Текст книги "Удар молнии"

Автор книги: Виктор Кнут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Я достал из шкафчика кружку, налил в нее кипятку и бухнул сразу две ложки «Элита». Пантелеймоныч со змеиной улыбочкой наблюдал за моими действиями.

– Бледный ты нынче. Осунувшийся, – пробубнил он, прожевав кусок колбасы. – То-то я слышал, сегодня Танька полночи визжала, словно сирена. Мы уж с Инессой хотели спасателей вызывать. Или пожарных. Да нет, говорю, не спеши. Может, они мазохисты. Так пущай наиграются…

– Поболтай, поболтай, – беззлобно проговорил я.

– …А. ведь в твоем возрасте на сердце это может сказаться. И на простате… – Пантелеймоныч больше не смог выдерживать серьезного вида и гулко расхохотался. – Ишь, молодец, – одобрительно пробасил он. – Дал Таньке сегодня просраться. Так держать! Движешься верным курсом! – Он отставил в сторону сковородку, смел со стола хлебные крошки и выключил орущее прямо мне в ухо радио. – Эх, соседушко, на работу пора. А тебе в душ, смывать ночные грехи. – Он подошел ко мне сзади и возложил свои тяжелые заскорузлые кувал-дочки-лапы на мои плечи. – Вот что скажу тебе, Славка. – Тон изменился. В нем больше не было ни капли прежней беспечности и озорного звона. – Нехорошо все с Ларисой. Проморгали ее. Позволили увести из-под самого носа. И я тоже, дурак… Мог же помочь, вмешаться. Так думал, чего лезть в чужие дела? А вот ведь как повернулось… Так не стесняйся, если чего. Обращайся. Соберу мужиков в цеху, мы этим черным устроим. Лады?

– Договорились. Спасибо. – Я обернулся и благодарно пожал Пантелеймонычу руку.

Мне не были нужны его мужики. Справлюсь без них, своими скромными силами. Но как приятно открывать в людях новые горизонты! Развеселый работяга-сосед, от которого раньше я не слышал ничего, кроме насмешек, вдруг решительно подставляет мне свое пролетарское плечо, чтобы я смог на него опереться. И искренне ругает себя за то, что не сделал этого раньше. Нет, ну как все же это приятно!

Я допил кофе, забрался под душ и стоял там не менее часа, обретая прежнюю форму, изрядно утраченную за сегодняшнюю безумную ночь. Татьяна обработала меня по полной программе: всю спину расчертили алые ссадины от ее ногтей, на груди и плечах орденами и эполетами темнело несколько основательных синяков. Поясница гудела так, словно всю ночь я таскал огромные мешки с солью.

«А как же она? – злорадно размышлял я. – Походочка будет сегодня, как у гусыни? Или ей наплевать? Ну и Татьяна!»

Когда я вернулся в комнату, она все еще сладко спала. Я, стараясь не скрипнуть, плотно прикрыл дверь в спальню, достал из коробки последний, недоеденный вчера кусок торта и с ним в руке подошел к окну.

Дождь… Серый безликий денек… Серая мрачная улица… Серая безысходная жизнь… Две серые блестящие машины – БМВ и «опель монтеро», которые только что заняли места на вытертом колесами газоне. БМВ принадлежит папаше Салмана… Ага! Вот и он сам вылезает из-за руля. А кроме него… Раз, два, три, четыре… А кроме него еще пять человек, дружным стадом столпившиеся на дорожке возле подъезда.

Я уперся лбом в холодное стекло и напряг зрение, но, как ни старался, ни одной знакомой рожи не обнаружил. Уяснил только одно – это кавказцы, притом большинство из них весьма бандитской наружности. Да к тому же, как мне показалось, все со стволами. Пять совершенно не нужных мне вооруженных хачиков – это минус. Гадир Магоматович наконец объявился на горизонте – плюс.

Я дождался, когда компания зайдет в подъезд, и сразу бросился в коридор к телефону.

– Я уже давно встала. Просто вчера рано легла, – сообщила Алина. – Как у тебя?.. Серьезно?.. Еще пять человек?.. И с вольтами?.. Отпад! Сегодня повеселимся! Буду у тебя к десяти. Прихвачу все, что надо, а ты сейчас же вызванивай Джона. Он пригодится.

– До встречи.

– Целую.

