он ни словом не обмолвился еще про пятерых мертвяков. Простая прислуга, мусор, который не стоит его внимания. Угодили случайно под пули – туда им, дуракам, и дорога! Найдутся другие. Мусора сейчас в России навалом.

– Я так понял, Хаджи работает на себя. Ну, конечно, как ты говорил, отстегивает кое-что в ваш общак. А он…

– Его пацаны, – перебил Рамаз, – собирают со всего Питера денежки для Хаттаба. Со всех правоверных. И попробуй кто-нибудь вякни. Часть денег уходит безналом в Хохляндию и в Болгарию, другая часть вывозится в чемоданах в Грузию и в Дагестан. Что-то, очень даже немало, Хаджи оставляет себе. Кое-что перепадает чиновникам. В основном, тем, что в Москве и на Кавказе… В общем, Хаджи сидит… вернее, сидел на жопе ровно. У него были непонятки лишь со своими. Я все ждал, когда же они его мочканут. А вот ведь, – я увидел в панорамное зеркало, как Рамаз картинно развел руками, – не дождался пока.

– Почему сам его не валил? Ведь проще пареной репы. У него даже не было телохранителей.

– А зачем? У меня под ногами Хаджи не путался, жить не мешал. Раздражал, отморозок, и только. А это еще не причина. Да и отвечать бы пришлось за него. Перед своими, перед ворами-то, ладно. А что прикажешь делать с чеченами? Они пока в силе. – Рамаз закурил, и до меня донесся легкий аромат табачного дыма. – Я вот что хотел сказать тебе, Слава. Толковище было сегодня утром. Из-за того, что в «Катастрофе» случилось. Серьезное очень случилось! Те, кто при делах, все собрались. Из Москвы человек прилетел. Из Новгорода, из Пскова приехали. Не было только чеченов. И айзеров. Нехорошо это, Слава. Войной запахло.

– Ты хочешь сказать, что из-за меня, – усмехнулся я.

– Да нет, своя тут бодяга, из которой так просто не вылезти. А вылезать надо. Рано или поздно все равно бы все взорвалось. Искра была нужна. Вот ты и высек ее.

– Великая честь! – «Паджеро» уже огибал монумент на площади Победы. Сейчас вырулю на Киевское шоссе, а там до Александровской всего ничего. – Рамаз, у тебя десять минут.

– Успею… Задавали мне сегодня вопросы. А я на них отвечал. Сдал тебя братве, Слава. И ни как мы решить не могли, что с тобой делать. И никак мы понять не могли, кто же ты есть такой. Объяснишь мне?

– А сам-то как думаешь?

– Да всякое разное думаю. Но только думки держу при себе. И чую нутром, что сила есть за тобой.

– Есть.

– Что за сила?

– Не задавай мне больше этот вопрос, – зло отмахнулся я. – Ты только это хотел узнать?

– Хотел, – признался Рамаз. – Да не судьба видно. По правде, я удивился бы, если бы ты ответил… Держи. – Между сиденьями скользнул лист бумаги и опустился мне на колени. – Маля-ву просили тебе передать. Это план базы Хаджиевой кодлы в Рождествене, Купили его для себя неделю назад. Там есть все, что надо. Вскроешь сегодня эту банку с червями чеченскими, спишем с тебя грешок с «Катастрофой». А забоишься, так не посмотрим, кто стоит за тобой. Возьмем и тебя, и девчонку. – Рамаз похлопал ладонью по спинке Алининого сиденья. – Отдадим черным в знак доброй воли. А то они на нас грешат, ишаки. Не верят, что кто-то третий покоцал их земляков.

Алина протянула руку и забрала у меня план. Развернула сложенный вчетверо лист бумаги размером с газетную полосу и довольно поцокала языком.

– Впечатляет! И во сколько же это вам обошлось?

– Я не спрашивал, – ответил Рамаз. – Зачем мне знать?

– А не может это все оказаться дезой?

– Чем?

