Текст книги "Лицо порока (СИ)"

Автор книги: Виктор Песиголовец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Весь день работа не клеилась, все валилось из рук. Но я, конечно, старался. Нужно было подготовить две страницы на завтра, чтобы компьютерщики не сидели, сложа руки, пока я буду находиться в Вольнянске на похоронах.

Вечером я отправился к Насте.

– Ой, ты как раз вовремя! – воскликнула она, когда я возник на пороге.

– А что такое? – мы обнялись и расцеловали друг друга.

– Только что звонила Ляля, умоляла придти к ней в гости. Говорит, что умирает от скуки. Давай сходим, Вань! – в глазах Насти читалась просьба – она обожала Лялю.

Ляля – близкая и, пожалуй, единственная ее подруга. Лично мне она была не по душе – слишком уж болтливая и развязная особа, к тому же начисто лишенная женской стыдливости. С Настей я побывал у Ляли дважды, и оба раза мне довелось созерцать ее голую. Первый раз она ни с того, ни с сего вскочила из-за стола во время ужина и, сбросив на ходу халат, под которым ничего больше не было надето, побежала в ванную – ей вдруг приспичило ополоснуться. С ванной вышла опять же в чем мать родила и только потом, усевшись за стол, небрежно накинула на плечи халат. В другой раз Ляля начала показывать нам свои обновки – летний костюмчик и ночную рубашку.

Нисколько меня не стесняясь, принялась их примерять, то обнажаясь, то одеваясь на моих главах. Настя к чудачествам Ляли относилась спокойно: «Лялька – человек без комплексов!» – говорила она и смеялась.

К этой самой Ляле мы и отправились. Идти было недалеко – в соседний дом. Там в двухкомнатной квартире она жила со своим четырнадцатилетним сыном.

– Как хорошо, что вы пришли! – обрадовалась Ляля, целуя нас с Настей поочередно. – Вечерами мне бывает так одиноко, хоть волком вой! Колька повадился бегать в компьютерный клуб, играет там до глубокой ночи. А я остаюсь совершенно одна в четырех стенах.

Разувшись и сбросив верхнюю одежду в прихожей, мы прошли в гостиную и уселись на диван. Ляля сразу придвинула журнальный столик поближе.

– Тут и поужинаем! У меня масса вкуснятины, – щебетала она. – Есть буженина, заливная рыба, свинине отбивные, красная икорка. А еще я испекла чудесный тортик. Сейчас все выставлю!

Ляля бабочкой упорхнула на кухню, вслед за ней – и Настя, помогать.

Через пять минут на журнальном столике не было ни пяди свободного места – все было уставлено яствами.

– Мужчина, ну-ка, поухаживай за дамами! – кивнула Ляля на бутылку «Массандры».

Я откупорил ее и наполнил два бокала вином. Сладковато-терпкий аромат наполнил комнату.

– А почему ты налил вино только в два бокала? – удивилась Ляля. – Ты что, завязал?

Я развел руками:

– Вино на меня плохо действует.

– Ваня пьет только крепкие напитки, – пояснила Настя, поглядывал на меня с сочувствием.

Ляля озадаченно почесала вздернутый носик:

– Да, да… Я забыла… А водки-то у меня как раз и нет.

– Сейчас быстро сбегаю в магазин и куплю, – я поднялся с дивана, собираясь выйти в прихожую, чтобы одеться. Шлепнув себя ладонью по лбу, прибавил, обращаясь к Насте: – А мы тоже хороши! Пришли в гости с пустыми руками.

Настя вскочила и придержала меня за рукав:

– Вань, я сама смотаюсь! Дома же тоже водка есть, целых две бутылки в холодильнике. Просто из виду выпустила!

– Да нет! – махнул я рукой. – Пусть те бутылки дома стоят да ждут своего часа. Магазин же рядом. Сейчас я принесу.

– Пусть Настя сходит! – вмешалась Ляля. – Заодно и салфеток купит. Она сегодня весь день дома просидела, ей не помешает проветриться.

– Конечно, – согласилась Настя и, выйдя в прихожую, начала быстро натягивать сапоги.

– Деньги не забудь! – напомнил я. – Они у меня во внутреннем кармане куртки.