Я нажал на клавишу сброса и быстро накрутил номер, который вчера как следует вбил себе в память. «Араб» ответил мне сразу, внимательно выслушал все мои наставления, повторил адрес, по которому должен подъехать, а от себя лишь добавил:

– Я прихвачу легкие броники. Кто знает?..

– Отлично! – Я повесил трубку, заглянул в спальню еще раз проверить, не проснулась ли сексуальная террористка Татьяна, и поплелся на кухню обследовать холодильник в поисках какой-нибудь снеди. В предвкушении предстоящей схватки я испытывал легкий мандраж. – Я был уверен, что избежать ее не удастся. В морозилке я нашел огромный шмат сала, на дверце – пяток яиц и, критически наблюдая за весело шкварчащей сковородкой, подумал, а не отказаться ли сегодня от завтрака? Если я сытым брюхом словлю пулю, то перитонит будет мне обеспечен в самой что ни на есть тяжкой форме. Но потом я вспомнил про обещанные бронежилеты, а шкварки на сковородке приобрели аппетитнейший золотистый цвет. И я откинул в сторону все гнетущие мысли о предстоящих ранениях и аккуратно расколол первое яйцо из пяти.

* * *

Я не хотел лишний раз пугать Татьяну и подбрасывать ей дополнительную информацию для сомнений и размышлений. Но нам надо было где-то надеть жилеты, а единственным подходящим местом для этого была моя бывшая комната.

– Здравствуйте, – пискнула разлюбезнейшая Алина и разве что не сделала реверанс, когда Татьяна открыла нам дверь. Маленький «араб» лишь молча кивнул головой.

– Таня, мы на минуту. Надо переодеться. Не в подъезде же… Я просительно смотрел на свою бывшую супругу и откровенно боялся, что у нее достанет дурости выставить нас вон. Но она всегда была мудрой женщиной.

– Проходите. Слава, ты же сказал, что заглянешь попозже.

– Вот и заглянул, – усмехнулся я, проводя своих гостей в комнату.

Джон с облегчением опустил на диван большую дорожную сумку. Судя по тому, как он нес ее, изогнувшись всем телом, весу в ней было не меньше тридцати килограммов. Алина подошла к окну и, встав за портьеру, начала внимательно изучать окрестности.

– Прикрой, пожалуйста, поплотнее дверь, – попросил я Татьяну, и она мгновенно выпустила наружу когти.

– Что, с той стороны? – Глаза приобрели кошачий блеск. – Но пока что я здесь…

– Да нет, Танюша, – улыбнувшись, перебил я ее. – Не надо никуда выходить. Оставайся. От тебя у нас нет секретов.

Джон, склонившийся над своей сумкой, обернулся и бросил на меня неодобрительный взгляд, но уж я-то изучил свою бывшую женушку за годы совместной жизни. И точно знал, что доверить ей можно очень и очень многое. Она относится к той редкой породе женщин, которые умеют держать язычок за зубами. И то, что она увидит сейчас в этой комнате, дальше этой, комнаты и не выйдет.

Татьяна заперла дверь на замок, приволокла из спальни стул, устроилась на нем верхом, опираясь локтями о спинку, и уткнулась пронзительным» взглядом в Алину, стремясь, должно быть, вычленить у нее те минусы, которые потом можно будет предъявить мне. Алина же, не обращая ни на кого внимания, отошла от окна, стянула с себя нарядную блузку с кружевными фестончиками и, голая по пояс, терпеливо ждала, когда Джон передаст ей бронежилет.

– Что, собрались в набег на осетинов? – подала голос Татьяна, и я ей ответил:

– Угу.

– Вы их покрошите, а я, в результате, окажусь соучастницей?

– Ты этого так боишься? – Я смерил ее жестким взглядом. – Учти, все это делается ради Ларисы.

– Я не боюсь, Слава. Все правильно. – Татьяна поднялась со стула и подошла к платяному шкафу. – Алина, вы разоделись прямо как на прием к губернатору. – Она достала с полки свой мохеровый свитер. – Возьмите его. Под ним не будет заметен бронежилет.

Я напялил на броник рубашку, сверху – пиджак. Посмотрел в зеркало – все о'кей – и уже потянулся за своим «Каштаном», когда «араб» буркнул у меня над ухом:

– Не надо. Оставь его, он без глушителя. Наделаешь шуму. – И достал из своей сумки «Ингрем», переделанный для бесшумной стрельбы. Сам он был вооружен точно таким же, но, кроме того, я заметил у него под курткой наплечную кобуру, из которой торчала массивная черная рукоятка.