– Дезинформацией. Уж больно подробно все нарисовано. Схема сигнализации… Хм, посты охраны… Пулеметные гнезда… Как-то слишком серьезно для нашей российской действительности, – сделала вывод Алина. – Я понимаю, встретить такое в джунглях Колумбии. Или Малайзии…

– Помолчи! – резко прервал ее болтовню Рамаз и обратился ко мне. – Там есть подвал. На плане он обозначен. В подвале Хаджи держит заложников и свой гарем. Не знаю, большой или маленький, но только дочка твоя, я думаю, там. Так что лезть туда тебе все равно придется. И чем скорее, тем больше шансов, что обнаружишь девчонку живой… Останови машину, пожалуйста. Мне пора выходить.

Я свернул на обочину. Сзади затормозил «Тандерберд».

– Подожди. – Я повернулся к собравшемуся вылезать из машины Рамазу. – Ты знаешь, сколько на этой базе боевиков? Какое оружие?

– Не знаю, – покачал головой Рамаз. – Но, как минимум, тридцать лбов там сидят. И не с волынами детскими. С «Калашами» и пулеметами.

– Потому-то вы сами туда и не лезете? Таскаете из огня каштаны чужими руками?

– А не обучены, Слава, наши мальчишки так воевать. А кто обучен, так этих немного. Да и не сбить их в единый кулак. Сразу друг с другом грызться начнут. Нет, нам базу не взять. Вот твои люди – дело другое. Кто же вы все-таки? – сделал Рамаз очередную попытку выковырнуть из меня признание. – Кто за вами стоит? Пентагон? ЦРУ? – И почти угадал. – Явно кто-то оттуда. – Он протянул руку чуть правее упиравшегося в Пулковские высоты шоссе, безошибочно определив, в какой стороне находится запад.

– А почему этой базой не займутся менты? – Вопросы рождались у меня в голове один за другим, и распрощаться с Рамазом никак не получалось. – Или спецслужбы?

– Я слышал, что они год назад пошли на сделку с Хаджи. Он спокойно крутит свои дела, но не переступает определенных границ. Знает, так сказать, свое место. И гарантирует, что в Питере не будет террактов, как в Буйнакске или Москве. Мусора, конечно, держат Рождествено под прицелом, но пока все спокойно, не рыпаются. Правда, не знаю, чем это все обернется после пальбы в «Катастрофе».

– Чем-нибудь обернется, – пообещал я. – Уже сегодня. Последний вопрос. Зачем вам эта база?

– Я же сказал тебе, Слава, что война с черными в Питере неизбежна. И пора ее им объявлять. Сейчас подходящий момент, вот вы и займитесь. Раздербаните базу, а там уже вступим и мы. Разгоним их стадо за несколько дней. И никакие Хаттабы им не помогут. А мусора, как всегда, отсидятся в сторонке.

– Ясно, – произнес я и протянул на прощанье руку. – Даст Бог, еще свидимся.

– Удачи, Слава. – Рамаз обменялся со мной крепким рукопожатием и коснулся Алининого плеча. – И тебе, дочка, удачи. Берегите себя. – Он выбрался из машины, но в последний момент задержался. – И еще, Слава. Зря ваши коммандос повесили старика Магоматова. Я же просил тебя. Он все равно никому ничего не стал бы рассказывать. Пусть хоть меня не трогают. Хочу еще немножко пожить. Да и дел не успел всех переделать.

Рамаз громко хлопнул дверцей, и я сразу сорвал «Мицубиси» с места.

– Интереснейшие делишки творятся в тихой губернии N! – Алина щелкнула зажигалкой, закуривая, и рассмеялась. – Во что это мы с тобой вляпались?

– Не знаю.

– Я тоже… Время покажет… Слава, мs опоздали.

Я посмотрел на часы. Да, опоздали. Уже без пятнадцати час. А дороги еще на десять минут. Если гнать. И если не застрянем на железнодорожном переезде. Я утопил в пол Педаль газа. И негромко сказал.

– Здесь все начиналось.

Алина меня не поняла. Наверное, подумала, что я, болезный, снова бормочу дребедень.

Откуда ей было знать, что сейчас мы проехали место, где в июне в меня ударила молния?