Настя ушла в магазин. А я откинулся на спинку дивана и закурил. Ляля одним духом осушила свой бокал и, нервно поставив его на столик, посмотрела на меня серьезно и несколько смущенно. Смущение в ее глазах я видел впервые.

– Ванечка, ты мужик вроде понятливый. Можно тебя попросить об одном одолжении?

Я кивнул.

– Только пообещай сперва, что не обидишься и… этот разговор останется между нами.

Я затянулся сигаретой и опять кивнул:

– Само собой, Ляля!

– Обещаешь?

– Обещаю!

Она резко наклонилась ко мне, – крепко обхватила мою руку и с жаром зашептала:

– Ванечка, помоги мне! Не знаю, что со мной происходит, но умираю, так хочу мужчину! Понимаешь, Ванечка, умираю!

Я обескуражено уставился на Лялю.

– Но… как…

– Миленький, пожалуйста! – продолжала шептать она. – Я вся измучилась, изнываю… Это просто мука какая-то! У меня, конечно, есть вибратор, но разве им заменишь живую плоть? – ее рука уже судорожно поглаживала мою ногу, перемещаясь все ближе к паху, а темные глаза были окутаны дымкой страсти.

– Тебе нужно завести мужчину, – посоветовал я, стараясь придать голосу как можно больше теплых тонов сочувствия. Ляля сейчас, безусловно, в нем нуждалась – это было отчетливо видно по ее лицу и лихорадочным движениям рук.

– Ванечка, золотой, пожалуйста! Ванечка! – трепетала она, принимаясь за молнию на моих брюках.

Я попытался мягко остановить Лялю, сжал ее руку. Но женщина, как дикая кошка, прыгнула на меня и впилась губами в мой рот. Столь пылкий напор похотливой, изголодавшейся самки ошеломил меня и я на какой-то миг растерялся. Этого оказалось достаточно, чтобы Ляля успела выудить из брюк мой инструмент.

Дернувшись, я сбросил ее с себя, вскочил с дивана и запихнул свое сокровище на место. Ляля, как куль, упала лицом на диван и беззвучно зарыдала. Вид у нее до того был жалкий, растоптанный, что я сдался: мужчина я, в конце концов, или нет? Женщина умоляет, унижается, а я ломаюсь, будто прыщавая девственница! Что мне стоит выручить истерзанную бешеным желанием даму? Я обхватил Лялю за ноги, приподнял их и, задрав ее попку кверху, рывком отбросил подол халата. Еще пара секунд, и Ляля, сладострастно застонав, завиляла, налитыми, спелыми бедрами.

Когда Настя вернулась, мы сидели рядышком на диване и сосредоточенно рассматривали старые фотографии в школьном Лялином альбомчике. В глазах Насти вспыхнул смутный огонек тревоги, но тотчас и погас – приподнявшись, я обнял ее за талию и усадил к себе на колени. А Ляля, как ни в чем не бывало, защебетала:

– Ну, давайте же наконец выпьем! Ванечка, не медли, дорогой, наливай себе водочки, и поехали! Посидим хорошо.

Я налил в Лялин пустой бокал вина, а себе, проигнорировав эту маловместительную тару, добрых полчашки водки.

Посидели мы и впрямь хорошо.

Хоронить мне Михаила не пришлось. Утром, прибыв в Вольнянск, я узнал, что старенькая мать моего друга решила увезти тело сына на родину, в крошечную деревушку под Сумами. На похороны туда поехала и Надежда.

Выпив по рюмке водки за упокой грешной души Михаила со старушкой-соседкой, которая наводила порядок в его теперь уже пустой квартире, я побрел обратно на автостанцию.

Над городом зловеще кружило угрюмое воронье. Звенел мороз. И скорбно молчали поседевшие тополя…

В Запорожье я приехал в половине десятого. На работе решил не показываться. Все, что нужно, я написал вчера, необходимые распоряжения дал. Остальное сделают и без моего участия. Но и сидеть целый день дома тоже не хотелось. С уличного телефона-автомата я позвонил в приемную редакции, в двух словах объяснил Маше положение вещей и пригласил ее на чашечку кофе в дом печати, пообещав появиться там через полчаса.

В бар она пришла в точно назначенное время. В короткой, туго обтягивающей бедра юбочке, элегантной кожаной курточке и белом пушистом шарфике, Маша смотрелась довольно эффектно. Немногочисленные посетители мужского пола, в основном коллеги-журналисты, бросали на нее плотоядные взгляды.