– Дай посмотреть, – «араб» протянул руку, и Алина вложила ему в ладонь «Беретту», на которую уже навернула глушитель и теперь безуспешно пыталась засунуть ее за пояс джинсов. Ей здорово мешал бронежилет. Джон передернул затвор и удовлетворенно хмыкнул, когда на диван выскочил маленький желтый патрон. Потом едва уловимым движением он выбил из рукоятки «Беретты» обойму и выщелкал из нее все остальные патроны.

– Отлично! – «Араб» снова снарядил обойму. – Не забудь про предохранитель, если придется стрелять.

Алина презрительно хмыкнула, и Джон, повернувшись к ней, приветливо улыбнулся.

– Такое случается и с опытными людьми. Пошли. Не светите оружием.

Я отметил, что незаметно командование операцией перешло к «арабу», но даже не думал сопротивляться. Наоборот, был доволен, что рядом с нами человек, который четко знает, что надо делать. Которому, должно быть, уже не раз доводилось нюхать порох на ограниченных квартирных пространствах.

– Когда отопрут, я вхожу первым. Слава за мной, прикрывает, – объявил диспозицию Джон, когда мы поднимались по лестнице. – Алина, все время оставайся в прихожей около двери. Не давай им ее запереть. Или кому-нибудь выскочить из квартиры. Без нужды не палите, лучше всего обойтись вообще без стрельбы. Ну, а если возникнет необходимость, не тяните и первыми открывайте огонь. Лучше всего по ногам. Они тоже могут быть в брониках.

– Джон, – не выдержал я. – Откуда ты так хорошо знаешь русский?

– Окончил МГУ. Журналистику. А сейчас работаю на одну из телекомпаний. Спецкором в России.

Я уже отвык чему-либо удивляться, но все же пробормотал:

– Делишки…

– Все. Прекратить разговоры.

Мы остановились напротив двери Магоматова, и я нерешительно спросил:

– Звонить?

– Предохранитель, – шепотом напомнил Джон и прижался спиной к стене. – Давай. Чего тянуть?

Я надавил на кнопку.

Грустная восточная мелодия за дверью. Дебильное выражение несведущего доха у меня на лице. Автомат обеими руками держу за спиной – его не заметно. Ноги на ширине плеч. В такой позе стоят штатовские солдаты по команде «смирно». Ничего подозрительного. Просто я, глупенький, играю в крутого парня.

Меня внимательно изучили в глазок и сразу заскрипели замками. Кто-то очень спешил повидаться со мной. Побеседовать. Сделать из меня хорошую отбивную.

– Отодвинься, – шепнул «араб» и, согнув ноги в коленях, выставил перед собой «Ингрем». Хищник, изготовившийся к последнему, решающему прыжку. Мне стало жалко того, кто сейчас отпирал нам дверь.

Того, кто отпирал нам дверь, Джон просто смял. Одним хлестким ударом по горлу вырубил здоровенного, как холодильник «Стинол», бритоголового типа с маленькими глазками и крупным мясистым носом. Когда я ворвался в прихожую, бритоголовый еще продолжал неуклюже валиться на многострадальное трюмо в стиле «ампир». А прыткий «араб» уже успел разобраться с другим крепышом. Тем, что, должно быть, прикрывал первого, но так и не успел – или не решился – нажать на спуск своего ТТ. ТТ заскользил по паркету. Следом за ним отправилось тело его хозяина. Но еще за мгновение до этого я навскидку дал короткую очередь по кривым кавалерийским ногам похожего на шимпанзе бородача, который неожиданно возник из гостиной и уже успел поднять руку с пистолетом Макарова. «Ингрем» негромко харкнул, и кривоногому, – вернее, уже безногому – стало совсем не до стрельбы. Он выронил ствол и начал медленно сползать на пол, безуспешно пытаясь зацепиться ногтями за виниловые обои, которыми была отделана прихожая. Его лицо отражало весь спектр тех адских страданий, которые только может испытывать homo sapiens. Я метнулся к нему и ухватил за шкирку, не давая упасть. Особых усилий мне это не стоило. Бородатый малыш был в весе жокея, и, легко удерживая его, я даже успел обернуться и отметить, что Алина уже закрыла входную дверь и задвинула на ней массивную щеколду. Стоит, направив в потолок ствол «Беретты», и с интересом наблюдает за тем, чем же я занимаюсь. Я озорно подмигнул ей, напрягся и изо всей силы швырнул маленького «шимпанзе» в гостиную. Так, чтобы он оказался там неожиданно и пролетел как можно дальше. Если этот мужик родился под несчастливой звездой, то его перепуганные приятели сразу, чисто автоматически, всадят в него несколько пуль.