* * *

Я без труда отыскал нужный адрес – самую обычную избу, обшитую почерневшей от времени вагонкой, с двумя окнами по фасаду и крытой белым шифером крышей. Довольно бедную с виду избу с облупившейся краской на растрескавшихся наличниках, на фоне которой нескромно сверкали в ярком солнечном свете три дорогих иномарки. Я присоединил к ним свой «Мицубиси».

– А вон «Мерседес» Салмана, – наябедничала Алина.

– Вижу. – Я улыбнулся зловеще. – Салману на нем больше не ездить. Зато я обеспечу ему катафалк.

Из дома на крыльцо вышел знакомый мне по встрече на Пражской Олег, радостно улыбнулся и помахал нам рукой.

– Вы опоздали! – пронзительно гаркнул он, и я соврал, что мы застряли на переезде. – А-а-а. – Олег понимающе покивал. – Мы тоже… Когда сюда ехали. Алинка, чего не здороваешься? Ты мне сегодня снилась всю ночь…

Внутри изба показалась совсем не такой маленькой, как снаружи, и состояла из светлой просторной горницы, миниатюрной кухни (она же прихожая) и туалета. В горнице я обнаружил длинный обитый кожей диван, несколько кресел, журнальный столик и короткую двухсекционную стенку. Плюс огромный ковер на полу. Плюс скованного наручниками Салмана, валявшегося на этом ковре.

– Слава, я дарю тебе этого выродка. – Из одного из кресел навстречу мне поднялся Мартин. – Нам он больше не нужен. Его уже допросили.

И без слов было видно, что его допросили. Салман оторвал от ковра помятую рожу и, пустив струйку слюны, смерил меня безумным взглядом.

– Чем вы его накачали?

– Да всякой дрянью. Не беспокойся, не сдохнет. – Мартин достал из кармана конфету. – Через час будет как новенький. А потом развлекайся с ним, сколько влезет. У нас впереди много свободного времени.

– А… – заикнулся я, но Мартин меня перебил:

– Сейчас ситуация не в нашу пользу. К вечеру расстановка сил должна измениться. Пошли в машину, побеседуем тет-а-тет.

Когда мы вышли из горницы, там кроме полуживого Салмана остались лишь девушка-«манекенщица», та, что здорово умеет драться затылком, и «сутенер», дремавший в кресле и даже не заметивший моего появления. Возможно, этому помешал плеер и большие наушники, способные при желании без затруднений пробить барабанные перепонки.

На крыльце заливалась смехом застрявшая в компании Олега Алина. Она даже не удосужилась вместе со мной зайти в дом. Олег что-то рассказывал ей на ушко, и в его глазах я прочитал неприкрытую похоть. Или мне показалось? На всякий случай я миролюбиво заметил:

– Будешь пытаться отбить у меня девчонку, отстрелю тебе яйца.

– Ради нее я куплю себе новые, еще лучше, – расхохотался Олег. – Из силикона…

– На самом деле ему больше нравятся симпатичные мальчики, – поделился секретом Мартин, когда мы устроились в его «Ровере». – Так что избавься от ревности. Сейчас у нас есть дела поважнее. Вот их и обсудим.

– Позволь, я сначала позадаю вопросы.

– Ради Бога! Постараюсь на них ответить.

– Хорошо…

Ничего хорошего! Я внимательно наблюдал за тем, что творится на крыльце у меня под носом. Сволочь Олег, которому нравятся мальчики, нахально обнимал Алину за талию, а она строила ему глазки и расплывалась в улыбке. Она вся превратилась в сплошную улыбку.

– Вот ведь блядища! – прокомментировал я и Мартин расхохотался.

– Слава, не обращай внимания. Они специально дразнят тебя, зная, что ты наблюдаешь за ними. Еще раз повторяю, Олег не интересуется женщинами. А Алине, я в этом уверен, не нужен никто, кроме тебя… Не отвлекайся и задавай мне свои вопросы.

– Well. Вопрос номер один: вас здесь только четверо?