– Привет! – Маша бросила на столик сумочку и, обворожительно улыбаясь, присела на краешек стула.

– Здравствуй, солнышко! – я приподнялся и поцеловал ее в раскрасневшуюся щечку, тем самым давая понять мужикам, что девушка пришла именно ко мне и к ней не нужно клеиться.

Затем направился к стойке бара за водкой, кофе и коньяком для Маши.

– Как твои ноги? – поинтересовалась она с озабоченным видом, когда я вернулся. – Вижу по походке, что еще неважно.

– Да нет, все нормально, уже почти не болят, – заверил я и спросил в свою очередь: – А ты, детка, почему без головного убора? На улице морозище, зачем форсить? Заболеть вздумала?

Маша кокетливо повела плечиком:

– Неужели тебе не все равно?

– Не все равно! – отрезал я серьезно. И это произвело на секретаршу определенное впечатление. Ее глаза в один миг покрыла пелена легкой грусти.

– Давно обо мне никто не волновался! – бросила она сдавленно и опустила голову.

Я отхлебнул из стакана водки и, облокотясь об стол, подпер кулаком подбородок.

– Сколько времени ты одна? Расскажи о себе.

Маша сидела, прямо, как школьница на экзамене, ее лицо выражало и смущение, и грусть.

– Что тебе рассказать? Что мне двадцать девять лет, ты, наверно, знаешь. В восемнадцать, на втором курсе педучилища, я выскочила замуж. И года не прожили – развод. Потом был второй муж. Серьезный, деловой, вроде тебя.

– Да уж, очень серьезный! – ухмыльнулся я кивком указывая Маше на нетронутую рюмку с коньяком.

Она взяла ее, приподняла, и, рассмотрев содержимое сквозь голубоватое стекло, выпила всю до остатка. Потом схватила чашку с кофе, отхлебнула, обожгла губы и поставила на место.

– А что это за второй муж? – поинтересовался я и взял обе руки секретарши в свои. – Хороший был человек?

– Толик?.. Я прожила с ним почти пять лет, – на ее бледном лобике появились и тотчас исчезли две складочки. – Ждала ребенка. Но случился выкидыш… И Толик ушел…

Глаза Маши – наивные, добрые и в эту минуту печальные – смотрели прямо в мои. Она ждала сочувствия.

– Так сразу взял да и ушел?

– Я так и не поняла его поступок, – вздохнула секретарша. – Забрал меня из больницы, привез на такси домой. Потом принес из магазина много разных продуктов. Посидел молча, покурил. Вдруг поднялся, начал одеваться. Говорю: ты куда? А он – ни слова, только взглянул как-то виновато. Так и ушел…

Недалеко от нас сидели две дамы из областной государственной газеты, в которой и я когда-то работал. Мне показалось, что они внимательно прислушиваются к нашему разговору.

– Давай уйдем отсюда в другое место, – шепнул я Маше и, допив водку, вышел из-за столика.

Мы спустились на первый этаж дома печати, в бар, куда журналисты обычно захаживают редко – он открыт и для посетителей с улицы.

Здесь тихо играла музыка, в воздухе витали винные пары и густой табачный дым. Свободным оказался лишь один из столиков, стоящий посередине зала. Барменша Юля, моя давняя знакомая, подошла сразу, как только мы с Машей уселись, хотя заказы в этом баре всегда принимаются у стойки.

– Добрый день! – приветливо улыбнулась она. – Что подать?

Я улыбнулся ей в ответ. Краем глаза заметил: Маша смотрела на Юлю с явным неодобрением.

– Здравствуй, красавица! Два кофе, пожалуйста! А еще коньяк даме, а мне – водку, и две плитки шоколада.

Юля ушла выполнять заказ, еще раз одарив меня белозубой улыбкой. А я повернулся к секретарше:

– Не ревнуй! Мы просто друзья.

– А я и не… С чего ты взял? – попыталась она возразить, но я перебил вопросом:

– Ты, конечно, сильно переживала, когда этот Толик ушел?

Маша тряхнула рыжими кудряшками.

– Переживала, естественно… Особенно на первых порах.

– Ну, и где он теперь? – я закурил и с наслаждением затянулся. Она неопределенно пожала плечами, собираясь с мыслями.