Никакой стрельбы! Тишина! Гробовая…

Мой клиент грохнулся на палас и, оставляя под собой расплывающуюся лужу крови, остался лежать без движения. У него был болевой шок, и он потерял сознание.

– А теперь я, – прозвучало у меня за спиной. Я обернулся. Джон, как ни в чем не бывало, наслюнил ладонь и приглаживал растрепавшуюся прическу. Глаза его лихорадочно блестели, а на губах играла нехорошая плотоядная ухмылка. Он жаждал крови! – Вы осторожнее. Они могут вылезти из других комнат или из кухни. Их еще трое?

– Должно быть.

– Отлично! Я убивать никого не буду. – «Араб» отступил назад для разбега и бесшумно рванул вперед. В гостиную он нырнул так, как другие ныряют в бассейн. Находясь в полете, Джон успел дать короткую очередь вверх. До меня донеслись чавкающие звуки выстрелов и звон осыпающихся вниз осколков люстры.

– Держи коридор, – коротко приказал я Алине и, стараясь ступать как можно мягче, пошел по направлению к кухне. В этот момент из гостиной раздался громкий пистолетный хлопок и еле слышная автоматная очередь. Чей-то протяжный стон. «Араб» занимался делом.

– Слава! Сла-а-ава! – донесся до меня его голос. – Иди сюда. Быстро!

Я в несколько шагов преодолел расстояние до гостиной. Там все было закончено. Джон стоял посреди комнаты и держал на прицеле троих человек. Двое, перепуганные и бледные, послушно сидели плечом к плечу на диване. Ладошки, как у детсадовцев, на коленках; глаза от ужаса готовы вылезти из орбит. Один из них – мой старый знакомый, Гадир Магоматович Магоматов, другой – неизвестный мне аксакал почтенного возраста с богатой седой шевелюрой и мусульманской козлиной бородкой. Третий, совсем мальчишка, устроился на полу, опираясь спиной о кресло, и баюкал изувеченную пулями правую руку. В двух шагах от него валялся пистолет незнакомой мне марки.

– Вот он и снова я. К вам с огромным приветом, – весело осклабился я и подошел к дивану.

– Обыщи их, – раздался у меня за спиной негромкий голос «араба».

– Встать!!!

«Аксакал», будто не слыша, продолжал неподвижно сидеть на диване, но Гадир подскочил, словно его шарахнуло током, и вытянулся передо мной по стойке «смирно». В юные годы, он, конечно, служил в доблестной Красной Армии. Должно быть, в стройбате. Но остались-таки армейские навыки. Остались!

Чтобы не мешался, я положил «Ингрем» на пол к ногам Джона и после этого быстро охлопал одежду Гадира. Не нашел ничего, кроме мобильного телефона. Проверил – отключен – и швырнул его в угол комнаты.

– Лечь!!!

Магоматов, пыхтя, как насосная станция, неуклюже устроился на полу. Руки в стороны, ноги в стороны, рожей в палас. Обширная задница вызывающе смотрит вверх – туда, где еще недавно висела люстра.

– Теперь ты! – Я подошел к «аксакалу», но он меня просто не замечал. Игнорировал, сволочь! Я зацепил пятерней его жидкую бороденку и, не стремясь быть излишне почтительным к старости, потянул ее вверх. «Аксакал» не выдержал и поднялся. И пока я его обыскивал, испепелял меня ненавидящим взором, так и не произнося ни слова. Пусто. Нет даже мобильного телефона. Нет даже расчески.

– Лечь!!!

Ноль эмоций. Гордый высокогорный орел-стервятник… Я, недолго думая, подсек ему ноги, и он гулко шмякнулся на пол.

– Вот так-то, папаша. – Я крепко придавил его сверху ступней, заставил принять хотя бы подобие правильной позы – той, в которой сейчас находился Гадир. И еще несколько раз добавил по ребрам – за непослушание. Самураи после такого позора обривают голову и, не задумываясь, делают себе харакири. А аксакалы?