– Немногим больше. Но не толпиться же в доме в такую погоду. Еще трое сейчас гуляют неподалеку. Наблюдают. Охраняют нас… Дальше.

– Вопрос номер два: почему я нигде не вижу Хаджи?

– Хаджи умер сегодня ночью. По дороге из «Катастрофы». Передозировка наркотиков. Не успели его откачать. – Мартин виновато посмотрел на меня. – Вот почему я сказал, что ситуация не в нашу пользу.

– А сблефовать мы не сможем?

– Нет. Даже если бы он был живой, не уверен, что его дружки согласились бы на обмен.

– Да. Я в курсах, что от него хотели избавиться. Но не решались. Мы им помогли.

Мартин помолчал, пошуршал фантиком от конфеты и поинтересовался:

– А откуда ты в этих… в курсах? – В его голосе мне послышались отзвуки удивления.

– Ты же передо мной темнишь, – нежно проворковал я. – Позволь, я отвечу тем же. Во всяком случае, до той славной поры, когда мы откроем друг перед другом карты. Вопрос номер три: мы сегодня едем в Рождествено?

– Мартин повернулся ко мне и встретился со мной взглядом. Я ослепительно улыбался. Он тихо кипел. Кому понравится быть в дураках?

– Да. Сегодня мы едем в Рождествено. Сунем палку в термитник этих мерзавцев. Но, кажется, ты знаешь это и без меня? Докладывай, Голоблад, что еще успел накопать?

Я достал из-за пазухи план базы и небрежно швырнул его на колени Мартину.

– Это что? – Он зашуршал бумагой и, развернув план, удостоил его лишь мимолетного взгляда. – А-а-а… У нас есть подробнее. Надо будет их сверить. – План полетел на заднее сиденье «Ровера», а «аристократ» совсем не по-аристократически залез мизинцем в ноздрю точеного англосаксонского носа. – Продолжай спрашивать, Слава, – попросил он. – Мне так легче все тебе объяснить.

– Что у вас есть по базе на последнее время?

– За ней ведут наблюдение. Она напоминает пчелиный улей, в который швырнули камень. Там сейчас около сорока бандитов. А это очень нехорошо. Мы прокололись, перестреляв их людей в ночном клубе. Разворошили гадючье гнездо и разбудили хозяев. К тому же еще потеряли Хаджи. В общем, обделались, как дилетанты, и усложнили себе жизнь насколько возможно.

– И все же полезем сегодня туда? – произнес я вопросительным тоном. Но звучало это, как утверждение.

– И все же полезем, – ответил Мартин. – Ближе к ночи. Надо дождаться еще людей.

– Цель операции?

«Аристократ» вдруг развеселился.

– Слава, я чувствую себя, как в ФСБ на допросе. Если не смогу на что-то ответить, не применяй, пожалуйста, ко мне пыток.

Я хмыкнул:

– Договорились. Так что за кашу мы варим? Только не говори, что все это из-за моей дочурки.

– Не буду говорить… Пара – наша вторая задача. И мы ее вытащим оттуда живой, А основная цель – уничтожение базы, ликвидация определенных людей.

– Кто руководит операцией?

– В Рождествене ближе к вечеру мы развернем штаб. Там буду я. И еще кое-кто. Ты их не знаешь.

– А на месте? Кто поведет группу захвата? Лысый очкарик?

Мартин улыбнулся.

– Ты, наверное, имеешь в виду Альберта? Нет, он рядовой «мусорщик». Кстати, рекомендую: один из лучших. А группу поведешь ты, Персиваль Голоблад.

– А без шуточек? Кто?

– Ты, Персиваль Голоблад, – еще раз, четко выделяя каждое слово, повторил Мартин. – У тебя на базе есть свой интерес. К тому же, насколько я знаю, ты не утратил навыков оперативной работы. А? Мне рассказывали, когда-то ты был большим докой в подобных делах.

Да. Когда-то я умел воевать. Но теперь? Я уже не Персиваль Голоблад. Я Пивцов. Немощный, никудышный Пивцов. Который провалит все дело.