– Где-то в Запорожье… Купил себе квартиру на Правом берегу.

– Ты что, больше его не видела?

Маша не успела ответить – подошла Юля. Кофе, рюмка коньяка, полстакана водки и две плитки шоколада перекочевали с подноса на стол. Я взял одну шоколадку и протянул Юле:

– Это тебе, малышка!

– Мне? – девушка смутилась. Барменшей она работала не первый год, но к таким жестам не привыкла. Видать, не баловали ее посетители вниманием.

– Да, угощайся, пожалуйста!

– Но за что? – не понимала Юля.

– За твои очаровательные глазки! – я сунул плитку в кармашек ее передника. – И огромное спасибо за доброжелательность и хорошее обслуживание!

Растерянно улыбаясь, польщенная девушка удалилась. А мы с Машей возвратились к прерванному разговору.

– Так, значит, тебе больше не доводилось видеться с Толиком? – задал я вопрос, на котором мы остановились перед появлением барменши.

– Почему же? Мы встречались, – секретарша обхватила чашку ладошками. – Через год после ухода Толика, во время развода в загсе. К тому времени он уже жил с другой женщиной и она была беременна. Толик с ней приходил в загс.

Маша пригубила кофе, фыркнула. Когда ставила чашку на стол, немного расплескала. Разволновалась, значит… У меня сжалось сердце: бедная девочка, уже немало довелось пережить. Я пододвинул стул поближе и обнял ее за плечи. Она благодарно погладила мои пальцы.

– Потом появился Евгений, – голос секретарши вдруг сделался совершенно бесстрастным. Можно было подумать, что она рассказывает не о себе, а о ком-то постороннем. – Мы жили с ним в моей квартире. То есть не в моей… Это она теперь моя, а раньше принадлежала Толику, ему ее бабушка в наследство оставила. Я сначала не съезжала, все ждала, что Толик возвратится. А потом, после развода узнала, что он давно каким-то образом переоформил квартиру на меня, Ну, я и осталась. Да и Толик несколько раз звонил мне, уговаривал не бросать ее…

Я выпил и, закурив новую сигарету, без особого любопытства спросил:

– Значит, был еще и Евгений. Вы не регистрировали брак?

Маша засмеялась:

– Дурак он! Куда с таким расписываться? Мужику тридцать лет, а он фантики от конфет собирает! Представляешь, Женька за ними по всему бывшему Союзу разъезжал. Все деньги на это уходили. Просто кошмар какой-то! Через полгода мы расстались, как в море корабли.

– С тех пор ты одна? – не то спросил, не то подытожил я рассказ Маши.

– Да! – она хлопнула себя ладонью по колену. – Одна! Вот уже почти два года.

Мы допили кофе и спиртное, я подошел к Юле, расплатился.

На улице, целуя Машу, предложил:

– А что, если я приду сегодня к тебе в гости?

Она, наверно, этого ждала. Безо всяких колебаний и раздумий открыла сумочку, достала ключи от квартиры и протянула мне:

– Возьми! Езжай и жди меня дома. Я скоро буду. Что-нибудь придумаю, отпрошусь у шефа пораньше, – и назвала адрес.

Купив на базаре все, что посчитал нужным, я отправился разыскивать ее жилище. Ехать пришлось почти до плотины «Днепрогэса». Квартира Маши находилась на втором этаже в доме еще сталинской постройки. И оказалась довольно просторной и удобной. Две комнаты и коридор можно было сравнить по площади с четырехкомнатной квартирой в новых домах.

В апартаментах Маши царили идеальная чистота и порядок. В гостиной поразило количество горшков и горшочков с цветами. Ими были увиты все стены. Хватало зелени и на кухне.

Оглядевшись, я закатал рукава и принялся за стряпню. Решил приготовить куриный бульон, отбивные со свинины, картофель-пюре и довольно сложный салат по придуманному мной самим рецепту.

К трем часам все уже было готово.

Вскоре появилась и Маша. Тоже с полными сумками продуктов. Я ласково поцеловал ее в щечку и помог снять курточку.

– Замерзла, небось, милая?

– Немножко, – призналась она, посматривая на меня с некоторым смущением. Ее раскрасневшееся личико источало свежесть. – А ты как тут, хоть перекусил?

Я наклонился, расстегнул молнии у нее на сапогах, стянул их с ее изящных ножек. Маша блаженно улыбалась.