Я быстро проверил диван – не успели ли сунуть что-нибудь между подушек, – но, кроме пыли и крошек, ничего там не нашел и принялся за бойца, которого подстрелил «араб».

– Манэ бы бынт, бырат, – встретил меня просьбой раненый, и я первым делом осмотрел его руку. Ничего страшного, крови немного, в реанимации не нуждается. Я ощупал его одежду и нашел нож-выкидуху и запасную обойму. Присоединил, к ним трофейный ствол, сложил все в кучку в углу комнаты, на скорую руку обшмонал раненого мною боевика, валявшегося без сознания, ничего интересного не обнаружил и, не поднимаясь с колен, бросил вопросительный взгляд на «араба».

– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Держи всех на прицеле. Я проверю тех, в коридоре. И осмотрю квартиру. – Джон наклонился и потряс за плечо маленького героя с перебитыми конечностями. Тот и не собирался приходить в себя. – Не сдох бы. Столько кровищи! Надо забинтовать.

Пока «араб» проверял квартиру, Алина принесла из ванной довольно богатую аптечку и ловко перетянула жгутом правую ногу подстреленного «шимпанзе». Кровотечение остановилось. Алина с треском вскрыла упаковку бинта, обильно плеснула перекисью на три входных пулевых отверстия – два на правой ноге, одно на левой – и наложила на раны тугие аккуратные повязки.

– Все пули застряли в костях, – прошептала она. – Извлечь их оттуда бо-о-ольшая проблема. Скорее всего, он останется хромым на всю жизнь.

Потом за какие-то пять минут она управилась с мальчиком, раненным в руку.

– Все супер! Поправишься быстро, красавец, – подбодрила его напоследок и принялась с интересом разглядывать Гадира и «аксакала», которые под шумок самовольно вернулись с пола на свой любимый диван и сидели там, как два истукана.

«Араб», тяжело отдуваясь, втащил в гостиную боевика – того, что неосторожно открыл нам дверь, – уложил его рядом с безногим и, смерив обоих оценивающим взглядом, пришел к заключению:

– Жить будут, ублюдки. Слава, приволоки второго. Я что-то немного подвыдохся.

Особо не церемонясь, я, словно в оглобли, впрягся в толстые ноги массивного – не менее центнера – мордоворота и отбуксировал его в гостиную.

– Отлично, теперь все на виду, – удовлетворенно отметила Алина и устроилась в кресле рядом с продолжавшим сидеть на полу мальчишкой. – У вас есть свой доктор? – Она вопросительно посмотрела на Магоматова, но вместо него неожиданно решил открыть рот «аксакал».

– Не в больницу же нам их везти. – Он говорил совсем без акцента. Без хоть какого-нибудь ничтожнейшего акцентика. – У нас, конечно, есть доктора. У нас, конечно, помимо докторов, есть другие специалисты. Они придут и убьют вас троих. Вы пока еще суетитесь, но вы все покойники.

Я усмехнулся. Так напыщенно говорят герои американских боевиков. «Аксакал», наверное, любит смотреть телевизор.

– Отец, мы еще дадим тебе слово. А пока я хочу побеседовать с Магоматовым. – Я взял стул, установил его спинкой вперед напротив дивана и уселся на нем верхом. – Итак, Гадир Магоматович. Ты убедился, все очень серьезно. На столько серьезно, что если не станешь отвечать на вопросы, буду выбивать тебе зубы. Или отрезать по кусочку от твоей нежной плоти… Как мне найти Салмана?

Допрашиваемый, словно карась на песке, несколько раз беззвучно приоткрыл рот.

– Ну!!!

– Нэ знаю. Он ушел из дому. Живет на прыгороде. Нэ знаю гыдэ.

– Приблизительно.

– На южын пригороде.

– Колпино? Пушкин? Гатчина? Тосно?

– Я гаварым, нэ знаю.

Я ему верил. Зачем Салману сообщать своему папаше адрес, по которому устраиваются оргии со шлюхами? Перебьется папащечка! А то еще – о, Аллах! – принесет его нелегкая в гости в самый неподходящий момент.

– У него есть телефон? – продолжал я.

– Мабылны. Номэр нэ знаю.

– Шакал лишайный!!! Ты хоть что-нибудь знаешь? – взвилась из кресла Алина, но я жестом приказал ей, чтобы заткнулась.

– Где его офис?

– Нэту офыс. Так работает. С дома. По компьютер, по тылифон. Все лэвым у него, вся тывар лэвым.