– Ты, конечно же, не додумался заглянуть в холодильник? – с легкой укоризной проронила она, направляясь в кухню. На пороге остановилась, повела носиком, несколько раз втянула в себя воздух. – А чем это так вкусно пахнет?

– Мой руки и садись за стол! – тоном заботливой хозяйки приказал я. – Буду тебя кормить.

Она еще с минуту постояла у порога кухни, наблюдая, как я проворно, словно заправский официант, раскладываю на столе тарелки, и, довольно хмыкнув, ушла в ванную.

Вернувшись и увидев приготовленный мной обед, с восторгом всплеснула своими маленькими ручками.

– Вот это да! Глядя на тебя, я никогда бы не подумала, что ты умеешь готовить, – с неподдельным удивлением произнесла Маша и, схватив ложку, начала пробовать все блюда одновременно.

Я засмеялся:

– Откровенно говоря, готовить – это, пожалуй, единственное, что я более-менее умею делать.

– Ну-ну, не прибедняйся! – секретарша отщипнула кусок отбивной и, сунув в рот, проглотила. – Ой, как вкусно! А мягенькие какие!

Я откупорил бутылку шампанского, налил ей. Себе, как обычно, плеснул водки. И мы принялись за обед.

Потом дружно перемыли посуду. И уселись в гостиной перебирать залежи фотографий. Их было просто невероятное количество.

На ночь я остался у Маши, перезвонив домой и соврав, что меня попросили побыть в Мишиной квартире до утра.

В постели Маша вела себя робко, но нежно. Стеснялась, когда я отбрасывал простыню, чтобы полюбоваться ее телом. И только потом, распаленная моими ласками, перешла к активным действиям, стала пылкой и начала проявлять инициативу. Поразило меня то, что она совершенно не умела целоваться: тыкалась губами в мои губы, будто телок в коровье вымя. Впрочем, мне это понравилось. В моем характере, видать, есть педагогическая жилка: обожаю обучать и передавать опыт.

Точно не знаю, кто первый из нас уснул, но подозреваю, что сон все-таки поборол меня первым. Ночью Маша ворочалась и тихо постанывала.

Утром мы долго не могли оторваться друг от друга. Завтраком пожертвовали без сожаления. Но вышло так, что и на умывание, Машин марафет и мое бритье времени тоже почти не осталось.

Мы мчались в такси, тесно прижавшись плечом к плечу и счастливо улыбались, будто люди, обретшие то, о чем мечтали всю жизнь.

Теперь у меня имелось пятеро постоянных женщин: жена и четыре любовницы. Это, как ни крути, уже был явный перебор. Мысленно я поклялся себе, что больше никого не заведу.

Недалеко от молодежного общежития умирающего завода «Омега», на первом этаже которого располагалась редакция нашей газеты, я крепко поцеловал Машу, и она побежала на работу первой. Я остался покурить – появляться одновременно, да еще с такими счастливыми лицами, – лишний повод для досужих разговоров коллег.

Полдня я пытался заработать деньги. На сей раз их требовалось больше, чем обычно. Как-никак приближался Новый год. Моим женщинам и детям я обязан преподнести подарки. В конце концов, мне удалось уговорить руководителя одной крупной агрофирмы отпустить по сходной цене пятьдесят тонн семян подсолнечника и семьдесят тонн пшеницы. Я сразу же позвонил Дмитрию Краско, и через час в агрофирму отправились грузовики.

А деньги мне привезли уже к концу рабочего дня – Краско, как всегда, не поскупился. И просил побыстрее договориться еще за одну партию зерна.

Вечером, кровь из носу, мне обязательно надо было проведать Ольгу. Из телефонного разговора с ней я узнал, что сегодня Олег работает во вторую смену.

Около девятнадцати часов я уже стоял у распахнутой двери Ольгиной квартиры. В обеих руках – пакеты с продуктами и гостинцами для малыша. Женщина встретила, меня с обидой на лице.

– Ты меня больше не любишь? – она капризно поджала губы и смотрела глазами, полными укора и тоски.

– Я люблю тебя больше своей жизни, моя девочка! – пылко заверил я, стараясь ее успокоить.

Погладил с нежностью ухоженные волосы, поцеловал лебяжью шейку, благоухающую дорогими духами, пощекотал языком за маленьким розовым ушком. Ольга заулыбалась и попросила:

– Тогда еще целуй!

Я мягко отстранил ее и указал пальцем на дверь соседней квартиры:

– Не здесь же!

Ольга буквально втянула меня в прихожую, ногой захлопнула дверь и радуясь, как малое дитя, повисла на моей шее.

– Подожди, подожди! – попробовал я остановить ее. – Сережка ведь может…

– Его нет дома! Я недавно отвела его к родителям, – губы Ольги настойчиво искали мои. – Целуй же, ну!

Я стал целовать эту горячую женщину, заражаясь, как вирусом, ее безудержной страстью. Я опустил пакеты с продуктами у порога и потянул запыхавшееся, трепетное создание, жаждущее ласк, в постель. Оно тут же оказалось на мне верхом и принялось вытворять такие штучки, кои не снились даже поднаторевшей проститутке. У меня от них голова пошла кругом.

– Что это сегодня с тобой, ласточка? – я задыхался в крепких объятиях Ольги, но был совершенно очарован ее диким азартом.

– Соскучилась! А когда я соскучилась – пощады не жди! – почти прорычала она, больно покусывая сосок на моей груди.

Я заерзал, стараясь увильнуть от свирепых зубок голодного звереныша с кругленькой румяной попкой.

– Ты что же, хочешь разгрызть сосок, как орех? – я сжимал эту попку, будто резиновый мяч.

Ольга не услышала моих слов и продолжала истязать мое бедное тело. Тогда я рывком сбросил ее и подмял под себя. Но она и не думала униматься. Змеей юркнула вниз и опять впилась в мою грудь, а руками крепко обхватила за спину. Применив силу, я все-таки придал Ольге нужное положение. Затем коленом раздвинул бедра… Но тут она вдруг захватила ртом все мое ухо и затеребила его, как щенок тряпку. Я взвизгнул от боли. Если дело так пойдет и дальше, то сегодня мне предстоит уйти отсюда инвалидом.

Короткая, но ожесточенная схватка изнурила нас обоих. Я откинулся на подушки, а Ольга, мокрая, со слипшимися на лбу прядями волос, поднялась с кровати, чтобы принести мне сигарету. Сигареты лежали в кармане куртки, куртка же валялась на полу в прихожей.

– Кури, Ванечка!

– Прикури мне сама!

– Не умею, солнышко!

Ольга снова уселась возле меня. Она жаждала ласк. Терлась о мою грудь и похотливо ухмылялась. Ее глаза заволакивала пелена истомы. Какая удивительная метаморфоза произошла с этой женщиной! Ведь еще совсем недавно она была скромницей, жутко стеснявшейся подержать в руках мужское достоинство.

– Я сейчас, котенок! Докурю и буду тебя целовать, – пообещал я, прикидывая, как бы подольше потянуть время – измятые шары внизу живота невыносимо ныли.

– Быстрее кури и целуй! Быстрее! – почти умоляла Ольга.

Я бросил окурок в пепельницу на тумбочке и начал целовать Ольге живот. Ей это особенно нравилось. Потом принялся за грудь. Передавать инициативу этой взбешенной кобылке мне было боязно.

Провозившись не меньше часа, мы – голые и потные – перешли на кухню. Ольга кормила меня ужином и все время целовала.

Когда, наконец, она заметила и подобрала пакеты с принесенной мной провизией, то сразу набросилась с упреками:

– Зачем ты все это притащил? У нас жратвы полный холодильник! Сколько тебя просить?

– Были деньги, вот и купил, – оправдывался я.

– Это очень похоже на плату проститутке! А я, – она ткнула тоненьким, наманикюренным пальчиком себе в пышную грудь, – не проститутка! Я с тобой потому, что люблю. И, кроме твоей любви, мне ничего от тебя не нужно! Ты понял?

– Успокойся, ради Бога! – махнул я рукой и привлек ее к себе, усадил на колени. – Мне просто захотелось порадовать тебя чем-нибудь вкусненьким.

Ольга обняла меня за шею и, вздохнув, улыбнулась. Ее гнев уже улетучился.

– Прости, Ванечка… Я просто тебя люблю, – нежно проворковала она и ласково заглянула мне в глаза. – Я так счастлива, что ты у меня есть.

Я благодарно припал к ее руке.