– Проклятье! – выругался я. – И как мне его отыскать? Ну-у-у!!! Уши отрежу!!!

– Колись, падла! – подлила масла в огонь Алина. Ей эта забава определенно пришлась по душе.

Гадир повращал зрачками и опять превратился в карася на песке. Как он этого ни желал, но ни слова выдавить из себя не мог.

«Аксакал» повернулся к нему, легонько шлепнул по бледной щеке ладонью, а потом откинулся на спинку дивана и скрипуче расхохотался.

– Хе-хе-хе, специалисты-психологи. Доведете же мужика до инфаркта. Или до инсульта. И ничего от него не добьетесь. Потому как он сам ничего не знает, не ведает.

– Ладно, тогда пускай отдыхает. А я пока поспрашиваю тебя.

– Попробуй. – «Аксакал», который был откровенно напуган в тот момент, когда я увидел его в первый раз, теперь безмятежно развалился в углу дивана – нога на ногу – и чувствовал себя совершенно спокойно. Понял, что никто убивать его не собирается. Не те мы люди, не отморозки. Он раскусил нас почти сразу. – Не стесняйся, спрашивай, Слава. Хорошо спросишь, может быть, и отвечу. Понты гнуть начнешь, пошлю вас всех к ядрене матери. И больше уже ничего от меня не услышите.

– Что ж, приму к сведению. – Я смерил строгим взглядом Алину, чтобы помалкивала, и задал первый вопрос:

– Кто вы такие? Почему здесь?

– А тебя ждали, Слава. Мочить собирались. Уж больно ты неспокойный. Боится тебя наш коммерсант, работать нормально не может. Вот только силенок не рассчитали. Непростым оказался ты пацаном. Учтем на будущее.

– Так уж и мочить сразу?

– А ты не угомонишься иначе. – «Аксакал» рассеянно похлопал себя по карманам и обратился к Алине. Вот что, красивая. Довольно кресло просиживать. Сходи-ка ты лучше на кухню. Там на столе сигареты и зажигалка. А заодно накапай старику, – он толкнул в плечо Магоматова, – корвалола. Пожалуйста.

Алина бросила на меня вопросительный взгляд, и я согласно кивнул:

– Сходи.

– Так это у тебя дочку украл его недоносок? – Аксакал снова переключил внимание на меня.

– Да.

– Понимаю, чего ты так бесишься. Сам бы, наверное, еще не так… Знаешь, сынок, разойдемся сегодня, я чувствую с миром. Постреляли немного, побаловались. Остальное утрясем по базару. Только вот обзовись, расскажи старику любопытному, кто ты таков, почему не знаю тебя. Ведь не из мусорских, это точно. Это я вижу насквозь.

– Нет, не оттуда. И не из ФСБ. Не из ГРУ Не из армии. Есть одна фирма, да только тебе лучше о ней не знать. Наживешь неприятности.

«Аксакал» многозначительно покивал. Возможно, он считал, что я просто «гну пальцы». Но, с другой стороны, ведь не оставил он без внимания наше оружие. И нашу выучку…

У меня за спиной послышался шорох. Я немедленно оглянулся и увидел, как один из «больных» – тот, которого я тащил сюда за ноги – пришел в себя, принял сидячее положение и озирается, пытаясь зацепиться за что-нибудь мутным взором. Джон лениво оторвал зад от стула, достал из кармана трофейный ТТ и, неспеша подойдя к толстяку, рукояткой деловито стукнул его по макушке. Толстяк вновь погрузился в анабиоз, а я задал очередной вопрос:

– Теперь ты представься, папаша.

– Рамазом зови. Жил я когда-то в Абхазии. Молодым был… А потом все в России. От Хабаровска и до Кёника, поносило меня по горам, по долам. Да вот старым стал. Сейчас вроде бы как и на пенсии. А вроде бы как и при деле. Кому совет нужен, кому деньжат в долг, а кому и другая помощь. Например, как вот этому. – Рамаз кивнул на Магоматова, который в этот момент сосредоточенно вливал в себя корвалол. Алина забрала у него пустую стопку, кинула «аксакалу» на колени пачку «Мальборо» и зажигалку и поспешила занять свое кресло.

– Вроде бы как познакомились, – сказал я, дождавшись, когда Рамаз прикурит сигарету.

– Вроде бы как да, – передразнил он меня, жадно затянулся, поперхнулся дымом и зашелся в приступе свистящего надсадного кашля. – 3-зараза! – с трудом выдавил из себя. – И ведь не бросить эту отраву никак! – И сделал еще одну глубокую затяжку. – Слушай, Слава, что тебе расскажу. Слушай внимательно. Может, поможет это тебе отыскать дочку и этого пидара. Короче, снюхался он с одной кодлой. Мы их обзываем Ковровцами, хотя там сплошь ингуши и чечены. Есть, правда, и русские. Интернационал, мать твою! Отморозки! Крысятники! Поняток не признают, но фишки в общак засылают исправно. Потому их пока и терпят. Да ненадолго это. Есть там такой Хаджи, он кодлу и держит. Хаджи – погоняло, как в натуре его зовут, я не знаю. Был он смотрящим в Коврове, развел беспредел. В результате угодил на правило, а потом свалил сюда с корешами.

– Чем они занимаются?

– Как чем? – удивился Рамаз.

– У них есть какая-нибудь фишка? Специализация?

«Аксакал» снова скрипуче расхохотался.

– Хе-хе, Слава. Какие фишки? Какие специализации? Это просто стая диких голодных псов. Они готовы порвать любого, чтобы напиться крови. Старуху за триста рублей жалкой пенсии мочканут, не раздумывая. Отморозки и есть отморозки. Вот потому-то их и отстреляют скоро свои же.

– А что, со старухой, действительно, было? – поразился я.

– Да нет. Это я так, для примера. – Мой собеседник на секунду смутился. – Не фильтрую базар.

– Как их найти?

– Где у них норы, не знаю. – Рамаз прикурил еще одну сигарету. – А вот есть на Ленинском ночной клуб. Называется «Катастрофа». Там в кабаке и ищи их. Не ошибешься. Да только поосторожнее, Слава. Это тебе не мои ягнята, которых сегодня пострелял, словно в тире. Это волки. И волыны они обычно таскают с собой.

– Не помогут волыны, – неожиданно подал голос молчавший уже больше часа «араб». Рамаз улыбнулся. Кажется, он поверил, что не помогут.

– В том кабаке обычно много народа? – задал еще один вопрос я.

– Не знаю, – пошевелил бородой «аксакал». – Не был там никогда.

– А чего же? – Я поднялся со стула. Наша беседа явно подходила к концу. – У тебя есть, что еще рассказать?

– Рассказать нету. – Рамаз тоже поднялся с дивана. – А предложить могу. Если надо, человек пять пацанов зашлю тебе на подмогу. Мне этот Хаджи давно уже словно кость в горле.

Я про себя усмехнулся: «Красота! Каждый встречный готов поделиться со мной людскими ресурсами. Пантелеймоныч – работягами из горячего цеха, «аксакал» Рамаз – быками-бандюгами».

– Спасибо, конечно. – Я широко улыбнулся, а Алина в кресле хихикнула. – Прибереги пацанов для себя. А за нами, я же сказал тебе, фирма. Ох, и крепкая ж фирма!

Рамаз многозначительно промолчал и склонился над тремя полутрупами, сложенными в ряд на полу.

– Вот ведь еще морока, – пробубнил он себе под нос и обернулся ко мне: – Так Гадир может не менживаться, так понимаю?

– Без вопросов, – заверил я. – Он мне не нужен, и я даже не думал причинять ему зла. Просто хотел расспросить. Если бы не ты со своими быками, все бы закончилось простым разговором. Теперь я узнал, что хотел, и Магоматов мне больше не интересен. Пусть себе остается с миром.

– Отвечаешь? – обжег меня взглядом Рамаз.

– Мне что, повторить? – Я немного повысил голос.

– Не надо. Считаю, мы обо всем добазарились. – Рамаз снова грустно смотрел на три неподвижных тела. – И что мне прикажете делать с этими дохляками? Слава, поможете дотащить их до машины?

Я с ужасом представил, как это будет выглядеть. Но пренебречь почетной обязанностью выноса бесчувственных тел не мог. Это было «не по понятиям». И я обратился к Алине:

– Как насчет того, чтобы поработать грузчицей? А, милая девочка?

– Не называй меня милой девочкой, Слава. – Алина выбралась из уютного кресла. Глаза у нее были грустными-грустными. – Я, конечно, поработаю грузчицей. – Она сейчас обращалась только к Рамазу. – Как же вы, немощные, да без моей богатырской силушки? Вот только если сегодня я наживу себе грыжу, вырезать ее будут за счет вашего общака.

– Отвечаю, – расхохотался Рамаз. – Вперед! Потащили задохликов!

* * *

Ночной клуб «Катастрофа» расположился в «стекляшке» – стандартном двухэтажном строении, в каких в былые застойные времена первый этаж, как правило, занимала кулинария, а второй – парикмахерская и мастерская по изготовлению ключей. Но с той беззаботной поры, когда все было именно так, минуло больше десяти лет, и безликую типовую «стекляшку» уже давно плотно укутали красной кирпичной пеленкой, оставив для дыхания лишь узкие окна-бойницы и тесный дверной проем, который бдительно охраняли два юных бритоголовых швейцара-тяжеловеса.

Швейцары, безуспешно пытаясь изобразить на мятых рожах подобие любезной улыбки, содрали с меня за вход двадцать рублей, радостно сообщили, что сегодня для девушек вход свободный, и мы с Алиной очутились внутри почти настоящего пещерного грота. Несколько электрических светильников-факелов, размещенных на серых бетонных сводах, как могли, боролись с царившим здесь полумраком. Но эти усилия были тщетны, и вся польза от «факелов» сводилась только к тому, что они высвечивали из темноты бутафорские гипсовые сталактиты, гирляндами налепленные на потолок. Вход в дискотеку, где уже гремел хаус и мелькали огни цветомузыки, был стилизован под бесформенную крысиную нору. Впрочем, так же, как и проход на лестницу, ведущую на второй этаж в ресторан.

– Интересно, – заметила Алина, – почему они назвали эту шахту «Катастрофой», а не «Пещерой Лейхтвейса»?

– Тебе здесь нравится?

– Оригинально. – Она взяла меня за руку и утащила в мерцающий разноцветными огнями зал, где на нас обрушились оглушительный камнепад низкочастотного ритма и истошные вопли ди-джея. Своей совершенно лысой башкой ди-джей отражал свет направленных на него софитов и ощущал себя на вершине славы.

В зале собралось не более полусотни тинейджеров, которые, не стремясь проявлять особой активности, прятались от ди-джея по темным углам или у стойки миниатюрного, почти игрушечного, бара.

Бар предлагал посетителям два сорта пива в пластиковых стаканах, чипсы, фисташки и три табурета, к которым, должно быть, еще с открытия дискотеки выстроилась огромная очередь.

Из всех достопримечательностей, кроме мини-бара и лысого ди-джея, я обнаружил в зале короткий подиум с двумя пилонами. Возможно, по выходным здесь устраивают стрип-шоу. Если, конечно, удается найти стриптизершу.

– Здесь, наверное, бывает стриптиз! – слов но прочитав мои мысли, прокричала мне в ухо Алина.

– Не отказалась бы посмотреть?! – в свою очередь крикнул я.

– Мне нравится!

– Мужской?!

– Нет, женский! Я представляю, что сама испытала бы, раздеваясь на публике! Это меня возбуждает!

– Ты, случайно, не нимфоманка?!

– Что?! Не слышу!!!

– Нимфоманка!!!

– Спасибо!!! – Алина нашла мою руку и увлекла меня за собой. Из музыкального ада назад под старые добрые сталактиты, угрожавшие сорваться вниз и пришпилить меня, словно жука булавкой, к бетонному полу.

– Странно, почему там никто не танцует? – пробормотал я, когда грохоте хауса остался у нас за спиной.

– Еще не успели нажраться «Экстази», – рассмеялась Алина и шепнула мне на ухо: – Глянь, кто пришел.

Я обернулся к входной двери. Четверо новых посетителей «Катастрофы» проходили поверхностный фэйс-контроль. Две стройные высокие девушки с внешностью манекенщиц. Парень с короткими обесцвеченными волосами, одетый в тесные кожаные брюки, цветастую рубашку и белый пиджак, а поэтому весьма смахивающий на сутенера. И четвертый, маленький и невзрачный, в джинсиках, кроссовках и просторной, не по размеру куртке, Джон-Али-Мухамед собственной персоной. Он бросил на нас безразличный взгляд, взял под руку одну из красавиц – на голову выше его, – и весь квартет новоприбывших, нырнув в «крысиную нору», начал подниматься по лестнице к ресторану. Разгильдяи-швейцары проводили их насмешливыми взглядами, позубоскалили и вышли на улицу. Курить и бдительно справлять свою службу.